Текст книги "Мама на выданье"

Автор книги: Джеральд Даррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Джерельд ДАРРЕЛЛ
МАМА НА  ВЫДАНЬЕ

ТИНИ И ХЕЛУ

ОТ ДЖЕРРИ

С ЛЮБОВЬЮ

ПРЕДВАРЕНИЕ

Новобрачная – женщина, у которой

виды на прекрасное будущее уже позади.

Амброз Бирс. Словарь Сатаны

Все истории в этой книге правдивы – точнее, некоторые правдивы, некоторые содержат зерно истины в декоративной оболочке. Что-то я сам пережил, о чем-то мне поведали другие, а я использовал услышанное в своих целях; недаром сказано: «Не говори ни о чем писателю, если не хочешь, чтобы тебя пропечатали».

Естественно, вы от меня не услышите, какие из этих историй правдивы целиком, какие только наполовину, однако надеюсь, они от этого не доставят вам меньше удовольствия.

Джеки Даррелл

Глава 1
Эсмеральда

Среди всех областей красавицы Франции есть одна, само имя которой рождает блеск в глазах гурмана, румянит его щеки предвкушением, увлажняет слюной вкусовые сосочки,– я говорю о благозвучном имени Перигор. Здесь каштаны и грецкие орехи поражают своими размерами, здесь дикая земляника благоухает, словно будуар куртизанки. Здесь под кожицей яблок, груш и слив заточены изысканные соки, здесь мясо цыплят, утят и голубей нежно и бело, здесь масло желто, как солнечный свет, здесь сливки в маслобойке такие густые, что выдержат вес стакана с вином. Помимо всех этих даров Перигор обладает великим сокровищем, таящимся в суглинистой почве ее дубрав, – речь идет о трюфеле, этом грибе-троглодите, обитающем в толще лесной подстилки, черном, как кот колдуньи, ароматном, как благовония Аравии.

В этом восхитительном уголке нашего мира я нашел очаровательную деревушку и поселился на маленьком постоялом дворе «Три голубя». Моего хозяина звали Жан Петтион. Это был добродушный малый, чье лицо из-за прилежного потребления вина приобрело красновато-коричневый цвет, как у яблок «пепин». По случаю осени леса были особенно красивы, напоминая роскошный золотисто-бронзовый гобелен. Желая насладиться этими краcками, я попросил мсье Петтиона приготовить для меня дорожную снедь и выехал на природу. Оставив машину на опушке, вошел в лес, чтобы полюбоваться дивными картинами и повсеместно растущими странными, диковинными грибами. Облюбовав поваленный ствол старого дуба, примостился на нем, чтобы перекусить, и только управился с этим делом, как из чащи сухого рыжего папоротника вышла здоровенная свинья. Увидев меня, она удивилась не меньше, чем я при виде нее. Мы с интересом воззрились друг на друга.

Я прикинул, что она весит не меньше ста килограммов. Розоватая кожа была покрыта нежным, как у персика, белым пушком и украшена аккуратно размещенными природой черными пятнышками, какими дамы в семнадцатом веке украшали свои лики для соблазна. Маленькие золотистые глаза светились мудростью и озорством, уши свисали по бокам, напоминая убор католической монахини, а между ними гордо выступало покрытое изящными морщинами рыло, чей конец был похож на вантоз – одно из тех замечательных приспособлений, коими вы по старинке прочищаете закупоренные трубы. Элегантные копыта были тщательно отполированы, хвостик торчал вверх этаким красивым вопросительным знаком, похожий на пропеллер. А еще от этой свинки исходил совершенно неожиданный тончайший аромат, рождая представление о цветущих весенних лугах. В жизни не встречал свиньи, источающей такой запах. Напрягая память, я силился сообразить, где последний раз слышал такое волшебное романтическое благоухание. И вспомнил – в гостиничном лифте вместе со мной спускалась вниз прелестная дама, благоухающая так же восхитительно. Я еще спросил ее, не может ли она сказать, как называются эти изысканные духи, и она ответила – «Джой».

