Текст книги "Дом шизов (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Дашнер (Дэшнер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава четырнадцатая

Ньют стоял лицом к стене, спиной к уходящим охранникам, к парадному входу, к своему новому отряду, ко всему миру. Он бесился как можно тише, понимая, что его гнев, который он испытывал, выходил за рамки рационального, но все еще не мог ничего с этим поделать. Каждый вдох причинял боль в груди и заполнял лишь половину легких. Принятое им решение оставить друзей и Берг было почти невозможным, невыносимым – но правильным. Как они могли взвалить на него это бремя, заставляя снова принимать то же решение? Его трясло от ярости, он сжимал в руках пушку, как ребенка, и подумывал о том, чтобы направить ее на себя, чтобы вырваться из этих кружащихся мыслей. В конце концов, это его не убьет. Но это точно его разбудит.

– Ньют, ты в порядке?

Джонси. Как Ньют решил бросить свой жребий с кем-то вроде Джонси, вместо того чтобы положиться на своих лучших друзей на планете? Он действительно сходил с ума. Нет, ругал он себя. Он сделал единственное, что мог. То, что у него была Вспышка, было достаточно плохо. А когда Томми и остальные были рядом и напоминали ему о том, как это печально... Он не мог этого вынести. Он просто не мог. Назад дороги не было.

– Ньют? – Опять Джонси.

– Я в порядке! – крикнул Ньют. Он повернул голову, чтобы посмотреть на бледное лицо своего телохранителя, обрамленное нелепыми сальными черными волосами. – Просто оставь меня в покое!

Девушка Джонси – Ньют не помнил ее имени и был уверен, что никогда не вспомнит – лежала на земле в нескольких футах от него и стонала после дозы Кайфа. Ньют никогда так сильно не хотел принять лекарство, как в этот момент. Но в голове у него и так было неспокойно. Он не мог рисковать еще больше и принять решение, о котором может пожалеть. Что может быть хуже, чем вернуться к друзьям, а потом снова решить уйти?

Он повернулся к стене. Опустил голову. Закрыл глаза. Попытался подавить гнев, который поднимался в нем, как кислота, как бензин, зажженный искрой, горящий и пылающий. Почему они вернулись! Почему!

Прошло некоторое время, все его тело словно зависло в пространстве, плавая в пузыре горячей ярости. Возможно, прошел час. Может быть, пять минут, он не знал. Но ему потребовалась вся его сила воли, чтобы удержать себя от нападения на всех, кто находился в радиусе ста футов от него. Не раз ему приходилось подавлять желание выстрелить в кого-нибудь еще из пушки, просто чтобы успокоить себя.

– Ньют, – прошептал Джонси с расстояния в несколько футов, резким придыхательным шепотом, который мог услышать любой, кто находился поблизости. – Охранники-иммуняки привели сюда тех людей! Тех, от кого ты убежал!

Ньют вскинул голову. Он смотрел на парадный вход в боулинг как раз в тот момент, когда Минхо вошел в здание, его лицо было затенено внешним светом позади него. Но ошибки не было. А потом вошел Томми, прямо за ним, держа Бренду за руку, как ребенка.

Ньют повернулся к стене так быстро, что голова закружилась. Перед тем как повернуться, он успел мельком взглянуть на Хорхе.

Они все равно пришли бы за ним. Несмотря ни на что. Несмотря на записку, которую он написал Томми. Несмотря на записку, которую он оставил в Берге. Несмотря на послание, которое он отправил назад с этим тупым охранником. Они пришли. Ярость нахлынула на него, как туман с ядовитым газом. Изнутри. Снаружи – обжигающая кожу. Он дрожал, не в силах остановить ее. Его сердце болело так сильно. Что с ним происходит? Неужели это и есть то, что он должен был сделать, пройдя последний барьер Вспышки, в безумный мир конченных шизов?

– Они почти здесь, – свирепо прошептал Джонси, впервые запаниковав с тех пор, как Ньют встретил его несколько дней назад. Вероятно, он не хотел, чтобы его новая драгоценность досталась прежним владельцам.

Ньют чувствовал своих друзей. Он слышал дыхание Минхо, слышал звук шагов Томми. Он знал этих людей лучше, чем кто-либо другой. И почему-то ему захотелось накричать на них и избить до полусмерти. Я действительно опускаюсь, подумал он. По крайней мере, мне больше не нужно бояться этого.

