Текст книги "Бэламнийская трилогия"

Автор книги: Джеймс Блэйлок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 66 страниц)

Один раз он увидел в ложбине на дне, ярдах в ста от берега, россыпь мелких камешков, очень похожих на странные кроваво-красные шарики, затененные колеблющимися водорослями. Поначалу у Эскаргота возникло желание живо облачиться в резиновый скафандр и собрать камешки сетью. Но в холодном безмолвии темной реки чудилось нечто такое, что заставило его отказаться от этого намерения. В конце концов, решил он, сейчас не время отвлекаться на подобного рода пустяки. Даже если это действительно шарики, допустим наделенные некоей магической силой, – что с того? Нужна ли ему магия? Да не нужна вовсе. Не нужна и задаром. Сейчас, когда он наконец-то избавился от гнома со всеми его хитрыми происками и коварными интригами, Эскаргот меньше всего хотел иметь дело с магией любого рода. Прошлой ночью он насытился магией так, что ему с лихвой хватит на два века вперед.

Но, по всей видимости, никаких других дел у Эскаргота не предвиделось. Утро наступило и прошло, потом полдень проделал то же самое. Эскаргот не замечал нигде ни единого признака, свидетельствующего о том, что он гонится не за бесплотными тенями, и к трем часам пополудни начал задаваться вопросом, сколько еще вверх по реке он проплывет, прежде чем решит, что с него довольно, и повернет обратно. Он покидал Город-на-Заливе с намерением останавливаться время от времени у какой-нибудь прибрежной деревни и расспрашивать местных жителей, ошибочно полагая, что встретит множество деревень по пути. Но, как выяснилось, любая остановка у берега не сулила ничего, кроме опасности, ничего, кроме встреч с гоблинами, кипящими котлами да испуганными неразговорчивыми людьми, лихорадочно спешащими куда-то. За Дикой Лощиной, в своем движении вверх по реке, Эскаргот не видел вообще никаких деревень – только густые леса, тянувшиеся на многие мили, и речное дно, и тихие заводи, которые представляли бы для него известную ценность, будь он праздным любителем достопримечательностей, но при существующих обстоятельствах не стоили и пенни. Еще два дня, решил Эскаргот, попыхивая своей послеполуденной трубкой, а потом он повернет и медленно поплывет вниз по реке, приглядываясь к берегу повнимательнее. Если там не окажется ничего достойного внимания, он со спокойной совестью отправится домой, где бы оный ни находился.

Получасом позже давление упало. Предвечерний воздух сгустился, будто перед грозой, но небо оставалось ясным и безоблачным. Ветер стих, и на реку, на берег снизошел покой, словно некая незримая рука наложила на мир прозрачное стекло. Ласточки и насекомые, чертившие стремительные зигзаги в воздухе над рекой, вдруг разом исчезли, и вода стала недвижной, как вода в стакане, стоящем на столе.

Все это казалось очень странным, и если бы сейчас небо потемнело, почернело, Эскаргот вспомнил бы о смерче, который он видел в детстве, когда жил на равнине близ Города Пяти Монолитов. Но небо оставалось ясным. А потом, сначала почти незаметно, линия берега пошла волной, словно змея или край ковра, который встряхивают, держа с одной стороны. Холмы длинно содрогнулись, и деревья на берегу очень медленно, словно удивляясь сами себе, повалились и с плеском упали в воду. Потом все вокруг снова замерло, застыло в неподвижности. На мир спустилась мертвая тишина, хотя до сей минуты Эскаргот даже не осознавал, что слышит какие-то звуки. Но в наступившей тишине он вспомнил, что подземный толчок сопровождался отдаленным глухим рокотом, представлявшим собой нечто среднее между грохотом камнепада и громким стуком человеческого сердца. Он попыхивал трубкой и смотрел на облачка пыли, вздымавшиеся над вывороченными корнями упавших деревьев.

