355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джеймс Оливер Кервуд » Там, где начинается река » Текст книги (страница 3)
Там, где начинается река
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 00:44

Текст книги "Там, где начинается река"


Автор книги: Джеймс Оливер Кервуд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА IV

В течение целой недели Джон Кейт пробирался вдоль берегов Саскачевана.

От Кумберленд-Хауз до поста Принца Альберта было около ста сорока миль по воздушной линии, но Кейт предпочитал пользоваться иным путем и лишь время от времени выходил на широкую проезжую дорогу. Держась неизменно берега, он удлинил свой путь на целых шестьдесят миль, но чувствуя приближение критической минуты, в которой был повинен Коннистон, он старался держаться как можно ближе к могучему, безмолвному другу, сыгравшему такую великую роль в его жизни.

Саскачеван, как живое существо, придавал ему бодрость и веру в самого себя, и при виде его волн Кейт держался тверже, и мысли его были яснее. Ночью он устраивался на золотисто-желтых берегах, и сон его сторожили звезды, повисшие в небе. Слух его упивался родными, знакомыми звуками, по которым он так тосковал в изгнании, что временами был близок к безумию: мягкими голосами птичек, которые охотились и спаривались в лунном сиянии, дружественными «тит-тит-тит» песчаников, которые летали совсем низко над землей, хохотом сов и сонными взвизгиваниями хищных птиц, возвращавшихся с юга.

С юга же, с тех мест, где равнины подгоняли лес к самому берегу, Кейт временами слышал лай койотов, с которым сливался мрачный вой волков, засевших в лесах по другую сторону реки.

Собственно говоря, его путь пролегал по узкой тропинке, разделявшей два совершенно различных мира. По одну сторону сравнительно недалеко лежали безграничные прерии, зеленеющие поля, селения, города и человеческие жилища. По другую же сторону вод застыла пустыня, гостеприимно раскрывающая перед ним все свои двери.

На седьмой день, на заре, его ухо уловило новый звук: это был свисток паровоза, подходившего к посту Принца Альберта. Свисток этот был точно такой же, как и четыре года назад, но, услышав его, Кейт содрогнулся так, что задрожал каждый фибр его существа в отдельности. Это был первый звук, который приветствовал его возвращение на родину, и все сомнения мгновенно оставили Кейта, сменившись целым потоком воспоминаний.

Он точно знал, где находится в данное время, и отдавал себе полный отчет в том, что найдет и увидит за первым поворотом реки.

Минут через пять он услышал хлюпающие звуки «шуг-шуг-шуг» старой драги и уже знал, что эти звуки издает «Бетти М», на которой, конечно, работает старичина Энди Дюгган, с черной трубкой в зубах, черпающий песок точно так же, как он черпал его в продолжение целых двадцати лет. Он уже видел Энди на своем посту в облаках табачного дыма – рыжебородого, косматого гиганта, которого весь город дружески называл «речным пиратом». Всю жизнь свою Дюгган провел в том, что извлекал золото из прибрежных холмов и с утра до позднего вечера упорно, как смерть, сидел, склонившись над берегами Саскачевана.

Кейт вдруг вспомнил про страсть старого товарища к ветчине и усмехнулся про себя. Люди говорили, что Энди всегда пахнет ветчиной и салом и что запах этот преследовал его даже и тогда, когда он отправлялся по делам в город.

Кейт решил теперь оставить береговые тропы и выйти на дорогу. Несмотря на отчаянные усилия подавить то, что Коннистон называл «психологическим моментом», он чувствовал себя очень нехорошо. Какое-то нездоровое возбуждение давало себя знать во всем теле и в мозгу.

Наконец-то он подошел совсем близко к игорному столу! Через какую-нибудь пару часов ему придется бросить на стол первую карту. Если он выиграет, его ждет впереди жизнь. Если проиграет, он обречен на верную смерть. Старый вопрос, с которым он давно боролся, встал теперь перед ним во всей своей непреодолимой силе: стоит ли воевать за свое счастье? Какой смысл в борьбе?

И тотчас же встал в нем другой вопрос: какое безумие овладело им и Коннистоном в тот час, когда они придумали эту смертельно опасную авантюру?

