Текст книги "Врежь побольнее"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Хельга откинулась на спинку кресла и с изумлением смотрела на него.

– Ну, Хинкль, это же просто панегирик в мою честь.

– Я не стал бы говорить о таких вещах легкомысленно, мадам. – сказал он, глядя на нее. – Мистер Рольф очень болен. Я понимаю это лучше, чем доктор Леви, поскольку постоянно нахожусь в контакте с Рольфом. Я заметил у мистера Рольфа тревожные помутнения рассудка, которые пока ускользают от доктора Леви.

– Вы хотите сказать, что мой муж повредился в уме? – Хельга ожидала все, что угодно, но только не это.

– Не совсем так, мадам. Мистер Рольф очень страдает. Быть может из-за лекарств, которые прописал ему доктор Леви. У него как-будто развилась странная мания преследования. Мне нелегко об этом говорить, мадам. – у Хинкля был страдающий вид. – Раньше мистер Рольф отзывался о вас с уважением и даже с восхищением, но в последнее время его отношение явно переменилось.

Пораженная, Хельга произнесла:

– Неужели?

– Да, мадам. Кроме того, он как-будто стал интересоваться своей дочерью, мисс Шейлой. Вам, вероятно, известно, что она в ссоре с мистером Рольфом. Она ушла из дома и последние три года не поддерживала с отцом никаких отношений.

– Я кое-что об этом слышала, – сказала он очень осторожно.

– В этом черновике письма к мистеру Уинборну даются указания относительно нового завещания. Меня не касается, как мистер Рольф распоряжается своими деньгами. Однако в виду вашего неустанного внимания к мистеру Рольфу и в виду последующих событий я чувствую, что должен вас предостеречь.

– Каких последующих событий? – Хельга чувствовала, что ее голос охрип.

– Прискорбно сообщать, мадам, но вчера я услышал, как мистер Рольф дает указание частному сыскному агенту установить за вами наблюдение. Зная, что вы достойны доверия мистера Рольфа, я считаю это настолько позорным, что могу сделать только один вывод – мистер Рольф душевно нездоров. Частное сыскное агентство!

Хельга похолодела. Стараясь справиться с волнением, она опустила глаза.

– Мистер Рольф лег спать, – сказал Хинкль, слегка понизив голос. – Я дал ему снотворное. Мне кажется, что письмо, которое он отправляет к мистеру Уинборну, лежит в правом нижнем ящике. Его еще не отослали.

Хельга подняла глаза:

– Спасибо, Хинкль. Он двинулся к выходу.

– Существует на свете такая вещь, как справедливость, – с этими словами он вышел из комнаты.

Пятнадцать лет, проведенных в безжалостном мире бизнеса научили Хельгу стойко переносить поражения, неудачи и даже катастрофы, а всего этого досталось на ее долю немало. Теперь она быстро оправилась от шока. Ее охватила холодная ярость, а изощренный ум напряженно заработал. Почему Герман начал ее подозревать? Она ни на минут не поверила в теорию Хинкля о душевной болезни Германа. Быть может, до него дошли какие-нибудь слухи? Или он получил анонимное письмо? Она проявляла столько осмотрительности в своих любовных похождениях. Ей вспомнились слова Хинкля: «Знаю, что вы достойны доверия мистера Рольфа...» Милый простодушный Хинкль!

Хельга допила мартини, потом закурила сигарету. Оказаться под наблюдением какого-то мерзкого сыщика! Но главное не в этом. Решив изменить завещание, Герман написал письмо Стэнли Уинборну, главе юридического отдела. Она ненавидела Уинборна, высокого, худого, как жердь, холодного человека, который, как она знала, резко отрицательно отнесся к их браку и едва не заболел от ревности, когда Герман передал Арчеру управление швейцарскими делами. Она должна узнать, что ей грозит, должна увидеть это письмо. Кто предупрежден – тот вооружен! Ни минуты не колеблясь, она раздавила сигарету в пепельнице и направилась в номер Германа.

Войдя в гостиную, она бесшумно приблизилась к полуоткрытой двери спальни и заглянула внутрь.

