Текст книги "Чисто случайно"

Автор книги: Джереми Камерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

По всему выходит, я дезертир.

Промчались по Майл-Энд-роуд, мимо Тауэра, потом по Брикстону.

– Дин, – говорю ему, – у тебя чего, в самом деле проблема, старичок?

– Ты о чем?

– Ну этот твой, как его, аркан с репой, совсем тебя что ли за яйца прихватил?

– Чего?

– Джипчик этот ты тоже заарканил? Что-то больно хорош он для этого, нет?

– Джипчик угнатый, Ники, понятное дело.

– Угнатый! Новая модель – наверняка тут маяк стоит. А говорил, блюдешь это самое, Дин!

– Как же я могу везти тебя в Гатвик на законной тачке, ты сам посуди. Во-первых, у меня нет пока бабок на новый япский джип. Во-вторых, это типа неприлично. Не твой это стиль, старик, не твой уровень.

Рехнуться можно.

По Стрезам-Хилл промчались под сто шестьдесят, эх, да пошло оно все.

Едем мы, браток, в страну Ямайку,

Вот уж где житуха хороша!

На автостраде залупили под двести: я с прошлой ночи держался на бутылке виски и кáликах, этот Дин балдел от того, что арканил долбаные тачки.

Приехели в Гатвик на час раньше. Написано: Гатвик.

– Что дальше-то, Дин? – спрашиваю. – Куда идти-то?

– Ты хоть раз летал, Ники?

– Ну… как тебе сказать…

– Я тоже. Ты лучше у полицейского спроси.

– Вот дерьмо.

Припарковали джип на парковке. Ни он, ни я не привыкли парковаться на парковках – только брать с них тачки привыкли. В этом Гатвике терминалов два, но это что мне, что Дину – пустой звук, так что какая нам парковка нужна, да хрен ее знает. Взяли мой чемодан из багажника. Увидели знак «НА ВЫЛЕТ», поняли: мне туда.

Людей там море. Погоди-ка, давай в «Справку», тихо-спокойно, без паники.

– Я это… на самолет, – говорю.

– Надо же.

– У вас тут это… вылетают? Один, – спрашиваю.

– Вылетают, – отвечает, – и не один. А вам сколько надо?

– Мне два: один – моего приятеля до дома подбросить, а другой – меня на Ямайку.

– На Ямайку вас? Так это далеко.

– Ну да? А я-то думал, сразу за Сассексом.

Она поглядела на меня, как на свежего дерьма кучку.

– Ну вы, приколисты, – говорит, – а ну спрашивайте, чего надо, не то сейчас разжую и выплюну.

– Это так вы, значит, вежливо разговариваете с клиентами, мисс?

– Какой же ты, солнце мое, клиент? Ты даже не турист. Как захочу, так с тобой и буду говорить, а ты и не заметишь ничего. Ты, наверняка, даже не знаешь, как жалобу подать.

Тут мы с Дином попадали со смеху. Ведь так оно и было.

– А что вы делаете, когда все вылетят? – спрашивает Дин. – Не хотите прокатиться по еродрому, а? А потом по пивку, идет?

Видела бы она его шрам.

– Может, лучше с моими детишками поиграете, – отвечает, – они как раз вам ровесники.

Она все мне показала-рассказала: и где билеты брать, и где у них таможня и прочее. И как на этот их хренов самолет садиться. Я поблагодарил ее, очень милая тетка. А она подмигнула. И титьки у нее что надо.

– С такой я б уж душеньку натешил о-го-го, – сказал Дин Лонгмор. – Вот только тебя она приложила, Ники, типа за человека не считает, не надо было тебе к ней цепляться.

– И то.

Титьки, правда, классные, но им лет по тридцать пять, не меньше. Мы еще похихикали. Потом Дин повернулся и поехал домой.

* * *

Говорили, самолетом летать – сплошной кайф: послушал музычку, поглядел видео, пошамал, попил винца, потрепался с соседями, а после оно и вздремнуть можно. Только вот не говорят, что делать после. На все про все у меня полчаса ушло. Я думал, рядом будет сидеть клевая ямайка, которой жуть как меня охота. Вместо нее сидела старая карга в шляпе и мужик китайский, по-английски ни бум-бум.

