Текст книги "Возрождение"
Автор книги: Джеймс Паттерсон
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
57
Мы летим домой. Я стараюсь держать себя в руках, но от слез почти ничего не вижу. Дилан, Игги, Клык и я, чередуясь, несем Ангела. Она почти ничего не весит, и лететь, держа ее на руках, совсем не трудно. По дороге домой мы завернули за Тоталом. Он ошалел от радости и лаял и прыгал вокруг Ангела, как самый обыкновенный пес.
Дома мы вымыли Ангела и положили спать. Она так слаба, что сон для нее сейчас – главное лекарство. Тотал свернулся калачиком у нее в ногах, а Газзи и Надж каждые полчаса заходят проверить, как она. А мне надо побыть одной. И я лечу в лес, чтоб собраться с силами и взять себя в руки. Иначе Ангел проснется, начнет рассказывать, что с ней произошло, а я буду только выть белугой. Какой прок от меня тогда будет?
А Клык нашел далеко не самое подходящее время, чтобы, по своему обыкновению, незаметно подкрасться ко мне, напугав меня до полусмерти:
– Надо поговорить. Про тебя. И про меня. Про нас.
Чувствую, как краска заливает мне щеки.
– Ты сам сказал, что «нас» больше не существует. – Я стиснула зубы.
– Не знаю, не уверен.
– Хватит. Ты ушел и меня бросил. Дважды. – Я начинаю заводиться. – То «мы», которое у нас было, ты послал к чертовой бабушке. И к тому же решил, что нашел Майю. – Не надо было про нее заикаться. Не надо было не подумав ляпать. Меня передернуло при воспоминании о том, что сказал о ней Ари.
– Майя погибла. – Про смерть ее я и так знаю. Но боль в голосе Клыка здорово меня задевает. – К тому же речь не о ней. Речь о том, что мы с тобой навсегда связаны. И нашу с тобой связь не разорвать, что бы ни случилось.
Я открыла было рот, чтоб ему возразить, но не смогла сказать ни слова. А Клык продолжает терзать меня своей искренностью:
– Макс, со мной говорил мой Голос. – Он схватил меня за руку и притянул к себе. – Он сказал мне, что я должен вернуться, что я должен быть с тобой. И я вернулся. Мне пришлось пешком пройти почти всю дорогу. Хотя я в пути сам чуть не умер. Но я все равно к тебе вернулся. И я хотел сказать тебе… Может, я тебе этого никогда раньше не говорил…
Сердце у меня бьется с такой скоростью, что мне кажется, у меня сейчас случится инфаркт.
– Я хотел сказать тебе, что я…
– Перестань! – крикнула я, закрыв уши руками. – Помолчи, пожалуйста.
Но если Клык что решил, его не остановишь. Поэтому выход у меня только один – сорваться с места и улететь.
В полете скорость в триста миль в час для меня не проблема. Это выше, чем у любой другой известной мне рекомбинантной формы жизни. Никакой другой живой организм такую скорость развить не может. Кроме Клыка.
Короче, сорвавшись с места, я в мгновение ока оказалась за пару миль от места нашего разговора. Вдруг чувствую, кто-то схватил меня за кроссовку. Клык следует за мной по пятам, синхронно со мной взмахивает крыльями и мертвой хваткой держит за щиколотку.
В конце концов мне стало трудно держать равновесие. Приходится затормозить. Резко останавливаюсь, встаю вертикально в воздухе и разворачиваюсь к нему лицом.
– Клык! Я сейчас ничего этого не могу слышать! Понимаешь, НЕ МОГУ! – кричу я ему. – Мне и так жить трудно. А ты все еще трудней делаешь. Ты что, не видишь, как все запутано.
Я умолкаю, задумавшись про все сложности в моей жизни.
