Текст книги "Великая мистификация. Загадки гробницы Тутанхамона"

Автор книги: Джеральд О'Фаррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Работая смотрителем под началом Масперо, Картер также познакомился с одним американским мультимиллионером из Род-Айленда, которого звали Теодор М. Дэвис. Американец сделал состояние в финансовом бизнесе и теперь желал посвятить себя самому дорогому хобби из всех существующих – поиску сокровищ. Как многие богачи, он любил проводить зиму в Луксоре с его теплым климатом. Дэвис владел плавучим домом – баржей «Бедуин», на которой плавал вверх-вниз по Нилу со своей спутницей Эммой Эндрюс, однако на каком-то этапе он решил, что необходимо как-то разнообразить размеренный образ жизни [41]41
  Reeves and Wilkinson, op. cit., pp. 70–80.


[Закрыть].

Позже Картер так писал о Дэвисе: «Он часто говорил мне, что хотел бы чем-нибудь заняться во время своего пребывания в Верхнем Египте. Я сделал ему следующее предложение. Дело в том, что египетское правительство выражало желание, чтобы я, когда это позволят мои обязанности, провел от его имени исследования в долине царских гробниц. Так вот, если бы он смог со своей стороны взять на себя часть расходов, тогда египетское правительство было бы ему чрезвычайно признательно и охотно предоставило бы ему возможность получить копии всех древних предметов, которые будут найдены в ходе этих исследований. В то же время я рассказал ему о моем предположении, что нам, вполне возможно, удастся обнаружить гробницу Тутмоса IV» [42]42
  Ibid.


[Закрыть].

В 1902 году Дэвис получил разрешение провести раскопки в Долине царей «под контролем правительства», а Масперо дал поручение Картеру осуществлять надзор за деятельностью богатого любителя археологии. По мнению Картера, Дэвис оказался открытым человеком, но в то же время довольно решительным. Работать с ним было одно удовольствие, и, как он сам позже написал: «у него значительно больше положительных качеств, чем можно найти у большинства миллионеров, занимающихся раскопками» [43]43
  Winstone, op. cit., p. 86.


[Закрыть]. Дэвис охотно позволил Картеру самому определять места, где стоит проводить исследования, а также и общее руководство раскопками. Создается даже впечатление, что самого Дэвиса вообще не особенно интересовало, будет ли найдено хоть что-нибудь. Ему доставлял наслаждение сам процесс поисков сокровищ. Правда, к глубокому разочарованию Картера, в ходе работ не соблюдались элементарные требования археологической науки, не велось никаких записей, не говоря уже о том, чтобы принимать меры к консервации находок, сделанных экспедицией Дэвиса. Тем не менее их сотрудничество продолжалось, так как Картеру требовался богатый покровитель, а Дэвису – эксперт в археологии.

Несмотря на варварские методы, Дэвис смог сделать несколько хороших находок, хотя они ничего не прибавили к его и без того значительному состоянию. Работая в паре с британским археологом Эдвардом Эйртоном, он нашел среди прочего гробницы Тутмоса IV, фараона Сиптаха и царицы Хатшепсут, правда, все они к тому времени, когда археологи до них добрались, оказались пусты. Удалось обнаружить лишь несколько предметов царской мебели.

Работая с Масперо и Дэвисом, Картер, по всей видимости, продолжал поддерживать отношения с семьей эль-Рассул, о которой никто из его коллег ничего не знал. От имени членов этого семейства он продавал и покупал различные древности, одновременно продолжая исследовать лабиринты подземных галерей и погребальных камер в усыпальницах. Однако вскоре официальной карьере Картера предстояло прерваться самым неожиданным образом.

