Текст книги "Переступить черту (сокращ.)"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

Соавторы: Майкл Ледвидж
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава 3

– Что вы думаете об этих людях, Майк? – Мейсон вдруг снова обрел голос.

– Секундочку, – сказал я. Находясь ближе всех к окну командного центра, я первым заметил непонятное движение у собора. – Парадная дверь открывается. Там что-то происходит.

В дверном проеме появился мужчина в разодранной синей рубашке. Помаргивая от солнечного света, он спустился по ступенькам на выложенную каменными плитками площадку.

– Он у меня на мушке, – сообщил по полицейской связи снайпер.

– Не стрелять! – тут же сказал Уилл Мэттьюс.

Следом за мужчиной вышла, прихрамывая, женщина в туфлях со сломанными каблуками.

– Что за… – произнес Уилл Мэттьюс, глядя, как на ступени собора, а затем и на Пятую авеню вытекает тонкая поначалу струйка людей, быстро превращающаяся в мощный поток. Неужели они отпускают всех заложников? Стоявшие вокруг меня копы явно недоумевали не меньше, чем я.

Мы напряженно вглядывались в эту непонятную массовую сцену. Полицейские в форме быстро окружили толпу и вывели ее за оцепление.

– Всех детективов сюда. Из отделов ограблений, сексуального насилия – всех! Задача – установить личности и опросить освобожденных заложников, – отдал приказ Уилл Мэттьюс.

Между тем двери собора снова закрылись.

Мартелли похлопал меня по спине.

– Отличная работа, Майк, – сказал он. – Переговоры просто хрестоматийные. Вы только что спасли жизнь сотням людей.

Комплимент меня обрадовал, однако я сомневался, что случившееся имеет ко мне хоть какое-то отношение.

– Это что же, все? – спросил Уилл Мэттьюс. – Разве так бывает?

И тут телефон, который я по-прежнему держал в руке, зазвонил, и все находившиеся в автобусе вздрогнули.

– Сдается мне, – сказал я, – так не бывает.

– Майк? – произнес Джек. – Ну, как все прошло, дружище? Люди в безопасности, а? Надеюсь, никого насмерть не затоптали?

– Нет, Джек, – ответил я. – Вроде бы все нормально. Спасибо за разумный шаг.

– Стараюсь, Майк. Из кожи вон лезу. Стало быть, мелкую рыбешку мы выбросили обратно в воду, теперь я хочу поговорить о китах, которые пока остаются у нас.

Я глянул в окно. Господи! Он прав. Где бывший президент Хопкинс? Где мэр Нью-Йорка? Люди из списка первых персон так и остались в соборе. И сколько их там?

– Чтобы облегчить вам задачу, скажу: у нас тридцать четыре заложника, – произнес, словно прочитав мои мысли, Джек. – Знаменитости, разумеется, плюс кое-кто из деловых воротил, пара политиков. Пока все живы-здоровы. Но если вы, ребята, попытаетесь влезть сюда и взять нас, мы устроим такую кровавую баню, какой эта страна еще не видела. Дайте нам то, что мы хотим получить, Майк, и ничего страшного не случится.

– Мы не меньше вашего стремимся разрешить ситуацию, Джек, – сказал я.

– Приятно слышать, Майк, – отозвался Джек. – Я предлагаю вам и этим жирным котам выкрутиться из неприятностей добрым старомодным способом. То есть откупиться.

Когда Джек отключился от линии, Пол Мартелли снял с головы наушники и присел рядом со мной.

– Вы отлично справляетесь, Майк. Хладнокровие – прежде всего.

– Что вы думаете об этом человеке, Пол? – спросил я.

– Ну, он явно в здравом уме, – ответил Мартелли. – Говорит очень уверенно. По-моему, он знает что-то, до чего мы еще не додумались.

Я кивнул. У меня возникло точно такое же ощущение, просто я не смог облечь его в слова.

– А насчет взрывчатки на окнах и дверях – думаете, это правда?

– Судя по тому, как он вел себя до сих пор, я бы сказал – да, нам следует считать взрывчатку реальной угрозой.

Я оглянулся на Неда Мейсона. Он понуро сидел в самом дальнем углу с таким видом, точно ему хотелось стать невидимкой.