– Я ничего не хочу усложнять. Я совершенно не хочу ничего запутывать еще больше, – тихо говорит Клык, и в углах губ играет его всегдашняя кривая усмешка. В его черных глазах столько тепла, что на мгновение мне приходится всерьез взять себя в руки, чтобы не полететь кубарем вниз. – Я только хочу сказать тебе то, что ты и без меня сама знаешь. Ты мне нужна. Мы нужны друг другу.
– Но я ничего не могу с этим поделать. – Я развожу руками, пытаясь показать все бескрайнее море моих проблем. «Это» – вся наша жизнь. – Я не знаю, что мне с тобой делать. И даже думать не могу. Не сегодня, не сейчас, не после того, как мы нашли Ангела в таком состоянии. Пожалуйста… – Я проглотила ком в горле, стараясь не обращать внимания на свое глупое сердце. – Пожалуйста, не надо сейчас об этом, – шепчу я чуть ли не умоляющим голосом. – Прошу тебя.
Но я и сама слышу, как меня выдает голос. И понимаю, что от Клыка мне ничего не скрыть.
Он пододвинулся ко мне еще ближе. Наши лица касаются друг друга. Наши крылья слились воедино. C каждым взмахом мы поднимаемся на десять футов вверх и потом так же плавно опускаемся на те же десять футов вниз. Общий ритм полета у нас в крови – мы всю жизнь вместе летаем. Я скрестила руки перед собой, так что локти упираются Клыку в грудь. А он взял меня за плечи, и я чувствую, как он вспоминает наши прежние прикосновения и объятия.
Я тоже их вспоминаю, и по спине у меня бегут мурашки. Сколько раз все это повторялось? Сколько раз еще повторится? Прошлое и настоящее, все перемешалось. Где воспоминания, где сегодняшние чувства? Кто в них разберется? Я знаю только одно: мы повзрослели и изменились. Он теперь будто другой человек. Я теперь тоже новая, другая Макс. Может, мы больше… не подходим друг другу?
– Макс. – Он произносит мое имя, будто оно – слово молитвы, будто оно – соломинка для утопающего. Его теплые пальцы гладят мои плечи.
– Что, – шепчу я в ответ. Я не знаю ни что отвечать, ни что делать. Поэтому я просто смотрю ему в глаза. Я не хочу отводить взгляд первой.
Потом я тоже кладу руки ему на плечи. И чувствую его сильные мощные мускулы. И вспоминаю слова, некогда вырезанные им на кактусе:
МАКС + КЛЫК = НАВСЕГДА
58
Слезы катятся у Дилана по щекам. Он сердито стирает их рукавом и с силой взмахивает крыльями – только бы как можно дальше улететь от тех двоих поскорее.
Он сидел на дереве не больше чем в полумиле от Макс и Клыка. Нет, он ни в коем случае за ними не шпионил. Просто… наблюдал. Наблюдал, как рушится его прошлое, как исчезает его будущее. Он совершенно не собирался ошиваться вокруг, чтоб засвидетельствовать, как Макс и Клык, выяснив отношения, решают снова вернуться друг к другу.
А он-то думал, что между ним и Макс начинает возникать что-то… настоящее. Ведь разрешила же она ему спать в своей комнате. А тот вечер на дереве в построенном им доме… Он помнил, как его пальцы дотрагивались до ее кожи, как ее спутанные волосы касались его щеки. Помнил, как она посмотрела на него прежде, чем встретились их губы.
В том ее взгляде таился секрет его жизни и его смерти.
Дилан потряс головой и сильнее захлопал крыльями. Быстрее, скорее смотаться отсюда. Он слишком круто развернулся, крылья потеряли контроль над телом, и он камнем полетел вниз. Пролетел футов сто и только чудом выровнялся над самыми верхушками деревьев. Под ним густой лес. Высокие деревья теснятся одно к другому. Дилан сощурился и нырнул вниз.