Однажды вечером 1905 года он получил записку от своего старого знакомого сэра Уильяма Флиндерса Питри, в которой тот просил о помощи. В то время Питри зарисовывал иероглифы в одной гробнице в Саккаре и жил в лагере неподалеку от этого населенного пункта со своей женой и тремя юными ассистентками. 8 января там появилась группа французских туристов. После того как им сказали, что для посещения гробницы требуется купить билеты, туристы в грубой форме потребовали проводника и охрану. Дело усугублялось тем, что все они оказались пьяны. В конце концов, все, кроме трех человек, купили билеты. Однако у входа в гробницу, когда сопровождавший их служитель попросил предъявить билеты, те не стали дожидаться окончания проверки и силой вломились в гробницу, сломав при этом один из засовов. Обнаружив, что внутри нет свечей, и поэтому ничего не видно, подвыпившие «любители старины» бросились обратно, требуя назад свои денежки. Эти требования они подкрепили мерами физического воздействия на смотрителя – один из французов ударил охранника. Грозил разразиться грандиозный скандал.

Прочитав записку, Картер немедленно собрал охранников и вскоре прибыл на место происшествия. Обменявшись несколькими резкими репликами с возмутителями спокойствия, он приказал охранникам защитить археологов и место раскопок. В начавшейся свалке кому-то из французов крепко досталось, и тот оказался на земле.

Конечно, нет никаких сомнений, что в данной ситуации действия Картера дипломатичными никак не назовешь, поэтому через некоторое время ему передали официальный протест от имени сэра Гастона Масперо. От всей души желая успокоить эту бурю в стакане воды, Масперо попросил Картера принести извинения, с тем чтобы все могли продолжать и далее работать без помех. В послании Масперо ясно читалось раздражение, однако можно было пойти ему навстречу и выполнить эту просьбу, поскольку дело не стоило выеденного яйца [44]44
  Hoving, Tutankharnun: The Untold Story, New York, 1978, p. 28.


[Закрыть].

Однако Картер был убежден в том, что он прав, а виноваты во всем французы, поэтому пусть они и извиняются. К несчастью для него, в те времена именно французы официально руководили всеми археологическими раскопками в Египте – это был пережиток, сохранявшийся со времен египетского похода Наполеона Бонапарта. Масперо неплохо относился к своему бывшему ассистенту, однако понимал, что если Картер из-за собственного упрямства откажется от сотрудничества, то им придется пожертвовать из политических соображений. В то же время Масперо высоко ценил работу, которую выполнял Картер, и не желал его терять. Более того, он говорил одному из своих коллег, что просто не представляет, как они будут без Картера справляться. Несколько раз Масперо лично просил его пересмотреть свою позицию, писал друзьям, чтобы те от его имени обратились к нему с той же просьбой, но Картер уперся. Ньюберри впоследствии сообщал: «Картер отказался их [извинения] принести, говоря, что лишь исполнил свой долг, и из-за своего отказа вынужден был оставить свой пост» [45]45
  Winstone, op. cit., p. 95.


[Закрыть].

В этой ситуации у Масперо не осталось другого выбора, и он с крайней неохотой вынужден был снять Картера с его поста. Любому было понятно, что для человека, который еще совсем недавно считался чужим в этом кругу, и чьи надежды на успех в обществе и финансовое благополучие были связаны только с его работой, подобное развитие событий должно было стать жесточайшим ударом. И если Картер сразу разозлился и возмутился тем, что случилось, то, несомненно, из-за увольнения со службы это его возмущение должно было только укрепиться. Однако, вполне вероятно, что этот инцидент был вовсе не тем, чем казался, а Картер не стал извиняться, руководствуясь некими скрытыми мотивами. Дело выглядело так, будто Картер в этой ситуации, выражаясь современным языком, «работал по своей программе». Очень может быть, что ему требовалось под благовидным предлогом уйти из Службы древностей, чтобы заняться чем-то более значительным, каким-то более дерзким проектом, чем-то очень и очень тайным. И, судя по всему, Картер не сомневался, что, благодаря своим связям с семейством эль-Рассул, он сможет обеспечить себя и без того чахлого жалованья, которое выплачивала ему Служба древностей.

