Текст книги "Тысячелетний сокол (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Лусено

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Отблагодаришь, когда доберемся до вашей базы – или куда мы там летим.

Завершив ремонт, они вернулись в кают-компанию и обнаружили, что Люфкин устанавливает на место последнюю пластину в полу над тайником.

– Все готово, – сообщил верпин.

Когда они спускались втроем по трапу, вернулся офицер с отрядом штурмовиков.

– Капитан Фаргил, все ремонтные работы должны быть завершены в открытом космосе или на планете.

– А как же обещанные нам двенадцать часов?

– Скажите спасибо и за то, что уже получили, – рявкнул офицер.

– Спасибо, – откликнулся Квип. – Мы все равно уже почти закончили.

– Тогда готовьте корабль к отбытию. В шесть-ноль-ноль здесь никого не будет.

На лице Квипа отразилось удивление.

– Вы улетаете?

– Не вижу оснований посвящать вас в наши планы, капитан. – Глаза офицера сузились от внезапного подозрения. – Я уже задаюсь вопросом, не ошибся ли в вас.

– Да я просто думал, что вы на стационарной орбите.

Из недр корабля донеслись громкие возгласы.

– Капитан, живо, – велел имперец Квипу. – И заберите своих верпина с салластанкой.

Они бросились обратно внутрь. По пути Квип успел легонько постучать по пластинам напольного покрытия:

– Держитесь крепче! Мы взлетаем!

Зенн Бьен прошла прямиком в кабину и произвела холодный запуск репульсоров.

Квип бухнулся в кресло второго пилота:

– Если они обнаружат…

Отдаленные возгласы потонули в воплях сигнализации. Крейсер-заградитель содрогнулся, и от кормы фрахтовика эхом отразились рваные завывания сирен. В динамиках прогремело:

– «Вдребезги», ни с места!

– Нам приказали немедленно улетать, – бросил Квип в гарнитуру.

– Приказ отменен. Оставайтесь там, где вы сейчас…

Квип отключил динамики:

– Жми, Зенн! Вытаскивай нас!

Зенн развернула фрахтовик, и тот рванул сквозь удерживающее поле ангара. Позади в кабину ввалился Люфкин, растопырив для равновесия все четыре руки:

– Проекторы с гравитацией не работают, но в захватный луч не залезайте!

Зенн Бьен бросила взгляд сквозь иллюминатор на заградитель:

– Меня больше беспокоят вон те турболазеры.

Стоило словам сорваться с ее губ, как батарея правого борта извергла поток алого огня. Настроив компенсатор инерции на полную мощность, Зенн отправила корабль в нисходящее пике, провела с переворотом под днищем крейсера и на высокой скорости вынырнула у левого борта.

– Лучи захвата смыкаются! – воскликнул Квип.

Салластанка прямо-таки кожей ощущала, как кончики лучей, будто загребущие пальцы, пытаются нащупать фрахтовик.

Сделав полубочку, она провела корабль поверх заградителя, едва не угодив в ловушку из переплетающихся зарядов голубой энергии, которые блуждали между установками гравитационных проекторов. В одной из них образовалась щель с зазубренными краями, и спустя мгновение проектор треснул, как яичная скорлупа, из которой вылупилось пламя и протуберанцем унеслось в космос. Крейсер накренился, а затем и вовсе перевернулся, будто бы подставляя фрахтовику беззащитное брюхо. А тот вырвался за пределы досягаемости орудий и растворился в бескрайнем космосе.

* * *

– Днем позже мы достигли системы Тангра, и наша неприятная встреча с заградителем стала казаться сказанием из далекой старины, – сообщила Зенн Бьен Джадаку и Посту. – Я бы сказала – неслучайная встреча, поскольку в повстанческом лагере верпинов были решительно настроены вывести из строя прототип проектора чуть ли не с того момента, как впервые узнали о нем. Мы с Квипом, Люфкином и остальными провели несколько стандартных недель, обвешивая ИТ украденными запчастями, модернизируя бортовой компьютер и совершенствуя гиперпривод до класса 1. «Вдребезги» превратился в самый быстроходный гражданский корабль в Галактике.

