Текст книги "Чисто случайно"

Автор книги: Джереми Камерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Джереми Камерон
Чисто случайно

От автора

Я благодарен Мартину Флетчеру, без которого эта книга никогда бы не была написана.

И всем остальным в издательстве «Саймон энд Шустер» – по мне, так славные ребята.

Стремление правительства тори придушить и уничтожить службу пробации породило множество разных проблем. Моя признательность всем, кто не жалея сил оказывал нам поддержку, когда запахло керосином, а это, в первую голову, Лиз Барретт, Джуди Грин, Мэрилин Грегори, Жасмин Лакхи, Салли Мартин, Джомо Браун, Терри Боуэрз, Жасмин Ишак, Дэвид МакШерри, Сирил Клири, Долорес Хилл, Сандра Самуэль и Джуди МакНайт.

Все равно победа будет за нами.

Глава первая

Раньше было как: выходишь в восемь из тюряги, и тут же тебе за углом какая-нибудь кафешка.

А сейчас выпускают обычно не раньше половины десятого, до города – миль пятьдесят, а на улице, конечно, середина января. Остановится какой-нибудь добряк на колесах – твое счастье.

Лично я, когда вышел в такое время суток из Уондсворта, [1]1
  Самая большая тюрьма Англии, в ней содержат преим. рецидивистов (зд. и далее прим. переводчиков).


[Закрыть] никакого кафе не углядел. Полчаса торчал на остановке, ждал автобус до Тутинга. Ни «Роллса» тебе, ни телекамер, ни даже фотографа из «Уолтемстоу гардиан».

У них в этом Тутинге вообще нету «Гардиан». У них там, видите ли, «Миррор». Я все барахлишко сплавил посетителям – в руках одна сумка. Куртка была на мне, какие три года назад носили, а уж стрижка – тюремный «Видал-Засунь». Смотрелся полным мудаком – в подземке все на меня глазели.

Из Тутинга подземкой добрался до «Юстона». Там аж голова кругом пошла – все толкаются. В тюряге толкнул кого – обида насмерть, в сортире по башке схлопочешь, как пить дать. Здесь оно в порядке вещей.

На «Виктории» пересел. Двадцать минут, и «Уолтемстоу-Центр».

Подниматься пришлось по лестнице, эскалатор, ясное дело, не работал. Контролеров, конечно, нет как нет, – вот так всегда, стоит взять билет, и хоть бы один попался. На улице льет, как из ведра. Доехал нормально, а как вышел – вымок до нитки. Огляделся и ничего почти не узнал: одно порушили, другое построили. Пивная, правда, как стояла через дорогу, так и стоит, ладно, думаю, выпью кружечку.

Ни хрена себе цену взвинтили – вдвое!

Пива я все-таки взял, сел в уголке, стал думать. Сейчас у нас одиннадцать. Надо бы повидать мамашу, заехать к Келли, Дэнни навестить, мальца моего, то есть. У Келли можно будет и отпраздновать, что вышел. Ребят тоже повидаю. Надо ж чем-нибудь заняться. Съездить на Гроувенор-Парк, встать на учет, предъявить справку об освобождении, чтоб пособие оформлять начали. Обычно на это не меньше года уходит, так что тянуть себе дороже.

Сижу себе, хлебаю пиво, на чуваков здешних поглядываю. Кто такие – никого не знаю. Пялятся на меня, как на волос в дерьме. Никогда не любил эту пивнушку, только по пятницам весело там бывало – ни одного вечера, чтоб кто-то да не подрался.

Тут как хлопнут по плечу – я чуть крышу башкой не пробил, честное слово, чуть в штаны не наложил. Только вышел – и на тебе! Хоть топай прямиком обратно!

– Привет, Ники!

– Вот мать твою. Чего я сделал-то?

– Да ничего, Ники, ничего. Просто поболтать хочу. Будешь пивка? Полпинты, а?

– От такого дерьма, как ты, Джордж, я другого и не ждал. Четыре года отмотал, а ты мне: «Хошь полпинты?»

– У тебя ж почти полная, Ники.

– Выпью – пустая будет.

– Ладно, ладно, допьешь – возьму тебе пинту. Можно присяду?

Присел. Ну надо же – первый человек на воле, и непременно мой участковый хер. Нарушить я, правда, пока ничего не успел.

– Как дела, Ники?

– Дела лучше некуда. Только откинулся, доехал, вышел из метро – ни хрена не узнаю, первый раз зашел пивка хлебнуть – и глядь, ты, полицейская морда, ползешь. Офигенно дела.

– Ты не хами, Ники.

