Текст книги "Чисто случайно"

Автор книги: Джереми Камерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Типа крутые, улетные, так?

– Типа того. Улетают из Лондона только так.

– Эс-классные, что ли, представительские? «Мерсы-бумеры»?

– И джипы, и «Рейндж-роверы», даже парочка «Лотусов». «Роллс». И «поршики».

– Да откуда «роллеры» в Уолтемстоу?

– На собачьи бега приезжают. Из Буши один мужик, вроде на кровельном бизнесе наварил по-крупному. В Хоппетсе тоже есть один, только этот охраняется чуть не с пулеметами.

– Расскажи-ка мне про все про это, Рамиз.

Но тут он замолчал. Больно ему стало. Я-то знал, как ему помочь – дать ему выпить. Немножко водички, побольше водочки – я принес. Положил ему в шкафчик травки, но водку обратно в карман засунул. Подождал.

– Ну, давай, рассказывай, – говорю.

– Это все как ты ушел. Сразу и началось. Тут крутятся очень большие бабки.

– Экспорт?

– И в Ирландию, и в Голландию, да хоть куда. Молодняк угоняет типа «Ягуар-Соверен», ты прикинь. Ребята-азиаты страсть как любят прокатиться. Шансы – фифти-фифти. Проходит, к примеру, слушок, что в Хэмпстеде есть такой навороченный «ягуар». Тут же находится покупатель, и поступает приказ: угнать. А много ты на Бишоп-авеню видал пацанов из Азии? Как тут скроешься. Ладно, удалось – угнали «ягуарище», выскочили на Северную Кольцевую, потом за речку Ли, потом на какой-нибудь склад, гараж, одним словом, отстойник. Тут главное ни во что не врезаться, потому как ножки, бывает, не достают до тормоза. Выгорит дело – получат стольник, максимум два. Хватит на пару вечерков, чтоб и в киношку сходить на Лестер-сквер, и на карусели покататься, а, Ники?

– Ты этим занимался?

– Скажешь тоже. Я был посредником раз или два. Организовывал. Мне, знаешь ли, угонять тачки, малость беспонтово. Репутация не позволяет.

– Извини, Рамиз, ляпнул сгоряча, мысль куда-то ускакала.

Мы пили его витаминный «глюкозейд» пополам с моей водкой.

– А эти ихние тачки крутые, – говорю, – ведь это ж все новье. На всех секретки, маячки разные, «ло-джеки» и еще бог знает какая хрень с бантиком.

– Круши ее к черту, Ники. Хочешь – обруби, а хочешь плюнь, да прямо так и езжай, пусть себе пиликает. Есть которые орут, когда ключ в замке зажигания поворачиваешь, так ты не трожь зажигание – заведи без ключа – есть куча способов. С маячками сложнее, но ведь не все тачки новые, а у неновых и в помине нет. Иногда хозяин скупится ставить – они дорогущие. Но даже если он есть, и того, кто угнал, заловят, так ведь это только шестерка, а главного – не достать.

– Хочешь курнуть, Рамиз?

– Спрашиваешь. Ты свой парень. Только как бы легаши не застукали.

Я встал и открыл окно. Курить в больницах не разрешают, так я слышал.

– Ну и что с тобой теперь? – спрашиваю. – Слыхал про сержанта Гранта?

– Слыхал.

Даже смех нас разобрал.

– Вот ведь попали, так попали. Тут старая с косой явно по адресу пришла. Только вот что, Рамиз. Мне теперь легавые намекают…

– На что намекают?

– Намекают, что я не пожалею, если буду сливать им всякую байду. И хоть прямо не говорят, чует мое сердце, тот, кто за этими разговорами стоит, не прочь, чтоб я одного-двух на тот свет спровадил.

– Ни хрена себе, Ники!

– Ну.

Вдруг ни с того ни с сего захихикал:

– Вот так прикол, Ники!

Ну надо же, похоже, травка да мой рассказец подействовали лучше, чем всякие микстуры. Враз развеселился: «Ты уж извини, Ники, но что ты вообще понимаешь насчет пришить? Максимум, что ты можешь, это сделать себе утром бутерброд с ветчиной. Ну, кончил ты одного по чистой случайности, да и то он тебя об этом чуть не умолял. За кого они тебя держат, легавые, за Джека-Потрошителя, что ли? Ты уж извини, конечно». С ним чуть истерика от смеха не приключилась. Не очень-то вежливо с его стороны. Сам-то, понимаешь, скелет полудохлый.

– Они считают, что бандит он и есть бандит. Того, кто коппера замочил, они, конечно, никогда не найдут, вот и пытаются действовать через наших. И наверняка не ко мне одному подкатывали, хрен их знает.

