Текст книги "Кровавое евангелие"

Автор книги: Джеймс Роллинс

Соавторы: Ребекка Кантрелл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Глава 8

26 октября, 17 часов 44 минуты

по местному времени

Масада, Израиль

– Не открывать огня! – закричал Джордан, поднимая левую руку. – Это падре.

Опустив ствол своего пистолета-пулемета, он стал напряженно всматриваться в служителя церкви. То, что священник оказался здесь, казалось довольно странным, но Джордан заметил кое-что более тревожное.

На нем не было никакого альпинистского снаряжения.

Как только подземный толчок сошел на нет, Джордан приблизился к преподобному и остановился перед ним.

– Что вы здесь делаете, падре?

Тот внимательно посмотрел на него из-под капюшона своей сутаны, на что Джордан ответил таким же пристальным, оценивающим взглядом. Корца был на два дюйма выше Джордана, и под длинной распахнутой курткой его тело выглядело худощавым, мускулистым и гибким. Твердые черты его лица ясно говорили о славянском происхождении. Полные губы придавали лицу некоторую мягкость. Концы его длинных черных волос лежали на воротнике, хотя священнослужителю надлежало иметь более короткую стрижку. Но его глаза, внимательные и черные – слишкомчерные, – вот что заставляло сердце Джордана биться учащенно и тревожно, а его пальцы – непроизвольно сжимать оружие.

Он всего лишь священник, внушал себе Стоун.

Корца еще на мгновение задержал свой взгляд на Джордане, затем быстро отвел глаза и обвел ими помещение усыпальницы.

– Вы слышали меня, падре? Я ведь задал вам вопрос.

Слова, сказанные преподобным, были едва слышными, произнесенными на выдохе, ответа на поставленный вопрос в них не было:

– Церковь обладает преимущественным правом на все то, что находится внутри этой усыпальницы.

Корца сделал шаг, чтобы обойти Джордана. Тот схватил его за руку – но поймал лишь воздух. Падре каким-то образом увернулся и с достоинством подошел к раскрытому саркофагу.

Джордан последовал за ним, заметив, что взгляд преподобного остановился на девочке, пригвожденной к стене; при этом его лицо не выражало ничего. Корца заглянул внутрь пустого саркофага, заметно напрягся и застыл на месте.

Эрин, отойдя от стены, приблизилась к падре. Она держала в руках свой мобильник, надеясь услышать сигнал Сети и сбросить свои фотографии куда-нибудь, где они были бы в безопасности, – исследователь остается исследователем в любых обстоятельствах.

Как только она приблизилась к саркофагу, Джордан встал между ней и Корцой. Почему-то ему не хотелось, чтобы она находилась рядом с этим странным священником.

– Это уже запрещенная для посторонних зона, – предупредил он.

Перельман, держа руку на кобуре, поддержал его:

– Вам не следует находиться здесь, падре Корца. Израильское правительство установило строгие ограничения в отношении вашего посещения этого места.

Священнослужитель игнорировал слова и того, и другого – он пристально смотрел на Эрин.

– Вы нашли какую-нибудь книгу? Или каменный блок вот такого размера?

Он развел руки в стороны, показывая размер блока. Эрин покачала головой.

– Ничего подобного мы не нашли. Только эту девочку. Похоже, немцы опустошили эту усыпальницу во время войны.

Его единственной реакцией на ее слова было лишь то, что глаза его чуть сузились.

Да кто он, этот парень?

Джордан положил руку на приклад своего пистолета-пулемета и не спускал глаз со священнослужителя, ожидая его дальнейших действий. Падре, вероятно, считал, что молчаливость и быстрота движений являются основными аспектами поведения, вызывающими уважение людей, однако пока в его действиях не было заметно ничего угрожающего.

Периферийным зрением Джордан заметил, что рука Маккея потянулась к ножу.

– Спокойно, капрал, – приказал он. – Отставить.

Падре, не обративший внимания на движения Маккея, вдруг настороженно замер, не завершив поворота и направив ухо в сторону, откуда послышался какой-то звук. Он смотрел в глаза Джордана, но сказанные им слова относились ко всем:

– Вы все должны уйти отсюда. Немедленно.