Наконец он выплеснулся наружу. Ньют вскрикнул, когда заговорил, пытаясь вспомнить странные слова, которые они использовали в Глэйде как знак бунта против своих похитителей.

– Я вам, шанки стебанутые, что сказал? Убирайтесь!

Его пульс обрел собственную жизнь, почти неестественно стуча в висках, в шее, в запястьях, в груди. Он мог слышать его. Он мог поклясться, что мог его слышать.

Стук, стук, стук. Стук в ушах, в мозгу.

– Надо потолковать.

Это сказал Минхо, определенно Минхо, хотя Ньют едва слышал его за прогорклым барабанным боем в своем сознании. Как будто кто-то прокачивал кислоту через его сердце вместе с кровью, и все это с помощью мощной машины, регулярные всплески которой становились все громче внутри.

Ньют почувствовал, как тень проползла по его плечу.

– Не приближайся, – он старался говорить спокойно, но злобно. – Меня сюда не зря засунули. Поначалу уроды патрульные решили, будто я иммунный и от нефиг делать просто прячусь в берге, а когда узнали, что Вспышка разъедает мне мозг, у них глаза на лоб полезли. Патрульные талдычили потом, дескать, выполняют гражданский долг – и запихнули меня в эту крысиную нору.

Слова вырывались из него в спазме лжи и обмана, правда больше не имела значения. Ему нужно было, чтобы они ушли, любой ценой.

Томми ответил голосом, который в ушах Ньюта казался ледяным.

– Зачем, по-твоему, мы прилетели, Ньют? Мне жаль, что тебя сцапали, жаль, что отправили сюда. Но мы можем тебя вызволить. Не похоже, что...

Слова превратились в гулкие помехи, жужжание, от которого у Ньюта болел череп, и все это не отставало от неумолимого биения его пульса, который отказывался останавливаться, отказывался утихомириться до здравомыслия. У Ньюта возникло странное ощущение, что он оглох, хотя шум доносился отовсюду, изнутри и снаружи. Он почувствовал, как в панике ослабевает его связь с реальностью, как будто весь боулинг исчезает из его существования. Движение – это все, что он мог сделать, чтобы вернуться в реальность.

Он повернулся к ним лицом. Он ухватился за свою пушку, как за спасательный круг.

Минхо вскинул руки, сказал что-то, что Ньют не смог расшифровать из-за рева в ушах и голове. Его старый друг сделал шаг назад, чуть не споткнувшись об оцепеневшую подружку Джонси. Снова слова, словно муравьи, пытающиеся пробиться сквозь стену шума.

Ньют услышал что-то о пушке, кажется, его спросили где он взял эту штуку. Ньют что-то ответил, невнятно произнеся пару фраз, не понимая, что он сказал. Какую-то ложь. Его руки тряслись так сильно, что он чувствовал грохот оружия сквозь кости. Это явно не сработает. Он заставил себя взять себя в руки, отогнать дымку ярости. Совсем немного. Всего лишь малость. Сколько угодно, сейчас. Они должны были уйти. Они должны были. Как долго еще Ньют сможет это терпеть?

Он умолял, бросив все силы на то, чтобы говорить искренне, но твердо.

Чего бы это ни стоило.

– Мне... фигово, – сказал он. – Вы молодцы, шанки, что прилетели, спасибо, но... здесь я и останусь. Для меня все кончено. Вы сейчас развернетесь, сядете в Берг и улетите к чертям отсюда. Ясно?

Каждое слово было усилием. Его руки дрожали от разочарования.

Минхо произнес:

– Нет, ни фига не ясно, Ньют. Мы сюда шли, головами рискуя, ты наш друг, и мы тебя забираем. Хочешь рыдать, пуская сопли? Ради Бога, но только в кругу друзей. Не этих вот шизов...

Ньют вскочил на ноги, чувствуя в ногах силу, которой не было несколько секунд назад. Томми, должно быть, увидел что-то безумное в его глазах, потому что он попятился назад и чуть не споткнулся. Ньют направил пушку на Минхо и разразился еще большим гневом.

– Я сам шиз! Я сам шиз! Как ты не поймешь, башка баранья?! Ты бы на моем месте захотел, чтобы друзья видели, в кого ты превращаешься? А? Захотел бы?

Он хотел, чтобы они спорили. Ссорились с ним. Дали бы ему оправдание. Но они лишь ошеломленно смотрели в ответ.

