Питер Пэн и Венди

Текст добавлен: 7 октября 2016, 03:11

Текст книги "Питер Пэн и Венди"

Автор книги: Джеймс Барри

Жанр:

Сказки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Он был рад, что никто не спросил у него, что такое „первое впечатление“, мальчишкам было не до того – они принимали праздничный вид.

Питер вежливо постучал в дверь; мальчишки затаили дыхание; вокруг всё замерло, в лесу не слышно было ни шороха, только Динь-Динь, усевшись на ветку, открыто смеялась над мальчишками.

Интересно, откроют ли им дверь, думали мальчишки. И если откроют, то кто? Девочка? А какая она?

Дверь отворилась, и из дома вышла девочка. Это была Венди. Они быстро сдёрнули шапки. Она очень удивилась. Этого-то им и было нужно.

– Где я? – спросила Венди. Конечно, первым выскочил Малыш.

– Девочка Венди, – сказал он, – ты в доме, который мы построили для тебя.

– Пожалуйста, скажи, что он тебе нравится! – закричал Задавака.

– Прелесть что за дом! – воскликнула Венди. Этого-то они от неё и ждали.

– А мы твои дети! – закричали Близнецы.

Тут все пропавшие мальчишки упали на колени и, протянув к ней руки, закричали:

– Девочка Венди, будь нашей мамой!

– Мамой? – переспросила Венди, сияя. – Конечно, мне бы этого очень хотелось, но только я ещё слишком мала. У меня нет настоящего опыта.

– Не важно! – сказал Питер.

Можно было подумать, что он лучше всех в этом разбирался. На самом-то деле, как ты сам понимаешь, он знал обо всём этом гораздо меньше других.

– Тёплая материнская забота – вот всё, что нам нужно! – сказал он.

– Ах, – воскликнула Венди, – это как раз по мне!

– Вот видишь! – закричали мальчишки в один голос. – Мы это сразу заметили.

– Что ж, – сказала она, – я постараюсь. А ну-ка, неслухи, идите сию же минуту домой! Ноги у вас, конечно, мокрые! Так я и знала! А перед сном я как раз успею досказать вам сказку о Золушке!

Туг все втиснулись в домик. Не знаю, как они там все поместились, но на Нигдешнем острове и не такое случается. Это был первый из множества счастливых вечеров, которые они провели с Венди. А потом она уложила их в огромную кровать в подземном доме и подоткнула каждому одеяло. Сама же она легла в домике наверху, а Питер обнажил шпагу и встал на страже у дверей, ибо по лесу рыскали волки, а где-то вдали слышались крики пирующих пиратов. Маленький дом выглядел так спокойно и уютно в темноте. Занавешенные окошки светились, из трубы весело шёл дымок, а у дверей стоял на страже Питер.

Спустя немного и он заснул, так что подгулявшим феям, возвращавшимся домой с весёлой вечеринки, пришлось перелезать через него. Если б на их дорожке лежал кто-нибудь другой, они бы наверняка подстроили ему какую-нибудь гадость, но Питера они просто щёлкали по носу и шли себе мимо.

Глава 7. Дом под землёй

На следующее утро Питер первым делом обмерил Венди, Джона и Майкла, чтобы подобрать им деревья для входа в подземный дом. Крюк, как ты помнишь, смеялся над мальчиками – зачем это им понадобилось по дереву на брата? – но он ничего в этом не понимал, ибо для того, чтобы с лёгкостью спускаться и подыматься по дереву, надо, чтобы оно тебе было как раз впору, а мальчики все были разные в объёме. Если же дерево тебе впору, тогда стоит только влезть в дупло и поглубже вдохнуть, как тут же летишь с нужной скоростью вниз. А чтобы подняться, надо попеременно вдыхать и выдыхать, и тогда медленно лезешь кверху. После должной тренировки это получается само собой, без усилий, и к тому же необычайно изящно.