– Как по-вашему, Нед, – спросил я, – почему они отпустили столько людей, хоть и могли оставить их при себе?

Мейсон, явно удивленный тем, что с ним вообще кто-то захотел разговаривать, поднял взгляд.

– Ну, это понятно, – сказал он. – Во-первых, запасы еды и воды ограничены. К тому же, когда заложников слишком много, кто-то из них может заболеть или покалечиться. Или взбунтоваться. Долго контролировать большую толпу – дело непростое.

Мартелли кивнул:

– Кроме того, возможно, они решили, что, отпустив бо́льшую часть людей, заслужат одобрение прессы. Знаете, пусть простые люди получат свободу. Мы задержим только богачей. Этакие Робин Гуды.

– Эти мерзавцы все продумали, – сказал Мейсон. – Должно быть, планировали это дело месяцами. А может, и годами.

Я стукнул кулаком по столу, так что подпрыгнули чашки с кофе. Вот оно. Вот что меня беспокоило.

– Захват заложников был тщательно продуман, так? Они ничего не упустили из виду. Но как можно спланировать налет на государственные похороны, если у вас нет покойника? Значит, они каким-то образом убили Кэролайн Хопкинс!

Стивен Хопкинс сидел на скамье в часовне за главным алтарем, обхватив ладонями голову. Хорошо, что Кэролайн не видела этого кошмара, думал он.

На скамьях вокруг него сидело около тридцати знаменитостей – в основном те, кого Кэролайн привлекла когда-то к участию в благотворительной деятельности. Он взглянул на трех вооруженных мужчин в масках, стоявших перед входом в часовню. Хопкинсу часто приходилось встречаться с солдатами, и эти люди чем-то напоминали ему военных. Может, они и были военными? Отставными? Тогда, возможно, захват заложников имел политические мотивы.

В центральный проход вышел невысокий мускулистый человек, откашлялся:

– Всем привет. Я Джек. А вот этого моего приятеля можете называть Маленьким Джоном. Приношу искреннейшие извинения за то, что нам пришлось задержать вас здесь. Если кому-нибудь нужно в уборную, просто поднимите руку, вас проводят. Вода и еда у нас имеются. Чтобы получить пищу, нужно опять-таки просто поднять руку. Хотите прилечь – пожалуйста, на скамейку или на пол, вон там, у стены. Если не будете нам мешать, все пройдет гладко. Если будете – последствия могут оказаться весьма плачевными.

Кто он, этот хам, читающий им наставления, как будто они дети, оставленные после уроков? Стивен Хопкинс встал.

– Чего вы от нас хотите? – гневно спросил он. – Почему оскорбляете память моей жены?

– Мистер президент, – сказал Джек и, улыбаясь, направился к нему по проходу. – Не надо разговаривать с нами таким тоном. Я изо всех сил стараюсь быть вежливым. И искренне прошу вас, сделайте то же самое.

Хопкинс не привык к подобному обращению и проговорил, едва сдерживая гнев:

– В таком случае не соблаговолит ли джентльмен в лыжной маске объяснить собравшимся, почему их держат здесь в заложниках?

Несколько заложников нервно рассмеялись.

Джек засмеялся тоже. А потом, подойдя к президенту поближе, схватил его за волосы.

– Почему-почему? – сказал он Хопкинсу прямо в ухо. – Вот что всегда мешало вам, Стиви. Вам вечно хотелось все знать.

– Сукин сын! – взревел Хопкинс.

– Вы обозвали мою мать сукой? – поинтересовался Джек. – Еще один такой неуважительный выпад, и я выну ваши кишки и заставлю вас съесть их.

Он выволок бывшего президента в проход и с силой толкнул. Хопкинс рухнул на пол.

Джек вздохнул и улыбнулся всем прочим заложникам.

– Вспылил, что поделаешь, – сказал он. – Теперь вам известна моя единственная слабость.

Он помолчал, словно задумавшись, а затем обернулся к Хопкинсу:

– Знаете что, мистер президент? У вас сегодня был тяжелый день. Почему бы вам не отправиться домой? Убирайтесь.

Двое громил ухватили бывшего президента под мышки и быстро поволокли его к выходу.

Джон Руни, человек, которого назвали «кинокомиком десятилетия», молился. Он, может быть, и отошел от церкви, но был когда-то крещен и потому тихо сидел на скамье и читал «Отче наш».

