Текст книги "Обнаженная для любимого"

Автор книги: Джессика Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Да, Ромилли. Когда я приду в норму, то повезу Элеонор смотреть ее будущий дом. Я бы хотел сделать это уже завтра. Силы мне позволяют.

– Будем ориентироваться по состоянию, любимый, – отозвалась Элеонор.

– Как?! – воскликнула Ромилли. – Вы собираетесь после свадьбы жить в доме Льюиса?

– Конечно, милая, – как нечто само собой разумеющееся проговорила мать.

– Я никак этого не ожидала, – расстроенно произнесла девушка.

– Поедемте все ко мне в субботу, – предложил Льюис.

– Отличная идея, – поддержала жениха Элеонор.

– Хорошо, я вас отвезу, – кротко проговорила разочарованная Ромилли.

– Милая, я и сама могу вести машину. Мы лишь хотим, чтобы и ты поехала вместе с нами, – сказала мать, встревоженная переменами, произошедшими с дочерью после их нехитрой новости. – Что ты будешь делать здесь в одиночестве все выходные? Или у тебя есть планы?

– Нет у меня никаких планов. Но и вам мешать не хочу… Вы уже точно решили, что будете жить там, а не здесь?

– Мы еще подумаем об этом, – проговорил Льюис, увидев, что глаза Ромилли сделались влажными.

На следующий день Элеонор и Льюис уехали. Вернувшись с работы, Ромилли заперлась в своей комнате.

С тех пор как мама обрела свое женское счастье в лице Льюиса Селби, Ромилли острее, чем когда-либо, чувствовала свое одиночество. Она так привыкла опекать Элеонор, что ее напугала перспектива остаться в этом доме одной и строить свою жизнь как-то иначе.

Льюис поправлялся стремительно. Скоро он сможет оказывать Элеонор ту необходимую поддержку, какую ей оказывала дочь.

Ромилли не придала значения шуму машины, полагая, что Элеонор и Льюис вернулись. Но очень удивилась, когда раздался звонок в дверь, поскольку визитеры у них бывали нечасто.

Она не потрудилась выглянуть в окно, а просто открыла дверь – и пожалела об этом поступке, как только увидела на пороге своего отца.

– Мне нужна Элеонор, – грубо проговорил Арчер Ферфакс, подвинув дочь плечом и войдя в дом.

– Мамы нет дома, – бесцветным голосом уведомила его Ромилли.

– А куда же она подевалась? Где ей еще быть, как не дома?

– Она уехала по делам. Будет поздно.

– Ничего. Мне спешить некуда. Я и подождать могу, – проговорил Арчер, проходя в гостиную.

– Могу кофе подать и поставить фильм часа на три-четыре, – предложила Ромилли.

– Три-четыре часа? Ты шутишь, что ли? Она никогда не отлучалась так надолго! – изумленно воскликнул Арчер Ферфакс.

– Мама выходит замуж, и сейчас она со своим женихом смотрит его дом. В настоящее время ее жених живет с нами, а после свадьбы мама переедет жить к нему. И это все, что тебе нужно знать о передвижениях Элеонор.

– Она выходит замуж?! – переспросил ее Арчер Ферфакс.

– А что ты усмотрел в этом такого уж невероятного? Было бы странно, если бы мама не сделала этого!

– Что за бред! – воскликнул он, привстав с кресла.

– Ее жених – замечательный мужчина. Я полностью одобряю ее выбор.

– Говоришь, после свадьбы она переедет жить к нему? – Арчер задумался и медленно опустился в кресло.

– И что же это меняет? Рассчитываешь заполучить дом? – усмехнулась Ромилли. – Забудь, это я тебе говорю как будущий юрист.

– Мы еще посмотрим, деточка. Я не допущу, чтобы моя дочь жила в таком большом доме одна. Это может быть небезопасным, – зловеще проговорил Арчер и удалился.

Ромилли захлопнула за ним дверь. Девушка вновь казнила себя за глупость. Рассказывая отцу о планах Элеонор, она никак не рассчитывала добиться такого эффекта. Авантюрный мозг Арчера тотчас просек очередную лазейку. Ромилли не понимала, что именно напугало ее в угрозах отца. Она знала, что этот дом – собственность Элеонор по завещанию деда и никакие попытки Арчера не смогут повлечь его отчуждения. Но в словах отца она услышала не столько угрозу праву собственности матери, сколько угрозу собственному спокойствию. И от этого Ромилли стало жутко.

