Текст книги "Питер Пэн и Венди"

Автор книги: Джеймс Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава 11. Сказка Венди

– Ну так слушайте, – сказала Венди, начиная свою сказку. Люлька, в которой лежал Майкл, стояла у её ног, а семеро мальчиков лежали на кровати. – Жил-был один человек…

– Пусть лучше будет женщина! – перебил Задира.

– Пусть лучше будет белая мышь! – вставил Задавака.

– Успокойтесь, – сказала Венди, – будет там и женщина, и…

– Мам! – закричал первый Близнец. – Правда, там будет женщина? И она не умрёт, нет?

– Нет, конечно нет.

– Я очень рад, что она не умрёт, – сказал Шалун. – А ты рад, Джон?

– Конечно.

– А ты, Задавака?

– Пожалуй.

– А вы, Близнецы?

– И мы рады.

– Ах, боже мой, – вздохнула Венди.

– А ну потише! – прикрикнул на мальчиков Питер, решив, что надо дать Венди рассказать её сказку, хотя ему самому эта сказка казалась просто чудовищной. Он всегда стоял за справедливость.

– Этого человека, – продолжала Венди, – звали мистер Дарлинг, а эту женщину – миссис Дарлинг.

– Я с ними знаком, – похвалился Джон, чтобы позлить остальных.

– И я, кажется, тоже, – сказал Майкл неуверенно.

– Они были муж и жена, – объяснила Венди. – И угадайте, кто у них был?

– Белые мыши! – весело закричал Задавака. – Нет!

– Никак не догадаюсь, – сказал Шалун, хоть он и знал эту сказку наизусть.

– Тише, Шалун. У них было трое потомков.

– А что такое потомки?

– Ну, вот, например, ты, Близнец, – потомок.

– Слышишь, Джон? Я потомок!

– Потомки – это просто дети, – сказал Джон.

– Ах, боже мой! – вздохнула Венди. – У этих детей была верная няня по имени Нэна, но однажды мистер Дарлинг рассердился и посадил её на цепь во дворе, и тогда дети улетели из дому.

– Чудесная сказка! – сказал Задавака.

– Они улетели, – продолжала Венди, – на Нигдешний остров, где живут пропавшие мальчишки.

– Так я и думал, – сказал Задира взволнованно. – Не знаю почему, но только я так и думал!

– Венди! – закричал Шалун. – Скажи, а среди пропавших мальчишек был Шалун?

– Да.

– Я в сказке! Ура! Задавака, я в сказке!

– Тише, успокойтесь! Подумайте лучше о бедных родителях, оставшихся без детей!

– О-о! – застонали мальчики разом, хотя бедные родители их ни капельки не беспокоили.

– Подумайте о пустых кроватках!

– О-о!

– Как всё это грустно, – сказал первый Близнец весело.

– Конец у этой сказки, по-моему, будет печальный, – подхватил второй Близнец. – А ты как думаешь, Задавака?

– Я очень волнуюсь.

– Если бы вы знали, как велика материнская любовь, – сказала Венди с торжеством, – вы бы не волновались.

Она приближалась к тому месту в своей сказке, которое Питер ненавидел всей душой.

– Материнская любовь – это вещь, – сказал Шалун и изо всех сил ударил Задаваку подушкой. – Как по-твоему, Задавака?

– Пожалуй, – ответил Задавака и ударил Шалуна подушкой.

– Понимаете, – продолжала спокойно Венди, – наша героиня знала, что мама всегда оставляет окно открытым, чтобы дети могли прилететь обратно, вот почему они так долго не возвращались и жили в своё удовольствие.

– А потом они вернулись?

– Давайте заглянем в будущее, – сказала Венди, подходя к самому трудному и самому чудесному месту в сказке.

И все мальчики вытянули шеи, чтобы легче было заглянуть в будущее.

– Прошли годы… Кто эта изящная женщина неопределённого возраста, выходящая из вагона на лондонском вокзале?