Герман лежал неподвижно. Неяркий ночник бросил отсвет на изнуренное, неподвижное лицо. Глаза, обычно прятавшиеся за черными стеклами очков, были закрыты. Хельга почувствовала, как у нее по спине пробежала дрожь. Если бы не едва заметное движение простыни, укрывавшей его, которая опускалась и поднималась в такт дыханию, его можно было бы принять за мертвеца.

Она тихо позвала:

– Герман!

Он не пошевелился.

Повернувшись, Хельга бесшумно подошла к большому письменному столу у окна. Выдвинув нижний правый ящик, она нашла красную кожаную папку. Хельга положила ее на стол и включила лампу под абажуром.

Когда она открывала папку, сердце ее забилось учащенно. В папке лежало письмо. Почерк был мелким, аккуратным и разборчивым.

Глаза Хельги побежали по строчкам:

"Мой дорогой Уинборн!

Относительно моего завещания. У меня есть причины считать, что Хельга больше не достойна унаследовать мое завещание и ведать швейцарским филиалом. Вопреки вашему совету, которым, к сожалению, пренебрег, я составил завещание, которое хранится у вас и которое должно быть уничтожено по получении этого письма. Оно дает моей жене полный контроль над моими миллионами. Когда я составлял это завещание, Хельга произвела на меня столь сильное впечатление своей честностью и проницательностью в финансовых вопросах, что я не сомневался ее способностью заниматься и распоряжаться моими деньгами так же, как распоряжался ими я. Однако теперь мне стало известно, что она позволила Арчеру обманным путем лишить меня двух миллионов долларов. Хуже того, у меня появились убедительные свидетельства, что она дурно вела себя, находясь в Европе. Эти свидетельства настолько тревожны, что я поручил сыскному агентству понаблюдать за ней. В случае получения прямых улик я немедленно разведусь.

Я хочу, чтобы вы, как мой душеприказчик, приняли вместе с Леманом контроль на швейцарскими делами. Прилагаю пересмотренный список наследников. Поскольку я уверен, что Хельга злоупотребляла моим доверием и вступала в связь с различными мужчинами, хотя у меня пока нет точных доказательств, я решил оставить ей после смерти только свободный от налогов ежегодный капитал в сто тысяч долларов на следующих условиях: он не будет замешана ни в каком скандале, не выйдет повторно замуж и будет время от времени подвергаться неожиданным проверкам, проводимым компетентными сыскными агентствами. Она не будет иметь доступа к капиталу, получая лишь доход с него. Она сможет пользоваться всеми моими домами, виллами и квартирами. Все ее счета будут контролироваться вами. Нарушив эти условия, она потеряет все свои привилегии и доход.

Я часто думаю о своей дочери Шейле. Она доставила мне много огорчений, но у нее хватило порядочности принять другую фамилию, которая мне, правда, неизвестна. Так что ее радикальные политические убеждения и возмутительный образ жизни на эoio раз не запятнали имени Рольфа. Я хочу в награду за это оставить ей один миллион долларов. Придайте всем этим пунктам надлежащую юридическую форму и как можно скорее пришлите мне проект нового завещания.

С наилучшими пожеланиями,

Герман Рольф."

Несколько секунд Хельга сидела, уставясь на письмо. Ее первой реакцией было чувство горькой безнадежности: не выходить повторно замуж! Конец интрижкам! Старый импотент обрекает ее на жизнь монашки! Как будет ухмыляться Уинборн, читая это письмо. Свидетельства? Кто ему сказал? Она не сомневалась, что после смерти Германа Уинборн не замедлит установить за ней слежку. Ничто не доставит ему большего удовольствия, чем оставить несчастную вдову без цента в кармане. А эти сто тысяч долларов в год! Хельге, привыкшей к бездумным тратам, привыкшей свободно распоряжаться деньгами Германа, такой доход казался ничтожной подачкой. А его дочери достанется миллион!

Раздавшийся позади нее звук заставил ее резко обернуться.

В дверях спальни, опираясь на две толстые трости, стоял Герман Рольф. В белой шелковой пижаме с похожим на череп лицом, со злобно горящими глазами, он походил на страшный мстительный призрак.

– Как ты смеешь рыться в моих личных бумагах! – вскричал он.