В последнем слове слышалось явное предостережение.

О чем он вообще говорит?

Ответ на этот вопрос прозвучал из наушника Джордана – внезапно раздавшийся крик, крик крови и боли, столь неожиданный, отчаянный и резкий, что он, казалось, минуя уши, вонзился прямо в мозг.

Сэндерсон.

Сверху.

Крик резко оборвался, и наступило абсолютное молчание.

– Сэндерсон! Ответь! – кричал Джордан, теребя укрепленный на шее микрофон.

Ответа не было.

– Капрал, ответь!

Священник быстро пошел к дверному проему. Купер и молодой израильский солдат преградили ему путь отхода. Все, кто был в усыпальнице, подняли оружие.

Дойдя до порога, падре поднял лицо кверху, к потолочному своду; все его тело напряглось, он стал похож на большого кота, готового к драке. Слова, которые он затем произнес, напрочь смыли остатки еще теплившегося в них хладнокровия.

– Прижмитесь плотнее к стенам. – Он обернулся и посмотрел в глаза Джордану. – Делайте то, что я говорю, иначе вы все умрете.

Джордан взял оружие на изготовку.

– Вы что, падре, угрожаете нам?

– Не я. Те, кто идет сюда.

17 часов 07 минут

Эрин всеми силами стремилась понять, что происходит. Она и преподобный смотрели в глаза друг другу. На мгновение выражение страха появилось на его бледном лице, и этого было достаточно, чтобы ее сердце чуть не выпрыгнуло через горло. Эрин поняла, что его волнует их безопасность, а не его собственная. Его глаза наполняла жуткая тоска, когда он отвернулся в сторону, – словно уже оплакивал их.

Во рту у Эрин пересохло; она попыталась сглотнуть, но не смогла.

Однако Джордан явно не собирался сдаваться без боя:

– Что происходит? Я оставил своих людей наверху. Так же как и лейтенант Перельман.

Ответом был тот же скорбный взгляд священника, а потом он сказал:

– Сейчас они уже мертвы. Вы тоже будете мертвы, если не…

Вдруг Купер, стоявший возле дверного проема, издал громкий протяжный вздох. Все сразу повернулись в его сторону. Он открыл рот, но вместо слов из него хлынула кровь. Боец рухнул на колени и тут же ткнулся лицом в пол. Из его шеи, под самым основанием черепа, торчала черная рукоять кинжала.

Эрин закричала. Солдаты, все как один, подняли оружие. Она отступила назад, за их спины – за линию огня.

Позади тела Купера появилось что-то черное, объемное, и из тени выступила фигура человека. Джордан дал по ней очередь, грохот выстрелов заполнил все замкнутое пространство усыпальницы. Тень снова превратилась в темноту – но перед этим она схватила молодого израильского солдата, все еще стоявшего перед дверным проемом. Эрин уловила взглядом, как сверкнула сталь, после чего солдат, сбитый с ног, исчез в черном туннеле.

Джордан не стрелял, опасаясь, что его пули могут попасть в солдата.

Раздался вопль, полный ужаса, – и наступила тишина.

Лейтенант Перельман, пошатываясь, сделал шаг вперед, держа оружие наготове.

– Марголис!

Рука священника в черной перчатке отодвинула израильтянина назад. Твердо и решительно.

– Оставайтесь здесь, – предупредил Корца.

Однако его собственные действия были прямо противоположными его словам. Он тряхнул запястьем, и между его пальцами, словно материализовавшись из воздуха, появилось лезвие. Было видно только острие; в его рукаве скрывался посеребренный серповидный кинжал, похожий формой на коготь какого-то доисторического хищника.

Почти сразу же из темноты донесся дикий продолжительный вопль.

От страха Эрин почти парализовало и словно пригвоздило к месту, на котором она стояла.

Даже закаленные и немало повидавшие солдаты почувствовали то же самое. Джордан оттащил Эрин подальше от дверного проема. Маккей и Перельман, направив оружие на вход, прикрывали их с боков. Отступив и перегруппировавшись, они укрылись за саркофагом.

Из туннеля донесся одинокий пронзительный крик.

