Текст книги "Плененная во тьме (ЛП)"
Автор книги: Дженнифер С. Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Я вздрогнула, но заставила себя расслабиться под его прикосновениями. Он делал это со мной и раньше – использовал свои пальцы против моей жадной до ласк точки, чтобы вознести меня к вершинам экстаза. И он был прав; он никогда не просил того же от меня. Ни разу. Но мне это было нужно. Мне было нужно забыться, хотя бы на несколько минут.
Калеб дарил мне приятные ощущения, настолько приятные, что, несмотря на то, что я была прикована, и все происходило не по моей воле, мне было очень сложно противостоять ему. Он ласкал меня бесконечно, упиваясь мучительными стонами вылетающими из моей груди. Потом я почувствовала ЭТО – покалывание – приближающее меня к кульминации.
– Раздвинь ноги, – прошептал он, потираясь своим пульсирующим членом о мое бедро.
Мысль об этом заставила меня стонать громче, чем когда-либо. Я не понимала, что со мной происходит. Я знала лишь одно – мне нужно раздвинуть ноги.
– Шире, – застонал он, и я подчинилась.
Я неудержимо задрожала, когда мой оргазм прорвался наружу из глубин моего тела. Подавшись бедрами назад, в поисках его пальцев, я без слов умоляла его о более жестких прикосновениях. И он дал мне то, чего я хотела... он позволил мне цепляться за свое удовольствие как можно дольше.
Едва я успела придти в себя, как поняла, что Калеб встал на колени и занял позицию между моими раздвинутыми ногами. Почувствовав, как что-то соприкоснулось с моей задницей, я подскочила. Его рука тут же легла мне между лопаток.
– Опусти голову.
Собрав пальцами влагу, оставленную оргазмом, он умело нанес ее на тугое кольцо мышц. Меня неудержимо трясло. Я была поражена, обнаружив, что мой страх имеет под собой две причины: меня оглушило смущение от его прикосновения в таком интимном месте, и я испытывала боль от самого вторжения внутрь.
Эту часть моего тела никому видеть не полагалось. Я и сама никогда ее не видела.
Когда один из его пальцев протиснулся в ту интимную частичку меня, которую до него еще никто не трогал, я почувствовала, что все мои ощущения сконцентрировались именно там. Я попыталась изогнуться от вторжения, но оно было неминуемым. Он проникал в меня медленно, прося, чтобы я расслабилась, прежде чем выскользнуть, а затем снова войти.
Казалось, это продолжалось, целую вечность, и все это время я больше концентрировалась не на своем смущении, а на том, что он делал со мной. Вскоре, мне было уже не больно. Очевидно, удовлетворившись такой моей реакцией, Калеб выровнял мое тело и ухватился за поясницу.
Что-то невероятно огромное прижалось к моему отверстию. Я замерла. Не было ни единого гребаного шанса, что он сможет ввести эту штуковину внутрь меня. Я дернулась, борясь с неизбежным.
– Расслабься, Котенок. Расслабься. Сделай глубокий вдох... хорошо, теперь еще один.
Меня разрывало на части. Моя вселенная перевернулась с ног на голову.
Он крепко держал меня, проникая внутрь, и постоянно подсказывая, что мне делать. Внимательно слушая его уверенные слова, я пыталась делать именно так, как он просил. И в то время когда боль, перевешивала удовольствие, я изо всех сил вгрызалась зубами в простыни.
Прошло немало времени, прежде чем он полностью вошел в меня. Он замер, и положив на меня свою голову, нежно прошептал:
– Не сопротивляйся.
Он ласкал мою грудь, мой живот, целовал меня в плечо, снова и снова заставляя меня стонать от удовольствия вопреки моему желанию. Вопреки твоему желанию? В самом деле?
Мое тело расслабилось вокруг его огромного размера, погруженного в меня. Он испустил стон, согревая своим дыханием мою шею. Издаваемый им звук был таким мужественным и таким диким – он просто заворожил меня.
– Пожалуйста, – прошептала я, не зная, о чем я его просила.
Он был внутри меня, в каждой клеточке моего тела. Его член пульсировал во мне, и я это чувствовала. Даже более того, я знала, что он чувствовал меня. Не только мою непрекращающуюся дрожь. А именно меня.