Ярость, стыд, ненависть заставили Хельгу вскочить на ноги:

– А как ты смеешь устраивать за мной слежку? Пачкаю твое имя? Да кого интересует твое проклятое имя! Ты даже не человек, ты бессердечный компьютер! Высушенный автомат для изготовления денег – вот кто ты! В тебе нет ни капли доброты, ни чуткости.

Сверля ее взглядом, Рольф сделал шаг вперед:

– Шлюха!

– Лучше быть шлюхой, чем калекой-посмешищем. – крикнула она ему в лицо.

И тогда это произошло. К его лицу вдруг прилила кровь. Рот перекосился, трости выскользнули из рук и со стуком упали на пол. Он впился костлявыми пальцами в грудь. Все его тело свело в мучительной судороге. Хельга от испуга закрыла глаза. Потом он вдруг подался вперед и упал к ее ногам.

Глава 2

Умрет или нет?

Хельга смотрела на свои часы из золота я платины, один из множества свадебных подарков Германа. Они показывали четверть двенадцатого.

Через открытое окно до нее доносился шум голосов. Дуговые фонари телеоператоров отбрасывали на потолок комнаты тени.

Новость распространилась моментально и шакалы от прессы были тут как тут, но управляющий отделом закрыл доступ на верхний этаж. А все телефонные звонки подвергались строгому отбору на коммутаторе.

– Умрет или нет?!

Этот вопрос непрестанно вертелся в голове Хельга.

Хинкль проявил себя хозяином положения. Он появился через каких-то несколько секунд и одним взглядом охватил всю сцену: Рольфа на полу, Хельгу, прижавшуюся к противоположной стене. Быстро подойдя к Рольфу, он опустился на одно колени и пощупал пульс.

– Он умер? – спросила Хельга.

В ответ Хинкль коротко покачал головой, затем поднял худое тело так, словно оно ничего не весило, и исчез в спальне.

Хельга пришла в себя и, подойдя к телефону, попросила старшего портье немедленно прислать врача в номер Рольфа. У того от неожиданности перехватило дыхание. Хельга не стала дожидаться вопросов и положила трубку.

Из спальни вышел Хинкль, невозмутимый и серьезный.

Она сказал, что вызвала врача.

– С вашего разрешения, мадам, я советовал бы вам вернуться к себе, – сказал он. – Вы можете позвонить доктору Леви.

– У Германа приступ?

– Боюсь, что да, мадам. Нужно сообщить мистеру Уинборну и мистеру Леману.

Хельга вернулась в свой номер и связалась с доктором Леви. Он в Парадиз-стрит принимал гостей и только что кончил обедать. Но пообещал заказать воздушное такси и быть у нее через два час. Уинборн был в театре, и она оставила для него сообщение.

Леман нетвердым от волнения голосом сообщил, что возьмет реактивный самолет дирекции и прибудет завтра утром. Он возбужденно спросил, знает ли о случившемся пресса.

Хельга ответила, что насколько ей известно, пока нет.

– Биржа повалится к чертям, – простонал Леман.

Она нетерпеливо бросила трубку.

Возвращаясь в номер Рольфа, она заметила рослого темноволосого охранника в фуражке и с пистолетом на боку, стоявшего на верхней площадке лестницы, и еще одного перед лифтом. Оба козырнули при ее появлении.

Управляющий отелем был в гостиной. Он сказал, что вызванный врач находится у Рольфа. Затем, заметно обеспокоенный, он пробормотал слова сочувствия. Хельга не обратила на него внимания.

Когда Рольф застал ее врасплох, она захлопнула красную папку. Та все еще лежала на столе, напоминая красный сигнал тревоги, и Хельга убрала ее в ящик.

Из спальни вышел моложавый, грузный, сильно вспотевший темнокожий доктор. Он представился, как доктор Беллами. Хельга видела, что вызывает в обеспокоенном враче благоговейный трепет. Сообщив, что ее муж перенес сильный удар, и все необходимое ему будет сделано, он поспешил к телефону.

Хельга подошла к дверям спальни, но появившийся Хинкль загородил дорогу.

– Вам лучше не входить, мадам, – сказал он живо. – Положитесь на меня. Она кивнула.

– Доктор Леви приедет, – она помедлила в нерешительности. – Он сильно страдает?

