Текст книги "Чисто случайно"

Автор книги: Джереми Камерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава девятая

С утреца выпил четыре чашки кофе и пошел из гостинички: пора уже и делом заняться. Миз Люси рассказала, где эти самые кофейные плантации, где фабрика и где они хранят, чего уже нажарили. Кофе росло в горах, высоко-высоко, аж у самых облаков. Ну так вышел я за порог, напялил на рожу этакое деловое выражение – ни дать, ни взять, агент по экспорту. Впереди – прогулка на самую верхотуру – если кто подбросит, конечно, до синей горы. Раненько было, солнце только-только встало.

Рехнуться можно.

Два обормота и стервоза окаянная приперлись из самого Уолтемстоу.

Тьфу ты.

Ну как вам это понравится?

Тьфу ты, черт.

Остановили свой «лендровер» у бара на обочине, взяли «7-ап», расспрашивают, интересуются. Расспрашивали мужики. Баба из тачки не вылезала. Чиф-супер из Чингфорда и тот самый Мики Казинс, с которым мы тогда чуть разошлись. Чиф-суперинтендент Армитедж. Баба – Аннабель Хиггс, старший инспектор по пробации.

Подойти, поздоровкаться?

И что за компания подобралась! Чиф-супер, начальница из службы пробации и деляга-толстосум. Да уж, сделайте одолжение. Одного бы увидеть – понятно, каждый занят своим делом. Двое – ну что ж, совпадение – чего в жизни не бывает – но чтоб трое… Это неспроста, ох как неспроста.

Вот только по мою они душу или нет?

Отошел в переулок, жду. Газировку выдули и к горам покатили. Я поближе подошел.

– Все путем, солнышко? – спрашиваю.

– Доброе утро, сэр. Вы хотеть содовой?

– Да, солнышко, я бы выпил. Видала англичан?

– Это ваши друзья?

– Они что, про меня спрашивали?

– Тот большой с усами спросить, может, тут ходил его друг. Он сказать, такой махонький, косой, на вас походить.

Хихикает.

– Нет, тот большой мне не друг.

– Тогда я думать тебе надо стать маленький-маленький.

– Да уж, наверное, солнышко. А они часом не сказали, куда едут?

– Моя думать они просто искать тебя. Сказать, ты здесь по делу.

Вот дерьмо.

Значит, маленький, косой? Да не был я никогда косой. И махоньким не был.

Черт. Я ведь и не делал секрета из того, что еду насчет кофе. Сюда, на Ямайку, только насчет кофе и ездят, если по делу. Кто ни спрашивал – я всем так прямо и говорил.

Ну и что, не назад же теперь возвращаться. Поехал на Ямайку, увидел свою кураторшу по пробации и удрал. Курам на смех.

Так что я пошел и поймал пикап. Вообще-то, я просто мимо проходил, а водитель в кабине дрых без задних ног. Потом вдруг проснулся, гоп-гоп, мотор завел и покатил аккурат на ту самую гору, куда я шел. Ну и сделал мне одолжение – согласился подвезти.

– Сколько возьмешь, приятель? – спрашиваю.

– А сколько дашь?

Из такого торга никогда ничего путного не выходит. Молчу.

– Сотню, – говорит.

– Автобус за десятку довезет.

– То автобус, а то комфорт. И поговорить могу, по делу то есть. И я честный. Может, не на все сто, но что уж честный – это точно. А автобус туда все равно не ходит.

– Убедил, – говорю.

Короче, забрался я в его колымагу – древняя она была, того и гляди, рассыплется. На каждой колдобине могла концы отдать. А рулил он так, будто эта развалюха – его личный враг.

– Полегче, – говорю, – а то когда доберемся, придется тебе на мою сотню покупать новую тачку. Может, тебе поласковей с ней, а? Ну, представь, что она – твоя подружка.

– Слушай, приятель, это барахло, оно и есть барахло. С подружкой можно и поласковей, а это просто старая железка. Дрянь, короче, ну и я с ней как с дрянью – так-то вот.

– Да мне-то что, дело твое.