– Ах, Венди, кто она? – закричал Задавака, словно он слышал эту сказку впервые.

– Неужели это?… Да… Нет… Да, так оно и есть… Неужели это прекрасная Венди?!

– О-о!

– А эти два рослых юноши, что с таким достоинством идут рядом с нею? Неужели это Майкл и Джон? Да, так и есть!

– О-о!

– „Смотрите, дорогие братья, – говорит Венди, указывая наверх. – Окно открыто! Вот награда за нашу веру в материнскую любовь“. И они влетели в окно, к маме и папе. Задёрнем же занавес над этой счастливой сценой, ибо перо не в силах её описать.

Вот и вся сказка. Мальчикам она нравилась так же, как и самой рассказчице. Всё в этой сказке так, как должно быть, правда? Мы улетаем, словно самые бессердечные существа (дети все таковы, но они так милы!), живём, ни о ком не думая, а потом, как только нам потребуется особое внимание, мы благородно возвращаемся домой, уверенные, что нас встретят объятиями, а не шлепками.

Так велика была их вера в материнскую любовь, что они решили: ещё немножко можно ни о ком не думать!

Но у одного из них не было этой веры, и, услышав конец сказки, он глухо застонал.

– Что с тобой, Питер? – вскричала Венди, подбегая к нему. Она решила, что он заболел, и осторожно пощупала ему живот.

– Где у тебя болит?

– Это совсем другая боль, – сказал Питер загадочно.

– Какая же? Говори!

– Венди, ты не знаешь, что такое матери!

Мальчики в ужасе окружили Питера, его волнение их напутало, и он поведал им то, о чем молчал до сих пор.

– Было время, – сказал он, – когда и я, как вы, думал, что моя мама всегда будет держать окно открытым, и я не возвращался много лун подряд, но вот наконец я прилетел домой. И что же? Окно было заперто, потому что мама совсем забыла обо мне, а в моей кровати спал другой мальчик!

Не знаю, так ли всё было на самом деле, но Питер так думал, и это их испугало.

– Ты уверен, что мамы все такие? – Да!

Так вот, значит, какие они! Изменщицы, жабы!

Значит, лучше не рисковать, подумали они. Уж кто-кто, а дети знают, когда следует уступить.

– Венди, вернёмся домой, – закричали Джон и Майкл разом.

– Хорошо, – согласилась она, крепко обнимая братьев.

– Сегодня? – вскричали, растерявшись, пропавшие мальчишки.

В глубине сердца (или того, что каждый из них называл своим сердцем) они твёрдо верили, что могут прекрасно обойтись и без мам, – это только мамам кажется, будто без них нельзя обойтись.

– Сию же минуту, – ответила Венди решительно, потому что в голову ей пришла ужасная мысль: „А что, если мама уже надела – хотя бы частично – траур?“

В своём волнении она и не подумала о том, каково сейчас Питеру, она только строго сказала ему:

– Питер, ты всё устроишь, что нужно?

– Пожалуйста, – ответил он так спокойно, будто она попросила его передать орехи.

Они и не подумали сказать: „Как жаль, что приходится расставаться!“ Если ей это не пришло в голову, то уж Питер сам ни за что этого не скажет! Но, конечно, ему было очень горько, и он так рассердился на взрослых, которые вечно всё портят, что, вылезая в своё дерево, он нарочно стал дуть с быстротой пять раз в секунду. Дело в том, что на острове существует поверье, будто стоит тебе дунуть, как тут же кто-то из взрослых умирает, а Питеру хотелось поскорее им отомстить.

Затем, отдав необходимые распоряжения индейцам, он вернулся в подземный дом, где в его отсутствие разыгралась недостойная сцена. Мысль о том, что они могут потерять Венди, привела пропавших мальчишек в ужас. Они окружили её, и в голосах их зазвучала угроза.

– Нам теперь будет хуже, чем до неё, – говорили они.

– Мы её не отпустим!

– Возьмём её в плен!

– Закуем её в цепи!