Оказалось, что пьяные французы, сами того не подозревая, дали ему возможность уйти с работы, сохранив репутацию человека с высокими моральными принципами. Масперо и другие коллеги Картера могли возмущаться его упрямством, но одновременно он сохранил их уважение. На самом деле, можно, пожалуй, даже утверждать, что он действовал честнее своих коллег, отказываясь извиняться за проступок, которого, по его глубокому убеждению, он не совершал. Ведь не будь этого инцидента, ему пришлось бы объяснять мотивы своего прошения об отставке, тут же начались бы расспросы, что он собирается делать дальше. Но все случилось так, как случилось, и теперь Масперо и остальные думали, что понимают мотивы Картера, хотя и не соглашались с ним.

Хотя перед Картером маячило совершенно неопределенное будущее, не возникало ни малейшего сомнения, что в Англию он не вернется. В действительности, он возвратился в Луксор, где, по словам Чарльза Бристеда, воспользовался гостеприимством начальника стражи, сыгравшего ключевую роль в поимке расхитителей гробниц из семейства эль-Рассул, которые к тому моменту уже были освобождены [46]46
  Breasted, Pioneer to the Past, London, 1948, p. 155.


[Закрыть]. В последующие четыре года Картер делал все возможное, чтобы заработать себе на жизнь. Он вспомнил свою первую любовь – живопись – и продавал свои произведения богатым туристам, останавливавшимся в отеле «Винтер» в Луксоре. Кроме того, он работал на Теодора Дэвиса в качестве внештатного рисовальщика и зарисовывал предметы, найденные в гробницах, где покоились жрецы Иуйя и Туйя. Но, в целом, это было для Картера тяжелое время.

Впрочем, в таком положении дел имелись и свои положительные моменты. Теперь у него появилось много времени, которое он мог коротать, просиживая в многочисленных кофейнях, заводя новые знакомства с местными жителями и укрепляя отношения с семейством эль-Рассул. Известно, что примерно в эту пору Картер начал заниматься операциями с различными древностями и античными произведениями искусства. Несомненно, что его деятельность сводилась к посредничеству между богатыми туристами и торговцами антиквариатом. Европейцы, приезжавшие в Египет, крайне неохотно покупали старинные безделушки, когда на ломаном английском их предлагали смуглолицые арабы или улыбающиеся мальчишки в туземных одеждах. Куда комфортнее гости из Европы ощущали себя, когда человек в костюме и при галстуке, да к тому же признанный эксперт в этих вопросах, говорил им, что они могут совершенно спокойно приобрести ту или иную вещь, не опасаясь подделки. Иными словами, Картера в ту пору можно было бы назвать «джентльменом от коммерции», который, действуя от имени многих иностранных покупателей, оставлял себе за посреднические услуги 15 процентов. Словом, связи, которые он завязал, когда занимал пост инспектора, начали приносить пользу [47]47
  Reeves and Wilkinson, op. cit.


[Закрыть].

Как-то, в 1900 году, к Картеру подошли два местных жителя – Макариос и Андраос – и предложили ему сделку. Они недавно обнаружили гробницу, получившую порядковый номер KV34, и предлагали поделиться с Картером находками, если он уплатит все необходимые в таком случае пошлины и сборы. Еще будучи инспектором, Картер сам пробивал соглашение с властями, согласно которому на совершенно законных основаниях «в собственность нашедшего захоронение поступает половина всех обнаруженных предметов старины, либо половина их стоимости». Естественно, в такой ситуации у Картера не было никаких причин отказываться от предложения. Налоговое управление Луксора в ту пору возглавлял Ахмед Гиригар, который позже стал одним из самых преданных помощников Картера. И, очевидно, данное обстоятельство создало возможность того, чтобы в будущем с помощью «верных» туземцев совершить жульничество. А пока Картер наладил контакты с дельцами в Луксоре, на каждом углу заявляя всем и каждому, что у него имеется кое-что на продажу. Из воспоминаний известно, что ни один из его покупателей ни разу не разочаровался в том, что ему предлагалось [48]48
  Ibid.


[Закрыть].

