Текст книги "Трудовые будни барышни-попаданки 2 (СИ)"

Автор книги: Джейд Дэвлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 33

– Ради науки и пользы человеческой!.. – начал было распаляться Аркадий Пахомыч.

– Ради науки и пользы человеческой все делать следует по уму да по порядку. Эмма Марковна никуда не убежит, зелье сонное для операций – тем более. К тому же секрета из его состава наша благородная дама не делает. А уж как там профессура московская новшество примет, то вопрос сложный… Подготовиться надобно, – степенно и неторопливо увещевал Михаил Федорович.

И все поневоле прислушивались.

– Все обдумать как следует. Предусмотреть. Может, вам самому попробовать популяризовать эту новую методу не среди штатской медицины, а в одном из госпиталей. Мундирные эскулапы, по моим наблюдениям, эскулапов фрачных похрабрее будут, да и вы это доказали только что. Так что не надо ехать с бухты-барахты за семь верст киселя через забор хлебать. Нет-с, никакой поспешности.

Я вспомнила, что Пирогов, разработчик и применитель наркоза, был военным медиком, и поддержала Михаила Федоровича. Госпиталь – идеальная площадка для подобных разработок, да и, учитывая, как мучаются пациенты на операциях, бесчеловечными такие эксперименты не назвать.

Аркадий Пахомович сначала опечалился и даже слегка обиделся, как любой человек, чью идею отвергли, к тому же коллективно. Но потом встряхнул головой, будто перезагружаясь, и сказал:

– Эмма Марковна, слыхал я, будто у вас кроме лабораторных экспериментов еще и буфетные процветают, а настойки ваши лучше немецких. Отныне в меру и на пользу здоровию. Уж поверьте, себя соблюду.

Что же, человек старался, руки его не дрожали – заслужил свою простенькую радость.

Минут через пять на столе был дегустационный настоечный сет. Лекарь оказался консерватором, особо отметив хреновуху и клюквянку. Михаил Первый его поддержал, а потом, чтобы дегустация не затянулась, намекнул, что пора ехать. Не успел лекарь погрустнеть, как просветлел ликом, увидев, что пара бутылочек будет ему презентована.

Напоследок я перемолвилась с исправником наедине.

– Михаил Федорович, а если бы… если был бы худший вариант, то тогда до каторги бы дошло?

Собеседник взглянул на меня, усмехнулся в усы.

– Анекдот есть, Эмма Марковна, про лису – сторожа в курятнике, волка – в овчарне и медведя – в бараке для фабричного наемного люда.

– …Да кто их считает, – невесело сказала я и только тут удивилась: неужели этот циничный анекдот знали и в XIX веке?

– Мужиков считают, конечно, – продолжил исправник, – только как мужиков. Вы велели мужика резать с газовым сном, а помещик Долгопятов тоже оказался опытник великий: решил проверить пословицу «где раки зимуют» и мужиков заставил под Рождество за раками нырять. Двое от горячки померли, помещику – покаяние церковное. Ну, подмазал моего предшественника, не без того, денег не пожалел. Каторга – это вряд ли, но вы, конечно, смелая. Одно оправдание – жизнь человеческую спасали.

Помолчал, добавил:

– Вы все равно, Эмма Марковна, с такими опытами осторожней. А если совсем без них не обойтись – меня предупреждайте. Ну и зовите, – произнес, как показалось мне, смущенно.

– Милостив к вам Господь, Эмма Марковна, – только и сказал отец Даниил, когда вся эта эпопея с Демьяновым аппендицитом закончилась. – Риск, оно, конечно, дело благородное… да только вы не гусарский корнет, чтобы так с судьбой играть. Сам понимаю, просил за раба Божьего, чтоб за доктором послали. Но что живого человека резать надумаете да все у вас получится – в страшном сне предвидеть не мог. Епитимию вам придется назначить – прочесть акафист Богородице. Примите со смирением!