Каких только странных случаев не бывало в моей жизни, но никогда еще на мою долю не выпадала честь встречаться, да еще в дубраве в Перигоре, с большой приветливой свинкой, источающей аромат столь дорогих духов. Медленно подойдя, она положила голову на мое колено и издала протяжное хрюканье с оттенком тревоги, нечто вроде звука, коим видный врач-консультант предваряет сообщение, что вас поразил смертельный недуг. После чего глубоко вздохнула и щелкнула челюстями так, что мне представились вооруженные кастаньетами пылкие испанские танцоры. Подумала и еще раз вздохнула. Было очевидно, что леди чего-то желает. Потыкалась носом в мою сумку и радостно взвизгнула, когда я заглянул внутрь, чтобы проверить, что ее так волнует. В сумке лежал только оставшийся от трапезы кусок сыра. Я достал его и, не дав свинке схватить все сразу, отрезал немного и сунул в пасть. Каково же было мое удивление, когда она не проглотила сыр, а принялась смаковать, как дегустатор смакует вино, наслаждаясь его ароматом. После чего медленно, осторожно стала жевать, причмокивая от удовольствия. При этом я обратил внимание на то, что толстую шею свиньи облекает, словно жемчуга на престарелой аристократке, изящный ошейник в виде золотой цепочки, с которого свисал конец оборванного поводка. Элегантный вид моей новой знакомой свидетельствовал, что этой беглой свинкой кто-то очень дорожит. Она приняла из моих рук еще немного сыра, благодарно похрюкивая и смакуя каждый кусочек, точно истинный знаток. Один кусок я оставил в виде приманки и направился, сопровождаемый свинкой, к машине. Тучная красавица явно была привычна к такого рода транспорту и удобно расположилась на заднем сиденье, величаво озираясь с полным ртом сыра. Я взял курс на деревню, полагая, что там находится дом моей пассажирки, и она в пути задремала, положив голову мне на плечо. Это позволило мне сделать вывод, что комбинированный запах «Джой» и хорошего рокфора вряд ли может служить средством расположить к себе особу противоположного пола. Остановившись возле «Трех голубей», я снял с плеча благоухающую голову, отдал свинке последний кусок сыра и вошел в дом, чтобы найти уважаемого Жана. Хозяин гостиницы в эти минуты старательно протирал бокалы, шумно дыша на них и тщательно полируя, чтобы добиться нужного блеска.

– Жан,– сказал я,– у меня проблема.

– Проблема, мсье? Что случилось?

– Я заполучил свинью.

– Мсье купил свинью? – удивился Жан.

– Нет-нет, не покупал, а именно заполучил. Я сидел в лесу, закусывал, вдруг появляется эта свинья и выражает пожелание разделить со мной трапезу. Думаю, это не обычная свинья: мало того, что она обожает рокфор, на ней ошейник из золотой цепочки и от нее пахнет духами. Очередной бокал выскользнул из рук Жана, стукнулся о пол и разбился вдребезги.

– Боже! – Он вытаращил глаза.– Это же Эсмеральда!

– На ошейнике не выгравировано никакого имени,– сказал я.– Но вряд ли тут кругом бродит много свиней, отвечающих моему описанию, так что скорее всего это она. Эсмеральда. Кто ее хозяин?

Жан вышел из-за стойки, снимая на ходу фартук и давя ногами осколки стекла.

– Ее хозяин – мсье Кло. О Боже! Он с ума сойдет, когда узнает о пропаже. Где она?

– В моей машине,– сообщил я.– Доедает рокфор.

Выйдя к машине, мы обнаружили, что Эсмеральда, узрев, что злой рок лишил ее источников рокфора, философически погрузилась в сон. Весь кузов содрогался от ее храпа, как если бы я не выключил мотор.

– 0-ля-ля! – воскликнул Жан.– Это Эсмеральда! О, мсье Кло, наверно, сходит с ума. Вы должны немедленно отвезти ее ему, мсье. Мсье Кло души не чает в этой свинье. Отвезите ее сейчас же.

– Хорошо, хорошо, с удовольствием отвезу, – раздраженно ответил я. – Если только вы скажете мне, где живет мсье Кло. Не хватало, чтобы мою жизнь обременяла какая-то свинья.

– Какая-то свинья? – Жан в ужасе уставился на меня.– Это не какая-то свинья, мсье, это Эсмеральда.

– Называйте ее как хотите,– сердито парировал я.– Сейчас она лежит в моей машине, благоухая, точно парижская потаскушка, объевшаяся сыром, и чем скорее я избавлюсь от нее, тем лучше.