– Ты что, знал, когда я прибуду, а, Джордж?

– Приблизительно. Я сегодня утром звонил туда. Мне сказали, что ты получил подорожную до Уолтемстоу, и сказали, когда ты выходишь.

– А у тебя как раз нет под рукой ни одного фраера, который не уплатил штраф за парковку, чтоб затолкать его в камеру и отдубасить? Ты разве в это время дня не этим пробавляешься?

Джордж всегда наведывался к тем, с кого драл штрафы, часиков в семь утра. Знал, что в это время ему предложат чашку чая, а бывало не брезговал остаться и на завтрак. Как-то раз заплатил один мой штраф за кумар – знал, что у меня, по малолетству, денег-менег нет, пожалел, видать.

– Я тут на пару дней отгул взял, Ники.

– Ага, а теперь, значит, гуляешь по Уолтемстоу. А что, на Тенерифе карантин?

– Хотел я с тобой повидаться, Ники. Есть минутка?

– Да пошел ты.

– Хотел с тобой поболтать. У нас посчитали, что мы с тобой лучше всего найдем общий язык.

– Что так? Небось, оттого, что с прошлого раза остался должен тебе полсотни пенсов?

– Ну что ты, Ники. Все долги, какие за тобой были, списаны. Считай, с той самой минуты, как ты загремел. Нет, видишь ли, у меня к тебе дело.

– Дело? Работа? Хочешь, чтоб я толкнул барахлишко, которое надыбали твои дружки из чингфордского ДУРа? [2]2
  Департамент уголовного розыска Столичной полиции.


[Закрыть] Кокс, может, плеер какой? Отвали, Джордж, сделай милость.

– Ничего подобного, Ники. В конце-концов, я всего-навсего рядовой сотрудник. И, кстати, попрошу тебя не говорить в таком тоне о моих коллегах из Чингфорда.

Я чуть не сблеванул прямо в пиво.

– Понимаешь, Ники, в полиции есть люди, которые думают, что ты можешь им помочь, ну там… хоть советом.

– Ну, это ты брось, Джордж, бабки мне, конечно, в тему, но в стукачи пока не записывался. И вообще я думал, что районная сеть давно засохла, хотя денежки там крутились немалые.

– Ники, тебе придется меня выслушать. Я в этом деле всего лишь посредник. Ты же меня знаешь, я со стуком никогда дела не имел. Да и вообще, – он уставился на свою кружку, – я уже жалею, что взялся за это дело. Ведь мы так давно с тобой знакомы, Ники. И никогда не врали друг другу. Ни ты мне, ни я тебе, так ведь?

– Так-то оно так, Джордж.

Арестовывал меня, наверное, раз сто, и думает, что я с ним буду по душам калякать. А когда у нашей Шэрон дитенок родился, а денег ни шиша, этот самый Джордж прикатил коляску из-под своих огольцов, сказал, все равно девать некуда.

– Я только обещал переговорить с тобой, свести тебя с кем надо, если ты захочешь.

– Во блин, опять двадцать пять. Говори – не говори, один хрен – все одно ты от меня ничего не добьешься.

Он откашлялся, хотел было уже разродиться, и тут его прервали. Да еще как. Самые красивые титьки в Уолтемстоу вошли в дверь, словно корабль в порт.

– Черт тебя подери, Норин! – ору.

– Привет, Ники, как жизнь? – откликается.

– Норин, чертовка, ты чего тут делаешь?

– Не больно-то ты любезен, Ники, – хихикает. Норин Хэрлок, чертовка, сеструха Рики Хэрлока, самая классная из всех баб, какие только есть. Красавица – закачаешься. Работала в «Бритиш эруэйз». Теперь-то, может, завела себе мужика и ребятишек штук восемь. Я-то, когда ко мне приходили, ни разу о ней не спрашивал. Просто знать не хотел.

– Ну как, Норин, завела ты себе мужика и ребятишек штук восемь, пока меня не было, или могу рассчитывать?

Снова хихикает.

– А ты какой был, такой и остался, Ники. Меня, можно сказать, к тебе послали. Передать кое-что понадобилось.

– Ну надо же, уже два посредника по мою душу. Вот, знакомься, это Джордж, мой ангел-попечитель.

– Здравствуйте, мистер Маршалл, как оно, порядок? – кричит она. С Джорджем этим она не по той же части, что я, знакома. Она, эта Норин, добропорядочная, как деревенский почтальон, и все их семейство такое же. Встречались, может, в спортивном клубе, в бадминтон какой играли.

– Привет, Норин, детка, как оно, нормально?