Раздался телефонный звонок. Ромилли подняла трубку и услышала голос Нэйлор Карделла.

– Прости, что приходится беспокоить, но я не могу дозвониться до Льюиса по сотовому. Ты не могла бы попросить его к телефону?

– Льюиса сейчас нет. Они с матерью поехали к нему домой. Звони туда, – проговорила Ромилли через силу.

– Ромилли, у тебя странный голос. Ты чем-то расстроена? – обеспокоенно спросил Нэйлор.

– Не важно, – бросила девушка.

– Подожди. Не клади трубку, пожалуйста. Что произошло?

– Только что приходил мой отец, – призналась Ромилли, не в состоянии больше сдерживать свое волнение.

– Он ушел?

– Да.

– Как ты? Он не позволил себе ничего такого?.. – осторожно спросил Нэйлор.

– Я в порядке.

– Ты не в порядке, Ромилли. Что он тебе сказал?

– Не имеет значения. Я не должна принимать его слова всерьез, потому что знаю, он сделал это нарочно, чтобы задеть меня, – отчеканила Ромилли. – Льюис говорил, что ты за границей. Ты оттуда звонишь? Это дорого. Пока.

– Постой. Не клади трубку. Я в Лондоне. Сейчас направляюсь в аэропорт. Мне нужно было поговорить с Льюисом перед вылетом, – объяснил Нэйлор.

– Удачного полета, Нэйлор, – пожелала Ромилли и быстро отключила телефон.

Через пару часов вернулись Элеонор и Льюис. Все время до их появления Ромилли не находила себе места.

– У Льюиса чудесный дом! – сообщила Элеонор с порога. – Там можно оборудовать замечательную студию. Освещение идеальное. Сама убедишься, когда поедешь с нами туда па выходные.

– Угу, – отозвалась Ромилли.

– Я уже так давно не видела на твоем лице улыбки, милая. Ты меня тревожишь.

– Отец заходил, – объявила Ромилли. Элеонор и Льюис насторожились.

– Что ему было нужно? – сурово спросила Элеонор.

– Жаждал видеть тебя.

– Что ты ему сказала?

– Сказала, что ты выходишь замуж. И что ты сейчас со своим будущим мужем в своем будущем доме.

– И?

– Его очень порадовала весть, что ты съезжаешь из этого дома. Он горит желанием переселиться сюда. Высказал опасение, что без отцовского глаза его дочь пропадет.

– Что за изверг?! – вспылила Элеонор. – Он наглеет с каждым днем. Кто-то должен его остановить! Ромилли, сейчас же дай мне его номер телефона. Довольно того, что он всю жизнь запугивал меня. Я не позволю ему взяться за мою дочь… Что ты стоишь как вкопанная? Давай мне его телефон! Я не шучу! – свирепо прикрикнула Элеонор.

Ромилли перевела испуганный взгляд с Элеонор на Льюиса, затем все же достала из сумочки записную книжку и ткнула пальцем в нужную запись.

Элеонор сосредоточенно набрала указанный телефонный номер.

– Это Элеонор, – объявила она. – Слушай меня внимательно и не смей перебивать. Мне стало известно, что в мое отсутствие ты опять вторгся в мой дом. Подчеркиваю: в мой дом! Считаю нужным разъяснить тебе все по пунктам. Первое. Чтобы твоей ноги не было больше на моем пороге. Второе. Живу я в этом доме или переехала, продала его или заложила, тебя не касается. Третье. Никогда и ни при каких обстоятельствах ты больше ни пенни от меня не получишь, даже если будешь стоять на паперти, а это, я уверена, не за горами. Четвертое и главное: не смей запугивать мою дочь. Я готова на все, защищая своего ребенка. Я все сказала.

Элеонор бросила трубку.

Ромилли наблюдала каждый этап этого преображения. Теперь она могла поклясться, что увидела реинкарнацию своего деда.

– Что? – спросила Элеонор, увидев изумленный взгляд своей дочери.

– Ты это или не ты?! – радостно воскликнула Ромилли. Она была готова захлопать в ладоши. – Льюис, отвечайте, что вы сделали с моей мамочкой? Где милая, кроткая Элеонор Ферфакс? И почему этот терминатор так похож на нее внешне?