Жан негодующе выпрямился:

– Потаскушка? Вы назвали ее потаскушкой? Всем известно, что Эсмеральда девственница.

Уж не свихнулся ли я? В самом ли деле я, стоя рядом с машиной, где спит благоухающая свинья по имени Эсмеральда, обсуждаю ее половую жизнь с хозяином гостиницы «Три голубя»? Я сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями.

– Послушайте. Мне чихать на сексуальную биографию Эсмеральды. Хотя бы все хряки Перигора насиловали ее.

– О! Боже мой! Неужели она изнасилована? – выдавил из себя побледневший Жан.

– Нет, нет, нет, насколько мне известно. Ее не лишили девственности, если это слово подходит к свинье. И вообще, только на редкость похотливый хряк, к тому же начисто лишенный обоняния, стал бы покушаться на честь свиньи, пахнущей точно дорогая проститутка в субботний вечер.

– Прошу вас, мсье, пожалуйста,– взмолился Жан,– не говорите таких вещей, особенно при мсье Кло. Он обращается с ней с таким благоговением, как если бы она была святая.

У меня чесался язык напомнить ему про нечистых духов, вошедших в свиней Гадаринских, однако я вовремя остановился, видя, как серьезно Жан воспринимает всю эту историю.

– Послушайте, – сказал я,– если мсье Кло потерял Эсмеральду, он, наверно, сейчас волнуется?

– Волнуется? Волнуется? Он сходит с ума!

– Но тогда чем скорее я верну ему Эсмеральду, тем лучше. Итак, где он живет?

Я вырос в Греции, где расстояния измеряют выкуренными сигаретами (в десятилетнем возрасте мне это мало помогало), а потому приобрел навык в извлечении из местных жителей сведений такого рода. Здесь требовалась выдержка археолога, бережно стирающего пыль веков с древнего изделия. Люди полагают, что вы не хуже них знаете окрестности; посему для постижения истины нужны время и терпение. Что до Жана, то он в роли наставника превосходил все, с чем мне доводилось когда-либо иметь дело.

– Мсье Кло живет в усадьбе «Земляничные деревья»,– сообщил Жан.

– И где же это?

– Понимаете, его земля соседствует с участком мсье Мермо.

– Я не знаком с мсье Мермо.

– О, вы должны его знать, это же наш плотник. Он смастерил все столы и стулья для «Трех голубей». И бар тоже, и, кажется, это он сделал полки для кладовой, а впрочем, я не уверен, возможно, то был мсье Девуар. Он живет в долине, внизу у реки.

– А где живет мсье Кло?

– Я же сказал: он сосед мсье Мермо.

– Как проехать к дому мсье Кло?

– Значит, так: вы едете через деревню...

– В какую сторону?

– Вон туда.– Он показал рукой.

– А дальше?

– У дома мадемуазель Убер повернете налево и...

– Я не знаком с мадемуазель Убер и не знаю, где её дом. Как он выглядит?

– Он коричневого цвета.

– Здесь в деревне все дома коричневые. Как я его распознаю?

Жан задумался.

– Ага,– произнес он вдруг.– Сегодня четверг. Стало быть, она занята уборкой. И вывесит из окна в спальной свой маленький красный коврик.

– Сегодня вторник.

– Ну да, вы правы. Если вторник, она поливает свой сад.

– Значит, мне следует повернуть налево у коричневого дома, хозяйка которого поливает сад. Что потом?

– Вы проезжаете мимо памятника жертвам войны, мимо дома мсье Пеллиго, затем возле дерева снова поворачиваете налево.

– Возле какого дерева?

– Того, что стоит на повороте, где вам надо повернуть налево.

– Вся область Перигор полна деревьев. Они растут вдоль всех дорог. Как я отличу это дерево от других?

Жан удивленно воззрился на меня:

– Да ведь это то самое дерево, о которое разбился мсье Эролт. К его подножию вдова мсье Эролта каждый год возлагает венок в память об этой трагедии. Вы сразу узнаете дерево по венку.

– Когда он погиб?

– Это было в июне тысяча девятьсот пятидесятого года, то ли шестого, то ли седьмого числа, точно не помню.

– Сейчас у нас сентябрь – венок мог пролежать там с июня?

– О, конечно нет, его убирают, как только завянут цветы.