– А я за тобой, Ники. Тут кое-кто хочет тебе что-то показать.

– А я-то думал, выйду, а все обо мне и думать забыли. Норин, надо сперва мамашу повидать.

– А потом Дэнни и Келли.

– И без тебя знаю.

Вот так всегда. Стоит мне чуток за ней приударить, как она сразу про сынишку. Как будто одно с другим связано. А сама она, Норин то есть, явно не помолодела, а все-таки фигура – как была, обалденная.

– Так ты точно не завела себе детишек, пока меня здесь не было, а? Ты работаешь сегодня, или, может, тебя уже поперли?

Хихикает.

– Вообще-то, меня повысили. Только я отгул взяла, на тебя посмотреть.

– Вот те раз, Норин, раньше ты меня в упор не видела. На бывших зеков потянуло, а?

Все бабы в Лондоне западают на отсидевших, черт знает, почему, будто болезнь какая. А потом, как узнают поближе, да про размер пособия – любовь будто рукой сняло.

– Я извиняюсь, – это Джордж встрял, – вы двое – прямо голубки. Прежде чем вы улетите в гнездышко, можно, Норин, я украду на две минуты Ники? Две минуты – больше мне не надо.

– Конечно, мистер Маршалл, нет проблем.

И отошла; за ней – мужиков чуть не полпивной, все наперебой предлагают рома с колой купить.

Вот тут я по-настоящему разозлился. Стоит кому-то сунуть мне пару пива, а я уж размяк. В тюрьме еще и курева тоже. От того курева – раз затянешься, и сам себя не помнишь, несешь хрен знает что, срам какой-то.

– Ну вот, Ники, – говорит этот Джордж.

– Ну вот, Джордж.

– Меня отрядили сделать тебе предложение.

– Хотите назначить главным инспектором? Так и быть, только сначала расскажи-ка мне, куда в тюрьме девают изъятую травку, заодно расскажешь, куда твои дружки из чингфордского изолятора часишки мои заныкали. Ты научи меня, как там у вас и что, а то я на пособие не больно надеюсь.

– Вот это уже теплее, Ники.

– Чего?

– Я же только посредник, ты же сам понимаешь.

– Кончай мямлить, Джордж. Не слышу, со слухом, видать, не все в порядке.

– Хорошо. Ребята думают, что ты можешь им помочь, Ники.

– Помочь бравым ребятам полицейским? Удавиться помочь?

– Я и сам такой полицейский, Ники, ты же знаешь.

– Да, только ты не из чингфордской уголовки, как какой-нибудь хренов сержант Грант. Эти ребята, когда хотят, чтобы им помогли, первым делом копытом в рыло.

– Странно, что ты помянул сержанта Гранта, Ники. Ты что, не слыхал?

– Слыхал что?

– Медленно же сейчас расходятся новости. Сержанта Гранта убили в субботу ночью.

– Вот те на.

– Подстрелили. В лесу.

– Может, приняли его за оленя. Он через изгороди не скакал, огород никому не попортил?

– Он вел расследование.

– Расследовал, небось, где бы ему капустки срубить. Нет, ну надо же. Сержант Грант копыта откинул! Хочешь кружечку, Джордж, в честь праздничка?

– Сержант Грант был моим коллегой, Ники.

– Да ладно тебе, Джордж, тебе он нравился не больше, чем мне.

– Это правда, но мы же не можем допустить, чтоб по улицам разгуливали бандиты и отстреливали полицейских.

– Да уж, это покруче, чем старух бомбить.

– Ребята узнали, что ты выходишь, узнали, что сержант Грант занимался твоим последним делом, и что ты успешно отсидел. Твое имя стало первым в списке. Мы подумали, вдруг тебе нравится слушать, что люди говорят. Информация сейчас доходит туго, считай, одни сопли…

– И, небось, вопли, да?

– В общем, ребята посовещались, и у них родилась идея.

– Какая в сраку идея? Это что, все неофициально? Нет, ну надо же, первый день на свободе, в кармане всего-ничего, одно пиво хрен знает во что влетело, а ты с дружками думаешь, закажешь мне выпивку, и я стану стучать на парня, который завалил коппера, да к тому же гребаного сержанта Гранта? Ты, Джордж, совсем, что ль, сдурел?

– Вот еще что, Ники…

– Ну?

– Твоего кореша взяли в оборот.

– Какого еще кореша?

– Рамиза.

Я прямо прыснул, не удержался.

– Ты думаешь, Рамиз – мой кореш, а, Джордж? Ты назвал Рамиза моим корешем?

– Вы ведь вместе ходили на то последнее дело.

