Текст книги "Питер Пэн и Венди"

Автор книги: Джеймс Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава 2. Тень

Миссис Дарлинг закричала, и тотчас же, словно в ответ на звонок, дверь распахнулась, и в детскую вбежала Нэна – она вернулась домой после выходного. Нэна зарычала и бросилась на мальчика, но тот быстро выпрыгнул в окно. Миссис Дарлинг снова закричала – на этот раз от страха; она боялась, что он разобьётся о мостовую; она выбежала на улицу, но там его не было; она поглядела вверх, но не увидела ничего, кроме маленькой звёздочки, которая, как ей показалось, падала с неба.

Миссис Дарлинг вернулась в детскую и увидела, что Нэна что-то держит во рту – как оказалось, это была тень мальчика. Сам-то он ускользнул от Нэниных зубов, но тени его не повезло: она не успела выскочить вместе с ним – окно захлопнулось, и тень осталась в комнате.

Можешь не сомневаться, миссис Дарлинг оглядела её со всех сторон, но тень была самой обыкновенной.

Нэна тут же решила, как с ней поступить. Она вывесила тень за окно и подумала про себя: „Конечно, он скоро явится за нею; пусть она висит здесь на виду, тогда он легко её достанет, не потревожив детей“.

Жаль только, что миссис Дарлинг не могла её там оставить: тень была очень похожа на неглаженое бельё, из-за неё весь дом стал выглядеть некрасиво. Миссис Дарлинг хотела показать тень мужу, но он как раз в это время подсчитывал, во сколько обойдутся зимние пальто для Джона и Майкла; чтобы сохранить ясность мысли, он обвязал голову мокрым полотенцем, и мешать ему сейчас было бы просто непростительно! К тому же миссис Дарлинг прекрасно знала, что в ответ он только скажет:

– Что ж ты хочешь, если в няньках у детей собака!

Она решила свернуть тень и спрятать её в комод – пусть полежит там, пока не наступит удобный момент рассказать обо всём мистеру Дарлингу. Ах, лучше б она этого не делала!

Случай представился через неделю, в пятницу. Ну конечно, это случилось в пятницу! Этой пятнице суждено было стать незабываемой для всей семьи.

– Ах, почему я не остереглась! – не раз говорила потом миссис Дарлинг мужу. – Ведь это была пятница!

А Нэна сидела по другую сторону от миссис Дарлинг и держала её за руку.

– Нет, нет, – неизменно отвечал мистер Дарлинг, – это я во всём виноват, я, Джордж Дарлинг! Меа culpa, mea culpa! [2]2
   Моя вина, моя вина! (лат.)


[Закрыть]

Он получил классическое образование.

Так они сидели длинными вечерами, перебирая мельчайшие подробности этого рокового дня, пока они не запечатлелись в их памяти, словно голова монарха на бракованных монетах, где изображение бывает пробито насквозь.

– Зачем только я обещала пойти на обед в дом номер двадцать семь! – говорила миссис Дарлинг.

– Зачем только я вылил лекарство в Нэнину миску! – говорил мистер Дарлинг.

– Зачем только я не притворилась, что лекарство вкусное! – говорили Нэнины глаза, полные слёз.

– А всё моя любовь к развлечениям, Джордж!

– А всё моё роковое чувство юмора, дорогая!

– А всё моя обидчивость по пустякам, дорогие хозяева!

И тут всегда кто-нибудь из них начинал рыдать. И Нэна при этом неизменно думала: „Да, конечно, не следовало им брать в няньки собаку!“

И не раз мистер Дарлинг сам утирал Нэне слёзы.

– Нет, но каков негодяй! – восклицал мистер Дарлинг, и Нэна вторила ему оглушительным лаем, но миссис Дарлинг никогда не ругала Питера: что-то в правом уголке рта мешало ей это сделать.

Так они и сидели в пустой детской, с грустью вспоминая всё, что случилось в тот ужасный вечер. Начался он обыкновенно, совсем как сотни других вечеров: Нэна приготовила воду, чтобы перед сном выкупать Майкла, и понесла его на спине к ванне.

– Не хочу я спать! – кричал Майкл. Он всё ещё думал, что последнее слово всегда должно оставаться за ним. – Не хочу! Не буду! Нэна, ещё нет шести! Я тебя не буду любить, Нэна! Не хочу я купаться, слышишь? Не хочу! Не буду!