Не бросить ли попытку? Лес стоит за ним и за него и скроет его в любую минуту. Он может еще вернуться назад! Еще не поздно! Игра не зашла еще так далеко, чтобы он не мог опустить поднятую руку. И на короткое мгновение им овладел, казалось, совершенно непобедимый импульс, но в эту минуту он вышел на край опушки, увидел на самом берегу драгу и почти у воды Энди Дюггана собственной персоной… А в следующий момент Кейт уже сделал решительный шаг вперед и поднял руку, желая поздороваться с бывшим приятелем.

Он чувствовал, как сильно заколотилось его сердце, когда Энди взглянул в его сторону. Мыслимо ли, чтоб старый золотоискатель не признал его сразу? Он забыл про свою бороду, забыл про те перемены, которые совершили в нем последние годы. Он помнил теперь только одно, а именно, что Дюгган был когда-то его товарищем, что сотни, тысячи раз они сидели в спокойной тиши вечеров и рассказывали друг другу сказки об этой великой реке, которую одинаково крепко любили. Дюгган неизменно возвращался мыслью и словами к тому таинственному раю, который был скрыт в западных горах, там, где начиналась река. Там, среди высочайших, терявшихся в небе гор, брал свое начало – или кончался там? – Саскачеван и там же, по словам Дюггана, хранились несметные богатства, на поиски которых он однажды отправился уже много-много лет назад…

Четыре года нисколько не изменили Энди. Пожалуй, борода его еще больше порыжела, и волосы больше прежнего рассыпались во все стороны. Как только золотоискатель отошел от своей «Бетти М», Кейт немедленно почувствовал запах ветчины, и запах этот был ему теперь приятнее всего остального на свете. Он жадно стал вдыхать его и забыл про то время, когда он так опротивел ему, что он избегал Энди.

Когда Энди подошел еще ближе, Кейт с большим трудом сдержал естественное желание броситься вперед, протянуть руку и воскликнуть: «Ведь это я – Джонни Кейт! Неужели же вы меня не узнаете, Дюгган? Да вглядитесь получше!»

Вместо этого он подавил свое желание и спокойно промолвил:

– Какое прекрасное утро!

Дюгган как-то неопределенно мотнул головой. Очевидно, он был смущен, не зная, как принять человека, который неведомо откуда явился.

– У нас тут всегда прекрасные утра, независимо от того, солнце ли сияет, дождь ли идет! А кто станет отрицать это, того я назову лгуном, и ничего больше!

Он произнес эти слова совершенно спокойно, но видно было, что он готов до последней капли крови биться за честь своей дорогой реки. Кейтом овладело безумное желание броситься к нему на шею, но он только снял свою поклажу и произнес:

– Я целую неделю спал вот с этой самой штукой, моим единственным товарищем от Кумберленд-Хауз. А хорошо все-таки вернуться на родину!

Он снял шляпу и посмотрел Дюгтану прямо в глаза.

– Не знаете ли вы, случайно, Мак-Довель находится теперь в казармах?

– Да, он в казармах, – ответил Дюгган.

И это было все!

Энди ответил Кейту таким же прямым взглядом, в котором, однако, было что-то странное. Кейт готов был отдать все на свете, только бы узнать, что творится за черепной коробкой золотоискателя. Какие-то жестковатые ноты звучали в его голосе, – почему? Это смутило пришельца. К тому же он сразу обратил внимание на суровый огонь в глазах Энди, когда он спросил о Мак-Довеле.

– Инспектор здесь здорово засел! – прибавил Энди и, к непередаваемому смущению Кейта, исчез в кустах, не прибавив больше ни слова.

«Нет, – решил про себя Кейт, – это далеко не тот Энди, каким он был четыре года тому назад. Совсем другой человек!»

Кейт снова надел шляпу и пошел дальше. На противоположном краю лужайки он оглянулся и посмотрел назад. Энди стоял на прогалинке, засунув руки в карманы и пристально глядя ему вслед. Кейт помахал рукой, но тот не ответил ему. Он стоял как сфинкс. Его огромная красная борода горела на раннем утреннем солнце, и он напряженно следил за Кейтом до тех пор, пока тот не повернулся и не пошел своей дорогой.

