Текст книги "Переступить черту (сокращ.)"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

Соавторы: Майкл Ледвидж
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Джулия достала из складок своего балахона фотоаппарат и щелкнула кнопкой. Странное дело, подумал Брайан. Почему-то девчонки всегда знают, как следует поступить.

Когда приглушенные смешки, топот и возня моего многочисленного семейства разбудили меня этим утром, я не сразу осознал, что жены рядом нет. Я потянулся к ее подушке, ощутил холод простыни и сразу все вспомнил. И меня вдруг словно ледяной водой окатило: «Если детей приготовила к школе не Мейв, то кто же?»

Я сорвал со спинки кровати старый халат. А выйдя на кухню и увидев детей в праздничных костюмах, окончательно убедился в том, что все еще сплю.

Не могли же они сами подготовиться? – подумал я. И дрянной же из меня получился отец! Я совсем забыл о спектакле.

Я благодарно кивнул Джулии и Брайану.

– Я знаю, что нынче не воскресенье, – с энтузиазмом взревел я, – но, может, кому-нибудь хочется попробовать воскресный завтрак?

Крики «нам» и «мне» еще метались по кухне, отражаясь от ее стен, а я уже хлопнул о плиту двумя чугунными сковородками.

Озадаченная Мэри-Кэтрин появилась на кухне, когда я раздавал ребятишкам месиво из бекона, яиц, картошки и зеленого лука. Я протянул ей тарелку и, улыбнувшись, сказал:

– Я же предупреждал вас, что все мы – чокнутые.

Торжественное шествие Беннеттов к школьному крыльцу снова остановило уличное движение. Вылезшая из такси фигуристая брюнетка в черном платье с блестками, которое она явно не снимала всю ночь, увидев процессию моих красавцев и красавиц, замерла у бордюра, приложила ладонь к декольтированной груди и выдохнула: «Ох-х-х!»

Однако реакция директрисы порадовала меня куда сильнее.

– Дай вам Бог здоровья, мистер Беннетт! – открывая пошире дверь, произнесла она и улыбнулась – самой настоящей улыбкой.

Вернувшись в фургончик, я решил посидеть здесь с минуту. Взял с сиденья номер «Таймс», подобранный мной на пороге квартиры, и раскрыл его – впервые за утро.

И как только увидел собственную фотографию под заголовком «ПОХОРОНЫ ПЕРВОЙ ЛЕДИ КЭРОЛАЙН ХОПКИНС ОБЕРНУЛИСЬ ЗАХВАТОМ ЗАЛОЖНИКОВ», радость, распиравшая мою грудь, вмиг испарилась. Под фотографией стояла еще одна веселенькая подпись: «Мы ничего не знаем». Я взглянул на имя автора статьи. Кэти Калвин.

Я покачал головой. Отделала она меня наилучшим образом. Даже фотография была ужасна. Задумчивое выражение моего лица на ней легко было принять за свидетельство полной растерянности.

Ну спасибо тебе, Кэти Калвин, подумал я. Удружила. С этой мыслью я бросил газету на сиденье и включил двигатель машины.

Сколько времени было на часах, когда комедиант Джон Руни решил, что хватит ему притворятся спящим, он не знал, однако, судя по бледному свету, пробивавшемуся сквозь витражное стекло, уже настало утро. Он выпрямился, прислонился к оградке алтаря, потер кулаками глаза.

Спать на скамьях оказалось неудобно, поэтому заложникам разрешили расположиться на полу, подстелив под голову бархатные подушечки, служившие обычно для коленопреклонений. Впрочем, подушечки были маленькими, а мраморный пол вытягивал из тела тепло так основательно, что городские тротуары казались в сравнении с ним уютным матрасом.

В задней части часовни сидели на складных стульях и пили кофе из пластмассовых стаканчиков трое в масках. Ни Маленького Джона, ни Джека среди них не было.

