Текст книги "Спасти Ангела"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

59

– Что мы здесь забыли? – спрашиваю я. – У нас в таких заведениях всегда одни неприятности.

По какой-то уму непостижимой причине Клык и его команда назначили нам встречу в одном из самых дорогих ресторанов одного из самых фешенебельных отелей Парижа George V, в двух шагах от Елисейских Полей. От роскошного, серого с золотом, интерьера у кого хочешь голова кругом пойдет. Но, на мой взгляд, нам он ничего хорошего не сулит. Я как могла настаивала на МакБургере за углом на соседней улице, но Клык уперся:

– Мои ребята в Париже первый раз. И, может, последний. Пусть посмотрят, как люди живут. К тому же мы, похоже, на кое-какой след напали…

– Мы тоже кое-что обнаружили, – перебиваю я его. – Страшно важное. Ладно, давайте уж, так и быть, рассаживаться.

Ненавижу пыль в глаза пускать. Чего я перед ним выкаблучиваюсь! Тем более что ничего особенного у нас нет. Слухи кое-какие, да и те мы толком понять не можем.

Здешний метрдотель, видать, ко всему привык – к рок-звездам и к кинозвездам всех возрастов и мастей. На нас он даже глазом не повел. Просто провел к длинному банкетному столу в дальнем углу. Мы – все тринадцать – чинно рассаживаемся по местам. Тотал, само собой, вне себя от счастья. Не нарадуется на цивилизацию, где собакам в лучшие рестораны вход открыт.

– Боже! Я уже чувствую волшебные ароматы vichyssoise, – бурно радуется он, поводя носом.

– Ароматы чего? – Газзи смотрит в меню, как баран на новые ворота. – Здесь все по-французски. Мне бы гамбургер…

– Попробуй лучше Boeuf Hachè, – советует Майя, и я сразу вспоминаю, как Ангел говорила, что, когда ее в Нью-Йорке из клетки освободили, она потом почти все время в Европе жила.

Мы уже заказали напитки, и Клык приступает к делу:

– Ну, что вы там раскопали?

– Мы-то? – Я чувствую на себе пристальный взгляд Майи. – Дилан подался вперед, готовый в любую минуту прийти мне на помощь. – Да так, ничего особенного. – Я откашлялась. – Мы просто слышали повсюду про День-А, типа того что День Апокалипсиса. Но народ о нем особо не распространяется. Так что понять трудно, когда вся эта петрушка произойти должна.

– И еще мы немножко по Парижику прокатились, – распинается Тотал, игнорируя мои многозначительные грозные взгляды. – Двенадцать кондитерских-патиссери, три парка и четыре музея… – Он кладет лапы на крахмальную скатерть стола и отхлебывает воды из стакана.

– Да неужто?! – не сдержался Клык.

Я чуть притормозила, пытаясь на ходу придумать, как бы повернуть наши занятия в более выгодном для нас свете.

– Мы просто бродили там, где больше всего народу, где люди встречаются и болтают, где подростки тусуются…

– Кондитерских, по-моему, было тринадцать, – не к месту уточняет Дилан. – Но мы еще и кучу школ обошли, по крайней мере, двух директоров видели. Как они, из окна свесившись, школьников пасли.

– Это я предложил по школам пройтись. Концесветники ведь детей и подростков окучивают. – Газзи усердно намазывает маслом хлеб. Во Франции самый обычный хлеб с маслом – самое лучшее лакомство на свете. – А кондитерские-патиссери – это Макс идея была.

– Да уж конечно, – снова съязвил Клык, но я предусмотрительно промолчала.

– Эй, кореш, кончай ее подначивать, – вмешался Рэчет. – Сам-то ты собираешься им рассказать, какой у нас улов, или нет?

Клык состроил многозначительную мину, от которой я чуть не оскалилась.

Майя вытащила из кармана листовку и расправила ее на столе:

– Вот, читайте. Мы про День-А тоже наслышаны. Только у нас более подробная информация.

Клык победоносно ухмыльнулся. Еще немного, и я его тресну.

Но, взяв себя в руки, читаю листовку.

– Значит, послезавтра? – оторопело переспрашиваю я. – Так… скоро?

Мрачно опустив головы, мы размышляем о прочитанном. Пока Газзи в конце концов не прерывает молчания:

– Ни хрена себе!

– Надо придумать план… – начал было Клык. Но закончить он не успел.

Бабах!

