Текст книги "Флирт и ревность"

Автор книги: Джейн Донелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Сайан посмотрела на него почти с ненавистью:

– Ты сам все это начал, еще примешал сюда Джосса Эннермана, но я могу все это прекратить в любой момент.

Она не хотела и не собиралась быть скульптором, она хотела просто быть с Лэнгли, вести спокойную жизнь, отдавая ему свою любовь и заботу. Она подошла к голове, которую ваяла, сняла с нее влажную тряпку, и за ее спиной Барни сказал:

– Давай, давай, разбей ее, только ты все равно потом слепишь другую, такую же.

Разбивать сейчас голову было детской выходкой. Она снова накрыла ее тряпкой и сказала:

– Если я обнаружу себя в одном из твоих сценариев, как бы ты меня ни изуродовал, я буду преследовать тебя по закону, я подам на тебя в суд.

– Я это запомню.

– И найди ключ от этих ящиков и запирай их, если хочешь, чтобы никто не узнал об их содержимом.

– Ключ у меня есть. – Он стоял и смотрел на нее прищуренными, внимательными глазами, и ей вдруг пришло в голову, что для него вся эта сцена прокручивается как возможный вариант очередного сценария. От этого у нее по спине поползли мурашки.

– Уходи отсюда, слышишь? – крикнула она.

– Ты знаешь, кто для тебя Лэнгли?

– Да. И мне не требуется твоего мнения.

– Он просто наследник и преемник тети Мэри. Твоя жизнь была так наполнена заботами о ней, что, когда она умерла, ты осталась с пустотой внутри, и в то время ты еще не знала, как и чем тебе ее заполнить.

Она сжала зубы с такой силой, что челюсти заныли.

– Ты никогда не была влюблена в Лэнгли, – сказал Барни. – Ты просто скучала по тете Мэри.

– Я люблю Лэнгли. – Если можно кричать про себя, то Сайан сейчас это делала. – Только не так, как ты можешь любить.

– А что ты знаешь о том, как я могу любить?

– А то, что мне рассказывал Лэнгли. И Натали.

– Давай начнем с Натали.

– Она сказала, что ты никогда ни в ком не нуждаешься настолько, чтобы умолять.

– Она опять права.

– Она-то наверняка. А вот ты нет. Ты все делаешь неправильно. – Он пожал плечами. Она сказала в настоящей ярости: – А за Лэнгли можешь не беспокоиться. И за меня тоже.

– Я за тебя нисколько не беспокоюсь. Для тебя завоевать мир – все равно что вскрыть устрицу.

Она должна все это прекратить. Препираться с Барни о Лэнгли было более чем недостойно, это было просто безумно.

– Мое терпение уже почти истощилось, – сказала она. – Почему бы тебе не уйти прямо сейчас?

Он вдруг усмехнулся:

– Теперь я могу уехать в любой день. Не забудь пригласить меня на свадьбу.

– А какие у меня гарантии, что ты не попытаешься ее расстроить?

– А какой мне в этом резон? Женится-то он все равно на Филлис.

После этого замечания Сайан уже не знала, плакать ей или смеяться. Как сказала Натали Вендер, Барни – прирожденный возмутитель спокойствия. Все, что угодно, лишь бы не монотонное течение жизни. Теперь-то уж Филлис точно придется уйти. Сайан знала, что на самом деле эта девочка не представляет собой настоящую соперницу, но чем дольше она останется в доме, тем тяжелее ей самой будет уходить. И если они не найдут ей замену – пусть пыль накапливается. Сайан сумеет приготовить еду, по вечерам будет убираться, а там – они дадут объявление и будут ждать.

Не то чтобы она предвкушала увольнение Филлис. Она сердилась на Барни за то, что он вообще взял ее на это место, и частично ее раздражение распространялось на Лэнгли, который мог бы пресечь это в самом начале. И это надо было сделать в то самое утро, когда Филлис впервые появилась в доме в новом качестве.

Сайан наблюдала за Филлис во время завтрака, стараясь беспристрастно оценивать ситуацию, и замечала, что девица все время крутится вокруг Лэнгли. Сегодня утром мигрень отпустила его, во всяком случае, он так сказал, но за завтраком Филлис не умолкая делилась своими познаниями насчет этой болезни. Видимо, приступы миссис Баркер серьезно подготовили ее по этой теме.