На плечо Руни легла ладонь – это проснулся и сел рядом Чарли Конлан.

– Доброе утро, малыш, – тихо, не глядя на него, сказал Конлан. – Вчера в драке ты показал себя молодцом.

– Ты хочешь сказать, дураком, – ответил Руни и потрогал ссадину на щеке.

– Нет, – ответил Конлан. – Теперь главное – проделать это еще раз, но только правильно выбрав время.

– Ты все еще думаешь схватиться с ними? – спросил Руни.

Конлан кивнул.

– Эй, – прошептал кто-то у них за спиной. Это проснулась Мерседес Фрир, выпущенная ночью из будки исповедальни. – Вы, мальчики, задумали что-то?

Руни поразмыслил немного, стоит ли посвящать ее в их планы, потом кивнул:

– Просто будьте наготове.

– Заметано, – отозвалась певица. – Я с вами. Один из этих гадов, похоже, запал на меня. Заговорил со мной прошлой ночью. Тощий такой, с ружьем. Это можно использовать. Притворюсь, что хочу его и всякое такое.

Именно в этот миг в проходе появился Маленький Джон, несший в руках термос и поднос со стаканчиками кофе.

– Подъем, туристы! – крикнул он. – Жрать пора.

Внезапно с соседнего ряда, где расположился на ночлег преподобный Соллстис, послышался низкий и протяжный звук. Поначалу Руни решил, что у священника сердечный приступ. Однако звук был мелодичным, и Руни понял, что его преподобие поет.

– О благода-а-а-ать, нежнее-е-е-ейший звук…

Спятил он, что ли?

Но вскоре священнику начали подпевать другие заложники, а когда Руни увидел, как Маленький Джон недовольно покачал головой, он запел и сам.

Последнюю ноту гимна заглушил резкий и хлесткий звук пистолетного выстрела. Все повернулись к главному залу собора, туда, откуда донесся выстрел.

И когда леденящее кровь эхо выстрела стихло, Руни почувствовал, как вся прежняя решимость его гаснет.

«Да поможет нам Бог, – подумал он. – Они начали убивать».

Что еще за новости? Джек, прижавшись спиной к мраморной колонне и сжимая в руке пистолет, напряженно прислушивался.

Он обходил собор по периметру, когда из двери церковной лавки вдруг выскочил человек в черном. Решив, что в собор сумел пролезть кто-то из оперативников ФБР, Джек выхватил пистолет и выстрелил.

– Что случилось? – спросил Маленький Джон, подбегая к Джеку. За ним едва поспевали еще два бандита в рясах.

– Из церковной лавки выскочил мужик в черном. По-моему, я его уложил.

– Федералы? – прошептал Маленький Джон. – Откуда?

– Не знаю, – ответил Джек и выглянул из-за колонны. – У крестильной купели лежит тело. Вы трое, проверьте церковную лавку. Стреляйте первыми.

Трое, разделившись, побежали проверять. Джек выпрыгнул в проход, держа лежавшего на полу человека на прицеле. Человек не шевелился. Джек двинул его по лбу дулом пистолета и только тут увидел, кого он застрелил. «Что я наделал?!»

У ног Джека лежал престарелый священник. В темной луже под его головой мерцали отраженные язычки свечей.

Маленький Джон вернулся с донесением.

– В лавке никого, – сообщил он. И, заметив убитого священника, выругался, а затем спросил: – Что будем делать?

Ну, по крайней мере ребята готовы идти со мной до конца, думал Джек, вглядываясь в лицо убитого. Он ведь предупреждал их, что, возможно, без жертв обойтись не удастся, и они согласились пойти на дело. По крайней мере у него будет в аду своя компания.

– Попробуем использовать его, – сказал он.

– Использовать? – переспросил Маленький Джон. – Как?

– Бери-ка доброго пастыря за руки, за ноги, – сказал Джек. – Мне все равно уже надоело ждать. Пора надавить на них, пусть пошевеливаются.

