Текст книги "Переступить черту (сокращ.)"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

Соавторы: Майкл Ледвидж
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Сейчас здание было закрыто для публики, в нем шел ремонт. Я показал охранникам свой значок, и меня пропустили.

Пройдя по центральному проходу, я присел на переднюю скамью, окинул взглядом аскетичный пустой храм. Вы, наверное, подумали, что к этому времени я был сыт церквами по горло, однако мне было даже уютно здесь, в теплом полумраке, пронизанном запахом талого воска. Я ощущал странное умиротворение.

Я вспомнил, как старшеклассником приходил сюда на занятия. И усмехнулся, вспомнив, с каким трудом давались мне греческий и латынь. Но зато учившие нас священники-иезуиты убедили меня, что разум дан человеку не напрасно. Божие разумение дано нам, говорили они, для того чтобы добираться до сути вещей. Наверное, потому я и выбрал в университете философский факультет. И потому же в конечном счете стал полицейским. Из потребности добираться до истины.

Я смотрел на алтарь и думал о нашем еще не законченном деле.

Мы знали – когда, где, что, почему и как. Единственное, чего мы не знали, – это кто. Этот человек разработал блестящий план и вместе с тем был способен на звериную жестокость. Это человек с сильной волей, решил я, и, кроме того, на пути к собственной цели он ни перед чем не остановится.

В ходе осады они убили пятерых. Двое спецназовцев погибли во время перестрелки в туннеле. Священник получил пулю в висок – «случайно», если верить Джеку. Джона Руни застрелили в упор.

И наконец, мэр. Почему они до смерти искололи Эндрю Турмана ножом? Ожоги на руках мэра показывают, что его еще и пытали. Почему для убийства мэра они избрали особый способ? Сводили с ним личные счеты?

У этого имелась какая-то причина. Я просто не знал какая.

Перед тем как уйти из собора, я постоял немного перед рядом поминальных свечей в часовне Девы Марии. Я зажег по одной в память о каждом из убитых и еще одну – в память о Мейв. Потом преклонил колени, закрыл глаза и прижал к ним стиснутые кулаки, чтобы не дать волю слезам.

«Мейв, милая, – как молитву, повторял я. – Мне тебя страшно не хватает».

Я по-прежнему ждал известий от Лонни насчет отпечатков. Вернувшись в кабинет, я налил себе чашку кофе, постоял с ней у окна, ожидая звонка и глядя на городские крыши.

Нам еще предстояло уточнить по этому делу очень многое. Мы знали изготовителей оружия, оставленного преступниками в соборе, возможно, это даст нам что-нибудь. Мы собрали гильзы и использованные обоймы. Они стреляли резиновыми пулями. И это было интересно. Преступники принесли с собой оружие, которое обычно используется для разгона толпы.

Когда два часа спустя на моем столе зазвонил телефон, я уже по уши погрузился в протоколы опроса заложников.

– Прости, Майк, – сказал Лонни. – Ничего нам отпечатки не дали. У покойного не было преступного прошлого.

Когда я опускал трубку на аппарат, мне показалось, что я расслышал надменный смешок Джека.

Глава 10

Когда я на следующее утро пришел на работу, на моем столе трезвонил телефон. Я снял трубку и услышал знакомый голос:

– Это Кэти Калвин из «Таймс». Я могу поговорить с детективом Беннеттом?

Мне сразу же захотелось бросить трубку на рычаг, но я все же передумал и довольно резко ответил:

– Беннетт слушает. Хотя, если честно, я устал от наших с вами игр, Калвин.

– Майк, – живо отозвалась она. – Прошу вас, позвольте мне извиниться за ту статью. Вы же знаете, какое тогда царило безумие. Редактор требовал материала, и я… Хотя о чем тут говорить? Оправдаться мне нечем. Я набезобразничала, и мне очень стыдно за это. Я в долгу перед вами. Я слышала, вы понесли большую утрату. Примите мои соболезнования.

