Текст книги "Война Калибана"

Автор книги: Джеймс С. А. Кори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

Глава 40
Пракс

Перегрузка вмяла его в амортизатор. Шли всего на четырех g, но ему даже при одном полном требовался лекарственный коктейль. Прежняя жизнь сделала его дохляком. Пракс, конечно, сознавал влияние слабого тяготения, но больше в отношении ксилемы и флоэмы. [32]32
  Флоэмы– проводящие ткани растений: грубо говоря, древесина и луб.


[Закрыть]Он принимал обычный лекарственный коктейль, поощрявший рост костных тканей при низкой гравитации. Он упражнялся, как предписывали руководства. Обычно. Но в глубине души он всегда считал это глупостью. Он ботаник, он проживет и умрет в знакомых тоннелях, при удобной низкой гравитации – менее одной пятой земной. Зачем бы ему отправляться на Землю? И тем более он не видел причин терпеть перегрузки. Однако сейчас он лежал в геле, словно на океанском дне, взгляд у него мутился, и за каждый вздох приходилось бороться. Неловко вывернув колено, он завопил бы, если бы хватило воздуха.

Другим, наверное, легче. Они к такому привыкли. Они знают, что переживут. А подсознание Пракса вовсе не было в этом уверено. В бедро вонзились иголки: ему впрыскивали новую дозу гормонов и паралитиков. [33]33
  Здесь – лекарственное средство, временно парализующее мышцы.


[Закрыть]От кончика иглы расходился ледяной холод, его охватила невероятная смесь ужаса и спокойствия. Хрупкое равновесие: стенки сосудов должны быть достаточно эластичными, чтобы не лопнуть, и достаточно прочными, чтобы не смяться. Сознание ускользнуло от Пракса, оставив взамен нечто отстраненное и расчетливое. Кажется, мозг, по-прежнему функционируя, перестал сознавать себя. То, что прежде было его разумом, и теперь знало все, что знал Пракс, помнило все, что он помнил, но уже стало чем-то другим.

В таком напряженном состоянии сознания он взялся за инвентаризацию. Можно ли ему умереть прямо сейчас? Хочет ли он жить и если да, то на каких условиях? Он рассматривал потерю дочери. Потеря приобрела нежно-розовый цвет разбитой морской раковины, а прежде была темно-красной, как засохшая кровь. Красной, как еще не отсохшая пуповина. Он вспомнил Мэй. Как она выглядела. Как радостно смеялась. Она уже не такая. Если жива. А она, возможно, умерла.

Его изуродованный перегрузкой разум улыбнулся. Конечно, губы не отозвались на это движение. Он ошибся. Ошибался с самого начала. Ошибался, когда часами внушал себе, что Мэй умерла. Он-то думал, что закаляет душу, готовит себя к худшему. И был не прав. Он твердил себе об этом, пытался в это поверить, потому что такая мысль давала утешение.

Если она умерла – ее не мучают. Если она умерла – ей не страшно. Если она умерла, то больно только ему, ему одному, а Мэй ничего не грозит. Пракс без удовольствия и без горечи отметил у себя патологическое состояние сознания. Но у него отобрали всю прежнюю жизнь вместе с дочерью, его чуть не уморил голодом каскадный эффект, добивавший Ганимед, в него стреляли, он столкнулся лицом к лицу с нечеловеческой машиной убийства, его ославили на всю Солнечную систему как домашнего насильника и педофила. Все это – не причина сохранять рассудок трезвым. Да и не поможет ему здравомыслие.

В довершение всего страшно болело колено.

Где-то далеко-далеко, там, где еще существовали свет и воздух, что-то трижды прогудело, и гора свалилась с его груди. Приходить в себя было все равно что всплывать со дна.

– Эй, вы, – заговорил по системе общей связи Алекс, – будем считать это обедом. Даю пару минут, чтобы отлепить кишки от хребтов, и встречаемся на камбузе. У вас всего пятьдесят минут, не теряйте времени даром.

Пракс глубоко вздохнул, выдохнул сквозь зубы и сел. Все тело словно избили до синяков. Ручной терминал уверял его, что тяга – всего треть g,но по ощущениям было и больше, и меньше. Когда он перекинул ноги через край койки, колено влажно хрустнуло. Пракс стукнул пальцем по терминалу.