60

Бабах! С потолка грохнулась здоровенная золоченая хрустальная люстра. Стены треснули. По залу разметало столы и стулья. Похоже, рвануло где-то под самыми нашими ногами. Свет погас, люди орут в темноте.

– Держитесь друг за друга! – крикнула я нашим. – Быстро продвигаемся к выходу.

Осторожно лавируем мимо мечущихся в истерике людей. В темноте и в дыму ничего не видно. Если б не Игги, мы бы совсем пропали.

Но он, со своим врожденным чутьем, каким-то образом безошибочно отыскал пролом в стене, и все мы, след в след, пробираемся за ним наружу. Защищаясь от пыли, я натянула на голову рубашку, благо все равно иду вслепую, и двумя руками крепко держу и волоку за собой Надж и Ангела, которая громко кричит через плечо:

– Спокойно! Следуйте за нами! Мы вас выведем! Не толкайтесь! Идите гуськом, проходите по очереди!

Не знаю, подействуют ли ее команды, потому что народ в панике. Кто на стол влез, кто под стол. Но крики и вопли перекрикивает знакомый голос:

– Макс!

И в тот же миг чувствую его дыхание у себя на щеке.

– Все в порядке, Дилан. Не суетись! – Я сбрасываю его руки со своего плеча. Но по крайней мере ему не все равно, где я и что со мной. А некоторым наплевать.

Наконец один за другим мы выбрались через дыру из развалин. На улице ревут сирены пожарных и скорых. Я быстро пересчитываю стаю. Все здесь. Клык по очереди окликает свою команду, и у меня кольнуло под сердцем – они теперь главная его забота.

Но, по большому счету, это не важно. Главное, что все целы.

Газзи втянул в себя воздух и принюхался:

– Это взрывчатка. Пахнет, как в Рождество.

Хорошенькое у него о Рождестве представление! Я бы сказала, нетрадиционное.

Вдруг где-то в глубине здания снова тряхануло с такой силой, что взрывной волной нас садануло о стену на другой стороне улицы.

Чуть в стороне, сбивая друг друга с ног, народ в ужасе повалил из всех трех дверей главного входа.

– Пошли-ка отсюда поскорей, – тормошит нас Дилан. – Сейчас все здание рухнет.

И тут раздался отчаянный вопль:

– Au secours!

– Это значит «помогите», – объясняет Надж и оглядывается по сторонам. – Вон там!

В тридцати футах от нас женщину придавило обломком стены. Она кричит от боли и страха, бьется, но ноги у нее завалены, и силы ее вот-вот оставят. Рванулась к ней, толкаю огромную тяжеленную каменную плиту. Куда там! Мне ее даже с места не сдвинуть! Ко мне на подмогу бежит Кейт, девчонка из команды Клыка, похожая на супермодель.

– Тут кран нужен, у нас не получится, – говорю я ей.

– Подожди. – Кейт присела и попрочней захватила край плиты. Ладно, пусть попробует – сама убедится.

Где-то в стороне слышу новые крики. Еще один женский голос чуть не разрывает барабанные перепонки. Но всем сразу помочь невозможно.

– Послушай, здесь правда нужна какая-то техника, – начинаю я, но тут же застываю от удивления. Она сдвигает плиту, даже не охнув и не поморщившись.

– Макс! – окликает меня Надж. Я оборачиваюсь.

– Давай сюда! Помоги-ка мне поскорей!

Вдвоем с Кейт мы осторожно поднимаем женщину и выносим ее из-под обломков.

– Ну ты даешь! Класс! – восхищенно шепчу я силачке-красотке.

Она только пожимает плечами:

– Обычные модификации ДНК. Попроси, они и тебе такое сделают.

– Макс! – снова трясет меня Надж, но я все еще не могу прийти в себя и пялюсь на Кейт.

– Макс! Сколько можно тебя звать? Ангел в гостинице!

61

– Не пори чушь, она с нами была!

Надж трясет головой:

– Да нет же! Она кого-то спасти старается. Вот только сейчас взлетела, села вон на тот балкон, и больше я ее не видела.

– Mon fils! [12]12
  Мой сын (фр.).


[Закрыть]– кричит женщина рядом с нами.

Я только охнула, а Надж уже тянет меня обратно в отель и показывает мне на Газзи. Задрав голову вверх, он неотрывно смотрит на окно предпоследнего этажа. Оно широко распахнуто, и из него наполовину свесился кудрявый мальчонка. Над ним из разбитых окон рвется пламя, жадно пожирающее дорогущие шелковые занавеси. Мальчонка рыдает, надрываясь, зовет маму и вот-вот упадет с подоконника.