Нет, ну надо же. Эти легавые думают, что они такие умные. А может, у них никуда не годные дятлы. Дело, господа легавые, – бизнес – кроме него, нас с Рамизом ничего не связывало.

– Ему чуть глаз не выбили.

– Чего-чего, Джордж? Глаз выбили?

– И отрезали палец. Он сейчас в госпитале Виппс-Кросс.

– Шикарно, блин, устроился. Охрану поставили ему?

– На двадцать четыре часа. Только он молчит.

– А язык ему, часом, не оттяпали?

Мы уставились на пиво. А Норин все ждала возле стойки.

– Я просто подумал, что тебе может быть интересно. Ты же знаешь, какой поднимается шум-гам, когда убивают полицейского. Добропорядочные граждане осуждают, даже недобропорядочные понимают, что это немножко из ряда вон. А что касается этого последнего, то если ты задашь нужные вопросы, сумеешь прощупать, что и как, считай, что ты под защитой закона.

– Да брось ты нудить, Джордж. Ты же знаешь, есть такая штука – непредумышленное убийство. Лично я никогда ничего не планирую.

– Знаю, Ники. А все же люди говорят, что сержант Грант шепнул-таки тебе, кто у тех ребят за главного…

– Ага, сержанту Гранту больше делать не хрена.

– И Рамиз, как ни крути, твой кореш. И на последнее дело вы вместе ходили, после того, как убили твоего друга Винни.

– Рамиз мне никакой не кореш, кто-то набрехал тебе, Джордж.

– Может, и так. Только мы подумали: ты выходные погуляй, устроишься, обдумаешь – может, надумаешь. Оно не бесплатно, конечно, сам понимаешь. Только дай мне знать, если надумаешь.

– Да чтоб я сдох.

– Увидимся, Ники.

Я сидел там и пялился на стены. Ясно, чего ему от меня надо. Только вышел из тюряги, а ребята легавые тут как тут: будь любезен, стучи на парней.

Какая уж тут на хрен вера в британскую полицию.

– Норин, – говорю, – я жрать хочу и пьян уже – отвык там от пива.

– Ладно, Ники, поехали, поищем местечко.

И вот мы с ней поехали, нашли местечко где-то на рынке и я, помнится, ел пирожки, картошку и пил кофе. А Норин пила только диет-колу, чтоб титьки эти свои в форме держать.

От одной поглядки кончить можно, ей богу.

Глава вторая

– Так что за дела, Норин? – спрашиваю.

– Пока секрет, Ники.

– А почему тебяпослали?

Смутилась; белые от этого краснеют, а черные, как эта Норин, темнеют только.

– Решили, что тогда ты непременно придешь. Не подумаешь, что это, может, подстава, типа того.

– А ты не подумала насчет того, чтобы нам с тобой перепихнуться, типа того?

– Иди ты, Ники, – смеется.

Эта Норин, она всегда так: кого угодно пошлет, но так ласково, что никому не обидно. Мы с ней, кстати, ни разу не обжимались – все «иди ты», да «иди ты», а мне не обидно, приятно даже.

И вот сидим мы в той забегаловке, я ем чего-то, пью кофе, на ее буфера поглядываю. Тут, поверите ли, подваливает к нашему столику какой-то чувак. Лысый такой громила, лет сорока.

– Ты Ники Беркетт?

– Нет, – говорю, – она.

– Хочу предложить дельце, – и на стол облокотился. Громадный такой жиротряс, пузо с ремня свисает. Может, из Уолтэма хмырь, не знаю.

– Да брось, приятель, я только-только из тюряги. Дай сперва хоть выходное потрачу, а?

Ну надо же, вот только что я не знал, какой сегодня день, гадал, где бы раздобыть пивка, с кем бы перепихнуться, а тут чувак предлагает какую-то там работу.

– Можешь неплохо наварить, приятель.

– Слушай, мужик, я еще корешей своих не видал, к мамаше еще не съездил, а ты…

– Очень неплохо, приятель.

– Сколько?

– Пять.

– Пять?

– Пять кусков.

Так, посреди вшивой забегаловки запросто брякнул про пять кусков.

– А чего делать-то? Паленые чеки наличить? Молоко с порогов таскать?

– Мужика одного убрать. Чтоб под ногами не путался. Могу устроить суб-контракт.

Написал на салфетке телефон, и только его и видели.

С ума сойти.

Вот еще один хочет, чтоб я кого-то завалил. И получаса не прошло. Сначала Джордж, – тот прямо не говорил и, может даже, конкретно не имел в виду, но ясно же, чем эта цепочка заканчивается. А теперь еще и этот, за пять вшивых кусков. И все из-за того случая.

