Текст книги "Дом шизов (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Дашнер (Дэшнер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Глава одиннадцатая

У Ньюта никогда не было мобильного телефона. Как и о многих других вещах в его странном, подтертом сознании, он конечно же знал, что это такое, и что они были чрезвычайно распространены в мире до апокалипсиса. Но они уже практически ушли в прошлое, и в разрушенном мире их насильно заменили физические стационарные телефоны или радиосвязь.

Кейша, похоже, посчитала свой ответ достаточным, чтобы объяснить, почему она оставила своего ребенка, украла вещи Ньюта и направилась к выходу.

– Хорошо, – сказал Ньют, опираясь на локти, костлявые кончики которых упирались в сложенные под ним ноги. – У тебя есть мобильный телефон. Так... и что? Значит ли это, что ты работаешь на ПОРОК? Ты какой-то злой агент какого-то злого доктора, который приехал изучать меня? Одного из печально известных Глэйдеров? Так что ли?

Вопросов было достаточно, чтобы Кейша немного вернулась к реальности.

– А? О чем ты вообще говоришь?

– Зачем тебе мобильный телефон? – спросил Ньют с нарастающим нетерпением.

Кейша пожала плечами.

– Мой муж украл его. За месяц или около того до того, как он... Неважно. Я поклялась, что никогда не расскажу тебе эту историю, не так ли?

– Не совсем. Ты просто заставила меня пообещать никогда не спрашивать об этом. Я и не спрашивал.

– Верно.

Она долго смотрела на него. Данте тоже, на его лице появилось что-то вроде ухмылки, отчего Ньют почувствовал себя хоть немного лучше.

– В любом случае, дело в том, что у меня есть мобильный телефон.

Ньют вскинул руки в разочаровании.

– Почему в этом дело, Кейша?

– Потому что он работает. Я включаю его только раз в день, чтобы сэкономить батарею, а потом сразу выключаю. Времена, когда мне удавалось зарядить эту чертову штуку, были очень редкими.

В груди у Ньюта что-то нарастало, физический комок осознания, мешающий сделать полный вдох.

– Кто-то звонил тебе? Прислал сообщение?

Кейша кивнула с явным преувеличением.

– Да, кто-то сделал это, Ньют. Кто-то определенно сделал.

Когда она ничего не добавила к этому, он снова вскинул руки.

– Кто?

Кейша вздохнула и наклонилась, чтобы поцеловать Данте в голову. Когда она снова посмотрела на Ньюта, ему показалось, что она пытается принять важное решение. Он попытался напомнить себе, что ее разум, работающий так напряженно, возможно, не работает на полную катушку, как говорил его отец...

Что-то, что часто говорил его отец. В сознании Ньюта замелькали образы – размытые силуэты людей. Отец. Мать. Сестра... Он крепко зажмурился и яростно тряхнул головой. Не сейчас. Он не мог позволить себе это сейчас. Да и были ли эти мысли здоровыми? Сходить с ума ему пока не хотелось.

– Ты в порядке? – спросила Кейша. Это было почти смешно – теперь она беспокоилась о нем. Сумасшедшая, беспокоящаяся о сумасшедшем.

– Да, – тихо сказал он. – Да.

– Ты должен позаботиться о Данте для меня.

Ньют уставился на неё.

– Позаботиться о нем? Я бы спросил, не спятила ли ты, но я уже знаю ответ.

– Я знала, что ты не согласишься, если я вот так просто попрошу. Поэтому я накормила его и оставила, зная, что ты скоро вернешься. Если не ты, то Терри и Мария. А еще я набрала много еды и оставила мешок, зарытый прямо за хижиной. Ты, наверное, не видел мою записку. Теперь это очевидно.

– Не-а, – ответил Ньют, голос его был вялым. – Никаких записок не было. – Он кивнул на холщовую сумку, которую она тащила. – Это тоже еда?

Кейша кивнула.

– Ты можешь просто сказать мне, что происходит? Я не вижу никакого объяснения тому, что ты оставила его, которое могло бы иметь смысл. Не говоря уже о том, зачем тебе красть мои вещи.

Кейша уставилась на него, размышляя над этим несколько секунд.

– Справедливо. Давай пойдем к тем деревьям, чтобы к нам не приходили любопытные иммуняки с пушками и не задавали вопросы глупее твоих.

Ньют согласился и помог ей перенести все вещи в тенистое место, почти скрытое от глаз.