– Прекрати, дорогая. Я лишь сделала то, что давно должна была сделать, – грустно проговорила Элеонор. – Все эти годы я вела себя преступно безответственно. Самых близких и дорогих мне людей, тебя и отца, я заставила страдать из-за лжи этого бесчестного человека. Я не могу повернуть время вспять, но надеюсь хоть теперь сократить урон от своих оплошностей. Мне не дает покоя то, что ты бросила учебу. И… Настало время быть полностью откровенной с тобой. Я должна тебе кое в чем признаться.

– Что ты хочешь сказать, мама? – встревоженно посмотрела на Элеонор Ромилли.

– Присядь, дочка, – попросила женщина.

Ромилли удивленно посмотрела вслед Льюису, который деликатно вышел из гостиной, оставив мать и дочь наедине.

– Помнишь, мы заговорили с тобой о необходимости привлечь юриста к решению проблем, связанных с визитами твоего отца? – вкрадчиво начала Элеонор.

– Конечно, помню, – подтвердила Ромилли.

– Мы говорили о том, что нам потребуются деньги.

– И это помню, – вновь кивнула дочь.

– А потом я продала две свои работы. Я сказала тебе, что продала старые работы, в то время как старой была только одна, а второй проданной картиной был твой портрет.

– Тот?! – в ужасе воскликнула Ромилли.

– Да, милая. Тот, для которого ты позировала мне обнаженной… Но тебе не нужно об этом тревожиться, дочка. Коллекционер заверил меня, что никогда не выставит его для всеобщего обозрения.

– Ты поверила ему? Какая коллекционеру радость от картины, которую он не может никому показать? Если бы я знала, то никогда бы не согласилась позировать! Мама, ну как ты могла? – неистовствовала Ромилли.

– Успокойся, милая. Это был… не совсем коллекционер, – замявшись, проговорила Элеонор.

– Кто это был? Кто купил этот портрет?

– Нэйлор, – ответила мать.

– Нэйлор?! Странно. Зачем ему понадобилось покупать у тебя картины?! – настороженно спросила Ромилли.

– Они понравились ему.

Ромилли недоверчиво посмотрела на мать, тяжело вздохнула, поднялась с дивана и поплелась в свою комнату.

Девушка перестала понимать происходящие вокруг нее вещи. Все люди, даже мама, которую она, казалось, знает насквозь, преподносили сюрприз за сюрпризом. Ромилли больше ни в чем не могла быть уверена до конца.

Меньше всего она понимала, зачем Нэйлору, который общался с ней лишь под давлением обстоятельств, понадобилось за такие деньги покупать ее портрет. И что это за странная прихоть – обладать портретом женщины, которую сам же и отверг?

На выходные, как и планировали, Льюис, Элеонор и Ромилли отбыли в дом Льюиса.

– Что с тобой, дорогая? Ты так бледна в последнее время, – спросила Элеонор.

– Ничего, – ответила Ромилли. – На свежем воздухе пройдет.

– Льюис предлагает устроить пешую прогулку по городу. Присоединишься?

– Если ты не будешь возражать, мне бы хотелось взять машину на пару часов. Вам ведь она не понадобится? – поинтересовалась Ромилли.

– У Льюиса своя в гараже.

Ромилли села за руль. Она хорошо помнила дорогу к загородному дому Нэйлора. И знала, где хранится запасной ключ. Девушка испытывала непреодолимую потребность разобраться, что сталось с ее портретом. В городской квартире он храниться не мог, в этом Ромилли была уверена. Следовательно, он был где-то в загородном доме. Из слов Льюиса Селби девушка знала, что Нэйлор отправился за границу на две недели. Она решилась на весьма экстравагантный поступок, сознавая, что в случае неудачи рискует нарваться на серьезные неприятности.

Ромилли благоразумно оставила свой автомобиль вдали от дома Нэйлора Карделла и подошла к зданию с черного входа. В потайном месте девушка нащупала ключ и открыла дверь. Она была уверена, что приходящие служащие, уборщица или садовник, не появятся в эту субботу.

Ромилли вошла в дом и огляделась.

Портрет был не из таких, какие вешают в холле или в гостиной.