А вообще об этих годах в жизни Картера практически ничего неизвестно. Это было время, когда совершенно неясно, чем он занимался. В сущности, покинув пост инспектора, он исчез из поля зрения официальных властей и представителей научного сообщества и в итоге получил возможность делать то, что его более или менее устраивало. Теперь известно, что это время для Картера выдалось очень трудным, однако нет никаких сомнений в том, что оно стало также крайне интересным и насыщенным. Зная теперь больше о его жизни в более поздние годы, можно сделать вывод, что в ту пору он сосредоточился на укреплении контактов с местным населением, а его предпринимательская деятельность отличалась куда большей активностью, чем было принято думать раньше. Именно тогда в его воображении возникло множество самых различных планов, которые терпеливо дожидались своего воплощения.

В целом же приходится признать, что, хотя Картер и зарабатывал в тот период жизни больше, чем обычно считали, он еще не создал материального фундамента, позволявшего ему профинансировать работы, которые он хотел провести. Для этих целей ему по-прежнему требовался спонсор, кто-то не менее, если не более богатый, чем Теодор Дэвис. И спонсор этот должен был иметь примерно такой склад мышления, как у самого Картера.

Между тем Масперо, хоть и высказал ясно свое неудовольствие упрямством Картера, в душе, должно быть, испытывал восхищение принципиальной позицией молодого человека, особенно неожиданной, если принимать во внимание его происхождение, общественное и материальное положение. В любом случае, как только представилась возможность познакомить Картера с человеком, который мог помочь ему вновь заняться собственной карьерой, Масперо немедленно ухватился за нее. С помощью лорда Кромера он познакомил Картера с лордом Карнарвоном. Это было исполнением самых тайных мечтаний Картера. И это стало для них обоих счастливой встречей.

IV
Лорд Карнарвон – повелитель всего, что он видит

Карнарвон… был среднего роста, тщедушного телосложения, с невыразительным лицом и редкими волосами. Голова у него была неправильной формы: плоская сверху, она резко обрывалась ото лба и расширялась внизу, что смотрелось довольно комично на тонкой шее… Нездоровый цвет его кожи становился заметнее из-за того, что лицо его было покрыто оспинами. Однако, когда он начинал говорить о египтологии, его бледные безжизненные глаза загорались энтузиазмом [49]49
  Smith, Tombs, Temples and Ancient Art, Norman 197, p. 80.


[Закрыть]

Джозеф Линдон Смит

Пятый лорд Карнарвон родился 26 июня 1866 года в Гемпшире. Как единственный сын, он унаследовал титул в 1890 году и получил доступ ко всем мыслимым возможностям, доступным в этот «золотой век» английской аристократии. Обладая своеобразным шармом, живым умом и привлекательной внешностью, юный лорд не нашел им лучшего применения, чем вести развеселую жизнь [50]50
  Hoving, Tutankharnun: The Untold Story, New York, 1978,pp. 19–22.


[Закрыть].

Его отец, четвертый лорд Карнарвон, отличался значительно более серьезным отношением к своим обязанностям; он в свое время был даже членом кабинета Дизраэли и пользовался уважением всех, кому доводилось с ним общаться. В Англии семейству принадлежал великолепный замок Хайклер, считавшийся одним из самых замечательных в стране. Из его окон открывался чудесный вид на холмистые лужайки, заросли можжевельника и озера; внутри имелась огромная библиотека, а стены были украшены картинами старых мастеров. Кроме бесценных коллекций книг и старинных гравюр замок мог похвастаться великолепной мебелью, включая стул и письменный стол, принадлежавшие Наполеону. В окрестностях Карнарвоны владели 36 тысячами акров земли с конезаводами и огромными пастбищами. Словом, по любым меркам это было огромное поместье [51]51
  Ibid.


[Закрыть].