Рамиз вытер слезы, а я выбросил окурок.

– Вот ведь мать твою, – говорит, – Ники. Не знал я, понимаешь ли, что в этом бизнесе нужно вести себя куда как осторожно. Всяк сверчок знай свой шесток, а я-то не знал. Заныкал я «Ягуар», новую совсем модель. Пусть, думаю, постоит до лучших времен. Так они прознали, велели вернуть назад. Поехал я к Мики Казинсу на север от Чингфорда – это большая шишка, слыхал я, что он всем этим заправляет. Стрелка у нас была забита на девять в его гараже, только не учел я, что их там будет семеро, никакого Мики и в помине нет, никого из семерых я в глаза не видел, а сам этот долбаный Мики торчал весь вечер у себя в клубе. Я знать не знал, сколько их там, но тоже пришел не один, со мной было двое из Плейстоу или еще откуда, не помню. Мы не хотели отдавать тачку, вот и все. Ну и, ясное дело, нам вломили по-черному. Мои помощнички дали деру, а те козлы на меня навалились. Это был типа урок, чтоб неповадно было тырить крутые тачки – и нам, значит, наука, и всем. Вот я тут и сижу теперь.

– А сержант Грант?

– Да хер его знает, я его вообще в глаза не видел. По времени, хотя, совпало. Я так думаю – тронул, кого не след, или что-то типа того, вот его и кокнули. Я тут никаким боком, Ники.

– А что твой глаз?

– Говорят, надежда есть, Ники.

– Ну? Так это ж офигенно, Рамиз!

– Не уверены, правда, там видно будет – через неделю после того, как повязку снимут. Но шанс, говорят, есть.

– Ну так классно, Рамиз!

– Ну, – заулыбался он, – Вот только б они сюда не заявились.

– Легавые-то теперь на твоей стороне.

Он фыркнул. Я фыркнул.

Тут я спрашиваю: «А как начет жениться?»

Хихикает.

– Подумаешь, шрам. Да что такое шрам, Ники, а? Слыхал, у нас там женщины носят накидки на фотке? Так может она до свадьбы и не заметит, а?

Что-то мне в это не поверилось, да только расстраивать его было неохота. Мы еще по чуть-чуть приняли, и я отвалил. Пьян был и под кайфом, а Рамиз веселый и вроде как тоже обдолбанный. Его мамаша с папашей, если через часок забредут, подумают, что он то ли резко на поправку пошел, то ли в коме уже.

* * *

Поехал к Келли: посмотреть на пацана и, может, побаловаться с ней чуток. Когда отпускали на побывку, у нас с ней пару раз получилось, а потом еще раз, когда она ко мне приезжала, а охранник вышел. Если тех случаев не считать, у меня с бабами уже давно ничего не было. Я и забыл почти, каково оно.

До Олдрич-вей, где она теперь жила, добрался на такси. Местечко – как из хичкоковского ужастика.

Сначала сунулся не в тот дом – специально, чтоб можно было отойти посмотреть, кто выйдет. Ох уж эти старые привычки. Никто так и не вышел. Обошел дом вокруг, поднялся по ступенькам и заколотил в дверь.

– Как дела, Ники?

– Как дела, Келли?

Захожу в дом, там малыш Дэнни; не такой уж теперь и малыш.

– Как дела, пап? – спрашивает.

– Как дела, Дэнни?

Беру его за подмышки, кручу, раскачиваю. Он это любит. Смеяться начинает, кричать, еще просит. Я тоже не прочь. Только устаю я обычно быстрее.

– Только сегодня выпустили, а, Ники?

– Ну. Слыхала, мне сняли квартиру?

– Да, Шэрон говорила. Классная идея, правда?

– Еще какая. Охренеть можно!

– Охренеть можно, – пищит Дэнни.

Ну весь в папашу малец.

– Я писал тебе, что сегодня выхожу, – говорю.

– Да, я то письмо получила.

– Когда ему будет пора спать?

– Ты же только что приехал, он думает, ты его куда-нибудь сводишь.

– Что верно, то верно. И куда мы с тобой намылимся, парень? Что скажешь, если завтра поведу тебя в «Макдональдс»? Возьмем молочный коктейль.

– Охренеть можно, пап, – говорит Дэнни.

– А как насчет бассейна?

– Тоже нормально.

– А на собачьи бега сходим, а? А в ночной клуб? Шутка. Значит, я подскочу часика в четыре.

– Заметано, старичок.

Во дает, а?

Словом, мы попили пивка, посмотрели видик и я отправил Дээни спать. Он меня поцеловал. Всегда меня слушался. А Келли его всегда баловала.