И потому девушка начать поиск со спальни хозяина…

– Как ты сюда попала?!

Ромилли вздрогнула и обернулась на голос. Нэйлор стоял в дверях своего кабинета, мимо которого Ромилли только что прошла.

– Ищу свой портрет, – честно призналась девушка. – Где он? Отдай мне его, я обязуюсь вернуть деньги.

– Я не собираюсь расставаться с ним. Не для того я его купил. Эта сделка обратной силы не имеет. Ты даже не автор, – сухо проговорил Нэйлор Карделл.

– Но я позировала, и портрет был продан без моего согласия.

– Это ничего не значит. Если ты изучала законодательство, то должна бы это знать.

– Я заплачу, сколько ты потребуешь, – заверила его Ромилли.

– У тебя нет таких денег.

– Когда мне исполнится двадцать пять, я получу доступ к трастовому фонду деда, – сообщила Ромилли.

– Это интересно. Зайди-ка в мой кабинет. Обсудим это.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

– День больше подходит для прогулок, – проговорила девушка, не желая идти в его кабинет.

Она повернулась к выходу.

Нэйлор сошел вслед за ней по лестнице, но перегородил ей проход на нижней ступени.

– Ты досрочно вернулся из поездки? – предположила девушка.

– Отнюдь не потому, что хотел застукать тебя здесь. Просто пришлось прервать командировку, чтобы быть сегодня на одной важной встрече в Лондоне, – с готовностью объяснил ей свое присутствие Нэйлор.

– Я и не надеялась на успех. Но чувствовала себя обязанной что-то предпринять, – с вызовом произнесла Ромилли.

– Я вижу, ты горда собой. Но не расстраивайся. Возможно, нам удастся все уладить, – притворно утешил ее Нэйлор Карделл.

– Ты разве не спешишь на свою встречу?

– У меня есть пара часов. Завтра же я вновь вылетаю в Португалию, – заверил ее мужчина.

– Наш разговор можно и отложить, Нэйлор. Я бы предпочла сейчас тебя оставить, – сказала Ромилли, порываясь уйти.

Но Нэйлор Карделл предусмотрительно сжал ее запястье.

– Ты вернулся домой для того, чтобы отдохнуть перед важной встречей. Не смею тебе мешать, – дипломатично объявила девушка.

Но Нэйлор продолжал крепко держать ее за руку.

– Что ты намерен сделать? Вызовешь полицию? Следов вторжения они не обнаружат, не старайся. Кроме того, я ничего не успела взять, – полушутя-полусерьезно проговорила она.

– Зачем портить такой приятный во всех отношениях день? Давай выпьем кофе, – мирно предложил Нэйлор.

– Не имею такого желания, – заявила Ромилли, напряжение которой возрастало с каждой секундой.

Мужчина за руку отвел девушку на кухню и посадил за стол. Сам же, как был в деловом костюме, принялся варить кофе. Он лишь скинул пиджак и, ослабив узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу бледно-голубой рубашки.

Пространство кухни стремительно наполнялось густым и крепким ароматом превосходного кофе, вызывая желание Ромилли отхлебнуть глоточек.

Нэйлор достал из буфета упаковку печенья и положил на стол перед гостьей.

Когда кофе был готов, он поставил на стол две чашки и кофейник, молочник и сахарницу, сел напротив Ромилли, окончательно избавился от галстука и проговорил:

– Люблю такие посиделки с ароматом кофе и печенья. Угощайся.

– Благодарю, – процедила Ромилли.

– Почему ты так нервничаешь? Что дурного я тебе сделал? – искренне удивился мужчина.

– С чего ты взял, что я нервничаю? – возмутилась девушка, словно он заподозрил ее в чем-то непристойном. – И какие у меня причины нервничать?

– Действительно, какие? Уж точно не то, что ты без позволения проникла в чужой дом средь бела дня! Кто станет нервничать из-за таких пустяков? – съязвил Нэйлор. – Я думал, мы друзья, Ромилли, – с упреком проговорил он.

– Забавно ты проявляешь свое дружеское отношение! – усмехнулась девушка.

– Я сварил тебе кофе, я с пониманием отнесся к причине твоего визита, назовем это так… Разве не это есть дружеское отношение? – терпеливо поинтересовался он.