Ну вот, едем мы в горы. Видок – как из автобуса, только еще лучше. Леса – такие густые – настоящие джунгли. Водопады, птички мелькают, будто вспышки яркие, колибри всякие. И чего только кругом не растет: апельсины, грейпфруты, бананы, а уж кофе… Эти самые кофейные зерна, куда ни глянь, всюду валяются, на солнышке сохнут. И на фабричном дворе, и в садах-огородах, и просто у обочины. Мужики согнутые в три погибели волокут на горбу агромадные мешки; старухи древние – тоже, да такие ветхие, что им бы в престарелых домах век доживать, а не тюки с кофем этим по горам тягать. Ветерок поддувал и снизу, и с вершины, и солнышко светило так славно. Я, пока мы ехали, всю задницу себе отбил, да и водила мой тоже, только ему было наплевать, он на этом своем драндулете больше не ехал, а лягушкой скакал. Рассказал, что везет в горное селеньице бакалейные товары. Я надеялся, что он не загремит в конце концов под откос: жалко ведь будет, если они не дождутся своей бакалеи.

Миз Люси учила, что надо забраться высоко-высоко и уж тогда приступать. Да и гостей незваных из Уолтемстоу я так скорее опережу. Про кофе-то они знают, а вот что я уже здесь и слежу за ними – нет.

Водила остановился. Я кое-как вылез, поблагодарил, расплатился. Ну, где тут маленькие фермеры?

И искать не пришлось – трое или четверо сразу же нарисовались.

– Эге, – говорит один.

– Эй-ей, – говорит другой.

– С добрым утречком, – говорю им.

– Эге. Ты в горы подняться?

– Да уж вроде поднялся.

– А сам-то откуда?

– Из Уолтемстоу.

– Кофе покупать не хотеть?

– С добрым утречком, – снова говорю им, – вы, ребята, наверное, и есть маленькие фермеры?

– Маленькие, ага.

– Значит, я вас и ищу.

– Эге.

– Может, пойдем, где-нибудь посидим, потолкуем. Чайку попьем.

– С травкой?

– Э… вы ее курите?

– Пьем.

– Ну так, может, кофе выпьем?

Пошли мы в эту деревушку, домишки – раз, два и обчелся. Пара чуваков ходят с деловым видом, мачете размахивают. Еще кое-кто в земле ковыряется: мускулы, как у ребят из тюремной качалки. Иду я с этими маленькими и стараюсь, значит, показать, что не просто так иду, а по делу. Они-то решили, что я турист. Только не в шортах. Со мной всегда так: авторитет мне трудно дается, хоть не одну ходку имею.

Сели. Теперь их уже набежало человек семь-восемь.

– Друзья, – говорю, – я – Ники.

– Эге, Ники, эге, – говорит один, молодой парнишка.

– Как дела, Ники?

– Да уж, друг Ники.

– Да уж, – говорю, – короче, я ведь из Англии приехал.

Тут они все как завопят:

– Ох, нет! Мы ведь думали, ты из Японии.

Я даже крякнул. Ну, потом мы все-таки заговорили о деле.

В Кингстоне я завернул в супермаркет рядом со станцией и глазам не поверил, до чего там дорогой этот их кофе. Ганжа – и та меньше стоит. Здесь кофе был в два раза дешевле того, которым торговали на улицах – тоже типа крупные фермеры. Упускать такой шанс было нельзя, так что я из кожи вон лез, только чтобы им понравиться.

– Ребята, – говорю, – у меня есть в Англии дружок, так он говорит, вас, маленьких фермеров, сильно забижает правление, здешний совет по кофе то есть.

– Забижает, – подтвердил чувак, которого они звали Бейзил, седой, бородатый, в войлочной шляпе, об которую обламывались все шуточки; серьезный такой мужичок.

– Забижает, – подтвердили все хором.

– Ну вот, так я приехал вам помочь, – говорю. Кофе они мне дали прямо в горшочке, в котором варился; такой крепкий – у меня аж глаза на лоб полезли. – Вообще-то, я понятия не имею, что здесь делаю, и вы, ребята, запросто можете мне пинка под зад дать, если что. Только, может, мы с вами договоримся, рука руку моет, правильно я говорю? Я тут приехал за образцами кофе «Синие горы» – пока только попробовать, понятно, да?: Мы с моим дружком Слипом решили сначала разузнать, что и как, а потом помаленьку, да помаленьку, глядишь, и нам прибыль, и вы в накладе не останетесь, и правлению вашему нос натянем. Как вам такая идея?