В этом отчаянном положении инстинкт подсказал Венди, к кому обратиться за помощью.

– Шалун! – крикнула она. – Защити меня!

Не правда ли, странно? Она попросила о помощи Шалуна, самого глупого из всех! Однако на этот раз Шалун показал себя настоящим мужчиной. Куда девалась вся его глупость?

– Конечно, я всего-навсего Шалун, – сказал он с достоинством, – и никто не обращает на меня внимания. Но первого, кто посмеет тронуть Венди, я проткну насквозь!

И он вытащил свой кинжал – в эту минуту солнце его славы поднялось в зенит. Мальчишки в смущении отступили. Тут вернулся Питер, и они сразу поняли, что от него поддержки не жди. Не такой он был человек, чтобы держать на острове девочку против её воли!

– Венди! – сказал Питер, шагая из угла в угол. – Я попросил индейцев пр овести вас через лес. Ты ведь быстро устаёшь, когда летишь.

– Спасибо, Питер.

– А потом, – продолжал он резко (ведь он привык, чтобы ему повиновались беспрекословно), – Динь покажет вам путь через море. Разбуди-ка её, Задавака!

Задаваке пришлось постучать дважды, прежде чем Динь удостоила его ответом, хоть она давно уже сидела на кровати и прислушивалась к разговору.

– Кто там? Как ты смеешь? Убирайся отсюда! – закричала она.

– Динь, тебе велено встать и проводить Венди! – крикнул Задавака. – Она улетает!

Конечно, Динь страшно обрадовалась, что Венди улетает, но ей совсем не хотелось её провожать, и она выложила всё, что думала, не стесняясь в выражениях. А потом притворилась, что снова заснула.

– Она сказала, что никуда не полетит! – воскликнул Задавака, ужасаясь такому чудовищному неповиновению.

Питер решительно направился к спальне этой молодой особы.

– Динь! – крикнул он. – Если ты сию же минуту не встанешь и не оденешься, я отдёрну занавеску и все увидят тебя в неглиже.

Увидят её неодетой! Этого Динь не могла стерпеть! Она тут же спрыгнула на пол.

– Кто сказал, что я не встаю?

Мальчишки между тем печально смотрели на Венди, готовую к путешествию. Они грустили не только потому, что она их покидала, но и потому, что знали: впереди её ждёт что-то хорошее, чего они никогда не увидят. Новизна, как всегда, манила их.

А Венди решила, что их волнуют более благородные чувства, и растаяла.

– Знаете, – сказала она, – если вы полетите с нами, то я почти уверена, что смогу уговорить папу и маму усыновить вас.

Приглашение предназначалось в первую очередь Питеру, но мальчишки думали только о себе и тут же запрыгали от радости.

– А они не подумают, что нас слишком много? – спросил Задавака, едва подпрыгнув вверх.

– Нет, – ответила Венди, быстро прикинув всё в уме. – Только придётся в гостиной поставить несколько кроватей. А по первым четвергам каждого месяца будем прятать их за ширмы.

– Питер, можно нам полететь? – взмолились мальчишки. Конечно, они думали, что если они полетят, то и он полетит с ними, впрочем, это их не очень беспокоило. Ради новизны дети готовы покинуть всё самое дорогое.

– Летите, – сказал Питер с горькой улыбкой. И они бросились собирать свои вещи.

– А теперь, Питер, – сказала Венди, думая, что всё уладилось, – выпей на дорогу лекарство.

Она очень любила поить их лекарством и, несомненно, слишком этим увлекалась. Правда, это была просто вода, но вода из тыквенной бутылки; Венди всегда встряхивала бутыль и считала капли, что, верно, придавало воде какие-то лечебные свойства. На этот раз, однако, ей не пришлось дать Питеру лекарство. Накапав сколько нужно, она повернулась к Питеру, но, увидев его лицо, почувствовала, что сердце у неё сжалось.

– Собирай свои вещи, Питер! – закричала она, задрожав.

