Текст книги "Том 30. В мертвом безмолвии"

Автор книги: Джеймс Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

– И что?

– Пока ничего. – На лице у Лепски выразилась досада. – Это всего лишь подозрение, и мы над ним работаем. Может, и придем к чему-нибудь, если узнаем, почему кто-то захотел прикончить такую милую женщину, как Пенни Хайби.

Я почувствовал, как меня обдало холодом. Я ведь мог сказать ему! Я мог сказать ему, кто это сделал, но я знал: стоит мне начать рассказывать – и я пропал.

– Может, кто-то хотел посчитаться с самим Хайби. Он ведь адвокат, у него могут быть враги.

– Мы думали об этом, но Хайби уверен: никто из чернокожих на него зуба не имеет. – Лепски пожал плечами. – В общем, мы над этим работаем. – Он вышвырнул сигарету и спросил:

– Ну а ты, Барт? Хорошо провел отпуск?

– Недурно. У Моей девушки есть какой-то богатый хиппи, и он одолжил ей свою яхту. Представляешь, задаром!

Том кисло улыбнулся:

– Умеешь ты завлекать женщин. – Он немного подумал, потом снова заговорил:

– А ты слышал про второго мальчика-индейца? Того, что столкнули в воду?

Я изобразил удивленную озабоченность:

– Меня ведь здесь не было. А что, еще один мальчик-индеец погиб?

– Ну да. Брат Томми Осцеолы, Джимбо. Помнишь? Этого Томми убили вместе с Питом.

– И что случилось?

– Его стукнули по голове и бросили в море. Никто ничего не видел. – Лепски задумчиво смотрел на меня. – Что-то тут неладное происходит, Барт. После того как Колдвэлл поднял панику насчет этого Поффери, у нас уже три явных убийства и одно подозреваемое. Я вот думаю, не Поффери ли тут руку приложил? Но с другой стороны, зачем этому проклятому итальянскому террористу понадобилось убивать старого пропойцу, двух мальчишек-индейцев да еще и Пенни Хайби?

– Да уж, у тебя проблемы, ничего не скажешь! – Я взглянул на часы. – Мне пора, Том, И знаешь куда? Снова заступаю на "вахту" у Хершенхаймера. Подвезти тебя?

– У меня здесь автомобиль. – Лепски вылез из машины. – У Хершенхаймера, говоришь? А что, этому старому зануде все еще нужна охрана?

– А как же! Премилый дурачок!

– Ну пока, Барт. Если у тебя появятся какие-то идеи насчет всего этого, сообщи. Нам нужна помощь. – И он пошел туда, где оставил машину.

Я вытер платком лицо. Мне незачем было напоминать себе: предупреди я Колдвэлла, где скрывается Поффери, – и четыре человека остались бы живы, зато, промолчав, я получил пятьдесят тысяч долларов. От этой мысли я содрогнулся и тут же подумал, что, продолжая молчать, я имею великолепные шансы получить миллион.

"Барт, дружище, – сказал я себе, – сейчас не время совершенствовать собственную совесть. Начав думать о других, не получишь миллиона. Вспомни, что говорил твой отец: "Слово – серебро, а молчание – золото". Так что, Барт, будь поумнее, не глупи".

Я завел двигатель, уехал прочь, оставив позади запах похоронных цветов, и направился прямо в Парадиз-Ларго.

У сторожевой будки меня приветствовал О'Флаэрти.

– Значит, это ты сюда назначен? – усмехнулся он. – Меня предупредили, что приедет сыщик от Парнэлла. Господи! Как ты схлопотал такое шикарное назначение?

– Сам не знаю. Как мне найти дом этого старого психа?

– Он как раз напротив резиденции мистера Хэмела. – Майк наклонился к самому окну машины. – Знаешь, мне жалко миссис Хэмел. Ее лучшая подруга погибла в автомобильной катастрофе. Миссис Хэмел только что вернулась с похорон, выглядит ужасно. К ней вызвали доктора Хирша. Он приехал минут пять назад. Мне нравится эта леди. Она славная.

– Да, – отозвался я и подумал, как бы Майк отреагировал, если бы я рассказал ему, кто такая Нэнси на самом деле. – Мне надо ехать, Майк, я не хочу опаздывать.

– Ясно. – Он поднял шлагбаум, я проехал под ним и двинулся к дому Хэмела. Прямо напротив я увидел высокие ворота, позвонил, и ворота распахнулись.

