Текст книги "Флирт и ревность"

Автор книги: Джейн Донелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– А сколько бренди ты ей дала?

– Мне кажется, двойную порцию, а это было лучшее бренди Лэнгли. То, которым он отмечает самые удачные сделки. Знаешь, она все-таки принесла Эмили утиные яйца.

– Надеюсь, Лэнгли сочтет утиные яйца достойной ценой за свое первоклассное пойло, – заметил Барни. – Кстати, я пришел тебе сказать, что есть заказчики на твою тетку, похожую на скалу.

– Что? Кто-то хочет купить эту штуку?

– Так мне только что сказал Джосс Эннерман. Он сегодня приедет сюда, хочет с тобой поговорить. У него галерея, он выставляет там самых известных из ныне живущих художников.

Когда Барни назвал сумму, Сайан воскликнула:

– Нет! Этого не может быть!

– Ему и голова тоже понравилась, но она моя. Ты мне официально преподнесла ее в дар.

– Боже, какое везение! Я еще ничего своего не продавала, ну, кроме миниатюр, конечно.

Разумеется, это был просто подарок судьбы, но зато какой грандиозный!

– А что скажет на это Лэнгли? – спросила Сайан, уже с наслаждением предвкушая его удивление и удовольствие.

– Не думаю, что он расщедрится на обильные поздравления, – ответил Барни.

– Что ты имеешь в виду?

– Это искусство не в его вкусе. Я думаю, у него сложится впечатление, что тебе переплачивают.

– Ну, так оно наверняка и есть. Но вряд ли это повторится, так что дай мне хотя бы порадоваться этому.

Пожилые мужчина и женщина заглядывали в окошко, и похоже было, что они могли стать первыми сегодняшними покупателями. Сайан стала с надеждой следить за ними и улыбнулась, как только они вошли в дверь. И они сделали покупку. Сайан завернула в бумагу красиво вставленную в рамочку вышивку со словами «Дом там, где сердце» и подтвердила, что это прекрасный подарок на новоселье. Когда пара садилась в свою машину, Барни спросил:

– Они что, собираются повесить этот маленький шедевр кому-нибудь на стенку?

– А почему нет? Может быть, это банально, даже сентиментально, но, по-моему, все равно очень даже мило.

– Это очень по-викториански. Очень трогательно.

– Я для тебя тоже найду такую же вышивку – «Мой дом там, где я вешаю шляпу».

– Я не ношу шляп, – сказал Барни.

Ей очень хотелось, чтобы позвонил Лэнгли. Она хотела рассказать ему про продажу своей поделки, потому что была уверена, что ему это будет приятно. А сегодня вечером, после встречи с этим Джоссом Эннерманом, может быть, они с Лэнгли пойдут отпразднуют это где-нибудь. Тогда он сможет еще раз сделать ей предложение, и она скажет ему «да».

Между тем, находясь в праздничном настроении, она подумала, что неплохо было бы пририсовать еще несколько пятен коню-качалке. Она начала открывать банку с розовой краской, и Барни сказал:

– Да, пока не забыл – не продавай его.

Он говорил про коня, и Сайан поняла, что Барни хочет купить его для Натали.

– Прости, но он уже продан.

– А кто его купил? – Он уже, видимо, собирался позвонить новым владельцам и сказать, что все произошло по недоразумению и продавщица в салоне не знала, что конь уже продан другому человеку.

– Я, – ответила Сайан. Ей тоже хотелось иметь этого коня с самого начала, как только она его увидела, и теперь, когда фантастическая удача позволила ей прибавить денег к своим микроскопическим накоплениям, она могла себе это позволить. Она взмолилась: – Пожалуйста, ну пожалуйста, купи Натали что-нибудь другое.

Она обошла коня, дотронулась до широко расставленных глаз и раздутых ноздрей. Мастер, вырезавший морду коня, сделал ее красивой и гордой, и Сайан погладила его нежными, жадными пальцами.

– Я все время откладывала, не рисовала ему остальные пятна, потому что знала, что, как только Лэнгли выставит его на витрину, его сразу же купят, а теперь у меня будут деньги, и я могу его купить. Для Натали ведь он всего лишь прихоть, разве не так? А для меня он уже как старый друг.