На сумасшедшей скорости он носится между стволами. Распугал птиц. Разогнал оленей. И все кружит и кружит по лесу так, что от встречного ветра слезы сами высыхают на лице. Проскальзывает между стволами, до крови обдирая о кору руки. Ветви хлещут его по лицу и вырывают перья из крыльев. Но он не чувствует боли.
Вернее, от этой простой физической боли ему становится легче. Пусть будет даже еще больнее.
Он так старался. Он так старался заслужить ее любовь. Какие бы она ни придумывала правила, что бы она от него ни хотела, он все выполнял и следовал ее правилам. Научился летать и драться. Научился следовать за ней тенью. Научился оставлять ее в покое, но угадывать, когда ей хочется, чтобы он был рядом. Он думал, если он достигнет совершенства, Макс его полюбит.
Но она любит Клыка. И ей плевать, что тому закон не писан, что нет такого правила, которое бы он не нарушил. Дилан скрипнул зубами. «Ладно же, – думает он. – Если ей нужен хулиган, я тоже могу быть хулиганом».
Бах!
Он с размаху вмазал ногой в крышу тачки, движущейся по направлению к городу. Класс!
Бах! Бах! Бах! Клевые получились вмятины на следующих трех машинах, а Дилана захлестнул азарт. С тех пор как Клык вернулся в стаю, он еще не испытывал такой радости.
На очередную машину Дилан обрушился с еще большим остервенением. Хрясь – полетело боковое зеркало. Хрясь – заднее стекло разлетелось вдребезги.
Он чувствует такую силу, какая прежде была ему не знакома.
Дилан поднялся в воздух и забрал слегка вбок. Внизу гудят клаксоны и орут и ругаются люди. Влетев в городок, он спикировал на первую попавшуюся угловую лавчонку, схватил вывеску, вырвал ее вместе с винтами и изо всех сил швырнул вниз на дорогу. Вывеска плашмя грохнулась на машину, водитель потерял управление и врезался в телефонный столб.
Но Дилан уже на другой улице. Срывает вывески и дорожные знаки и пуляет ими в белый свет, как в копеечку. Вслед ему несется страшная ругань, и в отдалении уже завывают полицейские сирены. Кто-то метнул в небо бейсбольную биту, просвистевшую над самым его ухом.
А он продолжает крушить все на своем пути. Спикирует вниз – и сдернет с места почтовый ящик, еще раз – перевернет урну. Снова вниз – выдрана с корнем садовая ограда. Но притупившаяся было боль в груди снова сжимает ему сердце. Он рванул электрические провода, протянутые вдоль улицы от столба к столбу. Посыпались искры, загорелись сваленные вдоль поребрика мешки с мусором.
Наконец до Дилана дошло, что он снова плачет. Слезы застилают ему глаза. Что с ним происходит? Что он творит? Все потеряло смысл.
Сильными взмахами крыльев он уверенно поднялся в небо, оставив позади себя охваченную огнем улицу.
Это не решение проблемы, Дилан, – говорит его Голос. – Ты знаешь свою задачу. Ты знаешь, что тебе надо делать.
Дилан отчаянно замотал головой, будто в надежде вытряхнуть из нее Голос и избавиться от него раз и навсегда.
В мозг ему закралась непрошеная мысль. Он медленно развернулся и почувствовал во рту привкус желчи.
Нет… Этого сделать он не может. Скорее всего, не может.
Если бы он только мог сделать то, что потребовал от него учитель биологии на той безумной лабораторке в школе, это бы сразу решило столько проблем… Но не может он сдать Клыка белохалатникам для их зверских экспериментов. Не может – и точка. Как бы он его сейчас ни ненавидел.
Но если не он, кто-нибудь другой непременно Клыка выдаст. А вдруг доктор Вильямс правду тогда сказал, и они убьют Макс за то, что он на них отказался работать?
Вот этого он уж точно ни за что не допустит.