Он дошел до середины молитвы, как вдруг что-то легонько стукнуло его сзади по шее. Оглядевшись, он увидел на скамье рядом с собой бумажный шарик, скатанный из страницы, которую кто-то вырвал из сборника гимнов.

Руни прикрыл шарик ладонью, взглянул на охранявших их бандитов. Самый здоровенный из них, Маленький Джон, сидел на алтарном возвышении, словно на капоте машины, и зевал во весь рот.

Руни развернул записку.

РУНИ, Я НА СКАМЬЕ ПОЗАДИ ТЕБЯ. МЕДЛЕННО СДВИНЬСЯ К СЕРЕДИНЕ СКАМЬИ, ТОГДА МЫ СМОЖЕМ ПОГОВОРИТЬ. ПОСТАРАЙСЯ, ЧТОБЫ МЕРЗАВЕЦ НА АЛТАРЕ НИЧЕГО НЕ ЗАМЕТИЛ.

ЧАРЛИ КОНЛАН

Руни сунул записку в карман. Следующие несколько минут он медленно сдвигался по полированному дереву к центру скамьи.

Через несколько минут за спиной у него прозвучал сиплый шепот:

– Видел, как они обошлись с Хопкинсом?

Руни мрачно кивнул и спросил:

– А что будет с нами, как думаешь?

– Ничего хорошего, – ответил Конлан. – Это я гарантирую.

– Ну а мы что можем сделать? – спросил Руни.

– Драться, – ответил Конлан. – На скамье за мной сидит Тодд Сноу, договаривается с магнатом Ксавье Брауном. С тобой нас будет четверо.

– Но что мы можем? – спросил Руни. – Ты же видел, что они сделали с Хопкинсом, а он всего-навсего рот открыл.

– Пока будем ждать. Терпеливо. Выбирать слабое место. Втроем мы сумеем скрутить одного, а то и двух из них. С этого и начнем.

Бурная радость, с которой журналистка «Нью-Йорк таймс» Кэти Калвин покидала собор, быстро сменилась досадой: ей вместе с остальными освобожденными заложниками пришлось ждать, когда их опросят полицейские. Их всех загнали в универмаг «Сакс» и выпускали по одному лишь после беседы с детективом.

Но потом Калвин заметила антенны телевизионных фургончиков, торчавшие из-за полосатых ежей заграждения. «Постой, а на что ты жалуешься? – спохватилась она. – Ты же оказалась там, куда стремятся попасть все эти журналисты. За полицейским кордоном!»

И Калвин быстренько прикинула стратегические выгоды своего положения. Во время захвата заложников она находилась в соборе. Она стала свидетельницей осады собора, наблюдала ее изнутри, то есть оказалась в положении совершенно исключительном.

Внезапно по толпе прокатился шумок. Все, и Калвин в том числе, вытянули шеи. Она увидела, как приоткрывается центральная дверь храма. Что дальше? Калвин подбежала к выходу из универмага, поближе к самой свежей из новостей.

А затем, во второй или в третий раз за это утро, Калвин, видавшая виды журналистка, не поверила своим глазам. «О боже», – прошептала она.

Я все еще сидел в автобусе командного центра, обсуждал с Мартелли и Мейсоном стратегию переговоров, когда двери собора опять открылись и на каменные плиты ступил, пошатываясь, Стивен Хопкинс. Они отпустили Хопкинса? Но почему?

Еще один неожиданный ход. То, что преступники освободили бывшего президента, замечательно, однако все их поступки были совершенно непредсказуемыми. Или непредсказуемость и была их целью? Лично я в этом сомневался.

Полицейские и толпившиеся за кордоном граждане заорали: «Ура!»

– Действуйте! – услышал я голос Уилла Мэттьюса. – Возьмите президента. Уведите его оттуда. Быстро!

С полдесятка копов подхватили бывшего президента и торопливо увели его за грузовики полицейского заграждения.

Я стоял у окна автобуса, глядя на готические шпили собора. Как же мне разрешить эту ситуацию? Я думал о Мейв, о детях. Я не из тех, кто ищет для себя отговорки, пытаясь увильнуть от ответственности, но разве мало у меня сейчас забот?

Мне на плечо легла рука Пола Мартелли.