Я молчал. Говорила она искренне, и все же с ней надо быть настороже. Она выставила и меня, и все Управление круглыми идиотами. Но с другой стороны, если репортер «Таймс» перед тобой в долгу, это может оказаться весьма кстати.

– Приношу свои извинения, Майк, – повторила она. – Я чувствую себя последней сволочью.

– Что ж, по крайней мере с самооценкой у вас теперь все в порядке, – заметил я.

– Я знала, что в конце концов мы с вами подружимся. А звоню я вот почему: я брала интервью у попавших в заложники знаменитостей. Разговаривала с активистом борьбы за гражданские права, преподобным Соллстисом, и знаете, что он мне сказал?

Неистовый в обличениях Соллстис был известен главным образом одной чертой характера. Ненавистью к копам.

– Считайте, что я затаил дыхание, – сказал я.

– Он говорит, что, по его мнению, преступники были копами, – сообщила Калвин. – Вот я и решила поделиться с вами этой новостью. И сказать заодно, что печатать подобную чушь я отказываюсь. Хорошо? Видите, я не такая уж и плохая.

– Хорошо, – ответил я. – Спасибо за звонок.

Положив трубку, я откинулся на спинку кресла, обдумывая выдвинутые Соллстисом обвинения. Что именно ему известно? И насколько это важно? Я перезвонил Калвин и получил от нее номер его телефона.

Откладывать разговор на потом я не стал.

– Здравствуйте, ваше преподобие. Я детектив Майкл Беннетт из Управления полиции Нью-Йорка. Расследую захват собора. Мне сказали, что у вас есть информация по этому делу.

– Ха! – выпалил Соллстис. – Я знаю, чем вы там занимаетесь. Волынку тянете. Норовите замять эту историю. Послушайте, милейший, мне все известно. Я знаю копов. Только профи вроде вас могли обращаться с нами так, как это делали вы. Вы, копы, провернули все дельце, а теперь хотите упрятать концы в воду.

Могло ли это быть правдой? Весьма и весьма сомнительно.

Однако Соллстис поставил передо мной два серьезных вопроса. Откуда преступники знали о тактике осады? И почему все выглядело так, точно им заранее было известно о каждом нашем шаге?

На самом деле на острове Райкерс, что в Бронксе, стоит не одна тюрьма, а десять, и вмещают они до семнадцати тысяч заключенных. Райкерс смахивает на маленький город со своими школами, спортивными площадками, церквами и мечетями, продуктовыми магазинами, парикмахерскими и даже мойкой для машин.

Я приехал туда на следующее утро, с утра пораньше. Идея пришла мне в голову ночью, теперь же у меня появилась возможность проверить ее.

В восемь с минутами я уже оказался на территории тюрьмы. Меня провели в небольшую комнату для свиданий. И следующие несколько часов я просидел в ней, побеседовав за это время с десятками заключенных. Я проигрывал им сделанную во время переговоров запись голоса Джека, рассчитывая, что кто-нибудь из них слышал его во время прежних своих отсидок.

Однако ни один из семидесяти девяти заключенных, приходивших ко мне в эту тесную комнатку, ничем меня порадовать не смог. Представляете, как я себя чувствовал?

Так было, пока не появился восьмидесятый мой гость, Тремейн, костлявый тюремный «старожил» лет примерно сорока. И вот он-то сказал, что вроде бы слышал раньше голос Джека:

– Наверняка не скажу, но может быть.

Возвращаясь с Райкерса, я позвонил Лонни и попросил его прогнать отпечатки пальцев убитого бандита по базам данных, в которых хранятся сведения о людях, работавших в органах правопорядка нашего города, штата и страны в целом.

Час спустя у меня в кабинете запищал факс. Мне показалось, что прошел месяц, прежде чем из этой машины с гудением выполз листок бумаги. Я осторожно, чтобы не смазать еще свежую краску, поднял его с лотка.

А потом уже не смог оторвать от него глаз – не от фотографии, с которой мне улыбался мертвый теперь преступник, а от стоявшего под ней текста. Невероятно! – думал я.

