Текст книги "Путь. Автобиография западного йога"

Автор книги: Джеймс Уолтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Свами Криянанда
ПУТЬ
Автобиография западного йога

Искреннему искателю, каким бы ни был избранный им путь.

Однажды группа учеников Парамахансы Йогананды просмотрела вместе с ним фильм о жизни Гьяндева, великого святого средневековой Индии. После этого они собрались, чтобы прослушать разъяснения Мастера по поводу некоторых тонких аспектов этой вдохновляющей истории. Один молодой человек упомянул об ином фильме, рассказывающем о жизни знаменитой святой – Мирабаи, который он несколько лет назад видел в Индии.

«Если бы вы видели тот фильм, – воскликнул он, – то этот фильм вам бы не понравился».

«К чему такие сравнения? – ответил гуру с укором. – Жизни великих святых демонстрируют разными способами одно и то же – Единого Бога».

ПРЕДИСЛОВИЕ

Джон У. Уайт, Йельский университет,

автор книги «Все, что вы хотите знать о ТМ»,

редактор книг «Наивысшие состояния сознания»,

«Границы сознания», «Что такое медитация»;

помощник редактора журнала «New Realities Magazine».

Тот, кто когда-нибудь переходил от смеха к плачу, к глубокомысленным раздумьям и радостным переживаниям (как было со мной, когда я погрузился в чтение книги «Путь»), знает, что едва ли возможно передать другим весь спектр полученного опыта. Наилучшие слова, которые я могу найти для его описания, – глубочайшее вдохновение – все же весьма неточны.

Если кратко, то «Путь» – это история человека, ищущего Бога на пути йоги. Книга повествует о том, как американец по рождению, Дональд Уолтерс, стал сыном Вселенной, Свами Криянандой. Независимо от традиции или пути, по которому идет человек, он может пользоваться книгой как практическим руководством в осознании Бога. «Путь» может быть также полезен любознательным людям, которые пока лишь бессознательно стремятся к духовному развитию.

Катализатором духовного преображения Криянанды был его гуру, широко известный йог Парамаханса Йогананда, автор «Автобиографии Йога». Фактически, можно сказать, что «Путь» с подзаголовком «Автобиография западного йога» повествует не только о Криянанде, но в равной степени и об Йогананде. В действительности эти два человека едины. Одна из наиболее вдохновляющих черт книги Криянанды – самозабвенная преданность гуру, которой она пропитана. И в то же время становится ясно, что Йогананда не хотел от учеников преданности себе. Духовную жажду своих учеников он любовно перенаправлял к Богу.

В этой книге меня также вдохновляет ее глубокая мудрость. Комментарии Криянанды по поводу духовного совершенствования, его простые и четкие объяснения концепций йоги глубоко поучительны. Более того, как настоящий учитель, он чередует теоретические рассуждения и практические советы с эпизодами из личной жизни и иллюстративными историями, что вызывает у читателя чувство сопричастности. Наконец, он приводит множество ранее не опубликованных высказываний Йогананды, слова которого всегда просветляют.

Другая привлекательная черта Криянанды – отсутствие сентиментальности. Создавая автопортрет, он честно говорит о своих неудачах, личных недостатках, периодах сомнений и уныния, о минутах уступчивости духовной гордыне. Он не пытается романтизировать путь, по которому шел, или преувеличивать трудности, с которыми сталкивался внутри себя и в отношениях с другими людьми.

Я упомянул преданность, честность и мудрость как характеристики книги «Путь». У нее есть и другие, не менее важные достоинства – надличностная любовь и постоянный упор на сонастроенность с Богом как метод решения всех наших проблем. Однако важно отметить, что «Путь» является не только духовной книгой, но и воистину литературным произведением. Литературный стиль, в котором Криянанда проявляет себя, достоин изучения писателями в той же степени, как и людьми, ищущими духовного совершенства. Этот стиль изящен, гибок, деликатен и всегда ясен; он – словно эликсир, мощно воздействующий на сознание читателей, даже если речь идет не о духовном, а о светском.

Наконец, важной особенностью этой книги, которую мне особенно хотелось бы подчеркнуть, является планетарный взгляд на общество. Йогананда призывает своих последователей «расширять духовное братство всех народов и способствовать установлению во многих странах самостоятельных поселений всемирного братства для простой жизни и высоких мыслей».