Но, конечно, нужно точно подходить под дупло. Вот почему Питер обмеривает всех троих так тщательно, будто собирается заказывать им костюмы; разница только в том, что костюмы подгоняют на тебя, а тут тебя подгоняют под дерево. Обычно это достигается очень легко: наденут на тебя всякой одежды или, наоборот, снимут всё лишнее; но, если ты кое-где в неподходящих местах толстоват или если единственное свободное дерево имеет неправильную форму, Питер быстро придаст тебе нужный вид. А потом надо всегда быть начеку, чтобы не потолстеть и не похудеть, а это, как радостно обнаружила Венди, очень для всех полезно.

Венди и Майкл подошли к своим деревьям с первой же примерки, а Джона пришлось немножко подогнать.

Через несколько дней они уже быстро скользили вверх и вниз по своим деревьям – ну прямо как вёдра в колодце.

А как горячо полюбили они дом под землёй! Особенно привязалась к нему Венди.

Там была одна большая комната, как и должно быть, конечно; пол был земляной, и, если тебе хотелось пойти на рыбалку, ты мог накопать червей прямо тут же, не выходя из дома; а из пола торчали крепкие грибы очень приятного цвета, на которых можно было сидеть, как на табуретках. Посреди комнаты росло Нигдешнее дерево, вернее, оно пыталось расти, но каждое утро его спиливали под корень. К вечеру оно снова вырастало по пояс, и тогда на него клали дверь и ужинали на нём, словно на столе, а убрав посуду, снова спиливали до основания, чтобы было больше места для игр.

Был в подземном доме и камин, огромный и, что самое главное, вроде передвижной: его можно было зажечь в любом углу комнаты, и Венди натягивала перед ним верёвки из древесных волокон, чтоб сушить у огня бельё. Кровать на день поднималась, но ровно в половине седьмого её опускали, и тогда она занимала полкомнаты; на ней спали все мальчики, кроме Майкла. Они лежали тесно, словно сельди в бочке. Поворачиваться на другой бок поодиночке было строго-настрого запрещено – только когда кто-нибудь подавал сигнал, все разом перекатывались на другой бок.

Конечно, Майкл тоже должен бы спать со всеми, но Венди очень хотелось, чтобы в доме был младенец, а Майкл был самым маленьким. Сам знаешь, с женщинами лучше не спорить! Словом, Майкл спал в корзине, которую подвешивали к потолку словно люльку.

Как видишь, жили они просто, без затей. Вероятно, доведись медвежатам жить в подземном доме, они бы устроились там точно так же. Исключением был один уголок, вернее, маленькая, словно клетка для канарейки, ниша в стене: то были личные покои Динь-Динь. Дверь ей заменяла крошечная занавеска: одеваясь и раздеваясь, Динь, особа, утончённая до крайности, всегда задёргивала её. Никакая женщина, будь она хоть во сто крат больше её ростом, не смогла бы устроить такого изящного будуара. Софа (Динь только так её и называла) была настоящая „королева Маб“ с витыми ножками, а покрывала она всё время меняла – в зависимости от того, какое дерево было в цвету. Трюмо у неё было „Кот в сапогах“ (в хорошем состоянии таких трюмо, по словам фей, торгующих мебелью, известно только три); умывальник был „пряничный домик“ с откидной крышкой, комод – подлинная „Спящая красавица VI“, а большой ковёр и коврики – ранние (и лучшие!) „Марджори и Робин-малиновка“. Висела там ещё люстра – „Хрустальный башмачок“, хоть Динь её никогда не зажигала, потому что, ты ведь помнишь, она освещала всё сама. Обо всём остальном доме Динь отзывалась в самых презрительных выражениях. Впрочем, этого, верно, следовало ожидать! Жилище её, хоть и очень красивое, имело чрезвычайно самодовольный вид, чем напоминало вечно задранный нос.