Каждый новый день я была более уязвима, чем в предыдущий. С каждым разом Калеб все больше обнажал мое чувство собственного "я". И теперь он забирал последнее, последнее от меня. Но кем я стану после? Его продолжением? Другим человеком? Я не знала. Не хотела знать.
Он наклонился ко мне и стал поцелуями осушать мое мокрое от слез лицо. Однако, он по-прежнему не двигался. Ему было недостаточно трахать мое тело, он хотел трахать мой мозг. И у него это получалось.
Я хотела, чтобы он был нежен ко мне. Чтобы целовал меня. Чтобы сделал это для меня приятным. Мне было страшно, что будет больно, и я в очередной раз искала в нем свою защиту. Как же все это ненормально!
Потом... он начал меня трахать.
Никогда в своей жизни я не испытывала подобных ощущений. Чувства заполнили меня, парализовали, словно мой разум, никак не мог решить, как моему телу надо было на это реагировать.
Все мое тело тряслось и содрогалось вокруг него, пока он снова и снова пронзал меня, заставляя испытывать не хилую долю наслаждения. Оно поднималось внутри меня и молило об освобождении. Неужели так будет всегда? Буду ли я испытывать те же чувства, если он трахнет мою... даже в своих мыслях я не осмеливалась произнести слово киска. Калеб называл ее «твоя киска».
Я кончила. Сильно. И от силы моего оргазма, пульсирующего вокруг него, он остановился. Издав мучительный стон, он прижался губами к моему плечу:
– Боже... Я знал, что ты будешь такой.
Прежде чем я успела спросить, что он имел в виду, он снова начал двигаться во мне, заставив все мои мысли испариться.
Я кончила еще несколько раз, пока он трахал меня, и каждый раз это превращало меня в человека, которого я все меньше и меньше узнавала. Наконец, сжав руками мои ягодицы, он потянул меня на себя.
– В тебе так хорошо. Мне нравится твоя маленькая, тугая попка.
Застонав, он стал долбить меня. Его член увеличился еще, хотя по моим соображениям это было уже невозможно.
Громко выкрикнув, – Блять! – он через мгновение, заполнил меня своей спермой.
Перестав пульсировать во мне, Калеб навалился сверху, шепча мне на ухо слова утешения. Я тихонько хныкала под ним, а он в очередной раз дарил мне спокойствие и покой.
Потянувшись за чем-то, и положив это под меня, он начал медленно вытаскивать свой член, тем самым, порождая во мне новую волну паники. Что, если его сперма вытечет из меня!
Поэтому я непроизвольно сжала свои мышцы, от чего он зашипел. Ему вновь не составило труда найти способ, унизить меня. По моим пылающим щекам потекли слезы.
Мы в первый раз принимали ванну вместе. Наполнив ее доверху, он устроил мое тело между своих ног, прямо напротив той части его тела, которую я пока еще не видела. Калеб прижимал мою голову к своей груди. Я плакала, равнодушная и вымотанная; я была совершенно без сил. Он гладил меня, купал, говорил со мной.
– Как тебя зовут?
– Котенок, – слабо прошептала я.
– А меня? – я почувствовала, как он напрягся под моими пальцами.
– Хозяин.
После ванны, он молча вытер меня. Я была благодарна ему за это.
Без единого протеста, я забралась на кровать, желая раствориться в забвении сна, с мольбами о том, чтобы я не увидела во сне то, что только что со мной произошло. В голове все путалось – противоречие, замешательство, неизвестность... еще и бессилие. Мои молитвы, как и все до этого, остались без ответа.
Он лег рядом со мной, но я знала, что заснуть мне теперь не удастся. Открыв глаза, я уставилась в темноту. Я онемела – и была полностью разбита. Я пребывала в замешательстве не только от того, что он сделал со мной, но и от того, как он умудрился настроить мое же тело против меня.
Боль была очень сильной, однако иногда мне казалось, что эта самая боль была частью неистовой дрожи, пробегающей по мне, когда он заставлял меня кончать. Мне стало очень стыдно. Ведь часть меня наслаждалась тем, что было.
Несколько раз, до наступления той самой дрожи, он слегка выходил из меня, на что я лишь крепче сжимала его. А что я должна была делать?