Карл Смит, один из телохранителей, с которым я познакомился в прошлом году, когда тут работал, пожал мне руку.

– Рад тебя видеть, Барт, – сказал Карл, высокий моложавый веснушчатый блондин, и широко улыбнулся. – Я так и надеялся, что пришлют тебя.

– Как старый зануда?

– Как всегда. Никаких беспокойств не причиняет. Ты уже ел?

– Держал пари, что позавтракаю у вас.

– И выиграл. Ленч будет минут через десять.

– Джервис по-прежнему здесь?

– Да уж не сомневайся. И шеф-повар, как всегда, на высоте.

Оставив машину в тени под деревьями, мы пошли к дому, выстроенному в стиле загородного коттеджа. За ним возвышался дом хозяина. Огромный – в нем, наверно, было не меньше шестнадцати спален.

– Мы работаем здесь. – Карл показал на коттедж. – Проблем никаких. Просто сидим целыми днями и развлекаемся. Ведь в Ларго никто без разрешения не пройдет. Старик этого не понимает. Иначе нас давно бы рассчитали. Ясное дело, никто ему разъяснять не собирается, – рассмеялся он. – Твое дежурство, Барт, с полудня до полуночи, а в следующий раз с полуночи до полудня. Идет?

– Меня устраивает.

Мы вошли в дом. Внизу была одна большая комната, наверху – две спальни и ванная. В гостиной стояли удобные кресла, стол и телевизор.

– Одного не хватает – бара, – заметил я, оглядевшись.

Карл подмигнул, подошел к письменному столу и достал из ящика бутылку шотландского виски. Потом открыл шкаф, в котором оказался маленький холодильник.

– Приходится самим о себе заботиться, Барт, – сказал он. – Хочешь выпить?

Пока он наливал, я подошел к окну и увидел закрытые ворота. За ними виднелась крыша Хэмела. У входа в резиденцию Хершенхаймера росло высокое развесистое дерево. Я подумал, что, если забраться на него, можно заглянуть в сад и в дом Хэмела.

Обернувшись, я взял стакан, который протягивал мне Карл.

"Да, – сказал я себе, – карты и впрямь легли хорошо!"

Глава 7

Как только мы расправились с роскошным завтраком, Карл уехал. Я поудобнее устроился под деревьями, откуда были видны дом и въездные ворота. Из головы у меня не выходил Хэмел. Теперь его книга закончена, а по словам Палмера, когда она будет издана, Хэмел должен получить одиннадцать миллионов, а то и больше. Так что, когда я заброшу свою наживку, у него не будет причин жаловаться на безденежье. И я стал обдумывать, когда эту наживку лучше бросать. Нэнси слегла. Наверно, сейчас не время подступаться к Хэмелу, наверно, лучше подождать. В глубине души я понимал, что обманываю себя. Не потому я склонялся подождать, что у Хэмела нездорова жена, а потому, что мне не улыбалось на него давить. Хэмел не из тех, на кого давят. Он крепкий орешек. Вполне может послать меня к черту или, что еще хуже, вызвать полицию, а то и вообще выкинуть что-нибудь непредсказуемое. У меня было тревожное предчувствие, что он не клюнет на шантаж.

Потом мои мысли переключились на Берту, и я поморщился. Напрасно я ей все рассказал. Теперь, почуяв запах миллиона долларов, она будет грызть меня, пока я не закину крючок.

А затем я погрузился в свою любимую мечту, яркую, как цветное кино, – мечту о том, что будет, когда я стану обладателем миллиона. Я поклялся себе, что на этот раз, когда заполучу деньги, не стану тратить их как безумный, а буду, словно скряга, трястись над каждым долларом. Куплю акции, чтобы обеспечить себе старость, и буду жить на дивиденды. Но хоть я и давал эти клятвы, я прекрасно знал, что миллион растает так же быстро, как растаяли те пятьдесят тысяч, которые я получил от Диаса. Деньги у меня в руках не задерживаются.

Когда все эти рассуждения мне надоели, я решил прогуляться по большому саду. Цветы, лужайки, кусты – все было в образцовом порядке, Садовник-китаец только что не подметал длинной бородой клумбу с бегониями. Он искоса равнодушно взглянул на меня и снова склонил бороду над клумбой.

Большой плавательный бассейн выглядел соблазнительно, хотя он был заброшен и забыт. "Интересно, пользуется ли им когда-нибудь Хершенхаймер? – подумал я. – Вряд ли. Наверно, он боится, как бы из кустов не выскочил кто-то, задумавший его утопить".