Я набрал номер Уилла Мэттьюса и, когда нас соединили, сказал:

– Это Беннетт. Похоже, мы их нашли.

Когда мы выехали за черту города, пошел снег. Вереница из восьми машин – седанов ФБР и фургончиков особого подразделения нью-йоркской полиции – мчалась по Вестчестерскому лесу, однако ехали мы вовсе не в домик, в котором жила бабушка Красной Шапочки.

На повороте к Плезантвиллу мы покинули магистраль и покатили на запад, к Гудзону. И наконец, проехав вдоль взъерошенной ветром реки, остановились у высокой бетонной стены, увенчанной рядами колючей проволоки. К ней была привинчена вывеска: «ИСПРАВИТЕЛЬНОЕ ЗАВЕДЕНИЕ „СИНГ-СИНГ“».

Я вылез из машины, постоял немного у тюремной стены. Воздух здесь был холодный, и он, как показалось мне, стал еще холоднее, когда охранник, несший дежурство на башне, резко повернул в мою сторону закрытое темными очками лицо. Дуло болтавшейся у него на груди винтовки грозно поблескивало.

Сколько времени мы провели, пытаясь отправить этих бандитов за решетку, думал я, вглядываясь в тюрьму особо строгого режима. И нате вам, они за решеткой уже и были.

Отпечатки пальцев погибшего в автомобильном салоне преступника принадлежали Хосе Альваресу, охраннику, работавшему в «Синг-Синге» и уволившемуся оттуда полгода назад.

Позвонив начальнику тюрьмы, мы выяснили, что в неделю, на которую пришелся захват собора, двенадцать охранников дневной смены не выходили на работу под предлогом болезни.

И внезапно многое начало вставать на места. Слезоточивый газ и резиновые пули, приблатненный язык, смешанный с псевдовоенной терминологией. Ответ на все вопросы торчал у нас перед носом, однако лишь подозрения его преподобия Соллстиса и хорошая память бывшего узника «Синг-Синга» Тремейна помогли нам его увидеть.

Тюремные охранники не хуже, чем копы, умеют управлять толпой и сдерживать ее, к тому же они не чураются жесткого насилия, если это необходимо.

– Готов, Майк? – спросил Стив Рино.

Наши подозреваемые уже находились в тюрьме – на службе. И чтобы арестовать их, нам нужно было войти в это логово зверя.

Ветер, лупивший по зыбкой речной воде, приобрел ураганную силу, однако с моего лица не сходила улыбка.

– Пошли повидаемся с Джеком, – сказал я.

Ношение стрелкового оружия в тюрьмах особо строгого режима не допускалось ни при каких обстоятельствах, и потому нам, копам и агентам Бюро, пришлось, прежде чем перед нами с гудением разъехались двери, сдать оружие на хранение.

– Люди, которые сказались тогда больными, уже собраны в комнате для опознания, – сообщил директор тюрьмы Кларк, встретивший нас в полутемном коридоре.

Едва мы направились к этой комнате, как рация директора издала пронзительный визг. Он внимательно выслушал сообщение.

– Что случилось? – спросил я.

– Первый блок, – ответил он. – Там что-то происходит. Во всяком случае, оттуда доносятся шум и крики. Скорее всего, какая-нибудь ерунда.

– Вы уверены, что здесь все люди из той смены? – спросил я, когда мы остановились у затянутой металлической сеткой двери.

Директор тюрьмы внимательно посмотрел сквозь сетку.

– Вроде бы так. Хотя, постойте, нет, – сказал он. – Отсутствуют сержант Родс и сержант Уильямс. Начальники смены. Куда они, к черту, подевались?

– Попробую догадаться, – сказал я. – Они обеспечивают охрану первого блока?

Кларк кивнул:

– Это самое большое наше отделение особо строгого режима.

– Надо двигаться туда, – сказал я ему. – И поскорее.