– Не уверен, что удержусь на ногах, – сказал он. – Что-то с коленом.

– Держись, док, – ответил ему голос Амоса. – Зайду гляну. Я здесь больше всего похож на медика, если не считать медицинского отсека.

– Главное – не припаяй ему чего лишнего, – посоветовал Холден.

Динамик умолк. Чтобы скоротать ожидание, Пракс принялся читать входящие. Длинный список не умещался на экране, но так со дня той передачи. А вот темы сообщений изменились.

«Насильники над детьми заслуживают мучительной смерти».

«Не слушайте ненавидящих вас».

«Я вам верю».

«Мой отец тоже делал это со мной».

«Обратись к Иисусу, пока не поздно».

Пракс не открывал писем. Он ввел в поисковик свое имя и имя Мэй. Семь тысяч найденных упоминаний. На Николу нашлось всего пятьдесят.

Когда-то он любил Николу – или думал, что любит. Он ничего в жизни так не хотел, как секса с ней. Он говорил себе, что тогда были хорошие времена. Они вместе проводили ночи. Мэй вышла из тела Николы. Он все никак не мог поверить, что это драгоценное, главное для него существо – часть женщины, которой Пракс, оказывается, совсем не знал. Он был отцом ее ребенка, но не знал женщину, которая записала то обвинение.

Он открыл программу записи на терминале, направил камеру себе в лицо и облизнул губы:

– Никола…

Через двадцать секунд он закрыл программу и стер запись. Что он мог сказать? Спросить: «Кто ты и кем меня считаешь?» Но Пракс не хотел слышать ответа на этот вопрос.

Он вернулся к сообщениям, перебрал имена людей, помогавших ему в поисках. С прошлого раза ничего нового не появилось.

– Эй, док! – в тесную каюту ввалился Амос.

– Извини… – забормотал Пракс, убирая терминал в держатель над амортизатором, – просто при последнем ускорении…

Он указал на свое колено. Сустав распух, хотя не так сильно, как он боялся. Пракс ожидал, что он раздуется вдвое против нормального, но противовоспалительные средства в крови делали свое дело. Амос кивнул и, упершись ладонью в грудь, опрокинул Пракса обратно в гель.

– У меня палец на ноге иногда выскакивает, – поделился он. – Суставчик-то крохотный, но как повернешь не под тем углом при разгоне – боль сучья. Попробуй расслабиться, док.

Амос дважды согнул и разогнул колено, проверяя, что в нем цепляет.

– Ничего страшного. Ну-ка, выпрями его. Вот так.

Амос обхватил лодыжку Пракса одной рукой, другой взялся за раму койки и медленно, неуклонно стал тянуть. В суставе расцвела боль, потом в глубине что-то влажно щелкнуло, и возникло тошнотворное ощущение, что сухожилия трутся о кость.

– Ну вот, – сказал механик. – Когда снова станем разгоняться, пристрой ногу поудобнее. Еще один вывих – и придется менять коленную чашечку, понял?

– Понял, – ответил Пракс и начал подниматься.

– Я чертовски извиняюсь, док. – Амос опять толкнул его на койку. – То есть у тебя был паршивый день и все такое… Но ты ж понимаешь…

Пракс нахмурился. Все мышцы лица ныли.

– Что такое?

– Вся эта чушь про тебя и малышку. Это же просто чушь, верно?

– Конечно, – сказал Пракс.

– Потому как, знаешь, иногда случается такое, о чем и не думал. Выдался тяжелый день, сорвался, знаешь? Или напился там. Мне, знаешь, по пьянке случалось такого натворить, что потом и сам не вспомню. – Амос улыбнулся. – Я к тому, что, если там есть хоть частица правды, хотя бы и здорово преувеличенная, нам лучше сразу знать, понимаешь?

– Я никогда не делал ничего из того, о чем она рассказывает.

– Мне можно сказать правду, док. Я пойму. Мужчина может сорваться. Это еще не значит, что он мерзавец.

Пракс оттолкнул руку механика и рывком сел. Колено почти прошло.

– Нет, – сказал он, – значит. Значит, что он мерзавец.

Амос расслабился, улыбка неуловимо изменилась.

– Ладно, док. Говорю же – извиняюсь. Просто должен был спросить.

– Все нормально, – пробормотал Пракс, вставая.