– А есть еще какой-нибудь способ распознать это дерево?

– Это дуб.

– Здесь кругом сплошные дубы, как я определю, что это именно тот, где нужно повернуть налево?

– У него на стволе большая вмятина.

– Понятно. Итак, я повернул налево. И где же находится дом мсье Кло?

– О, его нельзя не узнать. Такая длинная, низкая, белая старинная усадьба.

– Понял, мне нужно всего-навсего высмотреть старинную белую усадьбу.

– Вот-вот, только с дороги ее не видно.

– Тогда как же я узнаю, где остановиться? Жан крепко призадумался, наконец ответил:

– Там есть маленький деревянный мост без одной доски. От него ведет дорожка к дому мсье Кло.

В эту минуту Эсмеральда повернулась на другой бок, и нас окутали миазмы, сочетающие запахи духов и рокфора. Мы поспешили отойти подальше от машины.

– Ну так,– заключил я.– Проверим, верно ли я все понял. Я еду в ту сторону и поворачиваю налево там, где женщина поливает свой сад. Миновав памятник жертвам войны и дом мсье Пеллиго, еду прямо до дуба с вмятиной, там снова поворачиваю налево и высматриваю деревянный мостик без одной доски. Правильно?

– Мсье,– с восхищением отозвался Жан, – можно подумать, что вы родились в этой деревне!

Я все же нашел дорогу. Мадемуазель Убер не поливала сад перед своим домом, и красного коврика не было видно. На самом деле хозяйка дома сидела в кресле и спала на солнышке. Пришлось мне разбудить ее, чтобы убедиться, что она и впрямь мадемуазель Убер, у дома которой мне надлежит повернуть налево. На стволе дуба в самом деле была изрядная вмятина, из чего я заключил, что мсье Эролт потребил немало анисовки, прежде чем врезался в дерево на своей машине. У обнаруженного мною мостика действительно не хватало одной доски. Наставления селян всегда точны, какими бы загадочными они вам ни показались поначалу. Я покатил по изрытой колеями дорожке между зеленым лугом с кремовым пятнышком стада коров породы шароле и зарослями подсолнечника, обратившими дивные желто-черные лики к своему небесному кумиру. Проехав затем сквозь перелесок, я увидел на лужайке дом мсье Кло, длинный, низкий и белый, как яйцо голубки. Кровля была сложена из темной, как шоколад, толстой черепицы, расписанной золотистым лишайником. Перед домом стояли две машины – одна полицейская, другая, по всем признакам, принадлежащая врачу. Как только я выключил мотор, до моего слуха, заглушая храп Эсмеральды, донеслась странная какофония – крики, вопли, рев, плач, завывание и всеобщий скрежет зубовный. Из чего заключил – как оказалось, вполне справедливо,– что пропажа Эсмеральды не осталась незамеченной. Подойдя к неплотно закрытой входной двери, я взял изображающий руку, сжимающую меч, бронзовый дверной молоток и громко постучал. Шум в доме продолжался с прежней силой. Постучал снова – никого. Взявшись за ручку молотка покрепче, я принялся колотить дверь так, что она едва не сорвалась с петель. На секунду бедлам прекратился, затем дверь распахнулась, и передо мной возникла молодая женщина невиданной красоты. Растрепанные длинные волосы только прибавляли ей очарования, они были цвета вечерней зари, коего так стремится – чаще всего безуспешно – достичь каждый осенний лист. Под темными бровями, подобными крыльям альбатроса, сверкали огромные глаза чудесного золотисто-зеленого цвета. Форма и мягкость розовых губ этой красавицы подточили бы стойкость самого верного из мужей. Из чудных глаз струились по щекам слезы величиной с крупный брильянт.

– Мсье? – обратилась она ко мне, вытирая рукой влажные щеки.

– Бонжур, мадемуазель, – отозвался я. – Могу ли я увидеть мсье Кло?

– Мсье Кло никого не принимает. – Она всхлипнула, и по щекам ее снова покатились слезы. – Мсье Кло нездоров.

В эту минуту из задней комнаты, где возобновился многоголосый кагал, появился дюжий пузатый жандарм с глазами цвета черной смородины, с расписанным сеткой синих сосудов замечательным носом бордового цвета и напоминающими шкуру крота густыми черными усами над толстой верхней губой. Окинув меня испытующим взором, в котором поровну смешались подозрительность и враждебность, он повернулся к прекрасной леди.