– Как оно, друг? – спрашиваю китайца.

– Как ана, длюк? – отвечает. Три слова, считай, уже выучил.

– Как оно, подруга? – спрашиваю каргу в шляпе.

– Спасибо, хорошо, – говорит эта карга, – молю господа нашего, чтобы этот аппарат не развалился в воздухе именно сегодня.

– Я с вами. Будем надеяться, что летчик на пилота сдал все экзамены, – говорю, – и захватил гаечный ключ.

Вот и весь разговор.

Короче, через какое-то время, когда мы летели уже высоко и слопали все, что нам полагалось, я послушал в наушниках музычку и немножко вздремнул. Кáлики экстазные уже не работали, и я задремал без проблем. Засыпая, вспомнил последнюю часть разговора со Слипом, когда он говорил, чего мне на Ямайке делать. Так, будто Ямайка – это тебе Стратфорд или Лейтон какой.

– Ники, – говорит, – ты поедешь в Мейвис-Банк.

– Банк – хорошо, а Мейвис это кто? Сеструха твоя двоюродная?

– Ты смотри, Ники, – говорит, – не вздумай там кого-нибудь из моих трахнуть, не то я тебе, старик, вот этими руками отчекрыжу тесаком по самое не могу. Мейвис-Банк – это поселок. Там моя бабушка живет.

– Бабушка.

– А где ты думаешь, этот Мейвис-Банк находится? Да в горах он, в горах, просекаешь? Там же, где наш кофе.

– Кофе.

– Так ты понимаешь, как все здорово складывается? Ты идешь к моей бабуле, она тебя кормит от пуза, да только не забудь отнести ей бутылку водки.

– Водки? Я думал, они там все ром трескают.

– Моя бабушка миз Люси как раз уважает водку. Она ее в свой любимый коктейль заправляет. Короче, ты поедешь в Мейвис-Банк, спросишь миз Люси, она тебя накормит от пуза…

– Это ты уже говорил. И отвезу ей водки.

– Ты отвезешь ей водку и спросишь, где купить кофе. Кофе «Синие горы». За этим кофем большое будущее…

– Это ты уже говорил.

– Потом ты отправишься в горы и найдешь там маленьких фермеров…

Я засыпал и просыпался, засыпал и просыпался. Это было дьявольски скучно. Но потом прорезался летчик и немного с нами покалякал.

– Дамы и господа, – говорит, – мы начинаем посадку в аэропорту Майами.

– Майами! – кричу. – Майами!?

– Я тоже слышала про Майами, – говорит карга в шляпе.

– Простите, – говорю официантке. Она в это время почему-то карабкалась через китайского мужика, – Простите, – говорю, – этот летчик, может, он не туда свернул, или как? Я брал билет, написано: Ямайка, а тут говорят, вроде Майами! Зачем мне Майами?

– Майами, сэр, мы летим на Ямайку через Майами.

– Ну да?

– Да, сэр.

– А, – говорю, а сам сел обратно в кресло и загрустил.

А до Ямайки мы все ж-таки долетели.

Глава восьмая

Прихожу на таможню.

– Как оно, друг? – говорю мужику на таможне.

Поглядел, будто я инопланетянин.

– Вы сами упаковывали этот чемодан? – спрашивает.

– А кто ж? – Ну и вопрос.

– Повторяю: вы лично паковали этот чемодан, сэр?

– Ну да, типа лично я.

– Везете ли вы огнестрельное оружие или подобные предметы, сэр?

Стоп, Ники, думаю, не будем разжигать Первую Карибскую из-за шуточек с властями. Охолони и не убий таможенника.

– Нету, – говорю ему, – нету там огнестрельного. Честно тебе говорю, старик.

– Благодарю вас, сэр. Добро пожаловать на Ямайку.

