Текст книги "Дружба — и больше ничего?"

Автор книги: Джессика Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Джессика Стил
Дружба – и больше ничего?

Глава первая

Джазлин знала, что никогда не выйдет замуж.

Вероятность остаться старой девой не слишком ее тревожила. Сказать по правде, она вообще об этом не задумывалась. Просто знала, что семейная жизнь не для нее.

Не то чтобы Джазлин была равнодушна к мужчинам. Как и большинство двадцатидвухлетних девушек, она охотно ходила на свидания и с удовольствием принимала свою долю цветов, ужинов и комплиментов. Но стоило заметить в глазах очередного кавалера отблеск серьезных намерений – и Джазлин вежливо, но твердо давала понять, что любовь в ее планы не входит.

Методом проб и ошибок она установила для себя идеальную меру – три свидания с одним и тем же человеком. Ни в коем случае не больше! Опыт показывал, что после четвертого свидания мужчины начинали строить далеко идущие планы, а это ей ни к чему.

Вечером в среду, возвращаясь домой из Лондона, где она работала секретаршей в крупной юридической фирме, Джазлин пыталась понять, почему мысли ее в последнее время все чаще обращаются к семье и браку. Должно быть, дело в том, что отец все больше времени проводит с Грейс Крэддок – нынешней возлюбленной, леди с головы до пят в отличие от предыдущих.

Прошлые увлечения Эдвина Палмера редко продолжались дольше нескольких месяцев. Но миссис Крэддок, с которой он познакомился на каком-то рождественском приеме, как видно, всерьез завладела его сердцем. Она была гораздо старше предыдущих подружек Эдвина – пятидесяти пяти лет от роду, всего на два года моложе его самого – и несколько лет назад развелась с мужем (по ее рассказам, никчемным человеком, принесшим ей много горя). Отец Джазлин был женат уже трижды – неужели он решится рискнуть и в четвертый раз?

Джазлин понимала, почему в голову ей настойчиво лезут мысли о семье – она беспокоится за отца. Очень хочет, чтобы он был счастлив. И Грейс тоже. С тех пор, как отец познакомил их полгода назад, Грейс, несмотря на разницу в возрасте, стала для девушки настоящей подругой. Но создан ли отец для семейной жизни? В этом Джазлин сомневалась.

Мать ее умерла, когда девочке было пять лет. С тех пор в жизни Джазлин сменились две мачехи и несчетное количество «теть». В детских воспоминаниях остались лишь гневный голос отца и отзвуки женских истерик. Иногда обстановка накалялась настолько, что отец отсылал девочку к дедушке и бабушке. Но когда Джазлин возвращалась, ничего не менялось. Насмотревшись на такое «семейное счастье», девушка твердо решила: брак и серьезные отношения не для нее.

Ей нравилась работа у «Брауна, Латимера и Брауна»; в конце года один из старших секретарей собирался уходить на пенсию, и Джазлин ожидало повышение. А дела о разводах, которыми фирма была буквально завалена, подтверждали, что стремиться к семейным узам не стоит. Не зря ведь статистика констатирует, что шестьдесят процентов браков в Великобритании заканчиваются разводами.

Подъезжая к своему уютному сельскому дому, Джазлин в который раз сделала вывод, что совершенно счастлива. О чем еще мечтать?

Джазлин отворила дверь, и самый лохматый пес на свете бросился ей навстречу, едва не сбив с ног.

– Привет, Ремми!

Рембрандт появился в доме лет шесть назад. Вошел в мастерскую и молча улегся у ног Эдвина. Вечером милостиво согласился разделить с ним ужин. Спать лег на коврике в прихожей. Несколько месяцев Джазлин просматривала все газетные объявления о потерявшихся собаках. Но большую кудлатую дворнягу никто не искал, и Рембрандт остался у Палмеров.

Джазлин прошла в кухню и поставила на плиту чайник. Увлеченный работой, отец, как всегда, не видит и не слышит ничего вокруг, но скоро он сделает перерыв и захочет подкрепить силы чашечкой чая.