Тут в детскую вошла миссис Дарлинг в белом вечернем платье. Она оделась пораньше, чтоб показаться дочери: Венди так любила смотреть на неё, когда она надевала это платье и ожерелье, которое подарил ей муж. На руке у миссис Дарлинг был Вендин браслет – она попросила его у Венди на этот вечер. Венди очень любила давать ей на вечер свой браслет.

Войдя в детскую, миссис Дарлинг увидела, что старшие дети играют: Венди была миссис Дарлинг, Джон – мистер Дарлинг, а Венди только что родилась.

– Я счастлив сообщить вам, миссис Дарлинг, что вы стали матерью, – говорил Джон точь-в-точь таким голосом, каким, возможно, говорил в тот день и сам мистер Дарлинг.

А Венди заплясала от радости, как, конечно, поступила в своё время и сама миссис Дарлинг.

Затем родился Джон, с торжественностью, подобающей, по его мнению, мужчине, а потом Майкл выскочил из ванны и сказал, что он тоже хочет родиться, но Джон грубо заявил, что больше детей им не нужно.

Майкл чуть не заплакал.

– Никому я не нужен! – сказал он.

И, конечно, миссис Дарлинг не могла этого вынести.

– Нет, нужен, – сказала она. – Мне очень нужен третий ребёнок!

– Мальчик или девочка? – спросил Майкл без особой надежды.

– Мальчик!

Майкл бросился ей на шею.

Теперь, когда мистер и миссис Дарлинг и Нэна вспоминали об этом, слёзы сами собой навёртывались им на глаза. Ведь это был их последний вечер с детьми! И они продолжают вспоминать.

– В эту минуту я и влетел к вам, как ураган, да? – спрашивал мистер Дарлинг.

Теперь он презирал себя за это.

Действительно, мистер Дарлинг влетел тогда в детскую, как ураган. Правда, у него были на то серьёзные причины. Он тоже переодевался, чтобы идти в гости, и всё было хорошо, пока дело не дошло до галстука. Ты, конечно, можешь мне не поверить, но этот человек, который так хорошо разбирался в акциях и облигациях, был не в ладах с собственным галстуком. Иногда галстук поддавался ему без особой борьбы, но бывали случаи, когда для всех было бы лучше, если бы он забыл о своей гордости и пристегнул готовый галстук.

В тот вечер галстук опять отказался ему повиноваться. Мистер Дарлинг ворвался в детскую, сжимая в руке этого маленького и сильно помятого безобразника.

– Что случилось, папочка, милый?

– Случилось?! – закричал он не своим голосом. – Этот галстук! Он не желает завязываться! – В голосе его зазвучала опасная ирония. – Завязываться-то он завязывается, но только не на моей шее! Где угодно, только не на шее! На столбике от кровати – пожалуйста! Хоть двадцать раз! Но на моей шее – ни за что! Не желает – и всё тут!

Он, видно, думал, что миссис Дарлинг недостаточно ему сочувствует, и строго добавил:

– Предупреждаю тебя, пока галстук не завяжется на моей шее, мы в гости не пойдём! А если мы сегодня не пойдём в гости, я перестану ходить на службу, а если я перестану ходить на службу, мы с тобой будем голодать, и наши дети окажутся на улице!

Но и тут миссис Дарлинг сохранила присутствие духа.

– Дай я попробую, милый, – сказала она.

Ведь он для того сюда и пришёл! Лёгкими прохладными пальцами она в один миг завязала ему галстук. Дети стояли вокруг и смотрели, как решается их судьба. Другой мужчина рассердился бы, увидев, как спокойно она всё сделала, но мистер Дарлинг был выше этого. Он небрежно поблагодарил её и тут же забыл свой гнев; не прошло и минуты, как он уже танцевал по комнате с Майклом на плечах.

– Как мы тогда веселились! – вспоминала миссис Дарлинг.

– В последний раз! – стонал мистер Дарлинг.

– Ах, Джордж, помнишь, как Майкл вдруг спросил меня: „Мама, а как я с тобой познакомился?“

– Ещё бы не помнить!

– Какие они были милые, правда, Джордж?

– Главное, что они были наши, такие родные! А теперь их у нас нет!