– А джавы и иже с ними вступили в Альянс? – уточнил Флитчер.

– Не сразу. Так получилось, что я угодила в их команду. – Зенн Бьен рассмеялась и обвела салон широким жестом. – Некоторые из них до сих пор где-то здесь.

– Вы стали вольнонаемными разборщиками? – поинтересовался Джадак.

Салластанка покачала головой:

– Поначалу мы были верны своему обету сохранять нейтралитет. Мы были готовы работать на любого, кто заплатит за наши исключительные услуги – на контрабандистов, пиратов, преступные сообщества – без разницы. Работали даже на Реджа Тонта. Но это, конечно же, долго не продлилось. Империя с каждым днем становилась все более жестокой. «СороСууб» захватил полную власть над Салластом. Пираты из консорциума Занна стали превращать салластан в подневольных бойцов… Когда я узнала, что мой народ поднялся на борьбу против председателя Сина Сууба, я уговорила товарищей помочь им, и мы сами не заметили, как начали выполнять спецзадания Сиана Тевва и Ньена Нанба. А уже совсем скоро – прямо перед битвой при Явине – мы стали полноправными членами Альянса повстанцев и приняли участие в уничтожении «Непобедимого», а в последующие годы – и массы других имперских кораблей.

– И как же от разборки техники можно докатиться до салона красоты? – осведомился Джадак.

Зенн Бьен на секунду задумалась.

– После всего, что мы наразбирали, нам показалось в порядке вещей посвятить остаток жизни делу украшения Галактики. После окончания войны мы всей командой прибыли на Новый Балосар, и большинство из нас так здесь и осело. Я получила профессиональный диплом от «Цирюльников Салласта», взяла нескольких мужей и принялась пополнять свой клан. Жизнь наладилась.

Джадак поразмыслил:

– А ИТ остался у Квипа?

– Остался.

– Вам удалось узнать, зачем повстанцам нужен был корабль такой весовой категории?

Зенн покачала головой:

– Ребята, не хочу вас расстраивать…

– Мы переживем, – уверил ее Пост.

Салластанка посмотрела на Джадака:

– Я так и не узнала, зачем Альянсу нужен был этот корабль, но я знаю, что теперь вы его не найдете.

– Почему это? – удивился пилот.

– Потому что за девять лет до битвы при Явине он был взорван на подлете к Билбринджи.

Глава 24

– Это что, твой новый лучший друг? – спросила Лея Хана, пока они дожидались доктора Парлей Торп.

До Хана дошло, что он бездумно вертит в руках старенький передатчик, и он тут же затолкал его обратно в карман широких штанов.

– Входит в привычку.

– Может, лучше купим тебе четки?

– Ха-ха.

Внеся это предложение, Лея вовсе не улыбалась, да и Хан рассмеялся как-то сдавленно. Ей явно не давал покоя тот короткий разговор с Люком. За все время перелета до Оброа-Скай она едва ли проронила пару слов.

– Знаешь, нам необязательно говорить с этой Торп прямо сейчас, – тихо произнес Хан. – Скажем ей, что у нас кое-что произошло, и рванем прямиком на Корускант. Начнем поиски заново, когда все устаканится.

На миг показалось, будто Лея готова согласиться. Но она лишь вздохнула и поглубже забилась в кресло, скрестив руки на груди.

– Извини меня за раздражительность. Люк был на взводе, но вежливо посоветовал мне пока не искать с ним встречи.

– Тогда, может, купим четки тебе?

Лея хохотнула:

– К тому же у нас есть веская причина, чтобы довести дело до конца.

Она кивнула в сторону Алланы, которая стояла у высокого окна приемной и разглядывала просторную посадочную площадку медцентра «Аврора». Отсюда был виден и «Сокол», за которым приглядывал, к своему вящему неудовольствию, Ц-3ПО. В лабораторный корпус, где чете Соло была назначена встреча с доктором, личных дроидов не допускали.

– Она еще не оправилась, – продолжила Лея. – Но хотя бы пришла в себя настолько, чтобы радоваться приключениям.