Следом за директором тюрьмы и группой его самых надежных помощников я поднимался по бесчисленным бетонным лестницам, проходил по коридорам с облупившейся краской на стенах, пока наконец мы не добрались до стальной двери, за которой обнаружились запертые воротца. Директор нажал на кнопку – воротца, загудев, распахнулись.

Пока мы шли через огромный зал, над которым ярусами поднимались ряды камер, меня оглушили звуки тюрьмы – крики заключенных, отдающиеся гулким эхом удары стали о сталь. В камерах, мимо которых мы проходили, заключенные вскакивали на ноги, выкрикивая непристойности из-за толстых прутьев решеток.

– Прежде чем подняться на галереи, проверим спортивные залы! – крикнул, перекрывая шум, директор тюрьмы.

Мы дошли до конца блока, загудела, отворяясь, еще одна дверь. За ней, в спортзале, никого не оказалось – никто не поднимал тяжести и не обливался потом на тренажерах. Пусто было и на баскетбольной площадке. Где же они? Неужели Джеку с Маленьким Джоном снова удалось сбежать?

Мы развернулись, чтобы вернуться на нижний уровень первого блока, и в результате я оказался впереди всех прочих. Внезапно кто-то пнул меня в спину. Я полетел вперед, проехался ладонями и коленями по бетонному полу и услышал, как, лязгнув, захлопнулась стальная дверь спортзала.

Обернувшись, я увидел двух ухмыляющихся охранников из числа «самых надежных» – запертые в спортзале директор тюрьмы и Стив Рино колотили в стальную дверь. Один из этих «надежных» был великаном, другой – коренастым, но крепким. Эти двое подходили под описание Джека и Маленького Джона. Потому что один из них и был Джеком, а другой – Джоном.

В руке у низкорослого Джека была полицейская дубинка. Он лениво покачивал ею, зажав двумя пальцами.

– Привет, Майк, – сказал он. – Давно не разговаривали. Ты чего больше не звонил-то? Я думал, мы с тобой приятели.

– Привет, Джек, – ответил я, изображая храбрость, которой вовсе не чувствовал. – Забавно, по телефону ты на коротышку не походил.

Джек хмыкнул:

– Ты совершил еще одну ошибку, Майк. Только на этот раз вроде как смертельную. Заявился незваным к человеку домой. Думаешь, тут главный этот козел Кларк? Нет, это мои владения.

– Теперь уже не твои, Джек, – ответил я.

– Не думаю, Майк, – сказал он. – Из одной крепости мы выбрались. Выберемся и из другой. Тем более теперь, когда у нас такие заложники. Может, я даже позволю тебе вести переговоры о твоем освобождении. Как ты насчет этого?

– Отличная мысль, – сказал я и отступил на полшага.

Каблук мой сразу же уткнулся в жесткую сталь двери. Податься мне было некуда.

Тяжелая портативная рация, выданная мне директором тюрьмы, была при мне единственной вещью, хотя бы отдаленно напоминавшей оружие. Я взвесил ее в руке и тут же увидел, как Маленький Джон, ухмыляясь, вытаскивает из-за пояса дубинку.

– Может, с этого и начнем? – спросил я и метнул в него рацию.

Маленький Джон взревел, а в следующий миг они с Джеком бросились на меня, приподняли и швырнули на пол лицом вниз.

До этого мгновения я полагал, что заключенные орут очень громко, – ну так нет, они всего лишь разогревались. Пока я боролся с Джеком и Маленьким Джоном, общий вопль, наполнивший эту бетонную пещеру, начал походить на рев включенных в ангаре двигателей аэробуса.

Джек двинул меня дубинкой по затылку, и я упал на одно колено. Теперь сознание мое то включалось, то отключалось, как разладившийся радиоприемник, и тут Маленький Джон ударил меня в грудь так, что я рухнул на пол.

Мне удалось подняться на колени, однако Маленький Джон врезал мне ногой по ребрам. Я упал навзничь, увидел заносящего надо мной дубинку Джека и подумал: неужели это последнее, что я вижу в жизни?