Венди, по-моему, находила новую жизнь необыкновенно увлекательной: ведь с этими буянами мальчишками хлопот было без конца. Порой за несколько недель она не могла выбрать ни минутки, чтобы выйти на воздух, – разве что вечером, когда все укладывались спать, но и тогда она брала с собой штопку. Готовка, доложу я тебе, тоже занимала много времени. Питались они в основном поджаренными плодами хлебного дерева, бататами, кокосовыми орехами, запечённой свининой и бананами, а запивали всё это напитком „пой-пой“ из огромных тыквенных бутылок, но они никогда не знали заранее, станут ли есть по-настоящему или понарошку, – всё зависело от того, в каком настроении будет Питер. Иногда он ел по-настоящему, если ему вдруг приходило в голову, что в том-то и состоит игра, но уплетать за обе щеки, просто чтобы чувствовать приятную тяжесть в желудке, он не умел. А ведь это-то больше всего и любят все дети. Это, да ещё поговорить о еде! А когда он ел понарошку, он настолько верил в то, что действительно ест, что округлялся прямо на глазах. И тогда волей-неволей всем приходилось следовать его примеру. Это было очень обидно! Правда, если тебе удавалось доказать ему, что ты так исхудал, что собственное дерево тебе велико, он разрешал тебе поесть по-настоящему.

По вечерам, уложив мальчиков спать, Венди любила посидеть у камина с шитьём. Только тогда, как она говорила, она и могла вздохнуть спокойно. Она что-нибудь шила мальчикам и ставила на колени двойные заплаты. Коленок своих они не жалели – уж можешь мне поверить!

Сидя у камина с целой корзиной чулок – в каждой пятке по дырке! – она всплёскивала руками и приговаривала:

– Ну как тут не позавидовать старым девам! И лицо её при этом сияло.

Ты, верно, не забыл про её любимого волчонка? Ну так вот, он очень скоро узнал, что Венди прилетела на остров, разыскал её и бросился к ней в объятия. С тех пор он всюду ходил за ней следом.

Время шло. Вспоминала ли Венди своих любимых родителей? Мне трудно ответить на этот вопрос. Ведь время на острове идёт совсем по-другому, чем у нас: его исчисляют лунами и солнцами, но и лун, и солнц там больше, чем у нас. Боюсь, что Венди не очень-то беспокоилась о папе и маме; она была совершенно уверена в том, что окно в детской будет всегда для неё открыто. Вот почему она совсем не волновалась. Её только порой смущало то, что Джон помнил родителей очень смутно, – кажется, он с ними где-то встречался? – а Майкл так и вовсе готов был поверить, что его мама – Венди. Это её немножко пугало, и, обуреваемая благородным желанием исполнить свой долг и воскресить в их памяти родной дом, она задавала им сочинения, стараясь, чтобы они были похожи на те, которые сама она писала в школе. Другим мальчикам всё это казалось страшно интересным, и они сделали себе грифельные доски и тоже садились за стол и потели над вопросами, которые Венди писала на своей доске и передавала по кругу. Вопросы были самые обычные: „Какого цвета были у мамы глаза? Кто был выше – папа или мама? Какие были у мамы волосы – тёмные или светлые? Постарайся ответить на все три вопроса“. Или: „Напиши сочинение не меньше, чем на две странички, на одну из следующих тем: 1) Как я провёл свои школьные каникулы; 2) Сравни характер папы и мамы“. Или ещё: „1) Опиши, как смеётся мама; 2) Опиши, как смеётся папа; 3) Опиши, какое платье надевала мама, когда шла в гости; 4) Опиши конуру и её обитательницу“.

Вопросы были совсем простые, и, если ты не мог на них ответить, нужно было поставить крестик. Грустно было смотреть, сколько крестиков набиралось даже у Джона. На все вопросы, конечно, отвечал только Малыш; он был уверен, что займёт первое место, но писал он ужасные глупости, так что на самом деле неизменно бывал последним. Всё это было очень грустно!

Питер не писал сочинений и не отвечал на вопросы. Во-первых, он презирал всех мам, кроме Венди, а во-вторых, он один на всём острове не умел ни читать, ни писать – ни словечка! Он был выше этого.

А ты заметил, что Венди составляла вопросы в прошедшем времени? „Какого цвета были у мамы глаза?“… и так далее. Дело в том, что Венди тоже начала понемножку всё забывать.