Норин аж глаза выпучила, поверить не может.

– Господи, Ники, – говорит.

– Полюбуйся на божий зверинец.

– Господи, Ники, он хотел, чтобы ты кого-то убил.

– В общем, да.

– А что такое суб-контракт?

– Ему, либо его дружкам, отстегнули двадцать; мне он предлагает пять, а остальное – его навар – за то, что меня привел.

– Господи, Ники.

– Ты допила колу?

Норин такая жутко законопослушная, даже ни разу не просрочила техосмотр. Таким, как она, никогда не предлагают кого-нибудь убрать. Она допила колу.

И мы ушли, притом я забыл заплатить. Отвык. Норин сама заплатила.

Мы перешли Хоу-стрит и умудрились не попасть под машину, хотя я так и не протрезвел. Пошли по Черч-Хилл, там как раз агентство по труду этому, социалка.

– Ну что, Норин, – говорю, – вот прямо сейчас и встану на учет, чтоб два раза не бегать.

– Подожди, – говорит, – после обеда встанешь. Вот только на горку поднимемся.

– Ладушки.

Хотя, по правде, я бы лучше полежал. Мы поднялись на холм, миновали сортировочную и свернули влево, на Говард-роуд.

– Куда это мы, Норин?

– Сейчас, Ники, увидишь. Умей ждать, мужик. Поспешить – добра не нажить.

– В Уолтемстоу точно не нажить.

Любая моя знакомая поняла бы, что это такая шутка. А Норин будто какая-то святая, прямо с души воротит. Миновали мы еще несколько дверей, потом остановились. Зашли в дом, Норин достала ключ.

– Что, Норин, твоя новая хата?

– Сейчас увидишь.

За дверью было еще две двери, одна в квартиру этажом ниже, другая – возле лестницы. Норин ее открыла, и мы поднялись наверх. Там шум-гам-тарарам. Кто-то орет: «Готовь выпивку, идут!». Это меня малость успокоило. Вряд ли бы они стали готовить выпивку, если б собирались нас почикать.

– Привет, Ники!

Мы завернули за угол – в комнату.

– ПРИВЕТ, НИКИ!

С ума сойти.

Все в сборе. И Шерри МакАлистер, и Джимми Фоли, и Рики Хэрлок, и Дин Лонгмор, и Уэйн Сэпсфорд, и Полетта Джеймс, и Джули Сигрейв, и Брэндон Стритер, и Элвис Литлджон, и Шелли Розарио, и Джавид Хан, и Афтаб Малик. Все мои кореша, только на одного-двух у меня был зуб. Половине из них я бы, правда, не доверил отвезти домой свою бабушку, – им для этого надо сперва стырить из-под чужой бабушки коляску. Один или двое самые что ни на есть добропорядочные – за всю жизнь носового платка не сперли. И была еще там, позади их всех, наша Шэрон. Ясно теперь, кто им дал знать, что я выхожу – я ведь никому не говорил, одной только мамаше. Молодчина она, здорово придумала.

– Здравствуй, Ники! – прямо хор мальчиков. Похоже, что репетировали. Лица такие торжественные, а нет-нет, и улыбка до ушей.

– Черт меня подери, – говорю, – чтоб мне провалиться.

– Хорошо прокатился? – это Уэйн орет. Видел, должно быть, такое по ящику. Для самого Уэйна «прокатиться» – значит, стырить тачку. Один раз в Фелтэме стырил «Ауди» начальника тюрьмы – не на чем было до дому добраться.

– Это что еще за бардак – говорю. – Притон буйнопомешаных?

– Дай ему ключ, Норин.

– Чего?

Норин взяла меня за руку и положила на ладонь ключ.

– Это твоя хата, Ники, – говорит Джавид.

– Че-го?

– Мы все скинулись и сняли тебе квартиру, – говорит Шэрон, – так что тебе не придется встречаться с Говнососом. А когда захочешь, можешь пойти повидать Келли и малыша запросто.

И молчат, только хихикает кто-то.

– Черт, – говорю.

Они нашли мне дом.

– Это что, через поручительство?

– Нет, это прямо на тебя. Ты арендатор. Стольник в неделю.

– И кто оплачивает? Социалка?

– Мы заплатили за четыре недели вперед и четыре недели залога, – это братан Норин, Рики Хэрлок, у него в школе по математике всегда лучшие отметки были. – Пособие на жилье это дело в основном покроет. Пока только на шесть месяцев, а там как глянешься. – Это, похоже, они с Норин ходили хозяина уламывать. – Хозяин про пособие знает, но его все равно не хватит, так что мы пока будем покрывать разницу.

