Текст книги "Мама на выданье"

Автор книги: Джеральд Даррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Узник сидел в камере на железных нарах, читая какую-то книгу. Это был, увы, не тот элегантный мсье Кло, с кем я познакомился год назад. Тюремного покроя рубаха без воротника, потертые хлопчатобумажные штаны, на ногах шлепанцы. Ни галстука, ни брючного ремня, чтобы заключенный не вздумал повеситься, окажись он из тех, что способны на самоубийство. Однако шевелюра была в полном порядке, великолепная борода аккуратно расчесана и приглажена. Держащие книгу тонкие пальцы абсолютно чисты, ногти наманикюрены.

– К вам тут гость, мсье Кло,– сказал надзиратель, открыв решетчатую дверь.

Мсье Кло удивленно поднял голову, лицо его озарилось улыбкой, он поспешно отложил книгу и живо поднялся на ноги.

– Кого я вижу – мсье Даррелл! – радостно воскликнул он.– Какой сюрприз, какая честь, я счастлив видеть вас.

Сжимая мою длань двумя руками, он наклонился вперед, собираясь обнять меня,– досадная оплошность, ибо его штаны соскользнули вниз, складываясь гармошкой. Впрочем, даже эта катастрофа не могла омрачить его радость.

– Эти болваны думают, будто я захочу повеситься на ремне. Но скажите мне, мсье Даррелл, неужели человек моей репутации, моего общественного положения, с моим образованием и известностью опустится до такого вульгарного деяния, трусливого поступка, уподобляясь представителям низшего сословия? Фи! – И мсье Кло изящным старомодным жестом указал на нары, предлагая мне сесть.

– Я так счастлив видеть вас,– повторил он,– даже в этой отнюдь не здоровой обстановке. Вы так великодушны. Сколько людей вашего круга воздержались бы от посещения в тюрьме узника, пусть даже пользующегося такой безупречной репутацией, как я.

– Ну что вы! – возразил я.– Как только я услышал от Жана о случившемся, сразу же направился сюда. Эта история чрезвычайно меня расстроила.

– Еще бы, конечно.– Он важно кивнул, отчего по бороде пробежала легкая рябь.– Я и сам страшно расстроен. Ненавижу плохую работу, это мне не свойственно, и я глубоко переживаю свою промашку.

– Промашку? – растерянно повторил я за ним.– Какую промашку?

– Ту, что я не убил его, разумеется,– сказал мсье Кло, и глаза его расширились от удивления: как это я сам не сообразил, в чем состояла его очевидная оплошность.

– Нет, вы в самом деле так думаете?

– Конечно,– твердо произнес он.– Весьма сожалею, что мой выпад был неточен и я не убил его на месте, разрази меня гром!

– Но, мсье Кло, убей вы его, вам бы не избежать самой суровой кары. А так, я уверен, суд квалифицирует ваши действия как покушение под влиянием сильного чувства и вы отделаетесь сравнительно мягким наказанием.

– Под влиянием чувств? Не понял,– сказал мсье Кло.

– Ну как же, он соблазнил вашу прелестную супругу... По-моему, это вполне достаточный повод для поступка, который вы совершили.

– Вы решили, что я дрался на дуэли, рискуя жизнью, из-за моей жены? – удивленно спросил мсье Кло.

– Ну да, разве нет? – недоуменно осведомился я.

– Нет! – отрезал он, ударяя кулаком по нарам.– Ничего подобного.

– Тогда зачем же, черт возьми, вы дрались?

– Из-за моей свиньи, разумеется, из-за Эсмеральды.

– Из-за свиньи? – Я не поверил своим ушам.– Не из-за жены?

Мсье Кло наклонился ко мне с серьёзным выражением лица.

– Мсье Даррелл, послушайте, что я скажу. Другую жену всегда можно найти, но другую такую свинью, такого мастера находить трюфели, как Эсмеральда, найти невозможно! – убежденно вымолвил он.