Лэнгли ни в коем случае не должен пропускать завтрака – убеждала его Филлис. Регулярное питание абсолютно Необходимо, особенно после сильного приступа мигрени, и, если не удается поесть вовремя, надо съесть кусочек сахара.

Филлис вытащила откуда-то кулек ячменного сахара и заранее упакованный обед, который Лэнгли должен был взять с собой. Сайан ничуть не удивилась бы, если бы у Филлис был заготовлен термос, набитый ледяными кубиками, чтобы прикладывать их к вискам при первых признаках боли.

Барни пил кофе и с веселой усмешкой следил за происходящим, что только раздувало возмущение Сайан. Она отлично знала, что Барни, окажись он на месте Лэнгли, не взял бы ничего из этого. Но Лэнгли нравилось, что о нем так пекутся. Видимо, это напоминало ему Эмили. Он с улыбкой взял все, что приготовила ему Филлис, и к тому времени, как они оказались наедине в студии, у Сайан уже совершенно созрело твердое, окончательное решение.

– Прежде чем мы разберем почту, – сказала она, – я хочу поговорить с тобой об одном деле. Я хочу, чтобы Филлис больше здесь не было.

– Вот как? – удивился он. – А я думал, что она очень хорошо справляется.

– Что-то уж слишком хорошо. Так хорошо, что ко мне даже заходила Натали, чтобы предупредить, что Филлис, как видно, из кожи вон лезет, желая оказаться здесь незаменимой. – Она взяла Лэнгли за руку. – Я не хочу, чтобы она стала незаменимой. Особенно для тебя.

Ему это было приятно. Раньше Сайан никогда не выказывала ни малейшей ревности, и он был очень польщен.

– Но тебе нечего бояться, – произнес он.

– Я не хочу оставлять ей ни малейшего шанса. – Сайан говорила тихим голосом. – Ты спросил меня вчера, не выйду ли я за тебя замуж. Могу я ответить тебе прямо сейчас?

Он знал, что она ответит. Он обнял ее и прижал к себе:

– О, Сайан, о, любовь моя, мне на самом деле никто не нужен, кроме тебя, совсем-совсем никто. – Он поцеловал ее в губы, и она приникла к нему.

– Мне бы тоже этого хотелось. Давай выгоним всех.

Она жалела, что они не могли так сделать на самом деле, но время шло, Лэнгли пора было ехать. В студию вошел Барни. Он начал было что-то говорить, но Лэнгли перебил его:

– Поздравь нас, мы только что обручились.

– Как, прямо сейчас? – Он мог бы изобразить и побольше удивления после того, что говорил вчера вечером. Вместо этого он говорил так, словно только того и ожидал. – Желаю вам обоим удачи.

Сайан улыбнулась:

– Думаешь, она нам понадобится?

– Очень может быть. – Барни протянул Лэнгли пакет. – Филлис передала. Ты забыл свой ячменный сахар.

– Тебе лучше отправляться, дорогой, – сказала Сайан. – Возвращайся поскорее. – Она поцеловала Лэнгли. – Я сама просмотрю почту, пока тебя не будет.

– Кстати, – сказал Лэнгли, – мне нужно купить тебе кольцо.

Сайан притворилась шокированной:

– Купить кольцо? У нас же здесь есть столько красивых вещичек! Я выберу себе самое толстое кольцо во всем магазине.

Конечно, они все были подержанные и в основном недорогие, но среди тех колечек и других украшений, что продавались у них в салоне, было несколько очень милых образцов викторианской эпохи.

После того как Лэнгли и Барни ушли, она какое-то время стояла и собиралась с духом, готовясь пойти на кухню и сказать обо всем Филлис. Перспектива оскорбить чувства девушки накладывала легкое облачко на ее счастье.

Филлис уже закончила мыть посуду и сидела за кухонным столом, составляя список покупок.

– Он забыл ячменный сахар, – сказала она, увидев Сайан.

– Он не успел уйти. Барни ему отдал.

– Хорошо! – Филлис просияла.

– Хочу тебе кое-что сообщить. Мы с Лэнгли только что обручились.

Карандаш Филлис вывел затейливую кривую на листке. Она уставилась на получившуюся линию, как будто ее рукой водило привидение.

– О, это замечательно! – сказала она.

– Спасибо.