– Так вы, ребята, выложили восемь сотен?

– Да ладно, Ники, мы из церкви дароносицу свистнули, – это Джимми Фоли.

И хихикают.

– Ох ты господи.

Ну надо же, они нашли мне дом. У меня никогда, никогда не было своего дома. Теперь я могу делать кофе, хоть в четыре утра. Могу валяться на полу и хрумкать чипсы. Смотреть по ящику чего хочется.

Я чуть слезу не пустил.

– Вот так-то, Ники, – орут, – знай наших. – И пустили по кругу стаканчики с ромом. Потом Норин стала показывать мне, где что. Спальня, ванная, гостиная и закуток для готовки. С ума сойти.

Потом все вроде бы не стали знать, что делать дальше, допили ром и начали поглядывать на дверь.

– Господи, – говорю.

– Ники, перестань все время поминать господа, ты же знаешь, какая я набожная, – говорит Шелли Розарио. Все ухмыльнулись; знают, чем она зарабатывает.

– Ребятки, – говорю; это заместо «господи».

– Да ладно, Ники, – хихикают, – да брось, приятель, скоро увидимся.

Тут они все бочком, бочком – и за дверь. «И мне пора, Ники», – это Норин. Одна Шэрон осталась.

Сижу пялюсь на стены; в голове – туман. Спрашиваю сестру:

– Это ты, наверное, придумала?

– Не я одна, – говорит.

– Ну вы даете.

– Даем.

– А я-то думал – приду, приткнуться негде будет.

– Ты думал, что мы допустим, чтоб нашему Ники приткнуться негде было?

– За мной должок.

– Да брось ты. А теперь давай-ка я тебе покажу, как что включается – плита, вода и прочее.

– Верно-верно, Шэрон. Верно, девочка.

Показала она мне, что и как, а потом ушла, а я поставил персональный чайник, который они мне купили, потом лег в персональную кровать и стал смотреть персональные сны.

Да уж, не в пример лучше, чем в Уондсворте.

* * *

Мамаша поставила чайник. Помню, когда меня забирали, она тоже поставила чайник. Затянулось же наше чаепитие.

– Ну как, Ники? – спрашивает.

– У тебя все в порядке, мамаш?

– Пообедаешь, Ники?

– Да не, я поел. У тебя все в порядке?

– Нормально.

– Он здесь?

– На работе.

Ну вот, Говносос на работе. А я и не ждал, что он возьмет отгул ради того, чтоб со мной повидаться. Мамаша навещала меня недели две назад, вообще-то она во все время, что я сидел, приходила по разу в месяц. Приходила и Шэрон, и Келли, и пацан, и кое-кто из приятелей. Когда меня один раз отпустили на побывку, Шэрон и этот ее Кевин, отец малыша, приезжали за мной на машине. Мамаша прислала один раз пару треников, еще деньги на батарейки. Стянула, должно быть, у Говнососа. Посмотреть на нее сейчас, можно подумать, я к соседке за сахаром ходил. А может, за снежком.

– Хочешь чаю, Ники?

– Только ты, мам, того… сахару не клади.

– Как не класть сахару?

– Да отвык я. Там в камеру только на свои.

– Без сахара какое питье. Побудешь дома, Ники?

– Дел полно. Сперва бы на учет встать. И насчет пробации. Смотаюсь к Келли. Навещу малыша. Ты слыхала, что у меня теперь есть дом?

– Да уж, Ники, даже не знаю, как это тебе бог послал таких друзей.

– Друзья познаются в беде, мамаш. Кое-кого я, пока сидел, в глаза не видел. А другие нашли мне хату. А уж наша Шэрон и вовсе брильянт.

– Да брось, – это Шэрон говорит; сама сидит и картошку чистит.

– Должно быть, толкнула всю наркоту, которой я ее с ребятенком снабжал.

Шэрон прыснула. Мамаша, наоборот, скривилась.

– Нечего приучать ее к своим гадким привычкам. Она девушка порядочная, вот только бывает, что залетает от кого попало.

– Мама! Один только раз и было!

– Ну, везло тебе до поры, ты, дурная голова, тут ни при чем. Знаешь, с кем она в последнее время, Ники?

– Мама! Ну перестань!

– С этим твоим Рамизом.

– С Рамизом… – говорю, – и ты всем об этом разболтала!

– Ты уже знаешь…

– Да, от Джорджа. Сегодня подсел и давай приставать. Ну ты даешь, Шэрон.