Ньют понизил голос и влил весь яд, на который был способен, в свои следующие слова.

– А ты, Томми. Смел, по-настоящему смел, раз пришел сюда и просишь вернуться. Смотреть на тебя тошно.

Лицо Томаса растаяло в печали.

– О чем ты?

Ньют вдруг увидел себя сверху, почти как по волшебству. Своё безумие. Он опустил оружие и посмотрел на пол. Ярость достигла в нем чего-то вроде кипения.

– Я ничего не понимаю, Ньют, – продолжал Томас. – Зачем ты так с нами?

– Простите, ребята. Мне жаль. – Извинение едва сорвалось с его губ. Это было невыносимо. Все это. – Вам и правда лучше меня бросить. Мне с каждым часом все хуже и хуже. Вот-вот башню сорвет. Прошу вас, уходите.

Томас начал отвечать, но Ньют не дал ему этого сделать, поднял руку в знак предупреждения и крикнул:

– Нет!

Затем он снова попытался позволить словам литься из него, сказать что угодно, чтобы воззвать к их чувствам.

– Хватит болтовни. Просто... уйдите, прошу. Умоляю. Как никогда и никого прошу: выполните последнюю просьбу. Я встретил здесь компанию: ребята, похожие на меня, хотят сегодня нагрянуть в Денвер. Я с ними.

Я могу помочь Кейше и Данте, подумал он. Я не могу помочь тебе. Он смог снова вздохнуть и дать гневу утихнуть. Он стоял на своем, и этого было достаточно, чтобы успокоить его. Немного.

– Я и не жду, что вы поймете, – продолжал он, – но с вами мне больше не по пути. И так хреново, а будет еще хуже, если вы станете смотреть на меня умирающего. Или, не дай Бог, пораню кого-то. Так что давайте прощаться. Валите отсюда и не поминайте лихом.

– Так нельзя, – сказал Минхо. Слишком спокойно. Слишком уверенно.

Это снова вывело Ньюта из себя. Он кричал что-то, что его разум забыл, пока каждая фраза вылетала из его рта. Пытаясь унять дрожь в руках, он так крепко вцепился в пушку, что у него выскочили вены.

– Валите!

Ситуация была пороховой бочкой. Ситуация была катастрофой.

Одним пальцем Джонси ткнул Томаса в плечо, тот крутанулся, но его снова ткнули, на этот раз в грудь. Остальные члены шизоидной банды Ньюта сгрудились за Джонси, как вода у плотины.

– Наш новый друг просил вас уйти, – сказал Джонси.

Томас не отступал.

– Не лезь не в свое дело. Прежде всего он НАШ друг.

Джонси зачесал назад волосы – вирус превратил его в злодея из сказки.

– Он теперь один из нас. Значит, дело и наше тоже. Давайте оставьте его... в покое.

Настала очередь Минхо.

– Ты, шизоид, от болезни слухом повредился? Дело касается только нас и Ньюта. Сам вали давай.

Бочка с порохом дала трещину, спичка зажглась и стала ближе.

Джоунси поднял руку, осколок стекла крепко сжался в его хватке, достаточно, чтобы у него пошла кровь.

– Наконец-то ты разозлился. А то мне скучно было.

Бочка с порохом встретилась с пламенем.

Тупица Джонси выхватил свое оружие и попытался ударить Томми по лицу. Мир накренился прямо перед глазами Ньюта, но Томас лишь упал на землю, чтобы избежать острого куска стекла. Но тут подоспела Бренда, с силой ударила Джонси по руке; стекло вылетело из его руки и разбилось о стену. Затем ворвался Минхо, схватил Джонси; они оба рухнули на пол, прямо на обдолбанную подружку. Кайф или не Кайф, она издавала булькающие крики, пиналась и билась обо все, что могло двигаться. Ударов хватило, чтобы завязалась драка; Ньют не мог определить, чьи руки и ноги чьи.

Затем его зрение затуманилось, в глаза хлынул белый туман, и шумная буря вернулась. Жужжание. Рев. Стук, стук, стук его невозможного пульса. Он закричал, хотя казалось, что крик раздается в длинном туннеле, вечно отдаваясь эхом.

– Хватит! Хватит! Прекратите, или я... – Он не знал, как закончил мысль. Он потерял контроль над собой, отдаленно ощущая, как пушка в его руках мечется взад и вперед, словно распыляя патроны пулемета. Он трясся от невыразимой ярости, теряя рассудок. Не зная, что еще сделать, как еще потратить невероятную энергию, нараставшую внутри него, он нажал на курок.