– Мадам Кло,– заговорил жандарм медоточивым голосом,– теперь я вынужден вас покинуть, но можете не сомневаться, мадам, я приложу все усилия, чтобы разоблачить извергов, совершивших это злодеяние, чудовищных душегубов, которые заставили лить слезы эти чудные глаза. Ни перед чем не остановлюсь, чтобы призвать к ответу этих бандитов.

Он смотрел на нее, как голодный школьник глядит на пирожное с кремом.

– Вы так добры, инспектор,– зарумянилась она.

– Сделать что-то для вас, мадам,– одно удовольствие! – С этими словами он схватил ее руку и прижал кончики пальцев к усам, и мне представилось, как в былые времена галантный кавалер помогал даме надеть муфту.

Посторонив меня, он втиснул свою тушу в полицейскую машину, включил со скрежетом скорость и исчез в пыльном облаке – этакий Святой Георгий, преследующий дракона.

– Мадам,– сказал я,– вижу, вы очень расстроены, но мне сдается, что я, возможно, могу вам помочь.

– Никто не может нам помочь, никто! – воскликнула она, заливаясь слезами.

– Мадам, если я произнесу имя Эсмеральда – вам оно что-нибудь скажет?

Она прислонилась к стене, уставившись на меня своими прекрасными глазами.

– Эсмеральда? – хрипло произнесла мадам Кло.

– Эсмеральда.

– Эсмеральда? – повторила она.

– Эсмеральда.– Я кивнул.

– Вы хотите сказать – Эсмеральда! – выдохнула она.

– Эсмеральда, свинья,– добавил я для ясности.

Так это вы тот дьявол в человеческом облике, вы – вор похитивший нашу Эсмеральду?! – вскричала она.

– Мадам, позвольте мне объяснить...

– Вор, разбойник, бандит,– выпалила она и побежала по коридору, крича: – Анри, Анри, Анри, тут объявился вор он требует выкуп за нашу Эсмеральду!

Пожелав мысленно, чтобы все свиньи на свете очутились в чистилище, я последовал за ней в комнаты. Моим глазам предстала захватывающая картина. Симпатичный крепкий молодой человек и тучный седой джентльмен со стетоскопом на шее силились удержать мужчину, по-видимому мсье Кло, который пытался оторвать спину от фиолетового шезлонга.

Этот мужчина был высокий, худой как щепка, облаченный в черный вельветовый костюм и огромный черный берет. Но больше всего взгляд поражала его борода. Холеная, тщательно расчесанная, черная с проседью, она спадала пегой волной через грудь до самого пупа.

– Пустите, дайте мне расправиться с этим незаконнорожденным отпрыском Сатаны! – орал мсье Кло, силясь подняться на ноги.

– Ваше сердце, ваше сердце, не забывайте про ваше сердце! – воскликнул врач.

– Да-да, не забывайте про ваше сердце! – подхватила мадам Кло тоненьким голоском.

– Я разберусь с ним, мсье Кло,– сказал симпатичный молодой человек, устремив на меня свирепый взгляд ярко-синих глаз.

Этот мускулистый молодец явно был из тех крепышей, что запросто могут двумя мизинцами разогнуть подкову.

– Пустите меня, дайте вырвать его яремную вену,– не унимался мсье Кло.– Проклятый вор!

– Ваше сердце, ваше сердце! – кричал врач.

– Анри, успокойся, Анри,– пищала мадам Кло.

– Я выпущу из него кишки, – сообщил мускулистый молодец.

Беда с этими французами – они обожают говорить, но не любят слушать. Иной раз так и кажется, что они даже самих себя не слышат. И, оказавшись вовлеченным в перепалку граждан Франции, наподобие здесь описанной, остается только одно – перекричать их. Набрав полные легкие воздуха, я рявкнул:

– Тихо!

И тотчас воцарилась тишина, как если бы я взмахнул волшебной палочкой.

– Мсье Кло,– обратился я с поклоном к хозяину – Позвольте довести до вашего сведения – я не душегуб не бандит и, насколько мне известно, отнюдь не пригульный ребенок. А теперь хотел бы сообщить вам, что в моем владении находится свинья, которую зовут, если не ошибаюсь, Эсмеральда.