Первый опыт удостоверения его новой личности принес Кейту определенное разочарование. Мало того, он даже испугал его! Совершенно верно, Энди Дюгган не признал в нем Джона Кейта, но в то же время он не признал в нем и Дервента Коннистона! А Дюгган был не такой человек, чтобы забыть кого-нибудь за промежуток в три-четыре года! Он был способен и несколько десятков лет и полжизни помнить человека, с которым когда-то жил бок о бок…

Создавалось новое и совершенно непредвиденное положение вещей… Ну, а что будет, если и Мак-Довель, подобно Дюггану, увидит в нем только неизвестного чужака, который бог весть откуда явился?

Последние предсмертные слова трепетно звучали в его ушах и колотились в его мозгу: «Не забудьте, дорогой мой, что все дальнейшее зависит от той минуты, как Мак-Довель впервые увидит вас!»

Эти слова вдруг приобрели в его глазах новое и смертельное значение. Впервые за все время он понял истинный смысл этих вещих слов. Вся опасность заключалась не только в том, что в нем могли бы признать Джона Кейта. Не менее опасно было и то, что в нем могли не признать Дервента Коннистона.

Если им вдруг овладела мысль немедленно повернуть назад, если голос страха и неминуемой смертельной опасности подсказал ему, что он должен искать спасение в другом направлении, то эти импульсы внезапно растворились в возбуждении нового рода, о котором до сих пор он не имел никакого представления. Ему вдруг почудилось, что третья рука приняла участие в игре, в которой Коннистон уже потерял свою жизнь и от которой теперь зависела его личная новая жизнь. И, почувствовав присутствие неведомой силы, Кейт возымел непреодолимое желание узнать: чем же все-таки кончится эта страшная игра? Его вдруг перестала давить и тревожить мысль о собственной судьбе. Чисто физиологический инстинкт, жажда борьбы и стремление узнать, кто и что возьмет верх, зажгли его кровь и заставили сильнее обычного биться сердце.

Он уже горел желанием как можно скорее очутиться с глазу на глаз с Мак-Довелем. Настоящая борьба только с этого момента и должна была начаться! Впервые он подумал о том, что Коннистон глубоко ошибался, предполагая, что всю его дальнейшую судьбу решит первая встреча с инспектором. Ничего подобного! В этот момент действительно могло случиться что-то очень критическое для него: Мак-Довель был настолько опытным сыщиком, что мог немедленно открыть правду! Но все зависело от дальнейшего. Вся игра была в будущем и требовала неимоверных усилий и напряжения! В первый день он может потерпеть поражение, но из этого, однако, никак не следует, что проиграна вся кампания!

Он вдруг возомнил себя воином, крепко связанным в то время, как кругом гремят уже вражеские орудия и чувствуется упоительный запах пороха. Ему почудилось, что весь старый, прежний мир – его личный враг. Цивилизация олицетворяла в его глазах народ, а народ – закон, а закон требовал его жизни! И никогда до сих пор он так не возмущался нелепым, безнравственным требованием: око за око и зуб за зуб! Только теперь, когда он глядел вниз и видел старый дым, подымавшийся над крышами его родного города, он понял, как глубоко ошибались те, кто применял этот варварский принцип мести.

В глубине души он никогда не считал себя преступником. Напротив, он находил, что, убив Киркстона, он избавил мир от подлой змеи, которая во имя блага всего человечества должна была умереть как можно скорее, и тысячи раз он повторял себе, что его подвиг был бы еще прекраснее, еще целостнее, если бы вслед за отцом он отправил на тот свет и сына. Это было необходимо с точки зрения общественной гигиены! Он избавил город от человека, который не имел никакого права на существование, а в ответ на это тот же город требовал его смерти! И вот почему мужчины и женщины, с которыми он жил с детства, сделались его врагами, несмотря на то, что он всегда любил их и продолжал любить поныне. И для того, чтобы найти новых друзей в родном городе, ему пришлось прибегнуть к этому подлому, хоть и ловкому маскараду!

Он вспомнил про маленькую дорожку, которая вела к городу с той его стороны, где в конце незаметной маленькой улочки находилась лавочка цирюльника. Прежде всего ему необходимо было попасть туда, и он радовался теперь, что в столь ранний час улицы были почти пусты. Улица, по которой он проходил сейчас, претерпела значительные изменения. Большие, открытые участки теперь были заняты новыми домами, и он задался вопросом: оправдались ли все надежды, которые казались висящими в воздухе четыре года назад?