Впрочем, сыну практически ничего не передалось от отцовской образованности и серьезного подхода к жизни. Как и многие его сверстники из аристократических семей, он обучался в Итоне, но особых успехов не добился. Затем он поступил в Кембриджский университет, однако его можно было чаще видеть на скачках, чем в лекционных аудиториях. В результате у него так и не появилось диплома об образовании. Однако юный Карнарвон был сказочно богат и влиятелен настолько, насколько только мог быть влиятелен английский аристократ в те времена. О его щедрости к друзьям, родственникам и слугам ходили легенды. Словом, это был очаровательный молодой повеса, который не придумал ничего лучше, как проводить свою жизнь в путешествиях и занятиях спортом. В возрасте двадцати одного года он совершил кругосветное путешествие и вообще вел жизнь аристократического плейбоя. В этом качестве он порой составлял компанию даже Принцу Уэльскому, старшему сыну королевы Виктории. А в журнале автомобилистов Autocarоднажды появилась статья, в которой рассказывалось, что лорд Карнарвон «подобно молнии промчался в авто мимо пешеходов и велосипедистов на огромной скорости двадцать миль в час» [52]52
  Ibid.


[Закрыть].

Юный повеса вступил в права наследства в 1889 году, когда ему исполнилось двадцать три года. Теперь ему одному принадлежали богатейшее поместье и замок. Однако для того чтобы продолжать привычный образ жизни, Карнарвону отчаянно требовались наличные деньги. Очевидно, именно поэтому в возрасте двадцати девяти лет он женился на очаровательной Альмине Виктории Марис Уомбелл. Кроме красоты и незаурядного ума у этой девушки имелось еще одно вполне очевидное достоинство – она была внебрачным ребенком барона Ротшильда, одного из богатейших людей на планете. Говорят, что в день свадьбы он подарил счастливой паре чек на сумму 250 000 фунтов.

В те времена династия немецких евреев Ротшильдов считалась одним из самых богатых и могущественных семейств на планете. При необходимости они смогли бы одолжить любому правительству такие суммы, которые и не снились Другим владельцам несметных состояний. Естественно, они находились в самом эпицентре мировой власти, и связь с ними Карнарвона должна была в тысячи раз увеличить и его влияние. У них с Альминой родилось двое детей: Генри, виконт Порчестерский, и леди Эвелина Герберт, которая позже стала ближайшим другом отца и его постоянной спутницей в путешествиях.

Отношения Карнарвонов и Ротшильдов берут начало в 1847 году, когда барон Ротшильд стал первым евреем, избранным в английский парламент. Ротшильд в силу обстоятельств, естественно, не мог произнести парламентскую клятву, в которой содержались слова «христианство – единственная истинная вера», и на этом основании ему было отказано в праве занять кресло депутата. Последовала бурная реакция, и обстановка в парламенте накалилась до предела, однако тогдашнему лорду Карнарвону удалось ее урегулировать. Он просто предложил, чтобы палата Общин собственным постановлением отменила решения о дисквалификации депутатов, избранных в нее не по партийным спискам. Это сработало, конфликт оказался улажен, а два парламентария стали близкими друзьями. Свое наиболее сильное воплощение эта дружба получила в установлении родственных отношений между двумя семействами, которые возникли после брака пятого лорда Карнарвона и Альмины [53]53
  Ibid.


[Закрыть].

В возрасте тридцати лет молодой Карнарвон, находясь в Германии, попал в автомобильную аварию. У него оказались сломаны грудная клетка и челюсть, сильно обгорели конечности. Сердце его едва не остановилось. Спас лорда личный шофер, который вытащил хозяина из-под искореженных обломков и вылил на него холодной воды. После этого происшествия здоровье Карнарвона полностью так и не восстановилось, и с тех пор его постоянно мучили боли. Его вес стремительно снизился до менее чем шестидесяти килограммов, и оставался таким, несмотря на все усилия Карнарвона. Доктор посоветовал ему на зиму уезжать куда-нибудь за границу, с тем чтобы избежать опасностей, которые мог нести холодный и сырой английский климат. А поскольку Карнарвон сам был страстным путешественником, то нет никаких сомнений, что он с радостью последовал этому указанию. В 1903 году он впервые посетил Египет. Тамошний климат оказался вполне подходящим, но так же, как и Теодору Дэвису, Каир показался нашему путешественнику слишком скучным после городов Европы и Америки. Требовалось чем-то развлечься, поэтому, как и многие другие образованные джентльмены до него, Карнарвон от нечего делать заинтересовался идеей поиска сокровищ. Он направился в самый известный в Луксоре отель «Винтер», которому суждено было на несколько будущих лет стать для него домом, и поинтересовался возможностью получить концессию на проведение раскопок [54]54
  Reeves, The Complete Tutankharnun, Thames and Hudson, 1990, pp. 44-7.