Голова у Дилана закружилась. Может, эта ужасная мысль… Может, в конце концов, так надо и сделать? Может, он к тому же спасет Клыка от страшной жизни подопытного кролика, от вечной пытки, от скальпелей и игл?
И тем самым спасет жизнь Макс. Она будет ему благодарна. И даже полюбит его… Когда-нибудь.
Дилан, как выброшенная из воды рыба, хватает ртом воздух. Голос его прав. Он знает, что ему делать. Он всегда знал, что ему делать.
Ему надо убить Клыка.
59
– Ну ни хрена себе! Это же Дилан!
Я резко обернулась на прилипшего к телевизору Газзи.
– Что еще за «ни хрена себе»? Что Дилан-то? – Я одним махом перескочила к нему на диван.
– Он совсем… того, с катушек долой. – Газ ошалело тычет в телек.
Переключаю внимание на новости, где показывают мутную съемку с дрожащего мобильного телефона: крылатый подросток громит город. Челюсть у меня отвисает. Это Дилан. Это точно он, ошибиться невозможно. Я вижу, как он бьет стекла, срывает вывески, переворачивает почтовые ящики и урны.
– Это на нашего пай-мальчика совсем не похоже, – недоумевает Газзи. – Может, с него клона сделали?
– Вряд ли, – бормочу я, нервно вперившись в телек. – Нет, думаю, это точно он. Только почему у него крышу-то так снесло?
Лихорадочно пытаюсь сообразить, с чего бы он так психанул. Ведь еще пару часов назад вполне нормальным был – он со мной чуть не весь день провел. До тех пор пока… Господи! Внезапно мне все становится совершенно ясно, и меня начинает мутить. Дилан стоял около двери, когда я улетела проветриться. Он, скорее всего, увидел, как Клык полетел за мной следом. Он что, решил, что мы вместе улетели?
Что он еще видел?
– Это все из-за меня, – простонала я, хватая куртку. – Надо срочно его разыскать.
И прежде чем Газзи успел опомниться, я спрыгиваю с балкона и набираю скорость по направлению к городу.
60
Только на окраине ближайшего к нам городка я сообразила, что даже не знаю, что я скажу Дилану, если его разыщу.
Когда мне неоткуда было ждать помощи, он всегда был мне опорой. Меньше всего на свете мне хочется его обидеть или причинить ему боль. Он был… Он отличный парень. И я прекрасно знаю, как он ко мне относится. У него со мной всегда душа нараспашку. С ним можно быть только предельно честной.
Но что я ему скажу? Что я могу ему обещать? Ведь я и сама не знаю, с кем из них мне хочется быть.
Господи, спаси и сохрани.
Лечу высоко в небе, чтобы с земли меня особенно не было сразу заметно. Но самой мне прекрасно внизу все видно. Увидев, какой разгром учинил в городке Дилан, я чуть не рухнула от возмущения.
Городок в полной панике. По нему точно тайфун пронесся, все на своем пути сметая. Главную улицу перегородили смятые машины, лавочники разъяренно жестикулируют, показывая полицейским на разбитые витрины, народ заново привешивает вывески, подметает осколки и мусор из перевернутых бачков.
Пытаюсь успокоиться: вдох – выдох, вдох – выдох. Дилан страдает, это понятно. И чем хуже ему, чем больнее, тем больший он учинил погром.
А больно-то ему из-за меня. Выходит, и в погроме я виновата.
Затаив дыхание, одну за другой сканирую улицы. Но Дилана нигде нет. Поднимаюсь выше, потом еще выше – так обзор лучше и большее пространство видно. По-прежнему на него ни намека. Всматриваюсь в кроны деревьев, разглядываю крыши, исследую любое место, где он мог бы спрятаться. Дилан как сквозь землю провалился.
Что будет, когда он вернется? Если вообще вернется? Будет ли это все тот же Дилан, мягкий, покладистый, на которого я уже так привыкла во всем полагаться? Который мне даже нравился?