Джордан поднял Эрин без всяких усилий, словно ее кости сделались пустотелыми, а плоть перестала быть материальной. Она и сама чувствовала нечто похожее; ей казалось, будто она плывет куда-то.

Он опустил ее в открытый саркофаг.

– Оставайтесь здесь. Не высовывайтесь.

Сталь в его голосе и железная твердость во взгляде вернули Эрин в прежнее состояние – но оставаться в этом укрытии ей не хотелось. Джордан придавил ее рукой ко дну.

– Вы поняли, что я вам сказал?

– Да.

Эрин хотела прижаться к земле, накрыть голову руками, уйти от царящего в усыпальнице ужаса, но стоило ей принять эту позу, как темнота напугала ее еще сильнее. Она вцепилась пальцами во внутреннюю кромку саркофага. Как и все, кто был рядом, она неотрывно смотрела в смоляно-черный зев туннеля.

Слева от нее раздался резкий удар, и яркая световая вспышка ударила ей по глазам. Маккей держал в руке горящую световую шашку.

– Бросай! – закричал Джордан, указывая на черный вход.

Маккей размахнулся и бросил горящую шашку в сторону дверного проема. Упав, она несколько раз перевернулась с одной стороны на другую и сразу же дала яркий свет; из рассеявшейся тьмы возникли темные тени и движущиеся черные фигуры, которых Эрин насчитала четыре.

Среди них была и одинокая фигура в центре в разорванной сутане, освещенная светом шашки, горящей в дверном проеме. Одной рукой он прикрывал глаза от слепящего огня, другой сжимал кривой кинжал, с лезвия которого капала кровь – в падающих каплях отражался свет пламени.

– Падре, – закричал Джордан, поднимая пистолет-пулемет, – отойдите!

Предостережение оказалось запоздалым.

Фигуры, скрывавшиеся в тени, словно бешеные псы, бросились на падре. Они сбили его с ног. Он свалился на горящую шашку, загасив пламя своим телом. Эрин вздрогнула. В помещении снова воцарилась тьма, но за мгновение до этого фигура, налетевшая на преподобного, подскочила вверх и метнулась в усыпальницу. Отлетев от священника на значительное расстояние, она рухнула на камни пола и сразу с невообразимой быстротой бросилась вперед. Волк? Нет. Человек в помятой коричневой коже с широко разведенными в стороны мускулистыми руками; в одной из них был зажат крюк, на который мясники подвешивают туши.

Джордан опустился на одно колено и открыл огонь, прошив очередью грудь нападавшего. Часть пуль угодила в сводчатый потолок. Попавшие в цель пули свалили нападавшего на каменный пол; он застыл, словно тоже стал каменным.

Клубок теней через дверь вкатился в усыпальницу. Падре схватился с двумя фигурами в черном. Третья фигура проскочила мимо дерущихся.

Этот третий нападавший вдруг замедлил бег, а потом быстро ринулся на лейтенанта Перельмана. Сцепившись, они врезались в стену под распятой девочкой и пропали из поля зрения. Раздался резкий звук выстрела израильского автомата; пули из повернутого вверх ствола, попав в потолок, высекли сноп искр. Эрин распласталась в каменном коробе.

И вдруг одна из теней, словно материализовавшись, возникла над ней. Она заметила, как мелькнули оскаленные зубы – зубов было слишком много, – и пожалела, что в руках у нее нет ни пистолета, ни ножа. Скрестив руки, она закрыла ими лицо и затаила дыхание, ожидая, когда зубы вопьются в ее тело.

Однако очередь пуль прошила торс стоявшего над ней мужчины, и тот рухнул в саркофаг, придавив Эрин своим телом. Она изо всех сил старалась высвободиться из-под рухнувшего на нее тела, ее джинсы стали мокрыми от крови. Стиснув зубы, она шарила руками по лежащему на ней телу в поисках оружия. Но нашла не пистолет – в руках у нее оказался египетский хопеш [23]23
  Хопеш – разновидность холодного оружия, применявшаяся в Древнем Египте. Имеет внешнее сходство с ятаганом.


[Закрыть]с длинным кривым лезвием. Подобные сабли она видела на картинах и в виде иероглифов, но знала, что это оружие не использовалось в сражениях уже как минимум семь столетий.