Филлис заранее репетировала это. Она знала, что должна будет это сказать. «Надеюсь, что вы оба будете счастливы, о, я в этом вполне, вполне уверена». Она знала, что это случится, и была к этому готова. Она улыбнулась, но в глазах была мука. Ей казалось, что она прекрасно скрывает свои истинные чувства.

Сайан чувствовала себя очень несчастной. Какими бы словами она сейчас ни пыталась все изложить, для Филлис это был удар из ударов.

– Филлис, ты работаешь здесь не из-за денег, верно ведь? Ты делаешь это ради Лэнгли, так что не лучше ли будет, если ты перестанешь сюда ходить?

– О нет, пожалуйста, нет! – Губы Филлис задрожали, и голос сделался плаксивым. – Я не буду вам мешать, я никогда даже и не мечтала, что Лэнгли на меня обратит внимание, но я ведь вам помогаю, разве нет? Я же стараюсь делать все по дому. Я всегда знала, что вы с Лэнгли… – Она закусила губу. – Я… мне хотелось бы остаться здесь.

– У тебя нет здесь никакого будущего.

– Я знаю. Я ничего не жду. Я ничего не прошу.

– Перестань, ради бога, так унижаться. Не следует быть такой уж бескорыстной.

Филлис отвернула лицо:

– А что толку? Я ничего не получу, даже если попрошу.

– В таком случае, – твердо сказала Сайан, – тебе следует просить о том, что тебе могут дать, не правда ли?

– Гордона, например? Гордон говорит, что я хуже старухи. Он говорит, что своими заботами я довожу его до бешенства. – Она покрутила в пальцах карандаш, провертев дырочку в своем списке покупок, и глубоко вздохнула, и Сайан просто захотелось подойти и дать ей встряску. Филлис была прирожденной Терпеливой Гризельдой, а Сайан никогда не нравились такие Гризельды. Но к Филлис она относилась тепло, и потому ее раздражение повернулось против ее самой.

– О, оставайся, если хочешь, – сказала она, – но помни, что это всего лишь временная работа, не особенно привыкай к ней.

Сайан вернулась в салон и занялась почтой. В промежутке между обслуживанием покупателей и ответами на телефонные звонки она подошла к секции, где у них продавались кольца, и выбрала три колечка, которые ей нравились больше других. Она положила их на письменный стол, и тут прозвенел звонок. Это был Барни, и она метнулась в студию – инстинкт подсказал ей стряхнуть кольца в выдвижной ящик стола, чтобы он не увидел.

Но она этого не сделала. А с какой стати? Пошел он к черту! Потом, может, он направляется не к ней, а в дом. Но он зашел в студию.

– Чем могу быть полезна?

– Думаю, мало чем. – Он бросил взгляд на кольца. – Опалы приносят несчастье.

– Только не мне, я Весы.

– Это ты себе выбираешь?

– Сужаю поле поиска. – Одно из колец было сделано в виде трех маргариток, с дроблеными рубинами в окружении дробленых бриллиантов, и ей показалось, что оно нравится ей больше других. Потом еще было кольцо с опалами – три камушка в золоте, и еще кольцо с сердечком из мелкого речного жемчуга.

– А жемчуг к слезам, – сказал Барни. – Ты уже уволила Филлис?

– Нет, и не буду. Она знает ситуацию, я ей все сказала.

– Никаких сцен не было?

– Ничего для твоих записных книжек. Ты был бы разочарован – она приняла все очень спокойно.

– Ну естественно, как же еще, – сказал Барни. – Она знает свое место, эта маленькая Филлис. Она – атавизм викторианских времен. В ее глазах хозяин – господин – всегда прав, что бы ни делал. – Он взял колечко с жемчугом, надел ей на средний палец, держа ее руку так, словно она была манекеном в витрине, и критически осмотрел. – Мило, – произнес он.

– А мне не нравится, – ответила Сайан. Она резко стряхнула с пальца кольцо и взяла в руку два других. – А что, ты сегодня утром не работаешь? Я-то думала, что ты будешь теперь строчить как сумасшедший, чтобы нагнать то время, что ты пропустил, развлекая Натали.

Барни радостно усмехнулся:

– Пропустил? Да ты, вероятно, шутишь. Нет, сегодня я не работаю, я собирал вещи.

– Уезжаешь?