В эту минуту в детскую вошла Нэна, и надо же было так случиться, что мистер Дарлинг наткнулся на неё, и к его брюкам пристала шерсть. Мало того что брюки новые – это была у него первая в жизни пара, обшитая тесьмой, и он закусил губу, чтобы не расплакаться. Конечно, миссис Дарлинг почистила брюки, но он снова стал говорить о том, какая это ошибка, что у детей в няньках собака.

– Но, Джордж, Нэна просто сокровище!

– Конечно, но иногда мне бывает как-то не по себе. Мне начинает казаться, что для неё наши дети всё равно что щенята!

– Ах нет, дорогой, она прекрасно знает, что у них есть души!

– Сомневаюсь, – протянул мистер Дарлинг, – сомневаюсь… Тут-то ей и представился случай рассказать о странном мальчике.

Сначала мистер Дарлинг только посмеивался, но, когда ему показали тень, он задумался.

– Эта тень мне незнакома, – сказал он, внимательно её разглядев, – но я совершенно уверен, что хозяин её – негодяй.

– Мы всё ещё говорили о тени, – произносит миссис Дарлинг, – когда Нэна принесла Майклу лекарство, помнишь? Ах, Нэна, больше ты никогда не будешь носить в зубах пузырёк с лекарством, и во всём этом виновата я!

Мистер Дарлинг был мужественным человеком, но в истории с лекарством он повёл себя не очень-то умно. Конечно, и у него были свои слабости: он был, например, глубоко убеждён в том, что всю жизнь героически пил лекарства, вот почему, когда Майкл стал увёртываться от ложки, которую поднесла ему Нэна, он строго сказал:

– Будь же мужчиной, Майкл!

– Не хочу! Не буду! – упрямо кричал Майкл.

Миссис Дарлинг пошла за шоколадкой, но мистер Дарлинг решил, что ей не хватает твёрдости.

– Не балуй его, мамочка! – закричал он ей вслед. – В твоём возрасте, Майкл, я выпивал любое лекарство не моргнув глазом. Только приговаривал: „Спасибо, дорогие папочка и мамочка, что вы даёте мне целый пузырёк, чтобы я выздоровел“.

Ему казалось, что именно так всё и было, и Венди, которая стояла рядом в ночной рубашке, тоже поверила этому и сказала, чтобы приободрить Майкла:

– Твоё лекарство ещё противнее, правда, папа? То, что ты сейчас иногда пьёшь…

– Гораздо противнее, – сказал мистер Дарлинг смело. – Я бы его сейчас выпил, Майкл, тебе для примера, если б только не потерял пузырёк…

Не то чтоб он его потерял, а просто однажды поздно ночью, когда все в доме спали, он спрятал его на шкафу. Только он не знал, что маленькая служанка Лиза нашла пузырёк и поставила его опять на умывальник.

– Я знаю, где он, папочка! – обрадовалась Венди, всегда готовая услужить. – Сейчас я его принесу.

Не успел мистер Дарлинг и рта раскрыть, как она убежала. Мистер Дарлинг почему-то помрачнел.

– Джон, – сказал он, содрогаясь, – это невероятная гадость. Знаешь, такая липкая, сладкая, противная штука…

– Ты проглоти его побыстрее, папа, и всё! – весело посоветовал Джон.

Туг Венди примчалась обратно, в руках она несла стакан с лекарством.

– Я бежала со всех ног! – сказала она, с трудом переводя дыхание.

– Ты у нас молодец, – проговорил мистер Дарлинг с убийственной вежливостью, которой она не оценила, и упрямо добавил: – Майкл – первый!

– Папа – первый! – сказал Майкл. Он был недоверчив по природе. – А если меня стошнит? – спросил мистер Дарлинг с угрозой в голосе.

– Ну же, папа! – торопил Джон.

– Попридержи язык, Джон! – приказал мистер Дарлинг.

Венди ничего не могла понять.

– Я думала, ты пьёшь лекарство совершенно спокойно, папа, – сказала она.

– Дело совсем не в том, – ответил он. – Ты же знаешь, у меня в стакане лекарства больше, чем у Майкла в ложке. – Его гордое сердце не могло этого вынести. – А это несправедливо! Я умирать буду, а всё же скажу: несправедливо.

– Папа, я жду! – холодно заметил Майкл.

– Ну и что же? Я тоже жду.

– Папа – жалкий трус!

– Сам ты жалкий трус!

– Я не боюсь!

– Ну и я не боюсь!

– Что ж ты не пьёшь?

– А ты что?