– Aidez mon fils, [13]13
  Помогите моему сыну! (фр.)


[Закрыть]– надрывается мать на тротуаре.

– Ангел! – кричит Газзи.

Клык и Майя уже зависли в воздухе возле окна. Ангел пробралась в комнату. Мне видно ее белокурую головку рядом с мальчуганом. Но он так напуган, что ничего не видит и не слышит.

– Она что, не может его загипнотизировать? – Газзи нервно переступает с ноги на ногу.

– В таком состоянии это может не получиться. – Я не свожу глаз с Ангела.

Мальчишке на вид года четыре. Рядом с ним Ангел машет руками и что-то ему все время повторяет. И тут в комнату врывается пламя. Огненные языки лижут потолок.

– Ангел! Прыгай в окно! Лети оттуда! – ору я.

Клык и Майя машут Ангелу и протягивают к ней руки. В этот момент с воем сирены подъезжает пожарная машина. Поздно! Пламя уже вплотную к Ангелу и мальчишке. Их головы скрылись в клубах дыма. Женщина на улице рыдает и заламывает руки.

С перекошенным от ужаса лицом распахиваю крылья и взмываю вверх к окну.

Задохнувшись от дыма, Майя с Клыком заходятся кашлем.

Вдруг из окна выпрыгивают две фигурки.

– Ангел! – кричу я.

Ее некогда белоснежные крылья посерели от сажи и дыма. Она крепко прижимает к себе мальчишку, сгибаясь под его тяжестью. Оба судорожно хватают ртом воздух и отчаянно кашляют.

Клык и Майя подлетели к ней вплотную. Она смотрит на них, кивает. И вдруг одним мощным взмахом крыльев она рванулась в сторону от здания. В ту же секунду в комнате раздается взрыв и из окна выбрасывает обломки мебели и осколки стекла.

Лечу прямо под Ангелом – страхую ее снизу. А Клык и Майя – по обе стороны. Наконец все мы четверо приземляемся на углу соседнего квартала, и Ангел мягко опускает мальчонку на землю. Его мама со всех ног кидается нам навстречу, кричит что-то по-французски и хватает сына в объятия. Он хлюпает носом, кашляет, но умудряется сквозь слезы улыбнуться Ангелу. Женщина плачет, Ангел кивает и подходит ко мне.

– Ты у меня настоящий герой! – Я прижимаю ее к себе.

– А ты думала! – Она сияет, и на черном от сажи лице ее ослепительно белые зубы кажутся еще белей. – Ты, поди, прилетела, чтоб выдернуть меня оттуда?

Я счастливо рассмеялась:

– Что ты спрашиваешь? Ты же меня знаешь. Я чуть с ума не сошла.

Ангел снова мне улыбается и берет меня за руку. Как в добрые старые времена.

62

С минуту я пребываю в нирване, но это быстро проходит.

Вижу, как Клык собирает свою шайку. Майя что-то ему говорит, и он улыбается ей в ответ. И тут, прямо у меня на глазах, он отводит с ее лица упавшую на глаза прядь. Ровно так, как он миллион раз убирал кудри с моего лица.

У меня перехватывает дыхание, как будто мне дали под дых. Все это похоже на мой личный День-А, когда «Макс-Клык» нашли свой окончательный и бесповоротный конец.

Чувствую, что больше не выдержу. Надо немедленно скрыться от стаи, от его команды, от всех на свете. Сказала Ангелу и Надж, что скоро вернусь, и сдобрила свои неубедительные объяснения кривой и еще более неубедительной улыбкой. Разбегаюсь по тротуару, взмываю в воздух и стремительно поднимаюсь в небо над Парижем. Лечу вдоль Елисейских полей к Триумфальной Арке, от которой расходятся двенадцать прямых, как стрела, улиц.

Кружу над городом. Достаточно высоко, чтоб меня не было видно, но не слишком – хочется все-таки и Париж видеть: и Эйфелеву башню, и Собор Парижской Богоматери у реки, и Сакре-Кёр на холме. В сумерках зажглись уличные фонари. Заморосил частый дождь. Мне стало совсем грустно.

Наконец решаю опуститься на верху Триумфальной Арки. На смотровой площадке уже никого. Я одна. Похолодало, я насквозь промокла, волосы прилипли к лицу. Отсюда весь город виден. Какой же он красивый!