Глава 2.
Фред, или краски знойного юга

Я дважды – весьма неразумно – отваживался выезжать для чтения лекций в Соединенные Штаты Америки. В ходе турне я успел искренне полюбить Чарлстон и Сан-Франциско, возненавидеть Лос-Анджелес (вот уж где и не пахнет ангелами), проникнуться восхищением к Нью-Йорку и отвращением к Чикаго и Сент-Луису. Много странных приключений выпало на мою долю во время этих странствий, но самое странное ожидало меня, когда я пересек линию, отделяющую северные штаты от южных. «Литературная гильдия Мемфиса», штат Теннесси, пригласила меня прочесть лекцию об охране природы. Не без некоторого самодовольства мне было сообщено, что я смогу остановиться не где-нибудь, а у самой миссис Магнолии Дуайт-Хендерсон, помощницы главного казначея. Должен сказать, что я ненавижу пользоваться гостеприимством такого рода во время моих турне. Слишком часто меня встречают такими словами:

«Вы уже три недели находитесь в пути, и мы понимаем, что вы совершенно измучены, измождены, выбились из сил. Так вот, у нас вы сможете отдохнуть как следует. Сегодня вечером мы ждем к обеду всего около сорока самых близких друзей, вы их непременно полюбите. Вас ждет спокойное, непринужденное общение с людьми, которые нам дороги и которые безумно желают познакомиться с вами. Один из них даже читал ваши книги».

Зная по горькому опыту, что такое вполне возможно, я не без тревоги услышал о желании «Литературной гильдии» поручить заботу обо мне миссис Магнолии Дуайт-Хендерсон. А потому позвонил ей по телефону, надеясь учтиво избавить ее от такой обузы и вместо этого устроиться в какой-нибудь гостинице. Мне ответил сочный низкий голос, каким заговорил бы, если бы умел, портвейн высшего качества.

– Дом миз Магнолии,– произнес нараспев голос.– С кем это я говорю?

– Моя фамилия Даррелл. Могу я поговорить с миссис Дуайт-Хендерсон?

– Один минут, не кладите трубку. Сейчас пойду поищу. После длительной паузы я услышал в трубке дребезжащий голосок, словно исходивший из музыкальной шкатулки:

– Мистер Дыорелл, это вы? С вами говорит Магнолия Дуайт-Хендерсон.

– Счастлив вас слышать, миссис Дуайт-Хендерсон,– ответил я.

– О, как я рада,– пропищала она.– Ваш аксе-цент, у вас такое чудесное произношение. Как будто я разговариваю с самим сэром Лоренсом Оливье. Право, у меня по спине мурашки бегут.

– Благодарю,– отозвался я.– Мне только что сообщили из «Гильдии», что вам, можно сказать, навязали меня. Мне вовсе не хочется вас обременять, и я предпочел бы остановиться в гостинице, чтобы не причинять вам неудобств.

– Обременять меня? Что вы, голубчик, да для меня большая честь принять вас в своем доме. Ни в коем случае не позволю вам останавливаться в гостинице, где никогда не подметают под кроватями и не опорожняют пепельницы. Это было бы противно законам подлинного южного гостеприимства. Я даже янки не позволила бы предпочесть гостиницу, если бы он приехал читать лекции. Хотя о чем там могут нам поведать янки, эти пустозвоны, как называл их мой отец, только он выражался покрепче.

У меня оборвалось сердце. Я не видел способа отвергнуть общество миссис Дуайт-Хендерсон, не рискуя оскорбить тем самым южное гостеприимство.

– Вы очень любезны,– сказал я.– Я прилетаю около половины пятого, значит, могу быть у вас часов в пять.

– Замечательно! – отозвалась она.– Вы как раз поспеете к чаю, это особенный чай – по четвергам у меня собираются пятеро моих самых близких подруг, и они, разумеется, горят желанием познакомиться с вами.

Я с трудом подавил стон.

– Итак до свидания в пять часов,– сказал я.

– Жду вас с нетерпением,– ответила миссис Дуайт-Хендерсон.

Положив трубку, я выехал в аэропорт, обуреваемый дурными предчувствиями. Два часа спустя я был уже на юге США, в стране хлопка, коровьего гороха, сладкого картофеля и – увы! – Элвиса Пресли. Из аэропорта я ехал на такси, за рулем которого сидел очень крупный мужчина, куривший очень большую сигару примерно того же цвета, что кожа водителя.

– Вы из Бостона? – осведомился он.

– Нет, а почему вы так решили?

– Аксе-цент,– кратко пояснил он.– Ваш аксе-цент.

– Нет, я из Англии.

– Точно? Из Англии, да?

– Да.

– И как дела вашей королевы?