Эскаргот похлопал по карману штанов, ища спички, которые он засунул туда вместе с шариком. Спички оказались на месте, но шарик, к великому его удивлению, исчез. Эскаргот имел обыкновение шарить правой рукой в кармане, когда курил трубку. Он доставал оттуда спички и разные трубочные причиндалы. Такая уж у него выработалась привычка; и вероятно, как уже бывало прежде, он случайно выронил шарик, когда вытаскивал руку из кармана. Однажды он потерял таким образом золотую побрякушку, чем навлек на себя страшный гнев жены.

Эскаргот заметил, что наружная сторона кармана у него липкая, словно он оставил там плитку шоколада без обертки и она растаяла. Он вытащил коробок спичек, покрытый темно-желтым клейким веществом, источающим запах меди, довольно-таки противный. Что такое попало к нему в карман, Эскаргот не знал, – возможно, какое-то насекомое, которое он умудрился раздавить, прислонясь к крышке люка.

Над неподвижной рекой царило безмолвие, и Эскарготу снова показалось, что воздух сгустился и застыл. Он пошатнулся и схватился за открытую крышку люка. На сей раз ковер не просто встряхнули. На сей раз из него выбили пыль. Земля содрогнулась и глухо застонала. Холмы вздыбились, подбросив к небу пыльные смерчевые облака, в которых кружились камни, ветки, сухие листья и вырванные с корнем деревья. В склоне горы внезапно образовалась пещера, похожая на огромный зевающий рот. В довершение иллюзии длинная скалистая гряда, тянувшаяся от горы, вдруг выгнулась вверх, словно рука великана, который проснулся и потягивается. На сей раз Эскаргот услышал шум – треск, протяжный стон и глухое «тук-тук-тук», медленное и размеренное, похожее на стук огромной резиновой киянки по полому стволу дерева.

Эскаргот резко захлопнул и запер люк буквально за секунду до того, как ударила волна. Он видел, как она поднялась у берега и покатилась на середину реки, стремительно увеличиваясь. Она возникла на пустом месте и в два счета достигла Эскаргота. Она опрокинула субмарину набок, и огромная зеленая масса воды перекатилась через нос лодки. От мощного толчка Эскаргот упал навзничь возле сходного трапа, со страхом ожидая следующей волны. Когда же засим наступило затишье, он опрометью бросился в штурманскую рубку и отжал рычаг управления, резко погружаясь на глубину. Через несколько секунд он уже плыл под водой, опускаясь все ниже и ниже – на двадцать футов, потом на тридцать, потом на сорок.

Речное дно ожило и пришло в движение. Вырванные с корнем водоросли кружились во внезапно образовавшихся водоворотах, огромная темная расселина прорезала заиленный песок, и в неуклонно расширяющийся провал уносились тучи речного мусора, испуганных рыб и водяных растений. Сама субмарина, казалось, дрогнула, словно двигатели вдруг дали сбой, и Эскаргот почувствовал, что лодка медленно ползет, увлекаемая мощным и все усиливающимся течением к зияющей расселине, по которой, казалось, вся река стекала в недра земли, точно вода по дренажной канаве. Эскарготу ничего не оставалось, как стиснуть зубы и ждать. Конечно же, рано или поздно течение ослабнет и он легко сможет выплыть из провала. Во-первых, один раз он уже погружался в подобный провал на своем пути в Бэламнию, и все обошлось, верно? Но все равно Эскаргот невольно представлял себе, как черная расселина в речном дне поглощает его, а потом стены ущелья смыкаются и раздавливают субмарину, как скорлупку.