Сегодня община «Ананда», основанная Криянандой и предназначенная для духовного совершенствования людей в соответствии с учением Йогананды, является частью глобальной сети духовных сообществ различных традиций и учений, которые все теснее объединяются, чтобы стать колыбелью нового мира, основанного не на войнах и соперничестве (что было характерно для текущего и прежних столетий), а на видении единства людей.

«Путь» представляет собой хронологическое изложение событий, связанных со становлением общины «Ананда». В связи с этим книга является полезным пособием уже в ином измерении, с которым может соприкоснуться человек, находящийся в состоянии духовного поиска, – в его отношении к обществу вообще. Предлагаемые жизненные решения и учение Парамахансы Йогананды, впоследствии проводимое в жизнь Свами Криянандой, являются еще одной причиной, по которой книгу «Путь» стоит прочитать. На примере Криянанды становится очевидной тесная связь духовной практики с обыденной жизнью.

Книга «Путь» не только вдохновляет, побуждая «идти и действовать соответствующим образом»; она дает также практичные технические рекомендации, необходимые для реализации принципов. Более того, она делает это красиво и просто, в виде словесного воплощения йогических подходов к осознанию Бога. Я верю, что вы найдете эту книгу хорошим подспорьем в своей жизни и что вы, в соответствии с традицией йогов, будете с готовностью и любовью делиться ею с другими, что явится частью вашего служения миру. Это будет единственно правильным откликом на такой вдохновенный труд.

Чешир, Коннектикут

1 июня 1977 года

СЛОВА ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ

Много людей своим одобрением и поддержкой помогли мне завершить эту книгу. Большинству из них я могу сказать «спасибо» только в этих строках. В особенности мне хотелось бы поблагодарить Маршу Тодд, Ашу Саваж, Ферна Лакки и Кэтлин Старк за их полезные редакционные подсказки; Ашу Саваж – за бесконечные перепечатки рукописи; Марджи Стерн – за ее большую работу при подготовке указателя; Роберта Файта и Бена Девиса за предложенное название; Боба и Джун Моуди – за предоставление в мое распоряжение их квартиры на великолепном побережье Кона на Гавайях в период подготовки к печати первой части этой книги, а Поля, Жана и Шарлотту Вебер за их помощь, которая обеспечила возможность моего пребывания там.

Я хотел бы также выразить мою глубокую признательность сотрудникам издательства «Ананда», которые долго и терпеливо трудились над изданием моей книги: Джорджу Байнхорну, фотография; Алану Гозинку, кинокамера; Джанис Харт и Нэнси Рейнес за композицию и макет; Кейти Моор, набор. За бесконечные читки корректуры рукописи на различных этапах работы я хотел бы высказать слова благодарности Питеру Альтману, Цинтии Брукс, Каролине Эсокбар, Нэнси Эстеп, Аните Миллер, Джулии Биклей, Памеле Пардридж, Патриции Райэн, Сюзанне Симпсон, Сэлли Смоллен, Джиму Ван Кливу и Соне Уиберг.

Без помощи этих многочисленных друзей на издание этой книги потребовались бы многие годы.

Свами Криянанда

Община «Ананда», 3 апреля 1977 года

ГЛАВА 1
ПИЛИГРИМ ВЫСТРУГИВАЕТ СВОЙ ПОСОХ

ПОРОЙ БЫВАЕТ ТАК, что человек, сам по себе ничем особенно не примечательный, встречает на своем жизненном пути экстраординарную личность или переживает событие, которое наполняет его жизнь высоким смыслом. Тридцать лет тому назад, в 1948 году, моя собственная жизнь была ознаменована такой встречей. Именно здесь, в Америке, которая является воплощением судорожной активности, материального прогресса и практичных технологий, я встретил великого, познавшего Бога мастера, чей внутренний взор всегда обращен к вечности. Это был Парамаханса Йогананда. Он родом из Индии, хотя вернее было бы сказать, что его дом – весь мир.

Если бы кто-нибудь до этой встречи попытался внушить мне мысль о том, что в одном человеческом существе такая невероятная мощь и лучащаяся радость может сочетаться с непритворным смирением, то я бы ответил – хотя, возможно, со вздохом сожаления, – что такой уровень совершенства недостижим для человека. И, более того, если бы кто-нибудь при мне высказал мысль о том, что в наш научный век могут происходить божественные чудеса, я бы тут же расхохотался. В те дни я так гордился своей интеллектуальной «мудростью» двадцатого века, что способен был осмеивать даже чудеса, описанные в Библии.