– Эй, – говорит этот Бейзил.

– Что?

– Где горит-то?

– В каком смысле?

– Не так скоро, молодой человек, попей-ка лучше кофе, больно уж быстро ты тараторишь. Голова заболела.

– Ладно-ладно.

Посидели мы, попили кофе, подождали, пока у него голова не прошла. Они все вытянули ноги – может, вспомнили, как у них морковка в огороде растет.

Потом Бейзил говорит.

– Ты чего-то сказать про Слипа. Сказать?

– Да, он мой дружок.

– Не тот ли это, у которого бабка – миз Люси? Он еще в Англию уехал?

– Ну да, – говорю, – Слип. А вы его знаете?

Он шлепнул по бедру и захохотал.

– Вы его знаете! Я его знаете? Да я его знаете еще когда он без штанов бегал. А он что, все горазд ловчить?

– Да уж, – говорю, – и мы ну хихикать. Потом они что-то промеж себя побалабонили и еще похихикали, только я ни слова не понял.

– Он-то к миз Люси наезжал года два назад, что, тогда, небось, и придумал эту штуку?

– В общих чертах, – говорю, – только он сейчас как бы не у дел, так что я вроде как партнер.

– А ты хорошо знать, что твой Слип придумал? – говорит этот Бейзил. – Мы-то ему говорить, что покупать кофе, продавать, значит, его в Англию. А он-то чего надумал! Покупать ганжу да пихать в кокосы! – Тут он шлепнул себя по ноге и захохотал. Они все шлепнули себя по ногам и захохотали. Через полчасика, глядишь, отсмеются, можно будет снова потолковать о деле.

– Ну вот он и прислал меня, – говорю, – раз уж я его, значит, кореш, и экспортная лицензия у него накрылась. Только теперь он уже собрался вывозить кофе, вникаете, о чем я?

Кивают, головами качают, балабонят что-то по-своему.

– Вникаете, – говорит один.

– А как это, что он сейчас не у дел? – спрашивает тут этот Бейзил.

– Ну…

– В тюрьме, небось?

– Ну, раз уж вы об этом заговорили.

– За ту ганжу?

– Вроде.

– Ха!

И снова хихикают. У меня руки чесались рассказать Слипу, как он повеселил земляков. Но пока, вроде, все было путем. Хихикать они хихикали, но куда подальше не посылали.

– Ники, друг мой, – говорит этот Бейзил, – я полагать, мы с тобой можем договориться. Выпей с нами еще кофе, и мы что-нибудь да надумаем.

Мы выпили еще кофе, и я даже вроде как забалдел. Но мы сидели там и думали.

Я объяснил им, что пока это только на пробу, первая попытка, и что возьму я на этот раз ровно столько, сколько смогу увезти, а там уже – как повезет. Нужен только отборный товар, чтоб посмотреть, как дело пойдет. А я, раз возьму немножко, не вляпаюсь в неприятности из-за того, что лицензии-то у нас пока нет. Прощупаем рынок, вот тогда дело пойдет, и бумажки тогда уже в порядке будут.

На том и порешили. Пожали друг другу руки. Они пообещали, что расскажут и другим маленьким фермерам, у которых земли, может, всего пара акров. А сперва пришлют мне в Мейвис-Банк отборные зерна. Есть у них такой Оскар, вот он со мной завтра в полдень возле почты встретится. Я возьму столько, сколько смогу унести, все самого лучшего качества. О цене договорились запросто.

Я так обрадовался, у меня аж дух захватило. И оттого, что представил, как обрадуется Слип, и оттого, что у меня есть законная работа. Ну, более-менее законная. Вот когда мы купим лицензию и заплатим пошлины и всякое такое – тогда и впрямь будет законная. Но и пока тоже ничего. Может даже, Норин одобрит.

И вот иду я себе обратно по тропинке и тут чуть со мной удар не случился.

Стоят все трое и пялятся на этот раз прямо на меня.

Глава десятая

Они стояли ярдах в ста впереди; «лендровер», наверное, оставили где-нибудь за поворотом.

– Эй, ты! – крикнул Армитедж, – Беркетт!

Я притворился, что мне наплевать. Но теперь я знал это наверняка. Они приехали за мной.

Ладно, будет еще время об этом подумать. А сейчас надо делать ноги.