– В данных, чрезвычайно тяжелых обстоятельствах вы делаете все, что в ваших силах, Майк, – словно прочитав мои мысли, сказал он. – Вся ответственность лежит на тех негодяях в соборе. Не на нас. Помните об этом.

Юджина Хамфри сидела неподвижно, глядя на мерцающие перед алтарем свечи.

Ведущая популярного ток-шоу по опыту знала: чтобы справиться с любым испытанием, необходимо прежде всего унять свои эмоции. И она перевела взгляд на горящие вдоль стен поминальные свечи. Крошечные дрожащие огоньки за красными стеклами лампадок действовали успокаивающе.

«Я выдержу», – сказала она себе. Снаружи наверняка собралась целая армия спасателей. И журналистов. Ситуация только кажется безвыходной, она разрешится – по той простой причине, что разрешить ее необходимо. Все уладится.

Еще только войдя в собор, она подумала, что мраморные стены его слишком холодны, слишком голы. Однако, взглянув на молящихся, она невольно вспомнила белую баптистскую церковь, в которую мама возила ее каждое воскресенье, – там, в Западной Виргинии.

– Боже мой, – прошептала сидевшая рядом с ней женщина. – Когда же кончится этот кошмар?

Это была Лора Уинстон из нью-йоркского журнала мод. Бедную Лору трясло. Серо-голубые глаза ее выпучились, на подтянутом хирургами лице выступил пот. «Несчастная женщина», – сочувственно подумала Юджина. Мягкая черная ладонь ее сжала белую, костлявую руку законодательницы мод.

– Ничего-ничего, – мягко сказала Юджина. – Все будет хорошо.

– Наверное. Но многие ли из нас доживут до этого?

В это время неподалеку от алтаря возникло какое-то движение.

Там кто-то вставал на ноги!

По спутанной гриве светлых волос и черной мини-юбке в нарушительнице легко было узнать певичку Мерседес Фрир. Мерседес направилась к алтарю, и мраморный пол часовни зазвенел под ее пятнадцатисантиметровыми каблуками.

– Сядь, черт побери! – рявкнул один из охранников.

– Будьте добры, могу я с кем-нибудь поговорить? Лучше всего с вашим боссом, если вы не против, – сказала певица.

Мгновение спустя появился Джек.

– В чем дело? – спросил он. – Давайте, говорите.

Мерседес вынула из ушей бриллиантовые сережки и протянула их Джеку.

– Это «Картье». Я отдала за них четверть миллиона долларов. Тут дело такое, я должна сегодня выступать, а время уходит. Знаете что? Возьмите их себе, пожалуйста. Если этого мало, могу звякнуть моему менеджеру. Договоримся, а?

Джек подержал перед собой серьги, словно оценивая их. А затем бросил их, одну за другой, в лицо девушки.

– Лучше верни свою грязную корму на место!

Лицо Мерседес потемнело.

– Грязную что? – гневно переспросила она. – Да ты понимаешь, с кем говоришь, недомерок?

Джек вытянул из кармана баллончик, схватил певицу за волосы и пустил ей в лицо струю перечного газа. Мерседес завопила. Она упала на колени, и Джек спокойно отволок ее за волосы к двери исповедальни и затолкал внутрь, а дверь захлопнул.

– Кто-нибудь еще желает обсудить свои планы на сегодня? – спросил он у испуганных заложников.

Все молчали, Джек постукивал ногой по полу.

– Значит, никто не желает. Ладно, тогда послушайте. Сейчас мы начнем индивидуальный опрос, поэтому советую вам встать в очередь у двери вон там, справа. Давайте. И поживее!

Юджина встала и покорно последовала за остальными к указанной им двери. Выйдя в проход, она услышала, как в исповедальне плачет Мерседес. Жалко девушку, но какой смысл настраивать против себя этих людей? На что она рассчитывала? Наверное, думала, что Джек ее отпустит. Интересно, кто-нибудь хоть раз сказал «нет» этой избалованной соплячке?

Чарли Конлан ожидал «опроса», стоя в очереди. На его взгляд, все эти маски и рясы выглядели несколько мелодраматично – дешевая тактика устрашения. Похоже, преступники норовили сыграть на готической атмосфере собора, запугать их.