Теперь это позади. Я видел такое, что мои насмешки стали смешны. Теперь по собственному опыту я знаю, что на земле случаются божественные чудеса. И верю, что близится время, когда бесчисленное множество мужчин и женщин больше не будут сомневаться в существовании Бога, как они не сомневаются в наличии воздуха, которым дышат. Для Бога нет смерти. Лишь человек умирает для всего прекрасного в жизни, когда ограничивает себя мирским стяжательством и возвеличивает себя в глазах светского общества, пренебрегая той духовной реальностью, которая лежит в основе всего, чем он действительно является.

Парамаханса Йогананда часто говорил о высоком духовном предназначении Америки. Когда я впервые услышал от него такое пророчество, я был изумлен. Америка?! Материализм, гонка соперничества, самодовольство, предвзятое отношение ко всему слишком утонченному и сложному, всему, что невозможно измерить с помощью научных приборов, – вот что я знал об этой стране. Однако со временем этот великий учитель помог мне осознать, что подспудное стремление к Богу, возможно, не столько присуще нашим интеллектуалам или так называемым «культурным лидерам», сколько живет в сердцах простых людей. В конце концов свободолюбие американцев зародилось столетия назад в поисках религиозной свободы. Их историческое стремление к равенству, добровольному дружескому сотрудничеству отражает принципы, которым учит Библия. Из этих принципов сформировался дух американских пионеров. И когда для нашего народа пали границы на Североамериканском континенте и наши люди начали экспортировать энергию первопроходцев за границу, они понесли с собой этот дух свободы и желания сотрудничества, являя всему человечеству новый благой пример. В этих двух принципах Парамаханса Йогананда видел ключ, с помощью которого человечество сможет подняться еще на одну ступень в своей эволюции.

Он дал нам картину будущего человечества как всемирного братства, в котором все люди на земле будут жить в гармонии и свободе. В качестве первого шага к этому всемирному свершению он призывал людей, способных сделать такой выбор, объединиться, как он говорил, в «поселения всемирного братства»: духовные общины, где люди, живущие и работающие совместно с другими единомышленниками, могли бы прийти к осознанию истинного родства всех людей, как сыновей и дочерей единого Бога.

Судьбой мне было назначено основать такое «поселение всемирного братства». По предвидению Йогананды, в мире со временем возникнут тысячи таких общин.

Поскольку дух первопроходчества основан на принципах, по существу духовных, он не только расширил границы поселений людей, но, особенно в последние десятилетия, начал проникать внутрь человека, расширяя границы его сознания и пробуждая в людях стремление согласовывать свои жизни с истиной и Богом.

Именно идя навстречу этим высоким устремлениям пионеров духа, Парамаханса Йогананда и прибыл в Америку. Он говорил, что американцы были готовы учиться медитации и общению с Богом посредством практики древней науки йоги [Йога (санскр.) – «связь». Также йога является системой психофизических техник, помогающих человеку достичь осознанного союза с Бесконечным Духом, Богом. Кроме того, йог (тот, кто осуществляет науку йоги) приобретает также способность видеть внутреннее единство всего живого.]. Он был направлен на Запад своими великими учителями по указанию одного из виднейших представителей йоги Индии.

В моей собственной жизни и родословной дух первопроходчества (во всех его проявлениях) играл важную роль. Многочисленные предки обеих ветвей моей семьи были типичными пионерами; среди них – проповедники Евангелия и доктора в приграничных территориях. В 1889 году родители отца участвовали в освоении земель Оклахомы. Те предки, которые в освоении новых земель не принимали участия, тоже играли довольно активную роль в развитии Америки. Мэри Тодл, супруга Авраама Линкольна, – моя родственница. Моим родственником является также Роберт Е. Ли, соперник Линкольна в Гражданской войне. Мне приятно сознавать, что, таким образом, я связан с обеими сторонами гражданского конфликта, так как на протяжении всей своей жизни я всегда старался примирять противоречия – искать, как учит индийская философия, «единство в многообразии».