Тут Венди осенило:

– А почему бы вам не выпить вместе?

– Конечно, – сказал мистер Дарлинг. – Ты готов, Майкл?

– Раз, два, три! – сосчитала Венди.

Майкл лекарство проглотил, а мистер Дарлинг спрятал свой стакан за спину.

Майкл испустил яростный вопль.

– Ах, папа! – вскричала Венди.

– Что „ах, папа“? – спросил мистер Дарлинг строго. – Сейчас же прекрати этот крик, Майкл! Я хотел его принять, но… но не успел.

Просто ужасно, как они на него смотрели! Похоже, что они им совсем не восхищались.

– Послушайте, дети, – сказал он с мольбой в голосе, как только Нэна вышла в ванную. – Я придумал чудесную шутку. Я вылью своё лекарство Нэне в миску, а она подумает, что это молоко, и вылакает его!.

Лекарство действительно было белое, как молоко, но дети, в отличие от мистера Дарлинга, не понимали таких шуток; они с упрёком смотрели, как он вылил лекарство в Нэнину миску.

– Как смешно! – воскликнул мистер Дарлинг.

Голос его звучал неуверенно, и они не решились его разоблачить, когда Нэна и миссис Дарлинг вернулись в детскую.

– Нэна, собачка, – сказал он, поглаживая её. – Я налил тебе молочка в миску, Нэна…

Нэна махнула хвостом, подбежала к миске и начала лакать, но тут же взглянула на мистера Дарлинга. Взглянула не сердито, только на глаза ей навернулась большая слеза, которая заставляет нас жалеть благородных собак, и она молча залезла в свою конуру.

Мистеру Дарлингу было страшно стыдно, но он не сдался. В ужасной тишине миссис Дарлинг понюхала миску.

– Ах, Джордж, – сказала она. – Ведь это твоё лекарство!

– Это была просто шутка! – вскричал он.

Миссис Дарлинг принялась утешать мальчиков, а Венди обнимала Нэну.

– Я из сил выбиваюсь, чтобы всем в доме было весело! – сказал мистер Дарлинг с горечью. – И хоть бы кто-нибудь меня понял!

А Венди всё обнимала Нэну.

– Ну, конечно! – закричал он. – Обнимай её! Меня-то никто не обнимает! К чему?! Я только зарабатываю всем на хлеб. Зачем же меня обнимать?! Зачем?!

– Джордж, – попросила миссис Дарлинг. – Не так громко, пожалуйста. Слуги тебя услышат…

Почему-то они называли Лизу слугами.

– Ну и пусть, – отвечал он решительно. – Пусть весь свет слышит! Но я больше часу не потерплю, чтобы у меня в детской хозяйничала собака!

Дети заплакали, а Нэна подбежала к нему с мольбой в глазах, но он на неё даже не посмотрел. Он снова почувствовал себя настоящим мужчиной.

– Нечего, нечего, – воскликнул он, – тебе место во дворе, на привязи! Отправляйся туда сию же минуту!

– Джордж, Джордж, – прошептала миссис Дарлинг, – вспомни, что я тебе говорила о том мальчике!

Увы! Он и слышать ничего не желал. Он твёрдо решил показать, кто в доме хозяин, и, когда Нэна не послушалась его, он лаской выманил её из конуры, схватил за ошейник и выволок во двор. Ему было стыдно, и всё же именно так он и поступил. Всё это произошло из-за его слишком любящего сердца, которому так нужно было восхищение. Привязав Нэну во дворе, несчастный отец уселся в коридоре и закрыл лицо руками.

Тем временем миссис Дарлинг в полном молчании уложила детей и зажгла ночники.

Тут они услышали, как лает Нэна.

– Это он сажает её на цепь во дворе, – захныкал Джон.

Но Венди с ним не согласилась, хоть и она, конечно, не догадывалась, что сейчас произойдёт.

– Нет, – сказала она, – когда её обижают, Нэна лает по-другому. А так она лает, когда чует опасность.

Опасность!

– Ты уверена, Венди?

– Ну, конечно.

Миссис Дарлинг задрожала и подошла к окну. Оно было заперто на задвижку. Она посмотрела на ночное небо, густо усыпанное звёздами. Они толпились вокруг дома, словно им не терпелось посмотреть, что там произойдёт, но миссис Дарлинг этого не заметила. Не заметила она и того, что две самые маленькие звёздочки подмигнули ей, будто хотели предупредить её о чём-то. И всё же безотчётный страх сжал ей сердце.