Она вцепилась пальцами в длинную шелковистую черную гриву коня, как будто ожидала, что Барни тут же на месте отнимет его у нее и отправит в Лондон без дальнейших пререканий.

– Успокойся, – сказал Барни. – Он твой. Перестань ворчать, как собака на кость. Я нисколько не сомневаюсь, что мы подберем для Натали что-нибудь еще.

– Да, конечно, подберем, Лэнгли найдет тебе другую детскую качалку. – Как это ни абсурдно, но она почувствовала невероятное облегчение, и, стремясь как можно скорей унести свою добычу в укромное место, пока он не передумал, сказала: – А как только Лэнгли вернется, мы его отнесем ко мне, я дорисую ему пятна дома. У меня теперь будет с кем поговорить после полуночи.

Барни погладил его гладкую раскрашенную шею, которую искусный мастер украсил красивыми выпуклыми мышцами, и произнес:

– После полуночи у него, наверное, вырастают крылья. Так что ты сможешь летать над крышами домов.

– Принести тебе с неба звезду?

– Да, и это будет самое малое, что вы с ним можете сделать. – Он похлопал коня по холке. – Пойду скажу Джорджу, что скоро у него в доме появится лошадь.

Он оставил Сайан в радостном настроении, и она благосклонно принимала покупателей и телефонные звонки вплоть до обеда. Заходили еще двое посетителей, трое звонили по телефону, и она со всеми разговаривала очень мягко. Она была счастлива. Лэнгли признался, что любит ее, и просил ее руки. И хотя это была совершеннейшая мелочь по сравнению со всем остальным, покупка коня была самым большим подарком за всю ее жизнь. У нее никогда не было денег на легкомысленные траты, и она не была из тех девушек, как, например, Натали Вендер, которым покупают и дарят коней-качалок, орхидеи или кольца с изумрудами.

Она ждала, пока вернется Лэнгли, и, когда он вошел, кинулась ему навстречу. Уже почти подошло время обеденного перерыва, так что она закрыла дверь в магазин на защелку и спросила:

– Как все прошло?

Голос у него был не такой ликующий, как ее чувства.

– Да так, не слишком хорошо. Все было очень дорого.

– Ты что-нибудь купил?

– Кое-что из фарфора, но не то, на чем можно сделать состояние. Так, в общем пустая трата времени.

Она просунула руку ему под локоть:

– Кстати, о состояниях. Возможно, я смогу тебе кое-чем помочь. – Она засмеялась. – Со мной случилась ужасно странная вещь. Помнишь ту голову, которую я слепила?

Ему пришлось какое-то время подумать, прежде чем он вспомнил. Потом он сказал:

– Да, помню.

– Ну, потом я еще кое-что слепила, фигурку женщины, а Барни сказал, что он обожжет ее в печи для меня, а один его друг взял и купил ее. Джосс Эннерман.

Уголки рта у Лэнгли поползли вниз. Она назвала ему цену, и он сказал:

– Вот это да, очень хорошо, просто замечательно. Ты мне не говорила, что сделала еще одну фигуру.

– Да я и сама не придавала этому никакого значения. Я просто…

– Но Барни ты ее показала.

– Ну, просто потому, что он оказался поблизости. Он… – Но настроение уже было испорчено. Она просто хотела, чтобы Лэнгли вместе с ней посмеялся над этим, а вместо этого он опять принялся за все эти беспочвенные сцены ревности.

Он нетерпеливо перебил ее:

– Хорошо, итак, Барни продал твою поделку. Отлично, но только не думай, что сможешь рассчитывать на него и в дальнейшем, если ты намереваешься заняться ваянием в коммерческих целях.

Такого она от него не ожидала. Она резко сказала:

– Не буду, но с его стороны это было очень мило. Все-таки ему пришлось немного напрячься, и я ему за это благодарна.

– Ну естественно, – кивнул Лэнгли. – Почему же нет? Если Барни смог сплавить твою работу самому Джоссу Эннерману, то, считай, ты уже на полпути к успеху. – Он постоял мгновение, потом, видимо, передумал и вместо того, чтобы открыть дверь, направился в студию.