Они стояли ниже по склону, прямо у меня на пути, там же где-то была их тачка. Уходить можно было только вверх. Звать на помощь маленьких фермеров было без толку. Типа «Эй, парни, извините, конечно, знаю, что мы с вами только что заключили типа договор, но вот тут понаехали по мою душу, защитите». Оставалось одно: убегать в горы.

И тут – вот удача: туристы. Четверо белых парней, две бабы и черный провожатый. Самое то, что надо.

Подхожу к ним.

– Прощенья просим, – говорю.

– Эй, как дела? Как поживаешь?

Янки.

– Вот, в горы поднимаюсь. Ничего, если я к вам пока вроде как присоединюсь?

– Ну конечно, нет проблем. Идем с нами. Ты на самый пик?

Долбаные янки, уж лучше б хоть олухи ливерпульские, вот только выбора у меня не было, я забился к ним в самую середину, улыбаюсь во все стороны, как Кен-Барби, назад даже не оглядываюсь. Те ублюдки позади пришли по мою душу. Они хотели поговорить со мной о чем-то, о чем я уж точно не хотел разговаривать.

Вот так я прибился к этим янки. Оказалось – вы только подумайте! – что они – миссионеры. Это притом, что каждый второй ямаец – священник, какие им тут к черту миссионеры. А вообще-то, как хотят. Мы взбирались на гору, и я скоро начал дышать, как ломовая лошадь. Сначала-то я задохнулся от страха, как их увидел, а потом еще и от верхолазанья.

Вы когда-нибудь лазали по горам? Боль – это что, боль – это пустяки. С меня пот рекой лился. Мы карабкались и карабкались, и я чуть не сдох, а они сказали, что уже почти, наверное, полпути. Кроссовки у меня были в грязи, комары – как вампиры. Нос распух, рыло – багровое, словно солнце на закате. Потом тропинка завела нас в лес, и там на меня напало какое-то мохнатое не пойми чего – и я растянулся на земле. Лежу, думаю, вот сейчас прилетят всякие там колибри, решат, что я типа того, цветок, и вовсе без мигалок оставят. Футболка у меня от пота стала мокрая-мокрая, а задыхался я так, что вспомнить страшно. Есть же такие идиоты – нравится им себя мучить. Вот я, чтоб быть в форме, лучше б пошел в ночной клуб, глотнул бы пару-тройку «эксиков» и выдул бы пару бутылок минералки, протанцевал бы всю ночь напролет и даже не запыхался.

И вот всего-то года через три добрались мы до какой-то рейнджерской стоянки – на полпути к цели. Там эти ребята стали, так сказать, подкрепляться.

А я стал думать, спрятаться ли мне или продолжать во славу Божию штурмовать вершину. Первым делом я убедился, что чиф-супер и компания не тащатся за мной по пятам, а потом нашел себе укромное местечко. Примостился в уголке и – можете вы в такое поверить – заснул. Как самая распоследняя тютя – заснул. Отключился, вырубился.

И снились мне семь кружек пива и чипсы с сыром и луком.

Чудный был сон.

А потом мне в ухо впился какой-то жадный до крови москит, и я проснулся.

Проснулся и пошел к тропинке. Ни души. Ни тебе рейнджеров, ни миссионеров – этих, если надо, никогда не дозовешься. Ни-ко-го.

Господи, ну что за кретин. Нашел время дрыхнуть. Делать нечего, пошел обратно к той тропинке – вдруг да найду там миссионеров, милых, славных миссионеров, и пусть себе болтают, сколько влезет. И вот только я вышел из-под деревьев на опушку, как слышу – из рейнджеровской домушки какой-то шум. И не такой, как у миссионеров, а скорее как у легавых. Я от них, а они за мной. Гляжу – вот они. Чиф-супер, торговец тачками, баба-босс из Пробации. Ищут меня.

И уж наверное, не для того, чтобы напомнить, что я забыл вернуть книжку в библиотеку.

– Ты! Беркетт! Стой, где стоишь! – крикнул Армитедж. – Нам надо поговорить.

– Да пошел ты, коппер, со своими шутками.