– Ты прав в том, что у моего визита есть причины. Я только не уверена, что ты понимаешь, каковы они! – гневно воскликнула девушка.

– Пей кофе пока не остыл, – перебил ее Нэйлор. – Я понимаю. Причина в том, что могло бы произойти в этой спальне или в спальне моей лондонской квартиры.

– То есть?

– У меня не было желания обидеть или отвергнуть тебя. Я лишь не считал, что ты сама уверена в своем решении, – доверительно объяснил мужчина. – Не знал, что ты пьешь кофе без сахара, – удивленно отметил он, наблюдая за Ромилли.

– Без сахара и без молока, – резко проговорила девушка.

– И не горчит? – полюбопытствовал Нэйлор.

– Мне правится, – бросила она.

– А шоколадное печенье? Как ты к нему относишься? – продолжал интересоваться он ее предпочтениями.

– Не то настроение… И вообще не понимаю, к чему все эти досужие вопросы.

– Я хотел сказать, что рад видеть тебя вновь в моем доме. Надеюсь, это будет происходить чаще. Оттого и интересуюсь, какой ты предпочитаешь кофе, – доходчиво разъяснил он, ввергнув Ромилли в замешательство.

Девушка посмотрела на его открытое и честное лицо. Она страстно хотела верить каждому сказанному им слову. Ромилли всегда восхищала способность Нэйлора Карделла, оставаясь правдивым, сглаживать острые углы, смягчать конфликты. Такой человек не мог не вызывать доверие. И это объясняло теплое отношение к нему Льюиса Селби, который был хорошо знаком с разными полюсами сущности человеческой.

Но другая часть ее сознания, тоже не малая, велела остерегаться Нэйлора. Эта ее половинка ощетинивалась всякий раз, как только его ласковый взгляд или мягкие доводы достигали ее сердца.

– Ты знаешь, почему я здесь, – заставив себя успокоиться, сказала Ромилли.

– Да, знаю. Потому что ты мне сказала. Так ты сама себе объясняешь свой поступок, – ответил Нэйлор Карделл.

– Но тебя, судя по всему, мое объяснение не устраивает, – воинственно предположила девушка.

– Оно устраивает меня, но лишь отчасти. Ты выбрала именно этот способ улаживания своей проблемы из множества возможных по той лишь причине, что хотела вновь очутиться в моем доме. Что-то неудержимо тебя сюда влекло, – прошептал Нэйлор.

– Да. Мысли о том, что именно здесь находится злополучный портрет.

– И это ты называешь честностью? – усомнился мужчина. – Если так, то ты гораздо больше скрываешь от самой себя. Или думаешь, что я осуждаю тебя за твой поступок? Не осуждаю. Как раз наоборот, я очень ценю те моменты жизни, когда убеждаюсь, что люди еще способны удивлять друг друга. Твое появление стало для меня приятным откровением, как и то хладнокровие, которое ты старательно сохраняешь. Я высоко ценю в людях способность идти на риск.

– Я поступила опрометчиво. Поддалась порыву и теперь расхлебываю, – самокритично объявила Ромилли.

– Никто не любит ошибаться. И отнюдь не все извлекают из ошибок урок. А что бы ты сделала, если бы меня не оказалось дома и тебе бы удалось-таки получить этот, как ты его называешь, «злополучный» портрет?

– Забрала бы его. Именно за этим я и пришла сюда. А потом бы принялась улаживать с тобой финансовую часть проблемы.

– А если бы я отказался пойти на соглашение и потребовал свое приобретение назад? Что тогда ты стала бы предпринимать?

– Ты вернешь мне его и возьмешь свои деньги обратно. Для меня эта проблема не имеет другого решения. Элеонор не должна была продавать эту картину вообще, тебе или кому-либо иному. Если бы я знала, что такое возможно, никогда не согласилась бы позировать обнаженной. Ты можешь счесть это притворной стыдливостью, мне безразлично. Но я так устроена. Я не успокоюсь, пока не получу этот портрет!

– А тебя не интересуют мотивы, по которым я заплатил за эту работу Элеонор такие деньги? Разве это не свидетельствует о моей заинтересованности в обладании именно этой картиной? Что ты станешь делать с моими желаниями, Ромилли? Проигнорируешь их?