Приключений на острове, как ты сейчас увидишь, было хоть отбавляй; но как раз в это время Питер изобрёл – не без Вендиной помощи, конечно, – новую игру, которая страшно его забавляла до тех пор, пока он вдруг не потерял к ней всякий интерес. Как я тебе уже говорил, такая участь постигала все его игры. Новая игра состояла в том, чтобы притвориться, будто на свете вообще не существует никаких приключений, и делать то же самое, что Джон и Майкл делали всю жизнь: сидеть на стульях, играть в мячик, толкаться, ходить на прогулку и возвращаться домой, не убив даже гризли. Питер, спокойно сидящий на стуле, – вот это было зрелище! Выглядел он при этом очень торжественно: сидеть спокойно казалось ему безумно смешно, и он изо всех сил сдерживался, чтобы не рассмеяться. Теперь он хвастался, что выходил погулять, потому что это так полезно для здоровья! В течение многих лун это казалось ему самым необычным приключением, и Джону и Майклу приходилось делать вид, что они тоже в восторге, иначе он бы очень сурово с ними обошёлся.

Нередко Питер уходил из дому один, а когда он возвращался, невозможно было с уверенностью сказать, было с ним какое-нибудь приключение или нет. Порой он не обмолвится о нём ни словечком – видно, начисто забудет, что там произошло, – а потом кто-нибудь пойдёт прогуляться и найдёт под кустом убитого пирата; порой же чего только Питер не наплетёт – глядь, а под кустом никого нет! Бывало, он возвращался домой с перевязанным лбом, и тогда Венди ворковала над ним и промывала рану тёплой водой, а он в это время рассказывал какую-нибудь невероятную историю. Венди никак не могла решить, верить ему или не верить.

Конечно, на острове бывало множество и самых настоящих приключений – Венди это знала, потому что сама в них участвовала; но ещё больше бывало и других – настоящих всего лишь наполовину или даже того меньше; Венди это знала, потому что в этих приключениях участвовали мальчики, а они клялись, что приключения были настоящие от начала и до конца. Но если описать все эти приключения, получилась бы книжка толщиной с латинский словарь, так что лучше я расскажу тебе о том, что произошло на острове за какой-нибудь час. Какой бы час выбрать? Вот ведь задача!

Может, подерёмся с индейцами в Малышовом ущелье? Бой был кровавый, но самое интересное, что в этом бою мальчики сделали одно важное открытие: оказывается, Питер в самый разгар сражения мог вдруг взять и перейти на другую сторону. В этой битве, когда победа улыбалась то индейцам, а то мальчикам, он неожиданно крикнул:

– А я краснокожий! Шалун, а ты кто?

И Шалун ответил:

– И я краснокожий! А ты, Задавака?

И Задавака сказал:

– И я тоже! А ты, Близнец?

И так все до единого в один миг стали краснокожими; разумеется, битва на этом могла бы и кончиться, но только индейцам это так понравилось, что они тут же решили стать пропавшими мальчишками, – всего на один раз, конечно, – и бой разгорелся с новой силой.

Самое удивительное в этой битве было то, что… впрочем, мы ведь ещё не решили, на каком приключении остановиться. Пожалуй, тебе будет гораздо интереснее услышать, как однажды ночью индейцы напали на подземный дом: они задумали спуститься вниз по дуплистым деревьям, но так в них застряли, что пришлось их вытаскивать словно пробки.

Или, может, рассказать тебе о том, как Питер спас жизнь Тигровой Лилии в Заливе Русалок, после чего они стали союзниками?

А ещё я мог бы поведать тебе о пироге, который пираты испекли в надежде, что мальчишки съедят его и умрут; они всё подсовывали его мальчишкам, но Венди всякий раз успевала выхватить его у детей из рук, так что со временем пирог зачерствел и стал твёрдым, как каменный, и мальчишки использовали его как метательный снаряд; однажды сам Крюк споткнулся о него в темноте и растянулся во весь рост.

А хочешь, я расскажу тебе о птицах, друзьях Питера, или лучше о Птице-Небылице, которая свила себе гнездо на дереве, склонившемся над заливом, о том, как гнездо упало в воду, но она продолжала сидеть в нём, согревая яйца своим теплом, и Питер приказал её не трогать? Это очень поучительная история, но лучше всего в ней конец, потому что мы узнаем о том, как велика бывает птичья благодарность; впрочем, если рассказать тебе об этом, нужно тогда рассказать и обо всём, что случилось у залива, а это уж два приключения вместо одного!