– Нет, мадам.

Управляющий, который прислушивался к разговору, приблизился к ним.

– Позвольте проводить вас в ваш номер, миссис Рольф. Когда Хельга направилась к выходу, Хинкль закрыл дверь спальни. Она остановилась, а потом, подойдя к столу, достала красную папку и в сопровождении управляющего вернулась к себе. У дверей управляющий сказал:

– Я позабочусь, чтобы вас не беспокоили. Все звонки будет принимать служащие мистера Рольфа. Вы не обедали? Могу предложить...

– Нет, ничего не надо, благодарю вас.

Хельга вошла в номер и закрыла за собой дверь. Тут она вспомнила о свидании с Гарри Джексоном и почувствовала острое, как боль, разочарование.

В шейкере нашлись остатки мартини. Она выпила, закурила и села. Так она провела часа два с папкой на коленях, куря сигарету за сигаретой и мурыжа одну мысль: умрет или не умрет?

Пришел доктор Леви.

Он заглянул к ней лишь на несколько минут. С ее мужем был серьезный удар, сообщил он, и его перевезут в больницу, как только он сочтет это безопасным. Очень жаль, что новость распространилась, Теперь с появлением прессы ей лучше оставаться в своем номере. Администрация отеля понимает, какое создалось положение. Меры безопасности будут соблюдаться и дальше. Не примет ли она таблетку снотворного?

В девять, когда она должна была встретиться с Гарри Джексоном, ее разбудил телефонный звонок. Телефонистка, понизив голос, спросила, будет ли миссис Рольф разговаривать с Стенли Уинборном.

Уинборну передали тревожное известие во время первого акта пьесы. Он немедленно вернулся домой. Хельга передала ему содержание беседы с доктором Леви.

– Я связался с Леманом, – Уинборн говорил холодным тоном. – Мы будем у вас завтра утром.

«Стервятники слетаются», – подумала она. Вошел управляющий, неся на подносе маленькие бутерброды и шейкер с коктейлем.

– Вам нужно немного подкрепиться, миссис Рольф, – сказал он. – Пожалуйста, съешьте что-нибудь.

Он вышел.

Внезапно Хельга почувствовала волчий аппетит.

Она набросилась на бутерброды, уничтожая их один за другим, сердясь при этом, что они такие маленькие. Но выпив три коктейля и съев все бутерброды, она в достаточной мере насытилась, успокоилась и раскрыла красную папку, чтобы еще раз перечитать письмо.

«Умрет или нее? – спросила она себя еще раз сегодня, убрав письмо обратно в папку. – Если умрет, проблема будет решена. О письме знал только один Хинкль. – Хельга задумалась: – Можно ли рассчитывать на его молчание? Ей вспомнился Арчер, которого она меньше, чем кого бы то ни было, могла заподозрить способным на шантаж. И все же он стал шантажистом. Хинкль? Но голословные обвинения не имеют места, и если она уничтожит письмо, все на этом и кончится. Уинборн, конечно, поверил бы ему, скажи тот о письме, но ничего не смог бы сделать. У него хранится первоначальное завещание. Ему придется действовать в соответствии с его условиями. Шестьдесят миллионов долларов.., но только, если Герман умрет. Умрет или нет?!» Она ударила стиснутыми кулаками друг о друга.

Что, если не умрет? Он успел прочитать ненависть в ее глазах. Внезапное осмысление всей глубины ее отвращения к нему и вызвало этот драматичный удар. В этом она была уверена. Значит, если он поправится, то обречет ее на жизнь монашки. Мало того, он сможет сделать ее жизнь настолько невыносимой, что у нее не останется иного выхода, кроме как покинуть его.

Хельга обвела взглядом просторную роскошную комнату, подумала о множестве других таких же комнат в таких же отелях, о великолепной вилле на собственном острове неподалеку от Парадиз-сити, о вилле в Кастельно, об элегантном пентхаузе в Нью-Йорке. Подумала о поклонах, приветствиях метрдотелей, портье и даже полицейских – всех эти людей, готовых выполнить малейшую ее прихоть. Всему придет конец. Ей придется начинать жизнь сначала, а в возрасте сорока трех лет такая перспектива страшила. Разумеется, она способна заработать на безбедное существование. Она отложила кое-какие деньги. У нее есть тысяч на триста драгоценностей. Но какой бы пугающей не была мысль о возврате в мир бизнеса с его свирепой конкуренцией, не она вызывала у Хельги дрожь, а сознание того, что она перестанет быть миссис Рольф – женой одного из богатейших людей мира, которую всюду окружают подобострастие, внимание и забота.