– Это демагогия, Нэйлор. Если ты джентльмен, потрудись представить себя на моем месте. Одно дело – позировать, сидя обнаженной перед матерью, и совсем другое – сознавать, что это самое изображение находится в доме холостяка.

– Я так и не понял, в чем опасность, милая. Я гарантировал Элеонор, что никогда не стану выставлять это полотно на всеобщее обозрение. Я выполню свое обещание, можешь быть в этом уверена, – произнес Нэйлор.

– Проблема в том, что я уже ни в чем не могу быть полностью уверена! – Голос Ромилли задрожал. – Мама собирается после свадьбы переехать к Льюису, они запросто сообщают мне об этом за обеденным столом. На следующий день во время их отсутствия появляется мой отец, который грозится, что переедет в наш дом после маминой свадьбы. Мама узнает об этом и звонит отцу. Она разговаривает с отцом так, словно не тряслась передним как осиновый лист целую четверть века. Сразу после этого мать объявляет мне, что проданная за большие деньги неизвестному коллекционеру картина – это мой портрет, который купил не кто-нибудь, а ты. Льюис утверждает, что его дорогой преемник отбыл на две недели в Португалию, но, стоит мне предпринять что-то из ряда вон, ты тут как тут! Как я могу кому-то или чему-то верить?

Нэйлор Карделл внимательно выслушал гневную тираду своей гостьи и задумался.

– Могу сказать только одно: у тебя действительно черная полоса. Из-за этого все представляется в жутком свете. На самом же деле и мама все та же, ей можно верить, как и прежде, и мир не ополчился против тебя, а просто устроил тебе небольшое испытание на прочность. Угрозы отца не более чем блеф. Решительный тон Элеонор в разговоре с ним объясняется поддержкой со стороны Льюиса. Мое возвращение в Лондон на пару дней было запланировано задолго, и ты бы об этом знала, если бы сама не игнорировала меня все последнее время, – спокойным, размеренным тоном разъяснил ей Нэйлор.

– Может, попутно объяснишь, для чего тебе понадобился мой портрет настолько, что ты отказываешься вернуть его мне? Когда ты в первый раз зашел в мамину мастерскую и приметил эту работу, я сказала тебе, что картина не продается. Сказала это громко, слышали все. Я не понимаю, почему ты выманил у Элеонор именно этот портрет, зная мою позицию. Как я могу относиться к твоим уверениям во дружбе, если ты не принимаешь в расчет мое мнение?

Нэйлор был озадачен ее вопросом.

– Да. Это была уловка. Ты, когда гостила в этом доме, сказала, что вам потребуются деньги на адвоката, чтобы застраховаться от имущественных притязаний твоего отца. Поэтому я приехал к Элеонор, когда ты была на службе, и объявил о своем желании прицениться к ее работам. Она, как всякий художник в подобной ситуации, очень обрадовалась. Я для отвода глаз выбрал приглянувшийся мне пейзаж и расхвалил его по всем пунктам. Потом как бы невзначай наткнулся на твой портрет. И сказал, что горю желанием приобрести и его, так как хочу иметь в своей коллекции образчики разных направлений творчества Элеонор Ферфакс. Она была польщена, но заломила цену. Я согласился, не моргнув.

– Ты так спокойно рассказываешь о том, как облапошил мою маму? – в очередной раз вспыхнула Ромилли.

– Ничего себе, облапошил! Она говорила тебе, за какую сумму продала этот портрет?

– По-твоему, он этого не стоит?

– Он стоит намного больше… для меня. Искушение было превыше всяких сумм. Я не мог удержаться, – признался Нэйлор. – Знаю, ты не расположена доверять мужчинам вообще. И мое признание станет отличным аргументом в пользу этого твоего предубеждения.

– Так ты пошел на это из одной лишь вредности, зная, что я не хочу видеть свой портрет объектом торга?