Я увидел, что из дома по дорожке ко мне движется дворецкий Хершенхаймера – Джервис. Джервис словно сошел со страниц "Унесенных ветром". Никогда не встречал негра с таким чувством собственного достоинства. Он был высокий, очень худой, с курчавыми седыми волосами, большими черными глазами и низко нависшими седыми бровями. Наверняка он порадовал бы сердце Скарлетт О'Хара и всей ее семьи. В прошлый раз, когда я здесь работал, я с ним хорошо познакомился и узнал, что он до самозабвения обожает рассказы о преступлениях. Он мог часами сидеть и слушать мою болтовню, веря любым небылицам, которые я плел, причем сам я в этих сказках, разумеется, был главным героем и отличался безграничной смелостью. В благодарность за эти россказни он кормил меня от пуза, а иногда мне даже доставалась коробка сигар, которую он заимствовал у своего хозяина.

При виде меня морщинистое лицо Джервиса расплылось в широкой улыбке.

– Какая радость, мистер Андерсен, – сказал он, пожимая мне руку. – Я попросил, чтобы прислали именно вас, но мисс Кэрри не была уверена, что вы вернетесь из отпуска. Хорошо провели время?

Пока мы возвращались в коттедж, я рассказал ему про яхту и про Берту. Про Берту он уже слышал от меня в прошлый раз. Я наплел ему, что Берта работает в ЦРУ, и потому все, что я говорил о ней, он слушал с горящими глазами.

Я переключался на Берту, когда моя фантазия истощалась, и я уже ничего не мог поведать о себе. Берте же, если судить по моим словам, даже Мата Хари в подметки не годилась.

Мы уселись в тени возле коттеджа, и Джервис стал расспрашивать меня о моих делах. Только что прочитав триллер Хедли Чейза, я рассказал ему сюжет, героем которого, естественно, являлся сам. Когда через час я закончил повествование, Джервис неохотно поднялся на ноги.

– У вас очень интересная жизнь, мистер Андерсен, – сказал он. – Но мне пора подавать мистеру Хершенхаймеру чай. А я, между прочим, пригласил пообедать со мной в семь мистера Вашингтона Смита. Может, и вы составите нам компанию? Мистер Смит – дворецкий мистера Хэмела. Он заходит ко мне в свободное время. Приятный человек, и репутация у него прекрасная.

– Конечно, – ответил я. – Буду рад.

– Я распоряжусь, чтобы стол накрыли в коттедже. Тогда вам будет удобнее следить, чтобы на нашу территорию никто не вторгся. – И он басовито рассмеялся, желая показать мне, что шутит.

Когда он вернулся в дом, я подошел к большому дереву, которое росло возле въездных ворот. Мне не составило труда взобраться на нижние ветки, а оттуда я стал подниматься все выше и выше, пока не смог заглянуть за высокий забор, окружавший резиденцию Хэмела.

Сидя на ветке и прислонившись спиной к стволу, я видел сад Хэмела и дом, выстроенный в стиле ранчо.

Перед домом на гудроновой дорожке стояли "феррари" и "форд". Нигде не было признаков жизни. Я просидел на ветке часа два, но никто так и не появился. Похоже, дом был пуст.

Ровно в семь в коттедж вошли Джервис и дворецкий Хэмела.

– Мистер Вашингтон Смит, разрешите представить вам мистера Барта Андерсена, он следит за безопасностью нашей резиденции, пока мистер Джордан в отпуске, – пояснил он.

Мистер Смит улыбнулся и пожал мне руку.

– Мы ведь уже встречались, мистер Андерсен.

– Верно. Рад снова увидеться с вами. Молодой негр в белом костюме вкатил сервировочный столик и быстро накрыл на стол, а тем временем Джервис наливал всем мартини.

– Ну и ну! А я-то думал, хозяин не признает спиртного, – удивился я. Дервис улыбнулся:

– Есть хорошая старая пословица, мистер Андерсен: "Чего глаз не видит…

– О том сердце не печалится", – докончил Смит, беря у Джервиса бокал.

Отведав вкуснейшие свиные отбивные в соусе чили, я начал обрабатывать Смита: сказал, что мне очень жаль миссис Хайби, я, мол, был на похоронах и видел, что миссис Хэмел даже упала в обморок. Как она?