Даже больше, чем нравился. Я и сама-то не признаюсь себе, что за чувства он во мне вызывает. Знаю только, что в глубине души растет что-то важное и серьезное.
Я так долго старалась не замечать его обожающие взгляды, так долго пыталась его отталкивать.
И если у меня это в конце концов получилось, почему мне теперь так больно?
61
Он дома.
Это была моя первая мысль, когда я проснулась от сотрясающей стены дома сирены. Второй раз за последние две недели сигнализация Игги сбрасывает нас с кроватей среди ночи.
«Только не скрывай от него, как ты разозлилась, – убеждаю я себя, наскоро накидывая на себя какие-то шмотки. – Кто ему давал право так с цепи срываться? Кто давал ему право громить все направо и налево? У тебя есть полное право по первое число ему врезать». Но помимо воли я радуюсь его возвращению и со всех ног бегу к входной двери.
– Что? Кто? Атака? – выскакивает из своей комнаты Газзи. – Бомбы нужны?
– Макс? – Завернув за угол, я едва не налетела на Ангела, и она сонно шарахается у меня с дороги.
– Не бойся, Ангел. Ничего страшного не случилось. Ребята, все в порядке! – крикнула я через плечо и принялась отпирать замки. – Игги, выключи сигнализацию! Это Ди…
Запыхавшись, открываю дверь. Сквозь замершую темноту прямо передо мной море зловеще мерцающих красных глаз.
Надж охнула у меня за спиной. Устремленные на нас глаза горят диким кровожадным огнем. Ирейзеры!
Слова замерли на губах. «Здрасте-пожалуйста», – бормочу я, стараясь не выдать своего испуга перед неисчислимой армией убийц, стараясь не показать, что они застали нас врасплох. Я собственными руками, совершенно безоружная и без всякого плана действий, открыла дверь этим уродам. Считай, я сама их в дом пригласила.
Делать нечего. Откашлявшись, делаю решительный шаг на крыльцо. От пахнувшего на меня в темноте зловонного их дыхания, от шарканья неисчислимых ног по спине побежал холодок. Только не думайте, что к этому можно привыкнуть.
– Чо явились, блохастые? – громко спрашиваю я. – Какая-то причина особая? Или мне сегодня просто повезло?
– Просто повезло, сеструха.
Мне хорошо знаком этот голос. Язвительный, низкий, будто горсть камней в жестяной банке перекатывают. Ари.
Толпа ирейзеров расступилась, давая ему пройти, и он останавливается в десяти шагах от крыльца. Меня замутило – он, кажется, стал еще больше и еще – как бы это сказать? – волчее. Наверное, его еще раз «усовершенствовали».
– Это конец, Макс. – Ари делает еще шаг вперед, и свет фонаря освещает его обнаженные желтые клыки. – Я тебе обещаю, что это конец.
– Я твоим обещаниям давно уже не верю.
Мне почему-то грустно смотреть на него. Куда подевался мой сводный брат? Тот, кого я до сих пор помню маленьким милым шкетом.
Его армия медленно придвигается к крыльцу. И глаза у всех до единого неотрывно устремлены в одном направлении. На одного-единственного человека.
И этот человек не я.
– Мы пришли за тобой, Клык! – рычит Ари, глядя сквозь меня в глубину дверного проема, обнажив в хищной усмешке пасть и пощелкивая волосатыми пальцами. – Мы пришли покончить с тобой. И поверь, на сей раз вам, крылатым, нас не одолеть.
Клык выходит из дома на крыльцо и встает рядом со мной. Кулаки сжаты, лицо побелело от гнева:
– Это мы еще посмотрим.
– Заказывай себе гроб, Клычок. – Ари надменно передернул плечами. Он вот-вот готов отдать приказ своей армии.