Потом течение замедлилось и остановилось, и субмарина с минуту медленно кружилась в водовороте, словно река раздумывала, не перестать ли ей тратить время попусту и не вернуться ли к своим непосредственным делам и обязанностям. Когда лодка повернулась вокруг своей оси, Эскаргот увидел прямо перед собой исполинских размеров рыбу – огромное темное чудовище с плавниками, выброшенное подземным толчком из глубокой ложбины, тянувшейся посредине речного дна, теперь покрытого трещинами. Она пристально смотрела на него в иллюминатор, освещенная фонарями из огненного кварца. Громадная рыба казалась одетой не в чешую, а в броню и походила не на живое существо, а на изобретение какого-то душевнобольного кузнеца. Она таращилась на Эскаргота, словно раздумывая, проглотить ли ей лодку или поискать добычу посущественнее. Эскаргот повел субмарину вперед на полной скорости, глядя в иллюминатор на чудовище, которое лениво развернулось, последовало за ним, а потом отстало. Во мраке, сгущавшемся за кормой, шевелились какие-то тени – не просто обломки и речной мусор, поднятые со дна подземным толчком и кружащиеся в водоворотах, но огромные рыбы и угри, похожие на осьминогов существа, ползавшие по песчаному дну, и ящерицы с плавниками и крючковатыми зубами, сверкавшими в свете огненного кварца. Похожие на фонари глаза пристально смотрели на Эскаргота из темноты. Одна тень проплывала за иллюминаторами, казалось, целую вечность, словно она была длинной, как сама река. Все существа, населявшие глубоководные гроты и бездонные речные пещеры, ожили, встревоженные подземным толчком, пробудились от многовекового холодного сна, словно землетрясение явилось своего рода призывом, неким подобием двери, открывшейся в первобытный мир, и древние существа, тысячелетия спавшие там, зашевелились, заморгали и начали подниматься из сумрачных глубин навстречу солнечному свету.

14. Богги берет слово

Всплыв на поверхность, Эскаргот несказанно обрадовался солнцу как старому другу или удобной шляпе. Речные чудовища не попытались напасть на него, хотя если бы попытались, ему осталось бы полагаться только на помощь неба. Все они, казалось, еще толком не проснулись и с удивлением озирались по сторонам, не понимая, как они вообще здесь оказались. Медленно двигаясь вверх по реке, Эскаргот в сотый раз задался вопросом, что, собственно говоря, происходит. Страхи хозяина трактира; странные действия гоблинов, словно преследующих какую-то цель своими дурачествами и завываниями; колдовские чары, витающие над Дикой Лощиной; существа, пробудившиеся ото сна в реке; эльфийский галеон, – представлялось совершенно несомненным, что грядут какие-то события.

Эскаргот принялся жевать длинный тонкий кусок вяленой говядины и откупорил бутылку эля. Запасы продовольствия у него подходили к концу, и он сильно сомневался, что сумеет пополнить оные в прибрежных деревнях. Об охоте в лесах не могло идти и речи. Если запасы эля и воды иссякнут, решил Эскаргот, он будет пить речную воду, предварительно прокипятив и профильтровав ее. И он всегда сможет наловить рыбы, на худой конец. Но почему-то перспектива питаться существами, выловленными из реки, казалась мрачной – слишком уж темной, неестественно-темной была здесь вода, слишком уж замутненной неоседающей пылью магии.

Над деревьями полумилей выше по реке поднялся толстый столб дыма. «Беда!» – подумал Эскаргот и прибавил скорости, улыбаясь при мысли, что он по своей воле мчится навстречу беде. Солнце светило ярко, и до сумерек оставалось еще добрых три часа – достаточно времени, чтобы выяснить, в чем там дело. Вполне возможно, там горел фермерский дом, подожженный гоблинами. Равно возможно, там находились гном и Лета. Нужно задать им хорошую взбучку, вот что. Последняя мысль страшно понравилась Эскарготу сейчас, когда высоко в небе стояло солнце и до наступления вечера еще оставался не один час. Он вдруг страшно оживился, вероятно отчасти потому, что бутылка эля оказалась необычайно хорошей, а отчасти потому, что здесь, на реке, он чувствовал себя в большей безопасности, чем накануне вечером, когда брел в темноте по пустынной улице заколдованной деревни.

Субмарина прошла по широкой дуге вдоль изогнутого наносного берега, стараясь держаться в стороне от отмелей. Эскаргот вдруг осознал, что мысль о погружении на глубину приводит его в дрожь, и по вполне понятной причине, сказал он себе, продолжая держаться по возможности ближе к берегу, но приготовившись при необходимости быстро отплыть на середину реки.