Я лежала, широко открыв глаза, часто дыша, с разбитой душой, и смотря в никуда. Он лежал рядом со мной – обнаженный и теплый. Я старалась не шевелиться, не думать о нем, не думать ни о чем, кроме этой темной комнаты, которая так быстро заменила мне целую жизнь. По моему лицу бежали слезы, вытекая с правого глаза, скользя по переносице, омывая левый глаз и вниз на подушку. Мою подушку, мою лучшую подружку.
Рыдая, я заставила себя сохранить эти слезы себе. Они были мои, не его. Ему, в любом случае, было плевать на них, так же, как и на меня.
– Котенок, нет совершенно никакого повода для подобного поведения, – сказал он, его голос подчеркивал, что сна у него не было ни в одном глазу, и что он готов был мучить меня и дальше.
– Я знаю, для тебя было не все так плохо – ты кончила, и далеко не один раз.
Его слова резанули меня по сердцу, и возникшая в груди боль унижения, заставила меня закрыться в себе еще больше. Мне хотелось уколоть его чем-нибудь в ответ, сказать что-то мерзкое, но я подавила в себе это намерение.
Мне не хотелось открывать свой рот, потому как, сделав это, я снова разрыдаюсь, а мне не хотелось больше плакать. Мне до смерти надоело плакать.
Он поцеловал меня в голову и я отбрыкнулась от него. Сглотнув, я сделала глубокий и медленный вдох.
– Все, что ты можешь, это причинять мне боль, – спокойно сказала я.
В моих словах проскользнул намек на страх. Я ожидала, что после этих слов, последует наказание, но, по всей видимости, Калеба они мало волновали.
Вместо этого, он мягко произнес:
– Ш-ш-ш. Иди сюда, – даря чувство защищенности.
– Все будет хорошо.
Грубо схватив меня, он прижал мое лицо к своей груди. Не успев даже подумать о том, что я делаю, я обняла его своими руками так сильно, как только могла. Он был моим мучителем и моим утешением; создателем тьмы и светом внутри. Мне было безразлично, что он в любой момент мог бы с легкостью причинить мне боль; прямо сейчас, я нуждалась в ком-то, кто бы обнял меня, был добр ко мне, в ком-то, кто сказал бы мне именно эти слова. Что все будет хорошо.
Я, конечно, знала, что так не будет. Но мне было все равно. Мне нужна была ложь. Мне нужны были мои книги, мои фильмы, а прямо сейчас – мне нужны были руки Калеба.
Он обнимал меня и нежно убаюкивал, казалось, целую вечность, до тех пор, пока все мои слезы не высохли, и я просто лежала в его объятьях.
– Пожалуйста, не оставляй меня здесь. Я ненавижу быть здесь.
Его пальцы, ласкающие мою щеку, вселили в меня надежду. Но, когда я почувствовала, как он стал медленно выбираться из постели, эта надежда тут же рассыпалась на кусочки. Не сказав ни слова утешения, он собрал свою одежду и оставил меня.
Потерянная, я снова легла на кровать, придвинув ближе свои подушки. Они пахли, как он.
Глава 8
Дверь медленно открылась, впуская в комнату немного зловещую тень Калеба, окруженную сиянием света, падающим из-за его спины.
Смею признаться, я испытала облегчение, увидев его. Калеб.Прежде чем я успела произнести его имя вслух, я остановила себя, сделав вместо этого глубокий вдох.
Я сидела... и ждала.
А он в это время стоял возле двери, и небрежно прислонившись к ней, сжимал в своей левой руке ткань, напоминающую собой шелковую ночную сорочку. Я не сводила глаз с его тени, когда он протянул ее мне. И, несмотря на свою усталость, я попыталась разглядеть выражение его лица в темноте.
Это что, очередная гребаная игра? Если так, то это жестоко.
– Ну, Котенок? Ты собираешься надеть ее или ты, наконец-то, переступила через свою капризную скромность?
Я ждала, что он и дальше будет поддразнивать меня, начиная свою игру, но он лишь продолжал сверлить меня насмешливым взглядом. Подойдя к нему, я ухватилась за ткань в его руках, ожидая встретить сопротивление. Но когда его не последовало, я, не устояв на ногах, завалилась немного вперед, и прежде чем выровнять положение своего тела, на мгновение коснулась его груди своей щекой.