А однажды (это история короткая, но не менее увлекательная) Венди заснула на огромном листе кувшинки, а Динь вместе с другими уличными феями стала отталкивать лист от берега: ей хотелось отправить спящую Венди обратно на материк. К счастью, лист прохудился, и Венди проснулась; она решила, что пора купаться, и поплыла к берегу.

А ещё я мог бы рассказать тебе о том, как Питер однажды бросил вызов львам. Он начертил стрелой вокруг себя круг и крикнул целой стае львов:

– А вот слабо вам войти в этот круг!

Венди с мальчиками взобрались на деревья и затаив дыхание ждали; они ждали много часов, но ни один лев не решился принять вызов.

Какое же из всех этих приключений выбрать? Давай лучше кинем жребий!

Ну-ка, что там выпало? Залив!

Пожалуй, было бы лучше, если б выпало ущелье, или даже пирог, или лист кувшинки. Конечно, можно переиграть и выбрать что-нибудь поинтереснее. Но уговор дороже денег – залив так залив!

Глава 8. Залив Русалок

Закрой-ка глаза покрепче, и, если тебе повезёт, ты увидишь в темноте чудесное светлое пятно; зажмурься изо всех сил – и пятно поплывет, задвижется, а краски станут такими яркими, что, кажется, ещё миг – и они разгорятся пожаром. В эту минуту ты и увидишь Залив Русалок. Он явится сюда на мгновение. Чудесное мгновение! Пока ты на материке, не рассчитывай на большее. Удлинить бы это мгновение вдвое, и ты услышал бы шум прибоя и пение русалок.

Долгие летние дни дети проводили на берегу залива: плавали, лежали на воде, играли в русалочьи игры. Впрочем, не думай, что русалки с ними дружили. Ничуть не бывало! Венди было очень горько, что за всё время, проведённое на острове, она не услышала от русалок ни одного доброго слова. Тихонько подкравшись к берегу залива, она смотрела, как они целой толпой грелись на солнышке (любимым их местом была Скала Покинутых) и лениво расчёсывали волосы. Венди не могла этого спокойно видеть! Иногда она крадучись подплывала к ним совсем близко, но стоило русалкам завидеть Венди, как они тут же ныряли на дно, да ещё норовили обрызгать её хвостами!

С мальчиками они обращались не лучше. Питер, конечно, был исключением: он часами болтал с русалками на Скале Покинутых, а когда какая-нибудь из них забывалась и начинала дерзить, он тут же наступал ей на хвост. Однажды он принёс Венди в подарок настоящий русалочий гребень.

Если тебе случалось слышать, как русалки плачут и стонут в новолуние, ты уже этого никогда не забудешь! Но залив в это время опасен для смертных, и Венди никогда не подходила к нему при лунном свете: она не боялась (конечно, Питер пошёл бы с нею), но просто считала, что в семь часов все должны лежать в постели.

Зато в солнечные дни, после дождя, Венди частенько приходила к заливу посмотреть, как русалки выплывают наверх поиграть с разноцветными пузырьками; их там в такие дни видимо-невидимо, они весело бьют по пузырькам хвостами и пасуют их, как мячи, друг другу. Ворота расположены с обоих концов радуги, ловить мяч руками разрешается только вратарям. Порой в заливе играют сотни русалок. Это очень красивое зрелище!

Но стоило детям войти в игру, как русалки тотчас же пропадали, и мальчикам ничего не оставалось делать, как играть без них. Впрочем, нам достоверно известно, что исподтишка они следили за мальчиками и не считали для себя зазорным поучиться у них. Джон, например, изобрёл новый приём: он отбивал пузырёк не руками, а головой, и русалки-вратари тут же последовали его примеру. Вот и всё, чем Джона вспоминали на острове.

Приятно было также посмотреть, как мальчики лежат на Скале Покинутых после обеда. Венди строго следила за тем, чтобы они соблюдали мёртвый час. Обедали они часто понарошку, зато спать должны были по-настоящему. Так они и лежали на солнышке, сверкая своим загаром, а она с важным видом сидела рядом. Скала была ненамного больше их кровати, но им к тесноте было не привыкать. Вот и сейчас они там дремали, или, вернее, лежали с закрытыми глазами, а когда им казалось, что Венди не смотрит в их сторону, щипались. Она сидела и сосредоточенно шила.