Когда я подъехал к заграждению перед командным центром, было девять с минутами. Я выключил двигатель «шевроле» и открыл дверцу.

Пробираясь через все разраставшийся бивак журналистов и проходя затем через три контрольных пункта, я думал об осаде и только головой качал.

В черном стекле соседнего офисного здания отражался шпиль собора, походивший на зубец графика курса акций – быстрый рост, затем стремительное падение. Пара репортеров возились у стендов с блоками питания станций. Когда появляются новости, газетчики начинают стучать по клавишам ноутбуков, телевизионщики включают блоки питания, а радиожурналисты хватаются за телефоны.

Отвернувшись от журналистов, я посмотрел на другую сторону улицы и сразу увидел какое-то движение в дверях собора. Створки опять открывались!

Сначала мне показалось, что вылетевший из тени арочного прохода человек в черном – это еще один освобожденный заложник. Однако, увидев, как он упал ничком на каменные плиты паперти, не делая даже попытки смягчить удар, я понял: стряслось что-то очень дурное.

Я кинулся бегом через улицу, поднялся по ступенькам и опустился на колени рядом с упавшим. И едва перевернул его, чтобы привести в чувство, как сердце мое точно кольнуло ледяной иглой.

Мой взгляд перебежал с белого пасторского воротника на дырку в виске, потом на открытые остекленевшие глаза. Я на секунду зажмурился. Потом повернулся и гневно взглянул на бронзовые двери собора.

Они убили священника!

Тут рядом со мной появился лейтенант Рино.

– Матерь Божья! – негромко сказал он, и лицо его дрогнуло. – Вот они и стали убийцами.

– Давай унесем его отсюда, Стив, – сказал я.

Рино взял убитого за ноги, я за руки. Он и не весил-то почти ничего. Мы несли его к ограждению, а наплечник, свисавший с безжизненного тела священника, мел асфальт.

Глава 6

Опуская убитого священника на носилки, я услышал, как за открытой дверью командного автобуса зазвонил телефон. Чтобы понять, кто это, смотреть на индикатор номера не было необходимости. Тем не менее, вместо того чтобы опрометью броситься к телефону, я задержался возле покойного и сам закрыл священнику глаза.

– Беннетт! – донесся до меня вопль Уилла Мэттьюса.

Даже не поздоровавшись с Мэттьюсом, я, точно зомби, прошел мимо него в автобус. Впервые за это время я, беря трубку, не ощущал никакой нервной дрожи, никакого страха, что могу что-то испортить. Совсем наоборот. Мне не терпелось поговорить с этим мерзавцем.

Переговорщик ФБР Мартелли первым учуял мою ярость – и схватил меня за руку.

– Майк, сохраняй спокойствие, – сказал он. – Никаких эмоций. Если ты сорвешься, они нам перестанут доверять. А у них тридцать три человека в заложниках.

«Никаких эмоций!» – подумал я. Самое-то поганое состояло в том, что Мартелли был прав. Моя задача – оставаться мистером Суперспокойствие. Представьте: вам ломают нос, а вы обязаны извиняться перед громилой за то, что испачкали кровью его кулак, – примерно таким мое положение и было. Нынешняя моя роль нравилась мне все меньше и меньше.

– Майк, – зазвучал в моем ухе веселый голос Джека. – Это ты? Слушай, я хочу все объяснить, пока вы там не успели слишком расстроиться. Отец Безбилетник, похоже, провел вчера утром слишком много времени в здешнем винном погребе – ну и отрубился еще до того, как мы всех отпустили. А тут вдруг выскочил невесть откуда в самый неподходящий момент, побежал. Одет он был в черное, ну мы и решили, что он из ваших спецназовцев и надумал испортить нам праздник.

– То есть вы хотите сказать, что это был несчастный случай?

– Точно. Знаешь, как это бывает.