Но если он умрет!

Полная свобода и шестьдесят миллионов долларов!

С ее чутьем, финансовым опытом и энергией она могла бы стать столь же могущественной, как Рольф. Существует множество возможностей, когда располагаешь таким капиталом.

Если бы он умер!

Хельга посмотрела на красную папку.

Уничтожить письмо? Нет, рано. Если Герман поправится, придется вернуть папку на стол, но если он умрет, она уничтожит это письмо без колебаний.

Хельга огляделась по сторонам в поисках надежного места, затем подошла к шкафу и достала пустой чемодан. Она положила папку в чемодан и засунула его под другой, тоже пустой. Здесь папка будет в безопасности.

Было без двадцати двенадцать. Сколько же еще ждать?

Хельга принялась расхаживать по комнате, держась подальше от раскрытого окна. Ей не хотелось, чтобы ее заметил кто-нибудь из поджидающих репортеров. Когда через полчаса в дверь постучал доктор Леви, она все еще расхаживала по комнате, погруженная в свои мысли.

– Какой?

– Пока рано говорить что-либо определенное. – Леви закрыл дверь. – Мне очень жаль, миссис Рольф, но положение серьезное. Все зависит от того, что произойдет в течение последующих двух-трех дней. Делается все возможное. Если послезавтра наступит улучшение, надежда есть. Я останусь здесь. Доктор Беллами очень компетентен. Запаситесь терпением, миссис Рольф. Вам будут обо всем сообщать.

– Два или три дня?

– Возможно мы будем знать уже завтра.

– Вы должны мне сказать, – требовательно произнесла Хельга. – Высказали, положение серьезное. Как это понимать?

Доктор Леви снял очки и сдавил пальцами переносицу. Не глядя на нее, он сказал:

– Полный паралич правой руки, несомненное повреждение мозга, возможно, утрата речи.

Он снова надел очки, по-прежнему избегая смотреть на Хельгу.

Хельга почувствовала, как внутри пробежала холодная дрожь. Такого она не пожелала бы даже Герману.

– Но ведь он и так уже почти не владеет ногами, – сказала она чуть слышно.

Доктор Леви мягко произнес:

– Это трагично, но я его предупреждал.

– Выходит, он больше не сможет говорить?

– Это выяснится позже. Боюсь, что не сможет. А теперь я посоветовал бы вам немного отдохнуть, миссис Рольф. Вы ничем не сможете помочь. Я принес вам снотворное.

– Было бы милосердней, если бы он умер, – сказала Хельга и содрогнулась. – Без ног, без языка, без правой руки... Мистер Леви положил на стол таблетку:

– Пожалуйста, примите это и ложитесь в постель. Когда он ушел, Хельга снова села в кресло, не обращая внимания на таблетку. Стиснув на коленях руки, она горячо желала мужу смерти, теперь уже не ради себя, а ради него самого. ***

Стенли Уинборн сообщил Хельге, что в последний момент было решено, что Леман, как вице-президент «Электронной компании Рольфа» принесет больше пользы, оставаясь в Нью-Йорке. Теперь, когда о происшедшем узнала пресса, акции компании упадут. Это неизбежно, хотя и не имеет серьезного значения: в наши дни достаточно чихнуть, как покатятся вниз акции твоей компаний. Леман должен оставаться у руля.

Уинборн прибыл в отель «Алмазный берег» в четверть двенадцатого. Хельга, смотревшая сквозь жалюзи, желая остаться незамеченной, видела, как он выходит из машины и останавливается поговорить с репортерами, которые находились здесь уже четырнадцать часов. Несмотря на свою ненависть к нему, Хельга вынуждена была признать, что Стэнли Уинборн был видный и красивый мужчина, чем-то напоминавший видного государственного деятеля. Он был высок, худ, с густыми темными волосами, побелевшими на висках, с холодным лицом, всегда безукоризненно одетый. Уинборн обладал отточенными умом юриста. Ко всем, включая и Хельгу, он относился с холодной отчужденностью и вежливостью.