– А ты, наверно, хочешь печенье? – обратилась она к Рембрандту.

В ответ тот нетерпеливо забил хвостом по полу.

Джазлин кинула ему собачье печенье. Когда она заваривала чай, за окном раздался шум мотора. Длинный, блестящий на солнце спортивный автомобиль въехал во двор.

– Хм, шикарная машина! – пробормотала Джазлин.

Она привыкла к визитам богатых клиентов, желающих заказать портрет у талантливого художника. Решись отец писать одни портреты, скоро стал бы богачом! Но Эдвин всегда предпочитал писать то, к чему лежала душа, – как и его дочь, свободу он ценил выше материальных благ.

Рембрандт предостерегающе залаял.

– Фу, Ремми! – приказала Джазлин, не сводя глаз с окна.

Из автомобиля вышел мужчина лет тридцати пяти, высокий, темноволосый, в строгом темном костюме – должно быть, прямо с работы. То-то он обрадуется, если Рембрандт вздумает с ним «поздороваться» и оставит на дорогих брюках клочья шерсти!

Выйдя из кухни и тщательно прикрыв за собой дверь – Рембрандту доверять не стоило, – Джазлин вышла в холл. На полпути, сама не зная зачем, на секунду задержалась перед зеркалом. Не считая нескольких собачьих шерстинок на юбке, выглядела она безупречно – словно и не было позади нелегкого рабочего дня. Среднего роста, стройная, с платиново-белокурыми волосами, фиалковыми глазами и белоснежной кожей, Джазлин была настоящей красавицей, и строгий темно-синий костюм придавал ей особое очарование.

Раздался звонок, и Джазлин поспешила открыть дверь – не стоило заставлять клиента ждать.

Вблизи незнакомец оказался еще крупнее – он возвышался над ней дюймов на восемь. При взгляде на него у Джазлин непонятно с чего вдруг екнуло сердце! Однако она взяла себя в руки и приветливо улыбнулась, ожидая, что гость представится и объяснит, зачем пришел.

Но незнакомец заговорил не сразу. Несколько секунд он молчал, не отрывая взгляда от ее лица, словно вбирая глазами фиалковый блеск, нежную кожу, чувственный изгиб полных губ.

– Я хотел бы поговорить с мистером Палмером, – произнес он наконец.

Голос теплый, бархатный – должно быть, не у одной женщины замирает сердце от его звуков. Да и у самой Джазлин что-то затрепетало внутри, но в следующий миг она уже овладела собой.

– Отец скоро освободится. Не хотите ли присесть и подождать?

– Благодарю вас.

И Джазлин повела незнакомца в гостиную. Правда, на полпути сообразила, что забыла спросить, назначена ли ему встреча, и уже обернулась, чтобы исправить свою оплошность, как вдруг в холле зазвонил телефон.

Джазлин распахнула дверь гостиной.

– Проходите, пожалуйста, я сейчас, – предложила она и подошла к телефону. – Алло!

Но улыбка Джазлин померкла, едва в ответ послышался голос Тони Джонстона.

С Тони она встречалась вчера вечером – в последний раз. По дороге из ресторана домой он осмелел и попытался пустить в ход руки; Джазлин встретила эту попытку более чем холодно и полагала, что он все понял. Увы, она ошиблась.

– Так и знал, что ты уже дома! – с энтузиазмом воскликнул он.

– Только что вошла, – сухо сообщила Джазлин.

– Увидимся сегодня?

Похоже, он и вправду ничегошеньки не понял!

– Боюсь, что нет, – вежливо ответила она.

– А завтра?

Делать нечего – придется выложить ему все как есть.

– Прости, Тони. Очень приятно было с тобой общаться, но, думаю, наши встречи лучше прекратить, – произнесла Джазлин, чувствуя себя на редкость скверно.

В трубке воцарилось потрясенное молчание. Затем – отчаянный вопль:

– Джазлин!!!

