Текст книги "Возрождение"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

81

– За кого этот псих себя принимает? – взорвался Клык, когда Дилан скрылся из виду.

– Совсем малый спятил! – Я меряю шагами комнату, злая, как мокрая кошка. – Да еще в дом ко мне ворвался посреди… посреди… – В растерянности я глянула на Клыка. Он поднял бровь, и от его многозначительной ухмылки у меня по спине пробежал холодок. – …Посреди ночи. Паникер проклятый!

Я пихнула ногой перевернутый стол и захлопнула не закрытую Диланом дверь.

– Макс, – осторожно начинает Клык. Оборачиваюсь и вижу в его глазах тревогу. – А вдруг он и вправду что-то увидел? У него ведь не глаза, а настоящие телескопы.

– Только не надо песен, – фыркнула я. – Никакие не телескопы. И вообще, он в последнее время с дуба рухнул. Мало ли что ему теперь привидится!

Клык кивнул и наклонился поднимать стул. Понимаете теперь, почему у нас с ним все так ладно получается? Когда я психую и из себя выхожу, он помалкивает. Не то что тот блондинчик трепливый.

Постепенно понимаю, что никуда нам теперь не деться и от Дилана не избавиться. Видно, он таки втянет нас в свои безумные перепады от страхов к восторгам. Все равно что на аттракционах горы американские. И тошнит так же. Только ставки его, похоже, все повышаются.

Его, видишь ли, создали, чтоб меня защищать. Я это уже слышала. И про доверие к нему он не в первый раз трындит. И упорства у него столько же, как когда я его летать учила. Только вот куда наивность из его синих глаз подевалась? Что-то я ее сейчас не заметила.

Я передернула плечами. Что это я про наивность да про глаза его вспомнила? Не время сейчас для сантиментов. Пусть дураки в сантименты пускаются. А у меня поважнее дела найдутся.

Макс, закали свое сердце.

Да закалила уже, дальше некуда.

Подхожу к окну собрать разбитые стекла и невольно прислушиваюсь к поднятой Диланом суматохе. Стоило ему здесь появиться, покою в нашем райском уголке настал безвременный конец. Всюду крики, суета, беготня… А он носится сломя голову по острову, собирает в кучу в панике мечущихся ребят и тащит за собой всю толпу в подземные пещеры.

Кто ему только про эти пещеры рассказал? Явно где-то утечка секретной информации случилась. Мама как узнает, с ума сойдет.

– Газзи, – крикнула я, – Надж!

Газзи подпрыгивает на ходу, и его хохол то выскочит вверх, то снова скроется в толпе. Надж едва за ним поспевает. Неподалеку Игги на ходу утешает Эллу. Все они движутся ко входу в пещеры. Даже Тотал строго лает Акеле какие-то указания по технике безопасности.

– Вы сами свихнулись или это Дилан вам про ужасы всякие с три короба наплел? Успокойтесь! Никакая опасность здесь никому не грозит! – ору я, тщетно пытаясь перекричать галдеж ополоумевшей от ужаса толпы.

– Вот гад! – разъярилась я. – Этот. Фокус. У. Тебя. Не. Пройдет. Одно дело стекла бить, а другое – стаю мою от меня уводить. Подожди-ка, а где..?

– Ангел. – Клык показывает летящий в нашу сторону встрепанный ком перьев.

Рыдая, она бросается ко мне в объятия.

– Ты что? Анджи, что случилось? – Я прижимаю ее к себе. – Тебя Дилан напугал? Не бойся, глупышка, все в порядке.

Она отчаянно трясет головой, и надо лбом у нее прыгают мягкие кудряшки.

– Скорее бегите в пещеры, – всхлипывает она и размазывает по щекам слезы. – Оно приближается. Дилан видел…

– Я же говорю, все в порядке. А с Диланом я сейчас сама разберусь, – успокаиваю ее я.