– Ну как твои дела, Ники? – спрашивает.

– Ничего, Келли, все нормально. Вот еще бы малость расслабиться, вспомнить, как оно, когда вдвоем и никто не мешает.

– Даже не думай, Ники.

– Что значит «даже не думай»? День не тот, или что? А то столько лет ждал.

– Ты же приезжал на побывку.

– На побывку? – Я даже развеселился. Шутит она, что ли?

– У меня появился другой мужчина, Ники.

Вот те раз.

Я сел и уставился на нее.

Посмотрела прямо. Не шутит.

– Что же получается: ты ждала все эти годы, мы трахались только на побывке, а когда меня выпустили, ты нашла другого мужика? Ты чего, Келли, совсем охренела, что ли? Не смеши людей, женщина.

– Это на прошлой неделе было. Я подумала, лучше подождать, пока ты выйдешь, вдруг ты станешь буянить.

– Дьявол, Келли, ты ведь за первые полгода моей отсидки чуть не полтыщи раз собиралась меня бросить, и я никогда не буянил и делал все, что мог, чтобы доставить тебе удовольствие. И вот, когда я вышел и могу оттрахать тебя вдоль и поперек, ты говоришь мне, что на прошлой неделе нашла другого мужика.

– Ты уж извини, Ники. Что вышло, то вышло. Очень уж долго пришлось ждать.

– От черт! Дэнни знает?

– Нет. Но он его видел.

– Кто такой? Если знакомый, ремней нарежу.

– Придется тебе смириться, вот и все. Так будет лучше для тебя самого. Не надо никого резать. Барри не сделал тебе ничего плохого.

– Барри? Что это на хрен за имя: Барри?

– Баррингтон. Барри – это для краткости.

– Баррингтон? Ты шутишь? Он что, черный?

– Нет, он белый.

– Белый по имениБаррингтон? Вот умора. А на чем он ездит? На «Порше»?

– Наверное. Он немец.

Вот это да.

– Это добром не кончится, – говорю ей, – ты трахаешься с немцем по имени Баррингтон, который ездит на «Порше». Что это за немецкий хер, который согласен, чтоб его звали Баррингтон?

– Ну, он не торгует наркотой, не ворует машины, приехал на бизнес-курсы по линии «Общего рынка», водит меня в «Чарли Чан» [3]3
  Ультрамодный ночной клуб в Уолтемстоу.


[Закрыть] и покупает подарки.

– «Порш» купил?

– Пока нет, – хихикает, – хотел подарить собаку типа тех, которые за зайцем бегают, на стадионе.

– Но не весь стадион, блин?

– Дай срок. Для него это раз плюнуть, – тут она снова захихикала, а я уж больше не смог этого выносить.

– Баррингтон, – говорю, – какого черта ты связалась с хреном по имени Баррингтон? Может, он фон Баррингтон, а? – тут нас разобрал смех, и я, когда вышел на улицу, все еще не мог успокоиться.

И я снова пошел к мамаше. Та говорит:

– Быстро ты вернулся.

– Быстро.

– Был у Келли?

– Был.

– Был, да потрахаться не получилось, оттого и прибежал так скоро, – хихикает Шэрон.

– Перестань, Шэрон, языком молоть, сил с тобой никаких нет, – вступилась мамаша.

– Она подцепила немца, – говорю.

– Что подцепила?

– Немца.

– Ах ты, господи, немца. Он что, черный?

– Да ты чего, мама.

– Она говорит, нет. Звать Баррингтон.

– Баррингтон!

– Баррингтон!

– Ну точно – черный.

– Она говорит, нет. Ездит на «Порше».

– Значит, не черный.

– Вот дьявол.

– Ах ты, бедняжечка, а ты так хотел потрахаться.

– Хватит мерзости пороть, Шэрон…

– Значит, твоя Келли предпочла тебе немецкого хера по имени Баррингтон, который ездит на «Порше». Тут для тебя, Ники, дорожка закрыта. Бросай ты их, верь моему слову, трахай и бросай.

– Откуда ты только этого набралась, – говорит мамаша.

– Трахай и бросай, все равно им только деньги нужны, больше ничего. А эта на его «Порш» позарилась, ясное дело.

– Ну что за мерзкий язык у вас, молодежь. Надо ж такое сказать!

– Да не поршень, а «Порше», мама! Тачка такая германская. А в замок он ее к себе повезет? Я слыхала, эти немцы едят прорву салата. А еще у них агромадные письки, – тут Шэрон снова стала ржать, а в придачу и мамаша, так что пришлось и мне присоединиться. Рыжий немец-колбаса, кислая капуста! Немец! Бабу увел! У меня! – И где! В Чинг-фор-де! От этих иностранцев проходу не стало, плюнь – попадешь в иностранца.