Мой отец, Рей П. Уолтерс, родился слишком поздно, чтобы стать пионером в прежнем смысле этого слова. Тем не менее, будучи пионером в сердце, он принял участие в новой волне международной экспансии и кооперации, работая в компании «Эссо» геологом по разведке месторождений нефти за рубежом. Мать, Гертруда Г. Уолтерс, также участвовала в этой новой волне: после окончания колледжа она поехала в Париж, где училась играть на скрипке. Мои родители родились в Оклахоме, однако познакомились в Париже. После свадьбы отец был направлен на работу в Румынию; там они обосновались в Телеаджене, в небольшой англо-американской колонии, примерно в трех километрах от Плоешти. Телеаджен был сценой моего бурного вступления в реальную жизнь.

Мое тело – типичный продукт американского «плавильного тигля». В нем смешаны представители нескольких стран: Англии, Уэльса, Шотландии, Ирландии, Голландии, Франции и Германии. Самая малая из этих стран – Уэльс, дала мне мою фамилию, Уолтерс. Криянанда – монашеское имя, которое я получил только в 1955 году, когда был посвящен в Индии в древний монашеский орден Свами.

Каждый раз рождается новое человеческое тело. Совсем иное дело – душа. Мне кажется, что я пришел в этот мир полностью самим собой. Я выбрал эту конкретную семью, потому что считал, что она соответствует моей природе, и чувствовал, что именно эти родители смогут наилучшим образом обеспечить возможности для моего духовного развития. Будучи благодарен своим родителям за то, что они приняли меня, странника, я чувствую себя менее обязанным им за то, что они сделали меня тем, что я есть. Я описал родителей, их предков и страну, из которой они прибыли, чтобы показать направление, к которому захотел присоединиться для улучшения в чем-то себя и, возможно, других.

Каждый человек в этом мире пилигрим. Он приходит один, идет какое-то время по избранному пути и уходит в одиночестве. У него есть священное предназначение: хотя обычно и не осознаваемое, но всегда смутно ощущаемое. Осознанно или бессознательно, прямо или косвенно, все люди искренне стремятся к Радости – Радости бесконечной, Радости вечной, Радости божественной.

Увы, большинство людей блуждают в этом мире, как странники без карты. Мы воображаем, что святыней Радости является любое место, где поклоняются деньгам, силе, славе или хорошим временам. И только после бесконечных скитаний и разочарований останавливаемся для того, чтобы в молчании осмыслить свою жизнь. И тогда мы обнаруживаем (возможно, это будет шоком), что наша цель никогда не находилась вдали от нас; она никогда не была дальше, чем наше «я»!

Путь, которому мы следуем, не имеет четких измерений. Он может быть длинным или коротким и зависит только от чистоты наших намерений. Этот путь описал Христос, когда сказал: «Не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: «вот здесь», или: «вот, там». Ибо вот, Царствие Божие внутри вас есть» [Лук. 17: 20, 21.]. Следуя по этому пути, мы все же не идем по нему, ведь цель уже находится внутри нашего естества. Нам нужно лишь востребовать его как свое.

Главная цель данной книги – помочь тебе, читатель, востребовать это право. На этих страницах я надеюсь, среди прочего, помочь тебе избежать некоторых ошибок, которые когда-то допустил в своем поиске. Ведь ошибки могут быть порой так же поучительны, как и успехи.

Я родился в Телеаджене 19 мая 1926 года, примерно в семь часов утра. При крещении в маленькой англиканской церкви Плоешти меня нарекли Джеймсом Дональдом Уолтерсом. По причине обилия Джеймсов в нашей колонии, меня всегда называли Дональдом (мое второе имя), и, таким образом, я был тезкой сводного дяди, Дональда Куорлза, который позднее (при президенте Эйзенхауэре) служил министром ВВС США. Джеймс – также и наше семейное имя. Так звали моего деда по линии матери. Однако в конце концов мне было предназначено судьбой полностью отказаться от традиционных имен моей семьи и принять более высокое духовное имя.

Мама рассказывала мне, что во время беременности ее переполняла какая-то внутренняя радость. «Господи, – не раз молилась она, – этого первого ребенка я отдаю Тебе».

Может, ее благословение принесло плоды не так скоро, как она ожидала. Однако оно постепенно, можно сказать, почти непрестанно, осуществлялось многие годы.

Моя история – это история человека, который делал все возможное, чтобы жить без Бога, но, слава Богу, не преуспел в этом намерении.