В широкой бухте в ста ярдах впереди стоял на якоре эльфийский галеон – тот самый, спустившийся с неба; а за деревьями, еле видный сквозь листву, горел (как Эскаргот и предполагал) фермерский дом – большое просторное здание с крутыми, крытыми шифером крышами и примерно дюжиной дымовых труб, поднимавшихся выше растущих вокруг дубов. Языки пламени и клубы дыма вырывались из окна чердака под щипцовой крышей, и Эскаргот, высунувшийся из люка субмарины, слышал вопли, крики и громкие стенания гоблинов.

Из-за деревьев показалась Лета, которая неслась во весь дух к горящему дому, словно она твердо решила принять самое непосредственное участие в происходящем. За девушкой, придерживая остроконечные шляпы, бежали два эльфа, явно пытавшиеся ее догнать.

Эскаргот не понимал, бежит ли она от эльфов или к горящему дому, или и то и другое вместе, но при виде несущейся стремглав девушки он бросился к своей шлюпке. Внутренний голос подсказывал Эскарготу, что по дороге бежит именно Лета, а не ведьма. Возможно, в последние дни он так часто сталкивался с черной магией, что теперь наконец-то обрел способность чувствовать ее присутствие – или, по крайней мере, отсутствие.

Когда Эскаргот выпрыгнул на песчаный берег в близлежащей бухточке, не видной с галеона, и вытащил из воды шлюпку, он нигде не увидел ни Леты, ни эльфов. В воздухе разносились исступленные крики, звуки яростной борьбы и клубы дыма. Три гоблина, мотая головами и бешено вращая глазами, выскочили на него из зарослей кустов с таким видом, словно только его и искали все время и успели прийти в неистовство в томительном ожидании встречи. Эскаргот уже был сыт по горло гоблинами и их опасными проказами. Он не испытывал никакой приязни к маленьким человечкам. Он выхватил весло из-под скамеек и ударил первого гоблина лопастью по виску. Однако весло было слишком длинным, чтобы размахнуться в полную силу, и гоблин мгновенно вскочил на ноги и вместе со своими товарищами вприпрыжку побежал за Эскарготом, который мчался по берегу, держа весло в одной руке, как копье.

Он резко остановился, поднял с земли булыжник размером с буханку хлеба и изо всех сил швырнул в голову ближайшему гоблину, потом прыгнул к следующему и ткнул его ручкой весла в грудь, отбросив в заросли сорняков. Первый гоблин лежал, где упал, все еще слабо шевеля губами; камень валялся рядом с ним. Третий гоблин заколебался, глядя на своих поверженных товарищей, а потом попытался поднять камень костлявыми ручонками, дрожа от напряжения и свирепо скаля острые зубы, словно с намерением нагнать страха на Эскаргота. Однако камень оказался слишком тяжелым, и маленький человечек уронил его себе на босую ногу, взвыв от боли и ярости, а потом резко повернулся и ткнул когтистым пальцем в ухо своему собрату, по-прежнему сидевшему в сорняках. Последний пронзительно завизжал, схватил оскорбивший его действием палец и дважды злобно укусил, поплатившись за это клоком волос, моментально вырванных у него из головы. Затем эти двое сцепились не на шутку, а Эскаргот повернулся и трусцой пустился по берегу, задаваясь вопросом, как в мире, во всех прочих отношениях разумном, могут существовать такие несуразные создания, как гоблины. Между тем маленькие человечки перестали кусаться и царапаться, вскочили на ноги и погнались за Эскарготом, яростно ухая.

Да уж, Эскарготу было где разгуляться со своим веслом, ибо он увидел несметные полчища гоблинов. Разодетые в свои дурацкие яркие наряды эльфы – в количестве примерно двух дюжин – уступали противнику в численности раз в десять, если не больше, и только благодаря своему здравому уму сражались на равных с невменяемыми гоблинами, которые с такой же яростью пытались оторвать уши собратьям, как и противникам. Шпаги сверкали в руках прыгающих эльфов, которые, впрочем, размахивали своим оружием больше для устрашения и лишь изредка протыкали одного или другого гоблина, умудрявшегося серьезно поранить кого-нибудь из них. Эскаргот внезапно понял, что эльфы стараются пробиться к горящему дому, а гоблины не намерены допустить этого.