Смит пожевал некоторое время, потом покачал головой:

– Поправляется. Миссис Хайби была ее лучшей подругой. Большое потрясение для нее, но она поправляется.

– А мистер Хэмел? – Мой голос зазвучал вкрадчиво. – Я считаю его выдающейся личностью. Он сказал, что собирается изобразить меня в своей книге.

Смит вздохнул:

– Мистер Хэмел меня беспокоит. Он так и не стал счастливым после своей женитьбы. Я с ним уже пятнадцать лет. Женившись на миссис Глории, он допустил ошибку…, она не была леди. Развод очень его расстроил. Когда он женился на миссис Нэнси, я обрадовался, думал, что все образуется. – Смит посмотрел на меня. – Более приятной леди мне встречать не доводилось. И я очень надеялся, что их брак окажется удачным. Но мистер Хэмел, по-моему, не чувствует себя счастливым. Не понимаю, в чем дело.

Я мог бы ему объяснить. В ушах у меня звучали слова Глории Корт: "Небось думаешь, что если автор пичкает вас сексом, так он и в по стели мастер? Ничуть не бывало! Женщине от него не больше проку, чем от вареной макаронины!"

– Что ж, книги дают ему деньги. Но нельзя же иметь все, – сказал я.

– Да, конечно. Завтра он едет в Голливуд, будет договариваться о фильме, – продолжал Смит. – А фильм принесет ему много денег. Мистер Хэмел – человек щедрый. Когда он продает книгу для кино, он всегда делает подарки мне и моей жене, она работает кухаркой.

– А другие слуги? – допытывался я. – Они тоже получают подарки?

– У нас нет других слуг. Мистер Хэмел, хоть и богатый человек, любит жить просто. Он редко принимает гостей, а когда зовет кого-нибудь, нанимает слуг и заказывает еду. Работать у него легко, мы с женой затруднений не испытываем. Ужин у нас обычно холодный. Вот почему я всегда рад воздать должное превосходному столу мистера Джервиса.

– Наверно, миссис Хэмел поедет с мужем в Голливуд? Чтобы отвлечься от своей утраты? Смит покачал головой:

– Нет, миссис Хэмел остается дома. Он уедет всего на три-четыре дня. Не думаю, что она уже в состоянии общаться со всей этой голливудской публикой. – Он нахмурился. – Это ведь люди своеобразные.

Джервис, без всякого интереса слушавший наш разговор, вдруг подал голос:

– Мистер Андерсен, расскажите нам про этих двух мальчиков-индейцев, которые погибли. Уверен, у вас есть какая-то версия.

– Да знаете, нет. Даже полиция ничего не понимает, – ответил я и представил себе, как разгорелись бы у них глаза, если бы я выложил им то, что знаю. – Но я могу рассказать вам об одном интересном дельце, которым наше агентство занималось в прошлом году. – И я принялся излагать очередную басню, которую они слушали затаив дыхание, пока Смит с огорчением не сказал, что ему пора и что жена забеспокоится, куда он подевался.

Джервис тоже вспомнил, что надо помочь дурачку-хозяину лечь спать. Так что я остался наедине со своими мыслями.

От Смита удалось узнать многое. Он подтвердил то, что сообщила мне Глория Корт. Хэмел – импотент. От Смита я узнал, что Хэмел уедет на три-четыря дня и оставит Нэнси одну. Отъезд Хэмела давал мне отсрочку. И Берту можно на время утихомирить.

Вечер прошел не зря. Я расслабился, а когда я расслабляюсь, то думаю только о деньгах. Я все еще мысленно тратил свой миллион, когда Карл приехал меня сменить.

– Держу пари, дел у тебя было по горло, – усмехнулся он.

– Обедом угостили отменным, – ответил я. – Ну и работа – одно удовольствие.

Я уже ложился в постель, когда зазвонил телефон. Не очень-то мне хотелось снимать трубку, но все-таки я ее снял.

– Барт! – Резкий голос Берты полоснул меня по барабанным перепонкам.

– Привет, дорогая! – сумел я отозваться радостно.

– Ну как дела?

– Какие? – переспросил я, хотя прекрасно знал, о чем она.

Послышался звук, перед которым померк бы паровозный свисток.

– Что происходит? Ты его видел?

– Успокойся… Он уехал…, в Голливуд. У меня все под контролем, крошка.

– Когда он вернется?

– Да не волнуйся ты так. Через три-четыре дня. Успокойся, милая. Этим занимаюсь я…, ты не забыла?