– Бедная маленькая Ромилли! Ты совершенно права, когда отказываешься верить в мои дружеские чувства к тебе. Если бы я хотел стать тебе лишь другом, то не дал бы повода усомниться в этом. Но я хотел усидеть на двух стульях. И конечно, из этого ничего хорошего не вышло. Мне следовало с самого начала признаться, что я заинтересован отнюдь не в твоей дружбе, но я не рискнул. Мне не хотелось, чтобы ты с ходу отвергла меня так же, как сделала это с Дэйвидсоном и с теми, кто пытались ухаживать за тобой до него. Потом ты оказалась в моей спальне. Я не хотел торопиться. Затем ты сама предложила разделить с тобой постель. Надо было что-то решать. Но все всегда получается иначе, чем мы предполагаем. Я сморозил глупость, ты, разумеется, обиделась. Льюис отошел от дел, у меня прибавилось работы. Ты сердишься на весь свет, и на меня в том числе. Я улетаю в Португалию. Единственное, что нас все еще связывает, – это твой портрет. Я знал, тебе не просто будет смириться с тем, что им владею именно я. Поэтому до выяснения отношений я оставляю его при себе в качестве гаранта твоей сговорчивости.

– Ты хочешь сказать, как объект шантажа?

– Нет. Как средство переправы с твоего берега на мой берег, – метафорически разъяснил Нэйлор Карделл. – К сожалению, самые нежные женщины – они же и самые ранимые. А от многих обид слишком короток путь к озлоблению. Мне было непонятно с самого начала, почему ты такая сердитая и колючая, что заставляет такую нежную женщину быть столь взрывоопасной. На понимание ушло время, в течение которого наши отношения то улучшались, то ухудшались, затем улучшались вновь, чтобы стать совершенно невозможными… И я не был до последнего момента уверен, что хочу ходить этим маршрутом и впредь. Чтобы сделать тебя счастливой и уверенной в себе, мало сказать «люблю». И сам я сомневался, что смогу оправдаться перед тобой за все ошибки, совершенные твоим отцом, твоими прежними кавалерами, как и за свои собственные ошибки, которых набралось немало… Льюису и Элеонор проще: они не ждут от жизни невозможного. Они лишь хотят спокойно жить и радоваться тому, что еще незыблемо. Я же до последнего времени совершенно не понимал тебя, милая. Хотя ты очаровала меня в самый первый миг нашей встречи, когда я вместе с Льюисом вошел в ту галерею. Я даже могу поклясться, что, принимая приглашение Льюиса поужинать вместе с ним в компании художницы и ее дочери, я ощутил то самое волшебное предчувствие, которое вряд ли еще раз отметит собой мою жизнь. Поэтому я не буду спешить расставаться с твоим портретом, дорогая моя Ромилли Ферфакс.

– Все это очень мило. Но ты ведь дурачишь меня, не так ли?

– Еще никогда не был правдивее, чем сейчас.

– Ты утверждаешь, что очарован мной, что не хочешь разрыва, от которого решил, странное дело, застраховаться приобретением этой картины за немыслимые деньги. Но хочешь ли ты быть со мной, Нэйлор?

– Больше всего.

– Тем более не понимаю! Почему ты не сделал меня своей, когда я была к этому уже готова, и решил признаться теперь, когда я отказываюсь тебе верить?

– Я сомневался, что ты готова стать моей. Ведь у тебя совершенно нет опыта, Ромилли. Ты сама не знаешь, на что подписываешься, отдавая себя в распоряжение мужчины. Если у нас с тобой не получится, как дальше ты станешь строить свои отношения с теми, кто будет в этом заинтересован? – открыл свои тревоги Нэйлор.

– Как можешь ты думать о неведомом дальнейшем, ставя под угрозу наше с тобой настоящее? – недоуменно воскликнула Ромилли.

– Только так я могу оправдать свою нерешительность, – горько признался он.

– Браво, Нэйлор Карделл! Ты совершенно меня запутал. Я почти забыла, для чего пришла сюда, – насмешливо произнесла девушка. – Ах, нет же! Вспомнила. Я пришла забрать свой портрет. Где он?

– Ты не веришь мне? – тихо спросил Нэйлор.

– Не верю, – прямо ответила Ромилли.

– А если мы начнем все с нуля? – предложил он.

– Мы не можем начать с нуля, потому что давно ушли в минус.

– Понимаю, тебе нужно время, чтобы все обдумать. Я могу подождать, Ромилли, – упрямо сказал Нэйлор.

– Я свихнусь, если буду обдумывать то, что ты тут наговорил. И мне никакого времени не хватит, чтобы уразуметь, что к чему. Мне нужна от тебя малость. Позволь мне выкупить мой портрет, Нэйлор.