Конлан знал: в большинстве своем закатившиеся рок-звезды вроде него на поверку просто слабаки. Однако таким опытом, как у него, могли похвастать не многие. То, чему не успела научить его голодная юность, было с лихвой восполнено армейской службой.

Конлан внутренне подобрался – дверь исповедальни наконец отворилась, и из нее вышла явно потрясенная «опросом» молодая актриса Мэрилин Рубинштейн. Стоявшие у двери охранники пропустили ее, она перехватила взгляд Конлана и, проходя мимо него, прошептала: «Делайте все, что они скажут».

– Следующий, – скучающим тоном произнес охранник.

Конлан вошел в комнату.

Это никакая не исповедальня, сразу понял он. Просто комнатушка, которую использовала служба безопасности собора. За металлическим столом сидел главный из налетчиков, Джек. Он указал Конлану на металлический стул, стоявший по другую сторону стола.

– Прошу вас, мистер Конлан, присядьте. Кстати, я ваш большой поклонник.

Конлан присел:

– Спасибо.

На столе лежали наручники в прозрачном пластиковом пакете и рулон клейкой ленты. Конлан смотрел на них, стараясь не поддаваться страху, который прорывался наружу помимо его воли.

Джек пощелкал авторучкой.

– Ну хорошо, мистер Чарли Конлан, – сказал он. – Я попрошу вас перечислить имена и телефоны людей, которые ведают вашими финансовыми делами. Любые ПИН-коды и пароли, которые помогут добраться до ваших денег, также будут нам очень полезны.

Конлан заставил себя улыбнуться и взглянуть Джеку в глаза.

– Выходит, все сводится к деньгам? – спросил он.

Джек нахмурился:

– Мистер Конлан, у меня нет времени на пустые разговоры. Вы готовы помочь нам или нет? Спрашиваю в последний раз.

Конлан решил испытать терпение Джека.

– Дайте подумать, – потирая пальцами подбородок, сказал он. – М-м-м, ну допустим, нет?

Джек вытащил из пакета наручники, встал и, зайдя за спину Конлана, защелкнул их у него на запястьях. Конлан стиснул зубы, ожидая первого удара. Однако удара не последовало. Вместо этого послышался легкий шелест – и голову Конлана накрыл пластиковый пакет.

Взвизгнула клейкая лента, а следом шею Конлану сдавило словно жгутом – лента запечатала пакет. Конлан судорожно вдохнул – и пластик тут же прилип к его коже, запечатав рот и ноздри.

– А тут жарковато сегодня, правда? – прогудел над самым ухом голос Джека.

Конлан давился остатками воздуха, обжигавшими ему горло.

Джек вернулся на свое место, зевнул, глядя на бившегося в конвульсиях Конлана. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он посмотрел на часы.

– Ну что, не хотите поучаствовать в сделке «Кислород за наличные»? – поинтересовался он. – Решать вам.

Конлан закивал.

Джек перегнулся через стол, пальцем затянутой в перчатку руки проделал в пакете дырочку, и в легкие Конлана ворвался воздух, сладкий-сладкий.

Он с хрипом глотал этот воздух, уронив голову на стол. Джек пододвинул к подбородку Конлана планшет и ручку. Вместе с возвращающимся кислородом в голове у Конлана застучали две мысли. Первая больше походила на молитву, вторая – на ругательство. «Боже мой. Мы по уши в дерьме».

Глава 4

Едва я закончил телефонный разговор с Мейв, как в командный автобус ввалился Стив Рино.

Я хорошо помнил его по нескольким переделкам. Этот рослый, длинноволосый и мускулистый полицейский представлял собой своего рода аномалию. Когда он оказывался перед забаррикадированной дверью, выяснялось, что более терпеливого человека на свете просто не существует, зато когда нужно было вышибить ее и ворваться внутрь, выяснялось, что не существует человека более стремительного.

За Стивом следовали двое фэбээровских коммандос.

– Майк, это Дэйв Оукли, – сказал мне Стив. – Величайший из командиров боевых групп, которому пока еще удается остаться в живых.

– Давай постараемся, чтобы так все и было, ладно, Стив? Не будем заваривать кашу, – с невеселым смешком произнес коммандос, пожимая мне руку. – Ну, так что нам известно о наших новых друзьях, которые засели внутри?