Сначала казалось, что колено подломится, но оно выдержало. Пракс сделал осторожный шажок, за ним второй. Получилось. Он направился к камбузу, но разговор был еще не кончен.

– А если бы я и вправду делал такие вещи, ты бы счел это нормальным?

– А вот те хрен! – буркнул Амос и хлопнул ботаника по плечу. – Я бы свернул тебе шею и вышвырнул вон из шлюза.

– А-а, – протянул Пракс, чувствуя, как потихоньку тает ком в груди, – спасибо.

– Всегда пожалуйста.

Они нашли остальную троицу уже на камбузе, но за столом все равно было пустовато. Наоми с Алексом сидели друг против друга и выглядели далеко не такими помятыми, как Пракс. Холден повернулся к ним, держа в каждой руке по миске из штампованного пластика. Бурая жижа в них пахла горячей землей и вареными листьями. Едва аромат коснулся ноздрей Пракса, в ботанике проснулся голодный волк.

– Чечевичного супа? – предложил Холден, когда они с Амосом расселись по сторонам от пилота.

– С превеликим удовольствием, – ответил Пракс.

– А мне просто тюбик бурды, – попросил Амос. – От чечевицы живот пучит. Думаю, никому не понравится, если при очередной перегрузке у меня брюхо лопнет.

Холден поставил перед Праксом миску и протянул Амосу белый тюбик с черным пластмассовым соском, а сам сел рядом с Наоми. Они не касались друг друга плечами, но связь между этим двоими чувствовалась и так. Пракс задумался: не захочет ли когда-нибудь Мэй, чтобы он помирился с Николой? Теперь это стало невозможным.

– Ну, Алекс, – обратился к пилоту Холден, – что у нас?

– Что и раньше, – ответил Алекс, – шесть истребителей мчатся к нам на всех парах. За ними гонится такая же стайка, а с другой стороны от нас понемногу удаляется гоночная шлюпка.

– Постойте, – не понял Пракс, – как так – удаляется?

– Они должны приладиться к нашему курсу. Разворот уже завершили, а теперь уравнивают скорость.

Пракс прикрыл глаза, мысленно рисуя векторы.

– Мы, значит, почти на месте?

– Почти, – ответил Алекс. – Еще часов восемнадцать-двадцать.

– И как пойдет игра? Земные корабли нас догонят?

– Еще как догонят, – признал Алекс, – но раньше мы встретимся с той шлюпкой. На четверо суток раньше.

Пракс сунул в рот ложку супа. Вкус был не хуже запаха. В чечевице плавали темно-зеленые листья. Он ложкой развернул один, присмотрелся. Кажется, шпинат. Черенок не совсем такой, но, в конце концов, его же проварили…

– Откуда нам знать, что это не ловушка? – спросил Амос.

– А мы и не знаем, – ответил ему Холден, – но я не вижу, как она могла бы сработать.

– Может, они хотят взять нас живыми? – предположила Наоми. – Мы ведь собираемся открыть шлюз высокопоставленной персоне из земного правительства.

– Она и вправду та, кем назвалась? – спросил Пракс.

– Похоже на то, – сказал Холден.

Алекс поднял руку.

– Знаете, если выбирать между старушкой из ООН и шестеркой истребителей, я предпочитаю почаевничать, чем подставлять зад под выстрелы.

– Вроде бы менять планы уже поздновато, – заметила Наоми, – но мне чертовски не по себе, когда Земля спасает меня от Земли.

– Ни одна структура не может быть монолитной, – вмешался Пракс. – Между астерами, марсианами и землянами меньше генетических различий, чем внутри каждой популяции. Теория эволюции предсказывает разделение в структуре группы и альянс с членами других групп. То же самое наблюдается у папоротников.

– У папоротников? – переспросила Наоми.

– Папоротники бывают весьма агрессивными.

Разговор прервали три тихих звонка, похожих на звон колокольчика.

– Доедайте-ка лучше, – посоветовал Алекс. – Пятнадцатиминутное предупреждение.

Амос шумно высосал тюбик, съежившийся у него в руке. Пракс отложил ложку и поднял миску к губам, чтобы не потерять ни капли. Холден тоже допил суп через край и начал собирать пустые миски.