– Думаю, в полном порядке,– ответил я, стараясь проникнуться духом южных штатов.

– Н-да,– задумчиво протянул он,– незаурядная это женщина, ваша королева, мозговитая, надо думать.

Я промолчал, не видя, что еще можно добавить к его характеристике королевской семьи.

Резиденция миссис Магнолии Дуайт-Хендерсон представляла собой небольшую усадьбу в старинном колониальном стиле, окруженную гектаром тщательно ухоженного сада, где белые колонны стояли плечом к плечу с великим множеством пурпурных азалий. Огромный бронзовый дверной молоток на входной двери размером три с половиной метра на метр был отполирован до пламенного блеска. Когда подъехала моя машина, дверь распахнулась, и моему взору предстал крупный, очень черный седовласый джентльмен во фраке и полосатых брюках. Его вполне можно было бы принять за посла любой из развивающихся стран.

Знакомый мне по телефонному обмену репликами густой сочный голос возгласил:

– Мистер Дьюрелл, добро пожаловать в резиденцию миз Магнолии.

Подумав, черный джентльмен добавил:

– Меня звать Фред.

– Рад познакомиться, Фред,– отозвался я.– Могу я просить вас заняться багажом?

– Все будет в порядке,– ответил Фред.

Таксист поставил на гравий мои два чемодана и уехал. Фред посмотрел на них, как на оскверняющий дорожку хлам.

– Фред,– поинтересовался я,– вы всегда носите этот костюм?

Он с отвращением окинул взглядом свое платье:

– Нет. Но миз Магнолия сказала, чтобы я приветствовал вас в традиционном одеянии.

– Вы хотите сказать, что здесь, в Мемфисе, принято так одеваться?

– Нет, сэр,– горько молвил он,– так одеваются там, откуда вы приехали.

Я вздохнул:

– Фред, сделайте мне одолжение. Пойдите и снимите это облачение. Я весьма польщен, что вы оделись так ради меня, но мне будет еще приятнее, если ради меня снимете этот костюм и почувствуете себя более удобно.

Фред расплылся в широкой улыбке – как будто приподнялась крышка над клавишами рояля.

– Будет сделано, мистер Дьюрелл,– ответил он с благодарностью.

Я вошел в пахнущий политурой, цветами и травами прохладный холл, и навстречу мне, постукивая каблучками по паркету и дзинькая побрякушками, устремилась облаченная в благоухающий шифон тонкая, будто струйка дыма, миз Магнолия с огромными голубыми глазами и с прозрачными складками кожи на шее, этакими победными знаменами в борьбе за выживание. Мешки под глазами были величиной с ласточкины гнезда, все лицо покрывала паутина морщин, нехотя переступивших порог, отделяющий сорокалетний возраст от пятидесятилетнего.

– Мистер Дьюрелл,– произнесла хозяйка, сжимая мою руку двумя ручонками, будто сделанными из обтянутых пергаментом птичьих косточек,– мистер Дьюрелл, сэр, добро пожаловать. Вы оказали честь нашему дому.

– Это вы оказываете мне честь, мэм,– ответил я.

Откуда-то явился вдруг Фред, словно большое, зловещее черное облако в солнечный день.

– Миз Магнолия,– объявил он.– Я пойду и сниму эту одежду.

– Фред! – воскликнула потрясенная миссис Дуайт-Хендерсон.– Боюсь, это будет неразумно и не совсем прилично.

– Мистер Дьюрелл так велел,– сказал Фред, сваливая вину на меня.

– О! – озадаченно молвила миз Магнолия.– Это другое дело. Однако я уверена, что мистер Дьюрелл не будет настаивать, чтобы ты разделся прямо сейчас. Во всяком случае, не здесь, где тебя может увидеть двоюродная бабушка Доринда.

– Я пойду к себе в комнату и сниму одежду там,– возвестил Фред и торжественно удалился.

– Нет, что случилось, с чего ему вдруг вздумалось раздеваться? – вопросила миз Магнолия.– Знаете, чем дольше живешь вместе с людьми, тем труднее становится их понимать.

Я поймал себя на чувстве, которое испытываю всякий раз, как попадаю в Грецию – словно я очутился в Алисиной Стране чудес. Человеку остается только выбросить за борт логику (не слишком далеко, чтобы после можно было выловить), что замечательно воздействует на ваше серое вещество.