Она не помнила, чтобы хоть раз Уинборн улыбнулся, тем более засмеялся.

Проведя несколько минут с репортерами и дав им сфотографировать себя, он скрылся в дверях отеля. Прошел почти час, прежде чем он появился к ней в номер. Хельга не сомневалась, что он подробно расспросил доктора Леви и запасся нужной информацией, чтобы затем перейти к действиям.

Дожидаясь его, Хельга просмотрела заголовки. В большинстве из них аршинные заголовки сообщали о болезни Германа Рольфа. Хельга подумала о лавине соболезнований, телеграмм и каблограмм, которые вызовет это известие. Она надеялась, что их будут отправлять в нью-йоркский филиал, а не сюда.

– Печальное событие, – сказал Уинборн, после первых слов сочувствия, вызвавших у Хельга только раздражение. – По-видимому, положение серьезное.

– Да.

– Могу ли я чем-нибудь быть полезен, миссис Рольф? – серо-стальные глаза Уинборна скользнули по ней. – Я, разумеется, в вашем распоряжении.

– Спасибо, пока ничем. Выдержав паузу, Уинборн сказал:

– Мистер Рольф только что заключил важный контракт с японским правительством. Он собрался отослать мне проект контракта, когда произошла несчастье. Дело не терпит отлагательств. Вам известно, где он лежит, Не подумав, Хельга ответила:

– Хинкль должен знать.

Едва произнеся эти слова, она осознала всю их опасность. Если Уинборн заговорит с Хинклем о бумагах Германа, не исключена возможность, что Хинкль вспомнит и об этом убийственном письме.

Однако Уинборн приподнял бровь.

– Я предпочел бы не обсуждать дела мистера Рольфа со слугой. – сказал он.

«Проклятый сноб! – подумала она. – Но слава богу, что ты сноб!» – Миссис Рольф, могу я попросить вас пройти со мной – продолжал Уинборн, – чтобы мы потом смогли просмотреть его бумаги. Этот проект требует моего незамедлительного внимания.

Она избежала еще одной опасности. Не позаботься она заранее изъять красную папку, та сейчас попала бы ему в руки.

– Да, конечно.

Они отправились в номер Рольфа.

Охранники по-прежнему стояли на верхней площадке и перед лифтом. Они отдали честь, и Уинборн, любивший почет, в ответ наклонил голову.

Дверь открыла медсестра с добродушным лицом:

– Пожалуйста, постарайтесь не шуметь, миссис Рольф, – сказала она, и, впустив их, вернулась в спальню и закрыла за собой дверь.

Уинборн стоял рядом, пока Хельга перебирала содержимое ящиков. Папка с японским контрактом нашлась быстро. Под ней лежала другая с надписью: «швейцарское» – Это напоминает мне кое о чем, – сказал Уинборн, понизив голос, – Леман говорит, что швейцарский счет показывает потерю в два миллиона. Мистер Рольф сказал, что потеря возникла в результате неосторожных спекуляций на бирже. Хельга овладела разыгравшимися нервами. По, крайней мере Рольф, не открыл им правды. Ни Леман, ни Уинборн не знают о растрате Арчер". Она посмотрела не него в упор:

– Швейцарскими делами ведаю я, мистер Уинборн. Мне об этом уже известно. Я обсудила этот вопрос с мужем. Это моя забота.., а не ваша.

Уинборн лишь едва заметно сжал губы и наклонил голову:

– Тогда я вас покину, миссис Рольф.

– У вас еще есть ко мне что-нибудь?

– Ничего срочного. Доктор Леви считает, что при первых же признаках улучшения мистера Рольфа нужно будет перевезти в Парадиз-сити. Там он сможет получить значительно лучший уход, чем здесь. Возможно, через пару дней уже можно будет решить. Сегодня вечером я должен лететь обратно в Майами. Я, конечно, могу рассчитывать, что вы меня будете держать в курсе дела? – Он испытующе посмотрел ей в глаза. – Тогда с вашего позволения...мне нужно позвонить в несколько мест. Если понадоблюсь, я в четырнадцатом номере. – Уже шагнув к двери, он остановился. – Мне кажется, как душеприказчик и юрисконсульт мистера Рольфа, я обязан знать, продолжаете ли вы следовать советам мистера Арчера. Два миллиона долларов – серьезный промах.