Сайан сначала не хотела идти за ним. Он не обрадовался ее новости, но что он от нее ожидал, ради всего святого? Что она откажется от денег, что ли? Пообещает впредь больше ничего не лепить без его разрешения и одобрения? Из-за того, что она так ждала его, чтобы поделиться своей новостью, теперь его реакция показалась ей тем более убийственной. Вся ее радость тут же испарилась. Когда Лэнгли позвал ее из студии, она все еще колебалась, стоя в салоне. Ей совершенно не хотелось, чтобы ее отчитывали, словно они с Барни участвовали в каком-то позорном тайном сговоре, намеренно не принимая в него Лэнгли.

Когда она все же вошла, Лэнгли сказал:

– Прости. Конечно, я очень рад за тебя, это очень хорошая новость. Но у меня был такой неприятный день, и, когда ты мне рассказала, – он улыбнулся с горькой иронией, – мне показалось, что опять началась старая история про белого бычка. Все, чего касается Барни, получается легко и быстро. Ты слепила фигурку из глины, Барни без труда продал ее, причем за такие деньги, которые я не выручил бы, даже если бы устроил здесь целую выставку.

Сайан быстро подошла к нему, готовая его утешить:

– Ну какая разница, кто ее продал?

– Вот что я тебе скажу. – Лэнгли положил руки ей на плечи и прижал к себе. – Это то, о чем я все время пытаюсь забыть, но тебе я хочу рассказать.

Она стояла не двигаясь. Она даже не поднимала голову, чтобы он не видел ее лица. Он хрипло сказал:

– Мой отец перед смертью тяжело болел, и, когда пришел его конец, мы знали об этом заранее. Сделать уже ничего было нельзя. Его срочно повезли в больницу, но он знал, что это конец. Я позвонил Барни и сказал, что отец умирает. Был вечер субботы. Отец дожил до утра воскресенья, и каждый раз, когда он приходил в сознание, он звал Барни. Он так и не перестал его звать. Барни приехал, но опоздал на пару часов. Он мог бы приехать на девять часов раньше, но отложил поездку до утра; он думал, что даже смерть будет его дожидаться.

В ту ночь Лэнгли, видимо, почти ненавидел своего брата. Теперь ненависти к нему не было, но обида осталась, он не простил ему этого.

Сайан осмелилась вымолвить:

– Может быть, он просто не осознавал, насколько отец был болен…

– Он все знал, – коротко сказал Лэнгли. – Я ему сказал. – Он прикрыл глаза ладонью. – Я рассказал тебе это сейчас только для того, чтобы ты поняла, что на Барни нельзя положиться ни в чем. Да, он щедрый, но до поры до времени, пока не произойдет ничего серьезного. А как только ты перейдешь черту, ответ будет один: нет.

– Я запомню, – сказала она и подумала, что нельзя представить себе смерти более ужасной, чем когда на смертном одре ты зовешь кого-то, кто был тебе дороже всего на свете, а он так и не приходит.

Глава 6

Эмили метнула на Лэнгли быстрый взгляд, когда они с Сайан вместе вошли на кухню, и с облегчением увидела, что их маленькая размолвка уже улажена. Хотя она вчера ночью не слышала, о чем шла речь, Эмили в десять минут первого ночи сидела в постели и слушала перебранку Лэнгли и Барни и так и не смогла после этого уснуть.

Она была уверена, что поругались они из-за Сайан. Сегодня утром Барни встал рано и ушел из дома еще до того, как Лэнгли спустился к завтраку, и Эмили у него спросила:

– О чем вы там вчера ночью спорили?

– Я заработался допоздна, а Лэнгли не доверяет мне после наступления темноты оставаться наедине с любой приличной девушкой.

Конечно, он имел в виду Сайан. Эмили в сердцах ответила ему:

– Да уж, не знаю, смогла бы я сама тебе доверять. Веди себя с ней прилично, она милая девушка, и твой брат очень хорошо к ней относится.

Она утешала себя тем, что у Сайан есть голова на плечах. Сайан знает, кто из братьев больше расположен жениться. Но за завтраком Лэнгли был в страшно подавленном настроении. Еще с детства у Барни была такая струнка в характере – ему очень нравилось издеваться над братом.