– Мистер Дьюрелл, голубчик,– сказала хозяйка, еще крепче сжимая мою руку.– Вы, наверно, погибаете от жажды...

– Что ж,– подтвердил я,– недурно было бы выпить немного виски...

– Тс-с-с,– остановила она меня.– Фред может услышать, а он стал решительным противником спиртного с тех пор, как опять женился и записался в новую секту. Только и делает, что говорит о распаляющем действии крепких напитков и обвиняет всех, в том числе меня, во внебрачных связях. Не стану скрывать, в свое время я была не прочь пококетничать, но, уверяю вас, мысль о внебрачных связях никогда не приходила мне в голову. Мистер Дуайт-Хендерсон ни за что не допустил бы ничего такого. Он ставил непорочность превыше всего.

Мысленно я простился с мечтой о стаканчике «Кровавой Мери». Миз Магнолия завела меня в гостиную и быстро подошла к застекленной горке.

– Стаканчик,– сказала она.– Напиток для поднятия духа.

С этими словами она открыла дверцу, и я увидел, увы, одни только початые бутылки кока-колы.

– Что вам налить? – спросила миз Магнолия хриплым шепотом.– Водку, виски, джин?

– Я предпочел бы виски,– озадаченно ответил я.

Она повела пальцем вдоль бутылочек, наконец взяла одну, понюхала, наполнила почти доверху стаканчик, добавила лед и немного сока, затем протянула мне.

– Самый лучший сорт кока-колы,– сообщила она, улыбаясь.– И Фреду нет причин огорчаться.

Напиток был великолепен.

Я поднялся наверх, принял душ, переоделся и вышел в коридор, чтобы спуститься вниз, где меня ожидало чаепитие миз Магнолии.

В это время открылась одна из соседних дверей и показался страшный, как мертвец, высокий мужчина в черном бархатном халате с красным кантом, с панамой на голове.

– Сэр,– обратился он ко мне,– что нового слышно?

– Вы о чем?

– О войне, сэр, о войне. Помяните мои слова – плохо будет южанам, если они победят,– сказал он, после чего вернулся в свою комнату и закрыл дверь.

Я зашагал вниз по лестнице, слегка озадаченный.

– О, дорогой мой, замечательный человек!

Я с ходу попал в шуршащие тонкой материей хрупкие объятия миз Магнолии, благоухающей какими-то умопомрачительными духами.

– Я так счастлива видеть вас у себя,– продолжала она.– И я не сомневаюсь – вы тоже будете счастливы познакомиться с моими самыми близкими и дорогими подругами.

Подруги входили попарно, как, если верить преданию, на борт Ноева ковчега поднимались звери. Миз Магнолия представляла их мне с пафосом шпрехшталмейстера:

– Знакомьтесь – миз Флоренс Фарзер Коз. Из тех, именитых Фарзер Козов.

Глядя на собранных вместе подруг, я чувствовал себя так, будто передо мной была ожившая цветочная клумба, говорящая на неведомом языке.

– А это – Календула Наста. Я важно поклонился.

– Миз Меланхоли Делайт.

Я сразу проникся симпатией к мисс Меланхоли Делайт. Она смахивала на бульдога, пропущенного по ошибке через гладильную машину, тем не менее мне было ясно, что женщина, обреченная всю жизнь носить имя Меланхоли Делайт, вправе рассчитывать на мою мужскую поддержку. Волшебная коллекция... Хрупкие, точно изделия, извлеченные археологом из какой-нибудь египетской гробницы, они чирикали по-птичьи, рисуясь, словно девушки на первом балу. Правда, как только первое волнение от встречи с вторгшимся в их жизнь важным лицом прошло, мысли и чувства дам вернулись в привычную наезженную колею.

– Вы слышали про Грэй-эма? – спросила одна. Остальные наклонились, будто стервятники, готовые наброситься на добычу, оставляемую львом.

– А что с ним? – жадно осведомились подруги.

– Ну как же – Грэй-эм бежал вместе с Пэтси Донахью.

– Не может быть!

– Точно.

– Не может быть!

– Бежал, я говорю, и бросил эту прелестную Хильду с тремя детьми.

– Это та Хильда, что носила фамилию Уотсон до замужества?