– Если кому в гальюн, сейчас самое время, – посоветовал он. – В следующий раз поговорим через…

– Восемь часов, – подсказал Алекс.

– Через восемь часов, – повторил Холден.

У Пракса сжалось в груди. Еще один тур сокрушающей перегрузки; часы на иголках, которые втыкала в него койка, поддерживая ослабевший обмен веществ, – это представлялось адом. Он встал из-за стола, кивнул всем и вернулся в каюту. Колену заметно полегчало, и была надежда, что ему не станет хуже до следующего подъема. Прозвенело десятиминутное предупреждение. Пракс лег в амортизатор, постарался идеально расположить тело и стал ждать. Ожидание…

Он перевернулся и достал ручной терминал. Семь новых сообщений. Два со словами поддержки, три бранных, одно адресовано не ему, и еще оповещение о состоянии счета. Он не стал читать, а сразу включил камеру.

– Никола, – заговорил он, – я не знаю, чего они тебе наболтали. Не знаю, что ты на самом деле думаешь о том, что сказала. Но я знаю, что ни разу не коснулся тебя в гневе, даже под конец. И если ты действительно боялась меня, я не понимаю причины. Мэй я люблю больше всего на свете. Я скорее умру, чем позволю кому-нибудь ее обидеть. А теперь половина Солнечной системы думает, что я ее мучил…

Он остановил запись и начал заново.

– Никола, честно говоря, я не думаю, что между нами еще осталось, что предавать…

И снова замолчал. Прозвенело пятиминутное. Он запустил пальцы в волосы. Каждая луковица болела отдельно. Пракс задумался: не потому ли Амос бреется наголо? На корабле столько всего, о чем и не подумаешь, пока сам здесь не окажешься.

– Никола…

Он стер все и вошел в интерфейс благотворительного счета. Имелся надежный формат, позволявший зашифровать и послать авторизованный перевод со скоростью, с какой радиосигнал дойдет до банковских компьютеров. Раздалось двухминутное предупреждение, гудок стал громче и настойчивее. Когда оставалось тридцать секунд, Пракс отослал ей обратно ее деньги. Больше им было не о чем говорить.

Он вернул терминал на место и откинулся на спину. Компьютер отсчитал от двадцати до нуля, и на Пракса снова навалилась гора.

– Как колено? – спросил Амос.

– Очень неплохо, – ответил Пракс. – Даже удивительно, я думал, будет хуже.

– Значит, больше не растянул, – кивнул Амос. – С моим пальцем тоже порядок.

Басовый звон раскатился по всему кораблю, и палуба под Праксом качнулась. Холден, стоявший справа, переложил винтовку в левую руку и тронул панель управления.

– Алекс?

– Да, малость жестковато, извините, но… минуту… Да, кэп, есть стыковка. И к нам стучатся.

Холден вернул винтовку в прежнее положение. У Амоса оружие было наготове. Стоявшая рядом Наоми держала в руках только терминал для управления операциями. Если что-то пойдет не так, контроль за работой корабля будет важнее пистолета. Все они оделись в марсианские боевые скафандры из корабельного комплекта. Состыкованные корабли ускорялись на трети g.Земные истребители все еще продолжали погоню.

– Судя по вооружению, ты ждешь ловушки, кэп? – спросил Амос.

– Почетный караул не помешает, – ответил Холден.

Пракс поднял руку.

– Ты больше ничего стреляющего не получишь, – сказал ему капитан. – Извини.

– Нет, я просто… по-моему, почетный караул обычно бывает на той же стороне, где люди, которых он караулит?

– Мы истолкуем термин чуть шире, – несколько напряженно пошутила Наоми.

– Эта политиканша маленькая и старая, – сказал Холден. – А шлюпка берет не больше двух человек. У нас численное превосходство, а если что, Алекс наблюдает из пилотского кресла. Ты ведь наблюдаешь, а?

– Во все глаза, – отозвался Алекс.

– Так что, если обнаружатся сюрпризы, Наоми нас мигом отсоединит, а Алекс уведет подальше.

– Хотя против истребителей это не поможет, – заметил Пракс.

Наоми слегка пожала ему плечо.

– Ты тоже не слишком помогаешь, Пракс.

С отдаленным гудением открылся наружный шлюз. Красный сигнал сменился зеленым.

– Ух ты! – проговорил Алекс.