– Как мне не хочется сегодня идти в гости! – сказала она.

Даже Майкл, который уже засыпал, понял, что она чем-то встревожена.

– Когда ночники зажжены, нам нечего бояться, правда, мама? – спросил он.

– Конечно, дорогой, – ответила она. – Это мама оставляет их следить за своими детишками.

Она подошла к кроваткам, сначала к одной, потом к другой и третьей, напевая колыбельную, и маленький Майкл крепко обнял её.

– Мама, – сказал он, – я так рад тебе!

Это были последние слова, которые миссис Дарлинг услышала от него перед долгой разлукой.

Дом номер двадцать семь был совсем близко, но в тот день выпал лёгкий снежок, и мистер и миссис Дарлинг шли осторожно, чтобы не испачкать обувь. На улице, кроме них, никого не было, и все звёзды внимательно следили за ними.

Звёзды очень красивы, но они могут только наблюдать за тем, что происходит, а сделать ничего не могут. Это наказание наложено на них за какой-то проступок, который они совершили так давно, что ни одна звезда уже не помнит, что это было. Старым звёздам давно уже всё наскучило, и они смотрят на мир стеклянным взглядом и молчат, но юным всё внове, и они без устали мигают, переговариваясь друг с другом. Звёзды не очень-то любят Питера, потому что он часто подкрадывается к ним сзади и пытается их задуть, но в тот вечер им было скучно, вот почему они были на его стороне и с нетерпением ждали, чтобы взрослые ушли. Как только дверь дома номер двадцать семь захлопнулась за мистером и миссис Дарлинг, на небесах поднялось волнение, и самая крошечная звёздочка из Млечного Пути пропищала:

– Питер, давай!

Глава 3. Улетим! Улетим!

Когда мистер и миссис Дарлинг ушли, ночники у детских кроваток с минуту горели ясно. Это были очень милые ночники, и нам остается только пожалеть, что они заснули и проглядели Питера; но Вендин ночник почему-то заморгал и так широко зевнул, что два других тоже принялись зевать и так, не закрывая ртов, и заснули.

В комнате был в это время и другой огонёк, в тысячу раз ярче, чем ночники. Пока я говорю тебе об этом, он успел заглянуть в шкаф, пошарил в ящиках комода и вывернул все карманы. Он искал тень Питера. И, знаешь, это был совсем не огонёк, а маленькая фея, не больше твоей ладони (правда, она ещё росла); она так быстро носилась по комнате, что казалось, будто это огонёк пляшет в воздухе. Звали её Динь-Динь; одета она была очень изысканно – высохший листок с глубоким квадратным вырезом у шеи изящно облегал её фигурку. Она была слегка склонна к полноте.

Через минуту после появления феи юные звёзды дунули, распахнули окно в детской, и в комнату влетел Питер. Часть пути он нёс Динь-Динь в руках, и потому к его пальцам пристала волшебная пыльца.

– Динь! – позвал он тихонько, убедившись, что дети спят. – Динь, где ты?

Она была в кувшине, и ей это страшно нравилось – никогда раньше она не бывала в кувшинах.

– А ну вылезай! Ты не знаешь, куда они девали мою тень?

В ответ раздался дивный звон, будто зазвенели золотые бубенчики. Это язык фей. Вы, дети, не можете его услышать, но если бы вдруг услышали, то сразу поняли бы, что уже слышали его когда-то.

Динь сказала, что тень в большой коробке (она хотела сказать – в комоде), и Питер тотчас подскочил к ящикам и начал обеими руками выгребать из них содержимое и швырять всё на пол, словно король, бросающий медяки в толпу. Он скоро нашёл свою тень и так обрадовался, что захлопнул ящик, не заметив, что в нём осталась Динь.

Если он о чём-нибудь и думал в эту минуту (а я подозреваю, что думать было не в его привычках), то, конечно, только о том, что тень тотчас же прирастёт к нему, стоит только прижать её покрепче; когда же этого не случилось, он пришёл в ужас. Он попытался прилепить её мылом, взятым из ванной, но у него ничего не вышло. Дрожь пронизала Питера, он уселся на пол и расплакался.

Его плач разбудил Венди, и она села в постели. При виде незнакомого мальчика, плачущего на полу, она не испугалась, а скорее приятно удивилась.