– Ну да, однако эти Уотсоны – сбродная компания. Дед Хильды, старик Уотсон, женился на этой Фергюсонихе.

– Ты говоришь про тех Фергюсонов, что жили где-то по соседству с Мад-Айленд?

– Да нет же, эти Фергюсоны из Восточного Мемфиса. Их бабка носила фамилию Скотт до замужества с мистером Фергюсоном, а тетка состояла в родстве с Теллимэрами.

– Это не тот старик Теллимэр, что покончил с собой?

– Нет, то был его двоюродный брат Артур, колченогий. Это было в тысяча девятьсот четырнадцатом году.

Казалось, я присутствую при одновременном чтении вслух «Готского альманаха», «Справочника дворянства» и Книги записей актов гражданского состояния. Эти старушенции готовы были с рвением ищеек проследить происхождение любой их жертвы до пятого колена и еще раньше. Грэй-эм и его прегрешения вместе с Пэтси утонули в генеалогическом месиве, столь же запутанном, как добрая порция спагетти.

– А я говорю про двоюродного брата Теллимэра – Альберта, который был женат на Ненси Хендерсон, которая развелась с ним, потому что он поджег себя,– уточнила миз Меланхоли Делайт.

Подруги хладнокровно восприняли эту поразительную информацию.

– Ненси – это не та из двойняшек Хендерсон, у которой были рыжие волосы и противные веснушки?

– Она самая, и их двоюродная сестра вышла замуж за Бревертона, а потом застрелила его,– сказала миз Календула.

– Да уж, хороша семейка,– отозвалась миз Магнолия.– Схожу-ка я за чаем.

Тут же она вернулась, неся большой серебряный поднос, на котором стояли огромный серебряный чайник, изящные фарфоровые чашки и две серебряные вазочки – одна с кубиками льда, другая с нарезанным лимоном.

– Нет ничего лучше чая в такой жаркий день,– объявила миз Магнолия, кладя в чашку лимон и лед и передавая мне.

Я взял чашку, недоумевая, почему все леди выжидательно глядят на меня. Поднес чашку к губам, сделал глоток и подавился. Вместо чая в чашке было кукурузное виски.

– Ну как? – осведомилась миз Магнолия.

– Превосходно,– ответил я.– Полагаю, не Фред заваривал этот чай?

– Разумеется, нет,– улыбнулась миз Магнолия.– Я всегда делаю это сама. Меньше хлопот, понимаете ли.

– Мой папочка всегда говорил мне, что чай полезен для плоти,– выдала Календула несколько загадочную реплику.

– Коротышка миз Лилибат – помните? Та, что была замужем за Хьюбертом Крамбом, из тех Крамбов, уроженцев Миссисипи, которые породнились с Остлерами,– сказала миз Меланхоли.– Так вот, она всегда умывала лицо чаем со льдом, и оно было у нее румяное, как персик.

– Миз Руби Макинтош – из тех шотландских Макинтошей, что приехали сюда из Шотландии и породнились с Макиннонами, и этот старик Макиннон был такой зверь, что загнал свою жену в могилу, она была дочерью Тендерсона, женатого на одной из миннесотских Аутгрэбов,– так вот, миз Руби всегда говорила, что для кожи лучше всего сливки и ореховое масло,– сообщила миз Календула.

– Это не те Макинтоши, что состояли в родстве с Куинсерами? – поинтересовалась миз Магнолия.

– Верно, дядюшка миз Руби женился на одной из Куинсеров, той, у которой были отвислые груди и фигура, похожая на мешок с картофелем,– заметила миз Меланхоли.

Я решил прервать их генеалогические грезы.

– Миз Меланхоли,– сказал я,– у вас такое очаровательное имя. Каким образом вы его получили?

Она озадаченно воззрилась на меня:

– При крещении...

– Но кто выбрал это имя?

– Мой отец. Понимаете, он мечтал о сыне.

Пары виски и лоскутное одеяло имен и фамилий скрасили нам еще один час. Наконец дамы, слегка пошатываясь, встали, чтобы отправиться по домам.

– Ну так,– сказала миз Магнолия после суетливых поцелуев и возгласов «рада была познакомиться».– Теперь я поднимусь, проверю, как там ваша комната.

– Но она в полном порядке,– возразил я.– Все великолепно.