– Так мы никуда не продвинемся. Сбавь тон, нам надо поговорить. – Они приближались, а я пятился к деревьям и уже был на тропинке. – Ты топчешь чужую делянку, Беркетт, это может плохо для тебя кончиться. Кем ты себя возомнил, что ты здесь делаешь? Это не твоя территория. – Он подошел еще ближе. – Давай поговорим, тогда мы, может быть, сможем во всем разобраться. Ну, что ты на это скажешь?

– Пошел ты на хер, коппер, думаешь, я стану с тобой разговаривать? Так ты приехал сюда поговорить со мной? Кончай трепаться, уж сделай мне такое одолжение.

Я удирал.

А они приближались.

И шли они не с пустыми руками. Они позаимствовали у кого-то мачете. На Ямайке у всех были эти мачете – очень удобно рубить банановые гроздья. Но эти явно собирались их использовать по-другому. Они хотели порубать меня. И я испугался, чуть в штаны не наложил.

Я бросился по этой тропке – вверх, в горы. Я бежал и бежал. Под деревьями было сыро и скользко. Я бежал быстрее них, вот только ноги разъезжались, и я падал, вставал и снова падал. Вставал и улепетывал по тропке все дальше в лес, вот только и там меня не ждало ничего хорошего. Слышал их шаги, как они топают, а потом я снова упал и черт бы их побрал – они были уже здесь.

Я поднялся и побежал, и тут – бог ты мой, как больно, плечо словно треснуло пополам. Я упал, покатился и снова побежал. На этот раз они промахнулись, попали в камень. Оставалось только одно – или мне крышка. На этой тропинке они меня достанут, это точно. Есть только одно спасение – вниз по склону, в джунгли. Выбора не было. Я прыгнул.

Я прыгнул, и они снова в меня не попали, везучий я сукин сын. Я упал на куст. Я нырял и выныривал, разрывался на части и старался только принимать удары на один бок. Я врезался в дерево, потом в бамбуковые заросли, меня хватали за ноги ползучие растения и кусты, и все эти треклятые джунгли. Я слышал, как они шли за мной, они рубили и крушили, размахивали ножами и матерились. У них были мачете, но мне было нечего терять – кроме жизни, если они меня настигнут. Меня еще никто никогда не хотел прикончить, и эта идея мне не нравилась. Я удирал.

Я упал раз двадцать или тридцать, схватился за ветку, а она оказалась с шипами, и я аж взвыл. Ползучее не пойми чего схватило меня за горло, и я хлопнулся на спину. Еще одна ветка ударила меня в морду. Плети чертополоха кололи мне ноги, словно кинжалы. Все тело будто пылало, но это-то как раз была чепуха. Муравьи кусались, когда я на них падал, трава резала мне лодыжки, я на полном ходу влетел в бамбуковые заросли. Выдрался, побежал и снова свалился – и так целую вечность.

Потом вдруг остановился. Все было тихо, за мной никто не гнался. Задыхаясь, я сел на землю; меня трясло, страх все не отпускал.

Пришла пора оценить ущерб.

Рехнуться можно.

Плечо под разодранной рубашкой кровоточило. Я кое-как замотал рану, чтобы туда не попала грязь. Потом осмотрел рану на другой руке – тоже ничего себе, только не такая глубокая, обойдется. Надо бы мне куда-нибудь выйти и поскорее.

И я пошел, теперь уже, правда, поосторожнее, и пришел к ручью. Не иначе, как они молились за меня, эти самые миссионеры. Все ручьи текут сверху вниз – так, по крайней мере, я слышал – иди по течению – не заплутаешь. Вот только на этом ручье забыли поставить указатели. Я-таки заблудился.

Кстати сказать, дела мои были паршиво. Кроме указателей, здесь забыли еще проложить лестницу, так что я катился по склону вместе с этим самым ручьем, скользил и падал, и матерился под его журчание, разбил себе башку о камень и в кровь стер ноги в мокрых кроссовках. Минут двадцать или больше я катился и матерился, падал и разбивался, стонал и выл. И вдруг – подумать только – очутился посреди банановой плантации.

Да еще и кофейные кусты, и апельсиновые деревья. С ума сойти. Они, должно быть, много наобещали боженьке, когда молились за меня, эти самые миссионеры. И тут я рассвирепел, по крайней мере, насколько мог в этом моем раздолбанном состоянии: я тихонько улыбнулся и прошептал: «Ну что, суки, съели?». Я, пожалуй, еще поживу.