– Тебе не кажется, что она слишком всерьез восприняла эти «приключения»?

Лея нахмурилась:

– Как раз в той мере, в которой должно. А что, ты не воспринимаешь их всерьез?

– Еще как всерьез. Смакую каждую минуту – ну, кроме Тариса.

– По-моему, это путешествие сплотило нас троих.

На лицо Хана медленно наползла улыбка.

– Как в старые добрые времена.

– Так и было задумано, разве нет?

Их отвлек неожиданный голос из коридора, приковавший внимание к элегантно одетой седовласой женщине. Решительным шагом она приблизилась к ним, широко улыбаясь и протягивая руку для приветствия.

– Принцесса Лея… или президент Органа? Боюсь, я не знаю, как должна к вам обращаться. Я Парлей Торп.

– Зовите меня Леей.

– Вот и славно, – произнесла доктор Торп, пожав руку Лее и повернувшись к Хану. – Капитан Соло. Рада познакомиться.

Хан был удивлен – до чего крепкой оказалась ее хватка.

– Доктор Торп.

– А это, должно быть, Амелия.

Аллана тоже удостоилась рукопожатия.

– Посмотрите, вон там «Тысячелетний сокол».

Доктор Торп позволила девочке подвести себя к окну.

– Батюшки. Я, конечно, видела его бессчетное множество раз в ГолоСети, но лицезреть его вживую по прошествии стольких-то лет… – Она полуобернулась к Хану и Лее. – Сразу столько воспоминаний…

Кореллианин присоединился к ним у окна:

– Когда он оказался у вас, он уже звался «Тысячелетним соколом»?

Доктор Торп кивнула:

– Мне бы не хватило ума дать ему такое красивое имя.

– Декс Дуган упоминал, что «Сокол» был медицинским кораблем.

– Было дело. Но даже после того, как его подлатали и разукрасили подходящей символикой, он так и не вписался в образ. Пушка на фюзеляже выдавала.

– А лазерная батарея на нем уже была установлена?

Доктор Торп снова кивнула:

– Вот нижней пушки не было.

– Мне… эээ… пришлось внести кое-какие усовершенствования.

– Надо полагать. А в остальном «Сокол» выглядит точно таким, каким я его помню. Что мне в нем нравилось – ему уже десятки лет, а он все такой же юркий. – Она повернулась к Хану. – То, что вы не реставрировали его, заслуживает уважения. Вмятины и ржавчина придают ему индивидуальность – как морщины на лице человека. Хотя здесь, в «Авроре», вы их мало у кого увидите, – заговорщицким тоном добавила она.

– Мы заметили, – сказала Лея.

Доктор томно вздохнула:

– Да, наша специальность – закатывать юность в вакуумную упаковку, а потом делать так, чтобы содержимое не теряло своих свойств. Я часто говорю, что наши клиенты в буквальном смысле покупают время. Но даже имея в своем распоряжении технологии трансплантации органов и гормонов, значительно удлинять срок жизни большинства разумных видов мы пока не научились. Мы можем продлить человеческую жизнь на двадцать пять, пятьдесят лет, иногда – за непомерную плату – на семьдесят пять. Но факт остается фактом: человечество как вид биологически запрограммировано рано угасать, и эта программа, насколько нам видится, изменению не поддается. – Она бросила взгляд на Аллану. – Нудные разговоры у взрослых, не правда ли?

– В общем, да, – призналась девочка.

Доктор Торп рассмеялась:

– Детская непосредственность – как глоток свежего воздуха. Как бы то ни было, мое дело – исследования. Прикладное омоложение я оставляю более одаренным специалистам «Авроры».

– Дуган сказал, какие-то из ваших исследований проводились во Внешнем кольце.

– Да, в рукаве Тингел. И за некоторые мои открытия надо сказать спасибо «Тысячелетнему соколу».

В этот момент дверь позади них открылась, и в приемную вошел врач-хо’дин.

– Простите за вторжение…

– Да какое там вторжение, доктор Сомпа, – живо откликнулась доктор Торп. – Позволь представить тебе Хана Соло, Лею Органе-Соло и их дочь Амелию.