[Закрыть].

С тем состоянием, которое у него имелось, Джордж Карнарвон, несомненно, мог делать практически все, чего ему хотелось. Как сам он признается в одной своей незаконченной статье, написанной незадолго до смерти, раскопки сразу же вызвали у него огромный восторг. «Примерно с 1889 года самым большим моим желанием и стремлением было участие в раскопках, однако по тем или иным причинам я никак не мог начать их» [55]55
  Winstone, Howard Carter and the Discovery of the Tomb of Tutankharnun, Constable, 1991; pp. 104-6.


[Закрыть]. Через своего друга лорда Кромера Карнарвон вышел на британского генерального консула в Египте и получил от него лицензию на проведение раскопок в районе Шейх-Абд-эль-Курны. По иронии судьбы данное место находилось на равнине чуть повыше той долины, где как раз жил Картер, когда работал с Эдвардом Невиллем. Рабочие, нанятые Карнарвоном, работали едва ли не целые сутки, когда вдруг наткнулись на то, что показалось непотревоженным погребением. «Известие об этой находке взволновало департамент древностей, и они вскоре прибыли сюда, но тут выяснилось, что это погребение так и осталось незавершенным, – сообщал позже Карнарвон. – Впоследствии, в течение шести недель я проводил там день за днем в клубах пыли. Однако кроме огромного мумифицированного кота, который ныне красуется в каирском музее, я больше не получил никакого вознаграждения за все свои упорные и чрезвычайно запыленные усилия. Однако эта полная неудача, вместо того чтобы разочаровать, произвела на меня совершенно обратный эффект – я заинтересовался этим делом больше, чем прежде» [56]56
  Carnarvon and Carter, Five Years Exploration at Thebes, 1912, p. 32.


[Закрыть].

Несмотря на провал, Карнарвон решил, что ему требуется убедить власти предоставить ему еще один шанс. Он вновь связался со своим другом лордом Кромером и попросил посоветовать, как бы ему получить концессию на раскопки в каком-либо более многообещающем месте. Кромер обратился к Масперо, а тот, в свою очередь, после некоторых раздумий решил, что будет разумно воспользоваться услугами опытного археолога. Человеком, которого порекомендовал Масперо, был не кто иной, как пользовавшийся его глубоким уважением Говард Картер. Итак, после многих лет, проведенных в этой глуши, для амбициозного археолога не могло быть более удачного знакомства. Он, наконец, встретил покровителя и товарища, которого столь страстно хотел обрести. Впрочем, и Карнарвон был рад знакомству не меньше, чем Картер. Он, наконец, нашел человека, который мог придать научную респектабельность его любительским усилиям [57]57
  Reeves, op. cit.


[Закрыть].

Лорд Карнарвон, хоть и находился на самой вершине социальной пирамиды, не мог быть обвинен в том, что со снобизмом относился к выбору друзей. Напротив, он пользовался репутацией человека, который мог привлекать в свой круг интересных людей, встречавшихся ему на жизненном пути. В любом случае, тот факт, что Картер «не был джентльменом», нисколько его не тревожил; Джордж Карнарвон считал себя выше подобных глупостей. Более того, может быть, Картер ему даже больше нравился как раз из-за того, что не имел высокого социального статуса. Лорд мог видеть, что у Картера имеются те знания, которых ему самому не хватало, что Картер страстно желает добиться успеха и готов работать изо всех сил. Короче, эти двое распалили воображение друг друга и начали грезить о великих свершениях.