Ну что ж, если размолвка и намечалась, Сайан с Лэнгли ее благополучно преодолели; теперь они оба были явно в прежних теплых отношениях. Лэнгли помог Сайан отодвинуть стул, когда она садилась, она улыбнулась и поблагодарила его, и Эмили жизнерадостно воскликнула:

– Вас ждет кусочек вкусного бифштекса, ешьте как следует, вы ведь не завтракали. – Она подала Лэнгли его порцию, а себе и Сайан положила куриного рагу. – Какие хорошие утиные яйца прислала нам миссис Баркер, я подумала: не захочешь ли ты сделать с ними пирог?

Эмили очень нравилось, когда Сайан возилась на кухне, пекла пирог или делала торт. Ее это очень радовало, как мать, проверяющую хозяйственный потенциал будущей жены своего сына.

Сайан улыбнулась Лэнгли:

– Можно мне сегодня взять небольшой тайм-аут в магазине и испечь пирог?

– Конечно, – согласился он.

– Как мило, что миссис Баркер прислала нам яйца, – сказала Эмили. – Она все говорила мне на заседании нашего клуба, что Филлис и Гордон строят себе бунгало на территории фермы.

Ферма «Вудграндж» принадлежала отцу Филлис, а так как свадьба была расстроена, Сайан надеялась, что бунгало было пока еще на стадии планирования. Она сказала:

– Филлис и Гордон не женятся. Филлис сказала мне об этом сегодня утром. Собственно, она приходила к тебе, Лэнгли, потому что у нее было очень грустное настроение, а ты всегда был к ней таким чутким. – Она слегка дразнила его, хотя так оно и было – с Лэнгли всегда можно было быть уверенным, что он выслушает и посочувствует.

– Бедняжка, – проговорил он. – Она очень расстроена?

– Она переживет, – сказала Сайан и, когда Лэнгли посмотрел на нее с упреком, добавила: – Не то чтобы я была черствой, просто она все равно считала, что у них ничего не получится.

– Так вот почему она сама принесла эти утиные яйца! – воскликнула Эмили. – Надеюсь, она не будет начинать все по новой.

Эмили ясно выразила свою антипатию, и Лэнгли сказал с улыбкой, хотя и несколько натянутой:

– У вас обеих просто нет сердца.

– А у тебя зато оно слишком мягкое, – заявила Эмили. – Тебя любой может вокруг пальца обвести.

Что ж, это был очень симпатичный недостаток. Это лучше, чем быть жестоким и черствым. За такие недостатки Лэнгли вполне можно полюбить. Сайан сказала:

– Я рада, что ты так к этому относишься, потому что я предложила ей твое лучшее бренди. Когда она уходила, она чувствовала себя уже значительно лучше и, по-моему, была немного пьяна.

– Хорошо, – улыбнулся Лэнгли. – Кстати, тебе не кажется, что сегодня вечером нам следует отпраздновать продажу твоей глиняной скульптуры? Пойти куда-нибудь поужинать?

– Я бы очень этого хотела, но я обещала сначала повидаться с этим Эннерманом.

– К тебе приезжает сам Джосс Эннерман?

– Барни сказал, что он приедет поговорить со мной.

– Понятно! – Холодок снова появился в его голосе. – Ты не будешь возражать, если я поприсутствую при вашем разговоре? В конце концов, пока ты работаешь у меня в салоне, я хотел бы знать, что собираются предложить тебе Барни и Джосс Эннерман.

– Да, пожалуйста, – с жаром ответила Сайан. – Я же не просила его приезжать, пойми. Я вообще раньше о нем никогда не слышала.

– У него очень солидная репутация, – признал Лэнгли.

Возникло нервное наэлектризованное молчание, Эмили переводила взгляд с одного на другого, пока Сайан отчаянно пыталась придумать нейтральную тему для разговора.

– Могу я купить нашего коня-качалку? – спросила она. Лэнгли моргнул от неожиданности, ход его мыслей немедленно смешался, а она продолжала: – За те деньги, что я получу за свою фигурку, я ведь смогу его купить, правда?

– Да, конечно. Но почему? Он что, тебе нужен?

– Очень, – ответила она. Конечно, нужен, иначе она не стала бы его покупать.

– Я тебе его и так отдам, – пообещал Лэнгли. – Надо было раньше сказать.