Я вышел наружу и сходу угодил в объятья всей остальной Ямайки. Похоже, она вся пришла меня встречать. Ямайцы не просто хотели меня потискать – они непременно хотели вытрясти из меня все мои деньги. Предлагали наперебой взять такси, напрокат машину, купить ганжу, поношенные майки и снова ганжу. Я сдался – купил у них банку рома с колой, чтоб только отстали. Еще взял имена шестерых таксистов – на случай, если мне понадобятся шесть такси.

Пойло было дико тошнотное, но я-то помнил, что выказать это ямайцу – не приведи господь. Постоял, дохлебал рыжую бурду, потом бочком, бочком, и выкатился с аэропорта. Видел, как эти шакалы догрызали другого мужика.

А на Ямайке-то жарче.

В конце длиннющего хвоста такси было потише, и я подвалил к водиле, который сидел на капоте.

– Слышь, чувак, мне б типа дочапать до би-энд-бишки какой, только я пехом, мне мотор не катит, – говорю.

Поглядел на меня с минуту.

– Прошу прощения, – говорит, – вы хоть немного говорите по-английски, потому что мой дойч оставляет желать лучшего?

– Дойч! – кричу. – Ну ты даешь, мужик! Те чего, может по буквам надо?

Он помедлил, потом спрашивает:

– Как ваше имя, молодой человек?

– Ники.

– А меня зовут Фрэнсис. Полагаю, вы предпочитаете не брать такси, верно?

– Верно. Неохота подрывать твой бизнес, старик, только на тачке мне не в кайф, короче, будь друг, подскажи найти гостиничку какую, слышал, тут есть, типа того, чтоб поменьше бабок платить.

– Пожалуй, мне представляется, вы действительно англичанин, не так ли?

– А-то, блин, из самого Уолтемстоу, прикинь!

– Хорошо, хорошо. Я хотел бы представить вас своей дочери, она учится в аспирантуре в Лондоне. Ее специальность – английский язык. Думаю, ей будет весьма любопытно с вами познакомиться. Кстати, между прочим, я не таксист, а врач. Я приехал встретить мою дочь – она прилетает следующим рейсом из Лондона. Если вы не против подождать несколько минут, я буду счастлив подвезти вас до отеля. По дороге к моему дому есть отель.

Вот те на.

Черт.

– Извини, старина, – говорю ему, – мне жутко неловко, что принял тебя за какого-то таксера, но ты ж на капоте сидел.

– Все в полном порядке, молодой человек. Водитель такси – весьма уважаемая профессия, к тому же я действительно сижу здесь, на капоте. Вон тот человек в самом деле является водителем такси, – тут он показал на другого мужика, который в тенечке сидел, а тот кивнул, – он – мой старый школьный приятель. Его зовут Барнъярд.

– Как оно, ничего? – говорю тому.

– Да, ничего, да.

Потом этот Барнъярд сказал чего-то доктору, только я ни слова не просек. Потом доктор ему чего-то сказал, только я опять не прочухал ни словечка. Побазарили минут пять, так я ни единого слова и не разобрал.

– Извините, Док…

– Да, Ники?

– На каком языке вы сейчас это самое, типа говорили?

– На английском, мой друг.

– А.

– Это английский, мой друг, на котором говорят у нас на Ямайке, но, тем не менее, это английский. Возможно, есть несколько слов, которые мы привнесли в него сами.

Надо думать, нелегко мне придется за неделю на этой Ямайке. У нас, в Уолтемстоу, половина с Ямайки, только я ни разу не слыхал, что кто-нибудь так тарабарил. Регги поют, и то понятнее.

– А вот и моя дочь, – говорит доктор. Она вышла из дверей, потом объятия, поцелуи, охи-вздохи, и она даже всплакнула малость. Доктор говорит: «Джейн, позволь тебе представить молодого англичанина Ники. Мы крайне интересно провели тут время, беседуя о языках и диалектах».

– Приветик, Ники, чувачок, – говорит эта ямайка, – как оно, нормалек, или как?

Потом она поглядела на папашу, как старикан среагировал, и захихикала.

– Джейн! – говорит.