Ничего, она пожалеет, еще обратно прибежит. Как начнет он ей бодягу про свой футбол разводить, да какие они, немчура, молодцы, да как они Кубок Мира три раза взяли, так сразу прибежит. Келли эту игру терпеть не могла, а немцы, все кого я знал, зудят и зудят про футбол. Я, по правде сказать, их только на футболе и видел.

Потом Шэрон попросила сводить ее куда-нибудь и угостить чем покрепче из моего выходного пособия.

Глава третья

Потом все вдруг стало намного сложнее. Все, чего я хотел, – спокойно пожить, но все вдруг стало куда сложнее.

Сперва я, как обещал, взялся сводить куда-нибудь малыша Дэнни: пусть увидит, что папа теперь на свободе и что он – человек солидный.

– Привет, пап! – крикнул он мне, когда я зашел, а сам видео смотрит.

– Привет, Дэнни! Как дела, Келли? Фашиста своего видела?

– Не фашиста, а немца, Ники.

– Один хер. Ну что, полетели, Дэнни?

– Сейчас, только конец досмотрю, пап.

– Досматривай.

Я взял коробку. «Терминатор», ну надо же. Досмотрели вместе конец, потом взяли ему куртенку и пошли.

Поехали мы на автобусе. Не очень-то это подходяще для солидного человека, да вот Келли всегда говорила, что воровать тачки – баловство, и уж точно не хотела б, чтоб я вез в такой мальца. И фон Баррингтон тоже, наверное, тачки не воровал. А что вчера я одну угнал – так это только чтобы старое доброе вспомнить, сейчас-то мне уж двадцать три и всех радостей – тапочки да кружка какао.

Ну вот, добрались мы на автобусе до «трубы». Дэнни от гордости, что отец рядом, сияет, как медяк. Я сам, как гляну на него, как медяк сияю. Да черт с ними, с тачками, когда такой пацан растет.

– Куда идем, пап? – спрашивает.

– В «Макдональдс» ты хотел?

Помолчал немножко, потом на Хоу-стрит снова:

– Пап?

– Что?

– А ты очень хочешь в «Макдональдс»?

– Да я как ты.

– А.

– А куда ты хочешь?

– В Центр Сладостей.

– Индийский Центр Сладостей? – спрашиваю. Стало быть, надо нам разворачиваться.

– Ага.

– А чего тебе там, сладкого чего-нибудь?

– Мун-карри, пап, и бургеры эти ихние с луком тоже, можно? Мама говорит, от карри и у мертвого встанет.

Я чуть не врезался в стену. Ничего себе. Мы прошли по Куинз-роуд до Бейкерз-Армз. Других Центров я здесь не знал.

– Этот подойдет, сынок?

– Супер, пап.

– Не знаю уж, чего у них там есть, но мы с тобой чего-нибудь да найдем, а?

У них было навалом всяких разных карри – и мясные, и овощные, и еще хрен знает какие; мун-карри, правда, не было, но он назаказывал кучу всякой разной снеди. Заказал, между прочим, плошку лаймового соуса, поставил ее посреди стола, и все, что ел, туда макал. У меня от одного взгляда на нее слюни ручьем и в носу защипало, а он из этой плошки чуть не прихлебывал. Ах ты господи. Пацану шесть лет, а он тащится от лаймового соуса. Рехнуться можно.

Наелись до отвала, еле из-за стола вылезли. Идем себе тихонько к Центральной, светло на улице, солнышко глаза слепит, и тут вдруг прямо на ровном месте маленькая заминка случилась. Мики Казинс от Силка вышел.

* * *

Оба они торговали тачками – и Силк, и Мики Казинс. Только Силк торговал вроде как легально, а на Мики пробы было негде ставить. Но он ходил в пальто из верблюжьей шерсти, здоровался с кем надо за ручку и на стадионе «Ориент» сидел всегда в директорской ложе. Одним словом, ясно, что за птица. В Чингфорде у него была большая мастерская, а жил он в большом доме возле леса, и купил он это все не на выигрыш в лотерею.

Я знал Мики Казинса, а он знал меня. Я был для него соринка на воротнике из верблюжей шерсти, а что соринка – щелк, и нету.

Мы с Дэнни собирались пройти мимо.

Мики встал у нас на пути. Он и еще двое его мордоворотов.

– Ты что ли Ники Беркетт?

Господи, как мне все это надоело. В Уондсворте заехали бы ему за это в сортире по черепу носком с батарейкой, это как пить дать.