– Да нет же! – Зрачки у нее так расширились от страха, что голубые глаза стали черными. – Дилан все правильно делает. Я видела это там, в лаборатории. Макс, это было ужасно.

Лицо ее в ужасе искривилось, и все материнские инстинкты взыграли во мне с новой силой. «Вот выберемся с этого острова, – мысленно клянусь я себе, – я всех тех гадов, которые мою девочку мучали, выслежу и собственноручно задушу».

– Ты же сама говорила, мы здесь навсегда останемся. Ты же обещала! – читает Ангел мои мысли.

Утираю ей слезы и ласково беру в ладони ее личико:

– Успокойся, мое солнышко. Дыши глубоко. Не торопись, скажи толком, что ты в лаборатории видела?

– Я видела, что деревья, как домино, падают. И этот остров, весь пеплом засыпанный. Сначала свет яркий. Потом грохот. И вы с Клыком с неба падаете.

Клык вскинул на меня напряженный взгляд, но не пошевелился.

– Когда мы сюда прилетели, мне все здесь знакомым показалось. Но я думала, мне только кажется. А теперь я все поняла. Дилан прав! Небо обрушилось!

Пора, Макс, – гудит у меня в голове Голос. – Настало время послушать Ангела!

82

Мы в раю, а на Земле настал конец света.

Я понимаю, надо бы послать человечество к черту, полезть вместе со всеми под землю, чтоб потом вылезти, свить уютное гнездышко с моим ненаглядным возлюбленным и все следующие пятьдесят лет наслаждаться долгожданной свободой.

Клык и Ангел выжидательно на меня уставились. А я стою перед ними и думаю, что решение, которое мне сейчас предстоит принять, навсегда изменит мою жизнь.

Но полезь я в пещеру, рано или поздно придется умирать трусом. А этого мне совершенно не хочется.

– Я лечу обратно в Штаты. Прямо сейчас. – Отодвигаю их плечом и выхожу за порог на площадку, повисшую над землей между тремя деревьями-домами.

Внизу тишина. Только мягко шелестят листвой джунгли. Все уже скрылись в пещерах. На дальнем утесе последние фигурки вот-вот нырнут в черный проем входного грота. Население острова в безопасности. Пора! Коли решила улетать, оставлять стаю, может быть, даже навсегда, – делать это надо прямо сейчас, пока хватит решимости, пока не потекли из глаз слезы и не защемило сердце.

– Макс, не надо! – вцепилась в меня Ангел.

– Ты уверена? – На Клыка можно даже не смотреть – я и так знаю, он мне всюду будет опорой.

Киваю. Только бы удержаться и не смотреть на него. Только бы не думать о тех, кого я собираюсь оставить.

– Если они все-таки изобрели этот токсин, то должен существовать и антидот. А может, Марк все наврал. Может, никакой вирус распространять пока и не начинали и еще можно остановить психопатов. Или, если самое худшее уже случилось, надо хотя бы предупредить людей об этом.

Ангел в смятении размахивает руками у меня перед носом:

– Макс! Ты не понимаешь, с какой страшной опасностью ты имеешь дело!

– Можно подумать, я вчера родилась. Ангел, сама посуди, сколько опасностей в моей жизни было. И ничего, я все еще живая. До сих пор из любых передряг выпутывалась. – Других аргументов, чтоб ее успокоить, мне не найти. Но я знаю, у всех нас троих на уме одна мысль: «Вдруг на сей раз это конец, окончательный и бесповоротный?»

– Пожалуйста, не улетай! – Ангел обхватила меня за шею. – Лучше бежим скорей в пещеру. Клык, скажи ей. Пусть она хоть тебя послушает. Я обещаю, в пещере безопасно. Мы там спасемся. Я тебя умоляю…

Слушай ее, – снова гудит Голос. – Скорее!

Я давным-давно повинуюсь своему Голосу, давным-давно ему во всем доверяю, даже когда он надо мной насмехается и за нос меня водит. Но на сей раз послушать я его не могу. Просто не в состоянии. Слишком уж страшными окажутся последствия.