Джазлин замерла, прижав трубку к уху. Тони был ей симпатичен, иначе она никуда бы с ним не пошла. И она терпеть не могла обижать и разочаровывать людей. Но кто виноват, что он оказался настолько непонятливым?

– Я думал, между нами что-то есть!! – возмущался Тони.

После четырех-то свиданий!

– Боюсь, что нет, – мягко повторила она.

– Но… но… как же так, мне казалось, что у нас с тобой все серьезно!

Он что, с ума сошел? Они едва знают друг друга!

– Прости, если дала тебе повод так думать. Но…

Но Тони явно не понимал слова «нет».

– Я-то думал, еще несколько свиданий, и мы с тобой объявим о помолвке!

О помолвке?! Мягкосердечная от природы, Джазлин почти ненавидела себя за боль, которую причиняет простодушному парню, но стоило ему заговорить о помолвке, и внутри у нее словно все окаменело.

– Тони, об этом и речи быть не может! – отрезала она.

– Джазлин, я все понимаю, – взволнованно зачастил Тони. – Вчера вечером я испугал и обидел тебя. Мне не следовало так спешить. Прости, дорогая, но ты так прекрасна, так соблазнительна, что я просто не мог удержаться! Хорошо, обещаю, этого больше не случи…

– Тони, послушай меня, – прервала его Джазлин. – Мы славно проводили время вместе. Но, думаю, встречаться дальше не имеет смысла.

– Джазлин!..

– Поэтому буду очень рада, если ты не станешь больше мне звонить. Давай сохраним хорошие воспоминания друг о друге.

– Джазлин!!

– Прощай, Тони, – негромко произнесла Джазлин.

Однако, какие бы чувства ни бурлили в ней, она все же не могла бросить трубку, не позволив ему попрощаться.

Тони долго молчал.

– Ты ведь дашь мне знать, если передумаешь? – спросил он наконец.

– Конечно, – ответила Джазлин, прекрасно зная, что этого не будет.

Расценив вопрос Тони как прощание, она аккуратно положила трубку, досадливо встряхнула головой, повернулась и застыла как вкопанная.

Пригласив посетителя пройти в гостиную, девушка предположила, что он и сидит сейчас там, куда не долетает ни единого звука из холла.

Если бы! Темноволосый незнакомец не сдвинулся с места! Он стоял рядом и слышал все от первого до последнего слова!

И словно желая подтвердить, что он не глух, и не испытывая ни малейшего стыда за то, что подслушал чужой разговор, незнакомец заметил:

– Круто вы с ним!

– У меня… у меня не было другого выхода, – пробормотала она.

– Да неужели? – не отставал он.

Джазлин не имела ни малейшего намерения продолжать беседу. Однако, сама не понимая почему – то ли бархатный голос незнакомца обладал какими-то гипнотическими свойствами, то ли подвело ее стремление со всеми быть открытой и искренней, – Джазлин, к своему изумлению, объяснила:

– Мы провели вместе четыре вечера, а он уже завел речь о свадьбе. – И зачем я пошла с ним в четвертый раз? Я же никогда так не делаю!

– Три свидания – ваш лимит?

Джазлин не верила, что слышит такие вопросы, и еще меньше могла поверить, что по собственной воле на них отвечает.

– Угадали. Если, конечно, речь не идет о человеке, с которым мы знакомы много лет и который знает, что серьезные отношения меня не интересуют.

Джазлин чувствовала, что уже сказала больше, чем надо. Самое время сменить тему. Однако незнакомец не собирался прекращать расспросы.

– Не хотите выходить замуж? – поинтересовался он с подкупающей улыбкой.

Джазлин не знала, что делать – злиться или смеяться.

– Я не говорю, что семейная жизнь плоха сама по себе… – осторожно начала она.

– Но вам не подходит?

Пора кончать этот дурацкий разговор! Что происходит? Совершенно незнакомый человек выпытывает у нее всю подноготную, а она…

– Лелеете разбитое сердце? – как ни в чем не бывало поинтересовался незнакомец, не дождавшись ответа.

Джазлин, не выдержав, рассмеялась.