– Приму, батюшка, – склонила голову я. А что было еще сказать? Здесь и сейчас мои взгляды советской атеистки никого не интересуют. Мало того, по заслугам и награда. Возгордилась прогрессорством, с чужими жизнями заигралась. Только невероятным везением все вышло к лучшему, мне ли не понимать.

Нет уж. Хватит. Это в книгах у попаданцев все легко и просто. Захотела – вот тебе завод, захотела – химкомбинат. А на деле-то не знаешь, какой рукой за что хвататься, чтобы с ежедневными заботами совладать да еще прогресс двигать. Особенно летом, в самую страду.

Но раз такое дело, пора подвести промежуточные итоги. Июль стелет под ноги ковер трав, малина уже отходит, рожь начинает наливаться, поздненько в этом году, ну так не до жиру. Пшеничка поспеет еще позже, да и сажают ее тут немного, яровые хорошо родят южнее.

Сахарное сырье, и свое, и у мужичков купленное, уже переработано. И прав был заезжий швейцарец – овчинка выделки не стоит. Я даже на продажу ничего не отправила – весь запас конечного продукта остался в Голубках. Переработаем в варенья, наливки, настойки, зефир и птичье молоко. А что и съедим – в леденцах. Оборудование, выражаясь привычным мне языком, надо законсервировать, а как тогда бы сказали – укрыть рогожами от дождей и пыли, чтобы металл не испортился. Потом отправить в края, где свекла слаще зреет. И забыть.

Покупателя с самовывозом не найдется, впрочем, можно Никитина спросить. Возить такие грузы на своих телегах на дальние расстояния – лошадей портить. Думала организовать сплав по Голубке, в Ветлугу и дальше, в Волгу. Но баржи придется строить самой, так что добавлять к прежним занятиям судостроительство и навигацию не хотелось.

Зато сахарное производство одарило меня отходами – под жом пришлось копать дополнительные рвы. И, глядя на это богатство, мы с Алексеем и Павловной, забравшей в свои руки бразды правления на правах барыниной любимой ключницы, уже прикидывали, какую скотину по осени колоть, а какая и до Масленицы доживет. Свининка весной, сразу после поста, ой как в цене, потому как осеннюю в мясоед кончили.

Скотинка была в добром теле, бескормица ей не угрожала, и дело было не только в свекольном жоме. Для травы лето оказалось благоприятней, чем для злаков, потому коровы и овечки паслись вдоволь. Чуть сложнее вышло с сеном – частые дожди портили сенокос. И тогда я решилась на эксперимент с силосом.

Тут крестьянское мнение разделилось. Кто-то опять заговорил о барских причудах, а кто-то – что Эмма Марковна и прежде всегда права бывала, и нынче окажется. Кто-то даже нашел забавный аналог с силосованием – мол, квашеную траву запасать будем. Ну, квашеную так квашеную, лишь бы не болтали, что барыня траву хоронит.

Конечно, пришлось приноровиться к технологиям, возможным в XIX веке. Создать измельчитель на ручной тяге, заказать в кузне острые лопасти для него. А для утрамбовки – ручные катки, видела их на старинной фотографии. На силос пошло чуть больше четверти всей травы вперемешку с чистой сухой соломой – чтобы закладка не оказалась совсем уж влажной. И я надеялась, что эта четверть сенокоса не пропадет.

С деньгами стало чуть полегче, хотя по здешним местам это в редкость – обычно и крестьяне, и помещики до осеннего обмолота считают каждую копейку. Но тут меня и оброки выручали, а пуще того – мои собственные отхожие промыслы. Свечи, керосин, лампы, доходы с патентов. Было на что снаряжать обоз до Макарьевской ярмарки.

Летом в Нижнем торги не проводятся по нынешнему времени. Надо плыть вниз по Волге еще несколько верст, к Макарьевскому монастырю – вот уж где раздолье для торговцев. Со всего света, говорят, народ съезжается.