В Египте здоровье Карнарвона несколько улучшилось, но оно не стало таким, как до той роковой аварии. Карнарвону часто приходилось ложиться в постель, чтобы немного отдохнуть, и, по словам Картера, он в такие минуты выглядел «лет на десять старше, чем на самом деле». Его отношения с Альминой тоже стали напряженными; возможно, жена начала испытывать некую ревность к страстной увлеченности мужа соблазнительными сокровищами гробниц древних фараонов.

К тому времени Картер уже знал, что именно он хочет делать в Долине царей. Карнарвон же имел влияние, которое помогало реализовать их планы, а также средства, чтобы нанять столько работников, сколько могло потребоваться Картеру, а иногда их требовались сотни. Карнарвон также имел очень важные связи, которые помогали сгладить шероховатости с властями, если бы партнерам вздумалось ввязаться в какое-либо рискованное предприятие. Кроме того, если Картер имел знакомства среди местного населения и знал, где можно найти ценные древние артефакты, то Карнарвон совершенно точно знал, что с ними сделать. Если лорд не решал поместить их в свою быстро растущую коллекцию, то он знал, кому именно можно будет их продать, будь то заведующие музеями, которые имели бездонные бюджеты для приобретения новых экспонатов, либо частные коллекционеры, вроде ближневосточного нефтяного магната «Мистера пять процентов» – знаменитого Калуста Гулбекяна. Нет никаких сомнений, что Картер был ослеплен человеком, которому без усилий давалось все, чего он сам не имел, и особенную радость ему доставляло то, что они обращались друг с другом как равные. Должно быть, Карнарвон использовал все свое обаяние, потому что Картер был им буквально очарован. Они стали партнерами, и в последующие годы Картер во всем подражал своему другу и покровителю: невзирая на жару, носил такие же костюмы из толстого твида, покупал такие же фетровые шляпы и мундштуки.

Им обоим хотелось начать работать в Долине царей. Однако предыдущий работодатель Картера, Теодор Дэвис, по-прежнему владел концессией на проведение раскопок в этом месте, поэтому Карнарвону и Картеру пришлось думать о проведении раскопок где-нибудь в другом месте. Одновременно они с помощью семейства эль-Рассул занимались пополнением постоянно растущей коллекции египетских древностей, которую начал собирать лорд. Дело в том, что Картер не только мог помочь в добывании лучших образцов; он, кроме того, еще и очень хорошо разбирался, какие именно предметы имеют подлинную ценность, а какие нет. Тем не менее Дэвис оставался серьезной проблемой. Его люди продолжали копать как раз там, где это хотели делать наши герои, и постоянно существовала опасность, что именно Дэвис найдет сокровища, которые, по глубокому убеждению Картера, все еще хранились где-то там в ожидании, пока их найдут. В 1906 году у подножия скалы Дэвис нашел маленькую чашу, на которой имелась надпись тронного имени Тутанхамона. А на следующий год с помощью британского археолога Эдварда Эйртона его экспедиции удалось обнаружить нечто, что, по его мнению, могло оказаться гробницей.

«На глубине двадцати пяти футов, – писал Дэвис, – мы нашли камеру, почти до самого верха наполненную сухой грязью, из чего можно было сделать вывод, что когда-то ее заполняла вода». Дальнейшие исследования позволили найти «сломанную шкатулку, в которой оказались несколько золотых пластинок с именами Тутанхамона и его жены» [58]58
  Hoving, op. cit., pp. 50-1.


[Закрыть].

В течение следующих нескольких дней на поверхность были извлечены еще несколько предметов. И, тем не менее, похоже, никто даже не подумал и не определил, что гробница Тутанхамона может находиться где-то поблизости. А ведь найдены были сосуды для бальзамирования, которые, вероятнее всего, использовались при бальзамировании тела юного фараона. После долгих споров большое количество крупных сосудов осторожно перенесли в дом Дэвиса, находившийся поблизости в долине, а на следующий день с огромной помпой официально предъявили взволнованной общественности. Предмет за предметом осторожно вынимались из сосудов, и перед очевидцами появлялись глиняные печати с написанным на них именем Тутанхамона, обрывки льняных тканей, а также большое количество черепков и фрагменты костей. Со своим обычным пренебрежением к обязательным требованиям строгой археологической науки Дэвис тут же начал демонстрировать гостям прочность древнего полотна, разрывая его на клочки! Картеру с Карнарвоном оставалось только сидеть и беспомощно смотреть на то, как уничтожаются ценные артефакты. Впрочем, забегая вперед, отметим, что последнее слово, все-таки, осталось за ними. Несмотря на все свои затраты, Дэвис так и не понял в тот раз, что он обнаружил вход в галерею, которая вела в гробницу Тутанхамона.