– Не могу, мое солнышко. – Я стараюсь отцепить от себя Ангела ласково и нежно, высвободиться из ее объятий. – Мне надоело вечно жить в неизвестности и неизвестно от чего бегать. Какая бы ни ждала меня опасность, лучше ее лицом к лицу встретить. Лучше в кои веки раз вместе со всеми людьми оказаться. – Я поднимаю глаза на них обоих. Клык положил руки на плечи Ангелу. Губы у меня едва шевелятся. – А вы уж меня простите. И не поминайте лихом.

Сердце мое сейчас разорвется.

Но тут Клык выходит на платформу и берет меня за руку, целует ее, не сводя с моего лица черных сверкающих глаз, и говорит:

– Я с тобой.

– Клык, не надо, нельзя. – Если это и вправду конец света, пусть из нас двоих хотя бы он выживет. Мне одной проще будет.

– Надо. Раз тебе можно, значит, и я с тобой. Полетим вместе. Вместе с Планом Девяносто Девять Процентов разбираться будем.

Мне хочется броситься ему на грудь, обнять, приникнуть к нему. Мы с ним точно воедино слились – две неразлучные половинки.

– Я с тобой. И обсуждать тут нечего! – торжественно говорит он. Как клятву приносит.

– Да поймите вы! Девяностодевятники тут ни при чем! – крикнула Ангел с порога. – Будете вы наконец меня слушать? Все приготовления доктора Мартинез и Пьерпонта, все эксперименты белохалатников, все их операции, уколы и препараты, чтобы нам иммунитет повысить, – все это было совершенно бесполезно. План Девяносто Девять к катастрофе никакого отношения не имеет. Она надвигается с неба.

Клык только плечами пожимает:

– Тогда мы в небе ее и встретим. И главное, вместе, вдвоем. Что бы это ни было.

Он сжал мне руку, и по щекам у меня рекой хлынули слезы.

– Вы умрете! Вы оба погибнете! – рыдает Ангел. – Разобьетесь, как я это тогда в лаборатории видела.

Смотрю на нее и не понимаю, как мне ей объяснить.

– Ангел. Я создана, чтобы спасти мир, – тихо говорю я и вдруг останавливаюсь, поняв, как значительно звучат мои слова. А потом, со вновь обретенной уверенностью, выпрямляюсь и расправляю плечи:

– Я создана, чтобы спасти мир, а не только горстку «избранных и усовершенствованных». Не только тех, на чье спасение и без меня мультимиллионер все свое состояние тратит. И если человечеству настал конец, если я спасти его не сумела, я должна гибель вместе с людьми встретить.

Смотрю на брошенные дома-деревья, на сверкающую полоску берега.

Прощай, райский остров. Приятно было познакомиться.

Готовые взлететь, мы с Клыком распахиваем крылья.

– Макс! – кричит Ангел мне вдогонку. – Послушай меня! Послушай же меня наконец! Это я – твой Голос!

83

Не удержавшись, я вскрикнула от неожиданности. Но быстро взяла себя в руки.

– Ты шутишь, что ли? – выдавила я из себя.

– Ты ведь всегда к своему Голосу прислушивалась. – Ангел взлетела и с широко распахнутыми крыльями повисла в воздухе прямо перед нами. – Пожалуйста, выслушай меня еще раз.

– Тоже мне, нашла время шутки шутить. – Я на нее прямо-таки зарычала. – Я-то думала, ты уже из таких дурацких фокусов выросла.

– Я никаких шуток не шучу. И фокусов не выкидываю. Говорю тебе, я твой Голос. И всегда им была.

– Макс, чего мы ждем? Полетели, и дело с концом. – Клык проводит пальцами у меня по ладони. – Ты же понимаешь, что она делает, чего добивается.

– Я всегда была твоим Голосом, – стоит на своем Ангел.