Теперь уже Хельга посмотрела ему прямо в глаза:

– Вам пока еще нет нужды выступать в качестве душеприказчика, мистер Уинборн, и я надеюсь, что прежде, чем возникнет такая возможность, пройдет еще много времени, – сказала она спокойно.

Его губы снова сжались:

– Я тоже надеюсь, миссис Рольф. Прошу извинить меня. – И он вышел из комнаты.

Хельга расслаблено откинулась в кресле, глубоко и облегченно вздохнула. Она держала себя правильно. Если бы письмо нашлось, этот опасный человек мог показать свои когти.

Вернувшись к себе в номер, она увидела Хинкля, который поджидал ее. Он выглядел усталым и не таким благодушным, как обычно.

– Как вы себя чувствуете, мадам? – спросил он, выступая вперед.

– Хорошо. А вы, Хинкль?

– Ночь была тревожной, но теперь мистеру Рольфу как будто лучше. Мы не должны терять надежды.

– Доктор Леви сказал вам про.., паралич...

– Да, мадам. Весьма печально, но не надо об этом думать. Могу я вам предложить ленч на террасе. Газетчики уже уехали. Они вам не помешают, а солнце полезно.

– Хорошо. Как ни странно, Хинкль, но я проголодалась.

– Это все нервы, мадам. Вполне понятно. «Милый, добрый Хинкль,» – подумала она. Она очень надеялась, что Хинкль останется с ней, когда Герман умрет.

– Я предложил бы вам немного паштета из перепелов, мадам, затем жаркое и пикантный соус. Я присмотрю за поваром. – Лицо Хинкля омрачилось. – У него мало таланта. Затем шербет из шампанского.

– Чудесно, Хинкль.

Он повернулся к столу, на котором стоял шейкер с мартини и стакан и налил горячительное в стакан.

Хельга следила за его движениями и испытывающе всматривалась в бело-розовое лицо. «Нет, – подумала она, – он не шантажист. На это раз можно ничего не опасаться.» – Вы всегда все предусматриваете, Хинкль, – сказала он, принимая у него стакан.

– Я хотел бы думать, что это так, мадам.

Пауза, потом он продолжал. – В настоящий момент я ничем не могу помочь мистеру Рольфу. К сожалению, им занимаются другие. Я был бы рад, если бы вы воспользовались моими услугами, мадам. Это доставило бы мне большее удовольствие.

– Спасибо, Хинкль, я так и сделаю. – Ее быстрый активный ум увидел представившуюся возможность. Нужно завербовать его на свою сторону. – Мистер Уинборн спрашивал о каких-то бумагах, относящихся к недавней сделке с японцами. Я сказала ему, что вы хорошо знакомы со всеми делами мистера Рольфа, но мистер Уинборн... Она умолкла, видя легкую краску, выступившую на лице Хинкля. Отведя глаза, она закончила: – Мистер Уинборн – сноб.

– Очевидно, так, мадам, – сказал он и, слегка поклонившись, направился к двери. – Значит, ленч через полчаса.

Когда он ушел, Хельга вышла на террасу и окинула взглядом пляж, толпы людей и потоки машин.

– Кажется, Хинкль мой, – сказала она себе. ***

После ленча ее навестил доктор Леви. Он сказал, что кровоизлияние в мозгу локализировалось, и это ободряет. Он снял очки и взялся за переносицу кончиками пальцев. – Но паралич тяжелый. Впрочем, со временем можно надеяться на некоторое улучшение. Через два-три месяца может наступить заметная перемена. Я попросил приехать профессора Бернштейна. Он лучший специалист в Европе. Однако состояние мистера Рольфа неудовлетворительное, поэтому я не хочу вселять преждевременных надежд. Тем не менее при том интенсивном лечении, которое получает мистер Рольф, его можно будет транспортировать через три дня, я уверен. К сожалению, я не могу оставаться здесь, и мне хочется поскорее перевезти его в вашу клинику. Но можете полностью на меня положиться.