Он увидел, как Лета схватила одного гоблина за штаны и швырнула вверх тормашками с холма в реку, а потом подскочила к другому и тоже сбросила со склона. Она толкнула ногой третьего в том же направлении, и хотя гоблины бесновались, плевались и угрожающе плясали вокруг девушки, они явно не хотели причинить ей вред. С полдюжины эльфов бросилось к Лете, расталкивая гоблинов по пути, но она ударила первого ладонью по лицу, и он упал навзничь и тоже съехал со склона к реке. Толпа эльфов сражалась с бессчетными полчищами гоблинов, а Лета, похоже, держала оборону против первых и вторых. Все они беспорядочно сновали вокруг девушки, словно имели на нее какие-то виды, но не осмеливались причинить ей вред.

Тем временем дом на холме горел. На третьем этаже и чердаке бушевал огонь, и языки пламени с ревом вырывались из разбитых окон и лизали карнизы крыши. У окна второго этажа, отодвинув кружевную занавеску, висевшую подобием паутины, стояла старуха ведьма, которая, казалось, наблюдала за столпотворением внизу. При виде нее Эскаргот выронил весло. Старуха явно смотрела, слепая она или нет; но она не просто наблюдала за побоищем, она пристально смотрела на Лету.

Эскаргот поднял весло, взялся за него обеими руками и, держа перед собой на уровне пояса так, словно это жердь ограды, через которую он собирается перепрыгнуть, помчался вверх по склону холма, раскидывая гоблинов налево-направо широкими взмахами весла. Он не хотел нападать на эльфов. Независимо от причин и целей сражения на холме, эльфы явно выступали на стороне Эскаргота, то есть против гнома. Казалось, они удивились при его появлении – да иначе и быть не могло, – и удивились вдвойне, когда он схватил Лету за руку, пинком отшвырнул в сторону гоблина, висевшего у нее на ноге, и помчался вниз по склону холма к реке. Цель у него была простая. Он дотащит девушку до шлюпки, быстро отплывет от берега и направится прямо к субмарине. Они развернутся и пойдут на полной скорости к Городу-на-Заливе. Они оставят позади всех – эльфов, гоблинов, гнома и ведьму – и выяснят отношения. Они смогут обмениваться колкостями и упреками хоть до конца света.

Позади раздался оглушительный треск, и Эскаргот невольно оглянулся. Половина крыши обрушилась, горящие обломки посыпались на землю, обшитая досками стена мгновенно занялась огнем – и у них на глазах весь дом, от подвала до чердака, заполыхал ярким пламенем. Дверь резко распахнулась, и гном с ведьмой выкатился оттуда, словно шарик жевательной резинки из автомата, задыхаясь, спотыкаясь, судорожно хватая воздух руками и падая; потом они вскочили на ноги и рванули к лесу. Эльфы, которые немного отбежали вниз по склону, спасаясь от посыпавшихся сверху горящих обломков крыши, развернулись и побежали обратно, по пятам за улепетывающим гномом, преследуемые гоблинами. «Тем лучше для них», – подумал Эскаргот, улыбнувшись Лете и удостоившись ответной улыбки; а потом, не говоря ни слова, они снова бросились к реке, думая только о том, чтобы убраться отсюда поскорее.

Пока они бежали к берегу, над рекой поднялся туман – густой и серый, похожий на дух самой реки; и внезапно подул прохладный ветерок, слегка взвихряя плотную массу туманного воздуха. Лета резко остановилась, вырвала руку из руки Эскаргота и круто повернулась, словно собираясь броситься прочь от реки.

– Скорее! – задыхаясь, воскликнула она в неподдельном испуге, но тут клубящееся облако, похожее на маленького воздушного дьявола, порожденного заколдованной рекой, вдруг всплыло по склону холма в резком порыве ветра и накрыло обоих.