Сквозь белое облако он едва увидел, как заряд пушки ударил в Джонси и взорвался голубой вспышкой. Ньют не слышал ничего, кроме собственного шума. По телу Джонси плясали молнии, он падал, корчился, пускал слюни.

Ньют держался на паучьей нити, надеясь, что все скоро закончится. Он прошептал:

– Я же говорил ему «хватит». Ребята, извините, пора вам сваливать.

Минхо пытался что-то сказать, но Ньют слышал только сплошной шум.

– Уходи. – Ньют напрягся, чтобы говорить. – Я просил по-хорошему, теперь приказываю. Мне тяжело сдерживаться. Уходите.

Минхо сказал что-то о том, что все они собираются выйти на улицу, чтобы поговорить. Ньют привел свою пушку в боевое положение и, спотыкаясь, сделал шаг или два в сторону своего старого друга.

– Уходите! Убирайтесь!

Томас и Минхо разговаривали друг с другом. Ньют ничего не слышал, но из его собственного рта вылетало все больше слов.

– Мне жаль. Я... буду стрелять, если вы сейчас же не уйдете. Быстрее!

Они повернулись, чтобы уйти, на их лицах была невыразимая боль.

Они покидали его.

Он хотел этого.

Он ненавидел их за это.

Томми. Минхо. Бренда. Хорхе. Уходят. За дверь.

Ньют упал на одно колено, понимая, что не продержался бы и минуты. Он говорил вслух, обращаясь ко всем, кто мог слушать.

– Преследуйте их. Убедитесь, что они не вернутся.

Он рухнул на землю, и слезы полились из его затуманенных глаз, хотя это не имело ничего общего с безумием.

Глава пятнадцатая

Прошло три часа, прежде чем сердце Ньюта пришло в норму, помутнение зрения превратилось в ясность, а грохот в ушах затих. Каким-то образом ему удалось вернуться в свою маленькую хижину, хотя он ничего не помнил о том, как туда попал. Он спал, хотя не помнил, как заснул или проснулся. Он закрывал глаза и открывал их снова тысячи раз, желая, чтобы белая дымка исчезла из его зрения. Шум рассеивался слишком медленно, чтобы заметить, а затем, казалось, исчез в одно мгновение.

Но голова все еще болела. Он подумал, что теперь она будет болеть чаще.

– Ньют?

Он поднял взгляд с места на полу и увидел Кейшу, ее взгляд был полон беспокойства. Возможно, она была с ним уже какое-то время, но, насколько он помнил, это был первый раз, когда он увидел ее с тех пор, как утром закончились беспорядки.

– Ты снова чувствуешь себя самим собой? – спросила она. Тут появился Данте, и Кейша поманила ребенка прямо к лицу Ньюта, чтобы подбодрить его. – Хочешь попробовать сесть?

Ньют попытался кивнуть, но не смог. Попытался заговорить, но вышло только мычание. Тогда он подтянул под себя руки и, приподняв тело, сел так, чтобы прижаться спиной к стене. Мир на минуту поплыл, но затем вернулся в исходное положение. Удивительно, но это движение не пронзило череп ударной волной боли. Ему было лучше. Ему определенно было лучше.

Кейша и он обменялись долгим взглядом, в их глазах была печаль о прошедшем дне и страх за следующий.

– Хочешь поговорить или... нет? – наконец спросила она. – Может, нам стоит отложить...

– Нет! – огрызнулся Ньют, морщась от боли во лбу. – Ни за что. Мы ни за что на свете не будем ничего откладывать. Мы отвезем тебя к твоей семье. Завтра. Мне это нужно больше, чем тебе.

Кейша кивнула и продолжала кивать, как будто хотела что-то сказать, но вынуждена была бороться со слезами. После сотни раз или около того, она, наконец, перестала спрашивать его, уверен ли он в том, что хочет попытаться вырваться и найти ее семью. Но, очевидно, это все еще трогало и пугало ее. Его это тоже пугало, но по какой-то причине это стало единственной целью его жизни, единственным, что не позволяло его разуму погрузиться в эту постоянно расширяющуюся пустоту... диссонанса.