– Вот и занимайся получше. Я уже продала квартиру и всю мебель. Так что действуй, Барт! Как только он вернется, хватай его!

– Продала квартиру?… Какого черта? Что за чушь ты несешь?

– А кому охота жить в этой квартире, когда у нас будут миллионы? – возразила Берта – Мне дали хорошую цену, вот я и продала. Теперь дело за тобой.

Я подавил стон:

– Ладно, ладно. Через три-четыре дня все будет в порядке.

– Да уж смотри! – Она повесила трубку.

За несколько минут до полуночи я вернулся в Парадиз-Ларго, чтобы заступить на ночное дежурство. И остановился поболтать с Майком О'Флаэрти, который как раз покидал свой пост.

Мы поговорили о том о сем, а потом я перевел разговор на Хэмелов.

– Что слышно про миссис Хэмел? – спросил я, протягивая Майку сигарету.

– Сегодня опять приезжал этот докторишка. Мистер Хэмел уехал рано утром. Я слышал, он отправился в Голливуд. Что-то насчет фильма.

Это я и хотел узнать. Значит, сейчас Хэмел находится по дороге в Голливуд.

Карл ждал меня, ему хотелось поскорее уйти. Джервис оставил мне бутерброды на случай, если ночью я начну корчиться в голодных судорогах.

– У меня в ящике бутылка виски. Угощайся, – предложил Карл.

Когда он ушел, я съел бутерброды, сделал пару глотков виски, потом пошел к дереву возле ворот. Взобрался на него и стал наблюдать за тонувшим в темноте домом Хэмелов. Прождал больше часа, но ничего не произошло, так что я вернулся в коттедж, лег на диван и заснул. Около шести утра с трудом заставил себя продрать глаза, побрился, принял душ и обошел сад, стараясь казаться бдительным и энергичным охранником. В восемь утра появился Джервис и принес кофе, оладьи с кленовым сиропом, жареные сосиски и омлет.

Пока я ел, он говорил не умолкая. Сказал, что, раз завтра я приду на дежурство в полдень, он снова устроит обед для меня и Вашингтона Смита. Я ответил, что буду счастлив.

В полдень меня сменил Карл. Я поплавал, вернулся к себе и проспал до вечера. У меня не хватило бы духа беседовать с Бертой, и я спустился в бар выпить, а потом, почувствовав голод, пошел, туда, где оставил свою машину. Садясь за руль, я вдруг увидел приближающуюся Глорию Корт:

– Привет!

Она остановилась, посмотрела на меня, улыбнулась и подошла к "мазеру".

– Привет! Откуда ты взялся? – Она прислонилась к машине. Под тонкой тканью платья колыхались груди.

– Да вот, намерен покормить себя, – ответил я – Не составишь ли мне компанию? Терпеть не могу обедать в одиночестве.

Она быстро обошла машину и открыла дверцу.

– Куда едем?

– Любишь дары моря?

– Предпочитаю мясо. Здесь недалеко есть один ресторанчик. Называется "Бык живьем". Знаешь?

Совсем как Берта. Цены в этом ресторанчике сразили бы и нефтяного шейха.

– Нет, туда не поедем, – сказал я твердо. – Я знаю другое местечко, где можно получить такой бифштекс, что он у тебя на тарелке будет мычать.

Глория рассмеялась:

– Ладно, я просто удочку закинула. – Она уселась рядом со мной, и ее рука оказалась у меня на колене. – Хорошая машина.

Я мягко убрал руку:

– Не сейчас, детка, ладно? Как-нибудь в другой раз.

Я привез ее в ресторан, расположенный в стороне от Парадиз-авеню. Трубы там гремели так, что барабанные перепонки лопались, народу было полно, а на официантах красовались костюмы матадоров.

Когда мы сели за столик и заказали бифштексы, Глория откинулась на спинку и нацелила на меня свои груди.

– Где ты пропадал, красавчик? – осведомилась она. – Я не видела тебя с тех пор, как тебя занесло в "Аламеду".

– Да так, болтался кое-где, а ты что поделываешь? Все еще выступаешь там?

– Только по субботам. А ты чем занимаешься?

– Я? Гоняюсь за преступниками и иногда догоняю. Как Диас?

Глория бросила на меня долгий испытующий взгляд:

– Как ты сказал тебя зовут?

– Барт Андерсен. Она кивнула:

– Держись от Диаса подальше, Барт.

– Мне это уже говорили.