– Извини, Ники, не хотела портить тебе такой день.

Вот, значит, на что он намекал. Знал, что скоро все выяснится. Посчитал, что я типа завязан.

– Тебе нравится Рамиз, Шэрон?

– Ну, для перетраха сгодится, – а сама глядит на мамашу и хихикает.

Тут едва пожар не случился – это мамаша чай пролила прямо на сковородку, которую только что сама на огонь поставила.

– Для брака он теперь мужик малоподходящий. Можно сказать, почти что одноглазый, да к тому же ему важный палец оттяпали.

Хихикает.

– Не будь таким злюкой, – говорит.

– Теперь я допер.

– Чего это?

– Допер, почему Джордж сегодня ко мне подъехал, стоило только из тюрьмы выйти. О пробации – ни гу-гу, только про Рамиза твоего. Ну, и еще там кое-что.

– Только уж ты не влезай теперь в это, Ники. Ведь у тебя теперь есть свой дом.

– Я и не собираюсь влезать, только перемолвлюсь словечком с Рамизом, к чему вся эта бодяга. Потом расскажу.

– Секрет, да? Между вами, мальчиками?

– Примерно. Хрен его знает.

– Если по правде, Ники, я никогда в ваши дела не совалась, мы с ним об этом и не говорили ни разу. Только трахались.

Тут мамаша снова чай пролила, аж не выдержала:

– Ну-ка, Шэрон, хватит непристойности болтать. И почему вы, молодежь, не можете этим по-тихому заниматься, хоть как мы раньше, обязательно надо, чтоб все знали.

Значит, Рамиз вдувает нашей Шэрон. Про брак – это мы так, для мамаши. Он на Шэрон никогда не женится – не тот цвет и вера не та, так что где и чего там ему отрезали – это не проблема. Кто-то скажет: ну и чего, все одно с выбитым глазом да без пальцев какой он жених. Да только Шэрон не из таких, кто об этом думает. Непонятно, с чего он вообще на нее запал – ведь не блондинка даже.

Может статься – и тогда все это куда сложнее – что я по его рамизовым понятиям чем-то ему обязан, оттого он и решил побаловаться с Шэрон. Черт меня побери, если я знаю, чем. Заковыка в том, что если я все-таки чего-то недопонял и в самом деле по понятиям был Рамизу должен, то он, как выйдет из госпиталя, ремней из меня нарежет. По понятиям двух мнений тут быть не может: нарушил – будь готов к тому, что из тебя нарежут ремней.

Так что, смотаюсь-ка в Виппс-Кросс, перетру с Рамизом.

Ну и денек. Сидел себе тихо-мирно, а сейчас и в управление по пробации надо, и на биржу эту труда, и к Келли – она теперь на Олдрич-вей, с квартиры-то ее поперли. Вот теперь и в Виппс-Кросс, оказывается, надо. Лучше угнать какую-нибудь небольшую тачку, вот хоть на Блэкхорс-роуд. Только чтоб легавые не углядели, они там вечно околачиваются. Там возле метро всегда есть несколько «гольфов» и засратых «двести-пятых».

– Ну, мне пора, а то дел выше крыши, – говорю.

* * *

Бросил «Гольф» на парковке у ратуши и отметился о прибытии без проблем. Энди, моего инспектора, на месте не оказалось – застрял, надо думать, в тоннеле под Ла-Маншем, или еще хрен его знает где – так что пообщался с дежурной инспекторшей, перекинулся парой слов с Рози из приемной – уж сколько лет она там торчит, и все никак ее не уломаю завалиться куда-нибудь на пару коктейлей и все такое. Насчет Энди, чтоб на следующей неделе встретиться, договорился.

Потом пехом на Черч-Хилл, вставать на учет. Там меня послали на Гроувенор-Парк. Я туда. Они там сейчас сперва задают миллион разных вопросов, а только через год, в лучшем случае, платят. А все ж-таки чем скорее начнешь, тем скорее получишь чек. Внесли меня в список, а после я решил зайти посмотреть на свою квартиру. Просто чтоб убедиться, что никуда она не девалась. Попил чаю, в туалет сходил – это опять-таки чтобы кайф словить. Потом чашку вымыл, воду спустил в унитазе и пошел.

Потом пехом до ратуши, забрал тачку и погнал к Виппс-Кроссу. Если они хотят, чтоб мы не тырили тачки, пусть хоть сделают один приличный автобусный маршрут до этого Виппс-Кросса. А то приходится крюк давать, аж через Саут-энд.