– А-а-а-а! – вскричал мсье Кло, чьи худшие опасения оправдались.

– Тихо! – рявкнул я снова, и он откинулся назад в шезлонге, прижимая расправленные, точно крылья бабочки, изящные, тонкие, тщательно наманикюренные пальцы к той части тела, где, как полагал мсье Кло, помещалось его сердце.

– Я встретился с Эсмеральдой в лесу,– продолжал я.– Она перекусила вместе со мной, затем, узнав в деревне, кто ее законный владелец, я привез Эсмеральду сюда.

– Эсмеральда здесь? Эсмеральда вернулась? Где она? Где? – воззвал мсье Кло, пытаясь подняться.

– Медленно, осторожно,– сказал врач.– Не забывайте про ваше сердце.

– Она там, в моей машине,– сообщил я.

– И... и... какой же выкуп вы требуете? – спросил мсье Кло.

– Не хочу я никакого выкупа,– ответил я.

Мсье Кло и врач обменялись выразительными взглядами.

– Никакого выкупа? – повторил за мной мсье Кло.– Это чрезвычайно ценное животное.

– Бесценное животное,– подтвердил врач.

– Животное, равное по цене пяти годовым жалованьям,– уточнил мускулистый молодец.

– Животное, которое стоит больше всех регалий королевы Елизаветы,– сказала мадам Кло для большего эффекта, с присущей женщинам страстью к преувеличениям.

– Тем не менее,– твердо молвил я,– мне не нужно никакого выкупа. Я счастлив, что вернул ее вам.

– Никакого выкупа? – Казалось, мсье Кло даже оскорблен.

– Никакого,– еще раз подчеркнул я.

Мсье Кло снова поглядел на врача, который пожал плечами, развел руками и сказал:

– Ох уж эти англичане.

Освободившись от хватки врача и мускулистого молодца, мсье Кло поднялся на ноги.

– В таком случае, мсье, я ваш должник, вечный должник.– Говоря это, он сорвал с головы берет и с низким поклоном прижал его к груди.

После чего снова надел берет, пробежал через комнату, точно неуклюжая марионетка, и заключил меня в объятия. Гладя мои щеки шелковистой бородой, он принялся целовать меня с жаром, с каким одни только французы способны лобзать представителей своего пола.

– Мой друг, мой доблестный друг,– приговаривал он, хлопая меня по плечам и глядя мне прямо в глаза; при этом слезы катились по его бороде прозрачными головастиками.– Отведите меня к моей возлюбленной.

Мы вышли из дома, разбудили Эсмеральду, и все, включая врача, принялись обнимать ее, гладить и целовать. После чего опять же все, включая Эсмеральду, вернулись в дом, где мсье Кло настоял на том, чтобы откупорить бутылку одного из лучших его вин («Шато Монтроз 1952»), и мы выпили за здоровье лучшей из свиней, которую мадам Кло в это время потчевала шоколадными конфетами.

– Мсье Даррелл,– сказал мсье Кло,– вам, наверно, показалось, что переполох, вызванный исчезновением Эсмеральды, превосходил всякую меру.

– Да нет, что вы,– ответил я.– Потеря такого замечательного любимого животного хоть кого может расстроить.

– Она не просто домашняя любимица,– благоговейно произнес мсье Кло.– Эсмеральда – первый охотник за трюфелями среди всех свиней в Перигоре. Пятнадцать раз удостаивалась за свое обоняние серебряного кубка на областных соревнованиях. Пусть трюфель прячется под землей на глубине двадцати сантиметров – Эсмеральда за пятьдесят метров почует его. Этакий в своем роде четвероногий радар.

– Поразительно,– отозвался я.

– Если вы будете так любезны приехать сюда завтра к восьми утра, мы отправимся с Эсмеральдой в лес, и вы сами увидите, на что она способна. И мы будем счастливы, если потом вы окажете нам честь и останетесь позавтракать. Должен сказать, моя жена Антуанетта – один из лучших кулинаров в нашей области.

– Не только лучший, но и самый красивый кулинар,– галантно добавил врач.

– Что верно, то верно,– подхватил мускулистый молодец, глядя на мадам Кло с таким страстным обожанием, что я не удивился, узнав, что его зовут Хуаном.