– А теперь я тебе говорю. Держись от него подальше.

Принесли бифштексы, и мы принялись за еду.

– Если этот Диас мерзавец, да еще и опасный, зачем такой симпатяге, как ты, с ним водиться?

– Да с чего ты взял, черт побери, что я такая уж симпатяга? – Она громко фыркнула. – Но ты прав, с кем бы я ни связалась, рано или поздно я начинаю спрашивать себя, зачем он мне сдался, и никогда не нахожу ответа. Вся беда в том, что я влюбчивая и влюбляюсь без памяти. Встретила этого слюнтяя Хэмела и влюбилась! Потом из-за подонка Диаса голову потеряла. Да если я начну перечислять, в каких только мерзавцев не влюблялась, ночи не хватит!

– Ты, я вижу, отчаянная! Ну а как бифштекс?

– Потрясный. – И она принялась за еду.

Я не мешал ей. Расправившись с бифштексом, Глория заявила, что хочет пломбир и побольше бананов и вишен к нему. Я заказал и, пока она все это смаковала, пил кофе. Когда с пломбиром было покончено, она удовлетворенно кивнула, отодвинула стул и встала.

– Пошли! – сказала она. – Сейчас задам тебе работенку! Такого с тобой еще не было, запишешь в дневнике!

– Я не веду дневников, – сказал я, расплачиваясь за обед.

– Ничего, заведешь. Обязательно, братец, заведешь. – Глория за руку потащила меня из ресторана.

Разбудил меня телефонный звонок. Я с трудом разлепил глаза и покосился на часы возле кровати. Пять минут одиннадцатого. Звонок словно бил меня по голове. Рядом раздался стон, потом грубое ругательство, и Глория, голая, приподнялась с постели.

– Не бери трубку! – прохрипел я. – Ничего срочного.

Я знал, что это Берта меня разыскивает. Приведя Глорию к себе, я сильно рисковал. Но она так умело соблазняла меня своими прелестями, что я не мог сопротивляться.

У меня в постели перебывало немало красоток, но Глория затмила их всех, это было что-то особенное. Равных ей я не встречал.

Я предупреждал Берту, что у меня снова нет ни одной свободной минуты и что в ближайшие несколько дней она обо мне не услышит, но Берта упивалась мечтами о моем миллионе, и отделаться от нее было трудно.

Прозвенев еще несколько раз, телефон обиженно смолк.

– Привет! – улыбнулась мне Глория. Она казалась на зависть оживленной. – Ну и ночка была! Правда, милый?

Чувствуя себя совершенно измочаленным, я едва сумел кивнуть.

– Хочешь кофе? Сейчас приготовлю. – Глория соскочила с постели и голая побежала на кухню. Я смотрел ей вслед с плотоядным восхищением.

Через некоторое время она принесла кофе – крепкий, возвращающий к жизни. Мы выпили по чашке, и я почувствовал, что руки-ноги снова начинают меня слушаться. Потом мы выпили еще по чашке, на этот раз сдобрив кофе бренди, и голова моя тоже наконец пришла в порядок. Глядя на Глорию, сидевшую рядом, я сообразил, что она может оказаться полезной, самое время выудить у нее кое-какие сведения.

– Детка, – начал я, – расскажи мне про Диаса. Почему ты в нем разочаровалась?

– Не нравится мне, что у него в "Аламеде" творится.

– А что творится?

– Я вижу, что Альфонсо хуже гремучей змеи, куда опаснее. Я его боюсь.

– Понятно. Но что там в "Аламеде" происходит?

– Стоит человеку поднять голос, и он немедленно погибает.

– Как старый Пит.

– И те двое мальчишек. Вот я и помалкиваю, не хочу, чтобы и со мной такое случилось.

– Еще бы! Кто хочет? Значит, в "Аламеде" что-то творится?

– Диас кого-то там прячет. Отдал им верхний этаж.

– Кого же?

– Не знаю и знать не хочу. – Она поставила чашку. – Барт, я должна уехать. Этот город надоел мне до рвоты. Пора отсюда убираться. Хочу поехать во Фриско. Там есть один парень, он занимается стриптизом и зовет меня в пару. Правда, за это он хочет получить от меня деньги.

– Деньги всем нужны, детка. Смотри снова не потеряй голову.

– Он другой. Ты не ссудишь мне десять тысяч долларов, Барт?