– Да. Я пошел сегодня в комнату Нелл и вдруг, ни с того ни с сего, прямо в середине дня, понял, что чувствую себя прекрасно, что у меня все прошло и я вполне здоров и могу возвращаться в свою естественную среду.

– А это не влияние Натали? Я хочу сказать – когда она была здесь в прошлый раз, ты так рвался вернуться.

– В прошлый раз, – сказал он, – я не мог. А теперь могу.

– Что ж, хорошо. Полагаю, ты знаешь, что делать. Ты ведь подождешь Лэнгли, чтобы попрощаться с ним, да?

– Я со всеми попрощаюсь, – заверил ее Барни.

– Правильно, – сказала она. – Иди попрощайся, а Филлис, я думаю, поможет тебе уложить вещи.

Томми Пул из фирмы «Пул и сыновья» подъехал к салону к двум часам, чтобы отвезти Барни в Лондон. Томми был очень рад. Он должен был остаться на ночь у Барни, а вернуться только утром. Плата выходила очень хорошая, а вечером он мог сходить куда-нибудь в Лондоне, так что он улыбался от уха до уха, как Чеширский кот.

Сайан сама позвонила Лэнгли, и тот пообещал вернуться как можно скорее.

– Что? Сегодня? – спросил он, когда Сайан сообщила ему, что Барни решил уехать.

– Я сама не знаю, почему такая спешка, – вероятнее всего, дело в Натали. Не знаю, почему он не мог отложить отъезд на завтра, но он так мне сказал.

– Да, в этом весь Барни, – сказал Лэнгли, смирившийся, хотя несколько огорченный. – Постарайся задержать его, пока я приеду. Я хотел бы с ним попрощаться. Кто знает, когда мы свидимся снова.

– Я продержу его, сколько смогу, даже если для этого мне понадобится выпустить воздух из шин автомобиля Томми Пула.

Если бы не Сайан, Барни давно бы уже уехал, написав Лэнгли записку.

– Нет, ты не уедешь, – сказала ему Сайан. – Мало того, что ты беззастенчиво используешь Лэнгли, – ты еще норовишь уехать, не попрощавшись с ним. Это тебе не гостиница. Ты не можешь просто выселиться из комнаты и оставить ключ на стойке портье. Ты дождешься, пока он приедет.

Барни ждал, но это было справедливо. Когда приехал Лэнгли, все вещи уже лежали в машине, а Томми с Барни были в салоне и смотрели на дорогу через большие стекла витрины. Когда Лэнгли подъехал к магазину, они вышли ему навстречу.

Они с Барни встретились на тротуаре.

– Внезапное решение, не правда ли? – произнес Лэнгли. Затем он поправился: – А впрочем, внезапным оно стало для меня, а для тебя, видимо, нет. Ты уверен, что вполне здоров? Что тебе это не повредит?

– Совершенно уверен, – сказал Барни. Он положил руку на плечо Лэнгли. – Береги себя.

– Ты тоже, – ответил Лэнгли. – Когда мы тебя снова увидим?

Барни слегка пожал плечами:

– Ты же знаешь сам.

Лэнгли знал.

– Ты приедешь на свадьбу? – спросил он.

Сайан стояла с ним рядом.

– Возможно, – сказал Барни. – А когда она состоится?

Лэнгли повернулся к Сайан. Барни стоял в ожидании, глядя на нее.

– Я… не знаю, – произнесла она. – Мы еще не назначали дату.

– Так назначьте сейчас, – сказал Барни. – Через месяц? Через два?

Лэнгли снова посмотрел на Сайан. Она сказала резким, визгливым голосом:

– Мы не можем вот так просто взять и назначить день свадьбы.

– А почему нет? – спросил Барни. – Вы можете назначить ее уже на следующую неделю – все приглашения успеют дойти. К чему ждать?

Лэнгли улыбнулся:

– Перестань ее дразнить. Но ты прав, к чему нам ждать? Мы могли бы назначить день прямо сейчас.

– Вот когда мы назначим, тогда тебе и сообщим, – проговорила Сайан, глядя на Барни с неприязнью. – Ты, может быть, сочтешь это старомодным, но хотелось бы некоторой деликатности, хотя бы в том, что касается свадебных планов. Это тебе не купил-продал.

– Тут таится какая-то хитрость, – сказал Барни. Он еще раз попрощался, залез в машину на сиденье рядом с Томми Пулом и по дороге помахал рукой деревне.