– Я предпочитаю сама все проверять,– грозно молвила миз Магнолия.– После того как Фреду пошел девяностый год, он уже не так внимателен.

– Девяностый год? – Я не поверил своим ушам.

– Точно,– сказала миз Магнолия, поднимаясь по лестнице.– Двадцать второго декабря ему стукнет девяносто.

Прежде чем я успел отреагировать на это известие, наверху показался джентльмен в бархатном халате; одна рука его сжимала большую и весьма острую на вид саблю.

– Они подожгли Атланту! – крикнул он.

– Господи,– выдохнула миз Магнолия,– опять он смотрел этот проклятый фильм «Унесенные ветром». И зачем только кузен Катберт подарил ему эту кассету на Рождество?

– Они в любую минуту могут оказаться здесь! – кричал джентльмен с саблей.

– Позвольте представить вам двоюродного дедушку Рочестера,– сказала миз Магнолия.

– Ты успела зарыть серебро? – спросил двоюродный дедушка Рочестер.– У нас мало времени.

Я вспомнил, что во время войны Севера против Юга южане почти все свободное время тратили на то, чтобы зарывать в землю фамильное серебро, спасая его от проклятых янки.

– Да-да, голубчик, успела, не волнуйся, серебро зарыто – успокоила миз Магнолия джентльмена с саблей.

– Они в любую минуту могут оказаться здесь,– повторил двоюродный дедушка Рочестер.– Мы будем обороняться до последнего человека.

– у тебя нет никаких причин для тревоги,– сказала миз Магнолия.– Генерал Джексон лично заверил меня, что они не собираются захватывать Мемфис.

– Джексон? – презрительно молвил двоюродный дедушка Рочестер.– Ему я не поверю, даже если он назовет меня Линкольном.

Мне показалось, что это замечание несколько запутывает вопрос.

– Но так он сказал мне,– повторила миз Магнолия.– А уж мне-то ты веришь?

– Ты не называла меня Линкольном,– проницательно заметил двоюродный дедушка Рочестер.

После чего, к моему ужасу, подкинув саблю в воздухе, ловко поймал ее за острый конец и протянул мне эфесом вперед.

– Вы дежурите в первую смену,– распорядился он.– Разбудите меня в полночь или раньше, если понадобится.

– Можете положиться на меня, сэр,– заверил я.

– Будем биться до последнего,– важно возвестил он, прошагал к себе и захлопнул дверь.

– Сейчас посмотрим на вашу комнату,– весело сказала миз Магнолия.– На вашем месте я засунула бы эту противную саблю под кровать. Иной раз кошки поднимают страшный шум в саду, будет чем бросить в них.

Миз Магнолия тщательно обследовала мои апартаменты и осталась довольна.

– А теперь,– сообщила миз Магнолия,– отправлюсь проверить зал.

– Зал? – спросил я озадаченно.

– Ну да, зал, где вы будете выступать. А то, если я не проверю, что-нибудь непременно не заладится. Помню случай, у одного лектора все слайды вверх ногами показывали. Странное было выступление.

– Я предпочел бы, если можно, избежать таких вещей.

– Вы посидите пока спокойненько в гостиной, выпейте кока-колы, я живо обернусь.

И я расположился в гостиной с местной газетой и стаканчиком виски со льдом. Неожиданно на лестнице появилась круглая маленькая старушка с ярко-голубыми глазами, одетая в просторный зеленый халат, прожженный сигаретами во многих местах так, что он казался кружевным. Старушка спускалась по ступенькам, напевая себе под нос. Я встал, и она испуганно вскрикнула, увидев меня.

– Господи помилуй! – пропищала старушка, прижимая ладони к пышной груди.

– Простите, если я напугал вас. Моя фамилия Даррелл, меня пригласили остановиться в этом доме,– поспешил я представиться.

– А, вы тот англичанин, что приехал читать нам лекцию,– отозвалась она с улыбкой.– Очень рада познакомиться. Я – двоюродная бабушка Доринда.

– И я очень рад.

– Я за кока-колой пришла.– Старушка проплыла к горке, обнюхала все бутылки и выбрала одну.– Возьму с собой,– сообщила она.– Весьма сожалею, что моего супруга, мистера Рочестера, нет сейчас здесь, он ушел воевать – страшно беспокойное занятие. Как только победит, вернется сюда. Правда, я не уверена, сколько продлится эта война. Вообще плохо разбираюсь во всех этих мужских занятиях, но им они доставляют удовольствие, а это главное – вы согласны?