– Еще чего не хватало! – воскликнула она, обнажив в улыбке два ряда великолепных жемчужных зубов.

Что со мной? – изумленно спрашивала она себя. Следовало бы кипеть от ярости на этого нахала, а я как дурочка улыбаюсь ему во весь рот! Ну, пусть попробует задать еще хоть один вопрос о том, что его не касается!

Неизвестно, какой вопрос слетел бы с губ незнакомца следующим, но в этот миг наверху послышалось хлопанье двери и шаги. Шум звучал как избавление.

– Прошу меня извинить! – пробормотала она и поспешила навстречу отцу.

Он как раз входил в холл.

– Папа, у тебя посетитель, – шепнула Джазлин и, проскользнув мимо него, поднялась к себе в комнату, чтобы переодеться в тенниску и джинсы. Она решила погулять с собакой.

Они с Рембрандтом бродили по окрестностям не меньше часа. За это время Джазлин успела обдумать происшествие с Тони и пришла к выводу, что ее вины здесь нет. Да, она нарушила собственное правило и встретилась с ним в четвертый раз, однако не давала ему ни единого повода думать, что хоть в малейшей степени к нему неравнодушна. И разумеется, ни за что не отправилась бы на последнее свидание, если бы Тони хоть крошечным намеком дал понять, что его отношение к ней отличается от чисто приятельского.

На дорожке перед домом уже не было шикарной машины – Джазлин и не ожидала ее увидеть. Отец – невысокий, подтянутый, с легкой проседью в волосах – сидел в гостиной, рассеянно листая искусствоведческий журнал.

– Ты уже пил чай? – спросила Джазлин, хотя на языке у нее вертелся совсем иной вопрос.

Однако отец, как часто случалось, прочел ее мысли.

– Знаешь, кто это был?

– Клиент?

Эдвин Палмер покачал головой.

– Холден Хэтуэй, – ответил он.

– Холден Хэтуэй? – Имя казалось знакомым. – Я могла о нем слышать?

– Возможно, если у твоей фирмы есть какие-либо дела с «Зортек интернэшнл». Он там член правления.

– «Зортек интернэшнл»? – Это название ничего ей не говорило.

– Часть огромного конгломерата, который занимается дизайном и еще чем-то в том же роде. – Судя по всему, отец знал о «Зортек» ненамного больше дочери.

– Тогда откуда же я знаю этого Хэтуэя? – Джазлин напрягла память, и в голове у нее что-то смутно забрезжило.

– Наверно, слышала, как о нем рассказывала Грейс.

Ну да, конечно же! Детей у Грейс не было, а вот племянник был…

– Так вот он какой, ее «милый мальчуган»! – воскликнула Джазлин.

Правда, Грейс никогда не называла его фамилии, но отец и дочь частенько слышали ее рассказы о «милом мальчике» Холдене, который не забывает старую тетку, делает для нее и то и это…

– Зачем он приезжал? Хочет, чтобы ты написал его портрет? – Возможно, подумала Джазлин, на этот раз Грейс убедила отца взяться за нелюбимую работу.

– Еще чего! – фыркнул Эдвин. – Наш мистер Хэтуэй такой занятой человек! Не уверен, что он способен полчаса высидеть спокойно, разве что сунуть ему под нос пачку документов.

Зачем же, удивлялась Джазлин, этот важный бизнесмен потратил драгоценное время на визит к отцу?

– С Грейс ничего не случилось? – быстро спросила она.

– Все в порядке, – заверил ее отец. – Как ты знаешь, она сейчас гостит у старшей сестры, матери Холдена. Он отыскал наш номер в телефонной книге, но, увидев там и адрес, сообразил, что все равно сегодня будет в этих краях, и решил заехать, чтобы кое-что со мной обсудить, пока Грейс в Корнуолле.

Недоумение Джазлин усиливалось.

– Что у вас с ним за секреты от Грейс?

– Дело в том, что в следующую пятницу, как ты помнишь, у Грейс день рождения, а Холден привык в этот день устраивать тетушке праздничный ужин.