Лэнгли и Сайан смотрели, как машина исчезает из виду на главной улице.

– Не знаю, стоило ли ему вообще сюда приезжать, – сказал Лэнгли.

Сайан подумала – нет, не надо было ему здесь появляться. Он слишком многое понимает, слишком многое повидал… «Ты не хочешь выходить замуж за Лэнгли…» «Я выйду за тебя», – сказала она сегодня Лэнгли, но это были всего лишь слова. А назначить дату, после чего ее обещание станет уже необратимым, было намного, намного выше ее сил.

Глава 9

Дорога была очень длинной. Она шла через деревню и дальше, за город, где дома и мостовые уступали место траве и деревьям. Они смотрели до тех пор, пока машина не повернула вдали за поворот, и Лэнгли стоял еще несколько минут уже после того, как Сайан ушла назад в салон.

Когда он вслед за ней зашел внутрь, она спросила:

– Как прошел аукцион? Многое упустил из-за того, что пришлось все бросить и ехать сюда?

– Кое-что купил. – Он взял ее за руку. – Ты успела подобрать себе колечко?

– Я была очень занята все утро. – Она отдернула руку. – Я продала поднос, вешалку и загородку для камина. Потом еще заходили люди, которые собирают фигурки курильщиков. Они обещали вернуться в пятницу и сказать, какие у них уже есть, а какие они хотят попросить тебя подыскать для них. А еще было много звонков.

Сайан записала все звонки, как она всегда делала, когда Лэнгли не было, и, пока в студии он читал ее записи, она положила кольца на место. Она чувствовала, что голова ее слегка кружится от паники. Ей захотелось остаться одной, заползти в какое-нибудь безопасное место, чтобы как следует все обдумать. Мысли и эмоции смешались у нее внутри и кружились так, что она почувствовала почти физическую дурноту. Она была совершенно разбита, и слава богу, что уже близилось время закрывать магазин.

Это был день, когда была очередь Филлис навещать Эмили.

Когда она вернулась, Лэнгли и Сайан вместе были в торговом зале. Девушка подошла прямо к Лэнгли и сказала ему отрепетированную фразу:

– Надеюсь, что вы оба будете очень счастливы, я в этом совершенно уверена.

– Спасибо тебе, – сказал Лэнгли.

Он нежно улыбнулся, глядя на Филлис, и Сайан спросила:

– Как там Эмили?

Филлис рассказала им все, что узнала. Эмили уже вставала. Она, конечно, пока не может ходить, но уже стоит. Филлис показалось, что Сайан бледна. Она сказала:

– Эмили дала мне свой особый рецепт вареных почек, я подумала, может быть, приготовить их сегодня к ужину. Ты ведь останешься к ужину, не правда ли?

– Нет, – сказала Сайан. – Нет, спасибо.

Лэнгли ей только что говорил, что нужно отпраздновать их помолвку в «Ройял». Сайан стала судорожно импровизировать:

– Я уже пообещала Фионе, что проведу с ней весь вечер. Джордж сегодня уходит, а она не любит оставаться одна – почему-то очень нервничает.

– Что ты говоришь? – Лэнгли очень удивился, услышав это. Фиона тоже очень удивится. И Джордж, который не планировал идти дальше собственной гостиной. Но Сайан нужно было провести вечер одной. Ей необходимо было время на размышления.

Она ушла в половине шестого, когда аромат вареных почек начал просачиваться в салон. Она прошла через лавку на первом этаже, где Джордж продавал в это время зубную пасту, и он крикнул ей вслед:

– Барни уехал, все нормально?

– На скорости несколько узлов, – сказала она ему. Она даже не оглянулась и быстро прошла к себе в комнату.

Как она все запутала. По собственной вине она оказалась в невозможной неразберихе. Как она теперь скажет Лэнгли, что не может выйти за него замуж, когда она только сегодня утром приняла его предложение? «Да, у меня бывает, что я меняю решения. Сначала я сказала: «Подожди», потом я сказала: «Да», а теперь говорю: «Нет, спасибо». Ты ведь не захочешь жениться на такой идиотке?»

«Почему?» – спросил бы он. Вполне естественный вопрос! Если бы только она могла предоставить ему хоть сколько-нибудь разумный, внятный ответ.