– Сукин сын, – сказал я. – Вы убили священника.

– Да неужели слух меня не обманывает? – радостно воскликнул Джек. – Ты и правда способен на живые чувства? А я уж начал было подумывать, Майк, что разговариваю не с человеком, а с компьютером. От этого вашего дерьма, которое вы называете стратегией спокойных переговоров, мне чуть не захотелось съесть собственный пистолет. Ну, наконец-то! Давай выложим карты на стол, приятель. – И он рассмеялся. – Либо убейте нас, либо отдайте наши деньги. И хватит тратить мое время!

Сигнал отбоя еще звенел у меня в ушах, а в автобус уже входил Майк Нарди, смотритель собора.

– Боюсь, мне придется признаться вам кое в чем, – выпалил он, оглядев набившихся в автобус копов и агентов. – Существует потайной ход, по которому можно попасть в собор.

Командир фэбээровцев, Оукли, сделал шаг ему навстречу:

– Рассказывайте, мистер Нарди.

– До сих пор я не говорил о нем, потому что это секрет. Да и сейчас пришел к вам только потому, что отец Миллер, убитый священник, был моим другом и… В общем, вы дадите мне слово, что больше никто об этом не узнает? О тайном ходе.

– Разумеется, – ответил Оукли. – Как туда можно пробраться, мистер Нарди?

– Из Рокфеллеровского центра, разумеется, – сказал смотритель. – Проход ведет в бомбоубежище. Прорыт в шестидесятых, после одного военного инцидента. Кардинал Спеллман был уверен, что по Нью-Йорку нанесут ядерный удар. И усыпальницу архиепископов переоборудовали в бомбоубежище. А запасной путь из него проложили в цокольный этаж Рокфеллеровского центра, тот, в котором сейчас магазины.

– Почему вы не сказали об этом раньше? – возмущенно воскликнул я.

– Я надеялся, что все разрешится миром, – ответил Нарди. – А теперь понял, что ошибся. Бедный отец Миллер. Он был достойный человек.

Меня так и подмывало наброситься на старика, посмевшего чинить помехи правосудию, однако Оукли не дал мне вставить ни слова.

– Вы сможете указать нам дорогу, мистер Нарди? – быстро спросил он.

– Разумеется, – ответил смотритель.

Оукли включил портативную рацию и велел своим коммандос быть наготове. Наконец-то мы начнем действовать. Разговоры мне уже надоели – не меньше, чем Джеку.

– А вы-то куда собрались? – с удивлением глядя на меня, спросил Оукли.

– С вами, – криво улыбнувшись, ответил я. – Вдруг вам понадобится переговорщик.

Двадцать минут ушло на то, чтобы зарядить оружие и подробно обсудить нашу стратегию, а затем я присоединился к оперативной группе, состоявшей из двенадцати коммандос ФБР и Управления нью-йоркской полиции. И мы направились следом за Нарди в дом номер 630 на Пятой авеню.

Я обливался потом под тяжелым бронежилетом, на голове у меня был шлем ночного видения, под мышкой – пистолет-пулемет. Еще перед началом осады собора Уилл Мэттьюс распорядился очистить торговый зал от людей, и, пока мы шли по пустому коридору универмага, нам было немного не по себе. Повсюду виднелись рождественские украшения, лампочки весело подмигивали за стеклянными витринами магазинов, однако нигде не было ни души.

Нарди остановился у неприметной двери в стене, сразу за магазином деликатесов, достал из кармана связку ключей, снял с кольца большой, необычного вида ключ и протянул его Оукли.

– Вот этот, – сказал он и перекрестился. – Да благословит вас Бог.

– Так, внимание, – прошептал Оукли. – Рации выключить, впереди пойдут мои люди. Приготовьте очки ночного видения, света там может не быть. Идти гуськом, выдерживая дистанцию.