– Он готовит ей сюрприз? – Джазлин по-прежнему не понимала, почему Холдену понадобилось обсуждать свои планы с отцом.

– Нет-нет, – покачал головой Эдвин. – Дело в том, что Грейс рассказывала сестре обо мне и о том, что в последнее время мы часто видимся. Вот почему Холден решил выяснить, нет ли у меня своих планов на пятницу и не получится ли так, что мы начнем, фигурально выражаясь, наступать друг другу на ноги.

– Предусмотрительный человек, – заметила Джазлин. – А ты?

– Есть ли у меня планы? Да, я рассчитывал повести Грейс куда-нибудь поужинать.

– И сказал об этом… э… Холдену?

Отец кивнул.

– Что же он ответил?

– Спросил, не разрешу ли я ему устроить ужин для нас четверых. На это я ответил: буду только рад. – Отец просиял улыбкой. – А ты не возражаешь, Джазлин?

– Конечно, нет, – весело ответила она. – В какой ресторан вы поедете?

– Я же сказал, нас будет четверо! Считая и тебя.

– Меня?! – Усилием воли Джазлин стерла с лица изумление и улыбнулась отцу. – Прости, я подумала, что речь идет о тебе, Грейс, Холдене и его жене.

– Он не женат. И никогда не был. Хотя, судя по всему, от женщин у него отбоя нет.

Джазлин вспомнила Холдена: серые глаза, суровый, упрямый подбородок, улыбка, искрящаяся весельем, и – что толку лгать самой себе? – невероятное обаяние… Да, можно представить, как женщины вешаются ему на шею!

– Так ты пойдешь? – спрашивал тем временем отец. – Я очень хотел бы, чтобы ты была с нами.

– С удовольствием, – не колеблясь, ответила Джазлин.

Она понятия не имела, знал ли Холден Хэтуэй о ее существовании прежде, чем переступил порог дома Палмеров, или включил ее в свое приглашение только что. Но какая разница? Она пойдет, чтобы доставить удовольствие отцу и Грейс и повеселиться на семейном празднике.

В последующие дни Джазлин часто ловила себя на мыслях о Холдене Хэтуэе. Что само по себе было достаточно странно. У нее были друзья-мужчины, но, сколько ей помнилось, ни одного, о ком бы она думала постоянно.

Однако мысли о Холдене Хэтуэе, являвшиеся неожиданно, как и он сам (и почему, кстати, он не объяснил сразу, кто он такой?), вылетели у нее из головы в субботу, когда Джазлин обнаружила в почтовом ящике письмо от Тони. В обширном послании молодой человек раскрывал ей свои чувства и умолял хотя бы позвонить.

Джазлин понимала, что звонить не стоит, и вместо этого написала ответ. Она повторила, что Тони ей очень нравится – как друг, что она с удовольствием проводила с ним время, но, к сожалению, не любит его и уверена, что никогда не полюбит.

Но это было только начало! В понедельник выяснилось, что в словах «ты нравишься мне как друг» Тони прочел долгожданное поощрение. Он позвонил вечером. Джазлин только что вернулась с работы и едва успела поздороваться с Грейс (та, по своему обыкновению, возилась на кухне, откуда доносились аппетитные ароматы), как раздался телефонный звонок.

Разговор получился долгим. Говорил в основном Тони. Джазлин молчала, кусая губы и чувствуя, как внутри у нее все леденеет.

Наконец он замолк. Сдавленным от досады и неловкости голосом Джазлин еще раз повторила свою тираду, а затем сказала:

– А теперь, Тони, извини, мне пора. – И, воровато оглянувшись в сторону Грейс, добавила: – У нас гости, я не могу их бросать.

– Ты чем-то озабочена, – заметила Грейс, взглянув ей в лицо, когда Джазлин вышла на кухню. – Не хочешь поделиться?

Джазлин улыбнулась в ответ – она не умела долго предаваться хандре.

– Скажи, Грейс, как ты в моем возрасте избавлялась от назойливых ухажеров? – спросила она.