– Проблемы? – встрепенулся Холден.

– Нет, просто…

Когда внутренний люк открылся, за ним обнаружилась самая внушительная персона, какую доводилось видеть Праксу на своем веку, да еще в усиливающем скафандре. Если бы не прозрачный лицевой щиток, он принял бы эту фигуру за двухметрового двуногого робота. Но за пластиной шлема виднелись женские черты: большие темные глаза и кожа цвета кофе с молоком. Взгляд излучал явственную угрозу. Амос непроизвольно отступил на шаг.

– Вы капитан, – заговорила женщина, и наружный динамик, усилив голос, сделал его неестественным. В ее словах не слышалось вопроса.

– Я, – кивнул Холден. – Должен сказать, на экране вы выглядели немного иначе.

Шутка осталась без ответа. Великанша шагнула через порог.

– Намерены прострелить меня вот из этого? – тяжелый кулак в перчатке указал на винтовку Холдена.

– А получится?

– Вряд ли, – ответила великанша и сделала еще короткий шаг вперед. Ее скафандр жужжал при каждом движении. Холден с Амосом отступили ровно на столько же.

– Тогда назовем это почетным караулом, – предложил Холден.

– Какая честь! А теперь нельзя ли это убрать?

– Разумеется.

Через две минуты оружие сложили в шкафчики, и огромная женщина, так и не назвавшая своего имени, подбородком нажав на какую-то клавишу в шлеме, сказала:

– Порядок, можете входить.

Шлюз снова сменил красный сигнал на зеленый и зашумел, открывая дверь. Женщина, которая вышла из него, оказалась самой маленькой из присутствующих. Ее седые волосы торчали во все стороны, а оранжевое сари странно топорщилось при малой тяге.

– Помощник госсекретаря Авасарала, – приветствовал ее Холден, – добро пожаловать на борт. Если я могу чем-нибудь…

– Вы – Наоми Нагата, – перебила маленькая старушка.

Переглянувшись с Холденом, Наоми пожала плечами.

– Я.

– Какой чертовщиной вы себе волосы укладываете? У меня настоящий еж на башке!

– Гм…

– Чтобы вас спасти, мне надо прилично выглядеть. На ути-пути времени нет. Нагата, приведите меня в человеческий вид. Холден…

– Я, черт побери, механик, а не стилист! – Наоми, похоже, готова была взорваться.

– Мадам, – вмешался Холден, – это мой корабль и моя команда. Половина ее даже не является гражданами Земли, и мы не подчиняемся вашим приказам.

– Отлично. Мисс Нагата, чтобы спасти этот корабль от превращения в раскаленный газ, необходимо сделать заявление для прессы, а я к нему не готова. Не будете ли вы так любезны оказать мне помощь?

– Буду, – вздохнула Наоми.

– Благодарю. А вы, капитан, побрейтесь, так вас и разэтак.

Глава 41
Авасарала

После «Гуаньшийина» «Росинант» казался суровым, мрачным, утилитарным. Никаких роскошных ковров, только обтянутая тканью пена, смягчающая углы и изгибы, на которые может отбросить солдата при резких маневрах. В воздухе вместо корицы и меда висел запах нагретого пластика из восстановителей воздуха. Ни дорогих столов, ни широких кроватей, на которых можно всей компанией раскинуть карты, – даже уединиться негде, разве что в капитанской каюте величиной с кабинку общественного туалета.

Большую часть записи они отсняли в грузовом отсеке, расположив камеру так, чтобы ящики с оружием и боеприпасами не попали в кадр. Человек, знакомый с планом марсианских военных кораблей, мог бы понять, где они находятся, но все остальные видели только просторное помещение с грузовыми контейнерами на заднем плане. Наоми Нагата помогла смонтировать пресс-релиз – из нее получился на удивление способный видеорежиссер. Кстати, когда стало ясно, что никто из мужчин не сумеет профессионально наложить звук на картинку, она и это проделала сама.

Команда собралась в медотсеке. Механик Амос Бартон включил ручной терминал Авасаралы в систему. Теперь он сидел на одной из коек, скрестив ноги и дружелюбно улыбаясь. Авасарала ни за что не догадалась бы, на что способен этот человек, если бы не просмотрела досье на всю команду Холдена.