– Вы в порядке? – перегнувшись через край саркофага, спросил Маккей.

Эрин не успела ему ответить – он пропал с ее глаз: над бортом саркофага была пустота. Она поднялась на колени, сжимая саблю.

А Маккей, перелетев через усыпальницу, уткнулся в стену головой, которая при этом треснула. Он упал на пол, начертив на стене толстую кровавую полосу. Черная фигура прыгнула на Маккея и вцепилась ему в горло.

17 часов 08 минут

Напавший на Джордана буквально пригвоздил его к полу – он был сильнее, чем кто-либо из тех, с кем сержанту раньше доводилось иметь дело. К тому же парень оказался на редкость проворным в борьбе, а Джордан выронил из рук свой пистолет-пулемет. Стоун извернулся и протянул руку к лодыжке, где в чехле притаился нож «Ка-Бар». Ему удалось вытащить его, поскольку костистые руки его противника были заняты: одной он вцепился Джордану в горло, другой прижимал его руку к каменному полу. Ногти нападавшего буквально вырывали из его тела куски плоти.

Рывком отведя свободную руку назад, Стоун всадил глубоко в горло противника лезвие ножа. Оно вошло по самую рукоятку, после чего Джордан двинул лезвие вбок.

Кровь потоком залила ему руку.

Мужчина сразу обмяк. Джордан сбросил с себя безжизненное тело и сел на корточки. Он не отрывая глаз смотрел на Эрин, стоявшую в саркофаге с короткой кривой саблей в руке. Джордан понял, что она собирается выбраться из саркофага, чтобы помочь Маккею, лежащему в другом конце усыпальницы. Но помочь тому не мог уже никто. Так же как и Перельману, лежащему рядом с ним на полу с вырванным горлом.

Джордан, ударив изо всей силы ногой напавшего на Маккея, столкнул его с тела своего сослуживца. Заметив позади Эрин какое-то движение, он мгновенно повернулся в ее сторону.

Позади нее маячила какая-то тень.

Он бросился к Эрин, но чья-то рука удержала его, отодвинув в сторону. Это выглядело так, будто автомобиль, мчавшийся на недозволенной скорости, вдруг резко затормозил. Джордан, потеряв равновесие, ткнулся в стену.

С изумлением он увидел священника, буквально пролетевшего мимо него, сбившего Эрин вниз на дно саркофага и налетевшего на человека, приблизившегося к ней с вполне ясными намерениями. Он ударил его плечом и отбросил назад с такой силой, что тот врезался в мумифицированную девочку на стене. Высохшие кости с треском рассыпались, не выдержав такого удара, а самого Корцу отбросило на шаг от стены.

Его противник, извиваясь в корчах, повис над землей, пригвожденный к стене. Тупые концы арбалетных стрел, вошедшие в его тело, удерживали его на весу. Наконечник одной стрелы торчал у него из горла. Он вцепился в него пальцами. Кровь пузырилась в ране, словно в кипящем котле.

Корца подошел к нему и одним мощным ударом перерубил ему шею.

Джордан, с трудом поднявшись с земли, встал на колени и осмотрелся вокруг. Преподобный стоял у стены, его спина под разорванной сутаной сгорбилась. Черная кровь, стекающая с кинжала на пальцы, капала на землю. Джордан не мог понять, сколько крови вытекает из ран, полученных самим священником.

Он поднял с земли свое оружие и, спотыкаясь, направился к Эрин. Не было никакого смысла подходить к кому-либо из его команды. Он узнавал смерть с первого взгляда и сейчас мог с уверенностью сказать, что в усыпальнице оставались живыми лишь три человека: Корца, Эрин и он сам.

Джордан держал падре под пристальным наблюдением, не будучи уверенным в том, что он на их стороне.

Распахнув свою длинную сутану, Корца опустился на колени и склонил голову, словно в молитве, – но сейчас эта поза была вызвана не молитвой. Он что-то искал на полу. Когда падре встал, то подобранный им предмет мгновенно исчез в складках его черной сутаны.

Кукла девочки исчезла.

Вместо того чтобы поинтересоваться, в каком состоянии Эрин, он поднял куклу? Джордан решил отказаться от дальнейших попыток определить, что за человек этот священник.