Это было очень мило с его стороны, но она сказала:

– Не надо. Он стоит больших денег, и отдавать его мне даром совершенно ни к чему, и мне действительно хочется купить его у тебя; мне будет это приятно.

Лэнгли не мог позволить себе дарить ей такие дорогие вещи. Он пожал плечами:

– Как хочешь.

– Как ты думаешь, может, мы перенесем его ко мне в комнату, как только поедим?

– А почему такая спешка?

Она уже открыла было рот, чтобы рассказать ему, что Барни очень хотел купить его для Натали, но в голове у нее зазвенел тревожный звоночек. Он предупреждал: Лэнгли сегодня уже слышал про жесты доброй воли, которые Барни сделал в отношении Сайан. Она сказала:

– Ну знаешь, всякая женщина, которая купит что-нибудь в магазине, всегда хочет немедленно принести это домой. Я хочу посмотреть, как он будет смотреться на фоне темных дубовых балок.

– Какая ты забавная! – улыбнулся Лэнгли.

Они быстро поели и отнесли качалку – по всем меркам очень солидную вещь – в маленький грузовичок, чтобы потом перевезти ее к дверям лавки Джорджа и Фионы. Когда они подъехали к лавке, Сайан спрыгнула на землю и оглянулась на машину, которую они только что обогнали:

– Это Вайтингтоны, и они остановились у салона.

Чета Вайтингтонов была их постоянными клиентами. Они часто заходили в магазин, когда проезжали мимо деревни, и почти каждый раз что-нибудь покупали. Они были теми немногими избранными, которые могли звонить в звонок, когда на двери висела вывеска «ЗАКРЫТО», и им неизменно открывали. Сайан предложила:

– Давай вытащим коня из машины, Джордж или Фиона помогут мне дотащить его до моей комнаты, а ты можешь вернуться в магазин.

Они подняли и вытащили качалку из багажника, к неописуемой радости прохожих. Лэнгли осторожно развернулся около двери дома Макдейдов, потом доехал до салона и поставил машину рядом с машиной Вайтингтонов.

Лавка была еще закрыта на обеденный перерыв, поэтому Сайан нажала пальцем на звонок и не отпускала его, пока окна прямо над ее головой – это были окна кухни – не открылись и Фиона не высунула оттуда голову. Сайан крикнула ей:

– Ты не впустишь мою лошадь? Она не пролезает в боковую дверь!

Двери лавки открылись, и вышли Джордж с Фионой. Конь качался и представлял собой очень живописное зрелище. Солнце так и блестело на его заново покрашенных белых боках и ярко-розовых пятнах. Ветер слегка ворошил его гриву. Конь заполнил собой всю мостовую, очень узкую, и поэтому его надлежало убрать оттуда в самые короткие сроки. Они растворили дверь в магазин, насколько было возможно, и втроем внесли качалку внутрь.

– Только не говори мне, что вы притащили его из салона, – усмехнулась Фиона.

– Лэнгли довез его сюда в грузовичке, но мы увидели, что приехали Вайтингтоны, я велела ему бросить меня здесь и возвращаться в магазин. Вы понимаете, они в прошлый раз купили секретер.

– Ах да, боже мой, – сказала Фиона, которая понимала, что такое хороший покупатель и как важно вежливо его обслуживать.

Джордж закрыл за ними дверь и набросил щеколду. До открытия магазина оставалось еще десять минут, и они все уставились на коня с благоговейным трепетом. В том числе и Сайан, потому что здесь он казался гораздо больше, чем в их светлой просторной студии.

– По-моему, он размером с настоящую лошадь, или мне это только кажется? – спросил Джордж.

– Да, почти, – согласилась Фиона задыхаясь. Она была так же заворожена сейчас этим конем, как в свое время Сайан. – Но он красавец, правда?

– А разве Барни не сказал вам, что я его принесу? – спросила Сайан.

– Да, сказал, – ответил Джордж. – Но я ему не поверил. Я думал, он бредит.

– Так, – быстро заговорила Фиона, – нам нужно немедленно оттащить его наверх.

В комнату Сайан вели две лестницы: обе были узкие и витые, а лошадь, казалось, становилась все больше с каждой минутой.