Он угрюмо усмехнулся при мысли о том трагическом положении, в которое попал сейчас. Он, равно как и его отец, строили свои будущие проекты на том, чтобы закупить как можно больше загородной земли, и к этой цели они шли неуклонно. Но за четыре года возникли такие перемены и город так разросся, что «загородная» территория теперь вошла уже в черту города, а это сулило Кейту огромные богатства. Население города за этот период утроилось, цена на землю естественно поднялась, и он имел некоторые основания считать себя богатым человеком.

Богатый человек! И в то же время мертвый человек! По крайней мере, он с минуты на минуту должен лично доложить об этом Мак-Довелю! Можно представить себе, какие ссоры начнутся между всеми теми, кто считает себя прямыми наследниками Джона Кейта!

Старая лавчонка цирюльника все еще стояла на углу, который теперь считался торговым и деловым центром. Но в ней воцарился уже новый владелец. Он был один, и Кейт дал ему все необходимые инструкции, показав предварительно портрет Коннистона, приложенный к удостоверению личности. Усы и борода должны быть подстрижены именно так, очень аккуратно, на английский манер. Волосы следует подстричь не слишком коротко, а затем зачесать их назад, предварительно смочив.

Когда операция была закончена, он поздравил парикмахера и… себя лично. Загорев, как настоящий индеец, и побронзовев от непрестанного дыма и ветра, стройный как стрела, крепкий и мускулистый, он улыбнулся самому себе в зеркало и провел мысленную параллель между прежним Джоном Кейтом и нынешним Дервентом Коннистоном. До того как выйти из парикмахерской, он туже на одно колечко стянул свой пояс, а после того решительным шагом направился к баракам королевской северо-западной горной верховой полиции.

Теперь его путь лежал через главную улицу, позади ряда лавок, которые красовались здесь четыре года назад, мимо «Саскачеванского отеля»и здания торговой биржи, которая, наподобие старой цирюльни, стояла на своем прежнем месте, на стрелке высокого берега, стремительно спускавшегося к реке.

И тут-то он увидел Персивала Клэри, маленького секретаря английского представительства. Не могло быть никаких сомнений в том, что это был именно Персивал Клэри, несмотря на то, что он изменился до неузнаваемости. Во-первых, он вырос, возмужал и пополнел. Затем отрастил усы, на которых имелась теперь немалая доза фиксатуара. Складка на брюках была безупречна, ботинки сверкали, и он горделиво стоял на пороге своей новой конторы, небрежно опираясь на легонькую палочку.

Кейт усмехнулся, отметив про себя, что Персивал пошел в гору параллельно с ростом города. Пробираясь вдоль улицы, он напряженно искал теперь знакомые лица. Время от времени он находил то или, вернее, тех, кого искал, но главным образом ему встречались незнакомые люди, которые страшно торопились, словно их ждало спешное и неотложное дело. На каждом шагу ему улыбались новенькие, блестящие вывески, с которых он переводил взор свой на автомобили, мчавшиеся вдоль берега. Их было теперь двадцать – тридцать там, где еще не так давно редко-редко попадался один.

Он поймал себя на том, что ему стоит больших усилий смотреть прямо перед собой при встрече с девушкой или женщиной. Никогда до сих пор женщина не представлялась ему таким ангелоподобным существом, как сейчас. До бараков он повстречался с десятью-двенадцатью женщинами, и ему надо было призвать на помощь всю силу воли для того, чтобы не остановиться перед каждой из них и не воззриться на нее.

Он еще не любил до сих пор. Он преклонялся перед женщинами, считал их гораздо выше мужчин, обожал свою мать, но сердце его еще ни разу не содрогнулось от любовной бури.

А теперь в глубине души он почувствовал, что равно обожает всех тех женщин, которых только что встретил на своем пути. Некоторые из них были грубоваты на вид, другие ничем особенно не выделялись, а третьи были определенно миловидны, но Кейт не обращал никакого внимания на их физическое различие. Он видел в них белых женщин, и поэтому все они и каждая из них в отдельности казались ему прекрасными. Самая незаметная из них представлялась ему необыкновенно интересной. Он готов был поднять в воздух шляпу и кричать от неизбывной, невыразимой радости, которая охватила все его существо. Четыре года миновали, и снова он очутился в стране, где обитают ангелы. На некоторое время он даже забыл про существование на белом свете Мак-Довеля.

У него дико кружилась голова, когда он подошел к казармам. Ах, до чего же, в конце концов, прекрасна жизнь! О, она, конечно, стоила того, чтобы бороться за нее, и он готов был бороться!