Занятая шитьём, она не заметила, как изменился залив. Лёгкая дрожь пробежала по воде, солнце скрылось, и по заливу поползли холодные тени. Венди попробовала вдеть нитку в иголку, но не смогла и подняла глаза: залив, который всегда был таким ласковым и весёлым, стал суровым и враждебным.

Она поняла, что близится что-то тёмное и мрачное, как ночь. Нет, ещё темнее и страшнее, чем ночь. Оно ещё далеко, но пробежавшая по заливу дрожь предупреждает о его приближении. Что это? Что это?

Ей вспомнилось всё, что она слышала о Скале Покинутых: так эту скалу называли потому, что злые капитаны высаживают на неё провинившихся матросов и оставляют их там на погибель. Когда наступает час прилива, вода поднимается, покрывает скалу, и матросы тонут.

Конечно, нужно было тут же разбудить мальчиков – хотя бы потому, что спать на холодном камне вредно. Но Венди была неопытной мамой и этого не знала; что бы ни случилось, думала она, после обеда надо полчасика поспать. Вот почему она их не разбудила, хоть ей и было страшно и очень хотелось услышать мужские голоса. Даже услышав вдалеке приглушённый плеск вёсел, она не стала будить мальчиков, хотя сердце бешено заколотилось у неё в груди. Она стояла над ними, оберегая их сон. Какая она храбрая, правда?

Хорошо, что среди мальчиков был Питер, который чуял опасность даже во сне. Он вскочил, будто никогда не спал, и громким тревожным криком поднял остальных.

С минуту он стоял неподвижно, прислушиваясь, а потом воскликнул:

– Пираты!

Мальчики сгрудились вокруг него. Он как-то странно улыбался, и Венди, увидев эту улыбку, задрожала. В такие минуты спорить с ним было бесполезно – нужно подчиняться, и всё. Резко и чётко прозвучал его приказ:

– Ныряй!

В воздухе мелькнули ноги, и залив мгновенно опустел. Лишь Скала Покинутых одиноко торчала из воды, будто это её оставили одну на погибель.

Лодка приближалась. Это была пиратская шлюпка, в ней сидели трое – Неряха, Старки-джентльмен, а третий? Кто же был третий? Неужели? Да, это она, Тигровая Лилия – пираты взяли её в плен. Она была связана по рукам и ногам и знала, что её ждёт. Пираты решили оставить её связанной на скале; такой конец был для дочери её племени ужаснее, чем смерть от огня или пыток, ибо разве в книге её народа не написано, что сквозь воду нет пути к счастливым охотничьим угодьям краснокожих? И всё же лицо её было бесстрастно: дочь вождя, она готова была встретить смерть, как подобает дочери вождя. Она это твёрдо решила.

Пираты поймали её, когда она взобралась на их бриг с ножом в зубах. Бриг ничем не охранялся, ибо Крюк хвастался, что один звук его имени всякого отпугнёт. Теперь судьба Тигровой Лилии также послужит защитой кораблю. В эту ночь ветер далеко разнесёт её крик.

В том мраке, который пираты принесли с собой, они не заметили скалу, пока не наткнулись на неё.

– Эй, соня, проснись! – заорал чей-то голос с ирландским акцентом. Это был боцман Неряха. – Не видишь, что ли? Вот она, скала! Та-а-ак! Значит, мы её здесь ссадим, а сами смотаем удочки. Пусть себе тонет.

Мгновение – и прекрасная индианка на скале. Какой ужас! Она не сопротивлялась, она слишком горда для этого.

Но что это там темнеет у подножия скалы? Пираты их не видят, но тебе я могу сказать – это головы Питера и Венди. Венди горько рыдает – такую трагедию она видит впервые в жизни. Питер повидал уйму всяких трагедий и все их забыл. Он и не думает жалеть Тигровую Лилию, но он сердит на пиратов. Двое против одной! И он решил спасти храбрую девушку. Конечно, легче было бы подождать, пока пираты уплывут, но Питер никогда не выбирал лёгких путей.