– Нет, – ответил он с деланым равнодушием. – Я с вами не лечу, Венди.

– Нет, летишь!

– Нет, не лечу!

И чтобы показать ей, что ему всё равно, он запрыгал по комнате и весело засвистел в свою равнодушную свирель. Ей пришлось бегать за ним, хотя это было очень унизительно.

– Мы найдем твою маму, – уговаривала она.

Сказать по правде, если у Питера и была когда-то мама, то он по ней больше не скучал. Он и без неё прекрасно обходился. Он всё хорошенько обдумал, и если что-то и помнил о матерях, то одни лишь их недостатки.

– Нет, – сказал Питер твёрдо. – А вдруг она скажет, что я уже взрослый, а я хочу навсегда остаться мальчиком и веселиться вовсю.

– Но, Питер…

– Нет.

Пришлось сказать остальным:

– Питер остаётся.

Питер остаётся! Мальчики в недоумении уставились на него; на плечах они держали палки, а с палок свисали узелки. Если Питер остаётся, прежде всего подумали они, он, чего доброго, ещё захочет, чтобы и они остались. Но Питер был слишком горд для этого.

– Если вы найдёте своих мам, – сказал он зловещим голосом, – надеюсь, они вам понравятся.

Мальчикам стало как-то не по себе. Это замечание – такое бессердечное, правда? – заставило их призадуматься. Может, глупо было улетать?

– Ну ладно, – заметил Питер, – хватит хныкать и суетиться! Прощай, Венди!

И он бодро протянул ей руку, словно давая понять, что теперь им действительно пора уходить, так как у него ещё уйма всяких дел.

Пришлось Венди удовольствоваться рукопожатием, ведь о „напёрстке“ не было и речи.

– Ты не забудешь менять бельё? – спросила она медля. Она всегда следила, чтобы бельё менялось вовремя.

– Не забуду.

– И будешь принимать лекарство?

– Хорошо.

Больше, казалось, говорить было не о чем – последовало неловкое молчание. Питер, однако, был не из тех, кто даёт выход своему горю на людях.

– Динь, ты готова? – крикнул он. – Да.

– Тогда лети вперёд!

Динь выпорхнула через ближайшее дерево: но никто не последовал за нею, потому что в эту самую минуту пираты предательски напали на индейцев. Наверху, где только что царило полное спокойствие, раздались пронзительные крики и скрежет стали. Внизу наступила мёртвая тишина. Мальчики открыли рты – да так и забыли их закрыть. А Венди упала на колени и протянула руки к Питеру. Все руки были протянуты к Питеру, их будто ветром к нему отнесло, они беззвучно молили Питера не оставлять их в беде. Питер схватил свою шпагу (ту самую, которой, если он не ошибался, он заколол Корабельного Повара), и в глазах у него блеснула жажда битвы.

Глава 12. Дети попадают в плен

Пираты застигли индейцев врасплох – верное доказательство того, что коварный Крюк поступил нечестно, потому что застать индейцев врасплох честным путем ещё не удавалось ни одному белолицему.

Неписаный закон гласит, что нападать всегда должны краснокожие, и с коварством, свойственным этому племени, они нападают обычно незадолго до рассвета, когда, как известно, белолицые падают духом. Белолицые меж тем выстроили грубый частокол на вершине вон того пологого холма, у подножия которого бежит ручей, ибо быть далеко от воды – смерти подобно. Там ждут они нападения: новички крепко сжимают в руках пистолеты и хрустят сухими веточками, а старые волки сладко спят почти до самого рассвета. Всю долгую чёрную ночь напролёт краснокожие лазутчики ползут, словно змеи, по земле, да так искусно, что ни одна травинка не шелохнётся. Кусты бесшумно смыкаются за ними, словно песок, в который ныряет крот. Не слышно ни звука, только порой кто-нибудь из краснокожих залает, как койот, а за ним и все остальные; кое-кому лай этот удаётся получше, чем самим койотам, – те, по правде говоря, лаять совсем не умеют. Так проходят долгие ночные часы; белолицым новичкам, впервые проходящим это испытание, такие ночи даются с трудом, но стреляным воробьям, побывавшим во многих передрягах, нипочём и ужасный лай, и ещё более ужасное молчание.