Сомпа склонил голову, всю в отростках, вежливо приветствуя гостей.

– Очарован и польщен. Однако должен сказать, что как-то не ожидал вас здесь увидеть. Вы оба выглядите превосходно для своего возраста.

– Лиэл… – начала было доктор Торп, но вмешалась Лея:

– Доктор Сомпа, вам не кажется, что моему мужу не помешал бы небольшой курс… обновления?

Хо’дин окинул кореллианина взглядом:

– Полагаю… можно что-нибудь сделать с подбородком и морщинами, а также убрать эту однобокость в изгибе рта. Что до прочего, капитан Соло выглядит весьма презентабельно. Ну, может быть, только лишний вес…

– Эй, я ношу те же штаны, что и тридцать лет назад.

– И это не шутка, – вставила Лея.

– Разумеется, главное – состояние внутренних органов, – не унимался доктор Сомпа. – Надо будет сделать анализы…

Хихиканье Алланы переросло во всеобщий заразительный смех, и только хо’дин остался стоять в сконфуженном недоумении.

– Лиэл, ты уж нас извини, – проговорила доктор Торп, промокая слезы в уголках глаз. – Боюсь, принцесса Лея слегка тебя разыграла. Наши гости прибыли не для консультаций по вопросам омоложения. Они исследуют историю знаменитого корабля капитана Соло, «Тысячелетнего сокола». – Она указала за окно. – Там, рядом с яхтой. Серый корабль с выносной кабиной.

Замешательство доктора Сомпы только усилилось.

– До того, как «Сокол» попал в руки капитана Соло, этим кораблем десять лет владела я.

Хо’дин понимающе приоткрыл рот и, подойдя к окну, несколько мгновений разглядывал корабль.

– Говорите, ИТ тысяча трехсотый?

– Со стапелей «Кореллианской инженерной…»

– Какого года? – осведомился доктор Сомпа, резко повернувшись к ним. – В каком году он был выпущен?

– Точный год не известен, – ответил Хан. – Чуть больше ста лет назад.

Хо’дин перевел взгляд на доктора Торп:

– А кто владел кораблем до тебя, Парлей?

– Я как раз собиралась рассказать нашим гостям, при каких обстоятельствах он мне достался.

Доктор Сомпа снова приник к окну:

– Такой корабль, как этот… он словно ветеран – родом из иной эпохи…

– Ветеран, согласен, – сказал Хан. – Еще сорок лет назад почти на каждой планете можно было встретить несколько ИТ тысяча трехсотых. Но сейчас они стали классикой.

– Хан считает, что «классика» и «ископаемое» – взаимозаменяемые термины, – пояснила Лея, взяв мужа за руку.

Доктор Сомпа снова воззрился на коллегу:

– Хотел бы и я услышать эту твою историю, Парлей.

– В самом деле? Ты меня удивляешь, Лиэл.

– Мда, ну что ж, не буду мешать тебе и твоим гостям. – Он ненадолго задержался перед четой Соло. – Был очень рад знакомству. Приятного времяпрепровождения в «Авроре».

Доктор Торп дождалась, когда доктор Сомпа удалится.

– Доктор Сомпа, надо сказать, странноват. Но очень одарен и предан делу.

– И торопыга, – вставил Хан.

– Вообще-то, он чрезвычайно терпелив. – Доктор Торп пожала плечами. – В это время года у нас в «Авроре» очень красиво цветут сады. Не против, если мы поговорим там?

– Я покажу дорогу, – воскликнула Аллана, выскакивая за дверь.