– А вы понимаете, что у нас есть все шансы превратить коня в груду обломков? – спросил Джордж. – Мне кажется, он должен разбираться на части. – Он присел на корточки, стал рассматривать качалку со всех сторон, потом присвистнул. – Но черт меня побери, если я понимаю, где у него соединения!

– Не будем его разбирать, – сказала Фиона с таким суеверным ужасом, будто Джордж предложил разобрать на части живое существо, и он сказал:

– Хочешь верь, хочешь нет, но им не больно, если у них отвинчивают ножки.

– Ну, – проворчала Фиона. – Это только в случае крайней необходимости. Только как последнее средство, если он где-нибудь застрянет.

– Пойти позвать Барни? – предложила Сайан.

– У него только одна рука, – сказал Джордж. – Давай его сюда.

Барни работал, стуча по клавишам своей машинки, и, когда она сказала ему «Привет», он хмуро уставился на нее.

– Прости, что отвлекаю, – проговорила Сайан, – но у нас там конь-качалка, он уже в лавке, а нам надо поднять его наверх, пока не появились покупатели.

Барни продолжал хмуро смотреть на нее, но встал и пошел вслед за ней вниз по лестнице. К этому моменту Джордж с Фионой уже различными маневрами переместили коня на первую ступеньку. Джордж сказал с видом победителя:

– Я померил его в плечах, ты знаешь, он должен пройти. Я думаю, мы его протащим. Самое главное – чтобы он не застрял на повороте. – Джордж потирал руки, он уже начал входить в азарт.

– А может, снимем полозья качалки? – предложил Барни.

– Если ты это сделаешь, Фиона заявит на тебя в Общество защиты животных, – ответил Джордж.

– Не говори глупостей, – поджала губы Фиона. – Просто я подумала, что будет безумно жаль разбирать его по частям без крайней необходимости.

– Сколько хлопот я доставила, просто кошмар, – сказала Сайан. – Я не представляла, что он такой огромный и такой тяжелый. – Она робко посмотрела наверх, потому что коню предстоял еще длинный путь, и добавила: – Может, мне лучше отвезти его обратно в студию? Пусть лучше там стоит.

– Все у нас получится, – заявил Джордж с неподражаемой самоуверенностью. – Если мы не сможем протащить его по лестнице, то просто выставим оконную раму и поднимем его краном.

– Причем сделать это лучше после полуночи, – вставил Барни. – Тогда он просто влетит в окно.

Он усмехнулся Сайан, и она сказала:

– Нет, правда, он совершенно волшебный.

Фиона захихикала, а Джордж объявил:

– Операция «Подъем коня» начинается!

И она началась. Они обмотали коня веревками, и Барни, как мог, тянул его вверх, в то время как Джордж старался его приподнять, а обе девушки стояли рядом, подталкивали его, уговаривали коня и мужчин, выкрикивали предостережения и подбадривали. Они немного передохнули на площадке второго этажа, потом снова все вместе потащили лошадь наверх и наконец дотащили до последнего этажа.

Конь оказался очень послушным. Он нигде не застревал. На толщину волоса вписывался во все повороты и узкие места, и никто даже не стал его ругать, когда передняя часть качалки врезалась с размаху в стопку алюминиевых сковородок, и они разлетелись и со звоном рассыпались по всему полу. Последний рывок – и вот уже конь слегка покачивается на верхней площадке возле комнаты Сайан. Все встали вокруг него, немного взъерошенные, но гордые своим успехом.

– Знаете, – сказал Джордж, – мне даже понравилось. Давно уже я не поднимал лошадей по винтовой лестнице на третий этаж, давно. – Он хлопнул коня по задней ноге, и тот закачался быстрее. – Ах, хорошо. Славный коняга.

– Спасибо, – сказала Сайан. – Спасибо вам всем огромное.

Джордж с Фионой заторопились вниз по лестнице. Они уже на пять минут запаздывали с открытием лавки.

– Придется тебе остаться здесь жить навсегда, – говорила Фиона, спускаясь по лестнице. – Мы не сможем повторить этот подвиг и спустить лошадку вниз.

– Ну, давай, – сказал Барни. – Надо его перенести за порог.

Сайан открыла дверь и стала тянуть коня внутрь.