Защелкали предохранители, затем Оукли отпер замок. Дверь, поворачиваясь, громко заскрежетала. Оукли опустил на глаза очки и, держа оружие наперевес, вступил в темноту.

Я тоже опустил очки, и темный туннель впереди сразу же окрасился в жутковатый зеленый цвет. Мы шли пригнувшись, чтобы не зацепить головой ржавые железные кожухи кабелепроводов. Пройдя метров десять, мы миновали горячую, как закипающий чайник, и толстую, как бак бензовоза, трубу парового отопления. От нее туннель пошел под уклон и вскоре привел нас к уходившим вниз железным винтовым лестницам.

Спустившись по ним на глубину примерно в два этажа, мы увидели металлическую дверь, из середины которой торчало подобие рулевого колеса. Если бы я не знал, где мы находимся, то решил бы, пожалуй, что перед нами вход в машинное отделение какого-то судна.

Оукли повозился с дверью, она открылась, и мы оказались в маленьком помещении с бетонными скамьями и алтарем. Единственным не отлитым из бетона предметом было металлическое распятие. Справа от него поднималась к отверстию в потолке железная лестница.

Оукли знаком призвал всех к молчанию, мы подошли к лестнице. Этот вертикальный лаз уходил вверх на высоту опять-таки в два этажа. Не знаю, учили ли их в ФБР скоростному подъему по лестнице, но, если бы в Олимпийских играх присутствовал такой вид спорта, ребята из нашей команды точно получили бы золотые медали.

Стоя у подножия лестницы, я разглядел в самом верху, над головами коммандос, заслонку с еще одним «рулевым колесом». И вдруг увидел, как оно начало поворачиваться.

Несколько секунд спустя я уже ничего видеть не мог, потому что сверху ударил луч света, и я просто-напросто ослеп, а затем и оглох от того, что все вокруг заходило ходуном от звуков стрельбы.

Джек ждал нас.

Пули градом ударяли о бетонный пол, сверху по забитому людьми лазу велся плотный огонь. Просто чудо, что ни одна из пуль не попала в меня, когда я оттаскивал от лестницы спрыгивавших и падавших сверху коммандос. Голубоватые вспышки выстрелов сверкали у нас над головой, точно там работал стробоскоп.

Я перевел свое оружие на автоматическую стрельбу, просунул дуло в отверстие над лестницей и нажал на курок. Пистолет запрыгал у меня в руке, как отбойный молоток. Не знаю, попал ли я в кого-нибудь, но стрельба на миг прервалась.

А еще секунду спустя послышалось громкое шипение, и к подножию лестницы брякнулась дымящаяся канистра. Я подтянул куртку повыше, закрыл тканью лицо, однако дым уже выедал мне глаза и легкие.

– Слезоточивый газ! – крикнул я. – Уходим!

И чуть не упал, споткнувшись о лежавшего копа.

– Я ранен, – прошептал он.

Взвалив его на плечи, я устремился к двери, через которую мы вошли. А уже поднимаясь по винтовой лестнице, расшиб о ступеньку голень и почувствовал, как по ноге сочится кровь.

Добравшись до торгового коридора, я опустил раненого на мраморный пол. А после взглянул в его безжизненные синие глаза, и у меня перехватило дыхание. Это был крепкий темноволосый парень из оперативного подразделения, лет двадцати пяти, никак не больше. И он погиб, умер, пока я тащил его наверх, в безопасное место.

Слева от меня Оукли надвигал шлем на лицо убитого коммандос ФБР.

Что же произошло? Я оглянулся на черную адскую бездну, из которой мы только что вылезли. «Откуда им столько известно о соборе Святого Патрика? – думал я. – И почему так много известно о нас?»

Аккуратист захлопнул мобильный как раз в тот миг, когда прямо перед ним у дома номер 630 остановилось несколько машин «скорой помощи». Чтобы дать дорогу выскочившей из первой машины женщине-врачу, он даже отступил на шаг и прижался спиной к холодному, грязному боку полицейского автобуса.