– Буду рад и польщен,—заключил я, допил налитое мне вино и откланялся.

Утро следующего дня выдалось солнечное и прохладное, небо было голубое, как незабудки, между деревьями замысловатыми извивами стелился туман. Когда я приехал к усадьбе мсье Кло, ее угловатый хозяин наносил последние штрихи на внешний вид Эсмеральды. Копыта свиньи были натерты свежим оливковым маслом, ее хорошенько почистили щеткой, в крохотные глазки закапали какой-то особый раствор. В заключение из дома вынесли флакончик «Джой» и чуть-чуть подушили Эсмеральду за ушами. После чего надели ей мягкий замшевый намордник, чтобы она не вздумала поедать найденные трюфели.

– Вуаля,– торжествующе произнес мсье Кло, размахивая специальной лопаточкой.– Эсмеральда готова, можно выходить на охоту.

Дальше я пережил несколько весьма поучительных часов, ибо я никогда еще не видел в деле свинью-трюфелеискательницу, тем более такого блестящего мастера, как Эсмеральда. Неторопливо шествуя в дубраве около усадьбы мсье Кло с достоинством пожилой оперной дивы, степенно выходящей на очередной прощальный бенефис, она тихонько похрюкивала фальцетом. Но вот остановилась, подняла голову с закрытыми глазами, постояла, вдыхая лесной воздух, затем подошла к подножию почтенного дуба и стала обнюхивать землю и сухие листья.

– Нашла! – воскликнул мсье Кло и, оттолкнув в сторону Эсмеральду, вонзил в почву свою лопатку.

Немного порывшись в земле, он извлек на поверхность благоухающий черный трюфель величиной с хорошую сливу. Как ни силен был дивный запах трюфеля, я не мог понять, каким образом могла его учуять надушенная «Джоем» Эсмеральда. И это не была случайность – за последующий час с небольшим она обнаружила еще шесть таких же крупных трюфелей.

Торжествуя, мы отнесли их в усадьбу и вручили мадам Кло, которая с милым румянцем на лице хлопотала на кухне. Эсмеральду поместили в чистейший загон и наградили разрезанной пополам булкой с сыром, а мы с мсье Кло воздали должное вишневому ликеру.

Затем мадам пригласила нас к столу. Хуан – видимо, в мою честь – был в пиджаке и при галстуке; мсье Кло снял свой берет. Первым блюдом, поданным в тонких, коричневых как осенние листья, красивых глиняных мисках, был нежный куриный бульон, в котором плавали перья лука и золотистый яичный желток. Далее последовала очищенная от костей крупная форель с начинкой из фенхеля и мелко нарезанных каштанов. Роль гарнира исполняли сладкий зеленый горошек и мелкий картофель в мятной подливе. Однако все это было всего лишь прелюдией к главному блюду, коего все ждали. Убрав наши тарелки, мадам Кло заменила их чистыми, горячими, как свежеиспеченный хлеб. Мсье Кло торжественно и осторожно откупорил бутылку «Шато Бране-Кантенак 1957», понюхал пробку, налил несколько капель в чистую рюмку и попробовал. Ни дать ни взять Эсмеральда, смакующая сыр... Одобрительно кивнув, он наполнил наши рюмки вином, красным, как драконья кровь. В эту минуту, словно по сигналу, появилась из кухни мадам Кло, неся блюдо с четырьмя желтыми, как спелая кукуруза, круглыми нежными пирожками, по одному для каждого из нас. Мы сидели молча, будто в церкви. Мсье Кло поднял свой бокал, пожелал здоровья сперва своей прелестной супруге, потом мне и Хуану. Отпив немного, мы подержали вино во рту, подготавливая вкусовые сосочки к последующим ощущениям. Вот подняты ножи и вилки, срезана с пирожков хрупкая золотистая корочка, и нашим глазам явились, словно ядра ореха, черные как смоль трюфели, источая совершенно невероятный аромат, запах миллиона осенних лесов, густой, восхитительный, не похожий ни на один другой запах на свете. Мы принялись есть в благоговейной тишине, ибо за едой даже французы перестают говорить. Когда последний кусочек растаял у меня во рту, я поднял бокал.

– Мадам Кло, мсье Кло, Хуан, позвольте мне произнести тост. За Эсмеральду, лучшую в мире свинью, образец для всех остальных свиней.