– Мальчик, – спросила она вежливо, – почему вы плачете?

Питер тоже умел быть необычайно вежливым – он выучился светским манерам на праздниках у фей; он встал и с чрезвычайной учтивостью поклонился Венди. Ей это очень понравилось, и, сидя в постели, она ответила ему поклоном.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Венди Мойра Анджела Дарлинг, – ответила она не без гордости. – А вас?

– Питер Пэн.

Она уже знала, что это Питер, но всё же его имя показалось ей коротким.

– И всё? – спросила она.

– Да! – ответил он резко. Впервые в жизни он почувствовал, что имя у него и вправду коротковато.

– Простите, – сказала Венди Мойра Анджела.

– Чепуха, – отрезал Питер. Она спросила, где он живёт.

– Второй поворот направо, – сказал Питер, – а потом прямо, до самого утра.

– Какой смешной адрес!

У Питера сжалось сердце. Он подумал, что адрес, пожалуй, и в самом деле смешной.

– Нет, не смешной! – сказал он.

– Я не то хотела сказать, – поправилась Венди, вспомнив, что Питер был её гостем. – Я хотела спросить: на письмах так и пишут?

„Лучше б она не вспоминала про письма“, – подумал Питер.

– Не получаю никаких писем! – сказал он презрительно.

– Но ваша мама получает?

– Нету меня никакой мамы! – ответил он.

У него не только не было мамы, но не было ни малейшего желания её иметь. Он считал, что про матерей вообще зря говорят столько хорошего. Но у Венди сердце сразу заныло от жалости.

– Ах, Питер, теперь понятно, почему ты плачешь! – вскричала она, спрыгнула с кровати и подбежала к нему.

– И вовсе я не поэтому плакал, – сказал он с негодованием. – Я плакал потому, что никак не могу прилепить свою тень. А вообще я и не думал плакать!

– Она отлепилась?

– Да.

Туг Венди увидела тень, лежащую на полу; тень была такая мятая, что Венди стало невыносимо жалко Питера.

– Какой ужас! – сказала она.

Впрочем, она не могла сдержать улыбку, увидев, что Питер пытался прикрепить её мылом. Уж эти мальчишки!

К счастью, она тут же сообразила, как помочь горю.

– Её надо пришить, – сказала она высокомерно.

– Что такое „пришить“? – спросил он.

– Ой, какой ты невежа!

– Вот и неправда!

Ей было очень приятно, что он не знает таких простых вещей.

– Я тебе её пришью, маленький, – сказала она. Непонятно, почему она его так назвала, – ведь он был с неё ростом.

Она достала свою рабочую шкатулку и принялась пришивать тень ему к пяткам.

– Боюсь, что тебе будет немножко больно, – предупредила она.

– О, я не заплачу! – сказал Питер.

Он уже был уверен, что никогда в жизни не плакал. Он сжал зубы и не заплакал, и скоро тень уже вела себя вполне прилично, хоть и выглядела всё же немножко помятой.

– Надо было её прогладить, – сказала Венди задумчиво.

Но Питера, как и всех мальчишек, это ничуть не заботило, и он в восторге запрыгал по комнате. Увы, он уже забыл, что своим счастьем обязан Венди. Он был уверен, что сам пришил себе тень.

– Какой я умный! – кричал он радостно. – Нет, вы только подумайте, какой я умный! – И он закукарекал.

Мне очень грустно в этом признаться, но самодовольство было одной из самых привлекательных черт Питера. По правде говоря, не было на свете большего зазнайки, чем Питер.

Венди возмутилась.

– Ну и самодовольство! – воскликнула она с едкой издёвкой. – А я, по-твоему, тут совсем ни при чём?

– Нет, отчего же, ты тоже кое-что сделала, – ответил небрежно Питер и продолжал плясать.

– Кое-что! – сказала она свысока. – Что ж, если я здесь не нужна, я могу и удалиться…

И с большим достоинством она прыгнула в постель и с головой накрылась одеялом.

Питер подумал, что она выглянет, если он притворится, будто уходит, но, когда из этого ничего не вышло, он присел к ней на кровать и легонько толкнул её ногой.

– Венди, – сказал он, – не удаляйся. Я всегда так кричу, когда я собой доволен.

Но она осталась под одеялом.

– Венди, – сказал он голосом, перед которым не устояла ещё ни одна женщина, – Венди, от одной девочки больше пользы, чем от двадцати мальчишек.