Я вздохнула и прижалась головой к холодным чугунным перилам.

Я думала, больше никогда Клыка не увижу – но вот мы снова вместе. Или, по крайней мере, в одном городе. Думала, мы всегда будем вместе – снова ошибка. Потом думала, мы всегда будем врозь – опять промахнулась. От этих перемен голова идет кругом. Только я к чему-то привыкну – ситуация меняется. И снова, и снова, и снова. Хоть плачь! Разве это справедливо?!

Думаю про то, что Ангел сказала, мол, надо сначала самой понять, кто из них мне нужен, Клык или Дилан. Так-то оно так, но откуда мне знать? Я и сама ничего не понимаю. Ладно, утро вечера мудренее. Потом разберусь. Хватит здесь кваситься да мокнуть. Бесполезно это.

Я снова вздохнула. Пора назад. А то стая распсихуется.

Но тут мне на плечо ложится чья-то рука. Напружинилась, развернулась, готовая ко всему. Я даже не сразу узнала Дилана. Не сразу заметила его не сложенные еще крылья, его встревоженное лицо.

– Шпионишь за мной? – съязвила я, но сердце у меня отчаянно забилось.

Он улыбнулся:

– По крайней мере, я теперь подкрасться тихо могу. Не хуже тебя. Мне десять очков.

– Вот уж не знала, что мы с тобой очки подсчитываем, – бормочу я и отворачиваюсь. Небо над городом совсем потемнело. – С нашими все в порядке?

– У Ангела несколько перьев слегка обгорели. И лицо какое-то красное. Но ничего, обойдется. Все остальные в порядке. Мы сняли номер в той же гостинице, что и Клык. Только на другом этаже.

– Отлично. – Я стараюсь подавить иронию. Дилан стоит рядом и молчит. Наконец я не выдерживаю дурацкого молчания. – Так ты затем и прилетел, чтобы сказать мне, в какой гостинице мы остановились?

Он нахмурился, а мне бросились в глаза капли воды, стекающие у него по лицу.

– Нет… Не затем… Я полетел за тобой, потому что ты расстроилась. Потому что я хотел быть с тобой.

Вот уж воистину душа нараспашку. Что мне делать с его обезоруживающей искренностью. И с голубыми глазами, сияющими нежностью и любовью? У Клыка глаза черные, даже зрачков не видно – тайна за семью печатями, да и только. А у Дилана – ясные, светлые… Лучше о них не думать.

К тому же это Дилан за мной прилетел, а не Клык. Что, правда, еще не повод, чтобы я… перед ним растаяла.

– С чего это тебе быть со мной хочется? Потому что тебе ген «хочу-быть-с-Макс» всадили? Так вот, заруби себе на носу, я любые мутации в гробу видала. И любовные тоже. Они всех остальных ничем не лучше.

Он так пристально на меня смотрит, что я уже не уверена, кто из нас преследуемый, а кто преследователь.

– Что? Молчишь? Нечего сказать? Ты даже не знаешь, почему я тебе нравлюсь.

Он мечтательно улыбается и берет меня за руку.

– Для начала… потому что ты красивая.

Вот тебе и на! Этого я не ожидала. Спасение мира не оставляет мне особого времени в зеркало смотреться. За последний год я, может, полдюжины раз в него заглянула, да и то чтоб или кровь с лица стереть, или ссадины да раны проверить.

Не может быть, чтобы он это всерьез сказал.

– Ты даже не понимаешь, какую глупость сморозил. – Я вырвала у него руку. – Только такие сосунки, как ты, в красоток влюбляются. Нормальному человеку в девушке душа нужна, голова, сердце.

Дилан дернулся:

– Я же сказал «для начала», а ты сама меня перебила.

– Давай тогда, продолжай. – Я поигрываю пальцами по перилам, а он сверлит меня глазами. – Ну, сколько можно ждать?

Что бы я ни говорила, как бы его ни подкалывала, я начинаю нервничать. Дилан нерешительно придвигается ко мне, словно давая возможность отступить, ускользнуть.

Я стою как вкопанная.

– Давай лучше потом об этом поговорим. Мне как-то с мыслями не собраться.

Врет он все. Я же вижу. С мыслями он, видишь ли, не собрался. Отговорки одни.