Я рассказал ему все, что знал. Когда я закончил, он кивнул.

– Чем мы должны заниматься сегодня, в общем, ясно, – сказал Рино. – Мы переговорили со Службой безопасности. По словам президента Хопкинса, оставшихся там заложников держат в часовне Девы Марии, это в тыльной части храма. Хопкинс сказал, что ни малейших вольностей им не позволяют. Похитители – люди очень дисциплинированные. Они не террористы. И, судя по всему, американцы. Для меня это что-то новенькое.

– Как и для всех нас, – ответил я, и тут в автобус вошел еще один коп, а с ним пожилой мужчина в серой кепке. В руках старик держал узкий картонный тубус.

– Я Майк Нарди, смотритель собора, – сказал он и снял с цилиндра крышку. – Настоятель попросил меня показать вам вот это.

Я помог ему развернуть чертежи. Бумага была старой, пожелтевшей по краям, зато собор на ней был изображен в мельчайших подробностях. Рино, Оукли и Уилл Мэттьюс тоже склонились над столом, разглядывая чертежи.

Вид сверху показывал, что кафедральный собор Святого Патрика имеет форму креста. Главный вход в него был изображен на том чертеже, что подлиннее, а боковые входы – на коротком. Часовня Девы Марии отдельных входов-выходов не имела.

– Я разместил снайперов в «Саксе» и в доме шестьсот двадцать на Пятой авеню, это позади нас, – сказал Оукли. – Еще одного посажу на Мэдисон, пусть присматривает за часовней. Жаль, что витражные окна прозрачны не более чем кирпичная стена. Мистер Оукли, можно ли из круглого окна на фасаде разглядеть часовню в тыльной части храма?

– Только частично, – ответил старик. – Там ведь еще колонны за алтарем стоят, а над ним, на высоте семнадцать метров, висит бронзовый балдахин, видите, вот он.

– Продырявим окна, поставим на них камеры с волоконной оптикой, – произнес Оукли. – Получим инфракрасные изображения оружия, это позволит понять, кто там внутри хороший, а кто плохой. Потом спустимся на веревках с крыши и одновременно взорвем розеточное окно и окна часовни.

– Похоже, я стал туговат на ухо, – произнес смотритель собора. – Потому что секунду назад мне послышалось, будто вы собираетесь разбить розеточное окно собора Святого Патрика.

– Не лезьте в дела полиции, мистер Нарди, – резко ответил Оукли. – Речь идет о жизни людей.

– Этому окну сто пятьдесят лет, сэр, – сказал смотритель. – Оно уникально, как и окна часовни Девы Марии. И разрушить его вы сможете только через мой труп.

– Кто-нибудь, уберите отсюда мистера Нарди, пожалуйста, – раздраженно попросил Оукли.

– Послушайте меня, вам же будет лучше, – не унимался Нарди, которого полицейский уже выводил из автобуса. – Я все расскажу прессе!

Только этого нам не хватало, подумал я. Вся эта история и так-то не сахар, а если нам еще руки за спиной свяжут…

Оукли развернул свою черную бейсболку козырьком назад и присвистнул.

– Нет, вы это видели? – спросил он. – Гранитные стены толщиной в шестьдесят сантиметров. Бронзовые двери – больше тридцати. Даже у окон и то каменные переплеты. И ни одного здания рядом, из которого мы могли бы прорыть туннель, чтобы попасть внутрь. Это же крепость! А мы должны пролезть в нее, не оставив на здании ни единой царапины. Может, кто-нибудь напомнит мне, с какой стати я взялся за эту работу?

– Богатые связи со стукачами плюс возможность делать у букмекеров ставки на то, что вы ее провалите, – ответил я.

Шуточка была не бог весть какая, однако в этих обстоятельствах нужно было хоть как-то разрядить напряжение. Все расхохотались.

А может, и разрыдались.

Десять минут спустя мы стояли перед автобусом, дыша морозным воздухом и глядя на величественное здание собора. Потом зашли за один из мусоровозов, из которых состояло полицейское заграждение, и Оукли приказал снайперам взять на прицел бесценные витражные окна часовни Девы Марии.

Фасад собора, подумал я, глядя на три черных арочных входа, похож на огромное лицо: широко расставленные глаза и огромный разинутый рот.