В это время из парадного подъезда начали выходить члены оперативной команды.

Аккуратист пересчитал их. В дом вошли тринадцать человек. Вышли девять. Его ребята свое дело знают! Хорошо, что он успел предупредить Джека.

Увидев среди живых чересчур башковитого детектива Майкла Беннетта, Аккуратист поморщился. Женщина-врач, подтянув кверху одну из штанин Беннетта, протерла ваткой его рассеченную голень. Беннетт отстранил женщину и заковылял к автобусу. Копы и агенты ФБР, мимо которых он проходил, похлопывали его по плечу.

– Это не ваша вина, – сказал ему в спину стоявший в толпе Аккуратист. – Во всем виноваты мерзавцы, которые засели внутри. Во всем.

А вот это уже трагедия, думал Джек, глядя на тело раненого товарища. Когда Джек захлопнул бетонную крышку люка, ведущего в бомбоубежище, раненый застонал.

Существование секретного туннеля было одним из факторов, которые убедили его и Аккуратиста пойти на дело. По этому подземному ходу его люди пробрались в собор и по нему же они рассчитывали уйти.

Джек зажмурился, пытаясь унять приступ паники. Хорошо хоть он додумался до плана Б. Умирающий товарищ, Фонтейн, застонал снова, и Джек открыл глаза.

– Спокойнее, – сказал Джек, разрезая ножом «ка-бар», боевым оружием морских пехотинцев, коричневую рясу раненого, а затем тесемки бронежилета.

– Ты выкарабкаешься, – солгал он.

Одна из пуль, посланных из бомбоубежища в ответ на их стрельбу, попала в обод люка и рикошетом ударила Фонтейна в шею. Теперь из раны хлестала кровь. Стянув с Фонтейна бронежилет, Джек увидел это плюющееся кровью отверстие.

– Не ври мне, – сказал Фонтейн. – Меня изнутри как ножом рассекло, я чувствую. Просто окажи мне услугу, ладно? Когда выберешься отсюда.

– Говори, – ответил Джек.

– Отдай деньги, которые мне причитаются, моей девчушке, Эмили. Черт, можешь даже не всю долю. Но хоть что-нибудь. – И Фонтейн вдруг заплакал.

Джек присел в луже крови на корточки, сжал плечо друга.

– Даю слово, – сказал он. – Она получит полную долю. Поступит в университет. Все будет, как ты хотел.

– Точно, – тихо сказал Фонтейн. – Она уже полторы тысячи баллов набрала, я тебе говорил?

– Сто раз, – усмехнулся Джек.

Фонтейн, казалось, успокоился и теперь понемногу впадал в забытье. Джек увидел, как его тело свело предсмертной судорогой. Он умер.

Глаза Джека оставались сухими. Он встал, протянул «ка-бар» одному из своих людей, наблюдавшему за этой сценой.

– Отрежешь ему кисти рук и голову, сложишь в мешок, – сказал он. – Мы унесем их с собой. Нельзя допустить, чтобы копы установили его личность.

– А я хочу быть машинкой! – заныл сидевший за доской «Монополии» пятилетний Трент Беннетт. Девятилетний Рикки схватил лежавшую в клетке «ХОД» фишку. Трент заплакал.

Брайан Беннетт недовольно выкатил глаза. Вы только подумайте, он делает порученное ему дело, находит для пострелят занятие. Он им даже настоящую доску для игры выдал, и что, они хоть как-то ему помогают? Да ни фига.

Мэри-Кэтрин, их новая няня, сказала, что ей нужно на минутку выскочить в магазин. Дедушка в церкви. Вот и получилось, что за главного остался он, Брайан.

Услышав, как открывается входная дверь, он встал и вышел в прихожую. И увидел, что в дверь протискивается пышная рождественская елка. Войдя за ней следом, Мэри-Кэтрин стянула с головы шапочку и провела ладонями по красному, покрытому испариной лицу.