– Эрин? – произнес он, подойдя к ней.

Она, не выпуская из рук сабли, метнулась к нему.

– Да это же я, – успокоил ее Стоун, отводя в сторону оружие и поднимая обе руки с растопыренными ладонями.

Ее расширенные глаза сузились, взгляд сосредоточился на нем. Через секунду она опустила саблю. Джордан осторожно взял клинок у нее из рук и бросил его на пол. Эрин резко отступила в угол; лицо ее было белым, глаза, казалось, ничего не видели. Стоун поднял ее на руки и сел, опершись спиной о холодный камень и усадив ее на свои колени. Провел руками по ее телу, ища раны. Эрин казалась невредимой.

Священник подошел к ним. Рука Джордана инстинктивно потянулась к кобуре пистолета, вторая рука обвила Эрин. Какие у него намерения?

– Их больше нет, – прошептал Корца так, словно это были слова молитвы. – Но мы пока еще не в безопасности.

Джордан внимательно смотрел на этого человека в разорванной сутане.

– Они запрут нас здесь, – произнес преподобный с такой уверенностью в голосе, что Джордан поверил ему.

– Откуда вы знаете?..

– Потому что это как раз то, что должен был бы сделать я. – Он быстро пошел к дверному проему.

Джордан понял, зачем он туда идет. Ровер стоял на полу, одна камера направлена на них, и над ней светится зеленый индикатор. Падре каблуком ударил по объективу. Металл и стекло посыпались на землю и раскатились по камням.

Джордан все понял, вспомнив предсмертный крик Сэндерсона:

–  Они наблюдают за нами.

Глава 9

26 октября, 17 часов 11 минут

по местному времени

Масада, Израиль

Когда на плоской вершине горы затихли последние крики, Батория, припав в почерневшему экрану монитора, застыла в шоке, словно оказавшись в капкане между прошлым и настоящим.

Она следила за битвой, произошедшей в усыпальнице, и знала, что все, кого она послала вниз, убиты. Сумбурное сражение происходило в потемках, многое происходило вне зоны обзора камеры. Но Батория все-таки успела рассмотреть кое-что еще до того, как на поле битвы воцарился хаос.

Она видела солдата в шлеме, стоящего лицом к лицу с человеком в черном облачении; его спина была обращена в сторону камеры. Но она заметила на нем белый римский воротничок-колоратку, когда он единственный раз обвел взглядом усыпальницу.

Ее бурлящая в жилах кровь похолодела от этого мимолетного взгляда врага. Он и был тем самым рыцарем Христовым, о котором упоминалось в текстовом послании.

Сангвинист.

Эти двое мужчин стояли друг против друга, как бараны во время гона. Возможно, этот воин и решил бы ее проблему, но рыцарь, обойдя воина, остановился и стал внимательно смотреть на дальнюю от него стену – что он там увидел?

Как жаль, что камера не может показать дальнюю часть усыпальницы.

Среди этих теней вдруг возникла женщина в обычной одежде; еще один сюрприз. Она вошла, помахивая мобильным телефоном; по ней было ясно видно, что она проверяет, есть ли там сигнал.

Рыцарь повернулся к женщине и развел руки, чтобы показать ей размеры Книги.

Батория, вздохнув, оживилась.

Женщина покачала головой.

Рыцарь медленным шагом обошел комнату. Усыпальница казалась пустой; ничего, кроме саркофага, в ней не было. Никаких мест, куда можно спрятать книгу. Когда рыцарь пожал плечами, она с облегчением выдохнула.

Так, значит, книгу они не нашли.

Либо там ее никогда не было, либо ее похитили.

Затем до рыцаря дошло, что на присутствие в усыпальнице команды Батории необходимо быстро отреагировать. Он должен был потерпеть поражение, но она недооценила его способностей, а также поддержки, оказанной солдатами. Он в считаные секунды расправился с половиной ее команды.

По тому, как он себя вел, Батория поняла, что этот рыцарь, находившийся под землей, не просто человек, переодевшийся в другую одежду, что он много старше и что из него также течет кровь, как и из ее людей.