Я уставился на нее, открыв рот:

– Что-то я стал плохо слышать. Мне вдруг почудилось, что ты сказала десять тысяч? Глория кивнула:

– Вот именно.

– Десять тысяч! Да ты что, детка? С ума сошла? У меня и двух-то не наберется!

– Не ври! – У Глории сделалось злобное лицо. – Я же знаю, что Альфонсо заткнул тебе рот – дал пятьдесят тысяч. Я слушала под дверью. Выкладывай десять, а не то…

Вдруг я осознал, что сижу голый. Благодушная размягченность после любовных игр вмиг исчезла. Я встал с постели и пошел в ванную. Побрился и принял душ, стараясь протянуть время, а сам лихорадочно обдумывал положение. Если у женщины делается такое лицо и она говорит "а не то…", к ее словам следует отнестись внимательно.

Когда я вернулся в спальню, Глория уже оделась. Она стояла, глядя в окно, спиной ко мне, и дымок от сигареты спиралью поднимался над ее рыжей головой.

Я оделся, потом полез в шкаф за револьвером. Кобура висела на вешалке, но револьвер исчез.

"Да, Барт, дорогой, ты и впрямь должен быть с ней крайне осторожен", – подумал я.

Глория повернулась и подняла правую руку. На меня смотрел мой револьвер.

– Ты это ищешь, Барт? – Голос у нее был хриплый, а глаза холодны как лед.

– Да никак ты собралась застрелить меня, детка?

– Я прострелю тебе ногу, если ты не дашь мне денег, – ответила Глория, и вид у нее был такой злобный, что я поверил – она вполне на это способна.

Я осторожно отошел и сел на стул.

– Ты выжал из Альфонсо пятьдесят тысяч, – продолжала она, – а теперь я намерена выжать десять тысяч из тебя.

Я глубоко вздохнул:

– Крошка, я бы отдал их тебе, если бы они у меня были. Но я все потратил.

– Не мели чепуху. Никто не может потратить такую сумму за пять недель.

– Ты права. Никто, кроме меня. У меня настоящий талант тратить деньги. И еще у меня талант находить себе расточительных девчонок. Все мои пятьдесят тысяч мы прокутили за четыре недели, катаясь на яхте. Откуда у меня такой загар, как ты думаешь? Считаешь, я работал в шахте?

Глория не сводила с меня глаз, и я увидел, что лицо у нее вытягивается.

– Тогда давай отступное. – Она опустила револьвер. – Не мог ты потратить все деньги! – В ее голосе послышалась жалобная нота.

Я вздохнул с некоторым облегчением. Пожалуй, непосредственная опасность миновала.

– Мог. И могу это доказать. Пошли ко мне в банк, и тебе там скажут.

– Да заткнись ты! – Она швырнула револьвер на постель и повернулась ко мне спиной.

Я поднялся со стула, подобрал револьвер и сунул его в карман.

Глория обернулась:

– Что мне делать? Фредди не примет меня, если я не войду к нему в долю. Барт, а ты не мог бы достать денег?

– Успокойся, крошка. Давай подумаем, что можно предпринять. Пошевели-ка мозгами. Ты задавала мне вопрос: почему Диас, даже глазом не моргнув, расстался с пятьюдесятью тысячами?

Глория села и посмотрела на меня:

– И почему же?

– Потому, что я разворошил такую банку с червями, что он готов был заплатить мне сколько угодно, лишь бы я молчал.

– Что еще за банка?

– Это как раз та история, о которой ты знать не хочешь. Речь идет о том парне, которого прячет Диас.

– Того, что с женой?

– Разве там еще и женщина?

– Да, с ним женщина. Я слышала, как они разговаривали.

Я вспомнил две кровати в палатке на пиратском острове и женские вещицы, которые я там видел. Я-то считал, что ими пользовалась Нэнси, когда навещала Поффери.

– Ты уверена, что с ним женщина?

– Уверена. А кто он? И в чем вообще дело?

– Подожди. Тебе нужно десять тысяч, чтобы уехать во Фриско. Так?

– Ты что, глухой? – Она стукнула кулаком по колену. – Я же сказала тебе.

– Ты могла бы их заработать.

Она поерзала на стуле, не сводя с меня глаз:

– Шутишь?

– Ты можешь их заработать.

– Как?

– Я хочу знать, что происходит в "Аламеде". Мне нужно все знать про мужчину и женщину, которых Диас там прячет. Я хочу, чтобы ты все про них разузнала и сообщила мне.

Глория откинулась на спинку стула.