Венди, конечно, была женщиной до самых кончиков своих пальцев, хоть пальчики эти и были совсем невелики, и она высунула голову.

– Ты правда так думаешь, Питер?

– Да, думаю.

– По-моему, это очень мило с твоей стороны, – заявила она. – Тогда я опять встану.

И она села рядом с ним на кровати.

– Хочешь за это поцелуй? – спросила Венди. Питер протянул руку.

– Разве ты не знаешь, что такое „поцелуй“? – спросила Венди в смятении.

– Буду знать, когда ты мне его дашь, – ответил он холодно. И, чтобы не обидеть его, Венди дала ему напёрсток.

– Ну а теперь, – сказал он, – вот тебе поцелуй. Хочешь? Она сдержанно ответила:

– Ну что ж, пожалуй…

И наклонила к нему лицо. Это было очень глупо с её стороны, потому что он просто сунул ей в руку желудёвую пуговицу. Она медленно выпрямилась и сказала вежливо, что всегда будет носить его „поцелуй“ на цепочке Так она и сделала – это было очень кстати, потому что впоследствии он спас ей жизнь.

Когда люди в нашем кругу знакомятся, они обычно интересуются возрастом друг друга, и потому Венди, которая всегда старалась вести себя как полагается, спросила у Питера, сколько ему лет. Это был не очень удачный вопрос – так порой бывает на экзамене, когда тебе предлагают грамматику, в то время как тебе хотелось бы написать, какие короли правили в Англии.

– Не знаю, – ответил Питер смущенно, – но я еще очень молод…

Он действительно не знал, сколько ему лет, только смутно кое о чем догадывался, но сказал он совсем другое:

– Знаешь, Венди, я убежал из дому в тот день, когда родился.

Это было странно, но интересно, и Венди, вспомнив, как в таких случаях поступают в гостях, легонько похлопала себя по ночной рубашке, давая ему понять, что он может придвинуться к ней поближе.

– Я услышал, как мои родители говорили о том, кем я буду, когда вырасту, и убежал, – сказал Питер тихо.

Он был чрезвычайно взволнован.

– А я не хочу становиться взрослым, – продолжал он с жаром. – Я хочу всегда быть мальчишкой и ни о чём не думать! Вот я и убежал в Кенсингтонские сады и стал жить там с феями.

Венди глядела на него с глубочайшим восхищением, и он подумал, что она восхищается его побегом из дома; на самом же деле её поразило то, что он был знаком с феями. Венди вела такой скромный домашний образ жизни, что знакомство с феями показалось ей чем-то изумительным. Она засыпала его вопросами о феях, что очень удивило Питера, ибо феи ему часто надоедали, лезли под ноги и прочее, так что порой ему приходилось задавать им трёпку. Всё же в целом они ему нравились, и он рассказал ей, как феи появились.

– Знаешь, Венди, когда первый младенец впервые засмеялся, смех его разлетелся на тысячи кусочков – вот откуда пошли феи.

Скучный это был разговор, но ей как домоседке он очень понравился.

– Так что в результате, – сказал он добродушно, – на каждого мальчика и девочку должна быть одна фея.

– Должна? Но разве так оно и есть?

– Нет. Дети сейчас так много знают, что очень рано перестают верить в фей, а всякий раз, когда кто-нибудь из них говорит: „Я в фей не верю“, какая-нибудь фея тут же падает и умирает.

Скоро ему наскучил этот разговор, и тут он заметил, что Динь что-то притихла.

– Не знаю, куда она задевалась, – сказал он и встал. – Динь, где ты? От восторга сердце громко забилось у Венди в груди.

– Питер! – вскричала она и схватила его за руку, – неужели у нас в детской настоящая фея?

– Она только что была здесь, – сказал он с нетерпением. – Ты ничего не слышишь, а?

Оба прислушались.

– Я слышу только, будто где-то звенят бубенчики, – сказала Венди.

– Это Динь! У фей такой голос, понимаешь? Кажется, я тоже теперь слышу.

Звон шёл из комода, и Питер скорчил весёлую гримасу.

– Венди, – прошептал он с восторгом, – кажется, я запер её в комоде! Когда он выпустил наконец бедную Динь, она заметалась по детской, вопя от гнева.

– Ну что ты кричишь? – возразил ей Питер. – Ну хорошо, я виноват, но откуда мне было знать, что ты там?