Но именно тогда и произошло нечто совершенно неожиданное – за спиной у Джека просунулась сквозь решетку рука.

Рука эта была такой толстенной, что едва пролезла между прутьями. Огромная лапища вцепилась сзади в воротник Джеку. Звук, с которым его затылок начал колотиться о прутья решетки, был таким, точно это и не прутья вовсе, а гонг.

– Нравится, вертухай? – поинтересовался заключенный.

Маленький Джон, оставив меня, бросился на помощь Джеку, и я ухитрился, сипя от боли, встать на ноги. На полу валялась оброненная Джеком дубинка – я наклонился и поднял ее.

Последний раз я держал дубинку в руке уже очень давно – когда нес патрульную службу в Южном Бронксе. Но тут, наверное, та же история, что с ездой на велосипеде, потому что от первого моего удара левое колено Маленького Джона хряснуло, точно деревяшка. Я быстро отбежал назад – этот громила взревел и с удивительным проворством заскакал на одной ноге в мою сторону. В выпученных глазах у него бушевала ярость.

Дубинка, которую я держал наготове, взвилась вверх, целя ему в челюсть. Он попытался увернуться, но поздно. Удар, пришедшийся ему в висок, был так силен, что дубинка переломилась. И Маленький Джон рухнул на бетонный пол за полсекунды до того, как на него же осыпалась деревянная щепа.

Пока я огибал огромную тушу лежавшего в беспамятстве охранника, заключенные радостно орали нечто нечестивое. Я, подобрав дубинку Маленького Джона, подошел к тому из них, кто душил Джека обеими здоровенными лапищами – да так, что лицо Джека понемногу синело.

– Убей, убей, убей, убей! – вопили заключенные.

Должен признаться, предложение это показалось мне заманчивым. Я замахнулся. Но ударил не Джека.

Я ударил по руке, которая могла с секунды на секунду выдавить из Джека последние крохи жизни. Заключенный взвыл, выпустил Джека, и тот без чувств сполз на пол.

– Ладно, братан, ты в своем праве, – обиженно сказал из-за решетки здоровяк, придерживая пострадавшую ручищу другой, здоровой.

– Извини, друг, – ответил я и поволок Джека к запертой двери спортзала. – Если б он помер, я бы не смог его арестовать.

«Но хотя бы двинуть ему ногой по зубам я все-таки могу. Как-никак, мы с ним такие добрые приятели». Именно это я и проделал, приведя заключенных в дикий восторг.

Ясное дело, легко и просто ничего не дается.

Двух начальников смены, Родса и Уильямса, нашли сидящими в наручниках в одной из камер первого блока.

Оказалось, что Джек и Маленький Джон, настоящие имена которых были Рокко Мильтон и Кенни Робард, тесно общались с директором тюрьмы и благодаря этому узнали о нашем появлении заранее. Они убедили директора в том, что никакого отношения к захвату собора Святого Патрика не имеют, хоть и пребывали тогда в отлучке по болезни. А после схватили двух ни в чем не повинных коллег – те и вправду болели во время захвата – и упрятали их в камеру, чтобы заманить нас в первый корпус.

Прежде чем затолкать в полицейскую машину Рокко Мильтона, Джека, я зачитал ему его права. Стив Рино сопровождал остальных подозреваемых. Кенни Робарда, Маленького Джона, которого я наградил трещиной в черепе, увезли в больницу.

Прежде чем усесться за руль и покатить вместе с Джеком в Нью-Йорк, я достал кое-что из багажника машины. Как это ни смешно, многие подозреваемые просто умирают от желания поведать о своих подвигах. И чем больше они сами себе нравятся, тем сильнее им хочется рассказать самые гнусные подробности.

Поэтому по дороге в Манхэттен я поначалу упорно молчал, дожидаясь, когда у Джека лопнет терпение и он начнет хвастать.

– Тебе известно, – произнес он наконец, – что летом девяносто пятого на Райкерсе заключенные взяли в заложники четверых охранников?