Никитин туда собирался и уже прислал мне письмо с приглашением. Я тотчас ответила и запросила информацию насчет сахарного оборудования. Кстати, письма здесь ходили на удивление споро: через два дня на третий Алексейка уже забирал в уездном ответ. Так что торг за процент от сделки шел бойко. Сговорились на пяти. «Чисто для порядку, среди своих», – как написал мой деловой партнер.

Глава 34

Сборы были близки к завершению, когда появилась неожиданная проблема. Или, наоборот, очень даже ожидаемая, если бы я подумала о ней заранее.

Лизонька смотрела-смотрела на мои хлопоты, хмурилась. А потом без предупреждения заплакала. Именно стала лить слезы, почти без хныканья – самый плохой вариант детской печали.

– Маменька, не уезжай, пожалуйста, – просила она. – Мне страшно, бабай придет и снова украдет!

Полгода я делала все, чтобы ужасная история была забыта. Ребенок легко засыпал по ночам и перестал бояться огромных мешков, а также быстрых шагов в коридоре. Но предстоящий отъезд мамы стал триггером.

Вариант с тем, чтобы взять Лизоньку в дорогу, я обдумала и отвергла. Дорога жаркая, пыльная, а на месте будет торговая суета. Плюс плохая вода и возможные инфекции.

Пришлось потрудиться. Привлечь к уговорам Павловну. Она согласилась, что негоже дитя в дорогу брать, и стала уговаривать.

– Мы тебя, золотце ты наше, всем поместьем беречь будем. Я глаз не сомкну, от тебя не отойду. Пес Трезор рядом ходить станет. А Ванечка обещал ночами не спать и никому ворота, кроме маменьки, не открыть.

– Ванечка обещал для меня охраняй-траву вырастить, – улыбнулась Лизонька.

Оказалось, речь шла о двух разных Иванах. Никому не открывать ворота, кроме барыни, обещал Ванька-привратник, а вырастить удивительную траву, что никакого ворога не подпустит, – младший сын садовника.

А потом я прибегла к последнему средству. Тихо сказала на ухо дочке, и та запрыгала от радости.

– Правда привезешь, маменька?

– Правда-правда, – сказала я.

Лизонька-то обрадовалась, а вот у меня на душе осталось неизбывное беспокойство, когда я попрощалась с дочкой.

Обещанный акафист я отстояла предыдущим вечером, в присутствии множества мужиков, а главное, их баб и, конечно же, родни Демьяна. Спели красиво, а потом по моей просьбе отец Даниил прочел молитву о путешествующих, я же мысленно добавила: «И никаких приключений».

Увы, приключения начались в первый же вечер, на первой же ночевке. Ко мне подбежал Алексей – я давно не видела его столь удивленным.

– Эмма Марковна! – крикнул он. – Тут у нас оказия!

Алексей мог бы и не продолжать. Я расслышала издали знакомый звонкий смех, от которого у меня сжалось сердце. На секунду мелькнула безумная мысль про игрушку из прежнего мира, но я только печально вздохнула: нет, это не аудиозапись.

Это Лизонька.

Ну да, маленькая плутовка слишком часто гуляла по поместью и прекрасно разбиралась в его планировке. Дождалась, когда я на рассвете зайду к ней в спаленку поцеловать-попрощаться, выбралась во двор черным ходом и спряталась в фуражной телеге с запасом сена – взяли побольше, чтобы не искать лошадям корм в дороге. Мягко, уютно и незаметно. Спряталась вместе со своей куклой любимой, поиграла с ней да и заснула. Обнаружилась лишь под вечер – проснулась и захотела сделать пи-пи.

Для начала я похвалила себя, что одна из лошадей шла в поводу, да еще под седлом – мало ли что понадобится. Не прошло и трех минут, как самый молодой конюх Митяй уже несся в Голубки – спасать Павловну, да и не только ее, от вполне вероятного инфаркта.

Потом началось самое сложное. Ответы на два знаменитых русских литературных вопроса. Пусть еще не заданных, но мне от этого не легче.