Она походила по комнате. Это ей никак не помогло обратить свои чувства в слова, но она так нервничала, что не могла сидеть на месте. Когда Фиона открыла дверь, Сайан крутилась по комнате как вихрь, и Фиона встревоженно спросила:

– У тебя все в порядке? Мне показалось, у тебя какой-то озабоченный вид.

– Озабоченный? – простонала Сайан. – Я теряю рассудок!

Фиона вошла в комнату:

– Из-за чего?

– Из-за Лэнгли. Мы сегодня с ним обручились. Фиона ждала продолжения.

– Сегодня утром. Но я не могу за него выйти. Не могу, и все. Ты могла бы спросить, как же так, если в девять часов я этого хотела и все казалось мне кристально ясным, а в шесть часов вечера уже все по-другому.

Фиона присела на диван и серьезно посмотрела на Сайан:

– А что случилось?

– Он попросил меня назначить дату свадьбы, и я наконец поняла, что мне предстоит – всю жизнь заботиться о Лэнгли.

– А это так плохо?

– Вчера вечером Барни сказал мне, что я так привыкла о ком-нибудь заботиться, что я просто не знаю, чем еще можно себя занять. Я страшно рассердилась на него, я была уверена, что он несет полнейшую чушь. Но это была не чушь. – Она посмотрела на задернутую шторой арку, ведущую в комнату Нелл, как будто там сейчас стоял Барни и она не могла простить ему его триумфа.

– Так ты не любишь Лэнгли? – негромко спросила Фиона.

– Нет. – Слово было плоским и скучным и сказано было безо всяких сомнений. – Когда я впервые его увидела и он так во мне нуждался, я подумала, что это и есть любовь. Это казалось таким правильным, мне казалось, что это как раз то, чего мне всегда хотелось в жизни, – быть все время с Лэнгли и облегчить ему, насколько я смогу, жизнь.

– А теперь? – спросила Фиона.

– А теперь, – сказала Сайан, – мне хочется бежать.

Они помолчали.

– А что ты скажешь Лэнгли? – спросила Фиона. – Он наверняка примет это близко к сердцу. Он очень чувствительный, это может серьезно его обидеть.

Фиона была романтиком, в ней было всегда столько сочувствия, что это мешало жить спокойно. До сих пор она была очень довольна тем, как складываются отношения у Сайан с Лэнгли. Она надеялась, что они смогут быть хорошими друзьями и добрыми соседями в предстоящие годы.

Но она в то же время была достаточно проницательна, чтобы заметить большие перемены, которые произошли с Сайан в эти последние несколько недель. Первым сюрпризом стало ее ваяние из глины, обнаружившее в ней силу, о которой до этого Фиона не подозревала. Сайан переменилась с тех пор, как приехал Барни Холлиз, она превратилась в живую, мощную, честолюбивую личность, и было очевидно, что ей следует требовать от жизни гораздо большего.

Но теперь Барни уехал, и Фиона искренне надеялась, что Сайан не ждет его назад, потому что он не приедет. Лэнгли был здесь и всегда будет здесь.

– Бедный Лэнгли, – произнесла она. – Он так тебя любит.

– Надеюсь, Филлис приготовила вареные почки точно так, как сказала ей Эмили и как любит Лэнгли. Все дело в том, чтобы правильно взбить горчичный соус, – сказала Сайан истерическим тоном. Фиона мигнула, а Сайан продолжала: – А ты знаешь, что еще сказал Барни? Что Филлис будет для Лэнгли идеальной женой. – Она подошла к своей модели. – А я ни для кого не стану хорошей женой, кроме разве что этого монстрика, и вообще я могу вскрыть весь мир, как устрицу.

– Барни, похоже, много тут успел наговорить, прежде чем собрал вещички и смотался, – резко сказала Фиона.

– Хм-м, одно предсказание тянет за собой другое. Совсем неплохо. У него, может, есть дар предвидения, кто его знает.

– А может, у него просто дар создавать разные неприятности.

– Да, я бы сказала, что это более вероятно.

– Пойду принесу чаю, – сказала Фиона.

Когда она вошла на кухню, Джордж жарил рыбные палочки, чайник закипал на плите.

– Сайан решила, что никак не может выйти замуж за Лэнгли, – сообщила ему Фиона.

Джордж ловко перевернул рыбные палочки на сковороде.

– Бедный Лэнгли очень огорчится из-за этого.