Когда зазвонили колокола, я вздрогнул и чуть не схватился за «глок». Я решил, что это еще один фокус преступников, однако, взглянув на часы, понял, что сейчас ровно двенадцать. Колокола, приведенные в действие таймером, звонили, призывая верующих к молитве. Их звон, громкий и тревожный, эхом отражался от каменных и стеклянных небоскребов.

Я окинул взглядом толпу, и в голову мне пришла новая мысль.

В толпе я заметил смотрителя Нарди, он беседовал с молодой женщиной.

Подбежав к нему, я выпалил:

– Мистер Нарди, где находятся колокола?

– В северной башне, – ответил он.

Я взглянул на этот вычурный каменный конус. На высоте примерно в тридцать метров виднелось нечто похожее на ставни.

– До звонницы можно добраться изнутри? – спросил я.

Смотритель кивнул:

– Там осталась винтовая лестница, еще с тех времен, когда в колокола звонили вручную.

Затея выглядела рискованной, однако, если бы нам удалось подобраться к медным ставням, мы могли бы потихоньку снять некоторые из них и попасть внутрь собора.

– Из храма звонница просматривается? – поинтересовался я.

– А что? – спросила женщина, с которой только что разговаривал Нарди. – Вы и ее собираетесь взорвать? Детектив…

Только тут я заметил на лацкане ее пальто журналистский пропуск. «Нью-Йорк таймс». Вот и рассказывай после этого, какие мы, детективы, наблюдательные.

– Беннетт, – представился я.

– Участок Северного Манхэттена, верно? И как поживает Уилл Мэттьюс?

Подобно большинству копов, я не особенно верю отговоркам типа «люди имеют право знать». Может, я и поверил бы, если бы все это хваленое благородство не было снабжено ценником. Когда я в последний раз пытался выяснить, чем, собственно, занимаются журналисты, оказалось, что они продаютновости.

– А почему бы вам не спросить об этом у него самого? – поинтересовался я.

– Я бы с радостью. Да только на его телефоне определитель номера стоит. Так что́ вы можете сказать? Что никто ни фига не знает? – Интонации образованной женщины сменились нормальной речью простого ньюйоркца. – Или говорить не хотят?

– Выберите тот ответ, какой вам больше по вкусу, – посоветовал я.

– Вот интересно, понравится моему редактору такой заголовок: «Самый большой ляп органов безопасности за всю мировую историю»? Или такой: «Полиция Нью-Йорка терпит провал и отмалчивается»? – поинтересовалась журналистка. – Вроде бы ничего, броский.

Я поморщился. Если я настрою прессу против полиции, Уиллу Мэттьюсу это вряд ли понравится.

– Послушайте, мисс Калвин, – сказал я. – Разумеется, я готов поговорить с вами, но то, что я скажу, в печать попасть не должно. Согласны?

Журналистка кивнула.

– В общем и целом, вы сейчас знаете примерно столько же, сколько знаем мы. Мы установили контакт с захватившими собор людьми, однако никаких требований они пока не выдвинули. Как только мы узнаем что-нибудь новое, я, если мне это разрешат, поделюсь с вами информацией. Но если у засевших там психов имеется радио или телевизор и они узнают о наших намерениях, могут погибнуть люди.

Повернувшись, чтобы уйти, я увидел в двери автобуса Неда Мейсона, он отчаянно махал мне рукой.

– В таких делах мы должны действовать заодно, – через плечо крикнул я журналистке и побежал к автобусу.

Едва я вошел, как Мейсон протянул мне трезвонивший мобильный.

– Майк слушает, – сказал я.

– Привет, дружище, – ответил Джек. – Ты что это к телефону так долго не подходишь? Если бы я не знал, какой ты покладистый, я мог бы подумать, что ты козни против меня строишь.

– Спасибо, что освободил президента, – поблагодарил его я.

– А, было бы о чем говорить, – ответил Джек. – Слушай, я вот почему звоню: я вроде как собрал вместе все наши требования и надумал послать их тебе электронной почтой. Вообще-то я привык к обычной, но ты же знаешь, в какой зоопарк превращаются по праздникам почтовые конторы.

Нарочито легкомысленный тон Джека начинал действовать мне на нервы. Я постарался сдержать раздражение, представив себе, как застегиваю на нем наручники и волоку его мимо людей, которых он терроризировал. Я не сомневался, именно так и будет. Это всего лишь вопрос времени, думал я, беря из рук связиста бумажку с электронным адресом.