Кто виноват – понятно. Правда, Лизонька пыталась перенести вину на меня.

– Маменька, – говорила она, так четко и понятно, что в иной ситуации я умилилась бы, – ты мне обещала бизянку или попу-гая. Я хотела их выбать.

– Вот и выбрала, – строго ответила я. – Не будет тебе ни обезьянки, ни попугая!

А как еще наказать? Игнором? Нет, и часа не выдержу.

Ладно, с виной понятно. Что делать-то? Вариант отправить верхом исключался. Значит, или в моей пролетке, или возвращаться самой, не на телеге же.

Впрочем… Я ведь и вправду долго обдумывала тот вариант. Решила оставить, а Лизонька перерешила. И мне почему-то стало легче. Засну сегодня рядом с девочкой, обнимая ее, а не буду ворочаться до утра, как со страхом представляла. Да и, судя по глазам ребенка, не обезьянка была ему нужна, не попугай, а мамочка рядом.

* * *

Действительно, выспались мы хорошо, на походном матрасе с антиблошиной присыпкой, заложенной заранее. Я решила не торопиться с выездом, тем паче с утра накрапывал дождь. И не прогадала – еще до полудня в придорожную деревню вернулся гонец. К счастью, Павловна не столько испугалась, обнаружив исчезновение Лизоньки, сколько разгневалась – на Степку. Оказалось, что беглянка посвятила его в свои планы и попросила помочь. Степа отказался, но и не стал доносить. Я многократно повторяла самым решительным и императивным тоном, что любые наказания подопечных мне детей возможны лишь с моего личного разрешения. Пока ни разу не разрешила. Поэтому Павловна ограничилась тем, что запретила бедняжке выходить из дому, зато нещадно выбранила ни в чем не виновную Лушу.

К счастью, перед стартом гонец получил все необходимые инструкции. И первая – всех простить, ни на кого гнева не держать, так как барыня сама не доглядела, и со Степки был снят домашний арест. Кроме того, Митяй захватил узелок со всеми необходимыми детскими вещами – их перечень я тоже успела дать. Так что Лизонькина авантюра пока что развивалась без вредных последствий.

Само же путешествие оказалось сложнее предыдущего, зимнего. Тогда сани бодро скользили по заснеженной дороге, только кутайся да согревайся чаем на остановках. Сейчас же и сам путь был значительно дальше – Макарьев монастырь оказался вовсе не пригородом Нижнего, как думалось раньше, – и дорога тряской. Да и сопутствующие пейзажи были пусть и не столь однообразны, как в феврале, но зато нерадостны.

Я лишний раз убедилась, что Голубки не были таким уж депрессивным селом, как показалось с первого взгляда. К тому же за прошедший год крестьянские дворы обновились от кровель до заборов – я бесплатно отпускала древесину избенку подправить. Да и мои придумки с глинобитным наполнением камышитовых стен сыграли роль.

На этом фоне половина встречных деревень была сплошным Егорово.

Неказисто выглядела и рожь. До осенней страды оставалась еще пара недель, но уже сейчас было видно – урожай выйдет скудней, чем в прошлом году. И он, еще в поле, в колосе, уже продан. Исторические знания меня не подвели – хлебные трейдеры заранее скупали зерно, зная, насколько увеличилась на него цена в Европе.

Я тряслась в пролетке, рассказывала Лизоньке о море и морских путешествиях, чтобы она не так боялась морской болезни, если приключится. И размышляла о цели путешествия.

О Макарьевской ярмарке я помнила с детства. Не из учебника экономики, а из русской классики. Бывает же так: даже хорошие стихи, которые, хоть тресни, надо выучить, в голову не ложатся. Например, сколько я мучилась с письмом несчастной Татьяны. Зато другие эпизоды из «Онегина» засели в память с первой же прочитки. Например, про ту самую ярмарку:

…Пред ним

Макарьев суетно хлопочет,

Кипит обилием своим.