– Заметная перемена? Что значит?

– Если его сердце и дальше будет выдерживать нагрузку, к нему, по всей вероятности, вернется речь, а паралич, поразивший правую сторону, уменьшится.

– Два или три месяца?

– Может быть, на это потребуется больше времени, но наверняка не меньше.

– То есть, два или три месяца он не сможет говорить?

– Скорее всего нет, разве что нечленораздельно бормотать. Я говорю это потому, что мистеру Уинборну не терпится посоветоваться с ним. Но я предостерег его от любых попыток утомлять мистера Рольфа.

«Два или три месяца, если у него выдержит сердце», – подумала Хельга.

– Можно его повидать? – спросила она без всякой охоты, на зная, что от нее подобных слов ждут.

– Не советую, миссис Рольф. Совершенно незачем зря его расстраивать. – Доктор Леви надел очки. – Не тревожьтесь, доктор Беллами будет постоянно со мной контактировать. К пятнице я решу, можно ли его перевозить или нет. А вам, миссис Рольф, совершенно незачем сидеть в этой комнате. Прогуляйтесь, сходите на пляж. Погрейтесь на солнышке. – Он улыбнулся. – Я не хочу, чтобы у меня на руках оказался еще один важный клиент. Одного вполне достаточно. Поэтому постарайтесь повеселее провести время. Мистер Рольф не собирается умирать. – Он умолк, поняв, что эти слова налагают на него обязательства. – Во всяком случае, он проживет кое-какое время. По крайней мере, до конца года. Мне хотелось бы уговорить вас не сидеть взаперти и постараться жить нормальной жизнью. Он в надежных руках, будьте уверены.

– Вы очень добрый и чуткий, – сказала Хельга.

Выйдя после его ухода на террасу, она ощутила горящее прикосновение солнца, как чувственную ласку.

«Если Германа это не прикончит, – думала она, – то через два или три месяца она скажет Уинборну про письмо.» Что ж, за это время многое может случиться. В ее руках по-прежнему остается контроль над швейцарскими делами, а это примерно пятнадцать миллионов долларов. Это надо обдумать. Лучше всего ей думалось ночью. Поэтому сегодня ночью она хорошенько поразмыслит о своем будущем. А пока все козыри как будто у нее в руках. Герман не сможет говорить еще месяца два. Опасное письмо у нее, контроль над пятнадцатью миллионами – тоже.

Хельга прошла в спальню и переоделась. Затем надела пляжный халат и позвонила старшему портье.

– Дюноход, пожалуйста.

– Слушаюсь, миссис Рольф. Будет через три минуты. Если к Герману когда-нибудь вернется дар членораздельной речи, этому почтительному обхождению придет конец. Потребуй она шестидесятитонную яхту, не возникло бы никаких затруднений. Но волшебный ключ уже был готов выскользнуть из рук.

Выйдя из комнаты, Хельга заметила, что охранника убрали. Это вызвало у нее чувство облегчения. Пока Герман жив, им не будут интересоваться.

Она поехала к морю, махая рукой козыряющим ей полисменам, которые останавливали пред ней движение. Потом направила дюноход к отдаленным пустынным дюнам подальше от людского скопления.

Проезжая мимо вереницы хижин, она вспомнила о Гарри Джексоне. Он успел совершенно вылететь у нее из головы, но, увидев хижины, одну из которых он снимал, она с сожалением подумала о Нем. В утренних газетах появились ее фотографии. Теперь Гарри наверняка знает, кто она такая, и с ним опасно было затевать интрижку.

Несмотря на его открытое красивое лицо, Хельга решила не рисковать и вообще отказаться от каких бы-то ни было авантюр, пока она здесь.

Вспомнив, что за ней ведется наблюдение, она оглянулась через плечо. За ней никто не ехал. Позади тянулось пустынное пространство, но это вовсе не означало, что за ней следят в мощный бинокль. В настоящей безопасности она сможет себя чувствовать только в Европе и уж во всяком случае не в Парадиз-сити: это самое неподходящее место для рискованного поведения.