– У меня не было ухажеров. Я вышла за Арчи Крэддока в восемнадцать лет, – ответила Грейс, а затем сухо добавила: – А следующие тридцать лет об этом жалела.

– Ой, прости! – импульсивно воскликнула Джазлин.

– Не извиняйся, – улыбнулась Грейс. – Все давно в прошлом. Сейчас я способна совершенно спокойно разговаривать с Арчи по телефону.

– Так ты поддерживаешь с ним связь? Извини, если это слишком личный вопрос, – поспешила добавить Джазлин.

– Нет, нет, все в порядке, – заверила ее Грейс. – Да, мы общаемся. Видишь ли, как бы ни был ужасен мой бывший муж, мы прожили вместе тридцать лет. Невозможно выбросить из памяти полжизни. По крайней мере, я так не могу. Впрочем, он всегда звонит первым – обычно для того, чтобы пожаловаться на очередные свои неприятности.

В этот момент отец, войдя на кухню, прервал их разговор.

– Как поживают две мои любимые женщины? – шутливо спросил он, и по его сияющей улыбке Джазлин поняла, что он совершенно счастлив.

Немного позже, выводя Рембрандта на прогулку, Джазлин опасалась, что ей снова не дадут покоя мысли о назойливом Тони Джонстоне. Однако, к большому ее удивлению, в голову лезли воспоминания о Холдене Хэтуэе. Снова и снова она перебирала в памяти мельчайшие детали их встречи. Ей не давал покоя вопрос: почему Холден не представился, позволив ей считать его клиентом отца?

С другой стороны, говорила себе Джазлин, почему он должен был непременно представляться? Дело-то у него к отцу, а вовсе не к ней!

Но ведь он и меня пригласил на ужин!

Ну и что? Входя в дом, он и понятия не имел о том, что эта беседа закончится приглашением. С какой же стати ему выпаливать с порога: «Я племянник Грейс!»?

Впервые Джазлин пожалела, что выбрала карьеру юриста. Это работа в адвокатской фирме приучила ее ничего не принимать на веру и искать скрытый смысл за самыми невинными словами и поступками… Однако, как она ни успокаивала себя, ее не покидала смутная, беспричинная тревога.

Грейс прогостила у них несколько дней, и Джазлин была рада этому, наверное, не меньше отца. Присутствие Грейс придавало дому особый уют: как радостно было возвращаться с работы, зная, что она выйдет тебе навстречу, как всегда спокойная, улыбчивая и дружелюбная, и позовет в столовую, где уже накрыт стол и витает аромат какого-нибудь из ее фирменных деликатесов!

О Холдене Хэтуэе Джазлин старалась не думать. В конце концов, он ей не клиент и не подозреваемый, так что нечего ломать голову, гадая о его скрытых мотивах, которых, скорее всего, и нет.

Была у Джазлин и еще одна причина радоваться присутствию Грейс. Тони Джонстон звонил каждый вечер. Это был настоящий кошмар, и только в откровенных беседах со старшей подругой Джазлин находила облегчение.

– Грейс, что же мне делать? – спросила она в четверг после очередного звонка.

– Что ж тут поделать, дорогая? Подать на него в суд за домогательства? Это не твой стиль. Жаловаться отцу? Тоже не в твоем духе. Значит, придется пересидеть осаду. Потерпи месяц или чуть больше – и, вот увидишь, молодому человеку надоест колотить в запертую дверь, и он отправится на новые пастбища.

Джазлин ужаснулась, представив, что разговоры с Тони будут продолжаться еще месяц. Но Грейс была права: ничего иного не оставалось.

В пятницу Джазлин хотела уйти с работы пораньше, но, как всегда, именно в этот день начальству позарез понадобилась ее помощь, и дома она оказалась гораздо позже, чем рассчитывала. Впрочем, времени оставалось достаточно.