– О, спасибо, мсье, спасибо! – воскликнул мсье Кло дрожащим голосом, со слезами на глазах.

Мы сели за стол ровно в двенадцать часов, ибо, как хорошо известно во французских медицинских кругах, если ленч начнется после полудня, это может роковым образом отразиться на здоровье граждан Франции. Кулинарные щедроты мадам Кло были столь велики и разнообразны, что, уплетая сливовое суфле со сливками, за которым последовал восхитительный кантальский сыр, я нисколько не удивился, когда, посмотрев на часы, обнаружил, что уже четыре. Отказавшись от кофе и коньяка, сказал, что должен уехать, и добавил, что за всю жизнь не припомню такой трапезы. Мне было позволено запечатлеть три поцелуя на алых щечках мадам Кло (за Господа Бога, за Деву Марию и за Иисуса Христа, как мне кто-то объяснял), после чего я испытал сокрушительное рукопожатие Хуана и был окутан бородой мсье Кло. Напоследок хозяин взял с меня обещание вновь посетить эту деревню, чтобы воздать должное блюдам мадам Кло, когда я в следующий раз приеду во Францию.

Год спустя, направляясь на юг Франции, я на подъезде к Перигору вспомнил с легким чувством вины о своем обещании навестить мсье Кло с его Эсмеральдой. Взяв курс на Пти-Монбазияк-сюр-Рюссо, довольно скоро прибыл на место и остановился перед гостиницей «Три голубя». При виде меня Жан страшно обрадовался.

– Мсье Даррелл! – воскликнул он.– Мы уже думали, вы совсем забыли нас. Как я счастлив снова вас видеть!

– У вас найдется комната дня на два?

– Конечно, мсье. Лучшая в доме – ваша.

Он проводил меня в маленький уютный номер, где я переоделся, после чего спустился в бар выпить стаканчик анисовки.

– Ну, расскажите, как идут дела у вас и моих здешних друзей? – спросил я.– Как поживают мадам и мсье Кло, как поживает Эсмеральда?

Жан вздрогнул и уставился на меня вытаращенными глазами:

– Мсье не слышал?

– Не слышал? Что? Я только что приехал.

Для всякого жителя глухой деревушки местные новости так важны, что они не представляют себе, как это вы можете быть не в курсе.

– Но это ужасно, ужасно,– произнес Жан с наслаждением человека, сообщающего дурные новости.– Мсье Кло – в тюрьме.

– В тюрьме? – опешил я.– Почему, что он сделал?

– Он дрался на дуэли.

– Мсье Кло дрался на дуэли! Не может быть! С кем?

– С Хуаном,– сообщил Жан.

– Но почему?

– Потому что Хуан бежал вместе с мадам Кло.

– Невероятно,– вымолвил я, а сам подумал, что не так уж это невероятно, учитывая, что Хуан – симпатичный молодой человек, а мсье Кло было далеко за шестьдесят.

– Но это еще не самое худшее,– добавил Жан заговорщическим шепотом.

– Не самое худшее?

– Вот именно,– Бежать с женой другого человека – что может быть хуже? – поинтересовался я.

– Через неделю после того, как они исчезли, Хуан появился снова и похитил Эсмеральду.

– Не может быть! – воскликнул я.

– Да-да, мсье. Он ведь испанец, этот Хуан,– сказал Жан, как будто этим все объяснялось.

– И что же было дальше?

– Мсье Кло, как и подобало человеку храброму и благородному, настиг их и вызвал Хуана на дуэль. Хуан родом из Толедо – естественно, он выбрал рапиры. Откуда ему было знать, что мсье Кло в молодости был первым фехтовальщиком в нашей области. Не прошло и десяти секунд, как он пронзил рапирой грудь Хуана возле самого сердца. Несколько дней жизнь Хуана висела на волоске, но теперь он идет на поправку.

– И когда же все это случилось?

– На прошлой неделе, и теперь мсье Кло ждет суда в тюрьме в Сен-Жюстине.

– Бедняга, я должен навестить его.

– Он будет счастлив увидеть вас, мсье,– отозвался Жан.

И на другой день я поехал в тюрьму, захватив единственный подходящий подарок для француза, заточенного в кутузку за попытку совершить убийство,– бутылку виски «Джи энд Би».