Он всё что угодно умел и теперь решил притвориться.

– Эй, вы, бездельники! – закричал он голосом капитана Крюка. Сходство было прямо поразительное.

– Капитан! – прошептали пираты, от удивления выпучив друг на друга глаза.

– Он, верно, плывёт к нам, – сказал Старки. Они ничего не видели в темноте.

– Мы хотим оставить эту краснокожую на скале! – крикнул Неряха.

– Освободите её! – услышали они в ответ.

– Освободить?!

– Да, перережьте верёвки и отпустите её.

– Но, капитан…

– Не перечить! Сию же минуту освободите её, слышите? – кричал Питер. – А не то смотрите! Крюк мой давно по вас плачет!

– Странно… – прошептал Неряха.

– Капитану лучше не прекословить, – ответил испуганный Старки-джентльмен.

– Есть, капитан! – заорал Неряха и перерезал веревки. Тигровая Лилия тотчас, словно угорь, скользнула между ног Старки-джентльмена в воду. Конечно, находчивость Питера восхитила Венди, но она знала, что и он восхищён своим успехом, и, чтобы он не выдал себя петушиным криком, протянула руку, чтобы зажать ему рот. Но она не успела этого сделать – над заливом снова прогремел голос капитана:

– Эй, на шлюпке!

На этот раз это был действительно Крюк. Может, Питер и собирался закричать по-петушиному, но губы его сложились трубочкой, и он присвистнул от удивления.

– Эй, на шлюпке! – снова прозвучало над заливом. Тут Венди поняла: капитан был здесь, где-то совсем рядом.

Он плыл к шлюпке, а так как пираты подняли над бортом фонарь, чтобы он плыл на свет, он вскоре был у шлюпки. При свете фонаря Венди увидела, как железный крюк впился в борт; она видела его тёмное лицо, искажённое злобой. Вот он уже в лодке – с одежды его ручьями стекает вода. Венди задрожала, она бы охотно уплыла прочь, но Питер и слышать об этом не желал. Радость жизни и самодовольство переполняли его.

– Ну и молодец же я! – прошептал он. – Правда, я молодец? Венди была с ним вполне согласна, и всё же, подумала она, хорошо, что никто, кроме неё, его не слышал. Что бы о нём подумали!

Знаком он велел ей молчать и слушать.

Пираты никак не могли понять, зачем капитан здесь; он сидел, подперев голову своим крюком, погружённый в мрачное раздумье.

– Капитан, что-нибудь случилось? – робко спросили пираты.

Но тот лишь глухо застонал в ответ.

– Он вздыхает, – сказал Неряха.

– И снова вздыхает, – прибавил Старки-джентльмен.

– И в третий раз вздыхает, – заметил Неряха.

– Что случилось, капитан?

И тут раздался страстный крик, рвущийся из самого сердца.

– Всё кончено! – воскликнул Крюк. – Мальчишки нашли себе маму.

Как ни страшно было Венди, сердце её возликовало.

– О горький день! – простонал Старки-джентльмен.

– А что такое мама? – спросил Неряха. Он был совсем невеждой. Венди поразилась.

– Как?! Он не знает, что такое мама? – вскричала она.

С этой минуты она точно знала: если бы можно было иметь любимого пирата, она, не задумываясь, выбрала бы Неряху.

В ту же минуту Питер сунул её головой в воду, потому что Крюк вздрогнул и спросил:

– Что это?

– Я ничего не слышал, – ответил Старки-джентльмен и поднял фонарь над головой.

Вглядевшись, пираты увидели странную вещь. Это было гнездо, о котором я тебе рассказывал. Оно плыло по воде, а в нём сидела Птица-Небылица.

– Смотри, – сказал Крюк, указывая на неё Неряхе. – Вот что такое мама. Какой урок! Гнездо, как видно, упало в воду, но разве мать оставит своих птенцов? Никогда!

Голос его дрогнул, словно на миг ему вспомнилось другое, счастливое время, когда… – но резким движением крюка он отогнал воспоминания.