– Если ты считаешь мои вопросы глупыми, – сказал он, вложив в эти слова всю свою язвительность, на которую был способен, – то это доказывает, что ты потеряла голову. Ты бросила своего собственного ребенка, Кейша. Думаю, я имею право задавать тебе любые глупые вопросы.

– Я знаю, я просто пошутила. Правда. Я не могу не сострить, даже когда мир катится к чертям. Прости.

Ньют поставил их вещи у толстого дерева и опустился на землю, опираясь на громоздкие рюкзаки. Кейша сидела неподалеку, Данте лежал у нее на коленях. День был теплым и ярким, но ветерок охлаждал пот, выступивший на коже Ньюта.

– Я оставила тебе одежду и дневник, – сказала Кейша. – Все это в сумке, которую я закопала.

Ньют резко тряхнул головой.

– Ну зашибись, только это не оправдывает то, что ты бросила Данте. Даже хуже! Это говорит о том, что ты достаточно хорошо соображала, чтобы беспокоиться обо мне. А о нём? Блин... Да я даже не знаю, что сказать.

– Ладно, я поняла, Ньют. Я ужасна. Могу я теперь рассказать тебе свою историю?

– Да, Кейша. Пожалуйста, расскажи мне свою историю. Я весь внимание.

Она посмотрела на него, но пропустила это мимо ушей – у нее вряд ли были основания жаловаться на его сарказм.

– Слушай. Я пришла сюда с Данте сегодня днем. Они, естественно, сказали, что не могу уйти. Я умоляла, умоляла... Они отказали, причем, честно говоря, явно получали от этого удовольствие. Все время твердили, что если их начальство узнает, что отсюда выпустили ребенка, их всех уволят и, вероятно, посадят. Мол, дети – наше будущее и вся эта хрень. Чистой воды бред. Я была в отчаянии, Ньют. В полном отчаянии. Спросила, отпустят ли меня, если оставлю ребенка и пообещаю вернуться. Типа залога, понимаешь?

– Залог.

Она кивнула.

– Но они сказали, что я должна... заслужить это. Оказать им услугу или заплатить, что-то в этом роде. Вот почему я ходила, как треклятый грабитель, и крала столько еды, сколько могла найти, из каждой дыры в доме, куда удавалось пробраться. И прихватила с собой все наши вещи, без которых, как мне казалось, можно было обойтись. Я оставила тебе нож, дневник, кое-что из одежды, надеясь, что сумею выкупить дорогу наружу с помощью остального барахла – еды, пушки, чего угодно. – Она указала жестом на рюкзаки и холщовый мешок, сложенные за спиной Ньюта.

Ему не нравился подтекст некоторых слов Кейши, но он также понимал, что сейчас не лучшее время для возмущений. Но оставлять Данте с ним, даже не спросив... Он решил оставить это на потом.

– Хорошо, я все это понимаю, – сказал он. – Но зачем, Кейша. Что происходит? Куда именно ты пытаешься попасть?

– Это грустная история, Ньют. Самая грустная из всех, что я могу представить. Такую не выдумаешь. Ты точно хочешь это услышать?

Еще минуту назад Ньют настаивал. Теперь не был так уверен. Но выбора не оставалось.

– Может, просто вкратце?

Она фыркнула.

– Вкратце, говоришь? Ладно, договорились. Вот тебе краткая версия: мой муж-ублюдок убил почти всех, кого я когда-либо любила за всю свою жалкую жизнь. Как тебе, коротко и ясно?

Ньют не мог смотреть ей в глаза. Почему она просто не оставила Данте с кем-то или не перекинула его через стену? Как-то. Как угодно. Он чувствовал, что не выдержит эту историю. Не хотел знать больше ни слова. Если бы не Данте – этот непредсказуемый козырь в их нелепой игре – он бы встал и ушел, не желая становиться вместилищем еще чьей-то боли.

Он заставил себя говорить.

– Так разве это не еще большая причина не покидать Данте? Что бы ни случилось?

– Моя дочь жива, Ньют. Ты слышишь меня? Она с моим братом, а еще несколько часов назад я думала, что они оба мертвы уже несколько недель. Я даже не люблю произносить это вслух просто на случай, если Вселенная настолько безумна, как я думаю, и я каким-то образом могу сглазить все это, дьявол будет ржать до упаду, а сам Бог будет хихикать наверху. Господи, помилуй, аминь, аллилуйя.

– Кейша?

Она смотрела на него, слезы застилали ей глаза.

– Что?

– Ты несешь какую-то дичь. Ты в адеквате?