Праздничный ужин предполагался в «Липах» – любимом ресторанчике отца. Владелец «Лип» Рекс Олфорд был старым приятелем Джазлин. Она ходила с ним на свидания дважды, а на третий раз отказала, однако они остались друзьями. Кроме того, Рекс, оценив талант Эдвина Палмера, приобрел у него несколько пейзажей и украсил ими стены своего заведения.

Холден должен был заехать за ними и отвезти на своей машине. Джазлин сидела у себя, когда раздался звонок в дверь. Решив, что нехорошо заставлять гостя ждать, она дала ему время поздороваться с тетушкой, а затем вышла из комнаты.

Грейс сегодня была в элегантном темно-синем платье и выглядела очень мило. Джазлин распустила волосы по плечам и надела маленькое черное платье без рукавов, купленное специально для этого случая. Она была уверена в себе, но стоило Холдену устремить на нее пристальный взгляд серых глаз, как у Джазлин затряслись поджилки: она пожалела, что не выбрала что-нибудь поярче и поэффектнее.

Отец поспешил ее представить:

– С моей дочерью Джазлин вы уже знакомы.

– Разумеется, – ответил Холден и протянул ей руку. Ладонь его была теплой, пожатие – твердым и энергичным.

– Добрый вечер, – пробормотала Джазлин, с опаской подняв глаза.

Холден выглядел как-то по-другому – она не сразу поняла, что все дело в вечернем костюме.

– Как поживаете, Джазлин? – вежливо поинтересовался он.

– Отлично, – ответила она, вдруг почувствовав, что должна хотя бы на несколько минут остаться одна. Ей необходимо было привести в порядок растрепанные чувства. – Пойду-ка угощу нашего пса печеньем, чтобы загладить вину – мы ведь бросаем его одного на целый вечер!

Джазлин полагала, что Грейс как почетная гостья должна сесть на переднее сиденье. Она уже обернулась, чтобы сказать об этом, но увидела, что Грейс с Эдвином сидят сзади, держась за руки, и вид у обоих предовольный. Так что переднее место рядом с Холденом пришлось занять ей.

По дороге завязался разговор. Отец заметил, что погода сегодня дивная, а Грейс ответила, что давно у нее не было такого радостного дня рождения. Особенно она довольна подарками!

– Так ты не знала, что мистер Палмер пишет твой портрет? – поинтересовался Холден.

– Нет, что ты! Разумеется, мне было известно, что Эдвин рисовал меня, но портрет стал для меня совершеннейшим – и очень приятным – сюрпризом.

В голосе Грейс звенел восторг, и Джазлин от души за нее порадовалась. Портрет и для нее явился неожиданностью; он показывал глубину чувств отца – ведь до сих пор Эдвин не писал женских портретов иначе как за плату, исключая портреты дочери и покойной первой жены.

Разговор о портрете помог скоротать путь до «Лип». Джазлин не рассчитывала встретиться с владельцем заведения. Был вечер пятницы, а она знала, что по пятницам Рекс Олфорд предпочитает развлекаться, оставляя ресторан на попечение вымуштрованных служащих.

Однако, едва все вошли внутрь, хозяин «Лип» собственной персоной двинулся им навстречу. Точнее, ей навстречу.

– Джазлин Палмер! – воскликнул он. – Какая встреча! Я и не знал, что ты сегодня заказала у нас столик!

– А я никому об этом и не рассказывала, – ответила она.

Рекс звучно чмокнул ее в щеку.

– По-прежнему свободна как ветер? – поинтересовался он, с добродушной усмешкой вглядываясь ей в лицо. – Не нашелся еще тот, кому удалось бы тебя поймать?

– Не-а, я очень быстро бегаю! – рассмеялась Джазлин.

– Ты хоть понимаешь, что мое сердце разбито?!

– Как разбил, так и склеишь! – ответила она… и в этот миг чья-то сильная рука легла ей на плечо.

Обернувшись, Джазлин обнаружила рядом Холдена. Чуть нахмурившись, он выразительно повел головой в сторону Эдвина и Грейс, уже стоявших у входа в отдельный кабинет, и слегка подтолкнул ее вперед.