В 1912 году Дэвис объявил, что участок, который он обнаружил, это и есть могила юного царя, больше там ничего нет, а Долина царей отныне не таит в себе ничего ценного. Однако Картер был уверен, что Дэвис ошибается. Разве может такое скромное захоронение быть местом упокоения хоть какого-нибудь фараона? Пусть даже столь незначительного, как Тутанхамон. Итак, Картер и Карнарвон продолжали нехотя вести раскопки в других местах Долины царей, одновременно следя за каждым шагом американца и, несомненно, опасаясь однажды услышать, что Теодор Дэвис – человек, которого они считали жалким выскочкой, замахнувшимся на то, что ему не принадлежало, – обнаружил последнее величайшее сокровище в этом районе.

Их собственные усилия давали смешанные результаты. Во время первого сезона, который Картер и Карнарвон провели вместе, лорд в придачу к своей концессии на проведение раскопок в Фивах добавил еще разрешение на работы в Асуане. Говорят, он сказал: «Я подумал, что мне необходимо иметь два варианта, потому что я не был уверен, что моя жена захочет остаться в Луксоре еще на пару месяцев». А несколько ранее Карнарвон написал: «Если я желаю получить то, чего хочу, то мне необходимо найти знающего человека, ибо у меня нет времени, чтобы учиться всему необходимому для поисков». Этим «знающим человеком» и был Говард Картер [59]59
  Reeves, op. cit.


[Закрыть].

В 1907 году лорд Карнарвон получил разрешение на проведение раскопок в более перспективном месте в северной оконечности фиванского некрополя. Руководствуясь указаниями Картера, ему не пришлось долго ждать первых удачных находок. Уже через пару недель раскопок рабочие экспедиции обнаружили богато расписанную гробницу Тетики, правителя Фив времен начала XVIII династии. Вслед за этим вскоре последовала находка другой гробницы, содержавшей две деревянные таблицы с надписями Птахотепа. Это был, пожалуй, один из важнейших текстов, когда-либо найденных в Египте, и в нем рассказывалось о поражении, которое нанес вторгшимся из Азии гиксосам фараон XVII династии Камос. Затем последовали другие важные открытия, включая два храма – царицы Хатшепсут и Рамсеса IV. В итоге при участии Картера в 1912 году Карнарвон опубликовал большой доклад об их находках, озаглавленный «Пять лет исследований в Фивах. Описание работ, выполненных в 1907–1911 гг». Он вызвал многочисленные благожелательные и вполне заслуженные отклики, после чего Карнарвон добавил в доклад слова благодарности коллегам-египтологам.

Однако, несмотря на достигнутые успехи, и Картер и Карнарвон желали расширить район своих поисков и перенести их за пределы фиванского некрополя. Они решили активизировать свою деятельность в Сахе – древнем Койсе – в Дельте Нила. Сейчас трудно судить, было ли там что-ни-будь обнаружено, поскольку отчеты о раскопках, там проводившихся, так никогда и не были напечатаны. Но известно, что всего спустя две недели после начала работ, они были стремительно свернуты «по причине большого количества кобр и рогатых гадюк, заполонивших все окрестности» [60]60
  Ibid.


[Закрыть]. В следующем сезоне партнеры перенесли свои операции в местечко Телль-эль-Баламун – древнее поселение, расположенное примерно в 19 километрах от побережья Средиземного моря. Там находок практически не было – всего несколько маленьких браслетов с надписями, относившихся к греко-романскому периоду.