Венди не слушала его.

– Ах, Питер! – воскликнула она. – А не могла бы она остановиться на минуточку? Я хочу её получше разглядеть.

– Они очень редко останавливаются.

Но Венди всё же увидела, как это романтическое создание присело на * минутку на большие часы с кукушкой.

– Какая прелесть! – воскликнула она, хотя лицо у Динь всё ещё было перекошено от злости.

– Динь, – сказал Питер с улыбкой, – эта дама хочет, чтобы ты была её феей!

Динь что-то дерзко прокричала в ответ.

– Что она говорит, Питер? Ему пришлось объяснить:

– Она не очень-то вежлива. Говорит, что ты большая, неуклюжая девчонка и что она моя фея.

Он стал уговаривать Динь.

– Ты ведь знаешь, тебе нельзя быть моей феей, Динь, – ведь я джентльмен, а ты дама!

На это Динь только ответила:

– Ну и дурак!

И скрылась в ванной.

– Она фея низшего разряда, – сказал Питер в её оправдание. – Её зовут Динь-Динь, потому что она паяет чайники и кастрюльки.

Они уселись вдвоём в кресло, и Венди снова засыпала его вопросами:

– Значит, ты больше не живёшь в Кенсингтонских садах?

– Иногда живу.

– А чаще где же ты живёшь?

– С пропавшими мальчишками.

– А кто это?

– Это мальчики, которые выпали из колясок, когда няньки смотрели в другую сторону. Если никто не потребует их обратно через неделю, их отсылают на остров Нигдешний, чтобы не было лишних расходов. Я у них капитан.

– Как это, должно быть, чудесно!

– Да, – согласился коварный Питер, – но иногда нам бывает очень грустно. Понимаешь, общество у нас исключительно мужское.

– Как, разве среди вас нет девочек?

– Конечно нет! Ты же знаешь, девочки умные, они из колясок не падают.

Это страшно понравилось Венди.

– По-моему, – сказала она, – ты ужасно мило говоришь о девочках. А вот Джон, – и она указала рукой на старшего брата, – он нас просто презирает!

Вместо ответа Питер встал и одним ударом ноги сбросил Джона вместе с одеялом на пол. Одним ударом! Это показалось Венди несколько дерзким для первой встречи, и она твёрдо сказала Питеру, что у неё в доме он не капитан. Джон, однако, продолжал крепко спать на полу, и она не стала его тревожить.

– Я знаю, Питер, ты хотел сделать мне приятное, – сказала она, смягчаясь. – За это можешь подарить мне поцелуй.

Она забыла, что Питер не знает, что это такое.

– Я так и знал, что ты возьмёшь его назад, – сказал он не без горечи и протянул ей напёрсток.

– Ах нет, – сказала добрая Венди, – я хотела сказать не „поцелуй“, а „напёрсток“.

– Что это такое?

– А вот что!

И она поцеловала его.

– Смешно! – сказал Питер серьёзно. – Ну а теперь хочешь получить от меня напёрсток?

– Как знаешь, – ответила Венди, на этот раз держа голову очень прямо.

Она получила „напёрсток“ от Питера и почти туг же вскрикнула от боли.

– Что случилось, Венди?

– Кто-то дёрнул меня за волосы!

– Это, верно, Динь. Что это с ней? Раньше она никогда так не безобразничала…

И правда, Динь летала вокруг них и выкрикивала всякие обидные слова.

– Венди, она говорит, что за каждый напёрсток будет дёргать тебя за волосы.

– Но почему?

– Почему, Динь?

И снова Динь прокричала в ответ:

– Дурак!

Питер так ничего и не понял, зато Венди поняла. Она немного огорчилась, когда он признался, что прилетал в детскую не для того, чтобы повидаться с ней, а чтобы послушать сказки.

– Понимаешь, я не знаю ни одной сказки. И пропавшие мальчишки тоже!

– Какой ужас! – воскликнула Венди.

– А знаешь, – продолжал Питер, – почему ласточки лепят гнёзда под крышами? Чтобы слушать сказки! Ах, Венди, твоя мама рассказывала такую чудесную сказку!

– Какую?

– Про принца. Он ещё не мог найти девушку с хрустальным башмачком.

– Питер, – заволновалась Венди, – это была Золушка, а он нашёл её, и они жили счастливо до самой смерти.