Таков обычай, и Крюку он был так хорошо известен, что, нарушив его, он не может отговориться незнанием – оправдания ему нет и быть не может.

Храброе же племя Пиканини, со своей стороны, полностью положилось на его честь, и всё их поведение в ту ночь разительно отличается от того, как повёл себя Крюк. Пиканини строго придерживались правил, чтобы не уронить чести своего племени. Благодаря той обострённости чувств, которая так восхищает белолицых, погружая их в то же время в отчаяние, они поняли, что пираты высадились на остров, как только услышали, как в лесу хрустнула под ногой веточка, и тут же – нет, это было неправдоподобно! – начался лай койотов. Надев мокасины задом наперёд, доблестные Пиканини тайно изучили каждую пядь земли – от того места, где высадился Крюк со своими силами, и до самого подземного дома. Они нашли там всего один холм с ручьём внизу – у Крюка не было выбора, он должен был стать лагерем здесь и ждать рассвета. Разузнав всё это с хитростью чуть ли не дьявольской, краснокожие завернулись в одеяла и спокойно уселись вокруг подземного дома: с тем хладнокровием, которым по праву гордится их племя, они ждали страшного мгновения, когда они начнут сеять вокруг бледную смерть.

Так, в мечтах о том, каким изощрённым пыткам подвергнут они Крюка на рассвете, и застиг вероломный капитан этих доверчивых дикарей. Судя по рассказам тех немногих, кому удалось уцелеть во время кровавой бойни, он и не подумал остановиться у холма, хотя при ярком свете луны холм был отчётливо виден; мысль о том, что он должен дожидаться нападения, явно не тревожила его, он даже не пожелал дожидаться конца ночи, но шёл всё вперёд и вперёд, в его коварном уме билась одна мысль: „Напасть! И как можно скорее!“.

Что было делать удивлённым краснокожим? Искушённые во всех видах военного искусства, кроме того, которое продемонстрировал Крюк, они беспомощно трусили за ним следом, подвергая себя смертельной опасности попасться на глаза врагу и жалобно лая, подобно койотам.

Доблестная Тигровая Лилия сидела, окружённая самыми крепкими своими воинами, как вдруг из кустов на них ринулись вероломные пираты. Завеса упала с глаз краснокожих, они поняли, что победы им не видать. Больше не будет пыток у столба. Их самих ожидают счастливые охотничьи угодья. Они это поняли, но повели себя, как подобает сынам своих отцов. У них ещё было время выстроиться в боевую фалангу, которую трудно было бы разбить, если б только они поторопились и поднялись с земли побыстрее, но древние традиции не одобряли поспешности. В законах сказано, что доблестный краснокожий не должен выражать удивления в присутствии белолицых. Вот почему, как ни ужасно было внезапное появление пиратов, индейцы с минуту сидели неподвижно, с застывшими лицами, словно враг явился сюда по их приглашению. И, лишь отдав должное обычаю (какая выдержка, какая храбрость!), они схватились за оружие, в воздухе зазвучали боевые клики, но было уже поздно.

Перо отказывается описать эту битву: то была не битва, а кровавое побоище. Там погиб весь цвет краснокожего воинства. Правда, смерть некоторых из них была отомщена – за Тощего Волка поплатился головой Альф Мейсон; больше он не будет смущать покой мирных мореплавателей; а вместе с ним сложили свои буйные головы и Джо, и Скаури, и Чэс, и Терли, и Пёс Фоггерти. Терли настиг томагавк Великого Тигрёнка, которому в конце концов удалось вырваться из кольца врагов вместе с Тигровой Лилией и немногими уцелевшими.