– Отвали к херам с моей дороги, – говорю ему.

– Отвали к херам с его дороги, – поддержал Дэнни.

Странное дело, Мики даже не шелохнулся.

– Я слышал, ты водишь дружбу с полицейскими, – говорит, – а сам только что прибыл из мест не столь отдаленных. Тут должна быть какая-то связь, а?

Смотрю на него спокойно так, спрашиваю:

– Все сказал, что хотел?

– И надо бы тебе быть со мной поласковее, сынок, иначе мои ребятки захотят перемолвиться с тобой словечком, где поспокойнее. Ты меня понял? Понял, к чему это я? Не суй свой нос куда не след, или ты у нас теперь заматерел, заважничал, а? Ну что, мальчишку-то оставишь слушать, про что взрослые разговаривают?

Мордовороты его торчали по бокам с умным видом.

Да уж, проблема.

И тут вдруг откуда-то из-за спины приятный такой голос раздался. Ласковый такой голос: «Никак у тебя проблема, Ники? Эти козлы что ли на тебя наехали? Забыли, что они в Уолтемстоу?»

Глянул: Джавид, и Афтаб, и еще ихние друзья-приятели с Квинз-роуд. Мобилы свои тыркали минуты две. Со всех сторон слетелись ребята-азиаты – не было у них до сих пор случая пальтишко из верблюжьей шерсти в грязи вывалять. Окружили Мики и его пехоту тесным кольцом, надвинулись. Хиляки, конечно, по сравнению, зато численный перевес налицо.

Мики поглядел на меня со значением.

– Я уезжаю домой, юноша, – говорит, – и советую запомнить, что тут было говорено, очень советую.

Кругом повернулся и пошел.

Дэнни преспокойно догрызал свою кокосовую сладость.

– Он отвалил к херам, да, пап?

На следующее утро звякнул Джорджу, моему участковому. А чего делать-то? Этот сидит у себя в конторе, чаи гоняет в девять утра – после обходов своих. Затолкал пару клиентов в камеру – сиди, пей чай.

– Джордж, – говорю.

– Ники.

– Дельце тут одно, Джордж. Надо обговорить.

– Говори.

– Потолковать надо, – говорю, – встретиться.

– А ты подходи, Ники, как все нормальные люди. Потолкуем.

– Таким, как я, которые только-только из тюряги вышли, как-то не в радость обратно в казенное заведение лезть. С коппером кто увидит – не приведи господь, а если уж в судебную палату попер – значит, крыша совсем уехала.

– Прекрати, Ники, у меня уши вянут слушать. Подходи, постучи в окошко, сделай вид, что ты обычный англичанин.

– Встретимся на Северной кольцевой, под эстакадой в шесть часов.

– Не пойдет. В шесть «У Герольда». К тому же ты задолжал мне пинту.

Это я пропустил мимо ушей.

– «Лев и Ключ» в Лейтоне, идет?

– Не болтай чушь, Ники. Если я туда пойду, они потом закроются на дезинфекцию. Наши это заведение за милю обходят.

– Ладно, Джордж. «У Герольда» в шесть. А как я тебя узнаю?

– По лицу. Если не мое – значит, не я.

– Заметано.

Поехал в социалку насчет пособия. А вчера ходил в бюро регистрации безработных. То, что раньше занимало десять минут, теперь отняло три часа, черт бы побрал это долбаное правительство. Сегодня захватил толстую газету и сидел, пока не приняли насчет пособия по доходу, гранта на обустройство, кризисного кредита и прочего. В социалке совсем озверели – не хватает разве что детектора лжи и пробы на ДНК. Короче, сидел, читал газету, а потом – нет, представляете? – в полчетвертого они решили закрывать, и ни с того ни с сего выдали мне чек. Просто чудо какое-то. Будь у меня флажок, я бы им помахал.

Потом пошел на Вуд-стрит получить по чеку. Купил банку пива в универсаме, время убить. Старею, видать: да чтоб я, да что-нибудь купил– в жизни ни разу такого не было. Короче, взял банку пива и на почту пошел. Понятия не имею, зачем я туда поперся. В этой чертовой конторе на Вуд-стрит хвосты такие, что когда твоя очередь подойдет, как раз можешь получить и пенсию.

Стою я, значит, в очереди, думаю все о том же, о чем целый день думаю, – удивляюсь, какого хрена этот Мики на меня взъелся. Может, оттого, что я со Стариной Биллом [4]4
  Прозвище полицейского или полиции в целом.