На лице у меня крупными буквами написано недоверие. Я вообще свои эмоции скрывать особенно не умею, а сейчас – и подавно. Но Ангел принимается загибать пальцы:

– Дай-ка я тебе напомню: первый раз это было давным-давно, еще до того, как ты свою маму встретила. Помнишь, мы в Нью-Йорке институт искали, и твой Голос тебя в канализационную систему под землей послал. Какую он тебе тогда загадку загадал? – Она наклонила голову на бок.

По концам радуги, Макс, найдешь по горшочку золота.

Ангел засмеялась, а я поежилась. Так зловеще, будто отдельно от нее звучит ее голос.

– Знаешь как поначалу здорово было у тебя в голове сидеть!

Я растерянно глянула на Клыка, а у Ангела глаза вдруг потемнели.

– Но потом все стало гораздо серьезнее. Когда ты в первый раз Ари убила, Голос сказал тебе, что ты должна была это сделать. Так ведь?

При воспоминании о той страшной сцене меня передернуло. Тогда, убив Ари, я вдруг поняла, что мы с ним одной крови. Я потеряла дар речи. Я с Ангелом никогда про тот день не говорила. Ни с кем не говорила.

Зачем она это делает?

– Я тогда знала, как тебе плохо. Но я знала и то, что он будет опять и опять возвращаться, только с каждым разом все страшнее становиться будет.

– Ангел, – сурово останавливает ее Клык. – Хватит. Кончай!

Но ее уже не остановишь:

– И про твое предназначение тебе тоже я сказала. Помнишь? «Тебе после апокалипсиса новое общество создавать». Было? Помнишь?

Это все правда. Именно это твердил мне Голос. И кроме меня никто об этом не знает – это тоже правда. Но ведь Ангел умеет читать мысли. Вот она и залезла мне в черепушку. Оттуда все и прознала. А теперь манипулировать мной пытается.

Опять.

– Нет, Ангел. – Голос у меня дрожит от гнева. – Кроме того что Клык умрет первым, ТЫ мне ничего не говорила.

– Говорила. Потому что мне видение было. Я видела, как он падает и умирает.

– Ну и что? Ошибочка у тебя с видением вышла? Вот он, Клык, здесь!

– Сейчас – да, – нахмурилась Ангел. – Но ведь еще ничего не кончилось. Конец близок. Но пока-то все еще продолжается.

Нет! Нет! Только не это! Нельзя слушать ее идиотские предсказания. Нельзя позволять этой пигалице замутить мне мозги. Тем более что она уже не первый раз в подобные игры со мной играет.

– Я знаю, тебе больно, – грустно вздыхает Ангел. – Но разве не говорила я тебе, чтоб ты сердце свое закалила?

– Ты все это выдумала! – Я хватаю Клыка за руку и вдруг понимаю, что плачу. – Врешь ты все!

– Я всегда говорила тебе, Макс, знание – непосильная ноша, – шепчет она.

Она права. Я помню, как именно эти слова долгие годы назад говорил мне Голос.

– Вот и пойми теперь, как мне тяжело все всегда наперед знать. – В глазах у нее блестят слезы, а в голосе дрожит боль и горечь. И звучит он совсем не как голос семилетнего ребенка. – Ты только представь себе, каково жить и осознавать, что все люди вокруг чувствуют. Каково знать, что они думают. Пойми, даже если очень хочешь чужие мысли не слышать, от этого все равно никуда не денешься. Даже если самой при этом жить не хочется.

Твой Голос, Макс, всегда говорил тебе, что он любит тебя больше всех на свете. Это я тебя люблю, Макс. Всегда любить буду. Почему же ты мне не веришь?

Правда, почему, задумалась я.

Мне так не хватало ее, мне казалось, что сердце у меня разорвалось от горя, когда мы думали, что она погибла. Но ведь та же самая Ангел пыталась занять мое место лидера стаи, и это из-за нее стая столько раз рисковала жизнью. Ангел не раз могла погубить нас всех.