– Расскажи мне о сегодняшнем дне, – тихо сказала Кейша. – Насколько все было плохо? Этот ходячий фрик Джонси... он не смог бы вести разумную беседу, черт его побери. Я едва разобрала десять слов, когда он тебя высадил.

– Джонси вернул меня обратно? – спросил Ньют. – Я выстрелил в него из чертовой пушки!

– Да. Он просил передать тебе, что прощает тебя и что он знает, что ты сделал это случайно. Он вообще-то поржал над этим. Чувак уморительный.

Ньют издал звук, слегка похожий на смех.

– Можно мне немного воды – я чувствую себя так, будто проглотил ведро грязи, – он не упомянул, что не был уверен, что выстрел в Джонси был случайностью. Он, конечно, заслужил это за нападение на Томми. Ну и ладно. Все равно этот парень был всего лишь инструментом.

У них был старый молочный кувшин, полный чистой воды, и Кейша налила ему чашку. Протягивая ему чашку, она повторила:

– Насколько все плохо?

Он выпил воду одной длинной чередой глотков, задыхаясь, когда закончил.

– Это было хреново, – наконец сказал он. – Думаю, я знаю, на что это будет похоже, когда мы перейдем черту. Я крышей поехал, Кейша. Совершенно спятил. Я не мог видеть, не мог слышать, не мог нормально соображать. Удивительно, что все оттуда вышли живыми. Особенно я.

– О, Боже, Ньют. Мне жаль. Там что-то не так, это точно, – она постучала по правому виску.

– Я уверен, что стресс как-то повлиял на это, – сказал Ньют. – Вся эта шумиха сегодня утром, эти идиоты, нападающие на охранников просто так. Как будто этого было недостаточно – я был измотан, исцарапан, в синяках. Я пошел в боулинг, потому что он был близко, думал, что отдохну, а потом вернусь сюда. И тут, из всех стебанутых вещей, которые должны были случиться, мои...

Он не знал того, что знала она. Даже если бы она понимала каждое слово, сказанное Джонси, а она, очевидно, не понимала, разве это имело бы значение? Никто до конца не понимал, даже отдаленно, через что пришлось пройти Ньюту внутри этого старого разваливающегося здания. Шок от возвращения друзей, боль от того, что он не отступил и настоял на том, чтобы они ушли, травма от того, как ужасно все закончилось. Отчаяние на лицах Томаса и Минхо каким-то образом запечатлелось в сознании Ньюта, несмотря на то, что он на время потерял его.

– Ньют? – Кейша напомнила о себе. – Расскажи мне, что случилось в боулинге.

– А я должен?

– Да, – она улыбнулась, и это заставило его вспомнить собственную маму, вернувшуюся из тумана воспоминаний.

– Поговори со мной, парень. Это поможет тебе почувствовать себя лучше. Думаю, раньше это называли терапией, до того, как мир полетел к чертям в корзину.

– Я свихнулся, – сказал он едва слышным шепотом. – Вот и все. Я сошел с ума, когда увидел Томми и Минхо. Он... они были... это слишком длинная история, чтобы ее рассказывать. Я тебе уже что-то об этом говорил. Но они были для меня всем. Они и сейчас для меня все. У меня разрывалось сердце, когда я поймал Вспышку, когда я знал, что у них есть иммунитет, а у меня нет. А потом это снова разорвало мне сердце...

– У тебя два сердца?

Ньют рассмеялся – таким смехом, который вырывается через нос.

– Это что, блин, комедия на час? Я тут пытаюсь сказать тебе, как я чертовски несчастен.

– Хорошо, я заткнусь. Продолжай.

Он закатил глаза и покачал головой.

– Короче. Меня просто убило то, что я оставил их после того, как они отправились в Денвер. Да, если бы у меня было два сраных сердца, их бы оба вырвали. Так что, походу, у меня их три, раз одно еще бьется. Но... когда я услышал, что они искали меня, а потом, что еще хуже, когда они вошли в тот боулинг... мой разум просто начал отключаться. Я был так зол, так чертовски зол, как будто каждая жидкая часть меня начала кипеть и выпускать пар. Я не мог видеть, я не мог слышать, я не мог думать. Я потерял контроль, – он сделал паузу, желая описать это лучше. – Как я уже и сказал. У меня поехала крыша.

– Ох, мне очень жаль. Что произошло потом?

Ньют сместил свое положение, чтобы дать передышку некоторым шишкам и синякам.