Я оглянулся на него сквозь разделявшую нас металлическую сетку:

– Правда?

– Только мы двое и уцелели.

– Ты и Маленький Джон? – спросил я.

– Да. Все упиралось в выкуп, Майк. И конечно, никому не было дела до каких-то там охранников, особенно мэру.

– Поэтому вы его и убили? Поэтому жгли сигаретами?

Джек задумчиво поскреб подбородок:

– Между нами?

– А как же иначе? – улыбнулся я, повернувшись к нему.

– Ты не поверишь, – сказал он. – Скоты, которые нас захватили, выкололи одному из моих дружков глаза мясницким ножом, они тушили сигареты о наши руки. А мэр-поганец решил, что он выше переговоров с заключенными. Да и на похоронах моего друга я его рядом с вдовой что-то не заметил. Видать, такие почести оказывают только топтунам вроде тебя.

Я молча кивнул. Мне нужно было, чтобы Джек продолжал говорить.

– Когда городские власти в третий раз завернули мою просьбу о выходе на пенсию из-за стресса, я понял, что мне остается либо урвать кусок побольше, либо сдохнуть. А идея насчет собора Святого Патрика пришла мне в голову, когда я подрабатывал там в охране во время похорон прежнего кардинала. Я раньше думал, что туда и мышь не проскользнет – ну как же, легендарная Служба безопасности и все такое, – а оказалось, что эти мужики просто-напросто олухи и вся их работа – показуха и ничего больше.

– А другие участники захвата? Твои коллеги? – поинтересовался я. – Как тебе удалось подбить их на это дело?

– Подбить? – переспросил Джек. – Не знаю, как там у вас, в нью-йоркской полиции, но работа охранника сжирает человека заживо. Мы тоже сидим в тюрьме, хотя ничем этого не заслужили. Прибавь сюда жалкую зарплату, вечные выволочки от начальства, и ты получишь такой рецепт превращения человека в маньяка, что только пальчики оближешь.

– Звучит душераздирающе, – сказал я. – Однако убить первую леди, мэра, священника и Джона Руни только ради того, чтобы снять стресс? Боюсь, никакой судья на это не купится.

Но Джек меня, похоже, не услышал. Он смотрел куда-то на проносившиеся за обочиной деревья.

– Мы делали это друг ради друга, – негромко сказал он. – Валяйте, верните нас снова в тюрьму. Нам без разницы. Охранники и так живут точно заключенные, разве что посменно.

– Если тебя так расстраивает эта жизнь, могу сообщить тебе хорошую новость, – сказал я полицейскому-убийце и выключил лежавший в кармане моей куртки диктофон. – Я сделаю все, чтобы добиться для тебя смертного приговора, Джек.

Было уже восемь часов, когда я в темноте остановил машину недалеко от уютного домика в элитном районе Бронкса – Ривердейле. Стив Рино и его парни были уже здесь, они окружили дом и сейчас вели видеосъемку.

Настало время очистить город от последнего и самого вонючего мешка с отбросами. От предателя. От человека, которого Джек называл Аккуратистом.

По словам снайпера, устроившегося на каменной ограде заднего двора дома, подозреваемый находился на первом этаже и в настоящее время ужинал.

– С юга подошел автомобиль, – сказал я в рацию, когда мимо меня проехал синий «линкольн». Он остановился у дома, в котором жил наш объект, и на окне этой машины я увидел рекламу такси, развозящих людей по аэропортам. – Похоже, наш голубчик надумал прокатиться. Где он сейчас?

– Только что поднялся наверх, – ответил снайпер. – Руки моет. Так, все. Он закончил. Спускается вниз.

– Внимание, Стив, – сказал я в рацию. – Я пошел.

И вылез из машины.

– Возьмите другого пассажира, – посоветовал я таксисту, показав ему полицейский значок. – Рейс этого отменили.