Остальные расположились более или менее полукругом. Бобби сидела рядом с Алексом Камалом – марсиане бессознательно жались друг к другу. Праксидик Менг держался на заднем плане. Авасарала не поняла еще, стесняется ли он в ее присутствии или всегда такой.

– Ну вот, – сказала она, – последний шанс что-то исправить.

– Жаль, я попкорном не запасся, – заметил Амос, а медицинский сканер коротко вспыхнул, высветив код выхода в эфир и сразу затем – крупные белые буквы: «К НЕМЕДЛЕННОМУ РАСПРОСТРАНЕНИЮ».

На экране появились Авасарала с Холденом. Она говорила, выставив перед собой руки, поясняя мысль жестами. Собранный и подтянутый на вид Холден склонялся к ней. Голос Наоми Нагаты звучал спокойно, мощно и профессионально:

– Сегодня в результате неожиданного поворота событий помощник секретаря исполнительной администрации Садвира Эрринрайта встретилась с представителем АВП Джеймсом Холденом и представительницей марсианских вооруженных сил, чтобы обсудить взрывоопасные разоблачения, относящиеся к атаке на Ганимед.

Камера переключилась на Авасаралу. Та подалась вперед, чтобы зрительно удлинить шею и скрыть складки кожи под подбородком. Благодаря долгой практике поза выглядела естественной, но она явственно слышала в воображении смешок Арджуны. Бегущая строка сообщала ее имя и пост.

– Я намерена отправиться с капитаном Холденом в систему Юпитера, – сказала Авасарала. – Объединенные Нации Земли, безусловно, полагают, что многостороннее расследование – лучший способ восстановить равновесие и мир в системе.

Картинка сменилась. Холден и Авасарала сидели с Праксом на камбузе. На этот раз маленький ботаник говорил, а Холден как бы слушал. Снова зазвучал голос диктора:

– Относительно обвинений, выдвинутых против Праксидика Менга, чья пропавшая дочь стала зримым воплощением трагедии Ганимеда, делегация Земли пришла к единодушному выводу.

Снова – лицо Авасаралы, принявшей горестный вид. Она чуть заметно отрицательно покачала головой.

– В этом деле Никола Мулко представляет трагическую фигуру, и лично я осуждаю безответственность тех новостных каналов, которые выдали заявление душевнобольного человека за подтвержденный факт. Достоверно известно, что она бросила мужа и ребенка, и ее внутренняя борьба заслуживает более человечного и приватного отношения.

Нагата, невидимая в камере, спросила:

– Так вы обвиняете средства массовой информации?

– Безусловно, – ответила Авасарала, а картинка между тем сменилась на черноглазую улыбчивую малышку с тонкими косичками. – Мы абсолютно доверяем любви и преданности доктора Менга к своей дочери и рады участвовать в миссии по спасению Мэй.

Запись кончилась.

– Отлично, – сказала Авасарала. – Есть комментарии?

– Собственно, я уже не работаю на АВП, – заметил Холден.

– А я не уполномочена представлять вооруженные силы Марса, – добавила Бобби, – и не уверена даже, дозволено ли мне сотрудничать с вами.

– Благодарю, – кивнула Авасарала. – Существенныекомментарии будут?

Воцарилось молчание.

– По-моему, действенно, – сказал Праксидик Менг.

В одном отношении «Росинант» оказался куда удобнее «Гуаньшийина» – в единственном, что представлялось для нее важным. Направленный луч был в распоряжении Авасаралы. Задержка сигнала увеличилась, с каждым часом они удалялись от Земли, зато сознание, что ни Нгайен, ни Эрринрайт не перехватят сообщение, отправленное с корабля, позволяло дышать свободно. Попав на Землю, письма оказывались вне ее власти, но так бывает всегда. Это правила игры.

Адмирал Соутер выглядел усталым, а больше по маленькому экрану ничего определить не удавалось.

– Вы, Крисьен, разворошили осиное гнездо, – говорил он. – Выглядит это так, будто вы сделали из себя живой щит для людей, которые работают не на нас. Я догадываюсь, что это входило в ваши намерения.

Я выполнил вашу просьбу: да, Нгайен действительно встречался с Жюль-Пьером Мао. Первый раз – сразу после того, как тот дал показания по «Протогену». И, да, Эрринрайт был в курсе. Но это не так уж много значит. Я знаком с Мао. Он – змея, но, если не иметь дела с такими людьми, у вас останется мало дел.