Кто спорит, Ангел – моя девочка. Кто спорит, я ее страшно люблю. Но верю ли я ей?

Лицо у нее дергается. Губы дрожат. Она вот-вот расплачется и скажет, что я ее предала.

Она поворачивается и улетает в сторону холмов.

Зачем отрицать очевидное, – говорит Голос. И на сей раз это голос Ангела, нежный и вкрадчивый. – Настало твое время. Время спастись самой и спасти других. Вперед!

Я оторопела, меня душат слезы.

– И что нам теперь делать? – спрашиваю я Клыка. Я всю жизнь сама принимаю решения. Я всю жизнь беру на себя ответственность. А теперь вдруг ума не приложу, что делать. Куда ни кинь – везде клин. – Куда теперь прикажешь податься?

Клык в раздумье покачал головой и нежно погладил меня по лицу.

– Макс, я только и делал, что отказывался признаваться в своих чувствах. Но мне всегда больше всего на свете хотелось быть с тобой. Плевать мне на пророчества Ангела. Я с тобой – что бы ты ни решила.

Но когда я глянула в его черные глаза, от ослепительного света зрачки у него сузились в крошечную точку. Остров вокруг нас запылал огнем.

И никакого решения я принять не успела.

84

Все небо горит огнем.

Еще минуту назад тихое и голубое, оно вдруг взорвалось, и все вокруг, сколько хватает глаз, затопил огненный океан.

Желтые и рыжие ослепительные языки пламени пляшут над джунглями и над водой. Слышу, как рядом со мной Клык с шумом втянул в себя воздух. Мы оба замерли, глядя, как горизонт превращается в адское пекло. Секунды растянулись в часы.

Руки и ноги отказали – не пошевелиться. Смотреть больно, но и глаз оторвать невозможно от страшной, душераздирающей красоты пожарища. Такого страшного великолепия мир больше не увидит. Это последний финальный закат.

Еще мгновение – и горящее небо над океаном разорвало на две половины. И между ними – страшная пустота. Потом расщелина становится все шире и шире, и я чувствую, как из нее хлынули на меня все те страхи, от которых я пыталась избавиться. Затаив дыхание, жду, что оттуда появится десница Господня. Или инопланетяне. Или даже Ари, снова воскресший из мертвых и снова жаждущий мести.

Но все оказывается и проще, и страшнее. Оттуда вырывается поток нестерпимого жара и проносится в джунгли прямо у нас над головами.

Стряхнув оцепенение, с опаленными крыльями, с почерневшей, клочьями висящей одеждой, я бросилась на землю. Уверена, кожа сейчас вспучится волдырями ожогов. Даже крикнуть – и то невозможно. Легкие, кажется, превратились в обуглившиеся головешки.

Я задыхаюсь, стараясь поймать ртом воздух. В глазах помутилось, и весь мир куда-то исчез – осталась только боль.

Кошмар длится чуть не целое столетие. Но вдруг разверзшиеся небеса закрываются так же внезапно, как и открылись.

На небе гаснут последние красные всполохи. Жадно ловлю остывающий воздух. Я жива. И крылья у меня целы, и тело не обуглилось. Как же так получилось? Я прищурилась, недоуменно себя разглядывая.

Видно, адреналин в крови снова падает, и мир постепенно возвращается на свои места. Поднимаюсь на ноги и оглядываюсь по сторонам. Я не знаю, что я надеюсь увидеть. Каких ответов я жду. Куда двинусь дальше?

– Все в пещерах, – хрипит Клык, стараясь перекричать разбушевавшийся ветер. Вокруг нас столбом стоит дым и пепел.

Я упрямо качаю головой:

– Не все. Ангел наверняка не успела. – В горле будто бутылочные осколки застряли, и каждое слово дается мне со страшным трудом. Клык поднимает на меня глаза, и я читаю в них то, что сама я сказать не решилась:

– И Дилан тоже снаружи.