– Лета! – крикнул Эскаргот, хватая девушку за руку. Но пальцы его сомкнулись в пустоте, и ответный крик девушки слабым эхом разнесся в воздухе, приглушенный туманом. Она исчезла. Испарилась. Точно так же, как исчезла вчера вечером на закате. «Закат», – пробормотал Эскаргот. Туман. Закат и туман. Все это напрямую связано с солнечным светом, верно? Охваченный отчаянием, он ссутулился и побрел к шлюпке в сгущающихся сумерках. Больше он не увидит Лету, во всяком случае, сегодня. Эскаргот в этом не сомневался. Он совершенно точно знал, что после захода солнца не найдет нигде и следа девушки, даже если прочешет всю Бэламнию граблями, – просто потому, что сейчас ее здесь нет.

Когда она впервые появилась с дядюшкой Хелстромом, на дворе стояла ночь. Тогда это была ведьма, а не Лета. Опять-таки, на Вдовьей мельнице Лета исчезла с первыми лучами солнца. Она превратилась в старуху. То же самое произошло в Городе-на-Побережье, разве нет? Он гнался за ней по улицам города, пока не стемнело, а с наступлением темноты она исчезла, испарилась, и на месте Леты опять появилась старуха. Заброшенный дом в Городе-на-Заливе – он снова нашел ее там ночью, но это была не Лета, а снова старуха. Все представлялось совершенно очевидным. В данном случае дело обстояло в точности так же, как с гоблинским золотом: колдовские чары рассеивались при свете дня. Ночная тьма и туман скрывали истинную сущность вещей, но солнечный свет выявлял ее. Почему-то, с какой-то уму непостижимой, чудовищной целью, ночь овладевала Летой и влекла девушку вверх по реке, обратив в ведьму. Как знать, возможно, призрак Леты витал над ним в ту самую минуту, взывая к нему голосом, слышным лишь призракам. Эскаргот тяжело опустился на среднюю скамейку шлюпки и засунул весло обратно под банки.

Вытащенная высоко на берег лодка стояла на месте, целая и невредимая. Внезапно Эскарготу подумалось, что больше ему некуда спешить. Он снова не видел перед собой никакой цели. Решимость разгадать тайну в нем окрепла благодаря прикосновению руки Леты и улыбке, озарившей лицо девушки. Но все это только останавливало его. Куда ему направиться? Куда, собственно говоря, делись эльфы? Возможно, они схватили гнома. И сейчас ведут негодяя, с петлей на шее, со связанными руками. Вместе они заставят Хелстрома освободить Лету. Эскаргот был готов отдать руку на отсечение, что эта мысль ему понравилась.

Он услышал позади голоса, звучавшие все громче с каждым мгновением. Это возвращались эльфы. Туман сгустился. Он поднялся над рекой и теперь окутывал лес и очень медленно полз вверх по реке, словно следуя за телегой, едущей по прибрежной дороге. Еще прежде, чем эльфы появились в пределах видимости, Эскаргот понял, что они не ведут на поводу гнома. Так оно и оказалось.

Эльфы – теперь в количестве примерно дюжины – плелись по направлению к Эскарготу, явно изнемогая от усталости. Впереди шел один, в жилете и кричащей рубашке с оборками. На нем были сапоги с отворотами и острыми носками, которые заворачивались вверх подобием поросячьих хвостиков, и он волочил по земле обнаженный меч, словно размышляя о некоем сокрушительном поражении и не находя в себе сил отвлечься на другие мысли. В отличие от своих товарищей он был в треугольной шляпе, низко надвинутой на лоб и затеняющей лицо. Бирюзовое павлинье перо, некогда пышное и великолепное, а ныне переломленное посредине и изорванное, свисало со шляпы. На каждом тяжелом и неуклюжем шаге оно задевало своим кончиком лицо эльфа, и он то и дело хлопал себя по щеке, словно пытаясь придавить назойливое насекомое. Остальные имели не многим более жизнерадостный вид.