Джазлин, удивленная, смущенная и раздосадованная, молча двинулась прочь от Рекса. По счастью, Эдвин как раз показывал Грейс свои картины на стенах, так что этот маленький инцидент прошел незамеченным.

Наконец все уселись за стол. Официант принес аперитивы, и Джазлин погрузилась в изучение меню – главным образом для того, чтобы не встречаться глазами с Холденом.

– Да, кстати, – вспомнил вдруг Эдвин Палмер, обращаясь к дочери. – Забыл сказать: тебе звонил какой-то молодой человек!

У Джазлин упало сердце: она догадывалась, кто это.

– Какой-то Тони, не помню его фамилии, – подтвердил ее опасения отец.

Все трое воззрились на нее: Грейс, знающая о Тони Джонстоне все, отец, не знающий ничего, и Холден Хэтуэй, слышавший, как она просила Тони больше не звонить.

– Он хотел позвонить попозже, но я сказал, что вечером мы ужинаем в «Липах» и что ты сама ему перезвонишь.

– Спасибо, папа, – тихо ответила Джазлин.

После ужина Эдвин и Грейс задержались, разглядывая картины, а Холден и Джазлин вышли на улицу. Вдруг из вечернего сумрака вынырнула фигура Тони Джонстона.

– Ты мне не позвонила! – воскликнул он, как видно оскорбленный до глубины души. – Твой отец обещал, что ты перезвонишь, а ты…

– Тони, я… – едва успела произнести Джазлин, как Холден сказал:

– Представьте мне своего друга, Джазлин.

– Джазлин – моя девушка! – агрессивно заявил Тони, прежде чем она успела собраться с мыслями.

– Только не сегодня, – коротко ответил Холден. – Сегодня мисс Палмер со мной.

– Но я ее ждал… – стал было возражать Тони.

Однако Холден, как видно, не собирался вступать в дискуссию. Не дожидаясь ответа, он вклинился между Тони и Джазлин, подхватил девушку под локоть и буквально поволок к стоянке машин.

Тони, очевидно, правильно понял намек и исчез.

– Прошу извинить, если, оберегая вас, я несколько увлекся. Мне показалось, что вы… – сказал Холден, когда они подошли к его машине.

– Оберегая?! – переспросила Джазлин. Одно это слово все поставило на свои места: словно ослепительная вспышка мелькнула перед глазами, и Джазлин вдруг нашла разгадку тайны, подспудно мучившей ее все эти девять дней. – А тетушку свою вы тоже оберегаете?

– Тетушку? – повторил он, словно не понимая, о чем речь, как будто удивившись неожиданному повороту беседы. Но Джазлин ни на миг не сомневалась: он все прекрасно понимает.

– В ту среду вы приезжали вовсе не затем, чтобы договориться о праздновании дня рождения! Нет, это был только повод! Вы приехали посмотреть на отца! Понаблюдать за ним, проследить, проверить, подходит ли этот человек вашей тете!

Джазлин остановилась, чтобы набрать воздуха в грудь, не сводя с Холдена гневных глаз. Она была глубоко оскорблена за отца и за себя.

Холден молча смотрел на нее. Он стоял под фонарем – весь как на ладони. Не смутился, не покраснел, не отвел взгляда.

– И что из этого? – спросил он.

– Какой же вы грязный тип! – взорвалась Джазлин. – И после этого вы осмелились как ни в чем не бывало пригласить отца на ужин? Осмелились пригласить меня? – Последние слова вырвались у нее сами собой.

– Да, осмелился! – рявкнул он в ответ. – Потому что благополучие Грейс для меня очень важно! Достаточно она настрадалась в жизни…

Джазлин испепелила его взглядом – на что Холден не обратил ни малейшего внимания – и гордо отвернулась. Ну и наглец!

Она многое могла бы ему ответить… но подошли Эдвин и Грейс.

Холден распахнул переднюю дверь со стороны пассажира. Но Джазлин, надменно вздернув голову, сама открыла другую дверь и скользнула на заднее сиденье.