Я напружинилась, готовая ринуться с крыльца вперед. В темноте трудно сказать, летают эти ирейзеры или нет, но, так или иначе, этот бой надо начинать сверху. Я готова. К этому бою я давно готова. План у меня простой: плевать на всякую боль, не обращать внимание ни на какие раны до тех пор, пока дышит хоть один ирейзер.
Но, как известно, ситуация всегда может обернуться к худшему.
– Отец, скажи им! – крикнул Ари.
Вот тебе и на!
62
Из темноты вышел Джеб, единственный и неповторимый негодяй этакого масштаба. И, представьте себе, на нем даже белый лабораторный халат надет.
– Подожди, сын, – жестко останавливает он Ари. – Мне сперва кое-что надо им объяснить.
В первое мгновение мне показалось, что Ари сейчас наплюет на его команду и бросится на нас без всякого промедления. Еще несколько месяцев назад он бы именно так и сделал. Ведь он тогда и Джеба, и нас одинаково ненавидел.
Но, слегка поколебавшись, Ари кивает и медленно опускает кулаки. Правда, горящих глаз с Клыка он при этом не сводит.
Джеб подошел поближе к крыльцу. Надеюсь, мне удается сдержаться. Надеюсь, мое лицо так и осталось непроницаемой маской. Надеюсь, ему не видно, что я про него думаю. Продолжаю стоять в боевой стойке. Напряжена, как струна, сердце бешено бьется. Короче, готовность номер один. А за спиной у меня моя стая. И все они, даже Ангел, слабенькая и еще не оправившаяся, собрали все силы и всю волю в кулак и во всеоружии стоят плечом к плечу. Так, как я их учила. Так, как когда-то учил меня сам Джеб.
– Макс, Клык, – прессингует Джеб. – Вы должны понять.
За его плечом Ари переминается с ноги на ногу. А следом за ним сдвинулась с места и вся его шобла. Красные глаза ирейзеров дернулись в темноте, под ногами захрустели сухие ветки, а по рядам прокатился рык плохо сдерживаемого нетерпеливого недовольства. Не уверена, что Ари и Джебу удастся их долго держать под контролем.
– Заткнись. – Я скрестила на груди руки. – Надоело твою брехню слушать.
– Макс, вам необходимо знать правду. Ты должна знать, почему Клык неизбежно погибнет.
Я холодно рассмеялась:
– Вот именно этого мне знать совершенно не нужно. Что бы ты ни сказал, все будет полной чухней. Потому что Клык погибать не собирается. Ты, Джеб, может, нас и создал когда-то. Но не тебе назначать день нашей смерти. А вот если у кого срок годности истекает, так это у тебя. Попробуй только к Клыку приблизься, я тебя тут же на покой отправлю.
Краем глаза замечаю, что вся моя стая вышла на крыльцо, а Игги, оттеснив плечом Клыка, встал перед ним, защищая его грудью.
– Макс, ты не понимаешь. – Джеб окинул меня долгим взглядом. – Я так же, как ты, не хочу, чтобы Клык умирал. Но его смерть совершенно необходима. Чтобы сохранилась Земля, должен погибнуть Клык. Ты слышишь меня? Или Земля, или он.
Клык вышел под свет фонаря и глубоко вздохнул.
– Давай, продолжай, – говорит он, пристально глядя на Джеба.
Я беру его за руку и крепко ее сжимаю.
– Когда ты был у профессора Гюнтер-Хагена, – начинает Джеб, – профессор взял пробы твоих клеток. Он проделал массу экспериментов и тщательно исследовал твою кожу, мускулы и внутренние органы. В результате он совершил умопомрачительное открытие: твоя ДНК не поддается уничтожению. Она бесконечно самовосстанавливается.
– У нас у всех раны быстро заживают, – вступаю я.
– Нет, Макс, нет, моя девочка. – Джеб медленно покачал головой, игнорируя то, как я скривилась от его сюсюканья. – У Клыка все иначе. В его ДНК – секрет бессмертия.
Вот это да! Такого поворота я не ожидала.