Все они были в пиратском платье. Когда бы сейчас стояла глухая ночь, могло бы показаться, что они возвращаются домой с утомительного маскарада, где выпили слишком много пунша и слишком много танцевали, а теперь выбились из сил и глубоко раскаиваются в своей невоздержанности. Они приободрились – по крайней мере, на мгновение – при виде Эскаргота, сидевшего в вытащенной на берег шлюпке. Эльф в треуголке разом ощетинился и угрожающе взмахнул мечом, словно раздумывая, проткнуть ли его на месте или вздернуть на ближайшем дереве, дабы не осквернять свой клинок.

– Вам придется ответить нам на пару вопросов, сэр, – сказал эльф, явно стараясь говорить грубым и хриплым голосом.

– Теофил Эскаргот, – сказал Эскаргот, вставая со скамейки, – к вашим услугам.

– Выйдите из лодки, сэр.

– С превеликим удовольствием, – сказал Эскаргот, делая общий поклон эльфам и вылезая из шлюпки. В нескольких ярдах от них раздался душераздирающий стон, и гоблин, недавно остановивший своей головой камень Эскаргота, с трудом поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Он осторожно потер макушку, а потом, увидев эльфов и Эскаргота, с дурным воем бросился прямо в реку и поплыл прочь, подхваченный течением; его голова покачивалась на волнах, похожая на искусно разрисованную дыню.

Капитан эльфов несколько раз моргнул и проводил взглядом гоблина, скоро скрывшегося за изгибом берега бухты.

– Кто вы такой, сэр, и с какой целью вы похитили женщину? – Он осмотрелся по сторонам, похоже, внезапно осознав, что Леты с Эскарготом нет. – Обыщите все вокруг! – крикнул он и взмахнул мечом так широко, что поотрубал бы головы своим товарищам, стой они чуть ближе. Эльфы бросились врассыпную и принялись обшаривать кусты и заглядывать за стволы деревьев. Один забрался на дуб и, не сумев слезть обратно, истошно воззвал к капитану о помощи.

– Ты видишь что-нибудь? – спросил капитан, подступая к дереву.

– Нет, – раздалось в ответ.

– Ну так и сиди на своем чертовом дереве! – прогремел капитан, отходя прочь. Эльф судорожно вцепился в ветку и с ужасом уставился вниз.

– Послушайте, капитан, – сказал эльф в гетрах и сатиновой рубашке. – Вы не можете бросить бедного Богги на дереве.

– Кто сказал, что не могу? – грозно осведомился капитан, осуществляя свою власть.

– Бедный Богги! – воскликнул другой эльф, словно в ответ. Сам Богги жалобно застонал и крепко обнял ствол дуба, похоже, до смерти боясь свалиться на землю. Шляпа соскользнула у него с головы, и он дернулся за ней, едва не потеряв при этом равновесие. Он с трудом удержался на ветке, завопив от страха, и незамедлительно расплакался навзрыд.

Капитан устало потряс головой, словно сетуя на то, что ему приходится иметь дело с такой командой. Потом он повернулся к Эскарготу и, подмигнув, попросил позволения ненадолго позаимствовать у него куртку.

– Разумеется, – с готовностью сказал Эскаргот, снимая ее.

Взявшись за рукава и полы, четверо эльфов растянули куртку, встали под деревом и крикнули горемычному Богги прыгать. Они его поймают, заверили они. Он не ушибется. Нисколько.

Богги прыгнул и шумно хлопнулся на куртку, увлекая в заросли сорняков всех четверых своих товарищей, которые хором завопили, задергали руками и ногами и заставили Эскаргота задаться вопросом, так ли уж велика, в конце концов, разница между гоблинами и эльфами. Но все-таки они построили субмарину, они создали амулет правды и множество других чудесных приборов и машин, в том числе галеон, на котором спустились с неба. Хотя, каким образом они сумели сделать все это, оставалось одной из величайших загадок на свете.

Когда наконец Богги отряхнули и успокоили, а капитан стоически выдержал суровые взгляды своих товарищей, словно подозревавших, что он с самого начала коварно замышлял подвергнуть бедного Богги таким мукам, Эскаргот получил обратно свою куртку и снова стал центром внимания.