Кампания по вымазыванию грязью вашего ученого организована исполнительной властью, и, должен сказать, нас, военных, это несколько беспокоит. Похоже на то, что имеет место раскол среди первых лиц, и не слишком понятно, чьи приказы нам исполнять. Наш друг Эрринрайт, если на то пошло, пока превосходит вас рангом. Если он или генеральный секретарь отдадут мне прямой приказ, мне понадобятся дьявольски веские причины, чтобы счесть его преступным. Все это воняет хуже скунса, но таких причин я пока не вижу. Вы меня понимаете.

Запись кончилась. Авасарала прижала пальцы к губам. Она понимала. Ей это не нравилось, но понять было нетрудно. Суставы у нее еще ныли после гонки к «Росинанту», а смещения гравитации, когда корабль под ней на пару градусов изменял курс, вызывали смутную тошноту. Пока что она держалась.

К камбузу вел короткий коридор, изгибавшийся перед самой дверью. Голоса явственно доносились до бесшумно ступавшей Авасаралы. Низкий голос с марсианской растяжкой принадлежал пилоту, а уж тембр гласных Бобби она бы ни с чьим не спутала.

– …И распоряжается капитаном: как стоять, куда глядеть. Пару раз я думал: Амос вышвырнет ее из шлюза.

– Только попробовал бы, – ответила Бобби.

– А ты на нее работаешь?

– Я уже ни хрена не понимаю, на кого работаю. Жалованье, по-моему, все еще поступает с Марса, а на расходы получаю из бюджета ее кабинета. В общем, играю теми картами, что достались.

– Звучит погано.

– Я – десантница, – сказала Бобби, и Авасарала застыла на месте. Тон звучал нехорошо. Спокойный, почти расслабленный голос. Как будто Бобби смирилась. Интересно.

– Она, вообще-то, хоть кому-нибудь нравится? – спросил пилот.

– Нет, – ответила Бобби. – Нет, черт побери! Да она того и добивается. Вот что она устроила с Холденом? Ворвалась на корабль и принялась распоряжаться, будто она здесь хозяйка. И во всем она так. Генерального секретаря в глаза зовет «Пузырь-башкой».

– А как выражается!

– Тоже добавляет ей обаяния, – согласилась Бобби.

Пилот хихикнул, и что-то хлюпнуло, словно он отпил из стакана.

– Может, я ничего не понимаю в политике, – сказал он и, чуть помолчав, добавил: – А тебе она по душе?

– Мне – да.

– Можно спросить – почему?

– Нам важно одно и то же, – ответила Бобби так задумчиво, что Авасарале стало стыдно подслушивать. Она громко откашлялась и вошла в камбуз с вопросом:

– Где Холден?

– Может, спит, – отозвался пилот. – По корабельному времени сейчас два ночи.

– А, – кивнула Авасарала.

Для нее сейчас была середина дня. Это создаст некоторые неудобства. Последнее время все у нее шло с задержкой, как сигнал, добирающийся до места сквозь космическую пустоту. Но, по крайней мере, можно подготовиться заранее.

– Как только все встанут, мне нужно будет собрать команду, – сказала она. – Бобби, опять понадобится твой парадный костюм.

Бобби потребовалось несколько секунд, чтобы понять.

– Вы покажете им монстра.

– А потом мы сядем здесь и будем толковать, пока не вычислим, что такого они знают за этим кораблем, что послали людей его прикончить, – добавила Авасарала.

– Кстати, – вставил пилот, – те истребители перешли на крейсерское ускорение, но пока не отвернули.

– Не важно, – отмахнулась Авасарала. – Всем известно, что я здесь, так что стрелять никто не станет.

Местным утром, под вечер для Авасаралы, команда собралась на камбузе. Чтобы не тащить туда весь скафандр, Бобби скопировала видео и передала его Наоми. Хорошо отдохнувшими и довольными выглядели все, кроме пилота, который накануне заболтался с Бобби и лег под утро, и еще ботаника, который всегда выглядел изможденным.

– Этого никому не положено показывать, – начала Авасарала, в упор глядя на Холдена, – но здесь и сейчас, думаю, пора выложить все карты на стол. Я готова начать первой. Вот атака на Ганимед. Вот кто ее начал. Наоми?