– Конечно, мадам, конечно,– ответил я.

– Но он сюда вернется, как я уже сказала. Правда, не уверена, когда точно. Похоже, некоторые войны длятся дольше, чем другие,– неуверенно произнесла двоюродная бабушка Доринда.

– Я тоже склонен так считать.

– Ладно, чувствуйте себя как дома.– И, одарив меня робкой улыбкой, она двинулась вверх по лестнице, сжимая в руках выбранную бутылку.

Испытав легкое потрясение от этого знакомства, я налил себе еще виски и, не найдя в холодильнике льда, направился в поисках Фреда в задние апартаменты, где и застал его на кухне. Надев зеленый суконный передник, он сидел перед столом, на котором высилась такая груда серебра, что сам капитан Кидд закатил бы глаза при виде ее.

– Сижу вот, чищу серебро,– известил меня Фред без нужды.

– Вижу,– сказал я.– Могу я попросить немного льда?

– Конечно, сэр. Нет ничего хуже теплой кока-колы.

Он достал несколько кубиков льда и опустил в мой стакан.

– Так-то, сэр, хорошо жить в доме, где не держат крепких напитков. Эти напитки распаляют человека.

Взяв со стола серебряную чашу, в которой можно было бы искупать младенца, он принялся ее полировать.

Я незаметно потягивал свое виски.

– Да вы садитесь, сэр.– Фред пододвинул мне стул.– Садитесь, отдохните.

– Спасибо.– Я опустился на стул, моля небо, чтобы запах спиртного не достиг ноздрей Фреда.

– Вы верующий? – спросил он, полируя и без того сверкающее серебро.

– Англиканская церковь,– ответил я.

– Я верно понял? Это, стало быть, в Англии, да?

– Да,– подтвердил я.

– Где-нибудь недалеко от папы римского?

– Да нет, на порядочном расстоянии.

– Этот папа все время целует землю,– заметил Фред, качая головой.– Удивляюсь, как он не заболеет при этом.

– Такой обычай у пап,– объяснил я.

– Дурной обычай,– твердо молвил Фред.– Там же грязно. Откуда ему знать, кто там побывал до него.

Он принялся обрабатывать поднос, на котором вполне могла бы поместиться голова Иоанна Крестителя.

– А я вот не был верующим, пока мою душу не спасла Чэрити.

– Чэрити? – озадаченно повторил я за ним.

– Моя третья жена,– пояснил Фред.– Она привела меня в секту, и я был спасен. Мне там все растолковали. Все зло в мире исходит от одной женщины.

– Это от кого же? – спросил я; хоть бы не назвал миз Магнолию.

– От Евы, вот от кого. Это она изобрела крепкие напитки и сотворила блуд.

– Как же она могла изобрести крепкие напитки? – поинтересовался я, уверенный, что этот факт говорит скорее в пользу Евы, чем против нее.

– Яблоки,– сказал Фред.– На этом древе познания РОСЛИ яблоки, а где яблоки, там и до сидра недалеко. Наверно, она спьяну натворила такие дела.

Это какие же? – спросил я в полном недоумении.

– У нее совсем ум за разум зашел от пьянства,– Убежденно произнес Фред.– Какая женщина в здравом уме станет разговаривать со змеем? Нормальная женщина сразу побежала бы к телефону звонить в полицию и пожарным.

На мгновение я отчетливо представил себе сады Эдема и древо познания добра и зла, окруженное ярко-красными пожарными машинами и цепочкой полицейских.

– И она же виновата в современной перенаселенности, да-да, сэр.

– Но у Евы было мало детей,– возразил я.

– А как они себя повели? Блуд, простите за выражение, внебрачные связи налево и направо. Всякому здравомыслящему человеку понятно, что такое поведение и привело к перенаселенности. Да-да, блуд и сидр – вот за что Господь изгнал их.

Должен признаться, его слова заставили меня совсем по-новому взглянуть на грехопадение Адама и Евы.

– Существуй в то время запрет на спиртное, все могло бы пойти иначе,– продолжал Фред.– Но даже сам Господь не может все предусмотреть.

– Пожалуй,– задумчиво произнес я.