– Мой разум – одна большая помойка, Ньют. Но я должна выбраться отсюда и забрать дочь. Другого выхода нет, слышишь? Нет. Это займет максимум день, может меньше. Даже если Данте останется совсем один, он продержится. Этот риск оправдан, чтобы я могла вернуться с дочерью и мы... смогли дожить свои дни.

Он не понимал – тем более не разделял – её план. Он не верил, что она в здравом уме и говорит разумные вещи. И что бы ни скрывалось за этой историей, которая только начала раскрываться, он не мог принять мысль, что бросать Данте было допустимо. Но разве не состояла вся жизнь Ньюта из череды невозможных выборов? Да, так и было.

– Значит, ты надеешься выкупить свой выход, – сказал он, – найти своего брата, у которого твоя дочь, а потом привезти ее сюда? Ты думаешь, что здесь ей будет лучше, чем с твоим братом?

Это было не то, что стоило говорить. Боль, отразившаяся на ее лице, причинила ему почти физическую боль. Как он мог ожидать от нее рациональности в иррациональном мире, особенно в том, где у нее была чертова вспышка, и она сходила с ума день за днем. Может быть, час за часом.

– Я рада, что для тебя все так просто, – сказала она с горечью. – Но я сама буду принимать решения, когда дело касается моих детей, спасибо тебе большое. Итак, ты позаботишься о Данте до моего возвращения или нет? Если нет, пожалуйста, отведи его к Терри и Марии. Я ухожу.

Она встала, неуверенно держа сына на руках. Несмотря на все свои смелые слова, она явно не знала, как отдать ребенка на руки и снова бросить его. Ньют надеялся, что не пожалеет о своих словах: в его голове пронеслась череда мыслей быстрее, чем он мог предположить, исходя из последних нескольких дней.

– У меня есть идея, – сказал он. – Как зовут твою дочь?

Она подняла брови, несомненно, не в настроении слушать его бредовые идеи.

– Ее зовут Джеки, и ей 10 лет. И что дальше?

– Пожалуйста, – сказал он. – Просто сядь и дай мне одну минуту. Может, две. А потом, если ты все еще захочешь уйти, клянусь своей жизнью, я буду следить за малышом, пока ты не вернешься.

Ей потребовалось несколько секунд, возможно, из-за гордости, но в конце концов она выполнила его просьбу.

– Хорошо. Тогда полторы минуты. Начинай. – Она улыбнулась с фальшивой, преувеличенной вежливостью.

Он говорил так быстро, как только его разум мог поспевать за ним.

– Я знаю, что эта твоя история в тысячу раз хуже, чем даже звучит, и звучит она ужасно. И мне жаль. Искренне. . И я не имею права вмешиваться в твои дела, особенно когда речь идет о твоих детях. Но... было бы гораздо лучше, если бы ты воссоединилась и жила с братом и Джеки там, а не здесь. И мне нужно для чего-то жить, особенно после того, как я увидел эту чертову Центральную Зону – не спрашивай, я позже расскажу. Нам всем это нужно. Думаю, я смогу найти нам помощь, разобраться во всем и выбраться отсюда. В полном составе. Потом мы вернем тебя и Данте к твоей семье, а дальше – по обстоятельствам. Но главным приоритетом для нас будет добраться до твоей дочери. Знаю, кажется, что у меня не было времени все обдумать, но я хочу это сделать. Ради тебя. Ради Данте. Ради меня. Ради Джеки.

Он сделал паузу, не уверенный в том, что сделал хоть один вдох, пока говорил все это.

– Мне просто нужно немного времени, чтобы составить план. Что скажешь? – Он не был уверен, что его поток сознания имел хоть какой-то смысл.

Кейша ответила не сразу. Она гладила Данте по голове, с отстраненным взглядом обдумывая предложение Ньюта. Он, конечно же, думал о парне с сальными волосами у входа в Центральную Зону. Джонси. Он казался почти фанатичным в своем желании защитить его. Ньют планировал принять его предложение. Он подождал, пока Кейша ответит. Наконец она ответила.

– Почему ты хочешь сделать это для меня? – спросила она, на мгновение утратив свою жесткую манеру поведения. – Кроме того, что выбраться отсюда будет не так просто, как ты говоришь, какой тебе от этого смысл?

– Это не может быть сложнее, чем твоя попытка купить себе дорогу, а потом пробраться обратно с дочерью. К тому же, идти в одиночку? Весь этот план вызывает у меня тошнотворное чувство внутри. Я сомневаюсь, что Данте когда-нибудь увидит тебя снова.