Он пошел прямо по направлению к канцелярии Мак-Довеля. Через пару минут, в ответ на его стук в дверь, на пороге показался секретарь инспектора.

– Инспектор очень занят сейчас! – ответил секретарь на вопрос Кейта, может ли он видеть Мак-Довеля. – Я доложу ему, что…

– Доложите ему, что я явился сюда по весьма важному делу, – перебил его посетитель. – Он немедленно примет меня, как только вы сообщите ему, что я пришел по делу известного ему Джона Кейта.

Секретарь провалился через какую-то внутреннюю дверь.

Казалось, не прошло и десяти секунд, как он снова появился и заявил самым любезным образом:

– Инспектор желает говорить с вами.

Кейт глубоко перевел дыхание для того, чтобы несколько успокоить тревожно бьющееся сердце. Несмотря на все свое мужество, он почувствовал, как чья-то цепкая, холодная и предупреждающая рука схватила его за плечо и, казалось, хотела отбросить назад… Но в тот же миг он услышал замирающий голос Коннистона, который шептал ему: «Не забудьте, дорогой мой, что все дальнейшее зависит от первой минуты, как вас увидит Мак-Довель».,

Был ли прав Коннистон?

Выиграет он или проиграет? – ничего заранее нельзя сказать, но во всяком случае игру свою он поведет точно так же, как ее вел бы покойный англичанин.

Выпрямив плечи, он решительно вошел в комнату Мак-Довеля, который почитался самым удачливым охотником на людей на всем северо-западе.

ГЛАВА V

Первый человек, которого увидел Кейт, войдя в канцелярию инспектора полиции, был не сам Мак-Довель, а девушка.

Она сидела как раз напротив той двери, на пороге которой он на минуту замер, причем свет, падающий через окно, удивительно рельефно выделял черты ее лица и волосы. Первое впечатление было неотразимое. Девушка околдовала его своей красотой. Солнце, заливавшее всю комнату мягким, колеблющимся мерцанием, бросало на нее потоки плавкого, смеющегося золота. Кейт сразу заметил и глаза ее – лучистые и необыкновенно серые. Она не отрывала взора от пришельца, и все тело ее и черты лица говорили о большом напряжении, овладевшем ее существом.

Все это Кейт уловил в мгновение ока, словно в блеске молнии, и лишь после того повернулся к Мак-Довелю.

Инспектор сидел за столом, заваленным географическими картами и бумагами. Кейт немедленно почувствовал всю пронизывающую силу его взгляда, и в эту секунду он пережил состояние, знакомое настоящему преступнику. Но эта секунда миновала, и он прямо посмотрел инспектору в глаза. Да, Коннистон, был прав: эти глаза легко могли видеть сквозь стену. Неопределенного цвета и изумительной глубины, далеко посаженные под седыми, растрепанными бровями, они с первого же взгляда пронизывали насквозь. Кейт обратил также внимание на тщательно завитые седые усы, на коротко подстриженные волосы и ясно очерченные мускулы лица – и поклонился.

По его телу пробежала мгновенная ледяная дрожь. В этом суровом лице он не прочел приветствия. Он не мог судить, признал его инспектор или нет. И только тогда, когда солнце бросило новый капризный луч на чудесные волосы девушки, иное выражение пробежало по лицу человека, который одновременно был и большим другом и начальником Дервента Коннистона.

Инспектор поднялся со своего кресла, склонился над столом и голосом, в котором было столько же удивления, сколько и радости, произнес:

– А мы только что говорили об этом несчастье… и вдруг, сэр, вы пожаловали к нам! Как поживаете, Коннистон?

В продолжение нескольких секунд Кейт, казалось, ничего не видел. Он выиграл! Кровь с такой жестокой силой отхлынула от его сердца, что у него смешались все чувства и мысли. Он ощутил прикосновение руки Мак-Довеля, слышал его голос, но какое-то облако затянуло его глаза, и он видел только торжествующее лицо Дервента Коннистона. Он был возбужден до крайности, стоял с высоко поднятой головой, почти касался плечом плеча Мак-Довеля, но, пожалуй, не сознавал этого.

Инспектор все еще не выпускал его руки, и Кейт чувствовал это, но видел только одно, что девушка поднялась со своего места, подошла поближе и глядела на него так, точно он только встал из гроба.