А потом, когда этот рыцарь бросился крушить камеру ровера, она подробно рассмотрела его лицо: его подбородок с вертикальной складкой, его широкоскулое славянское лицо, его напряженные темные глаза. Она узнала его, и от этого у нее буквально отнялись конечности и земля ушла из-под ног.

Но ведь жизнь проходит не в безвоздушном пространстве.

В окружавшей ее пустоте Батория чувствовала, как ее снова наполняет безудержная ненависть, делая из нее орудие злости и мщения.

Наконец она встала с места, сжала руки в кулаки и стукнула по темному монитору своим древним кольцом с рубином. Как и многое из всего, чем она владела, это драгоценное кольцо было в течение долгого времени связано с ее семьей.

А также и с тем самым рыцарем.

Рун Корца.

Это имя внушало ей такой же страх, как черная ладонь на ее шее, – и причиняло ей такую же боль. Всю свою жизнь она постоянно слышала о том, как неудача, принесенная Корцей, ввергла ее когда-то славное семейство в бедность и бесчестье, тяготевшие над несколькими его поколениями. Батория коснулась пальцем края татуировки, этого источника постоянной агонии – и напоминания еще об одном долге крови, за который она должна рассчитаться с этим рыцарем.

Она снова вспомнила ту давнюю церемонию с преклонением коленей перед Ним, кому она посвятила всю себя. Его руку на своем горле, выжигающую этот знак, смысл которого был в том, что Его ладонь и пальцы навсегда связывали ее с Ним в форме рабской зависимости.

И все из-за этого рыцаря.

Батория видела его в тысячах снов и всегда надеялась, что когда-нибудь отыщет его живым, для того чтобы заставить расплатиться за все его деяния, которые обрекли несколько поколений женщин в ее семье на то, чтобы провести годы в мучениях – сделать их пленницами крови, свести их судьбу к тому, чтобы воспитывать, служить и ждать.

То, что она узнала, принесло с собой и другую правду, болезненное осознание.

Батория снова почувствовала Его руку на своем горле, ее удушающее сжатие, выжигающее из нее все связанное с ее прежней жизнью.

Ее хозяин должно быть знал, что Рун Корца и был тем рыцарем, посланным в Масаду, чтобы отыскать и вернуть Книгу. Но эту тайну он не открыл ей. Он послал ее на встречу с Корцей, не предупредив ее.

Почему? Ужели ради того, чтобы доставить себе это жестокое удовольствие, или в этом был какой-то более серьезный и значимый повод?

Знай Батория наперед, что Корца окажется в усыпальнице, она не послала бы вниз никого из своих людей. Она дождалась бы, пока он поднимется наверх с Книгой – или с пустыми руками, не найдя там ничего, – и пристрелила бы его в расселине, как муху на стене.

Эта бойня внизу показала Батории, что Корца слишком опасен, чтобы встречаться с ним в открытом бою, даже если бы она послала туда все оставшиеся у нее силы.

Но существовал и другой путь, более подходящий.

Злоба, кипевшая в ней, постепенно выкристаллизовалась в другой, новый замысел.

До того, как сгустилась тьма, Батория заметила одного из своих людей возле дверного проема усыпальницы; через одно плечо у него был переброшен ранец. Такая же шайка оставалась ждать наверху возле выхода из расселины.

Она обратилась к двум охотникам, все еще стоявшим на карауле.

Тарек, подобно многим другим, брил голову и разрисовывал свою кожу черными татуировками в форме библейских пассажей, написанных на латыни. Кожа, сшитая нитками из человеческих жил, прикрывала его мускулистое шестифутовое тело. Стальные кольца-пирсинги протыкали губы и ноздри. Его черные глаза сузились в щелки от бешенства, когда он узнал о потерях, вызванных встречей с теми, кто оказался в усыпальнице. Он жаждал мести. Причем собственноручной.

– Этот рыцарь слишком опасен, – предупредила Батория. – Особенно когда он приперт в угол. Мы понесли уже слишком большие потери, чтобы рисковать и посылать еще людей.

Тареку нечего было возразить. Они же оба наблюдали на экране монитора за происходившим внизу побоищем. Однако и у него тоже было свое мнение. Не такое оптимистическое, но приводящее к такому же результату.