Кейша вздохнула.

– Я сказала, не считая всего этого. Какой тебе от этого смысл?

Ньют встал и надел свой рюкзак, ведя себя так, словно она уже приняла решение.

– Мне нужно для чего-то жить. Мне нужна цель. Мне нужно добиться чего-то хорошего, пока я не сошел с ума. И я хочу помочь Данте. И тебе, – он действительно был совершенно искренен. – И я хочу познакомиться с твоей дочерью, узнать, такая ли Джеки упрямая, как ее мама.

Кейша смахнула слезу.

– А ты хитрый сукин сын, не так ли?

– Не знаю, что это значит, но ладно, – он протянул руку, и она взяла её, осторожно поднимаясь на ноги, придерживая Данте на бедре.

– Спасибо, – тихо сказала она. – Я согласна.

Глава двенадцатая

Лучшим результатом их махинаций за день стал большой мешок с едой, по крайней мере половина из которой была съедобной. И еще один мешок был закопан в грязи за хижиной. Ньют намеревался забрать свою одежду и дневник до захода солнца, но сначала ему хотелось чего-нибудь поесть. Они с Кейшей покопались в холщовом мешке.

Ньют поднял банку готового чили. Этикетка выцвела, срок годности истёк, но какая теперь разница? В апокалипсисе не до привередливости. Он хотел чили. Очень хотел.

– Вот, – провозгласил он. – Наш ужин. Только скажи, что пока ты обчищала пол-района, ты прихватила и открывашку.

– Не понадобилось, умник. У меня есть этот навороченный складник с тысячью и одной функцией. Можешь верить или нет, но там даже нож есть!

Она самодовольно хихикнула, явно гордясь своей шуткой. Ньюту нравилось это видеть.

– А в этом волшебном складнике ещё и спички водятся? – поинтересовался он. – Я, конечно, готов хлебать чили холодным, но если разогреем – буду счастливейшим Ньютом на свете.

– Нет, но есть огниво. Если скажешь, что не умеешь им пользоваться – считай, мы незнакомы. Разве ты в нашем мире не научился добывать огонь без спичек?

– Эээ, ну конечно умею, – буркнул он. На самом деле не умел. В Глэйде всегда были спички.

– Отлично. Давай соберём хворост. Я умираю с голоду.

* * *

Позже той ночью, после того как он закончил писать в своем дневнике, и спустя долгое время после захода солнца Ньют лежал, свернувшись калачиком, в том же углу, где он спал накануне – казалось, будто это было миллион лет назад. Везде было темно и тихо. В основном тихо. Снаружи стрекотали сверчки, а Кейша снова начала успокаивающе похрапывать со звуком, схожим с шумом океана. Данте тоже тихонько сопел; Ньют мог почти поверить, что на другом конце комнаты спит маленький щенок. Чувство усталости накатило на него, как потопляющая волна.

Во что он ввязался? Он не жалел о том, что сделал, о том, что обещал Кейше. На самом деле, он содрогался при мысли о том, что не сделал бы этого. В его голове все время прокручивались кроличьи норы с альтернативными концовками событий этого дня. Струсил. Кейша сказала «нет». Не успел вовремя добраться до Кейши, пока она не попыталась подкупить охранников. Конечно, день мог пойти по сотне катастрофических путей – Дом шизов, апокалипсис, все такое. Но они были живы, и у них была цель. Он чувствовал себя хорошо.

Но это не означало, что он не нервничал. Чертовски нервничал.

Но всё же нервничал в хорошем смысле.

Когда он написал Томасу и остальным в Берге ту отрывистую, бессердечную записку, в которой сообщил им, что собирается жить с другими шизами, он думал, что у него есть план. Вот идиот. Как Минхо всегда называл идиотов? Кланкоголовый. Таким был и всегда будет Ньют.

Но теперь у него есть план. В его плане даже есть шаги. Найти человека с сальными волосами. Джонси. Сказать ему, чего он хочет. Выяснить, как это сделать. Затем сделать это. Все просто. Спасти Кейшу и Данте, а что будет потом – какая разница. Если бы эта маленькая семья могла...

Острая боль пронзила Ньюта прямо за глазами. Он поднялся со спины, качнулся вперед, свернулся в клубок и схватился обеими руками за голову. Боль не прекращалась, продолжая метаться взад и вперед внутри черепа, как будто кто-то пытался распилить его мозг пополам. Он заглушил крик, который хотел вырваться из его груди; на каком-то туманном уровне сознания он не хотел будить Кейшу, не хотел тревожить ее. Он сжал голову, потер виски, молясь всем известным богам, чтобы это прошло.