Вдруг послышался повелительный голос Мак-Довеля:

– Коннистон, позвольте вас познакомить с мисс Мириам Киркстон, дочерью покойного судьи Киркстона.

Кейт поклонился и на секунду задержал в своей руке руку девушки, отца которой он убил. Это была какая-то безжизненная, холодная рука. Ее губы зашевелились только для того, чтобы произнести имя и фамилию. Он сам тоже стоял совершенно безмолвный. Мак-Довель произнес какие-то слова касательно высокой миссии и величия законов и их слуг.

И совершенно неожиданно его голос прозвучал, как барабанная дробь:

– Расскажите нам, Коннистон, поймали ли вы того человека, за которым отправились?

Этот вопрос привел Кейта в себя. Он. медленно склонил голову и сказал:

– Я явился к вам с донесением, что Джон Кейт умер.

Он заметил, что мисс Мириам вздрогнула, точно он нанес ей жестокий, неожиданный удар. Несомненно, она сделала огромное усилие над собой, желая скрыть свое возбуждение, когда отвернулась от него и обратилась к инспектору:

– Вы были, сэр, очень внимательны и любезны. Благодарю вас от всей души. Я надеюсь, что буду иметь еще удовольствие беседовать с мистером Коннистоном… относительно Джона Кейта.

И легко кивнув головой Кейту, она удалилась.

Когда она вышла из комнаты, странный огонь пробежал в глазах Мак-Довеля.

– Вот уже полгода, как она такая, – объяснил он Кейту. – Она питает какой-то особый интерес к этому Кейту и его судьбе. Сказать вам правду, Коннистон, не думаю, чтобы я ждал вас с таким нетерпением, как она. Но удивительнее всего то обстоятельство, что этот исключительный интерес проявился только в последние шесть месяцев. Иногда у меня возникает печальное сомнение: не помешалась ли она немного под влиянием несчастья? Прелестная девушка, Коннистон! Очаровательная девушка! А брат ее – мерзавец! Вы помните его, конечно?

Он придвинул второе кресло совсем близко к своему и предложил сесть.

– А надо вам сказать, друг мой, – заявил он, – что вы все-таки сильно изменились за это время!

Слова эти произвели на Кейта впечатление неожиданно раздавшегося выстрела. Они упали так внезапно, что он почувствовал их воздействие каждым фибром своего тела. Он тотчас же понял, что хотел сказать Мак-Довель. Он был не такой, как англичанин. Ему не хватало выдержки Коннистона, его холодной, импонирующей деликатности и какого-то особого благородства движений и манер. Поймав пристальный, нервирующий взгляд инспектора, он на один миг представил себе, что сейчас на его месте находится сам Коннистон, и до боли ясно увидел, как тот непринужденно крутит свой ус между большим и указательным пальцами и улыбается так, точно вчера лишь отправился в далекий северный путь и уже сегодня вернулся.

Мак-Довель с первой же минуты отметил в нем отсутствие души Коннистона, человека, который довел пес plus ultra свою вежливость и уменье держаться с людьми и который мог так же спокойно смотреть инспектору в глаза, как тот смотрел в его. Конечно, он не может позволить себе то, на что способен был англичанин: не обращая внимания на более высокое положение инспектора, обратиться к нему запросто: «Ну, старичина, как тебе нравится сегодняшняя погода?»

Размышляя обо всем этом, Кейт все же не утерял присущего ему чувства юмора и подумал: как бы рассвирепел Коннистон, если бы его дух попал на секунду сюда!

Кейт усмехнулся и пожал плечами.

– Изменился? – медленно произнес он. – Надо думать, что вы по-настоящему незнакомы с непроглядной, бесконечной ночью! Приходилось ли вам когда-нибудь провести целых шесть месяцев в пустыне, претерпеть совершенно неописуемые лишения, перемигиваться только с холодными звездами, перекликаться только с белыми лисицами и делать над собой адские усилия для того, чтобы не лишиться рассудка? Такой опыт мне пришлось проделать дважды, дважды за то время, что я гонялся за Джоном Кейтом, и мне думается, что вы совершенно правы! Да, я изменился. И еще мне думается, что никогда уже я не буду больше тем, чем был когда-то. Что-то ушло от меня. Я не могу вам в точности объяснить, что именно, но я определенно чувствую, что я чего-то лишился. У меня иногда создается впечатление, что я вернулся сюда только с половиной моего прежнего «я». Вот что убило Джона Кейта! Если так можно выразиться, он начал гнить и действительно сгнил!