Предоставим историку решать, в какой мере следует винить Крюка в избранной им тактике. Останься он со своими пиратами ждать нападения на холме, всем им, возможно, пришёл бы конец – справедливости ради не следует об этом забывать. Вероятно, ему нужно было бы предупредить противника, что он собирается воевать новым методом. С другой стороны, такое предупреждение лишило бы его нападение внезапности, сведя всю его стратегию на нет. Как видишь, вопрос этот очень сложен.

А что чувствовал капитан в торжественный час победы? Его верные псы, отдуваясь и вытирая ножи, искоса поглядывали на него, держась на всякий случай подальше, но им не дано было заглянуть в его сердце. В сердце капитана Крюка должно бы царить ликование, однако лицо его было по-прежнему мрачно – зловещая и грустная загадка, телом и духом он был не похож на своих подчинённых.

До полного завершения его плана было ещё далеко: индейцы были разгромлены, но ведь не к этому он стремился. Он выкурил их, словно пчёл из улья, чтобы побыстрее добраться до мёда. Ему нужен был Пэн, Пэн и Венди, и вся их компания, но в первую голову – Пэн!

Питер был всего лишь мальчишкой. Казалось бы, почему этот мужчина так ненавидел его? Правда, он бросил капитанскую руку Крокодилице, раззадорил её, что – ввиду её упрямства – очень усложнило жизнь капитана, но даже и это не может оправдать столь злобной и беспощадной мстительности. Сказать по правде, было в Питере что-то, что приводило Крюка в бешенство. Не мужество Питера, и не его приятная внешность, и даже не… Впрочем, что толку играть в прятки! Мы-то хорошо знаем, в чём было дело. Придётся сказать об этом прямо: Питер был слишком уверен в себе!

Этого Крюк вынести не мог, от одной мысли об этом его железная рука начинала дёргаться, что очень досаждало ему по ночам. Несчастный чувствовал себя, как лев в клетке, в которую залетел воробей.

Сейчас нужно было срочно решить, рубить ли деревья или попробовать протолкнуть в них пиратов. Капитан оглядел своих верных псов жадными глазами, выбирая тех, кто был потоньше. Пираты задрожали: они-то знали, что, если понадобится, он протолкнёт их поленом.

А что же мальчишки? Мы оставили их при первых звуках битвы: они окаменели, раскрыв рты, с мольбой протягивая к Питеру руки; мы возвращаемся к ним в тот миг, когда они закрывают рты и опускают руки. Страшный шум битвы затих почти так же внезапно, как и начался, пронёсся мимо, словно яростный порыв ветра, – они знают, что судьба их решилась.

Но кто победил?

Пираты, которые жадно прильнули к деревьям, чтобы узнать, что происходит внизу, услыхали, как мальчишки спрашивают друг друга об этом. Увы, до них долетел и ответ Питера!

– Если индейцы победили, они будут бить в тамтам – они всегда так делают, когда победят.

Надо тебе сказать, что боцман Неряха нашёл этот барабан и сейчас как раз сидел на нём.

– Не слыхать вам больше тамтама! – пробормотал он (про себя, конечно, ибо приказано было соблюдать полную тишину).

К его изумлению, однако, Крюк знаком приказал ему бить в барабан. Едва Неряха понял злодейский замысел капитана, он пришёл в восторг. Никогда ещё, верно, простодушный боцман так не восхищался коварным Крюком.

Дважды Неряха ударил в барабан, а затем радостно прислушался.

– Тамтам! – донёсся голос Питера. – Индейцы победили!

Несчастные мальчишки громко закричали „Ура!“, чем весьма порадовали притаившихся наверху злодеев, и стали прощаться с Питером. Это удивило пиратов, впрочем, недоумение их заглушала подлая радость при мысли о том, что мальчишки сейчас будут наверху. Они ухмыльнулись, подмигнули друг другу и весело потёрли руки. Крюк молча и быстро распорядился: по пирату на каждое дерево, а остальным выстроиться в шеренгу на расстоянии двух шагов.