– Пришлось его срочно перенести сюда, я боялась, что ты передумаешь, если я не заберу его из салона, – сказала она. – Но теперь ты уже точно не сможешь его забрать. Теперь он дома.

– Дома, в тепле и безопасности, – сказал Барни. – И он смотрится неправдоподобно красиво на фоне этих жестяных подносов.

– Ну разве он не прелесть? Он просто чудо как хорош! Прости, что пришлось насильно оторвать тебя от работы, но дело было неотложное, больше такого не повторится.

– Хочется на это надеяться, – сказал Барни. Он повернулся и пошел в комнату Нелли.

– Кстати, а где будет встреча с мистером Эннерманом? – спросила Сайан.

– Здесь, часов в восемь.

И штора с шорохом закрылась за Барни. Она снова крикнула ему вслед: «Спасибо!» – и погладила коня еще раз, прежде чем бежать назад в салон.

Лэнгли уже успел продать Вайтингтонам французскую скамеечку для ног, кубок и два рубиновых стекла. К тому времени, когда Сайан вернулась, они уже ушли, и Лэнгли выглядывал ее в окошко.

– Ну как там? – спросил он. – Справилась? Все в порядке?

– Превосходно. Мне все помогали – Джордж, и Фиона, и Барни.

– Как? Барни? – Его первой автоматической реакцией была тревога. – Но Барни нельзя поднимать тяжести. Врач же сказал…

– Нас там было четверо, – сказала Сайан. – С ним все в порядке. Да, мистер Эннерман будет в лавке часам к восьми, если ты хочешь присутствовать при нашей встрече.

– Хочу. – В этом Лэнгли был Непреклонен.

Они сидели у Сайан с половины восьмого, неторопливо пили чай, ждали Эннермана, разговаривали об аукционе и обсуждали дела в салоне. Барни был по-прежнему в комнате Нелл. Порой они слышали стук его машинки, иногда – низкий тихий звук его голоса.

– Не могу понять, почему ему нужно работать непременно здесь, – сказал Лэнгли.

– Но он же здесь сидит не все время. Фиона говорит, что он довольно часто выходит.

– Домой он не приходит, – тихо сказал Лэнгли.

Он прислушался к голосу брата, стараясь расслышать слова, но разобрать ничего было невозможно; Сайан могла бы ему сразу это сказать. Занавеска была очень плотная, и говорящий был слишком далеко в глубине другой комнаты.

Глядя на Лэнгли, Сайан опять пожалела, уже в который раз, что вся эта история с соседними комнатами вообще началась. Она подумала о том, стоит ли ей идти встречать мистера Эннермана к двери. Она чувствовала, что Лэнгли будет неприятно любое проявление чрезмерного энтузиазма с ее стороны. Поэтому она оставалась на месте, сидя на диване, пока Барни сам наконец не открыл дверь и не вошел к ним в комнату. За ним следовал человек, который практически закрыл собой весь дверной проем, и только тогда Сайан поднялась и сказала:

– Добрый вечер.

Джосс Эннерман был ростом под два метра, непристойно толстый, с лицом разочарованного во всем херувима. Когда он улыбнулся, его утомленность жизнью отступила на задний план и херувим повеселел. Сайан сказала:

– Прошу садиться, – и он опустился в одно из плетеных кресел, которое тревожно скрипнуло под ним.

Лэнгли сидел в другом кресле, а Барни устроился в углу дивана. Сайан собиралась предложить чаю, с запозданием догадавшись, что надо было заготовить заранее что-нибудь покрепче, но Джосс Эннерман не стал терять времени на светские условности:

– Барни говорит, вы только недавно начали лепить. Чем вы занимались до этого?

В тоне его слышалось обвинение, словно она растратила впустую годы своей юности, и она даже рассмеялась бы в ответ, если бы он был чуть менее огромным и важным. Так что она только могла слабо вымолвить:

– Просто зарабатывала себе на жизнь.

Он отмахнулся от этого, как от совершенно несерьезной отговорки, затем провозгласил:

– Мне понравились ваши работы. – Он одобрительно кивнул. – В них есть какая-то мощь. Да-да, мне понравилось. – Он говорил так, словно награждал ее своей похвалой, как орденом за заслуги, и Сайан расчувствовалась и прониклась к нему огромной симпатией. – Больше вы пока ничего не сделали?