Он инстинктивно почувствовал, что начал чрезвычайно удачно для себя. Мак-Довель вытянул один из ящиков письменного стола, вынул оттуда коробку с толстыми сигарами и протянул ее Кейту.

– Закурите сигару, Коннистон, – сказал он, – и изложите мне все, что с вами случилось за это время. Я готов поклясться всем святым для меня на свете, что вы далеко не полумертвый человек. Стоит вам прожить одну недельку в своем старом, почти родном городе, и вы станете прежним человеком. Будьте уверены, что это именно так, как я говорю вам!

Он чиркнул спичкой и поднес ее к сигаре Кейта.

В продолжение целого часа Кейт рассказывал историю человека, охотившегося на человека же. Это была его собственная одиссея.

Он совершенно забыл про то, что находится в обществе человека со строгим, важным лицом, который неотрывно следит за ним и внимательно вслушивается в каждое его слово. Он рассказывал и в это время видел только долгие месяцы и годы, в которые разыгралась его личная эпическая драма; видел бесчисленные дни погони, бегства, преследования, голода и холода; видел долгие ночи, сплошь начиненные горьким одиночеством и отчаянием, близким к безумию. Дойдя до последних дней в одинокой, заброшенной на краю света хижине, Кейт с судорогой в горле произнес:

– Вот каким образом умер Джон Кейт, джентльмен и человек!

И даже в эту минуту он не переставал думать об англичане, о его спокойной и безбоязненной улыбке в предсмертные минуты, о его последних словах, о последнем дружеском пожатии руки, и Мак-Довель видел все так, точно страшная драма разыгралась на его собственных глазах. Словно желая смахнуть паутинку с лица, он провел по нему рукой. В продолжение нескольких минут после того, как Кейт кончил, он стоял, отвернувшись от человека, которого принимал за Коннистона, и уносился мыслями в зеленые равнины Саскачевана.

Но, когда он снова повернулся лицом к Кейту, это был прежний железный человек, воплощение закона, закона могучего и безжалостного, каким-то чудом принявшего форму и облик мужчины.

Он сказал следующее:

– Видите ли, Коннистон, после двух с половиной лет такой жизни даже преступник может показаться вам святым. Так или иначе, свое дело вы выполнили блестяще. Обо всем, что вы рассказали мне, я доложу в департамент, и если вы не получите повышения, то даю вам слово, что я немедленно подам в отставку. Тем не менее мы вместе с вами должны пожалеть о том, что Джон Кейт не дожил до того, чтобы быть повешенным.

– Но он понес должное возмездие! – угрюмо произнес Кейт.

– Нет, не совсем! Он умер обыкновенной смертью. А настоящее возмездие он получил бы, если бы был вздернут на веревке в воздух! Я нахожу его преступление исключительно тяжелым, ибо он дошел до кульминационных высот мести. Мы можем забыть про его имя, но я лично никогда не избавлюсь от сожаления, что его не казнят. Я готов был бы отдать год моей жизни за наслаждение видеть его в этой самой комнате. Его следовало бы должным образом покарать, и – Господи! – какую услугу вы оказали бы правосудию, если бы привели сюда живым Джона Кейта, того самого Джона Кейта, который целых четыре года скрывался от нас!

Он потирал руки и с улыбкой в глазах смотрел на Кейта.

Закон! Он стоял здесь, бездушный, бессердечный, скорбя, что человеческая жизнь избегла его кары… Кейт на минуту почувствовал сильнейший приступ отвращения.

Вдруг послышался стук в дверь. Мак-Довель крикнул, что можно войти, дверь тихо открылась, и на пороге показался молодой секретарь канцелярии, Крюз.

– Смит ждет ваших приказаний, сэр! – произнес молодой человек.

Что-то сдавило горло Кейта. Он отвернулся в сторону, желая скрыть от посторонних выражение своего лица.

Смит!

Теперь-то он определенно знал, что именно подсказывало ему как можно скорее сойти с опасного пути… Он понял также, что силился произнести Коннистон в тот момент, когда одеревеневший язык уже отказывался служить ему.

Они забыли про Смита!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю