Текст книги "Бессмертие души"

Автор книги: Джессика Уир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Внезапно Ноэль вырвали из ее объятий, а мгновение спустя сильные руки подхватили Бриджит. Воздух, морозный воздух – величайший из даров! Она сделала один глубокий вдох, за ним второй... и отчаянно закашлялась.

– Медленнее, – приказал Эрик. – Дыши медленнее. И не пытайся говорить.

– Ноэ... Ноэль, – прохрипела Бриджит.

– Я велел тебе молчать. – Он опустил женщину на скамью, где уже лежала Ноэль. – Она жива. И ты тоже. Глупые, непоседливые, но живые.

С этими словами Фаррингтон повернулся и снова шагнул в воду. Едва он появился снова, как Ноэль сдавленно вскрикнула:

– Пушок!

Приподнявшись на локтях, Бриджит увидела, что Эрик сует племяннице вымокшего насквозь любимца.

– Держи. Он вышел из этого положения лучше вас.

Глядя на дядю восторженными глазами, девочка схватила своего приятеля и зашлась кашлем.

Эрик опустился на колени, наклонил Ноэль вперед и растер ей спину, помогая воде вытечь из легких.

– Похоже, ты выпила почти половину пруда. Теперь будь добра вернуть.

Бриджит обхватила себя руками, чтобы немного согреться, и подумала, что она уже умерла и находится на небесах. Эрик не только спас жизнь им и Пушку, но и разговаривал с Ноэль. Убедившись, что дыхание у девочки восстановилось, он – чудо из чудес! – начал шутить с ней. Если это небеса, то они еще прекраснее, чем рассказывает дедушка...

Придя к такому выводу, Бриджит с облегчением вздохнула... и вновь закашлялась.

Эрик рывком повернул голову.

– Все в порядке? – спросил он и нахмурился, увидев, что кашель сменился отчаянной дрожью.

Она только кивнула в ответ.

– Черт побери, Бриджит! – Он отпустил Ноэль, снял с себя промокшее пальто и закутал в него жену. В глазах Фаррингтона горел гнев.

Внезапно Ноэль ударилась в слезы.

– Не надо давать Бриджит взбычку! Она не виновата! Это я!

– Я прекрасно знаю, кто виноват. – Эрик взял на руки сначала Ноэль, а потом Бриджит. – Пошли домой, пока вы не замерзли насмерть. – Тут его взгляд упал на зеленые ветки у ног. – Поскольку за один раз больше двух непутевых особ и драного кота мне не унести, боюсь, остролисту придется подождать. – С этими словами он шагнул к дому.

Довольно улыбаясь, Бриджит поверх плеча Эрика следила за быстро уменьшавшимися веточками, пока те не исчезли из виду.

Чудеса – это дар небес, думала она. Но случаются они здесь, на земле.

– Ноэль, выпей чашку теплого молока и ложись в постель.

Прислонившись к стене, Бриджит массировала ноющие виски. Девочка бросила на нее тревожный взгляд.

– У тебя ужасно красные щеки. Ты заболела сильнее, чем я.

– Все будет хорошо, – заверила ее Бриджит. – Сейчас я уложу тебя и тоже пойду спать. А к утру приду в себя.

Ноэль посмотрела на нее с сомнением, но послушно допила молоко, залезла под одеяло и положила рядом Пушка.

– Мой дядя – герой, правда, Бриджит?

– Да, моя радость, – бледно улыбнулась женщина, с трудом оторвалась от стены, подошла к кровати и поцеловала девочку. – Страшно подумать, что было бы, если бы лорд Фаррингтон не выбрал именно этот момент, чтобы посмотреть в окно.

– Он не выбирал этот момент, чтобы посмотреть в окно, – деловито сообщила Ноэль. – Он следил за нами целый час. Поэтому я и полезла на дерево. Я знала, что он поможет. Но про это ты уже знаешь. – Она закусила губу и помолчала. – А потом... я сама удивилась. Я не хотела падать в пруд. Это было очень страшно. Наверное, дядя мчался как сумасшедший. Как он успел так быстро выйти из спальни, открыть дверь и пробежать через сад?

– Быстро? Это время показалось мне вечностью. – Комната плыла и раскачивалась перед глазами Бриджит.

– Он не дал мне взбычку за то, что я сделала. И даже не дал взбычку тебе за то, что ты собирала остролист к Рождеству. – Ноэль задумчиво потерла щеку. – Где он сейчас?

– Не знаю, Ноэль. Наверное, у себя. Но на твоем месте я не стала бы признаваться, что нарочно подстроила его героическое появление. Это едва ли придется ему по вкусу.

– Едва ли, – подтвердил низкий голос. – Будь спокойна, Ноэль, взбучка от тебя не уйдет. Но это будет завтра.

Бриджит вздрогнула и недоверчиво покосилась на дверь. Невозможное свершилось: Эрик разговаривал с племянницей тоном, который нельзя было назвать иначе как нежным.

– До утра все беседы отменяются, – приказал он. – Спать немедленно!

– Нет! Бриджит заболела! – отчаянно запротестовала девочка.

Эрик перевел взгляд на жену, которая смотрела на него так, словно не верила собственным глазам.

– Моя племянница права. Ты действительно больна, – заявил он.

– Должно быть. – Бриджит часто заморгала. – Не только больна, но и брежу. Я готова поклясться, что ты находишься в комнате Ноэль.

Эрик не улыбнулся.

– У тебя температура. И, как я догадываюсь, очень высокая. Тебе нужно лечь.

– Наверное, да, – пробормотала Бриджит и пошатываясь направилась к двери. – Очень хорошо. Я в своем уме, милорд. Утром я проснусь и пойму, что все это было апчхи... мистическим сном...

Тут пол закачался, вздыбился и с головокружительной скоростью рванулся ей навстречу.

7

– Не надо! – Бриджит мотнула головой, сбрасывая холодный компресс, который норовил лечь на ее лоб.

– Лежи тихо и перестань сражаться со мной, черт побери! – Сильная рука взяла ее за подбородок, и проклятая тряпка вновь вернулась на свое место.

– Слишком холодный, – пробормотала она.

– Знаю, что холодный. – Прикосновение стало более нежным. – Но ты горишь. Это единственный способ сбить жар.

С неимоверным усилием Бриджит разлепила глаза.

– Эрик?

– Угу. – Он прикладывал тряпку к ее затылку.

– Я в постели? – Да.

– У себя в спальне?

– Конечно.

– И ты ухаживаешь за мной?

– Других взрослых в Фаррингтоне нет. Ее глаза снова закрылись.

– Значит, я на небесах. Как чудесно... Я давно мечтала увидеть такой сон...

– Перестань! – велел он. – Ты не на небесах, а в Фаррингтоне. И смерть тебе не грозит.

Однако Бриджит, находившаяся в полузабытьи, не ощутила резкости его тона. Она прижалась губами к предплечью Эрика, наслаждаясь теплом его кожи.

– Знаешь, как давно я люблю тебя? – пробормотала Бриджит. – Целую вечность. Догадываешься ли, сколько раз мне снилось, что ты пришел? – Она вздохнула. – Десятки. Сотни раз. Но сны никогда не были такими реальными. Ни до, ни после. Ни один сон не может сравниться с тем, что я ощутила в твоих объятиях. – В голове туманилось. – Ты помнишь тот день, Эрик? День, когда мы были вместе? А я помню. В мельчайших подробностях. Мне... никогда... не было... так хорошо.

Женщина, метавшаяся в лихорадке, жалобно смотрела на мужа, который гладил ее горячую щеку.

– Да, Бриджит, – хрипло ответил он. – Помню. И мне тоже никогда не было так хорошо.

Затем Эрик умолк и начал следить за тем, как мерно вздымается и опадает грудь забывшейся сном женщины. Признание Бриджит всколыхнуло в его душе чувства, на которые он не считал себя способным.

Затем Фаррингтон встал и принялся бессмысленно расхаживать по комнате. Надо было взглянуть в лицо жестокой правде. Он мог навеки скрыться от мира, запереться в спальне и никого туда не пускать. Но разве можно было затворить свою душу от этого самоотверженного прекрасного ангела, которым была его жена?

Бриджит... Вот уже месяц с лишним он избегал ее, пристально следил за ней, желал ее. Вначале битва была жестокой. Но в тот день, когда они легли в постель, она потеряла смысл.

Ирония судьбы... Он волновался, что именно Бриджит не сможет справиться с последствиями их страсти. Но, что произошло? Бриджит приняла его условия и продолжала жить так, словно не было того незабываемого дня, проведенного в его объятиях. В то время, как он тосковал по ней днями и ночами. И не только по ее телу. Он тосковал по ее душе, ее смеху и тому пылу, с которым она заступалась за Ноэль.

Ноэль... Эрик в первый раз думал о племяннице без боли, забыв об обстоятельствах ее рождения. Это само по себе было чудом.

Ноэль сильно изменилась. Не веря своим глазам, он наблюдал за тем, как с помощью Бриджит непослушный, неуправляемый ребенок превращается в милую, веселую маленькую девочку, у которой есть дом, семья и будущее.

Семья, мать... Эрик негромко выругался, поднял голову и сжал зубы, осуждая себя. Если кого-то и следовало винить за прошлое, то только его. Но он поступил так, а не иначе, потому что тогда у него не было выбора. Нужно было избавить Ноэль от того ада, в который превратилась его жизнь.

После того, что случилось с Лайзой, он как бы внутренне умер, стал не способен на чувства – особенно по отношению к новорожденному младенцу, которого его сестра не хотела знать.

Не хотела знать? Черт побери, она стремилась забыть Ноэль, словно та была нежеланным подарком, который можно отослать обратно и больше не вспоминать о нем.

Эрик крепко зажмурился и в тысячный раз спросил себя, в чем он ошибся. Что случилось с его драгоценной Лайзой, которую он растил с детства, любил, баловал, холил и лелеял? О Боже, кого он воспитал? Эгоистку без стыда и совести, не испытывающую привязанности ни к брату, ни к собственному ребенку?

Но какими бы ни были его ошибки, Ноэль не должна была страдать из-за них. Точнее, из-за него самого. Она заслуживала большего, чем жизнь с отчаявшимся дядей, в душе которого не было ничего, кроме пустоты и ненависти к себе.

Теперь у нее было это «большее». Благодаря Бриджит.

Тихий стон, донесшийся с кровати, заставил Фаррингтона обернуться. Жена металась в жару, сбросив с себя одеяло. Он подошел и снова укрыл ее до самого подбородка.

– Ноэль, – бредила она. – Нужно дотянуться... Она утонет...

– Бриджит, Ноэль спасена, – пробормотал Эрик, гадая, кого он успокаивает – жену или себя самого. – И ты тоже.

– Эрик? – еле слышно прошептала она, как будто была далеко-далеко.

– Я здесь. Ничто не грозит ни тебе, ни Ноэль. А теперь спи.

Бриджит тут же затихла и забылась глубоким, спокойным сном.

О Господи, как она может доверять ему? И даже любить? Эрик вспомнил о ее признании, и у него сжалось сердце.

«Знаешь, как давно я люблю тебя? Целую вечность. Догадываешься ли, сколько раз мне снилось, что ты пришел?.. Сотни раз... Но ни один сон не может сравниться с тем, что я ощутила в твоих объятиях». Должно быть, это бред. Какая там вечность? Они знают друг друга меньше двух месяцев. Так что все эти слова не стоят выеденного яйца.

Кроме слов о страсти. Их правоту могу подтвердить я сам, подумал Эрик, ощутив жар воспоминаний. Никогда в жизни – ни наяву, ни в запретных снах – он не ощущал такого мучительного наслаждения, такой неистовой бури чувств. Мысли об этом сводили его с ума.

Видимо, с Бриджит творилось то же самое. Но похоть, как однажды сказал он сам, не означает любовь. То, что Бриджит чувствовала – или думала, что чувствует, – не могло быть любовью. Или могло?

Эрик устало вздохнул, придвинул мягкое кресло к изножью кровати, сел, завернулся в одеяло и закрыл глаза. Перед тем как задремать, он вспомнил, что должен придумать наказание для своей неугомонной племянницы. Не слишком суровое. По правде говоря, маленькая шкодница хорошо сделала свое дело.

– Бриджит!

Эрик вскочил и потряс головой, пытаясь понять, где находится и кто кричит.

– Бриджит... не бросай меня!

Ноэль! Память тут же вернулась. Он обернулся, посмотрел на кровать и убедился, что Бриджит крепко спит. Затем быстро вышел из комнаты, распахнул дверь соседней спальни и увидел, что ребенок сидит на кровати и плачет так, словно у него разрывается сердце от горя.

– Ноэль, что случилось?

Вместо ответа девочка встала на колени и потянулась к нему. Маленькое тельце содрогалось от рыданий.

– Дядя... мне приснился страшный сон... – Она судорожно вздохнула. – Про Бриджит. Ей было очень плохо, когда ты уложил ее в постель... Мама тоже умерла от лихорадки. Так сказала миссис Лоули. Мне приснилось, что я бужу Бриджит и не могу разбудить... Что она никогда не проснется... и...

Эрик в четыре шага оказался у кровати и обнял Ноэль.

– Бриджит здорова! – с жаром заверил он.

– Честное слово?

– Честное слово. – Он почувствовал, что тело Ноэль тут же расслабилось.

– Значит, она проснется?

– Угу. Знаешь, ей тоже приснился страшный сон.

– Правда? – Ноэль подняла заплаканное личико и на время забыла про кошмар. – Она же взрослая!

– Ноэль, взрослые тоже видят страшные сны. – Эрик погладил ее по голове; его отцовский инстинкт пробуждался от долгой спячки. – Кошмары – это страхи, которые просыпаются, когда все остальные мысли отдыхают. Увидев, что путь свободен, они вырываются наружу и устраивают путаницу в голове. А так как каждый чего-нибудь боится, кошмары бывают у всех.

Ноэль переварила эту информацию и шмыгнула носом.

– Если Бриджит говорит правду, что взрослые тоже должны слушаться, и ты говоришь правду, что у взрослых бывают страхи и кошмары, то какая разница между взрослыми и детьми? Дети просто меньше ростом.

Эрик иронически улыбнулся.

– Разница невелика, – признал он. – Просто дети не пытаются прятать свои чувства за дурацкими стенами, построенными из самообмана и иллюзий.

– Бриджит не прячет свои чувства. Чтобы увидеть их, не нужно долго смотреть. Но ты и своих чувств не видишь. – Ноэль вынула у него из кармана платок. – Можно?

– Конечно. – Эрик нахмурился. – Что ты хочешь сказать? Чего я не вижу?

– Что тебе очень нравится Бриджит. – Ноэль пожала плечами и неприлично громко высморкалась. – И что ты нравишься ей еще больше.

Эрик изумленно покачал головой.

– Слушай, ты уверена, что тебе только четыре года?

– Ты сам так сказал. Ты говорил, что я родилась на Рождество в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году.

– Все верно. – Эрик приподнял ее подбородок. – Ты была очень маленькая и красивая. И очень громогласная. Ты начала пищать и брыкаться, как только появилась на свет.

– Правда? – улыбнулась девочка.

– Правда.

– Дядя, как умерла мама?

Эрик встретил взгляд Ноэль и ответил:

– От лихорадки, как и сказала миссис Лоули. Но это была другая лихорадка, чем у Бриджит. Намного хуже. Она сильно простудилась. Зима тогда была очень холодная, меня рядом не оказалось, и я не мог ухаживать за ней.

– Разве она была не в Фаррингтоне?

– Нет, Ноэль.

Девочка надолго задумалась.

– Мама убежала, да? Эрик напрягся.

– Кто тебе сказал?

– Уиллетты. Вообще-то мне они ничего не говорили. Просто однажды я подслушала их ссору. Я закрыла уши одеялом, потому что не хотела слышать остального. – Последовал тяжелый вздох. – Но, наверное, я уже знала правду. Даже мама не хотела меня.

В сердце Эрика вонзился нож.

– Дело не в этом... – Он осекся и принялся отчаянно подыскивать нужные слова. – Ноэль, все не так просто. Твоя мама была красивой и умной. Как ты. Но когда ты родилась, она была очень молодой. Очень молодой и сбитой с толку. Она не могла бороться, у нее оказалось слишком мало сил... – Сказать девочке правду было нельзя, и Эрик решил придерживаться мифа, благодаря которому имя Лайзы осталось незапятнанным в глазах бывших слуг, жителей деревни и всех, кто привык считать лорда Фаррингтона чудовищем. – Это была моя вина, Ноэль. Я был жесток с ней. Мой гнев напугал ее и в конце концов заставил убежать.

– Бриджит не боится тебя.

У Эрика приподнялся уголок рта.

– Кажется, нет.

– И я тоже. – Ноэль забралась к нему на руки. – Знаешь, что я думаю? Что Бриджит права. Ты очень любил маму и притворился, что она убежала из-за тебя. Потому что хотел, чтобы люди тебя возненавидели и оставили одного. Тогда ты ничего не вспоминал бы и у тебя бы не болел животик. Ты делаешь то же, что взрослые, о которых ты говорил: обманываешь самого себя. Но знаешь что, дядя? Я не верю тебе. Ты не жестокий. – И тут, к изумлению Эрика, Ноэль обвила руками его шею. – Ты герой, – прошептала она. – Ты спас мне жизнь. – Девочка протянула руку, схватила кота за шкирку и бесцеремонно ткнула его в лицо Эрика. – И Пушку тоже. Мы любим тебя.

Что это так жжет веки? Неужели слезы?

– Спасибо, Ноэль. – Этот дрожащий голос ничем не напоминал его собственный. – Я не знал, что мне нужно услышать подобные слова. Но оказалось, что нужно. Очень-очень.

– Вот и хорошо. – Ноэль вытерла щеки и подняла глаза, полные недетской мудрости. – А если ты прибавишь к нашей любви любовь Бриджит, то больше не будешь сердиться. Наверное, этот страшный самообман уйдет. И, наверное, тогда ты сможешь быть счастливым. – Тут Ноэль широко зевнула. – Кажется, теперь я усну. – Она слезла с его рук, юркнула под одеяло и довольно вздохнула. Однако стоило Эрику подняться, как в глазах девочки снова мелькнул страх. – Ты вернешься в свои покои?

– Нет. Моей кроватью будет кресло, которое стоит в спальне Бриджит. Там я смогу приглядывать за ней и буду рядом, если тебе что-нибудь понадобится. Так тебе больше нравится?

Ответом ему стала широкая улыбка.

– Намного больше. – Ноэль зарылась в подушки. – Дядя...

– Ммм?

– Ты придешь ко мне на день рождения? Эрик молчал.

– Я не стану устраивать тебе взбычку, если ты не сможешь, – сонно продолжила она. – Но тебе было бы намного легче, если бы ты смог. Тогда мне не пришлось бы падать с деревьев, чтобы увидеть тебя, а тебе не нужно было бы спасать меня из пруда.

Эрик невольно хмыкнул.

– Мне ясна твоя логика, маленькая интриганка. Я подумаю.

– Спокойной ночи, дядя.

– Спокойной ночи, Ноэль.

– Дядя...

– Что, Ноэль?

– А каким будет мое наказание?

– Уроки плавания. Для тебя, Бриджит и Пушка. И давать их будет самый строгий из тренеров. То есть я.

8

Бриджит заставил проснуться какой-то непонятный шум. Она нахмурилась и открыла глаза. Может быть, ее зовет Ноэль? Судя по темноте и тому, как хотелось спать, стояла глубокая ночь.

Она порывисто села... и тут же в изнеможении снова опустилась на постель. О Господи, откуда взялась эта слабость?

Внезапно к ней вернулась память. Она была больна. Очень больна. Но не имела представления, сколько длилась эта болезнь. Последним, что она помнила, был обморок в спальне Ноэль...

Нет. Она помнила, что у ее кровати сидел Эрик, прикладывал к ее лбу компресс и заставлял что-то пить. Или это ей приснилось?

Она снова попыталась сесть, на сей раз медленно, спустила ноги с кровати и осторожно встала. Цепляясь за тумбочку, нашарила лампу и зажгла ее.

В комнате было пусто. Стоявшие на шкафу часы показывали два часа ночи. Поежившись от холода, Бриджит оглядела ночную рубашку из тонкого полотна и инстинктивно потянулась за халатом, обычно висевшим на спинке кровати. Однако его там не было.

Ее взгляд упал на мягкое кресло. Лежавшее там смятое одеяло без слов говорило, что в кресле кто-то спал.

Эрик! Бриджит слабо улыбнулась и провела пальцем по потертым деревянным подлокотникам. Значит, это ей не приснилось. Эрик был рядом, ухаживал за ней, спал здесь, пока она в этом нуждалась. Ее затопила радость.

И тут тишину снова нарушил какой-то непонятный шум.

Забыв обо всем на свете, Бриджит устремилась в коридор, настежь распахнула дверь соседней спальни и застыла на пороге. В комнате было темно, тихо, и сладкое посапывание Ноэль подсказало, что девочка крепко спит.

Бриджит с облегчением закрыла дверь и прислонилась к ней. Надо было собраться с силами и подумать. Интуиция подсказывала: что-то не так. Взгляд женщины сам собой упал на дверь спальни, в которую ей запретили входить. Она с самого начала догадалась, что эта спальня принадлежала Лайзе.

Дверь была приоткрыта. В щель пробивался свет... и эхо того звука, который заставил Бриджит проснуться.

Она отбросила сомнения, пересекла коридор и проскользнула в комнату, прекрасно понимая, что отваживается на новый отчаянный шаг, куда более важный, чем согласие выйти замуж за Эрика и даже решение лечь с ним в постель.

Комната напоминала поле битвы. На ковре валялись поломанная мебель, битое стекло, картины в исковерканных рамах, покрытые четырехлетним слоем пыли. В центре этого кошмара стоял Эрик, плечи которого согнулись под тяжестью долго сдерживаемых чувств.

– Эрик... – негромко окликнула Бриджит, подойдя к нему сзади и обняв за талию.

Фаррингтон оцепенел.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он голосом, хриплым от боли.

– Я люблю тебя. – Она прильнула щекой к его спине. – Хочу быть здесь, с тобой. И я не уйду, как бы ты ни воевал со мной.

Мышцы Эрика расслабились, он повернулся и прижал ее к груди.

– На это у меня не осталось сил. Но... – Он проглотил комок в горле. – Оглянись, Бриджит. Посмотри, что я наделал, пойми, кто я такой, и беги от меня, пока можешь.

– Я не хочу бежать, хотя прекрасно вижу, что ты натворил. И понимаю почему. Ты сумел обмануть слуг, жителей деревни и даже самого себя. Но обмануть меня ты не можешь... Ты слепой, а я зрячая. – Она откинула голову и встретила его измученный взгляд. – Перестань истязать себя. В том, что случилось, нет твоей вины. Эрик... – Она приложила руку к его щеке. – Лайза не стоила этого.

На смену боли пришло потрясение.

– Ты сама не знаешь, что говоришь.

– Нет, знаю, – стояла на своем Бриджит. – Жар прошел, бред кончился. Про Лайзу я знаю намного больше, чем ты думаешь. Наверное, больше, чем кто-нибудь другой. Видите ли, милорд, у меня была неповторимая возможность убедиться, что за ангельской внешностью вашей сестры таилась тщательно скрываемая жестокость. Мне были знакомы ее практичность, холодный цинизм и даже то, до чего она могла дойти, добиваясь своей цели.

На виске Эрика запульсировала жилка.

– Откуда? – только и выдавил он.

– По причинам, известным только ей, Лайза увидела во мне угрозу своему будущему. Поэтому она решила забыть о хороших манерах и поставить меня на место. – Бриджит грустно улыбнулась. – Должна признаться, это ей неплохо удалось.

– Вы знали друг друга?

– Только издали. А говорили лишь однажды, – когда она нашла меня, чтобы заставить держаться подальше. Никогда не забуду тот день!

– Держаться подальше? От кого?

– От тебя. – Увидев ошеломленное лицо Эрика, Бриджит задумчиво покачала головой. – Ох, Эрик, я любила тебя с самого детства. Сначала это было всего лишь увлечение. Я выбегала наружу и смотрела, как ты верхом едешь по деревне, любовалась тобой и Лайзой, когда вы приезжали в церковь... Ты был рыцарем из волшебной сказки, охранявшим Лайзу так, словно она была величайшим сокровищем. Я бы отдала все на свете за возможность поменяться с ней местами и стать твоей любимой младшей сестрой.

Но потом я стала старше, и мое чувство из преклонения превратилось во что-то более сильное. То, чего я толком не могла понять. Теперь я уже не хотела быть твоей сестрой. Я хотела... большего. Хотела быть одной из тех счастливиц... нет, единственной счастливицей, которой ты дарил свою сводящую с ума улыбку. Я пыталась справиться с собой: никогда не встречалась с тобой глазами и не подходила близко, когда ты шел мимо. Но Лайза была очень проницательной юной леди. Она меня раскусила. А тобой она не хотела делиться ни с кем. Ни за что на свете. Поэтому она сбросила ангельскую маску и позволила мне увидеть самые уродливые черты ее характера.

– Когда? – хрипло спросил Эрик. – Когда это случилось?

– За год до рождения Ноэль, как раз после того, как дедушка отслужил рождественскую мессу. Мне было тринадцать лет – вернее, почти четырнадцать, а Лайзе уже исполнилось пятнадцать. Я вышла с черного хода проверить, все ли дети получили рождественские подарки. Лайза пошла за мной...

Бриджит сделала паузу, ощутив такую же острую боль, как в тот день, когда Лайза вдребезги разбила ее полудетские мечты. Эрик мучительно ждал продолжения рассказа, не сводя с нее глаз.

– Твоя сестра сказала, что хочет положить конец моему возмутительному увлечению и, как она выразилась, раз и навсегда поставить меня на место. Я до сих пор вижу ее глаза – два куска холодного сапфира, смотревшие на меня так, словно я кучка мусора. Не выбирая выражений, она дала мне понять, как жалка и смешна моя влюбленность. Напомнила, что ты сказочно богатый граф, а я не просто глупая девчонка, но несчастная сирота, бедная внучка местного викария. Потом сказала, что моим платьем впору вытирать ваше столовое серебро и что мои манеры годятся только на то, чтобы быть в Фаррингтоне судомойкой, а не твоей возлюбленной. Предложила мне сначала немного подрасти, а потом завести шашни с кучером или кем-нибудь из сотни ваших слуг – конечно, за исключением дворецкого и буфетчика, которых бросило бы в дрожь от моего плохого воспитания... – Даже спустя столько лет при воспоминании об этой унизительной отповеди Лайзы у Бриджит брызнули слезы. – Я помню свое тогдашнее разочарование. Куда девалась сказочная принцесса, которой я так долго завидовала? Поразмыслив над словами Лайзы, я поняла, что они жестоки, но правдивы. Все мы равны в глазах Господа, но не в глазах смертных. Следовательно, какой бы хорошей и честной я ни была, мне не место в твоей жизни.

Поняв это, я дослушала твою сестру, подобрала подол своего поношенного платья и ушла. Я высоко держала голову, но не из-за дерзости, а потому, что не хотела плакать при Лайзе. И я не плакала, пока не добралась до своей кровати. Там я зарыдала и рыдала до тех пор, пока слезы не смыли мою мечту.

– Бриджит... – Только теперь очнувшаяся женщина поняла, что Эрик вытирает ей слезы.

– Знаешь, этот разговор ничего не изменил, – прошептала она. – Ничего. Лайза растоптала мои надежды, но не мою любовь. Я никогда не переставала любить тебя. И никогда не перестану. Особенно после той ночи в твоей спальне. – Бриджит слабо улыбнулась. – Как бы мало она ни значила для тебя, дороже ее у меня нет ничего на свете.

Лицо Эрика исказилось от боли. Он крепко зажмурился, застонал, привлек Бриджит к себе и прижал ее щекой к своему сердцу. А потом долго молчал, дрожащей рукой гладя ее по голове.

Наконец он заговорил:

– Все, что ты сказала о Лайзе, правда. За одним исключением. В том, что она стала такой, виноват я. Я баловал ее, откликался на каждую просьбу, готов был положить к ее ногам весь мир, чтобы возместить ей смерть родителей, и посвятил всю свою жизнь ее счастью.

– А что было твоей жизнью? – задала Бриджит вопрос, мучивший ее много лет. – Друзья? Знакомые? – Она сделала паузу. – Женщины?

– Когда отец и мать погибли, мне было тринадцать лет. Честно сказать, я не слишком тосковал по ним. Может быть, потому, что едва знал. Меня воспитывали гувернантки. Едва я научился читать, как меня отправили в школу. А когда наступали каникулы, родителей не было дома. Они были слишком непоседливы для жизни в Фаррингтоне и всю жизнь стремились к новым впечатлениям. Я думал, что рождение Лайзы заставит их остепениться. Но этого не случилось. Когда ей исполнилось четыре месяца, родители поплыли в Индию. Они попали в ужасный шторм, и корабль затонул. Внезапно я стал графом Фаррингтоном, владельцем пришедшего в упадок имения, приносящих убыток предприятий и воспитателем грудного ребенка. Детству, если оно у меня вообще было, пришел конец. Отвечаю на твой вопрос. У меня не было времени на развлечения. Только работа и Лайза. Знакомые? Деловых знакомых у меня были десятки. Друзья? Ни одного. Женщины? Когда я нуждался в женщине, то покупал ее.

Бриджит любила его и раньше, но теперь, когда узнала величину принесенной им жертвы, ее любовь стала еще сильнее.

– Поэтому Лайза и не привыкла делиться тобой.

– Верно. Кроме того, она не привыкла делиться моими деньгами. – Эрик тяжело вздохнул. – Рассказать тебе, почему она сбежала?

Бриджит молчала, и он не стал ждать ответа.

– Потому, что я потерял состояние. Все вышло очень просто. Когда Лайзе исполнилось шестнадцать лет, я вложил огромные деньги в одно рискованное предприятие и прогорел. Я ждал, до тех пор, пока у меня не осталось выбора, а потом все рассказал ей. Глупец, я рассчитывал на ее сестринские чувства. Я объяснил, что мы далеко не бедны, но о роскоши придется забыть – по крайней мере, на какое-то время. Однако вместо сочувствия она посмотрела на меня так, словно перед ней стоял сам дьявол. Обвинила меня в том, что я нарочно промотал ее наследство, в жестокости и бесчувственности, а потом заперлась в своей спальне. На следующее утро она исчезла, не оставив ни письма, ни записки. Я не слышал о ней несколько месяцев. Пока в один прекрасный день она не появилась у моих дверей, умоляя о помощи.

– Беременная, – негромко вставила Бриджит. Он грустно кивнул.

– Она встретила очень богатого итальянского аристократа, который пообещал ей весь мир. Вместо этого он сделал ей ребенка, а потом бросил и вернулся домой... к жене. Сделав это признание, Лайза начала плакать. Клялась, что получила хороший урок и стала другим человеком. Да простит меня Господь, я поверил ей... – Эрик проглотил комок в горле и обнял Бриджит еще крепче. – Видимо, Лайзе передалась непоседливость родителей. Через три недели после рождения Ноэль сестра заявила, что ей не хватит терпения быть матерью и вести скромную, непритязательную жизнь, как это делаю я. Короче говоря, ей стало скучно, поэтому она решила уехать из Англии и отправиться в заграничное путешествие. Когда я напомнил сестре о Ноэль, она пожала плечами, повторила, что не желает возиться с ребенком, что она ничего не понимает в воспитании детей и не желает понимать. Предложила мне самому растить Ноэль, а если у меня не хватит средств, то отдать девочку какой-нибудь бездетной женщине, желающей иметь собственного ребенка. Лайза прямо сказала, что ей все равно, кто будет заниматься Ноэль, лишь бы это не пришлось делать ей самой.

И тут я столкнулся с ужасной действительностью, которой упорно не хотел признавать: сестра, которую я воспитывал с детства, оказалась дрянной женщиной с пустым сердцем и мелкой душонкой. Я чуть не сошел с ума. Рычал так, что дрожали стены, в щепки разнес спальню Лайзы, грозил посадить под замок, пока она не опомнится. Едва не избил ее... Господи, прости, я искренне считал, что способен на это. Но ничто не помогло. Когда Ноэль исполнилось полтора месяца, меня вызвали в Лондон по неотложному делу. Я отсутствовал всего ночь. Когда вернулся, Лайза исчезла, оставив грудного ребенка на попечение слуг, которые сбежали, как только я вошел в дверь.

– Один Бог знает, что она им наговорила! – гневно бросила Бриджит.

Эрик пожал плечами.

– Какая разница? Я не могу осуждать их. Они несколько недель слышали мое разъяренные вопли и плач Лайзы. Ей не стоило труда убедить слуг, что я сошел с ума. А поскольку я не собирался оправдываться, пришлось их уволить. Они обрадовались и тут же удрали. Через несколько часов в Фаррингтоне осталась одна Ноэль. Я положил ее вещи в фаэтон и отвез девочку к Гонеремам, самым достойным людям из всех, кого я знал. Не помню, что я сказал, когда сунул им ребенка. Кажется, что Лайза испугалась меня и убежала. Они были слишком ошеломлены моим заявлением, чтобы отказаться взять Ноэль. Я вернулся в Фаррингтон с намерением никогда не выходить из него.