– Где девушка? – без обиняков спросил капитан.

– Не имею ни малейшего представления, – совершенно честно ответил Эскаргот.

– Пятнадцать минут назад она была с вами.

– Да. Но она исчезла. С реки поднялся туман, и она пропала. Бесследно. Раз – и нету. Мгновение назад она разговаривала со мной, а в следующий миг испарилась, растаяла без следа вместе со своим голосом. Я думал, может, вы скажете мне, куда она делась. Вряд ли об этой истории вам известно меньше, чем мне, потому что я вообще ничего не знаю.

Капитан недоверчиво прищурился. Вот перед ним стоял Эскаргот, который болтался в одиночестве во многих милях от ближайшей обитаемой деревни и находился в неких непонятных отношениях с девушкой. Казалось очень сомнительным, что он ничего не знает.

– Тогда кто вы такой? Вы не из местных.

– Как раз из местных, – сказал Эскаргот. – В деревне на северном берегу, выше по реке, умирает моя старая тетушка – и, вполне вероятно, уже умерла, видит небо. Она оставила мне в наследство пивоварню. Пиво «Хейл». Возможно, вы о таком слышали. Лучше пива не найти, во всяком случае, в здешних местах. Я направлялся туда, но увидел горящий дом и свернул к берегу, чтобы оказать помощь.

Капитан прищурившись посмотрел на шлюпку, а потом снова подмигнул Эскарготу:

– И откуда вы держите путь?

– Из Гровера, – с улыбкой ответил Эскаргот.

– Вы шли на веслах вверх по реке от самого Гровера? Почему вы не отправились на остров Хансена и не сели там на пароход? Таким образом вы сэкономили бы недели три.

– Пароход вышел из строя. Остров Хансена затопило во время недавних дождей, и пароход не будет ходить до вторника.

– Ха! – торжествующе воскликнул капитан. – Остров Хансена! К черту остров Хансена! Такого острова не существует! Я поймал вас, приятель. Теперь вам лучше во всем чистосердечно признаться. Давайте выкладывайте. – И он обвел взглядом своих товарищей, широко ухмыляясь и одобрительно кивая, восхищенный собственным умом. Однако впечатление малость подпортили бормотание и сопение Богги, и капитан одарил юного эльфа тяжелым взглядом.

Эскаргот на минуту задумался. На самом деле притворяться и лгать не имело смысла. Они уже поймали его на лжи и скорее всего поймают еще раз, если он состряпает очередную историю. Он скажет правду, вот что он сделает, почти всю правду – и в конечном счете у него появятся два десятка союзников, которых немногим раньше не было.

– Я капитан дальнего плавания, – сказал Эскаргот, обводя глазами эльфов. – Я держу путь из Города-на-Заливе. Гном похитил мою собственность, нанес мне личное оскорбление и совершил гнусное злодейство по отношению к девушке по имени Лета, которую, могу добавить, я поклялся спасти. – Засим он снова поклонился капитану, полагая, что в целом произнес весьма изящную речь, именно таким выспренним слогом, который наверняка понравится капитану.

– Так, значит, теперь из Города-на-Заливе, а не из Гровера, да? Значит, капитан дальнего плавания? – Эльф похлопал ладонью по носу шлюпки и ухмыльнулся своим товарищам, из которых один или два воскликнули «Капитан дальнего плавания!»и «Город-на-Заливе!»с таким видом, словно они тоже сомневались в честности Эскаргота, но, судя по вялости реакции, они, скорее, хотели поддержать капитана, нежели смутить Эскаргота. Капитан упивался собой. – И где же ваш корабль? – внезапно спросил он, явно собираясь уличить Эскаргота в очередной лжи.

– На реке, – последовал ответ.

– Хо! На реке! – вскричал Богги, окончательно оправившийся от потрясения. Капитан хмуро посмотрел на него.

Эскаргот поманил за собой капитана и двинулся вдоль изгибающегося полумесяцем берега бухточки к плоскому каменистому мысу, откуда была видна стоящая на якоре субмарина. Эскаргот молча указал на нее.