– Надо нанести удар по расселине. – Батория подошла к своим людям, находившимся рядом. – Убейте их всех до единого.

Она намеревалась похоронить рыцаря и его спутников, а вместе с ними перезахоронить и тайну под многотонным слоем горного камня. Ну а если Корца уцелеет при обвале, тогда его судьбой будет медленная смерть под этими камнями.

На мгновение ей показалось, что Тарек не собирается исполнять ее приказ. Сейчас им руководило кипевшее в его крови бешенство. Внезапно его взгляд застыл на ее шее. На татуировке. Он отлично знал ее смысл и значение.

Не подчиниться ей означало не подчиниться Ему.

Тарек склонил голову – глядя на него, казалось, что он сгибает железный стержень, – а потом вдруг исчез в ночи.

Батория закрыла глаза, стараясь уйти в себя. Внезапно негромкий стон вывел ее из этого состояния, напомнив ей, что у нее еще много несделанных дел.

Стоявший на коленях в пыли капрал с веснушчатым лицом по имени Сэндерсон был единственным выжившим после резни на вершине горы. Он был голым до пояса; его откинутую назад голову удерживали в таком положении гвозди, глубоко вонзившиеся ему в череп, – это было дело рук уцелевшего бойца ее команды Рафика, брата Тарека. Он был тощим, казалось, состоявшим из костей и злобы, но в трудных ситуациях он часто оказывался незаменимым.

Батория подошла ближе, глаза солдата следили за ней.

– У меня есть кое-какие вопросы, – ласковым голосом произнесла она.

Капрал молча смотрел на нее неподвижными от ужаса глазами и дрожал, обливаясь потом; он выглядел совсем мальчишкой. Он был очень похож на ее брата, который очень любил розы и прохладное вино, но, после того как у нее на шее появилось это клеймо, ей запретили иметь какие-либо контакты с ним. Она должна была покончить со всеми земными привязанности и связать себя только с Ним.

Еще одна утрата, ответственность за которую она тоже возлагала на плечи Корцы.

Батория провела тыльной стороной ладони по гладкой щеке капрала. Он был еще молод для того, чтобы отращивать бороду. Однако, несмотря на ужас, который был в его глазах, она заметила в них и слабые искорки открытого неповиновения.

Батория вздохнула.

Похоже, он еще надеется оказать сопротивление.

Она, отклонившись назад, подняла руку, как бы отгоняя прочь возникшее в ней желание.

Фас.

Эта пара – Батория назвала их Хунор и Магор в честь двух героев венгерской мифологии – была почти всегда рядом с нею, навсегда предана ей. Не видя их, она почувствовала, что они зашевелились в темноте, позади нее, где их кормили. Батория протянула ладонь – и сразу же почувствовала на ней горячий язык, мохнатую морду и услышала низкое урчание, подобное раскату грома, донесшегося из-за горизонта.

Батория опустила ладонь, всю мокрую от крови.

– Они еще голодные, – пояснила она, зная, что это правда, и чувствуя, как эхо охватившего их желания отдается внутри нее.

Глаза солдата расширились; он весь напрягся, не в силах представить себе то невообразимое, что ожидало его. Ужас, охвативший его при виде того, что стояло позади нее, погасил в его глазах все даже самые слабые искорки неповиновения.

Батория склонилась к нему совсем близко. Чувствуя его горячее дыхание, почти ощущая испытываемые им муки, приблизив губы к его уху, она зашептала:

– Скажи мне – пусть сначала будет простой вопрос, – кто эта женщина там внизу?

Но прежде, чем капрал смог ответить, ночь за ее спиной взорвалась. Свет, звук и жар изверглись из вершины Масады, сотрясая землю, превращая ночь в день. Языки пламени взметнулись из трещины, превратив все вокруг в жуткую смесь дыма и выброшенной из недр земли и закрыв все то, что Бог открыл для обозрения всего лишь несколько часов назад. А Батория намеревалась опустить вниз всю гору, дабы скрыть свои следы.

Этот взрыв вновь принес ей умиротворение и покой.

Батория посмотрела на капрала.

Она все еще ждала ответа.