– Да ладно, папуля, не парься, – говорит эта Джейн, – так они в своей Англии разговаривают, короче, приветствовать их надо на их языке, иначе тебя в наши дни не поймут. И еще они, когда встречаются, трутся носами.

– Джейн… – не унимается папаша. А ей, похоже, уже надоело.

– А, – говорю, – вы, когда были в Лондоне, в Уолтемстоу часом не заезжали?

– Нет, только слышала, – отвечает, – туда, кажется, на метро, верно?

– Да не просто на метро, на трубе, то есть, не просто «на» – это весь конец ветки, вот так-то. «Уолтемстоу-Центр», прах меня побери. Под Уолтемстоу пять станций, три из них – на одной ветке, одна и есть моя – «Уолтемстоу-Центр», – тут я заткнулся, вижу: никто не слушает – обнимаются и все такое.

Да, и еще надо сказать, что эта самая Джейн – ну прямо просто куколка оказалась. И с мозгами тоже, судя по разговору, но при этом красотка с картинки. Волосы длинные, прямые, фигуристая такая и, где надо, с пухлецой, носик вздернутый, словом, то самое, что доктор прописал, клянусь.

– Короче, Ники, ты, типа, просекаешь, как и куда, чувачок? – говорит эта Джейн. А сама со смеху помирает на доктора, которого только, что удар не хватил. А тот говорит: «Джейн, доченька моя родная, неужели на этом языке говорят там, где ты учишься? Неужели они вам это преподают? Мне кажется, ты не должна говорить подобным образом даже в шутку. Ты можешь легко заразиться, а после уже не сможешь вернуться к нормальной английской речи».

А она подмигнула мне, эта Джейн. За один день мне уже второй раз красотки подмигивают. Беда только в том, что ни одна из них не ляжет со мной даже на необитаемом острове. Ладно, не обижаюсь – не моего поля ягодки.

Довезли меня до гостиницы, а доктор дал мне ихний телефон и адрес – если будут какие проблемы, сказал. Будто заранее знал, что проблем у меня скоро будет выше крыши.

Симпатичный оказался этот доктор, прямо душа-человек. Я сказал ему спасибо и записался в гостиницу.

Вот я и на Ямайке.

* * *

На следующее утро я сел на автобус до Кингстона. Я да еще человек семьсот других пассажиров сделали его малость тесноватым.

В том автобусе я свел несколько очень близких знакомств и до мельчайшей черточки изучил внутренность чьего-то носа. Правда, никто не возникал, и до конечной станции мы-таки добрались, хоть, может, это и стоило мне еще парочки переломов, не проверял.

В Кингстоне стало еще веселее. У них там возле автовокзала прямо военный лагерь какой-то. Взял сумку на плечо, а как пошел – пришлось через толпу пробиваться – человек тридцать мужиков, и каждый хочет, чтоб я поехал на его тачке. Кто-то еще и всякую дребедень всучить пытается. Ну, я кое-как отбился и иду своей дорогой. Ничего себе.

Про кингстонгскую автостанцию я и раньше слыхал, но беда была не в станции. Просто в воздухе примыкающих к ней кварталов пахло жутью. Там и сям шла какая-то крысиная возня, и видно было, что здешние ребята знают, с какой стороны за ножик хвататься. Я даже вспомнил Боснию: рассказывали в новостях про какую-то там аллею снайперов. Сам я, правда, никаких минометов не видел, но в газетах в те дни только и расписывали, с каким великим арсеналом они на этой неделе очередной банк штурмовали. Так мне сейчас показалось, что те молодчики родом с кингстонской автобусной станции, не иначе.

– Эй ты, белый!

Большинство местных не то, что не пригребывались – даже внимания не обращали. Все же двум-трем приспичило меня окликнуть. Я очень аккуратно прошел мимо лотков с овощами, что были выставлены вдоль хибарок. Нельзя давать повод упрекнуть себя в неуважении к местным. Нельзя ни на кого пялиться. Нельзя никого сердить. Лучше вообще не показывать, что ты существуешь. Я вел себя тихо-тихо.

– Эй ты, белый!