– А он разве еще не знает?

– Нет, – сказала Фиона. – Она пытается решить, как объявить ему это.

Джордж усмехнулся. Его порыв сострадания был намного слабее, чем у Фионы, и больше разбавлен цинизмом.

– Лучше ей сообщить об этом помягче, – сказал Джордж. – А то придется нянчиться с ним из-за нервного срыва.

Фиона отнесла наверх чашку чаю и застала Сайан с закатанными рукавами, с перепачканными глиной руками. Фиона встала рядом с ней, глядя на Джосса Эннермана.

– Очень хорошо, – сказала Фиона.

– Спасибо. Я подумала, что позвоню ему и скажу, что она уже закончена. К завтрашнему дню я ее закончу.

Фиона поставила чашку и сказала:

– Ты можешь сделать себе имя.

Сайан наморщила нос.

– Смотри, – сказала она. – А то следующей будет вылеплена твоя голова, а они все у меня выходят на редкость уродливыми.

Голова Барни была еще уродливее, чем эта, но то была просто карикатура, состряпанная всего за несколько часов. В этой же голове она попыталась ухватить и воссоздать нечто от духа этого человека, и ей казалось, что в какой-то степени ей это удалось. Она подумала – интересно, а Барни забрал с собой ту страшную голову, свой портрет, или нет? Теперь он уже, наверное, дома, все его чемоданы разобраны, машинка и магнитофон заняли свои места.

Ей хотелось знать, позвонил ли он сразу же Натали, чтобы сказать, что он уже приехал, или хотел явиться к ней собственной персоной. Натали, уж наверное, будет довольна сверх меры.

Сайан продолжала работать. Ей не хватало звука пишущей машинки из соседней комнаты и еле слышного бормотания вслух. Даже когда Барни здесь не было или когда они едва здоровались, у нее было чувство дружеского присутствия. Теперь там было совсем тихо.

Она работала не переставая, пока не раздался стук в дверь. Она крикнула:

– Войдите!

Это был Лэнгли, озадаченный и возмущенный.

– Мне показалось, ты говорила, что Джордж собирался куда-то уходить.

– Да, говорила, – спокойно ответила Сайан. – А он не собирался. Я хотела побыть одна. Мне было легче соврать, чем объяснить.

– Тебе легче было солгать мне? – переспросил Лэнгли, и она вспыхнула:

– Прости, но это так.

– А почему тебе хотелось побыть одной?

Откладывать дальше было невозможно, ей нужно было сказать ему все сейчас:

– Сегодня утром я совершила ошибку. Мы с тобой не сможем составить хорошую семейную пару. Мы с тобой вообще не можем составить пары, никакой.

Он дернулся, как будто она его ударила, и сжал губы:

– Сможем. Мы поженимся.

– Пожалуйста, выслушай меня. Прости, я дурачила саму себя. И тебя, наверное, тоже. Но я не та женщина, которая тебе нужна, Лэнгли. Я слишком эгоистична. Мне нужно очень многое.

– Что именно?

– Я… ну, я даже не знаю, как это сказать. Я просто совершенно уверена, что у нас с тобой ничего не получится.

– Дело в Барни?

– Нет.

– Потому что если это так, то можешь о нем забыть. В следующий раз, когда ты увидишь Барни, он, скорее всего, не вспомнит, как тебя зовут.

Он вспомнит. Он же все записывает, разве не так? У него целые папки, в них все имена и прочее. Она крепко закусила губу:

– Это не имеет к Барни никакого отношения. – Она вытерла глину с рук.

– Приходится брать от жизни то, что она тебе предлагает, – сказал Лэнгли. – Приходится постоянно идти на компромисс, стараться максимально использовать то, чем владеешь.

– Может быть, для тебя это так. – Она посмотрела на свои руки. – А может быть, лучшее, что у меня есть, – это талант скульптора.

Он подошел к изваянию.

Она знала, что он сделает. Она смотрела, как он поднимает глиняную голову и бросает об пол, и подумала, что он имеет право на эту маленькую месть. Сайан закрыла глаза, и ей показалось, что разбилась ее собственная плоть.

Лэнгли не обернулся. Он стоял и смотрел вниз на то, что он сделал. Затем он хрипло сказал:

– Я люблю тебя, Сайан. Я боготворю землю, по которой ты ступаешь, я мог бы умереть за тебя.