К сожалению, наши с Фредом богословские изыскания были прерваны появлением миз Магнолии; ворвавшись на кухню, она доложила, что зал находится в абсолютном, совершенном, безупречном порядке и через час меня там будут ждать сливки мемфисского общества.

– Вы успеете еще выпить стаканчик кока-колы,– добавила она, понизив голос.

Хотя мне казалось, что с момента прибытия в Мемфис я только и делаю, что в огромных количествах поглощаю сатанинский напиток, все же я совершил еще одно бодрящее возлияние перед выходом на сцену.

Моя лекция пользовалась бешеным успехом. Боюсь, не столько по причине захватывающего содержания, сколько из-за моего аксе-цента.

– У вас, право, совсем необычный аксе-цент,– заявил мне после лекции крупный краснолицый мужчина с седыми бакенбардами.– Честное слово, сэр, совсем необычный. Понимаете, прямо дрожь пробирает – как от этого парня, как бишь его – Уильяма Шекспира.

– Спасибо,– ответил я.

– Вы не подумывали о том, чтобы перебраться к нам на Юг и стать американцем? С таким аксе-центом мы были бы рады видеть вас у себя.

Я сказал, что благодарен за приглашение и непременно подумаю об этом.

На другое утро, страдая, увы, от похмелья, вызванного потворством южному гостеприимству, я не слишком твердой походкой спустился вниз к завтраку и застал все семейство в полном составе за сверкающим от полировки столом, по которому горными ручьями растеклось серебро. Прислуживал Фред.

– О,– сказала двоюродная бабушка Доринда,– познакомьтесь – мой муж, мистер Рочестер.

– Мы уже познакомились, Доринда,– отозвался двоюродный дедушка Рочестер.– Вчера вечером этот доблестный джентльмен помог мне отбить атаку мятежных орд янки.

– Я очень рада за вас обоих,– ответила двоюродная бабушка Доринда.– Это прекрасно, когда людей объединяет что-то.

– Как вам спалось? – справилась миз Магнолия, не обращая на них внимания.

– Отлично,– сказал я, вкушая поданный Фредом скромный южный завтрак: шесть кусков хрустящего, благоухающего, как осенние листья, жареного бекона, яичница из четырех яиц с подобными утреннему солнцу желтками, восемь купающихся в масле гренков и столовая ложка поблескивающего лимонного джема.

– Пойду послушаю последние известия,– сообщил двоюродный дедушка Рочестер, вставая из-за стола и запахивая полы своего халата.

– Ты спустишься к ленчу или будешь дальше воевать? – осведомилась двоюродная бабушка Доринда.

– Мадам, войну нельзя ускорить,– сурово заметил двоюродный дедушка Рочестер.

– Конечно, конечно, понимаю,– сказала двоюродная бабушка Доринда.– Я просто хотела знать – как насчет мороженого?

– Меня занимают вещи поважнее мороженого, женщина,– ответил двоюродный дедушка Рочестер.– А какое мороженое – ванильное или земляничное?

– Земляничное,– сказала двоюродная бабушка Доринда.

– Тогда мне два шарика и кекс с орехами,– заключил двоюродный дедушка Рочестер и покинул нас, а двоюродная бабушка Доринда направилась на кухню.

Нет, это просто что-то невообразимое,– заметила миз Магнолия, просматривая местную газету.– Теперь они вздумали сделать ниггера мэром.

Я тревожно посмотрел на дверь, за которой скрылся Фред.

– Хотите знать мое мнение – так нами управляют белая шваль и ниггеры, честное слово, белая шваль и ниггеры,– сказала миз Магнолия, потягивая кофе.

– Простите, миз Магнолия, учитывая, как чувствительны теперь чернокожие, следует ли говорить так при Фреде? – спросил я.

– Как именно? – Она удивленно воззрилась на меня своими огромными голубыми глазами.

– Ну, называть их ниггерами и все такое прочее.

– Но Фред никакой не ниггер,– негодующе произнесла миз Магнолия.

«Уж не дальтоник ли она?» – подумалось мне.

– Никакой не ниггер,– продолжала она.– Мой прадед купил его деда еще в пятидесятых годах прошлого столетия. Мы до сих пор храним расписку. Фред родился здесь. Фред вовсе не ниггер. Фред член семьи.

Я окончательно отказался от попыток понять ход мыслей жителей южных штатов.