Я не двигаюсь, прислонившись спиной к перилам. Он дотрагивается до моей мокрой, холодной щеки, отводит с лица висящие сосульками волосы и медленно проводит пальцами по моей гриве, точно это драгоценные шелка.

Когда, слегка наклонив голову, он заглядывает мне в глаза, меня пробирает озноб.

Еще один шаг – и он, не отрывая от меня глаз, стоит ко мне вплотную. Я замерла, точно окоченела. А он наклоняется, и его губы касаются моих. Он сильный и теплый. Надежный. Он обнимает меня за плечи, за талию. И прижимает к себе крепко-крепко. Не помню, чтобы я приняла какое-то осознанное решение. Помню только, как мои руки обхватывают его за шею, а он целует меня все жарче и жарче.

И долго-долго наш неподвижный силуэт чернеет на фоне парижских огней, а ночь вокруг нас становится все темнее и темнее.

И все это кажется правильным и прекрасным.

63

Не скажу, что я крупный спец в делах сердечных. У меня вообще всего один роман в жизни был. С Клыком. Да и то, надо признать, что влюбилась-то я в того, с кем выросла и кого всю жизнь знала. Поэтому теперь у меня совсем крыша поехала.

В конце концов мы поняли, что страшно проголодались, и полетели вместе обратно в гостиницу. Но уже за квартал увидели всю нашу стаю, дружно шествующую плечом к плечу с командой Клыка в соседнюю блинную.

Мы все расселись, и я замечаю, что мрачный взгляд Клыка скользит с меня на Дилана и обратно. А под столом чувствую, как к моей ноге прижимается теплая нога Дилана. Начинаю беспокойно ерзать, но потом вспоминаю слова Ангела: нет у Клыка права голоса. Раз он нас бросил, я вольна делать все, что мне угодно. Вот и пусть помалкивает. Выпрямляюсь и весело гляжу на Ангела:

– Ангел, передай мне, пожалуйста, хлеба.

Убей меня бог не пойму, что бы это все значило и к чему все это приведет. Но, по крайней мере, мне не хочется ни с места сорваться, ни дверью хлопнуть, ни в темную ночь улететь. А это уже прогресс.

После обеда – он, кстати, был вкуснейшим, блинчики с ветчиной, сыром и картошкой – все вместе возвращаемся в гостиницу. Мы с Ангелом отстали и разговариваем. Я вполуха слушаю ее щебет, а про себя вспоминаю, как мы целовались с Диланом на Триумфальной Арке.

Как вы думаете, о чем я напрочь забыла? О том, что Ангел читает чужие мысли. И совершенно непредсказуемо, чьи и когда.

Она берет меня за руку. Гляжу на нее и вдруг замечаю, что за последние пару месяцев она вымахала инча на три.

– Макс, конечно, тебе очень трудно. Конечно, все перепуталось. – Она сострадательно на меня смотрит. – Я же знаю, как ты любишь Клыка. Но пойми, у вас больше ничего не получится. Думаю, ты и сама это знаешь.

Я задушенно всхлипнула. Здрасьте-пожалуйста. Дожила. Семилетняя пигалица дает мне советы в любовных делах.

– Макс, ты столько для нас всего сделала. Столько всего нам принесла в жертву, – продолжает она, и голова у меня идет кругом. – Ты жизнью ради нас столько раз рисковала. Я знаю, позволить Дилану тебя любить – это еще одна жертва. Но ведь эта жертва не только ради нас – ради будущего всего мира.

Так-так. Я начинаю по-настоящему заводиться. Она что, хочет меня в Германию с ним отправить, чтоб там гнездо с ним вить и яйца нести?

– И к тому же, – Ангел притормозила перед входом в гостиницу, – эта жертва когда-нибудь и тебе самой принесет радость. Дилан – классный парень. И если он и вправду для тебя создан, жить будет намного проще. Ты же ему страшно нравишься. Подпусти его чуть-чуть поближе – и он тебя на всю жизнь полюбит.

От всех этих разговоров мне совсем тошно. Если она не остановится, меня или стошнит, или я упаду в обморок. Смотрю в ее голубые глаза, и она улыбается:

– Макс, мне бы так хотелось тебе помочь. Кабы только я сама знала ответы на все вопросы. Но я знаю только то, что ты должна верить собственным чувствам. И не беспокойся, что Клык или кто другой думает. Что бы ты ни решила, я с тобой. Я любое твое решение и пойму, и поддержу. Так и знай.