Впереди поднимались высотки. Кингстон наполовину был застроен небоскребами, а другая половина напоминала разбомбленный муравейник. С Уолтемстоу – ничего общего. Даже с Тотнемом ничего.

Тут ко мне подошла женщина, спросила, куда иду. Хотелось сказать: а хрен его знает – тут бы я и зажмурился. «В центр», – говорю – пускай думают, что я это где-то прочитал, что в центр по этой дороге.

– Так это недалеко, – говорит она, – туда и вон там направо. Да скорей беги отсюда.

– Спасибо, женщина, – ответил я и пошел скорее. Скорее, побежал.

В общем, я это сделал. Дошел до центра от кингстонского автовокзала и остался жив.

Слип говорил, что ехать надо до Папайна. Взял в закусочной чашку кофе, и продавец мне рассказал, что надо сперва ехать по 14-ом до Хаф-Вей-Три, а потом на 70-ом или 75-ом до Папайна.

– Спасибо, друг, – говорю ему.

Обменял в банке денежки, а кассирша мелкие купюры отдельно дает. «Вы, – говорит, – положите крупные отдельно, а в автобусе вынимайте только мелочь. А то, бывает, поворовывают, знаете ли».

Сел на автобус, покатил по Кингстону. Я в окно даже одним глазком не смог выглянуть – висел, что называется, на потолке, и пальцем пошевелить затруднительно было. А, контролерша, собака, вообразила, что она конвоиром в тюряге работает. «Проходите», – кричит, будто между нами можно еще мизинец просунуть. Куда «проходите»?

Мы все вывалились из автобуса на Хаф-Вей-Три, и я сел на Семьдесят пятый. Проехали мимо дома, где жил Марли. Этот Семьдесят пятый – он полупустой был, всего-то сотни четыре народу, так что я хату этого Марли разглядел. Потом, немного погодя – Папайн. Все. Приехали.

Вот так и побывал я в Кингстоне. Даже не верится. Приперся к черту на рога, был в Кингстоне и хрен чего видел.

В Папайне было по-другому. Большая площадь, а по кругу – торговля. Потом те же хибары и несколько магазинчиков. Такое вроде как место для гуляний. Все друг с другом треплются. Мужики прикидываются, будто делом заняты, хоть по правде никто никуда не идет. Шум, гвалт, суета. Женщины в тенечке сидят.

Торговки кричат:

– Кому соки! А кому соки! Кому вода! Холодная вода!

Только не похоже, что им так уж охота покупателя напоить: не цеплялись, за рукав не хватали.

Я взял себе чего попить и кусок пирога. Показали мне автобус до Мейвис-Банка. С отправлением там не спешили. Пришлось ждать – не то автобуса – когда придет охота тронуться, не то народ – когда побольше набьется, не то водилу – когда всем скажет, чего хотел, не то просто попутного ветра. Через час все-таки тронулись. Автобус маленький – всего-то человек на сто.

И вот мы поехали.

В Папайне уже видно горы. Я насчет этих самых гор не очень-то. В Уолтемстоу у нас была только одна гора – чингфордский Холм. Ямайские были повыше.

К слову сказать, было их много – докуда видно глазу. По склонам лес, потом трава да кустарник, потом опять лес. Я все на них смотрел. На Чингфордский холм ни одна не похожа. Потом стал наш мини-автобус наверх взбираться. Съехали мы с дороги, сначала покатили типа по долине, а потом пошло черт те что.

Все вверх да вверх, все повороты да повороты. Деревни какие-то проезжаем, ребятишки с нашего пути врассыпную, куры, козы. Миновали рытвины. Все вверх и вверх – кажется, как раз на небо попадешь. Так где-то час ехали, по обеим сторонам – горы, только никому до них дела нет, словно они их каждый день видят. Так оно и было, конечно. И когда у меня желудок уже в глотке плясал, мы, наконец-то приехали, и мир перестал колесом вертеться. Остановились возле площади. Вот и Мейвис-Банк. А все-таки мы, оказывается, вовсе даже не наверху, а все в той же долине, и вокруг – горы. Простор – дух захватывает.