Боль длилась максимум минуту. Возможно даже 30 секунд. Но потом она утихла, быстро превратившись в тупую боль, а затем и вовсе исчезла. Он сел, вжался спиной в угол и попытался отдышаться без лишнего шума. Черт возьми, это было больно. Облегчение от ее отсутствия было таким блаженным чувством, какого он никогда не испытывал. Он тяжело выдохнул и закрыл глаза, прислонившись головой к стене. Это было как-то связано с его воспоминаниями, со Стёркой. Возможно, вирус атаковал его.

Эпизод был вызван мыслями о Кейше и ее детях. Мама, сын, дочь. Мама, брат, сестра. Ньют не понимал ни почему, ни как, ни что. Вот что он знал – его пронзила боль, а потом боль исчезла. А теперь...

Мама. Папа. Сестра.

Ньют вспомнил еще немного.

Достаточно, чтобы ему стало грустно. Достаточно, чтобы подтвердить, что ему нужно чем-то занять себя, иначе он навсегда погрузится во тьму. Утонет и никогда больше не увидит свет. Да. Ему нужно было занять себя. Он должен был быть занят и оставить последний крошечный след в этом мире.

Именно это он и планировал сделать.

Завтра он поговорит с этим Джонси.

Часть вторая: Свет в конце автострады

Глава тринадцатая

В боулинге была жара.

И там воняло. Вонь до небес – так говорила его мама. Обычно это относилось к его спальне. Сколько бы он ни заталкивал свою грязную одежду и носки в самую глубь шкафа, вонь всегда вырывалась наружу, когда мама входила в комнату. Тогда он говорил, что она притягивает такие вещи, как мотылька к огню, как пальцы к козявке, просто чтобы рассмешить сестру.

Он тут же разразился хохотом, в настоящем времени, без сестры рядом, – приятным звонким смехом, который заставил всех в радиусе 20 футов настороженно посмотреть на него. Это заставило его смеяться еще сильнее. Джонси, его новый телохранитель, с сальными волосами, по-прежнему сальными, вежливо посмеивался, хотя и не мог знать, что именно так раззадорило Ньюта.

Прошло несколько дней с тех пор, как у Ньюта разболелась голова. С тех пор как Кейша согласилась с его планом. С тех пор как несколько воспоминаний о его семье вернулись и стали преследовать его, он стал записывать их в дневник, по мере возможности. Он постоянно держал его при себе, рассовывая по разным карманам, в том числе и самодельным.

Но Ньют начал... падать.

Падать в бездну.

Бездна.

Он больше не мог отрицать этого. Его разум... пошатнулся. Он дрожал. У этой чертовой хрени был чертов паралич. Удерживать свои мысли в неподвижном состоянии среди всей этой суматохи становилось все труднее с каждым часом каждого проходящего дня. Его контроль над реальностью ослабевал, как здесь и сейчас, так и в том прекрасном, болезненном, памятном прошлом, ослабевал с каждым часом, который проходил без угрызений совести.

Но в данный момент у него была только одна вещь, за которую он мог держаться. И этого было достаточно.

Он сидел на крайней левой дорожке разрушенного боулинга, где толпа была реже, уставившись на костры, пылавшие в нишах для кеглей – длинный ряд огненных языков, похожих на клыки пламени. На коленях у него лежала пушка – ему уже трижды приходилось отбирать ее у охранника, каждый раз с чуть большей силой. Он думал, что они оставят его в покое после того, что случилось утром. Как пошутил Ньют, когда одна женщина на дорожке увидела его всего в царапинах: «Видели бы других парней».

Он сидел. И размышлял. Писал в своем дневнике. Отдыхал. Пытался сдержать волнение по поводу завтрашнего грандиозного плана.

– Эй, Ньют!

Он не ответил. Он никогда не отвечал. Люди постоянно донимали его – «постоянно» – понятие относительное, учитывая, что он пробыл здесь всего несколько дней, – и он понял, что если речь шла о чем-то важном, они сами подходили к нему. Поэтому он, в основном, молчал. Он был самым близким к знаменитости человеком в Доме шизов.

– Ньют, чувак! – Кто-то толкнул его в плечо.

Он обернулся.