– Если ты согласишься со мной поужинать, милая, – поставил условие Нэйлор.

– Сегодня у тебя важная встреча. Завтра ты возвращаешься в Португалию…

– Мы поужинаем вместе, когда я вернусь в конце следующей недели. Я обязуюсь позвонить тебе в пятницу, мы договоримся, когда и где встретимся в субботу. К этому моменту ты поостынешь…

– Не нужно представлять дело так, что все проблемы только из-за моей эмоциональности, – решительно перебила его Ромилли.

– Прости, милая. Я не собирался тебя обвинять. Просто мы сейчас работаем на разных частотах, нам сложно понять друг друга. Возможно, в следующий раз в более спокойной обстановке мы с большим успехом сможем договориться, – дипломатично исправился Нэйлор Карделл и потянулся поцеловать Ромилли.

– Не делай этого! – резко воспротивилась она и отпрянула. – Мне нужна светлая голова. Сначала ты соблазняешь меня, а потом сам же прогоняешь. Это жестоко, Нэйлор.

– Я думал, ты будешь чувствовать себя увереннее, если мы придем к этому постепенно. Мне жаль, что моя предосторожность задела тебя… Девочка моя, – ласково добавил он и поцеловал ее в лоб.

– До сих пор ощущаю аромат тех роз, которые ты подарил мне, – тихо призналась Ромилли. – И я столько раз порывалась позвонить тебе, пока Льюис лежал в больнице. Но больше надеялась, что ты позвонишь.

– У меня не было ни минуты свободного времени, поверь, любимая, – шептал он, целуя ее лицо.

– Ты постоянно жульничаешь, Нэйлор, – сквозь слезы бессилия упрекнула его Ромилли, прижавшись к его щеке лицом.

– Я люблю тебя, – шепнул он ей на ухо. – Прости, что невольно заставил тебя усомниться. Но если ты доверишься мне, я клянусь, что никогда больше не подведу. Позволь мне позаботиться о тебе, малышка… Быть может, ты полюбишь меня, узнав поближе. Дай мне срок, милая. Это все, о чем я тебя прошу.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, Нэйлор. Если бы не было этого чувства, то и обид бы не было и огорчений. Я с ума схожу из-за того, что приходится бороться с этим влечением.

– Это самое прекрасное, что мне доводилось слышать, девочка.

– Каждый раз, когда ты становился холоден со мной, это было подобно изощренной пытке. Я отказывалась понимать, что происходит. Зачем ты делал это, Нэйлор?

– Боялся ускорить события. Боялся вспугнуть тебя. Я ничего не знал про твои чувства, любимая.

Ты была всегда так иронична со мной, так остро реагировала на многие мои реплики. А теперь выходит так, что мы играли друг с другом в прятки. Ты таилась от меня, я таился от тебя…

– Ты казался таким правильным, уверенным в собственной безукоризненности. Меня это раздражало. Меня и сейчас это раздражает очень сильно, Нэйлор, – доверительно сообщила ему девушка. – Я боялась оказаться безоружной перед твоим судом, так же как боюсь того, что кто-то еще увидит этот портрет.

– Но меня-то ты не стесняешься, милая?

– Только если мы сможем быть вместе, – заявила она.

– Постараюсь не разочаровать тебя, любимая, – пообещал Нэйлор и деловито посмотрел на часы.

Ромилли нахмурилась, наблюдая за ним. Он поднялся из-за стола и сказал:

– Прости, но времени больше нет. Я должен торопиться. Подскажи, почему я не могу связаться с Льюисом по сотовому?

– Льюис и Элеонор с утра отправились на прогулку. Возможно, Льюис оставил свой телефон дома, – предположила Ромилли, также поднявшись из-за стола.

– Понятно, – отозвался он, устремившись в направлении своего кабинета с галстуком и пиджаком в руке. – Запомни все, что я сказал тебе сегодня. Это чистая правда! – крикнул он, удаляясь по коридору.

Вдруг Нэйлор резко остановился и, повернувшись к Ромилли, сказал:

– Я был счастлив увидеть тебя здесь. Я всю прошедшую неделю думал, как бы повидаться с тобой. И тут такая удача! Ты сама пришла ко мне… Позволишь мне звонить тебе, пока я буду в отъезде?.