Они оба, скорее всего, где-то на холмах, там, куда Дилан отвел население острова.

Это я, а не Дилан, должна была их спасать.

В молчаливом согласии вдвоем с Клыком мы взмываем в небо. За сотню метров от нас все деревья спалило дотла. Нам повезло. Еще немного – и мы бы взорвались почище всякого фейерверка. Над дымящимся островом, над поваленными обугленными деревьями несемся на всех парах к берегу.

Вдруг страшный взрыв, будто прямо у меня в голове взрывается бомба.

Будто это я сама взорвалась, как бомба.

Мой мозг содрогнулся.

Крылья теряют контроль.

Барабанные перепонки вибрируют, а в глазах потемнело.

И оба мы падаем с неба.

Ниже. Еще ниже.

Как и предсказывала Ангел.

Мне остается только бессильно наблюдать, как кружится вокруг пепел и как несутся мне навстречу острые валуны.

А потом свет меркнет для меня навсегда.

85

– Вставай! – доносится откуда-то издалека чей-то голос. – Вставай! Вставай! Вставай! – Низкий и медленный, каждый звук точно водой пропитан. Чей это голос? Мой? Ангела? Какого-то таинственного незнакомца? Может, его вообще не существует?

Но голос крепнет и становится все громче, превращаясь в шипение рвущейся под напором воды, в свист и вой ошалелого ветра, пульсирующего в моем мозгу.

Закрываю уши ладонями – чувствую под рукой влагу. Нос горит от металлического привкуса крови. Приоткрываю глаза – в лицо мне ударяют острые иглы ураганного ливня.

Оборачиваюсь, инстинктивно ища помощи. Чья-то могучая рука дергает меня вверх, и я повисаю чуть ли не в сантиметре от края утеса.

– Вставай! – Сквозь помутившееся сознание до меня доходит, что это Клык орет мне в самое ухо. Он наконец до меня докричался и поднял на ноги.

Вглядываюсь в расщелины утеса. Где дети? Но вижу только поднявшуюся над океаном стену воды. Да что там стену! Ее и словами-то не опишешь – выше любого небоскреба, она закрыла весь горизонт. И растет на глазах, все выше и все страшнее. Теперь уже даже неба не видно. Стена воды уже нависла над нами. Она вот-вот накроет наш холм.

Мегацунами.

Инстинктивно пытаюсь взлететь, но нестерпимая боль пронзает мое смятое и исковерканное крыло, из которого хлещет кровь. Сердце у меня останавливается. Вот и конец.

Конец света. Конец мне, моей жизни.

В груди клокочет жалость к себе. Я вот-вот разрыдаюсь. Но Клык берет в ладони мое лицо и смотрит на меня пристально и настойчиво.

– Макс. Я люблю тебя, – произносит он наконец те самые слова, которых я ждала всю свою жизнь и которые выше и важнее цунами. На которых держится вся вселенная, перед которыми отступают и хаос разрушения, и ужас неизбежной смерти. – Макс, я люблю тебя до смерти.

«Я знаю, – думаю я. – Я всегда это знала».

Его черные глаза стали чернее ночи. Такими черными я их никогда еще не видела. Глядя сквозь меня, они смотрят в нашу судьбу. Поворачиваюсь и вижу нависшую над нами волну. Еще секунда – и ее бурлящий пеной гребень рухнет на нас. Но меня уже ничем не удивишь, ничем не испугаешь. Теперь ничто не вызывает во мне ни трепета страха, ни содрогания ярости. Я приняла мою судьбу.

«Это совсем не страшно», – думаю я.

Клык с невыразимой нежностью целует мои глаза, мои щеки, мои губы. В последний раз. Потом он прижимает меня к своей груди, мы оба в последний раз вдыхаем соленый мокрый воздух, навечно сплетаем руки, ноги, тела, прежде чем стена воды обрушивается на утес и проглатывает нас и весь мир.

Я тоже люблю тебя, Клык.