Джонси стоял там с двумя охранниками-иммуняками – невысоким толстяком и высоким парнем с усами. Все охранники были в состоянии повышенной боевой готовности из-за небольшого утреннего бунта, и они знали, что часть поддержания мира сейчас включает в себя умение вести себя спокойно с Ньютом и его дружками. Ньюту нравилось думать о них как о закадычных друзьях. Он всегда хотел иметь друзей.

– Что происходит? – спросил Ньют. Может быть, они решили арестовать его.

Ответил коротышка. Он всегда первым открывал свою пасть.

– Тут к тебе пришли люди, – сказал он. Каждое его слово показывало, как сильно он ненавидит свою работу, словно каждый слог был камнем, который нужно было поднять.

Ньют вздохнул.

– Скажи им то, что я говорю всем остальным. Никаких историй о Лабиринте, никаких историй о ПОРОКе, никаких историй ни о чем. Я – не рассказчик.

– Я не собираюсь сидеть здесь и спорить с тобой, господин Бог Всемогущий. Они заплатили мне за то, чтобы я передал сообщение, и вот это-то я и сделал. Мне абсолютно наплевать, увидишься ли ты с ними или нет.

– Заплатили тебе? – спросил Джонси. – Люди платят, чтобы увидеть его? – В его голосе звучал намек на сожаление, как будто их запланированный побег с Кейшей мог помешать ему воспользоваться золотой возможностью для бизнеса.

– Они прибыли сюда на Берге, – сказал Высокий Усач. – Они не типичные ничтожные шизы.

Ньют не слышал последних слов. Он услышал только "Берг". После этого в его ушах раздался грохот. Кегельбан накренился перед его глазами. Тошнота подкатила к его нутру, к горлу. Ему пришлось сглотнуть желчь.

Он взял себя в руки.

– Что значит, они прибыли сюда на Берге? Что...

Он хотел, чтобы это было правдой. Он хотел, чтобы это не было правдой.

– Какую именно часть этого предложения ты не понял? – сказал Толстый Коротышка. – Так ты хочешь увидеть их или нет? Да или нет?

– Они назвали тебе какие-нибудь имена? – спросил Ньют, больше оттягивая время. Он знал ответ еще до того, как он был произнесен, почти как если бы он манипулировал ртом охранника, когда тот отвечал.

– Томас... Минхо... Бренда, кажется. Еще какой-то парень, который был пилотом.

Ньют потратил несколько дней на то, чтобы восстановить себя, даже когда почувствовал, что его разум ускользает. Он укрепил свою маленькую безопасную группу с Джонси и его дружками – в старом мире это звучало бы как чертова рок-группа – он привыкал к жизни после Томаса, после ПОРОКа, планировал побег, решал краткосрочные задачи, чтобы завершить свою жизнь. В то самое утро он охотно и почти с радостью принял участие в беспорядках, получив всего на один-два удара меньше, чем нанес. Ощущения были великолепными, бодрящими, пьянящими. Завтра они отправлялись в последнее и великое приключение в своей жизни.

А этот глупый, надутый, высокомерный охранник, едва доставший до груди Ньюта, всего несколькими словами лишил его всего этого. Зачем? Зачем Томми пришел сюда? Что нужно сделать, чтобы он оставил Ньюта в покое, позволил ему справиться со Вспышкой так, как ему нужно? Ньют наконец-то смирился, наконец-то почувствовал себя целым. Почему они не могли просто оставить его в покое?

– Эй! – крикнул охранник, отрывая Ньюта от его расстроенных мыслей. – Да или нет? Что с тобой не так? У тебя три секунды на ответ.

Ньют не мог. Он просто не мог. Это сломало бы его, разбило бы вдребезги раз и навсегда.

– Нет, – ответил он настолько твердым голосом, насколько мог. – Скажи им, что я сказал, чтобы они убирались.

– Ты уве... – начал говорить Высокий Усач.

– НЕТ! – закричал Ньют. – Не позволяйте им приближаться ко мне! Никогда!

Перед его глазами поплыли огни. Он ожидал ответной реакции, удара прикладом пушки в лицо или чего-нибудь похуже. Но он застал их врасплох, предотвратив любой нормальный ответ, который они могли бы придумать.

Не проронив ни слова, низкорослый охранник и его усатый высокий напарник покинули боулинг.

Ньют закрыл глаза, пытаясь не видеть Томми в темноте своего сознания. Пытаясь не видеть Минхо. Пытаясь не видеть Хорхе или Бренду, Терезу или Алби, Галли или Чака.

Он видел их всех.