Сюда жемчуг привез индеец,

Поддельны вины европеец,

Табун бракованных коней

Пригнал заводчик из степей,

Игрок привез свои колоды

И горсть услужливых костей,

Помещик – спелых дочерей,

А дочки – прошлогодни моды.

Всяк суетится, лжет за двух,

И всюду меркантильный дух.

Глава 35

Ну, насчет меркантильного духа понятно: странно, если бы на оптово-розничном торжище процветал дух благотворительности. Что же касается всего остального, то да, я слышала, что Макарьевская ярмарка – место встречи восточных и западных товаров и всех сопутствующих явлений вроде спелых, даже переспелых, дочерей и крапленых карточных колод.

Вот только что мне-то надо на этом празднике предприимчивости?

Я уже ответила на этот вопрос. Никитин и его купцы-партнеры – замечательно, и сотрудничать я с ними буду. Но стоит ли собирать все яйца в одну корзинку? Такая корзинка всегда имеет признак монополии. Даже самые замечательные контрагенты будут пользоваться своим положением. Так что надо поискать еще кого-то. И предложить им как образцы продукции, так и теоретические наработки. Чтобы понимали купчины: вас много, а я такая – одна.

Для начала у меня в обозе невиданного тут цвета ткани. Прошлогодний лен уже расчесали, спряли, соткали и даже выбелили девки по деревням. А я окрасила. Например, в фиолетовый, а потом и ярко-зеленый цвет с «брильянтиновым» оттенком.

Да зеленка это, все та же зеленка, полученная из анилинов. Как ее закрепить, придумали те же бабы-красильщицы – у них к своим, природным, краскам много ухваток есть, то же замачивание в уксусе. Я не сильно вдавалась в этот процесс, но фоценила результат: ткань ровно прокрасилась, хорошо переносила стирку и глажку, а на фоне местных блекленьких красок выглядела попугайски ярко. То есть так, что глаз не оторвать.

Несколько штук этого крашеного полотна – от тончайшего до такого, из которого и зимний кафтан пошить можно, поскольку оно с шерстью, – я везла на пробную продажу. И уж этот секрет пока продавать не собиралась. Зато твердо намеревалась искоренить краску с мышьяком из этого варианта русской истории.

Собственно, зеленку я получила, уже проведя опыты с каменноугольной смолой и получив анилины. Ну и ярко-фиолетовый краситель заодно – он образовался от смешивания полученного вещества со спиртом. Им тоже окрасили часть полотен, но, на мой вкус, вышло не так красиво, как с зеленым. Поэтому и ткани такой я везла меньше.

Еще одним козырем был керосин и керосиновые лампы. Я уже договорилась у нас в уездном, в одном месте мне успешно клепали части корпусов, в другом резали винты, в третьем – на стекольном заводике – выдували очень приличные абажуры. Фитили взялись за неплохую плату плести девки из Егорова. Пока их продукции хватало и на текущие лампы, и в запас, на предмет расширения производства. А целиком лампы собирались только в Голубках, и на них даже ставился товарный знак – выгравированная стилизованная птичка на основании.

Ну и по мелочи баловалась я в свободную минутку. Сделала несколько видов особого мыла с ароматическими добавками. С бабушкой Лукерьей, нашей травницей, мы настояли луговых трав на разных растворах спирта – отличные вышли лосьоны и для дам, и для господ, после бритья. Красивые флаконы с притертыми фигурными крышками мне выдули на том же заводе, что и стекла для ламп.

А кроме того, я между делом и по баловству для детей придумала не просто леденчики-лепешки на соломинках, а настоящих сахарных петушков, как в моем собственном детстве. Нетрудно было вместе с Лизой и Степкой вылепить из глины простейших зверушек – того самого петушка, в пару ему курочку, а потом еще белочку, зайчика и мишку.