Как же мне хочется ей верить. Верить, что ей не хочется выжить меня из стаи, не хочется стать командиром.

– Верь мне, Макс, – шепнула она мне в самое ухо.

64

В Америке все большое. Например, Биг Мак. Или машины. Или штаны на резинке. В Европе все по-другому. Масштаб в Европе совсем другой. Там все поменьше. Как бы это сказать, в Европе все по человеческим меркам сделано. И так, по-моему, очень даже уютно.

Есть только одно исключение – лифт. Размером метр на метр, и такой медленный, как будто его белка в колесе тянет, а ты стоишь там, как дура, вплотную к тому, кто недавно разбил тебе сердце. А все из-за того, что лень одолела и не хватило ума подниматься пешком по лестнице.

Вжалась в угол – только бы от Клыка подальше. И упорно разглядываю свои кроссовки. Зрелище, надо сказать, не из приятных. На одном шнурки порвались, и я прихватила их чем под руку попалось – вставила в дырочки скрепки для бумаги.

– Похоже, Группа Конца Света становится все опасней и опасней, – осторожно начинает Клык.

Лифт шипит и скрипит. Хотелось бы знать, когда его последний раз проверяли? Здание построено в семнадцатом веке. Интересно, тросы-то хоть с тех пор заменяли?

– Макс? – снова окликает меня Клык.

Голова у меня дернулась. Избежать разговора больше не удастся. Набираю полную грудь воздуха:

– Еще бы. С их-то разговорами о том, что все умереть должны.

Клык тяжело вздыхает, и я безуспешно пытаюсь еще чуть-чуть от него отодвинуться.

– Стая, кажись, в отличной форме, – говорит он, чуть помедлив. – Ты, понятное дело, о маме и Элле волнуешься.

Кто-то, похоже, рассказал ему обо всем происшедшем. Кто бы это мог быть? Уж точно не я.

Я киваю. Наш разговор ни о чем – сущая пытка. И это человек, с которым я часами целовалась. Сердце ему нараспашку открывала, самыми сокровенными мыслями делилась. Как же так получилось, что Клык стал мне совсем чужим, а Дилана я, кажется, всю жизнь знаю?

Мне давно известно, жизнь мутанта – не сахар. Но что для мутанта-подростка она не сахар вдвойне, этого я не ожидала.

– Ты что, не хочешь со мной разговаривать? – Клык явно разозлился.

И тут что-то во мне лопнуло.

– Как ты мог меня разлюбить?!

Вот идиотка! Зачем только я это ляпнула?! Хочется тут же раствориться, исчезнуть. Надо же было так подставиться. Смотрю в сторону, пожимаю плечами, мол, что тут говорить. Но уже поздно. Слово не воробей: вылетит – не поймаешь.

Клык саданул ладонью по стенке лифта. Кабина дрогнула и поползла еще медленнее – тянущая его бедная белка в колесе, поди, чуть с ума от страха не сошла.

– Ты так думаешь? А как тебе кажется, легко мне видеть тебя с этим… «экспериментом»?

Это Дилан-то «эксперимент»? А сам-то он кто?

– А как ТЕБЕ кажется, легко МНЕ видеть тебя с этой… с моим клоном?

– Но это ты так решила!

– Я?! Это ты все решил! Ты улетел! Ты нас бросил! Ты немедленно всем нам замену нашел! И мне в первую очередь!

– Никакая она тебе не замена. – Его лицо на мгновение смягчилось. – Никто тебя заменить не может. Мне просто нужен был еще один хороший боец. К тому же… она совсем другая. Совсем не такая, как ты. Почти во всем.

– Значит, она особенная, – огрызнулась я. – Рада слышать! Что еще скажешь?

– А как насчет твоего суперкрасавчика? Думаешь, я не понимаю, что между вами происходит?

– Ну, объясни мне скорее, что же именно между нами происходит? Потому что самой мне ни хрена не понятно.

В крошечном лифте стоит страшный ор. Мы кричим все громче и громче и даже не заметили, как лифт наконец остановился, двери вдруг открылись и наши голоса выплеснулись наружу. Я вижу перед собой Ангела. И ее решительное лицо.

Она скрестила на груди руки и, очевидно, нас поджидает.

– Что происходит? Ссориться будете после. Послушайте лучше меня. У меня есть план.

Так, дождались. Если есть что-то, от чего у меня сердце уходит в пятки, так это когда Ангел заводит подобные речи.

Я вздыхаю:

– Давай, выкладывай.