– Пока нет. Мне не хотелось никого беспокоить – их ведь надо еще обжигать в печи. Я ведь их лепила просто так, ради развлечения.

– Очень глупо. Вы теряете драгоценное время. – Видимо, он уже оставил всякую надежду как на нее, так и на весь род человеческий, и она сидела, пристыженная, в ожидании, что будет дальше. – Надеюсь, – печально произнес он, – в дальнейшем вы не станете совершать подобных глупостей.

– Больше не буду.

– Вы сообщите мне, как только закончите следующее произведение?

– Непременно.

– У нас за салоном есть печь для обжига глины, – сказал Лэнгли. – Сайан может ей пользоваться.

– Превосходно! – Эннерман развернулся всем телом к Лэнгли, как будто только сейчас его заметил, и сделал ему предложение, которое явно считал высшей степенью великодушия: – А не хотите ли вы сами продавать ее работы?

Сайан быстро вставила:

– Они не совсем подходят для нашего салона. Они будут там смотреться неуместно.

Лэнгли не нравились те фигурки, которые она лепила, и она не хотела обременять его ими. Инстинкт подсказывал ей, что их лучше вообще не показывать ему.

Он, похоже, был с этим согласен.

– Я уверен, – сказал он, – мистер Эннерман имеет более широкий доступ к потребителю, нежели мы. Так что не стесняйтесь, все в ваших руках.

– Только я вряд ли смогу производить достаточное количество, чтобы об этом вообще стоило так серьезно говорить, вам не кажется? – Сайан виновато улыбнулась Эннерману. – У меня ведь много и других дел, это скорее времяпрепровождение для досуга.

– Других дел? – спросил он. – Чем же вы так заняты?

– Я работаю в салоне.

– То есть вы работаете продавщицей.

– Да, – с вызовом сказала Сайан, – и мне очень нравится моя работа, я намерена работать там и дальше.

Она с ужасом подумала, что лучше бы Эннерман сидел спокойно, потому что каждый раз, произнося фразу, для большей убедительности он беспокойно ерзал в кресле, а ей меньше всего хотелось, чтобы кресло прямо сейчас под ним развалилось. Теперь он наклонился вперед и сказал с выражением:

– Мисс Роуэн, прежде всего вы должны расставить по местам свои приоритеты. Не могу сказать, что у вас задатки гения, но из того немногого, что я видел, я делаю вывод, что у вас есть достаточный талант, чтобы отдавать ваянию гораздо больше времени.

Он был специалистом. Его оценки звучали очень авторитетно, и сначала она ощутила искреннюю радость. Но тут она сразу подумала о Лэнгли, который был ее приоритетом номер один, а если она любит Лэнгли, значит, она будет работать в его магазине, поощрять его занятия живописью, печь ему пироги и печатать письма на машинке.

– Благодарю вас, мистер Эннерман, я дам вам знать, если у меня получится еще что-нибудь, что может вас заинтересовать. И еще раз спасибо, что продали мое изделие.

Барни поднялся:

– Хорошо, вот вроде бы и все. Пошли, Джосс, выпивка за мой счет.

Эннерман слегка поколебался, потом тоже встал, с видимым усилием вытащив свою тушу из кресла – так глубоко прогнулось под ним сиденье. Он посмотрел на коня-качалку.

– Впечатляет, – сказал он. – Как вы его сюда умудрились поднять?

– Это было нелегко, – вздохнул Барни, и Сайан засмеялась:

– Легче, чем я думала. – Она вместе с ними пошла к двери, продолжая смеяться. – До свидания, – сказала она.

– Спокойной ночи. – Джосс Эннерман сжал ее руку в неожиданно легком пожатии; ей казалось, что он сожмет ее так, что косточки хрустнут. – Спокойной ночи, – сказал он, обращаясь к Лэнгли, и снова взглянул на Сайан: – Запомните – расставьте приоритеты в порядке очередности.

Она весело сказала:

– Мне кажется, они у меня уже все расставлены.

– Хм-м, – сказал Эннерман и вслед за Барни начал спускаться по узкой винтовой лестнице, держась за перила и ступая с осторожностью.