* * *

Ректорат университета, в котором я обучалась, требовал, чтобы после получения дипломов и прохождения интернатуры в клиниках, мы провели три года на какой-нибудь отдаленной планете, применяя полученные знания на практике. Многие выпускники предпочитали посвятить все три года лишь одной планете, но у меня были другие планы. Собрав воедино гранты университета, взносы и пожертвования от частных лиц, я основала «Панацею дальних рубежей», куда со временем стали стекаться молодые специалисты, которые вполне могли бы найти себя в археологии, лингвистике или природных изысканиях, если бы не выбрали медицину. Небольшой флот из дряхлеющих кораблей доставлял нас с гуманитарной миссией на планеты Среднего и Внешнего колец, где мы раздавали лекарства, устраивали вакцинацию и проводили хирургические операции. Мы несли свои знания на планеты, охваченные чумой или пораженные природными катаклизмами, и брались решать практически любые задачи. Именно тогда я научилась управлять кораблем, и задолго до истечения трехлетнего срока моей обязательной службы поняла, что никогда не удовлетворюсь, если буду просиживать штаны в современном медцентре или вести частную практику на какой-нибудь богатенькой планетке. Вместо того я жаждала посетить самые дальние рукава Галактики, где так остро нуждались в медицинской помощи все те, о ком Империя и знать не желала. Торговля заглохла, многие прежде успешные экономические державы пришли в упадок, а Император ничего, кроме пустых слов, предложить не мог, бросив все силы Империи на укрепление Ядра.

Большинство тех планет, куда я рвалась, по логистическим или финансовым причинам были вне досягаемости «Панацеи дальних рубежей», но все изменилось, когда у меня появился «Тысячелетний сокол». Благодаря гиперприводу военного класса любой конец Галактики стал для нас досягаем, а поскольку пожертвования продолжали поступать, я прикупила еще и пару дряхлых дроидов-фельдшеров и снарядила корабль множеством диагностических приборов. Хоть я и не жалела о годах волонтерской службы, мне больше нравилось решать самой, когда и куда лететь. Мои друзья по университету в шутку прозвали этот период моей жизни «порханием с ветки на ветку», и, в сущности, были недалеки от истины – для меня это было время познания и личностного роста.

Если говорить о пунктах назначения, то я всецело полагалась на то, что слышала в космопортах, кантинах, забегаловках, – всюду, где космические дальнобойщики обменивались информацией и распространяли слухи. Признаюсь, я втайне наслаждалась тем, что они принимали меня за пирата, контрабандиста или охотника за наградами, и все благодаря задиристо выглядящему «Соколу», с этой его грозной лазерной пушкой – пусть и неисправной. Если бы кто-то решил проверить меня в деле, то сразу бы выяснилось, что как пилот я этому кораблю не ровня, и мало на что способна, кроме как перелетать с места на место.

В одной кантине на Русте я услышала о планете Хиджадо, весьма отдаленной от Хайдианского пути – на полпути к Бонадану. Пожилой пилот сообщил мне, что если где-то и нуждаются в помощи, так это на Хиджадо. Он упорно не называл причину, но она стала ясна, едва «Сокол» вышел из гиперпространства и датчики сообщили о веренице имперских кораблей, покидающих планету. То, что я поначалу приняла за атмосферный фронт, оказалось столбами дыма, который поднимался от десятков поселений на северном полушарии. Очень скоро дальние сканеры «Сокола» явили моим глазам эскадрильи СИД-истребителей, которые возвращались к своим звездным разрушителям по завершении бомбардировки, и несколько маленьких суденышек местной приписки, которые сбивали при попытке покинуть зону поражения.

Я слышала о недавнем налете на имперские верфи на Орд-Трейси или Билбринджи – где именно, не помню – и первой мыслью было, что имперцы накрыли здесь базу повстанцев. Но Хиджадо казалась слишком захолустной, чтобы держать на ней базу, а доносившиеся из коммуникатора обрывки переговоров рисовали совсем иную картину. Переговаривались пилоты госпитальных фрегатов, ожидавшие от имперцев разрешения сесть на Хиджадо. Так характерно для имперского командования: пропускать корабли с гуманитарной миссией, когда ущерб уже непоправим.

Медики с фрегатов просветили меня о масштабах катастрофы и в общих чертах изложили план оказания помощи. Пусть имперцы выжгли далеко не всю планету, многим городам было уже не помочь, а некоторым участкам земли предстояло остывать еще не один год. Эвакуировать выживших спасателям не разрешили, а медицинские службы в населенных пунктах, не попавших под прямой обстрел, уже вовсю принимали пострадавших. Как бы то ни было, крах большинства энергостанций и технических узлов отбросил местную цивилизацию на сотни лет назад. Хуже того – имперцы оставили на планете гарнизон, чтобы бунтовщики не смели искать сочувствующих и единомышленников.