* * *

В таких местах бывают проторены тропки: надо же им таскать домой то, что выросло. Я нашел одну и побрел по ней. Набрел на маленький сарайчик: в таких фермеры обычно отдыхают и хранят бананы. Я прошел еще немного; тропинка превратилась в дорожку. Скоро показался еще один сарайчик. Только на этот раз он уже походил на маленький домик. Внутри слышались звуки.

Я подошел и постучал в дверь. Из-за домика вышел мужик с лопатой: чего-то он там копал. Он сразу увидал мое плечо и говорит: «Эй, парень, да у тебя кровь». Потом поглядел на грязь да раны, да лохмотья и говорит: «Эй, парень, да тебе, никак, помощь нужна. Пойдем, пойдем-ка в дом».

Потом вышла его миссис сказала: ох, словно бы с удивлением. Потом, помню, мы еще не выпили с ним чай и о погоде двух слов не сказали, а все вокруг вдруг поплыло, и я медленно, медленно так опустился на пол. Вот хреновина, думаю, а поделать-то ничего с собой не могу.

Потом, не успел я как следует отрубиться, меня вдруг осенило, как обухом по башке.

Где-то в закоулках мозга я услышал голос Армитеджа: «Ты! Беркетт! Стой, где стоишь!»

И совсем рядом, в других закоулках, прозвучал тот Голос, который я слышал по телефону в своей квартире. «Беркетт? – сказал он, – Беркетт, у меня для тебя новости». И потом: «Может, тебе стоит навестить свою подружку».

Чиф-суперинтендент Армитедж и был тот самый Голос.

Когда я очнулся, они уже притащили мне стакан воды и одеяло. Хозяйка принялась промывать большую рану и спугнула целый рой мушек, которые уже успели туда заселиться.

– Господь всемогущий, – говорю, а слышно еле-еле, – господи, женщина, спасибо, конечно, только как же больно-то.

– Тебе надо скорее к доктору, – говорит этот чувак, – я уже послал сынка за пикапом.

– Спасибо, мужик. Бо-ольшое спасибо вам обоим. О-о, – я чуть снова не отрубился.

Подъехал пикап, в нем еще чувак и с ним парнишка. Посмотрел на меня и говорит:

– Ух ты. Тебя надо к доктору.

Тут я вспомнил. Говорю им:

– Я знаю одного доктора, – пью воду, которую они мне принесли, а сам трясусь весь, пролил половину. – В Видкомбе – знаете такой?

– Видкомб! – кричит, будто я в Китай предлагаю ехать. – Да это далеко. Миль десять будет.

– Слабо? – говорю. – А за тридцать баксов?

– Спрашиваешь, – говорит. – Я бы и так повез, потому как тебя надо к доктору, но за тридцать баксов дело быстрее пойдет.

– Ну так поехали?

Я попросил хозяина с хозяйкой записать, как их зовут и адрес. Потом осторожненько достал из кармана докторскую визитку. Протягиваю ее водиле этому, Тони его звали. Он говорит:

– У него здесь и номер записан. Хочешь, я позвоню ему из машины?

– Прямо из машины?

– Ну, понятное дело, у меня в машине телефон. Без него на работе никак. Я вот только-только собрался пообедать, и тут они меня позвали. Твой доктор, наверняка, тоже обедает. Хочешь, я ему позвоню?

– Позвони.

Позвонил; ответила женщина. Дал мне трубку в здоровую руку.

– Джейн? – спрашиваю.

– Нет, это ее мама, а кто ее спрашивает?

– Ох, простите, уважаемая, хоть бы доктор дома, я, знаете ли, Ники, мне надо срочно доктора.

– Подождите минутку, пожалуйста. Он спит. Подождите.

Подошел доктор.

– Кто это? Это вы, мой юный друг Ники?

– Док, я сейчас в пикапе. На мне живого места нет. Вы уж простите пожалуйста, только мне очень нужна ваша помощь, очень.

– Приезжайте сюда. Дайте-ка мне поговорить с водителем.

Дал трубку Тони, он раз двадцать сказал «да, приятель». Потом я отрубился, только плечо все придерживал, чтобы не развалилось, а когда проснулся, мы подъезжали к дворцу, совсем как у калифорнийских богачей.

– Ну вот, еще один, Ники, – сказал доктор и в восемьдесят первый раз ткнул меня иголкой.