[Закрыть] разговоры разговаривал? Да ведь Мики Казинс и сам бывало с Биллом контачил, когда надо было кому-то на лапу дать, чтоб его в покое оставили. Может, я где ему дорогу перебежал? Может, и так, но на ум не приходило, где и как. Однако ж взъелся он на меня, взъелся – это однозначно.

Короче, стою, потягиваю из банки пиво и мозгую. По ту сторону стойки вижу – Рафик, живет рядом с моей мамашей, только благополучный. Не успел я состариться, как обслужили, получил я свои кровные и облокотился на конторку почитать буклетики, пока пиво не кончилось. Терпеть не могу хлебать на улице, не дело это, отстой.

Прочитал, что на почте теперь можно все, включая маникюр. Они и марку тебе продадут, и ногти подровняют. Сервис.

А потом вдруг – ни тебе даже извините.

Заходят два мужика. Большие нетолстые белые мужики заходят и требуют бабки через прилавок и живо. Сберкнижку не предъявили. Хуже всего, что прямо к окну, без очереди полезли. Хамство, конечно, и безобразие, только никто почему-то не возмутился. Видно, приметили у них пушечки в руках.

Оба два стали вопить дуэтом. Кто кого переорет, очень громко.

– ЭТО НАЛЕТ, МАТЬ ВАШУ!

– ВСЕ НА ПОЛ! ЭТО ОГРАБЛЕНИЕ, ВАШУ МАТЬ!

– МОРДОЙ ВНИЗ И НИ ЗВУКА, ВАШУ МАТЬ! ВСЕ, ВСЕ ЛЕГЛИ, ВАШУ МАТЬ!

– БАБКИ СЮДА, ВАШУ МАТЬ! НИКТО НЕ ВОЗНИКАЕТ – НИКТО НЕ ПОСТРАДАЕТ!

Кино смотрели. То же, что и Дэнни мой. Шапчонки с дырками вязаные из ближайшей лавки. Да и пугачи, похоже, из игрушечного магазина.

А один в жопу пьяный.

Придурки какие-то, клоуны.

В этом почтовом отделении на Вуд-стрит налеты – обычное дело. Случаются регулярно – это как налог на домовладение платить, и любой, у кого сейчас плохо с наличкой, чтобы, к примеру, с барыгой расплатиться, тот первым делом мчится грабить почтовое отделение. Только эти два барбоса сразу видно несерьезные какие-то. Во-первых, двое – это заранее мало. К тому же, один едва на ногах держится. Тут камер понатыкано, а эти шапчонки сдвинули, морды наружу – жарко им, видите ли. Сами они по себе, или какого-то босса солдатики, пехота? Если второе, то, когда вернутся к себе в контору, шампанским их уж точно не встретят.

Надо сказать, стало как-то уж слишком шумно. Женщины вопили, а эти двое орали благим матом и размахивали своими дурами. Только персонал смотрел безо всякого интереса и, похоже, скучал. Я стоял в своем углу, глазел на буклеты и жалел, что сейчас не в пивной.

– ГОНИ ЖИВО БАБКИ, ТВОЮ МАТЬ! НЕ ТРОЖЬ КНОПКУ, МАТЬ ТВОЮ!

Рожи незнакомые, ни в Уолтемстоу, ни в Лейтоне я таких не встречал. И не из южного Лондона – могли быть пекемские, но те так далеко не выдвигаются, только если профи, а эти уж точно не профи. Может, из Стратфорда. Беспредельщики, однако – в чужой огород за чужой капустой затырились.

Тут Рафик заметил меня – что я стою в углу, занят своим делом.

– Ники, – говорит мне тихонько, – ты видишь у них пистолеты?

– Вижу, Рафик, – отвечаю, – ну и что?

– Ты думаешь, они у них настоящие, или у того, что ближе к тебе, водяной?

Я пригляделся. Так и есть – водяной.

– У этого – водяной, – говорю, – может, особо убойная струя какая, но все ж-таки водяной.

В дальнем конце по-прежнему вопили, хотя служащие уже доставали деньги. Рафику, хочешь, не хочешь, пришлось говорить громче:

– Ники, – кричит, – видишь, там моя мама снова лезет на рожон, ну как всегда.

Я узнал ее. Махонькая азиатская старушонка грозила пальчиком тому, который в жопу пьян, похоже, читала ему мораль – не слишком умно с ее стороны. Сквозь вопли до меня донеслось: «неужели нельзя без таких ужасных выражений».

– ОТВАЛИ НА ХЕР, МАТЬ ТВОЮ! – гаркнул тот и отшвырнул ее в сторону.