– Пожалуйста, не надо!

– Прости. – Он указал рукой на обломки на полу. – Не надо было этого делать. Но я люблю тебя и не могу без тебя жить, и ты станешь моей женой. – Он попытался встать перед ней на колени, она уже не могла этого выдержать.

– Нет, нет… – взмолилась она.

– Сайан, я тебя обожаю.

Она заткнула уши, и, когда Джордж открыл дверь, на минуту она ослепла, оглохла и онемела, пока Лэнгли не выпустил ее.

– Играете в шарады? – бодро спросил Джордж.

Лэнгли выбежал из комнаты. Джорджу пришлось отступить на шаг, пропуская его.

– Осторожнее по ступенькам! – крикнул Джордж ему вслед.

Сайан судорожно вздохнула, чтобы перевести дыхание, и положила руки на голову, пытаясь унять дрожь во всем теле.

– Вот именно, – сказала она. – Шарады! Догадайся, что за слово.

Джордж усмехнулся своей демонической ухмылкой:

– Я вижу, Лэнгли не может принять «нет» в качестве ответа.

– Правильно, угадал.

Брови Джорджа поползли вверх, когда он увидел разбитую скульптуру:

– Да, Фиона говорила, что твои работы не вызывают в нем особенного энтузиазма. На твоем месте я пошел бы и измазал смолой ту картину, которую он пишет уже год.

Она неуверенно улыбнулась:

– Я так рада, что ты зашел. Ситуация просто начала выходить из-под контроля. Ты думал, он все здесь перевернет вверх дном? Ты поступил очень мужественно, что пришел сюда.

– Да нет, – сказал Джордж. – Я не вышибала. Я прихожу со словами увещевания, всегда готовый дать добрый совет.

– Давай-ка послушаем.

Он начал складывать обломки скульптуры в неровную кучу.

– Не позволяй Лэнгли шантажом заставить тебя выйти за него. Он попытается это сделать. Эмоциональный шантаж – его вторая натура.

– А мне казалось, что Лэнгли тебе нравится.

– Нравится. Очень нравится. Просто я знаю его лучше, чем большинство людей. Он хороший парень, но какой-то беспомощный и ничего не может с этим поделать. Некоторые женщины находят это очень привлекательным, как, например, наша маленькая Филлис Баркер. А ты, видимо, нет, разве ты сама это не понимаешь? И Лэнгли будет висеть тяжелым грузом на твоих плечах всю жизнь.

Он закончил собирать в кучку обломки скульптуры, потом встал и посмотрел на Сайан, но уже без улыбки:

– Я-то уж знаю этих братьев Холлиз, мы вместе росли. Большинство народу в округе считает, что из них двоих именно Лэнгли изнурительно работает, но на самом деле это не так. Лэнгли продолжал возиться с салоном, потому что у него просто не хватало пороху оставить его и заняться чем-нибудь другим. Если бы Барни не был совладельцем, салон давно бы уже вылетел в трубу. Барни вложил туда такую кучу денег, что это даже сравнить нельзя с теми жалкими грошами, которые он получает в качестве прибыли. Лэнгли неспроста устроил тут такую сцену, чтобы ты вышла за него. Он мог тебя убедить и поверить сам, что ты нужна ему и что нужна ему только ты. Но это не так. Да, ему нужна поддержка, потому что у него нет своей силы. Но было бы обидно, если бы этой поддержкой оказалась ты, если с этим так же прекрасно может справиться Филлис Баркер.

Сайан понимала, что должна была бы сейчас все это горячо отрицать, но Джордж никогда ничего не перевирал и не преувеличивал, разве что когда шутил, но сейчас он был серьезен. Она сказала в отчаянной попытке защитить Лэнгли:

– Он так глубоко все переживает. Когда Эмили…

– Когда Эмили упала со стула, – сказал Джордж, – Лэнгли чуть не слег от горя. Но проверь, кто оплатил отдельную палату, кто платит медицинскому персоналу Эмили, за операцию, за все остальное, что ей было нужно. У Лэнгли всегда слова громче, чем дела. И когда старый мистер Холлиз умирал, он звал именно Барни.

– А Барни так и не приехал, пока он не умер.

– Да. – Он был немного удивлен, что она об этом знала. – Потому что в ту ночь был такой туман, что на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Он добирался сюда из Лондона двенадцать часов!