ГЛАВА 2
ОН ПОКИДАЕТ СВОЙ ДОМ

РАДОСТЬ ВСЕГДА БЫЛА моей первой любовью. Я стремился делиться ею с другими.

Все мои самые яркие и ранние воспоминания относились к особому роду радости, которая, казалось бы, имела мало общего с окружающими меня вещами, бывшими, в лучшем случае, лишь ее отражением. Вспоминается томительное ощущение чуда самого пребывания в этом мире. Какова моя роль в нем? Интуитивно я чувствовал, что должна существовать некая более высокая реальность – иной мир, может быть, лучезарный, прекрасный и гармоничный, по сравнению с которым мир видимый представляется местом ссылки. Прекрасные звуки и краски доводили меня почти до экстаза. Иногда я набрасывал на стол цветное одеяло американских индейцев так, что оно свисало до самого пола, залезал внутрь и совершенно упивался светящимися цветовыми тонами. Иногда, глядя в призму широкого ребра зеркала на туалетном столике мамы, я воображал, что живу в мире, раскрашенном в цвета радуги. Часто ночью я видел себя погруженным в какой-то лучезарный внутренний свет, а мое сознание, казалось, распространялось за пределы моего тела.

«Ты всегда жадно стремился к знаниям, не был капризным, с большой готовностью откликался на несчастья других людей, – говорила мне мама и добавляла со смехом: – Я часто читала тебе детские книги. Если герой рассказа попадал в беду, я обычно с жалостью указывала пальцем на картинку. При этом твои губы кривились. “Бедный!" – восклицал ты». Мама (проказница!) находила эту мою реакцию столь забавной, что иногда разыгрывала меня, с печальным видом указывая пальцем на веселую картинку – примитивный трюк, который, как она рассказывает, всегда срабатывал.

С возрастом моя внутренняя радость перерастала в бесконечное упоение жизнью. Телеаджен предоставлял нам немало возможностей проявить изобретательность в играх. Мы находились вдали от мира современных кинофильмов, цирков и других хитроумных удовольствий. Конечно, в то время даже в Америке не было телевидения. Поскольку наш круг общения состоял преимущественно из семей англичан и американцев, мы оставались также в стороне от основного потока румынской культуры. Родители научили нас нескольким стандартным англо-американским играм, но большую часть игр мы придумали сами. Наши дворы мы превратили в территории для искателей приключений. Длинная лестница, положенная ребром на снег, становилась самолетом, несущим нас в теплые страны. Большая яблоня со свисающими ветвями выполняла множество полезных функций: была зданием школы, морской шхуной, замком. Мебель в детской комнате, расставленная в разных комбинациях, могла стать испанским галеоном или горной крепостью. Мы прокладывали тайные тропы через ближнее кукурузное поле к тайно зарытому кладу или к надежному убежищу от преследования воинов коварного тирана. Зимой, катаясь на коньках на теннисном корте, который заливался водой под каток, мы всматривались в глубину льда под коньками и легко переносились воображением в иное измерение, богатое удивительными формами и красками.

Я вспоминаю также корабль, который начал было строить, намереваясь пускать его на озере Снагов. Я сколотил гвоздями несколько старых досок, что явило собой неописуемое подобие палубы. Однако лежа ночью в кровати и обдумывая свою работу, в воображении я уже вел мою шхуну по морям.

Оказалось, что я прирожденный лидер, хотя я терял интерес к этой роли, если другие не загорались сразу же моей идеей. Дети в Телеаджене разделяли мои интересы и принимали мое лидерство. Однако по мере того, как я взрослел, я обнаружил, что люди часто считали мое видение вещей несколько странным. Я заметил сначала такое отношение со стороны детей, недавно приехавших в Телеаджен. Привыкшие к обычным детским играм в Англии и Америке, они были озадачены моими предложениями развлечений, требующих более богатого воображения, например, когда мы, скользя на коньках, всматривались в незнакомые и неясные видения в глубине льда. Не желая навязывать свои интересы другим, я в свою очередь не хотел, чтобы мне навязывали что-либо другие. Полагаю, что, возможно, я был нонконформистом не потому, что сознательно стремился к этому, а скорее из-за какой-то неспособности приспосабливаться к нормам других людей. То, что было важным для меня, казалось им неважным, тогда как довольно часто то, что они считали важным, казалось мне непонятным.