Я решил малость прошвырнуться. Мейвис-Банк походил на одну большущую кофейную фабрику с двумя школами да с полицейским участком. Люди ходят по дороге, болтают. С Кингстоном не сравнить – просто небо и земля. Мужики тут гогочут да треплются, а вовсе не думают, как бы кого-нибудь подстрелить.

И красотища кругом была – охренительная.

* * *

Поспрашивал насчет миз Люси. Вернее, спросил первую встречную, и та сразу велела пройти по торговому ряду за углом – там, говорит, ее и найдешь, твою миз Люси.

Пошел через ряд. Дюжина или больше торговали тут всякой всячиной.

Какая тут миз Люси, непонятно. Все одинаковые тетки обмахивались чем попало, позевывали, ждали наплыва покупателей. Косились на меня из-под шляп. Какая же все-таки миз Люси?

– Простите, женщины, – говорю, – я тут, понимаете, ищу миз Люси.

– Миз Люси?

– Миз Люси?

– Мне женщина сказала, что миз Люси тут. Меня прислал к миз Люси ее внук, звать Слип.

Помолчали.

Потом одна большая старая женщина говорит: «Я миз Люси, мой друг. Говоришь, ты приехал от моего внука?»

– Так оно и есть, от него.

– Ай, ай, – говорит. Потом говорит: «Ай! Ай!» Потом улыбается широко-широко и спрашивает: «Ты приехал от Слипа моего, значит?»

– Да, миз Люси.

Задумалась. Потом спрашивает: «Ты сам сюда, один что ли пришел? Машину не брал?»

– Нет, миз Люси.

– А как меня нашел?

– Да просто спросил, миз Люси. Вы не против?

– Э-хе-хе!

Еще пауза. Потом говорит: «А как тебя называть, мой друг?»

– Ники, миз Люси.

– Хочу сказать тебе, Ники: у нас, на Ямайке нельзя спрашивать дорогу у мужчины, запомни. Хочешь спросить дорогу – спроси у женщины, понял? У мужчины опасно, понял?

– Опасно? – спрашиваю.

– Опасно!

– Да-да, опасно, много опасно, – говорит ее соседка, – туристы эти ходят-ходят, дорогу спросят-спросят, мужчины их чик-чик, потом пограбят-пограбят, потом выкинут!

– Да в Уолтемстоу у нас то же самое, миз Люси, – говорю.

– Сперва задружатся, – говорит миз Люси, – потом тащат в кусты, чик-чик, пограбят и выкинут!

– Верно, миз Люси, – говорит соседка, – а на вид-то не скажешь. Бывает, одеты прилично, галстук даже на шее.

– Беда, миз Патси!

– Эй, миз Люси! – кричит женщина-продавец из ряда напротив, – ты чегой-то там с этим белым, а? Во как вцепилась-то! Да отпусти ты его! – Потом она кричала еще, только я ни слова не разобрал, а они все прямо тряслись от смеха.

– Миз Анджела, – говорит ей миз Люси, – он разговаривает. Скажу вам, миз Анджела, я люблю толковать про важное с белым. Да-да, представьте – про важное с белым! – и сует мне какой-то большой пирог. – Ники, дружок, тебе сахарную булку или из коки хлебушка?

– Спасибо, – говорю, – миз Люси, если вы не возражаете, то я, честно говоря, сильно возражать не стану.

Короче, съел я этот большой пирог, а она послала меня вверх по дороге, в маленький пансион без вывески. Сказала приходить ближе к вечеру – она мне и огород покажет, и накормит от пуза, а я ей все новости про ейного внучка Слипа порасскажу.

* * *

Горячей воды в том пансионе, известное дело, не было. Правда, в остальном он оказался хоть куда. Из того, что лопотала хозяйка, я не понял ни слова, но когда дело дошло до циферок на банкнотах, договорились легко. Потом она принесла мне кофе, и это я тоже понял. Потом пошел пройтись.

На улице полно народу. Кто-то, как я, прохаживается, кто-то в тенечке сидит.