Брайан, приоткрыв рот, смотрел на нее. Так она, значит, за елкой ходила! Это ну вроде как здорово.

– Скажи-ка, Брайан, – сказала она со смешным ирландским акцентом. – Ты знаешь, где у мамы с папой хранятся елочные украшения?

Двадцать минут спустя все дети выстроились в гостиной, передавая по цепочке украшения стоявшей на шаткой стремянке Мэри-Кэтрин. Конечно, ее елке до маминой далеко, думал Брайан. У мамы она была покрасивее, чем в витринах универмагов стоят. Но все же, если честно, Мэри-Кэтрин – это лучше, чем совсем ничего.

Когда я поднялся на сооруженный у пропускного пункта помост и увидел перед собой репортеров, внутри у меня все словно онемело. Когда приходится выступать перед журналистами, я всегда нервничаю. Однако сегодня, узнав от Уилла Мэттьюса о том, что наш комиссар приказал провести пресс-конференцию, я добровольно пошел на это.

Я знал, что укрывшиеся в соборе подонки будут смотреть телевизор, и хотел, чтобы они увидели меня, услышали то, что я скажу.

Я окинул взглядом скопление камер, потом уставился в объектив той, что была ко мне ближе всех.

– В течение последнего часа, – сказал я, – была предпринята попытка освобождения заложников. Произошла перестрелка. Убиты агент ФБР и один полицейский. Еще двое ранены.

– Почему было принято столь поспешное решение? – спросил стоявший в первом ряду телерепортер.

– В свете сложившейся ситуации приказы тех, кто руководит проведением операции, не комментируются, – ответил я.

– В какой именно части собора была предпринята попытка спасения заложников? – спросила репортерша средних лет.

– Мы не можем в настоящий момент раскрывать нашу тактику, – ответил я. Спокойствие, звучавшее в моем голосе, мне и самому казалось жутковатым. – Я понимаю, всем хочется знать, что происходит, – продолжал я, – но сейчас не время раскрывать карты. Мы хотим, чтобы все тридцать три заложника оказались в безопасности.

– И те, кто их захватил, тоже? – поинтересовался кто-то из задних рядов. Я снова твердо взглянул в объектив камеры и ответил: – Разумеется. Мы хотим, чтобы ситуация разрешилась мирным путем.

На меня посыпался град вопросов, но я, не обращая на них внимания, сошел с помоста – и едва не налетел на высокую темноволосую дамочку.

– И все же, Майк, – сказала Кэти Калвин. – Кто эти люди? Вы должны сказать нам, чего они хотят. Какова их цель?

– А почему вы меня-то спрашиваете? – поинтересовался я. – Вы что же, собственную газету не читаете? Я ведь ничего не знаю, вы разве забыли?

Я вернулся в командный центр и теперь спокойно сидел, держа в руке телефон, пока он наконец не зазвонил. Внутренне я все еще весь кипел, однако понимал, что демонстрировать Джеку мои эмоции бессмысленно. Нужно было как-то разрядить обстановку, заставить его разговаривать, а не стрелять.

– Майк слушает, – сказал я.

– Лживый сукин сын! – рявкнул Джек.

– Спокойнее, Джек, спокойнее, – ответил я. – Произошла нестыковка. Меня известили о рейде полиции лишь после того, как все произошло, – соврал я. – И потом, Джек, чего вы ожидали? Что убийство священника сойдет вам с рук?

– Это был несчастный случай! Я же тебе говорил! – ответил Джек. – А теперь вы убили моего друга.

– А один из вас убил двух полицейских, – сказал я. – Игра, которую мы ведем, попросту бессмысленна, Джек. Я думал, что вы хотите получить деньги. Но, убивая людей, вы этого не добьетесь. Давайте забудем о случившемся и вернемся на прежний путь.