Ну вот, рафикова мамаша она всегда так – к черту в пасть, без выходных. Сто лет назад обвинила мою в том, что та сперла у нее из-под двери четыре пинты полуснятого молока. А это чушь собачья – мы в жизни не пили полуснятое. Потом выяснилось, что это Кларк, младший братишка Уэйна Сэпсфорда, выдул четыре пинты по дороге в школу. Короче, сперва моя мамаша с рафиковой во дворе полицейского участка, куда та жаловаться приползла, поцапались, а потом, когда легавые на истинного злодея указали, домой топали чуть не в обнимку.

– Ники, – говорит этот Рафик. Смотрю – протягивает мне через прилавок бейсбольную биту. – Ники, будь другом, звездани-ка тому ублюдку, пока он не смотрит. Я бы сам, но ты понимаешь, какая штука, никак не могу выйти, стойка мешает.

– Кто – я?

– Да, просто ткни его – и все. Только не в голову, а то вдруг убьешь. Просто стукни в живот или еще куда, чтоб не приставал к мамочке.

– А ты точно не можешь выйти?

– Точно, точно. Да нам и запрещено покидать рабочее место.

Я взял биту. Тот, что нализался, был всего в нескольких шагах и орал во всю глотку, хоть они уже запихивали в сумку бабки. Я шагнул к нему. Черт те что. Он же мне ничего не сделал, ну, зарабатывает парень, как может, а я встал тут, будто он мою мамашу на пол швырнул, а не рафикову.

Очень отчетливо помню рукоятку в ладони. Потом как-то совсем неожиданно я поднял биту и – хресь! – заехал ему в живот. Он охнул и повалился.

Я тут же вернул биту Рафику. Сразу прекратились вопли, и стало намного тише. Другой чувак повернулся и увидел, что его приятель валяется на полу и хватает ртом воздух – будто живот разом прихватило, от ору надорвался, наверное.

– Ты чего, мать твою, Гэл? Чего разлегся?

Гэл охал и катался по полу. С приятелем своим он даже разговаривать не стал.

В суматохе кто-то нажал тревожную кнопку, и второй чувак понял, что вскорости нагрянут легавые. Это его порядком разозлило, раздался грохот и треск, и от стены отвалился кусок штукатурки. Вот дьявол. Может, у Гэла пистолет и был водяной, но у его приятеля уж точно нет.

– Рафик, – говорю, – ты видишь то же, что и я?

– Да, Ники, поверь, мне очень, очень жаль. Никогда бы не подумал, что у них могут быть настоящие пушки. Он бы тебя пристрелил, если б увидел, мне очень, очень жаль, старина.

Вот дьявол.

На наше счастье этот парень решил, пока не поздно, смотаться, бросил напарника и деньги, и сразу вслед за этим притарахтел Старина Билл.

Джордж тянул какую-то темную бурду, какую я б и нюхать не стал.

– Это что за хрень? – спрашиваю.

– Это темный эль, Ники, – говорит, – от него стояк такой, что портки порвет.

– Да брось ты, Джордж, мне вообще кажется, что с этим рядом и сидеть-то опасно. Ты уверен, что оно без стронция?

– Да уж куда лучше, чем твое пенное пойло. Сказал бы лучше, что пить будешь. Взять тебе пинту пива?

– Уж лучше пинту «перно».

– Пинту пива! – кричит.

– Твое здоровье.

Сидим, пивко хлебаем. Он – медленно, а я не привык терять даром время, когда на халяву, да за счет Билла. Спрашиваю, типа вежливо:

– Как миссис Джордж поживает?

– Не жалуется.

– Как оно штрафуется на парковочках?

– Потихоньку.

– Как там Секьюрикор? [5]5
  От Security Corporation – компания, занимающаяся охраной банков, помещений фирм и т. п., а также перевозкой денег и ценностей.


[Закрыть] Я слышал, они у вас половину делянки оттяпали, так?

– Правительство, мать его, гайки закручивает.

Мы еще посидели.

– Ну вот, Ники, теперь я, как говорится, самоустраняюсь.

– Ты о чем? Что, это пойло и впрямь со стронцием?

– Я влез в это дело, Ники, только как посредник и больше не хочу иметь с этим ничего общего. Коллеги попросили меня помочь, потому что я тебя знаю, и потому, что однажды ты говорил со мной не как с полицейским.

– Если что и было, то быльем поросло. Только репутацию портит.

– Сейчас сюда придет один человек, он и расскажет все про наше сотрудничество.

– Какое на хер сотрудничество? Я ни о чем таком и не заикался.

– Но ты же здесь, верно?

– Да что ты, Джордж, просто поговорить хотел.

– И я слыхал, что ты был в больнице, навещал Рамиза…

– Ну и что?