– Доброе утро, – говорю.

– Да, утро, да.

Чуть подальше.

– Привет!

– Да, привет, да.

Еще подальше.

– Да, утро, да.

Две девчушки лет по восемь каждой бежали-бежали, вдруг увидели меня, встали, как вкопанные. Платьица синие форменные – видно, со школы возвращаются.

– Меня Ники звать, – говорю им, – а вас?

– Моя Алесия.

– Моя Валери.

Тут разговор малость завял, и мы потащились по улице: я впереди, они – шагах в трех сзади. Так прошли с полмили. Похоже, не часто они тут видели такое чудо, как я. Смотрели типа как на слона в зоопарке.

– Что у вас сегодня на завтрак? – спрашиваю, чтоб разговор поддержать.

Захихикали, подумали, наверное, какой этот малый идиот. Все-таки решили ответить.

– Еда! – говорит эта Алесия.

И опять разговору конец.

Потом эта Валери говорит:

– А у тебя есть дочка?

– Вроде нет.

– А жена есть?

– Рано мне еще жениться. Пацаненок, правда, есть, Дэнни зовут, вас малость помладше.

– Он белый?

– Да, он белый.

– Ух ты.

– А почему у твоя нет жена?

– Я же говорю, рано мне еще. А та моя киска меня бросила.

– А какая твоя кошка?

– Кошка? Да нет, я хочу сказать, у меня подружка.

– А-а.

Мы еще немножко прошли рядышком, потом они сказали «Пока-пока» и стали спускаться с холма.

А я пошел к миз Люси.

* * *

Жила миз Люси по бедности в маленьком деревянном домике, но содержала его в таком порядке, будто это какой-нибудь «Ритц». Еще у нее был огород, и там она выращивала овощи.

– Вот мое скромное жилище, – сказала она. – Здесь мой шалопай-внучок учился под стол пешком ходить. А что, он все такой же шалопай?

– Ага, миз Люси, все такой же.

– Хм. Хочешь посмотреть мой огород?

Отказаться было невозможно. Парни точно так же любят хвастать своими тачками, им без разницы, интересно тебе или нет. К тому же, мне впервые в жизни предлагали экскурсию по огороду.

– Тут калла-лу, тут морковь, тут банан, тут груши, тут…

– Извините, миз Люси, можно помедленней, – прошу, – мне же нужно будет рассказать Слипу, что у вас в огороде. Морковка – это понятно, у нас они тоже растут, с остальным сложнее. Можно еще разок и не так быстро?

Там были бананы такие и бананы сякие, и жгучий перец. Там было и манго, и груши, про которые мы думаем, что это авокадо, и томаты, и морковь, и салат. Там были ямс и сладкий картофель, и калла-лу это, и бобы и хлебное дерево. Я специально все записал, чтобы рассказать Слипу. Еще у нее была корова и куры, и несколько штук коз. Эта миз Люси, похоже, без дела не сидела. Я ей так и сказал. Хм, задумалась она. Так ведь бездельником дьявол поигрывает. Тут я малость недопонял, но спорить не захотел.

Потом немалая часть этого огорода пошла в кастрюлю, а почти вся водка – в наши желудки. Через самое короткое время мы с ней стали лучшими собутыльниками, можно подумать, мы в школу вместе ходили. Я ей рассказал про мой Уолтемстоу, она сказала, что ихний Мейвис-Банк точь-в-точь такой же: много охотников до чужого добра, и по субботам точно так же гуляют и вообще много чего общего. Разница, правда, тоже была: в Мейвис-Банке куда жарче и можно поплавать в горных озерах. В Уолтемстоу никаких озер не было.

Рассказал ей все про Слипа. Поел. В гостиницу вернулся нажратым до отвала и пьян был сильно. Слип говорил, что к миз Люси надо ходить через день. Он был прав, наш Слип, куда как прав. Одного не учел: когда я от нее уходил, я совсем не помнил, зачем приехал на Ямайку, помнил только, что бухали по-черному.

А потом случилось так, что я вовсе перестал ходить к миз Люси.