Поражённый Неряха уставился на Птицу, уплывающую в своём гнезде, а подозрительный Старки спросил:

– Если она мама, может, она околачивается здесь, чтобы помочь Питеру?

Крюк вздрогнул.

– Да, это меня и тревожит, – отвечал он.

Радостный голос Неряхи вывел его из мрачного раздумья.

– Капитан, – сказал Неряха, – а что, если мы похитим маму этих мальчишек и сделаем её своей мамой?

– Прекрасная мысль! – обрадовался Крюк. И тут же мысль эта приняла в его блестящем уме форму целого плана. – Мы схватим их всех и притащим к себе на бриг, мальчишек мы бросим в море, а Венди станет нашей мамой.

Тут Венди опять не сдержалась.

– Ни за что! – закричала она.

И тут же снова нырнула.

– Что это?

И опять они ничего не увидели. Это ветер свистит в ушах, решили пираты.

– Ну что ж, согласны вы на этот план, мои страшненькие? – спросил Крюк.

– Вот вам моя рука, – сказали Неряха и Старки-джентльмен в один голос.

– А вот вам мой крюк! Поклянёмся выполнить наш замысел.

И они поклялись. Они вылезли на скалу, и тут Крюк вспомнил про Тигровую Лилию.

– А где же краснокожая? – спросил он вдруг. Он, бывало, порою шутил с ними, и они решили, что это опять шутка.

– Всё в порядке, капитан! – спокойно ответил Неряха. – Мы её отпустили.

– Отпустили?! – вскричал Крюк.

– По вашему приказу, – пробормотал боцман.

– Вы же крикнули нам, чтоб мы её отпустили, – объяснил Старки-джентльмен.

– Ах ты, спички-ящики! – загремел Крюк. – Что за чертовщина? Лицо его почернело от злости, впрочем, он сразу понял, что они верят тому, что говорят, – это его поразило.

– Ребята, – сказал он с лёгкой дрожью. – Я ничего такого вам не кричал.

– Странно, – сказал Неряха.

Пиратам стало не по себе. Тогда Крюк закричал, но голос его звучал неуверенно.

– О дух, витающий над этим темным заливом? Слышишь ли ты меня?

Конечно, Питеру бы помолчать, но он не мог удержаться. Он тут же ответил Крюку его же голосом:

– Да, фунтики-шпунтики! Я тебя слышу!

В этот страшный миг Крюк не изменился в лице, но Неряха и Старки в ужасе прильнули друг к другу.

– Кто ты, незнакомец? – закричал он. – Отвечай!

– Я Джеймс Крюк, – ответил голос. – Капитан „Весёлого Роджера“.

– Это ложь! – хрипло взревел Крюк. – Ложь!

– Ах ты, спички-ящики! – ответил голос. – Выражайся поосторожнее, а не то проколю тебя якорем!

Тут Крюк решил пойти на хитрость.

– Если ты Крюк, – сказал он чуть ли не смиренно, – ответь мне, кто же тогда я?

– Треска, – ответил голос. – Всего лишь треска!

– Треска? – повторил Крюк без выражения, и в этот миг (но не раньше!) его гордый дух надломился. Он увидал, как отшатнулись от него пираты.

– Неужели все это время мы подчинялись какой-то треске? – пробормотали они. – Это оскорбительно для нашей гордости.

Эти псы уже готовились броситься на своего хозяина, но он на них даже не взглянул – было какое-то величие в его трагической фигуре. Этим страшным словам он и не думал противопоставить их веру в себя, главное для него была собственная вера в себя. Он чувствовал, что она пошатнулась.

– Не покидай меня, мой храбрый, – сказал он самому себе.

В глубинах его чёрной души было что-то женственное, как и у всех великих пиратов, и порой на него нисходило какое-то предчувствие. Вдруг он решил сыграть в „да“ и „нет“.

– Крюк, – закричал он, – есть у тебя другой голос?

Питер, разумеется, не мог удержаться и весело ответил собственным ГОЛОСОМ:

– Да!

– А другое имя?

– Да!

– Овощ? – спросил Крюк.

– Нет!

– Минерал?

– Нет!

– Животное?

– Нет!

– Мужчина?