– И узнал, что он гуляет с твоей сестрой…

– Ну и что?

– А то, что тебе не все равно, что случится с парнем твоей сестры.

– Послушай, Джордж, приятель, послушай меня, я тебе разъясню, если ты до сих пор не понял. К Рамизу я ездил, да, повидать его, и все, мне плевать, что с ним станет. Его порезали – это его проблемы, не мои.

– Ладно, Ники, вон идет тот, о ком я говорил, дальше разбирайтесь сами. Ники, это сержант Ти-Ти Холдсуорт, из чингфордского ДУРа. Ти-Ти, это Ники Беркетт.

Я бы и за милю расчухал, что он из уголовки. А за две, может, спутал бы его с гангстером. Шея жирная, брюки с отливом, пиджак кожаный, волосы бобриком, щетина и маленькие поросячьи глазки. Сразу видать, что из уголовки. Подошел и спрашивает:

– Ты Ники Беркетт?

Тут я заметил, что блондинка за стойкой строит мне глазки.

– Я Мартин Холдсуорт. Они называют меня Ти-Ти.

Вот у нее точно были классные ти-ти, а у этого Холдсуорта не было ничего, на что было бы приятно посмотреть.

– Меня так называют потому, что мое хобби – мотогонки. [6]6
  ТТ – сокр. От «Туристский Трофей» – международные соревнования по мотоспорту на о-ве Мэн.


[Закрыть] Прикалываются чуваки.

Побожусь, что она поводила между губ кончиком языка.

– Ты светлое пьешь?

Халява.

– Пинту пива! – он вразвалочку пошел к бару, так, что каждый понял, что он из уголовки. Вдруг ни с того ни с сего та блондинка показала мне средний палец.

– Тебе, наверное, уже сказали, что у меня есть для тебя дельце, если, конечно, тебе это интересно, – проговорил этот хмырь, вернувшись с выпивкой.

Почему она это сделала? Может, хотела дать знать, что не может дождаться, когда я стяну с нее трусики?

– Пойдем-ка вот сюда, в уголок, Ники, тут мы сможем спокойно пообщаться.

Господи, спокойно пообщаться с этой мразью. Да мне руки здесь никто после этого не подаст.

Мы пересели, и тут я понял, что этот ублюдок заслонил мне блондинку.

– Ну что, начнем с начала? – голос сладкий, будто мед каплет; вот так они заводят разговор, когда разобьют тебе башку в фургоне с заклеенными окошками. И всегда записывают его на пленку.

– Начнем с начала. Ты можешь быть полезен нам, а мы – тебе. На выкидное-то много кумара не купишь, а?

По-нашему шаришь, мистер Коппер.

– Ты ведь слышал про сержанта Гранта, а, Ники?

– Вот умора, никто не знает, как его звать – сержант Грант, и все тут, кроме Гребаный, конечно.

– Да уж, венка ты, видимо не присылал.

Я начал новую кружку.

– Короче говоря, сержант Грант был убит, а когда убивают коппера, страсти у нас накаляются до предела. И не только оттого, что ребятам хочется поскорее с этим разобраться, но и потому, что кое-кто начинает думать, что теперь есть повод наплевательски относиться к своим обязанностям.

Видишь ли, Ники, у нас острая нехватка информации. Вообще-то, все ясней ясного, но цепочка никак не выстраивается. Информация будет, поступит наверняка, но, возможно, лишь после того, как ты войдешь в игру, ты понимаешь?

– В игру? В какую еще на хрен игру я войду?

– Ну, Ники, по нашим сведениям деньжата тебе не помешают, и ты можешь кое-что разведать… так, какие-нибудь слухи…

– Да-а? А если я не хочу ничего разведывать, мать вашу, а хочу просто жить спокойно, чтоб меня не трогали, тогда как?

– И ты, конечно, знаешь, что твой приятель Рамиз в этом замешан, и что сержант Грант, возможно, спас его от большей неприятности, чем оторванный палец, это ты знаешь?

– Да брось ты на хрен, какой Рамиз мне приятель, – говорю ему, – каким он вообще боком в это дело затесался?

– Как я уже сказал, это сержант Грант отбил Рамиза, когда его чуть было не прикончили. Они с ним залезли на одну и ту же делянку, наступили на одни и те же грабли. Рамиз отправился изложить свой взгляд на вещи каким-то серьезным парням и только на месте обнаружил, что они серьезнее, чем он думал. Сержант Грант, возможно, следил за ними, мы точно не знаем, он решил поиграть в героя, чтоб Рамизу не выдрали оба глаза. Но его самого на тот свет спровадили.