Я нажал на кнопку звонка и, отбежав, спрятался за кустами. Рядом с дверью имелось небольшое оконце, так что мне видна была прихожая, а за ней столовая, где женщина и трое маленьких детей убирали посуду со стола. Похоже, папочка не позвал их с собой в Коста-Рику.

В окне мелькнул силуэт мужчины, и я вытащил из кобуры «глок». Дверь открылась. Нагруженный пухлым саквояжем и чемоданом, Пол Мартелли озадаченно уставился на отъезжающий без него аэропортовский лимузин. Тут-то я вышел из укрытия.

– Как делишки, Пол? – спросил я. – А я только что побеседовал с вашим приятелем. С Джеком. Он просил передать вам привет.

Переговорщик ФБР отчаянно заморгал. Его сжимавшая ручку чемодана правая рука – та, которая была ближе к кобуре, – внезапно задрожала.

Я показал ему «глок», который держал у бедра, – и одновременно три точки лазерных прицелов заплясали на его груди, точно подразделение обозлившихся блох.

– Тянуться сейчас к пистолету, Пол, поступок не самый умный, – сказал я. – Но я с удовольствием посмотрел бы, что у вас получится, Аккуратист.

– Мне ну-ну-нужен адвокат, – сказал Пол Мартелли, когда примерно полчаса спустя я прикрепил наручником его руку к ножке своего рабочего стола.

Руки Мартелли дрожали, на его рубашке проступили пятна пота. В коридоре ждала целая армия федералов, но сначала с ним должен был побеседовать я.

Джек уже рассказал мне бо́льшую часть истории. Рассказал, как он и Мартелли подружились после освобождения заложников на острове Райкерс. Как обнаружили, что оба ненавидят государственную систему и считают жалкую плату, которую они получают за свою работу, оскорбительной.

Во время осады собора Мартелли был осведомителем Джека. Закулисным руководителем преступников.

– Объяснять вам, что к чему, не требуется, верно? – сказал я. – Вы проиграли, и единственное, что может спасти каждого из вас, – это полное сотрудничество с нами.

Мартелли сидел передо мной, помаргивая и потея.

– Я расскажу все, что вам требуется, но при одном условии.

– Каком? – спросил я.

– Здесь очень грязно, – сказал Мартелли. – Мне нужна гигиеническая салфетка.

– Как была убита первая леди? – спросил я, бросив ему одну из тех, что завалялись у меня в столе.

Мартелли тщательно протер ею лицо и руки. Похоже, это его успокоило.

– С ней покончил Альварес, – ответил он.

– Хосе Альварес? – переспросил я. – Преступник, погибший в автомобильном салоне во время бегства из собора?

– Нет, его двоюродный брат Хулио, – пояснил Мартелли. – Нам необходимо было убить человека очень известного. Тогда можно было рассчитывать на государственные похороны. Я долго перебирал возможные кандидатуры. А потом прочитал где-то об аллергии первой леди и о том, что она и ее муж каждый год устраивают праздничный обед в «L'Arène»,и понял, что это и есть решение нашей задачи. Хулио уволился из охранников, устроился в «L'Arène»помощником повара. Это он заправил готовившийся на кухне гусиный паштет арахисовым маслом.

– Значит, единственной причиной убийства были деньги? – спросил я у этого, теперь уже бывшего, сотрудника ФБР.

– Не всем же быть такими бойскаутами, как вы, – ответил он, впервые за весь разговор взглянув мне в глаза. – Конечно, все дело в деньгах. На деньгах весь мир держится, Майк.

Я отвел взгляд в сторону, мне было противно смотреть на Мартелли. Во время осады погиб агент ФБР, оставивший вдову и двух сирот, но Мартелли на это наплевать. А вот когда я указал ему на дверь, в которую входили, чтобы забрать его, федералы, в глазах у Мартелли появилось паническое выражение.

– У вас случайно не найдется еще одной салфетки – мне на дорогу, Майк? – быстро спросил он.

Я выдвинул ящик стола, но тут же резко задвинул его.

– Знаете что? – сказал я. – Нет, не найдется. Все вышли.