– Хорошо, Джек, – сказал я. – Записывай наш адрес.

Получив от меня координаты интернет-сайта нью-йоркской полиции, Джек сказал:

– Примерно через минуту отправлю вам письмецо, дам какое-то время, чтобы вы все усвоили, а после перезвоню. Годится?

– Вполне, – ответил я.

– Я правда очень ценю твою помощь, Майк. Если все пройдет гладко, у нас с тобой получится веселенькое Рождество, – пообещал Джек и прервал связь.

– Требования пошли! – крикнул мне молодой коп, сидевший за ноутбуком.

Я подбежал к нему, взглянул на экран. Я ожидал увидеть просто цифры, однако на экране появилось что-то вроде длинной и довольно сложной электронной таблицы. Вдоль левого ее поля шли имена тридцати трех заложников. Против каждого стояла сумма выкупа – от двух до четырех миллионов долларов, – за ней следовали имена адвокатов заложников, их агентов, менеджеров и супруг либо супругов, плюс телефоны каждого. Внизу таблицы стоял номер линии связи с банком и инструкция о том, как перевести через Интернет деньги на счет в этом банке.

Я просто глазам своим поверить не мог. Вместо того чтобы проводить с нами прямые переговоры, преступники обратились непосредственно к источнику денег – к самим богатым заложникам.

– Будем звонить по этим номерам, – сказал Уилл Мэттьюс. – И перешлите список в Бюро. Может, они сумеют дать нам какую-нибудь ниточку.

Кто-то ударил Джона Руни под ребра, заставив его поднять голову. Маленький Джон возвышался над ним, поигрывая бейсбольной битой.

– Эй ты, примадонна, – сказал громила. – Чего-то мне скучно стало. Давай, встань и повесели нас.

– Я как-то не в настроении, – ответил Руни.

И зубы его тут же клацнули – это Маленький Джон ласково стукнул Руни кончиком биты снизу по подбородку.

– Вот тебе мотивация, – сообщил он. – Лезь на алтарь и сделай так, чтобы я хохотал, как гиена. Не то я твою оскароносную башку вдребезги расшибу.

Руни нехотя забрался на алтарь и оглядел заложников. В глазах у них застыл ужас. Расшевелить толпу одними словами дело и так-то не легкое. А чем можно рассмешить этих людей?

– Общий привет, – произнес он на пробу. – Спасибо, что пришли сюда сегодня. Перед вами выступит Джонни!

До него донесся женский смешок, самый настоящий. Кто это? Юджина Хамфри. Умница!

– Юджина, эй, как жизнь, сладкий перчик? – произнес он, пародируя фразу, которой она открывала свое шоу. Теперь Юджина и вправду засмеялась, а с ней и еще несколько человек.

Руни сделал вид, будто смотрит на свои наручные часы.

– Давайте поговорим о затянувшейся мессе, – сказал он.

Новые смешки.

– Знаете, чего я действительно терпеть не могу? – спросил Руни. – Да и вы, наверное, тоже. Это когда приходишь к другу на похороны, а тебя там – раз, и похищают.

Руни хихикнул, вслушиваясь в нарастающий смех, выдерживая для пущего эффекта паузу.

– Нет, ну правда, вы приоделись, как полагается, пришли сюда малость грустные, все-таки человек помер, но и малость обрадованные, потому как померли-то все же не вы, а тут – на тебе! – из алтаря вдруг полезли монахи с обрезами и гранатами.

Теперь смеялись уже почти все. Даже похитители и те давились от хохота. Что ж, по крайней мере людям стало немного полегче. Краем глаза он заметил схватившегося за бока Маленького Джона.

«Смейся-смейся, – подумал Руни. – Погоди, услышишь про электрический стул, тебе еще смешнее станет».

Сидя в глубине часовни, Чарли Конлан делал вид, что смеется шуткам Джона Руни, а сам тем временем изучал одного за другим захвативших их негодяев. У ограждения часовни этих мерзавцев стояло шестеро. Среди них был и здоровяк, Маленький Джон, однако главарь их, Джек, а с ним еще пятеро или шестеро находились где-то в другом месте.