Тачку оставил на парковке так, что теперь ее любой, кто захочет, мог угнать. Я-то уже попользовался, а легавые там постоянно толкутся. Может, назад какой-нибудь приятель Рамиза подбросит. Иначе придется заломать таксера. Шутка.

Его охраняли; один у палаты, другой – перед его боксом. Тот, что снаружи, спросил, кого мне надо.

– Рамиза.

– Прошу прощения, сэр, мы обязаны сперва вас обыскать – вы понимаете, по соображениям безопасности.

Хе-хе. Последний раз меня щупали сегодня утром, когда выпускали, только тогда никто не говорил «прошу прощения, сэр».

Я поднял руки. Потом они спросили Рамиза, хочет ли он такого видеть.

Рамиз лежал в угловом боксе. Рядом была его мамаша, и было как-то неловко.

– Ники, – говорит.

– Как дела, Рамиз? Как дела, миссис Ахмед?

– Добрый день, Ники.

Рамизов папаша водил девяносто седьмой автобус, его мамаша работала в азиатской закусочной. Они были самые вежливые люди, кого я в жизни встречал. Черт знает, откуда у них взялся Рамиз.

– Я уже ухожу, – говорит миссис Ахмед, – приятно видеть тебя в добром здравии, Ники, мы с тобой так давно не виделись. – Не может быть, чтоб она не знала, где я был, она ведь газеты читает, как все люди. – Рамиз, я попозже зайду.

– Спасибо, миссис Ахмед, – говорю, – меня, знаете ли, не было в городе.

– Понимаю. Что ж, мне пора.

– Спасибо, мам, – сказал Рамиз.

Ушла.

– Объясни-ка мне, Рамиз, – говорю, – как это ты у своих папаши с мамашей уродился? В капусте, что ли, тебя нашли? То все растили дочек – тихих, работящих, сексапильных, между прочим, и тут вдруг такой жучила, как ты.

Хихикает.

– Кто-то же должен таскать в дом бабки.

Выглядел он, конечно, херово.

Спрашивает:

– Как я выгляжу?

– Да херово. Извини, приятель, но что так, то так.

– Да уж.

Один глаз был под повязкой, а вокруг – сплошной синяк. Другой прямо аж дикий с перепугу. Одна рука под простыней, другая худющая, что кочерга. Можно подумать, не ел недели две. Краше в гроб кладут, это точно.

А был когда-то малый хоть куда. Был.

– Ухлестываешь, значит, за нашей Шэрон?

Хихикает, сердится немножко.

– Ну, было пару раз, гуляли.

– Вот бы не подумал, что ты ей понравишься. Я, конечно, не разбираюсь.

Меня от его закидонов всегда в дрожь бросало, даже когда мы с ним работали. Знал бы – предупредил бы Шэрон.

– Хорошо, что пришел меня навестить, Ники. Небось, только сегодня выпустили?

– Ты же ко мне приходил. Травку мне принес один раз, рисковал.

– Пустяки, Ники. Ты за это заплатил, тебе тогда больше всех досталось. Надеюсь, хоть самая-то малость тебе перепала.

– Официально нет. Неофициально – перепала. Мне ребята квартиру спроворили, слышал?

– Слышал.

– И ты в доле?

– Чуток.

– Выходит, я тебе должен.

– Ни хрена ты мне не должен, Ники Беркетт. То дело, за которое ты сел, – чисто бизнес. Заходил к тебе – так любой бы зашел. А что с сестрой твоей гульнул – оно тут ни при чем совсем. Короче, ни хрена ты мне не должен.

Мы поглядели друг на друга. Внутри у него что-то забулькало.

– Неужто так херово? – спрашиваю.

Он только кивнул.

Тут до меня дошло, что мне надо сходить отлить, чтобы не смущать его. Он при мамаше постеснялся, а чтоб я видел, тоже не хочет. Поплакать, в смысле. Хоть одним глазком. Я потопал в сортир.

Потом вернулся, сел и говорю:

– Они чего, мужики эти, покруче тех, с кем мы в тот раз вляпались?

– Не то слово, Ники. В тот раз ведь наркота только. Теперь – тачки.

– Тачки-и-и! – я аж не утерпел. Думал, ослышался. – Тачки! – ору, да так, что все слышали – и топтуны эти легавые, и полпалаты, кроме тетерь глухих, кому лет за сто. Так значит, это из-за тачек ему вышибли глаз и оттяпали пальцы!

– Тачки, – это уже потише. – Дьявол, Рамиз, да за это руки-ноги-уши отрежут к херам, не то что какие-то пальцы.

Хихикает, а сам загрустил.

– Вот-вот, Ники, – бормочет, – тачки. Только большие.