– Воображаешь, что я чокнутая? – Голос у нее сделался пронзительным. – Я не хочу, чтобы со мной расправились, как с Питом и теми, мальчишками. Нет уж!

– Успокойся. Тебе ничего не надо делать. Просто установи в кабинете Диаса жучок и слушай, о чем там говорят. У меня есть такая штучка: как только начинается разговор, она запускает записывающее устройство. От тебя требуется только пристроить этот жучок. Ничего сложного, детка. Я тебе все дам. Когда пленка закончится, ты ее заменишь. А через неделю в обмен на эту пленку я выдам тебе десять тысяч отличных зелененьких долларов. Ну как?

Я понимал, что увлекся. Если Хэмел не подоспеет со своим миллионом, мне неоткуда взять десять тысяч, но Глория об этом не должна знать. Если на пленке окажутся доказательства того, что Диас убил Пита и двух мальчиков, я смогу выжать этого негодяя досуха.

– А откуда ты возьмешь десять тысяч? – спросила Глория. – Ты ведь только что божился, будто у тебя денег нет.

Я уверенно улыбнулся.

– Сейчас нет, крошка, а через неделю будут. На часть денег, которые я получил от Диаса, я вместе со своим другом купил акции, – соврал я. – Мне это обошлось в пять тысяч, а получить я должен пятнадцать. Десять – тебе, пять – мне.

Я уже понял, что Глорию всю жизнь завлекали парни, которые плели ей всякие небылицы. Если бы я заикнулся о чем-то подобном Берте, она разбила бы об мою голову пивную бутылку. Но Берта – это совсем другое дело.

Я наблюдал за тем, как Глория обдумывает мои слова. Мне казалось, я даже слышу, как шевелятся ее мозговые извилины. В ее жалком умишке вспыхивал красный огонек и предостерегал, чтобы она мне не доверяла, но мысль, что она получит десять тысяч долларов, преображала этот огонек в зеленый.

– А вдруг ты не дашь мне деньги? Почему я должна тебе верить? – спросила она.

– Клянусь могилой отца.

Она с подозрением смотрела на меня:

– Откуда я знаю, умер твой отец или нет?

– Господи! Ну позвони на небо, тебе сразу скажут.

Глория еще подумала, но жадность взяла верх над осторожностью.

– Ладно. Сделаю, но если ты не отдашь мне деньги, я отчекрыжу у тебя самое дорогое.

Вопреки ожиданиям Вашингтон Смит пожаловал не к ужину, как его приглашал Джервис, а к ленчу. Оказалось, позвонил Хэмел и сообщил, что вечером вернется. По-видимому, директор киностудии заболел, и встречу перенесли на неделю. Смиту предстояло помочь Хэмелу распаковать чемодан.

– А как миссис Хэмел? – спросил я, когда Джервис подал цыпленка по-мерилендски.

– Рад сообщить, что ей гораздо лучше. Она уехала куда-то сразу после отъезда мистера Хэмела. По-моему, решила провести день на яхте. Солнце и море – есть ли лекарство лучше?

Когда мы кончали завтрак, послышалось урчание тяжелого двигателя, и Смит вскочил из-за стола.

– Должно быть, миссис Хэмел возвращается, – сказал он. – Узнаю звук ее автомобиля. Я лучше пойду.

– Ну что вы, мистер Смит, – стал уговаривать его Джервис. – Я уверен, миссис Хэмел даже и не ждет, что вы будете на своем месте во время ленча. А у меня такой прекрасный сыр, я хочу, чтобы вы попробовали.

Смит заколебался, но потом все же сел за стол.

– Да, вы правы. Я поставил миссис Хэмел в известность, что завтракаю у вас. Сыр, говорите? Какая роскошь!

Я отодвинул стул.

– Пойду, пожалуй, вывешу флаг, – пошутил я. – Сейчас вернусь. – И подмигнув Джервису, пошел по дорожке к воротам.

Как только я убедился, что из коттеджа меня не видно, я бросился бежать, взобрался на дерево и заглянул за забор.

Перед домом стоял "феррари". Парадная дверь была открыта. Я ждал. Минут через пять из дома вышла Нэнси. На ней был синий свитер с высоким воротником, белые брюки, волосы прикрывал красный шарф, а лицо пряталось за большими темными очками. Она села в машину и поехала к воротам, которые автоматически открылись. Я смотрел прямо на крышу автомобиля, пока он, урча, не скрылся из виду.