Мисс Барбара Хенсон (теперь миссис Элсдейл), бывшая какое-то время нашей гувернанткой, описала мне в недавнем письме, каким она запомнила меня, когда мне было семь лет: «Вы были, конечно, “не как все", Дон, – “в семье, но не из этой семьи". Я всегда сознавала, что вы обладали каким-то мистическим свойством, которое выделяло вас среди других, и окружающие также чувствовали это. Вы всегда были наблюдателем с необычно открытым взглядом сине-серых глаз, по которым почему-то трудно судить о вашем возрасте. Спокойно, приводя этим в замешательство других, вы проводили маленькие и смешные опыты над людьми, как бы проверяя свои подозрения относительно чего-то касающегося их. Чувствовалось, что вы ищете правду во всем, никогда не ограничиваясь уклончивостью или полуправдой».

Кора Бразьер, наша ближайшая соседка, добрая и симпатичная леди, однажды сказала мисс Хенсон: «Я всегда стараюсь быть особенно ласковой с Доном, потому что он не такой, как другие. Мне кажется, что он знает это, и он одинок».

Правда, я осознал это полностью лишь после отъезда из Телеаджена, однако и там меня не покидало какое-то ощущение одиночества. Это чувство в известной степени не было столь сильным благодаря присутствию хороших друзей и благодаря гармоничной жизни дома.

Мои родители горячо любили своих детей. Их взаимная любовь также была примерной и надежно гарантировала нашу эмоциональную безопасность. Никогда в жизни я не видел, чтобы они ссорились или хотя бы выходили из себя.

Мой отец наделен особым даром обращения с детьми. Довольно сдержанный по натуре, он, тем не менее, обладал и обладает сегодня истинной добротой и чувством юмора, которые дают ему возможность тонко гармонировать с детскими умами. Перед сном он придумывал нам очень веселые истории, которые продолжались из вечера в вечер, часто с дополнениями со стороны его заинтересованных слушателей. Потом, когда мы с братьями готовы были заснуть, он обычно укладывал нас на том или ином краю кровати в зависимости от нашего желания путешествовать во сне в Австралию, в Америку или в какую-либо другую далекую страну.

Он многому научил нас своим примером и словами. Мы учились у него прежде всего благодаря тому, что постоянно видели в нем олицетворение скромности, честности, благородства, доброты и исключительной справедливости. Я бы даже назвал этого спокойного и довольно стеснительного человека великим.

Однако в моих отношениях с ним всегда присутствовал некий элемент печали. Человек естественно надеется найти в своих сыновьях, особенно в первенце, свое полное отражение, а я не был таким. Я серьезно пытался разделять интересы отца, однако в отношении тех или иных вещей его прежде всего интересовало «как», а меня – «почему». Он был ученым, а я, подсознательно, философом. Он старался заинтересовать меня тем, как действуют те или иные устройства. (Я все еще помню нашу пыльную «экспедицию» под дом, где он объяснял нам, мальчикам, как звонит дверной звонок. Я по крайней мере старался чувствовать благодарность!) Но меня интересовало только значение вещей. Моя неспособность говорить с ним о том, что вызывало у каждого из нас глубокий интерес, была первым свидетельством того, что его мир, который я считал частью нормального мира, никогда не будет по-настоящему моим.

С мамой мы интуитивно понимали друг друга. Наше общение заключалось в основном не в словах; прежде всего это было общение душ. Она никогда не говорила, что молится за своих детей, но я знаю, что ее молитвы и любовь ко мне были величайшим благодеянием в годы моего становления.

Румыния была все еще феодальным государством. Народ этой страны, одаренный творчески, в остальном был нетороплив и недостаточно эффективен. В деловом двадцатом веке страна являла собой анахронизм. Рабочие могли в течение пятнадцати лет лопатами и кирками пробивать туннель под железнодорожным полотном у главного вокзала столицы. Однажды летом, в стремлении подражать остальному цивилизованному миру в кампании по эффективному использованию светлой части суток, по ошибке чиновников вся нация перевела часы на час назад! Тесты для водителей содержали такие глубокомысленные вопросы, как-то: «Что находится на бампере машины?» (фары, естественно). Несколько лет спустя Индра Деви, известная преподавательница йоги [Автор книг «Вечно молодой», «Всегда здоровый» и др.], рассказала мне, что в румынском поезде проводник однажды спросил ее, что это она делает в купе второго класса.