Как только госпитальным кораблям дали разрешение сняться с внешней орбиты, я повела «Сокола» в бурлящую атмосферу. Я прислушивалась к эфиру в ожидании призывов о помощи из отдаленных регионов планеты, но их не поступало, поэтому я положилась на собственные глаза и на самого «Сокола» – у него было свойство западать на правый борт при движении в атмосфере – в надежде, что это приведет меня туда, где от меня будет хоть какая-то польза.

Я приметила местечко, которое скорее пострадало за компанию, чем от преднамеренного залпа, и посадила фрахтовик в размывной карьер прямо под горячим ливнем. Жилые и хозяйственные постройки были охвачены пожаром, который обильно подпитывали запасы топлива, бывшие в ходу у местного населения. Когда я вышла из корабля, от похоронной бригады, подбиравшей тела, отделился человек лет сорока и двинулся прямо ко мне.

– Спасибо, что откликнулись на наш призыв, – прокричал он с сильным акцентом, перекрывая шум дождя. Когда я уточнила, что никаких призывов не поступало, он ответил: – Не поступало на ваш корабль – вы это имеете в виду? – Я подтвердила его предположение, на что он лишь кивнул. По его словам, я приземлилась – и это самое главное. Он назвался именем Нонин.

Я брела за ним под дождем и пыталась выяснить, за какую провинность они пострадали.

– Имперцы объяснений не дают, – спокойно ответил он.

Тем не менее вскользь он упомянул, что, по слухам, правитель сектора разозлил Императора, и Хиджадо устроили показательную порку. Все это было до боли знакомо, и при виде груды мертвых тел я впала в отчаяние.

Но Нонин лишь сказал на это:

– Не надо нас оплакивать. Здесь нет смерти, есть только исход.

В тот момент я подумала, что это просто поэтический оборот, даже не подозревая какой смысл он приобретет по прошествии недель, месяцев и в конечном счете лет.

За неделю я помогла извлечь из-под обломков более пятисот тел, которые впоследствии были сожжены на развалинах капища согласно местным обычаям. В свободное от бытового обустройства и поисков тел время мы с дроидами обрабатывали раны, ожоги и вправляли вывихи в маленьком лазарете, в который превратился «Сокол». Пока суд да дело, до меня постепенно дошло, что я так и не обнаружила среди пострадавших или мертвых ни одного пожилого человека. За разъяснениями я обратилась к Нонину.

Сначала он даже не понял, о чем я спрашиваю. Затем указал на женщину, может, чуть старше него самого и произнес:

– Миган прожила сто один солнечный цикл. – А после махнул рукой в сторону одного из мужчин: – А Сонндс – сто сорок циклов.

Поскольку я уже знала, что год на Хиджадо примерно равен корускантскому, я восприняла эти цифры как ошибочные.

– А сколько прожила ты? – спросил он у меня. Когда я сказала, что мне двадцать восемь, он ответил, что дал бы мне гораздо больше.

Уж не знаю, какой девушке может понравиться, когда ей говорят, что она выглядит старше – причем намного – чем есть на самом деле. Однако Нонин был прав. Все его соплеменники моего возраста выглядели гораздо моложе меня. Но я по-прежнему не могла в это поверить. Архивные данные на Хиджадо были не очень подробными, но то, что население планеты человеческой расы мигрировало сюда из Ядра несколько тысячелетий назад, было установленным фактом. Значит, либо закрытая популяция сама по себе за годы эволюционировала в долгожителей, либо на этой разоренной ныне планете было что-то, что наделило их столь необычным даром.