А уже с этих простеньких зверят наш кузнец снял форму и отлил ее в олове. Уж какой восторг был, когда я впервые сделала конфеты в этой новой забаве! И не только у детей.

Так что десяток оловянных форм, запас собственного сахара, свежих ягод да варений ехали в одной из телег. Будем опробовать торговлю народными сластями на ярмарке.

И не только леденчиками побалуем зевак. Кто в детстве не любил сахарной ваты? А кто из родителей не шутил про способ продать ложку сахара по цене мешка?

Сделать же эту забавку, имея в голове само понятие о таком лакомстве, совсем не трудно. Мне в детстве папа делал из старой кастрюли и консервной банки. Вот и тут склепали сразу пять аппаратов, спрятанных в деревянные расписные футляры. При них ехали доверенные бойкие парни из дворовых. Будут торговать. Я не зря устроила в своих деревнях едва ли не кастинг – заставляла парней выкрикивать частушки и скороговорки, а также придумывать складные стишки про петушков и сладкую вату. В нынешнем времени это ходовой рекламный трюк – какой зазывала громче да задорнее орет, к тому люд праздный и бежит, тому деньги и оставит. А кроме того, будущий продавец должен был быть расторопным, ловким и сообразительным. Лихой народец на ярмарках не дремлет, облапошат или обкрадут за недорого. А парни у меня на проценте работать будут. За свой карман, не только за барский. Вовсе не надобно, чтобы вместо мошны тугой они потом до дому долги притащили.

Любопытно, что лучшими торговыми кадрами оказались парни не из Голубков, а егоровские. Видимо, жизнь под властью помещика-самодура способствовала быстроте реакций, сообразительности, да и вообще житейской сметливости.

Надо только про разрешение на торговлю с Никитиным проконсультироваться. Не думаю, впрочем, что будут проблемы. Ярмарка на то и придумана, чтобы всяк продавал что душе угодно. Лишь бы покупали.

Ну и непременно проинструктировать людей, из которых не каждый бывал даже на простеньком уездном торжище, а если и сталкивались с коммерцией, то лишь в лице прасола или коробейника, заглянувшего в деревню. Я догадывалась, что впереди встреча не только с меркантильным, но и с криминальным духом. Поэтому на каждом привале начиналась подготовительная работа. Среди захваченной всячины нашлась карточная колода. Я показала дворовым несколько фокусов, обыграла в дурака, а потом продемонстрировала, что рубашки были крапленые – обнаружь-ка. Потом взяла три наперстка, блестящую пуговку и опять явила ловкость рук. Сама себе удивилась: чего в девяностые не пошла в наперсточницы? А мужикам, и в первую очередь дворовым, кто помоложе, объяснила, что я любительница, а вот на ярмарке ждут настоящие черти азартных игр, которые разденут их до обувки. Обувка, между прочим, была приличной у всех – лапотников на ярмарку я не взяла.

Еще указала насчет вина: по трактирам не ходить, а вечерний утешительный шкалик пить у меня в становище – и качественней, и бесплатно. Кто будет меня слушаться, с тем по возвращении поделюсь прибытком в качестве премии, а неслухов беру в такую поездку последний раз.

Так мой обоз превратился в подобие пиратского корабля, где каждый участник экспедиции имеет долю в добыче. Оставалось понять – мы ли возьмем на абордаж знаменитую ярмарку, или она нас.

Одно успокаивало: Лизонька ни на секунду не оставалась одна. Поскольку с нами поехал наш уважаемый кумысодеятель с женой и старшей дочкой, в няньки к молодой барышне было кого определить. Баяр с ходу приставила собственную дочь развлекать малышку и присматривать за ней. А Гульнуз и не возражала, поскольку в свои двенадцать лет привыкла возиться с остальными братиками и сестричками, пока мать занята. Конечно, с одной Лизой ей было гораздо проще.

А для пущего спокойствия я отрядила дюжего и довольно сообразительного парня из Демьяновой родни осуществлять общую охрану «женского батальона».