– Рехнуться можно, Док, это чего – ваша медицина такая ямайская – по сто булавок в чувака?

– Вижу, вы не утратили присущее вам чувство юмора, молодой человек, вот только я бы не советовал вам уж очень меня смешить, когда я втыкаю в вас эти булавки.

– Верно, Док, верно.

– Я уже ввел вам антибиотики, сделал прививки и местную анестезию, осталось еще наложить швы, – мы уже договорились, что он это сделает сам, и не повезет меня в больницу. На мое счастье, у него была дома процедурная, и он решил, что справится и так. Мне вовсе не хотелось, чтоб ко мне сбежались все ямайские копы.

Плечо было и впрямь разорвано в клочья, но он взялся его починить.

– Очень удачно, – говорит, – оч-чень удачно, принимая во внимание силу удара, что он пришелся под углом. Если бы это был человек, владеющий мачете, – хотя бы фермер, – полагаю, руку бы вы потеряли. Да и в этом случае вам понадобится амбулаторное лечение, если шрам не зарубцуется.

– Повезло мне, Док.

– Ну да, примерно. Другая рука менее проблематична, поскольку удар пришелся вскользь. Дюжины стежков, думаю, должно хватить. Потом займемся вашими синяками-ссадинами. Думаю, что и отдохнуть бы вам не помешало, отойти от шока. На ночь останетесь у меня, а после, я думаю, стоит позвонить в полицию.

Ну вот, а я уже начал надеяться.

– Ох, нет, Док.

– Ох нет что?

– Ох, нет, Док, только не в полицию. Не люблю я их, Док. Ни к чему хорошему это не приведет.

– Хм.

– И я хочу сам с ними разобраться – там, дома. Я на них найду управу.

– Вы имеете в виду английскую полицию? Но они не смогут применить никаких мер воздействия за деяния, совершенные в другой стране, если только прежде не была привлечена местная полиция.

– Нет, док, я больше надеюсь на неофициальные методы воздействия. Набить Мики Казинсу морду, вроде того. Неохота, чтоб они знали, что мы куда-то заявили, а то они будут настороже, понимаете, Док?

– Хм.

– А если они залягут на дно, мы тогда так ничего и не узнаем, верно?

– Я подумаю об этом, Ники, и поступлю так, как велит мне мой долг. А теперь отдыхайте.

Ну вот, он заштопал меня с головы до пят, обмотал бинтами, дал мне чаю с травами – из тех, которыми лечат все болячки, от головной боли до проказы, – и пошел вставлять ямайцам послеобеденные булавки. Его миссис провела меня в комнату, и я уснул еще прежде, чем рухнул на кровать. Я отрубился.

Когда я проснулся, рядом стояла Джейн и глазела на меня.

– Ущипните меня, это Джейн, или я сплю, – сонно промычал я, – господи, как же больно, рехнуться можно. Бог мой, да какая ж ты все-таки раскрасавица-девчонка, Джейн.

– Ох, Ники, – говорит она, – бедный ты мой мальчик.

Вот что охота услышать каждому парню, мне такого уже лет двадцать никто не говорил.

– Скажи еще раз, – прошу.

– Нет, хватит, боюсь тебя избаловать. Поспи еще, а потом расскажешь, что с тобой приключилось.

И я заснул. Я спал, и мне снилось, что я падаю с горы крови. Мне снилось, что из меня режет ремни колибри с лезвием вместо клюва. И что я улепетываю через озеро кофе, а за мной гонится мой участковый с гарпуном и ордером на арест. Мне снилось, что они жрут мои плечи с ямсом и бананами, и поливают их соусом чили. Тут я снова проснулся. В комнате было темно.

Рядом стоял доктор.

– Ну что, Ники, как дела? – спросил он. – Может, хочешь еще чаю с травами?

– Ох нет, Док, не надо! – я решил, что это из-за ихнего чая мне снилась такая жуть. – Я в порядке, Док, честно, просто дайте мне еще поспать, я в порядке, спасибо, честно.

И я проспал до утра. Никаких кошмаров и в помине не было, вот только в шесть часов петухи закукарекали, и собаки залаяли, как всегда. Шесть часов. Значит, проспал я пятнадцать. И Джейн уже больше не говорила, что я ее бедный мальчик.