Наоми запустила запись, и Бобби отвернулась, уставившись в переборку. Авасарала тоже не смотрела на экран, наблюдая за лицами присутствующих. Их реакция на кровопролитие позволяла чуть лучше разобраться в людях, с которыми предстояло работать. Механик Амос смотрел с холодным спокойствием профессионального убийцы. Это ее не удивило. Холден, Наоми и Алекс с первой минуты ужасались, потом пилот и женщина впали в подобие шокового состояния. На глазах у Алекса выступили слезы. Холден реагировал иначе. Капитан развернул плечи, в глазах затлел гнев, при этом он скривил уголки рта. Интересно. Бобби, не скрываясь, плакала, повернувшись спиной к экрану, и лицо ее было скорбным, как на похоронах, на военной панихиде. Праксидик – все они называли его Пракс – единственный из всех выглядел едва ли не счастливым. Когда отрывок записи закончился, чудовище взорвалось, он захлопал в ладоши и довольно взвизгнул.

– Вот оно! Ты был прав, Алекс. Видел, как оно отращивало дополнительные конечности? Катастрофический отказ контроля. Это сработал предохранитель.

– Так-так, – остановила ученого Авасарала. – Почему бы не начать с предыстории? Какой еще предохранитель?

– Другой феномен протомолекулы выбросил мину из тела прежде, чем она сдетонировала. Видите ли, эти… существа, солдаты протомолекулы или что там они такое, – сбиваются с программы; и, думаю, Мерриану об этом известно. Но он не нашел способа избежать проблемы, ограничитель отказывает.

– Какая еще Марианна и при чем тут она? – удивилась Авасарала.

– Вам, бабушка, существительных не хватает, – съязвил Амос.

– Позвольте начать с начала, – попросил Холден и изложил историю чудовищного «зайца», кончившуюся повреждением грузового люка, и план Пракса, позволивший выманить его из отсека и распылить на атомы выхлопом двигателя.

Авасарала передала имевшиеся у нее данные о всплесках энергии на Венере, и Пракс сцапал их, не переставая объяснять, как важно ему попасть на секретную базу на Ио, где производят этих тварей. У Авасаралы голова пошла кругом.

– Так они забрали туда вашу девочку?

– Всех забрали, – ответил Пракс.

– Зачем?

– Затем, что у этих детей нет иммунитета, – объяснил ботаник. – Протомолекуле будет легче их перестроить. Меньше физиологических механизмов станут бороться против новых клеточных структур, и получившиеся солдаты, возможно, продержатся значительно дольше.

– Господи, док, – Амос вздрогнул, – они хотят превратить Мэй в такую вот дрянь?

– Возможно. – Пракс помрачнел. – Мне это только сейчас пришло в голову.

– Но зачем это все? – спросил Холден. – Не вижу смысла.

– Чтобы продать их армии как оружие первого удара, – объяснила Авасарала. – Чтобы консолидировать силы, пока… пока не начался сраный апокалипсис.

Алекс поднял руку и спросил:

– Нельзя ли пояснить? Мы ожидаем апокалипсиса? Того самого, о котором нам рассказывали?

– Венера, – коротко ответила Авасарала.

– Ах, этого апокалипсиса, – протянул Алекс и опустил руку. – Ясно.

– Солдаты, способные перемещаться без кораблей, – сказала Наоми. – Их можно разогнать на высокой перегрузке, потом отрубить двигатель и оставить лететь по инерции. И тогда их уже не найдешь.

– Не выйдет, – возразил Пракс. – Вспомните, они стремятся избежать контроля. А поскольку они способны делиться информацией, их будет все труднее захватить для перепрограммирования.

На камбузе стало тихо. Пракс сконфуженно огляделся.

– Они могут делиться информацией? – повторила Авасарала.

– Конечно, – ответил ботаник. – Вы видели эти пики энергии? Первый всплеск – когда существо дралось на Ганимеде с Бобби и ее десантниками. Второй – когда другое существо вырвалось на свободу в лаборатории. Третий – когда мы убили его «Росинантом». Венера реагирует на каждую атаку против одного из них. Они объединены в сеть. Я предполагаю, что по этой сети может передаваться любая существенная информация – например, способ избежать контроля.