За месяц с момента моего прибытия Нонин и его соплеменники отстроили свои дома заново. Если они и горевали об убитых, то делали это в уединении, поскольку я не видела, чтобы кто-нибудь проронил хоть слезинку. В один ничем не примечательный день я занималась систематизацией данных о способности местных жителей к ускоренному исцелению – как физическому, так и душевному – когда из леса вышел Нонин сотоварищи с десятком огромных баков древесной живицы, которая была подкрашена фруктовым соком, глиной и минералами. Этой живицей они принялись без спроса раскрашивать «Сокола», превратив его из белого в грязновато-красный, причем медицинская символика в процессе была замещена непонятными штрихами. Когда они закончили, у корабля проявилась скалящаяся пасть с частоколом острых зубов, сжатые кулаки на кончиках жвал и огненные перья, прикрывающие верх фюзеляжа. Лазерная пушка стала пламенным цветком, а фонарь кабины – злобным глазом.

Когда я все-таки добилась объяснения, Нонин заявил, что теперь «Сокол» готов.

– К чему готов? – переспросила я.

Он как ни в чем не бывало ответил:

– Отомстить за ушедших.

На случай, если он в буквальном смысле намеревался мстить имперскому гарнизону, я поспешила просветить его:

– Я прежде всего целитель, – было сказано, – а не боец.

– Я тоже целитель, – ответили мне. – И что с того?

Я пояснила, что привыкла спасать жизни, а не сеять смерть.

– Мстя за ушедших, – сообщил мне Нонин, – мы спасаем жизни.

Я сказала, что я не военный пилот, а мои дроиды могут выполнить только самые базовые маневры.

– Но ты сможешь пройти над имперской базой, – сказал Нонин.

На это, надо признать, мне мастерства хватало, но тут я нанесла им удар под дых. Я сообщила, что лазерная пушка не работает.

Это, казалось, охладило их пыл, но только на мгновение. Нонин сказал:

– То, что задумывалось как оружие, всегда остается оружием.

Шестеренки в моем мозгу лихорадочно закрутились. Я никогда не видела у народа Нонина оружия. Орудия труда – да, но не орудия разрушения, и уж точно ничего такого, что могло бы привести в действие нерабочую лазерную пушку. Я спросила себя: чем нам грозит пролет над базой? Сканеры имперцев покажут, что «Сокол» безобиден – даже в этой свирепой раскраске, которую придал ему Нонин. Нам просто предложат изменить курс, и на том все закончится.

– Если я соглашусь, – начала я, – вы позволите мне остаться у вас сколько захочу?

Он тут же предположил, что у меня нет своего дома, что было, конечно же, правдой, однако никак не было связано с моей просьбой. Я объяснила, что хочу понять, как ему и его народу удается сохранять долголетие.

– Нет никакого рецепта долголетия, – ошарашил он меня. – Мы просто живем столько, сколько хотим.

У меня были подозрения, что не все так просто, но я не стала делиться ими с Нонином. Я была убеждена, что секрет кроется в свойствах еды или воды, которую они потребляют, либо в какой-то эндокринной железе, которой не было у меня, но имелась у Нонина. Я прямо заявила, что хочу взять на анализ кровь и образцы ткани – сломать печать, как выразился бы Нонин.

Он согласился.

Имперский гарнизон располагался в нескольких сотнях километров от нас, поблизости от наиболее пострадавших районов Хиджадо. Нонин стоял в кабине у меня за спиной, тогда как остальные шестеро сидели кружком на полу в кают-компании. Я уже была свидетелем коллективного отправления местных ритуалов, но ни тогда, ни сейчас не смогла бы разобраться, что именно они означали. За полсотни километров до базы «Сокол» дал мне знать, что имперцы сканируют его, и вскоре из коммуникатора рявкнули: кто мы такие и куда собрались. Через коммуникатор и опознавательный маяк я обозначила «Сокола» как медицинский корабль и передала подложный маршрут полета, который уводил нас на пять километров севернее базы. Коммуникатор на мгновение затих, а потом другой голос произнес:

– Судя по раскраске корабля, за штурвалом не иначе как шаманка.

– Пытаюсь сойти здесь за свою, – отозвалась я.

Нам велели не сходить с курса, и я именно так и собиралась поступить. Но Нонин сказал, что нам обязательно нужно подлететь ближе. Заявив, что идет на вершину, он взбежал по лесенке, ведущей к лазерной турели, предоставив мне самой оправдываться перед имперцами.