– Ты разрушил целый участок этого пути, – резко ответил Джек. – Ты напортачил, Майк, и будешь за это наказан. Иди к парадной двери и подбери мусор, который я выкину.

Я выскочил из автобуса и стремглав понесся через улицу, а огромные двери собора уже начали понемногу растворяться. Я знал, что сейчас из них выбросят новую жертву. Какая-то часть моего сознания хотела верить, что я успею спасти человеку жизнь, если потороплюсь, однако я понимал: это не так.

Я еще бежал по тротуару, а из темного арочного проема уже вылетело человеческое тело – мужское или женское, я разобрать не смог.

Пролетев над каменными ступенями, человек упал лицом вниз. Мужчина, в темном костюме. Я подбежал к нему, опустился рядом с ним на колени. И, увидев его торс, даже не стал нащупывать пульс. Нижняя часть тела была обезображена, залита кровью.

Жертвой был мужчина средних лет. Рубашку с него сняли, спину несчастного покрывали десятки колотых ран. А по предплечьям тянулись дорожки ожогов – похоже, кто-то тушил о его руки сигареты.

Первое, что я увидел, когда лейтенант Стив Рино помог мне перевернуть тело, – это рассеченное горло несчастного. Когда же я взглянул в его распухшее от побоев лицо, сердце мое словно сжала холодная рука.

– Плохо дело, – сказал Рино. – Хуже не бывает.

Я кивнул, не сводя глаз с убитого. Передо мной лежал, уставив в свинцовое небо мертвый взгляд, Эндрю Турман, мэр Нью-Йорка.

Стив Рино стянул с себя куртку, накрыл ею, как одеялом, Турмана.

– Берись за ноги, Майк, – сказал он. – Надо унести его отсюда, пока фотографы не налетели. Никому не нужны такие снимки.

Когда мы с ним укладывали убитого на носилки медиков, толпа обступивших нас полицейских притихла.

«Но почему именно мэр? – думал я. – Как это понять – смерть друга взвинтила Джека настолько, что он выбрал в жертву человека, убийство которого могло разъярить нас сильнее всего? Или это еще один тактический ход, который позволит ему управлять нами? Не содержится ли в этом убийстве какая-то полезная для нас информация?»

Уилл Мэттьюс перевел командный пункт в один из офисов Рокфеллеровского центра, возвышающегося прямо напротив собора Святого Патрика. Придя туда, я увидел переговорщика Управления нью-йоркской полиции Неда Мейсона: он прикалывал очередной листок с компьютерной распечаткой к пробковой доске. Чуть в стороне от Мейсона сидел за столом и разговаривал по телефону переговорщик ФБР Пол Мартелли.

– Так это правда? – спросил Мейсон. – Турман убит?

Я угрюмо кивнул:

– Он был уже мертв, когда его выбросили наружу.

– Как такое могло случиться у нас? – спросил Мартелли. Он тоже выглядел потрясенным. – В России – ладно. Может быть, в Багдаде. Но здесь, в центре Манхэттена?..

– Как идет сбор денег? – поинтересовался я.

– Вся информация вон там, – Мейсон повел рукой в сторону висевших на доске распечаток. На каждой значилось имя заложника или заложницы, телефоны их представителей и сумма выкупа. – Я только что разговаривал с людьми Юджины Хамфри. Помимо ее выкупа они хотят внести деньги за двух находящихся в храме священников.

– Щедро, – сказал я. – Сколько уже удалось собрать?

– На нашем счету лежит шестьдесят шесть миллионов, – ответил, пощелкав кнопками настольного калькулятора, Мейсон. – Получим еще десять, тогда у нас будет семьдесят шесть, и мы сможем их перевести.

– Выкуп за мэра вы вычли? – спросил я.

Глаза Мейсона расширились:

– Вы правы. Ладно. Если отнять его три миллиона, будет семьдесят три. Нам осталось получить семь миллионов долларов.