– Разве вы не видите? У меня билет второго класса! – ответила она.

– О, в Румынии это не имеет значения! Пожалуйста, идите и садитесь в купе первого класса, где едут все.

Невнимание к тонкостям современной коммерции и производительности труда казалось естественным для страны, которая вдохновляла на мысли о музыке и поэзии. Румыния была одной из самых пленительно красивых стран, которые мне когда-либо приходилось видеть: земля плодородных равнин и парящих вершин, пестро одетых крестьян и музыкально одаренных цыган, телег с сеном на оживленных магистралях, соперничающих в поисках дорожного пространства с автомашинами, хихиканья голых детишек, веселых песен и смеха. Часто по вечерам за пределами нашей колонии мы могли слышать говор, пение или игру на скрипке цыган: печальные, чисто звучащие мелодии народа, навсегда изгнанного из своей настоящей родины, Индии. Эти цыгане были моим первым контактом с утонченно-субъективными настроениями Востока – настроениями, которые, как мне предстояло понять, нашли свое отражение во многих аспектах жизни Румынии. На протяжении столетий Румыния находилась под властью турок. Сегодня эта гордая, развивающаяся западная нация все еще сохраняет что-то от ауры мистического Востока.

Румыния была королевством. Летний дом короля Карла II находился примерно в шестидесяти километрах к северо-западу от нас, в Синайе – красивой горной резиденции среди Трансильванских Альп. Я никогда не видел его, хотя мы и проводили каникулы в Синайе и в других причудливых городах и деревнях того района: Баштени, Предиле, Тимише, Брашове. Зимой мы часто катались на лыжах; летом – совершали длительные прогулки пешком, переходили вброд милые сердцу приветливые ручьи или плавали в них, играли на благоухающих лугах. Много раз эти походы в горы предпринимались с целью укрепить мое слабое здоровье. Я был худ, как карандаш, и меня всегда осаждали многие загадочные болезни. Моим любимым местом отдыха был Тимиш. Там мы всегда останавливались в небольшой гостинице, которую содержала немка, фрау Вейди; ее муж держал пчел, которые приносили самый лучший мед из тех, что мне доводилось пробовать.

В шестидесяти километрах к югу от Телеаджена находилась столица Румынии, Бухарест. Чистый, современный город возникал как пророческий сон в умах нации, все еще спящей в средневековье. Но Плоешти первые девять лет моей жизни оставался для меня Большим Городом: не очень привлекательное переплетение грязных улиц и примитивных строений. У меня сохранилось лишь несколько воспоминаний: визит к торговцу бакалейными товарами Жикулеску; воскресные службы в англиканской церкви и очень редкие посещения книнотеатра, где шли большей частью фильмы Уолта Диснея и комедии с Лорелом и Харди в главных ролях, которых румыны ласково именовали Стэн и Брэн.

Церковь была центром маминой набожности. В этой сфере ее жизни папа играл роль равнодушного наблюдателя. Правда, он уважал религиозные наклонности мамы, более или менее регулярно ходил с ней в церковь, но я никогда не замечал, чтобы литургия сколько-нибудь занимала его внимание. Его собственная концепция реальности была более абстрактной. Я думаю, что ничто не вдохновляло его так, как размышления о долгих эонах геологического времени. Мысль о Боге, восседающем где-то на небесном троне и ниспосылающем блага конкретным группам прихожан, казалась ему, я подозреваю, отчасти варварской.

Моя собственная позиция лежала где-то между этими двумя подходами – набожностью и абстракцией. Так же как и папу, меня не очень привлекали церковные богослужения. Гимны представлялись мне довольно скучными и печальными. Священника я считал хорошим человеком, но определенно без вдохновения свыше. Я находил ритуалы полезными, однако если не считать этого бледного признания, они не имели для меня большого значения. Я хотел бы сказать, что по крайней мере жизнь Иисуса произвела на меня сильное впечатление. Сегодня она меня действительно впечатляет. Но тогда я воспринимал его жизнь через фильтр дремучего традиционализма, лишенного непосредственности. Я уверен, что не смог описать свои чувства в то время, но думаю, что в наших церковных службах мне больше всего недоставало любви и радости. Этими качествами обладала моя мама. Меня больше всего впечатляло и трогало не ее понимание религии, а то, как она жила в ней.