– Датчики сообщают, что прямо по курсу гроза, – доложила я дежурному и попросила разрешения сместиться в сторону на вектор, который позволит пройти в трех километрах от базы. В ответ раздалось вполне ожидаемое:

– Какая еще гроза? – Ох, и пришлось нам наслушаться. Датчики «Сокола»-де врут. С курса не сходить, иначе вышибут с небес. Писк приборной панели уже дал понять, что «Сокол» взят в прицельные рамки, но я знала, что если подведу Нонина, то жить среди этих людей мне не позволят. Поэтому я сделала то, чего никогда раньше не делала: поддала газу и рванула прямиком к имперскому аванпосту.

До сих пор не понимаю, как мне удалось уйти от лазерных зарядов, которые чиркали вокруг, – отчасти потому, что большую часть пути пролетела с закрытыми глазами. Впрочем, я полагаю, что залогом нашей удачливости была изумительная быстрота «Сокола» и излишняя самоуверенность имперцев.

В их-то глазах он был лишь стареньким грузовиком.

Я и сама не поняла, как мы оказались на полсотни километров южнее базы, после чего Нонин вернулся в кабину. Я была так занята, отслеживая на дисплеях признаки погони, что едва расслышала, как он сказал, что задача выполнена, и базе настал конец.

Я обратила его внимание на один из датчиков, который показывал, что аванпост вообще-то никуда не делся и никак не изменился с тех пор, как мы над ним пролетели, но он и знать ничего не хотел. База уничтожена, ушедшие отомщены. Если мое видение мира не позволяет мне распознать это сейчас, я пойму позже, что имперцев больше нет.

Помнится, я сказала ему, что все со временем умирает. А он, помнится, ответил, что гарнизон имперцев умер раньше отведенного ему срока.

По возвращении в деревню «Сокола» начисто оттерли от краски, наполировали маслом на зависть любому протокольному дроиду и украсили цветами внутри и снаружи. По всему кораблю расставили маленькие керамические горшочки, в которых тлели палочки с благовониями. Хоть Нонин ни о чем подобном и не обмолвился, но мне кажется, что корабль стал для них чем-то вроде святилища. Они являлись сюда под малейшими предлогами – боли и рези, микроскопические ссадины и сыпь – и без единого протеста сдавали кровь и терпели проводимые дроидами процедуры.

В последующий год мои исследования пополнились значительными открытиями. Было похоже, что соплеменники Нонина знали заранее о чьей-то смерти… хотя они всегда называли это уходом. Бывало, Нонин говорил о ком-нибудь, что этого человека больше нет – хотя тот стоял передо мной и даже поддерживал беседу. Однако непреложный факт заключался в том, что вскоре этот человек умирал, зачастую без видимых признаков недомогания.

Я спрашивала, было ли им известно заранее об имперском налете, и мне ответили, что было. Они видели гибель деревни.

«Может, этот дар предвидения дает им Сила?» – гадала я.

Нонин сказал, что все может быть.

В начале второго года моего пребывания у них вся деревня вдруг впала в необычную угрюмость. Когда я добилась от Нонина объяснений, то узнала, что теперь ухожу я. Они знали, что сама я этого не ощущаю, поэтому со мной об этом никто не заговаривал.

Хоть я и отказывалась верить в подобное, но все равно провела над собой самые разные тесты, которые показали, что мое здоровье практически идеально. Однако Нонин стоял на своем. Мне предстояло уйти. Но если я позволю провести от своего имени ритуал, то, возможно, моя жизнь на какое-то время продлится. Я с готовностью согласилась, и, когда ритуал завершился, Нонин сообщил мне, что они достигли частичного успеха.

Чуть ли не сразу же после этого мое здоровье резко ухудшилось.

«Неужели это они довели меня до такого?» – спрашивала я себя. Планировалось ли все это заранее? Дроиды взяли анализы, и оказалось, что я страдала врожденным заболеванием, которое оставалось недиагностированным все тридцать лет медицинского наблюдения. По всем признакам я должна была быть при смерти – но нет. Что-то сдерживало болезнь. «Но надолго ли?» – вопрос, который не давал мне покоя.