– Я почти не помню ничего конкретного. Я кричал и вопил, Джонси пытался вести себя как король мира, люди дрались на полу. И моя башка просто не работала. Я знал, что мне нужно, чтобы мои друзья ушли. У них есть что-то, чего они пытаются достичь, и это намного, намного больше, чем я. К тому же, мне и так хреново без постоянного беспокойства о том, как им будет тяжело.

Он пожал плечами.

– Так что, знаешь, я сделал то, что сделал бы любой разумный человек. Я размахивал пушкой, как обдолбанный наркоман, пальнул в Джонси, начал угрожать застрелить Минхо и любого другого, кто посмеет меня разозлить. Потом кучка моих новых приятелей шизов погнала их из города обратно в их Берг. Все прошло именно так, как я и планировал.

Кейша подняла брови.

– И кто теперь устраивает стендап-шоу?

– По крайней мере, я смешнее тебя.

Она усмехнулась.

– Без обид, Ньют, но у тебя весь юмор как мой большой палец на ноге.

Тогда Данте издал звук – ребенок был настолько тихим, что иногда легко было забыть о его существовании. Он дремал в углу. Кейша подошла и взяла его на руки, посадила к себе на колени. Потом она долго и крепко обнимала его, возможно, представляя, как ее сын переживает те ужасные вещи, которые только что описал Ньют.

– Ты когда-нибудь жалела об этом? – спросил он, будучи уверенным, что это было глупо.

– О чем жалела?

– Что принесла детей в этот ужасный мир.

Ее взгляд подтвердил это. Это было очень глупо.

– Никогда не задавай маме этот вопрос, Ньют. Ты понимаешь, что я тебе говорю? Сумасшедший ты или нет, никогда не задавай этот вопрос.

– Мне жаль. Я бы хотел вернуть весь этот день назад.

Некоторое время они сидели в тишине. Ньют решил, что будет только хуже, если он продолжит извиняться. Он хотел сказать, что ему жаль Данте, его будущее, то, что она должна испытывать каждую минуту и каждый час, гадая, что ждет ее в будущем. И Джеки.

– Скоро ты будешь со своей дочерью, – сказал он в тишине. – Ты и Данте, вместе с твоим братом. Вы будете вместе, а это уже что-то. Может быть, у вас, ребята, есть большая цель в великой схеме вещей. Во вселенной.

Она посмотрела на него.

– Хорошо, Сократ. Тогда почему ты не хотел быть со своими друзьями, а?

Это задело его больше, чем он был готов принять.

– Я сказал тебе, почему. Они пытаются достичь чего-то большего, чем...

Кто-то сильно и быстро стукнул в дверь, а затем открыл ее, не дожидаясь приглашения. Нервы Ньюта подскочили в тревоге, но потом он увидел, что это был Джонси. Затем они снова подскочили, потому что он вспомнил, что выстрелил в беднягу из пушки.

– Что... за... день! – кричал парень. – Что за хренов день!

Ньют и Кейша просто уставились на него, гадая, есть ли в его словах смысл.

Наконец он объяснил.

– Все иммуняки, которые здесь работали, взяли и свалили. Вот так просто. Собрались вместе, поговорили, наверное, минут пять, а потом решили. Открыли ворота, взяли оружие и ушли. Даже не потрудились запереть дверь. Думаю, наш маленький бунт сегодня утром и визит твоих друзей-психопатов пробудили в них понимание того, насколько отстойно работать в Доме Шизов. Затем он рассмеялся. Он смеялся так, словно был самым счастливым человеком на Земле, его сальные волосы тряслись от каждого нового смешка.

– Ты серьезно? – спросила Кейша. – Ты хочешь сказать, что нам не нужно вырываться?

Он потрогал свой нос и сказал:

– Клянусь, милая леди.

Кейша посмотрела на Ньюта.

– По-моему, этот чертов дурак сошел с ума.

– Приходите и убедитесь сами! – крикнул Джонси. – Ворота открыты, и люди выходят из них, как на праздник.

Он убежал, не дождавшись ответа, вероятно, чтобы поделиться хорошими, по его мнению, новостями. Ньют не был в этом уверен.

– Что ты думаешь? – спросил он у Кейши, которая выглядела совсем не восторженной.

Она задумалась на мгновение, прежде чем ответить.

– А я что думаю? Я думаю, это плохой знак, когда люди с оружием начинают убегать от тех, у кого его нет.