Он рассмеялся, и это было почти... мило.
Мягкая и чувственная ткань скользила сквозь мои пальцы, когда я всматривалась в дверной проем. Еще никогда я не была так близка к открытой двери, и мне едва удавалось скрыть свое волнение. Свет, просачивающийся из комнаты за его спиной, неотвратимо притягивал меня, вынуждая мять в руках этот скользкий шелк.
Неожиданно Калеб потянулся к моим рукам и крепко сжал их. Таким образом, он, видимо, пытался успокоить их волнительную дрожь.
Подняв голову и посмотрев на него, я, наконец, смогла разглядеть черты его лица в свечении от соседней комнаты. Я была странно взволнованна, увидев его при свете – действительно увидев его, так же четко, как в тот роковой день на улице. Кажется, с тех пор прошла целая вечность.
Своей правой рукой он потянулся к моему лицу. Пойдя на поводу у инстинкта, мои глаза закрылись, когда его пальцы, поглаживая, скользнули сначала по моей брови, потом по скуле, далее, вниз по моему подбородку, и, наконец, своим большим пальцем он провел по изгибу моих губ. У меня закружилась голова. Мои прежние инстинкты, оберегающие меня от его прикосновений, в какой-то момент оставили меня, и я не могла вспомнить, когда именно они прекратили свою работу.
Сейчас, его прикосновения были желанными. И мое подсознательно жаждущее тело, бесконечно просило о насыщении своего нового голода.
Внезапно, я вновь ощутила на своей спине его вес, а в моих ушах раздавались его стоны, пока он выжимал из моего тела собственное удовольствие.
Выпустив сорочку в его умелые руки, я открыла глаза, одновременно предвкушая и смущаясь.
Я пыталась, но мне так и не удалось сдержать свою дрожь, когда его руки одевали ее мне через голову. Шелк облизывал мою плоть с головы до пят, сначала охлаждая, а потом согревая ее, словно впитывая в себя мое тепло.
– Вот так, – его голос был хриплым.
Пока я пристально смотрела на пуговицы его темной рубашки, он взял меня за руку и повел к двери.
При трении о шелковую материю, мои соски затвердели.
Он действительно собирался выпустить меня?
– Пойдем, – сказал он, ободряюще улыбаясь. Но я застыла на месте. Я спрашивала себя: действительно ли это происходит? И как всегда, ответом было: ДА.
Шагнув в гостиную, я словно попала в совершенно другой мир. Мир, в который я, почему-то, боялась входить.
Я замешкалась; комната казалась слишком большой, слишком холодной и яркой для моих чувствительных глаз, привыкших к темноте. Я сжала руку Калеба, таким образом, убеждаясь, что он был рядом со мной в такой волнительный момент, а потом... я замерла. Я осознала всю нелепость своего мыслительного процесса, но понимала, что у меня не было никакой возможности его изменить.
Как это называется, когда заложник ищет укрытие в руках своего похитителя? Стокгольмский синдром?Неужели он меня настиг? Могла ли я подхватить его, например, как простуду? Я знала, что думать об этом было, по меньшей мере, глупо. Потому как, ответ был прост: мне не хотелось нарваться на того другого парня, который привез меня сюда, вот и все. Да, да, конечно.
Эти мысли несколько успокоили меня. И Калеб тут совершенно ни при чем. Так, ведь?
Отмахнувшись от этих размышлений, я отпустила руку Калеба, чтобы подтвердить действием свое убеждение, родившееся в результате моего внутреннего монолога.
Всматриваясь в комнату, я пожирала глазами каждую поверхность, каждый предмет, потому что, кто знал, когда он решит поместить меня обратно в мою черную коробку. Подняв глаза к потолку, высотой около шести метров, я с восхищением посмотрела на толстые деревянные балки, простирающиеся от стены до стены. Это выглядело красиво, старинно и помпезно. Под моими ногами лежала керамическая плитка, одиночные фрагменты которой были украшены цветочным орнаментом. А вся комната была декорирована гобеленами и настенными ночниками, акцентирующими внимание на низких антикварных стульях.
У меня было такое ощущение, что я попала в гостиную восемнадцатого века. И казалось, что в любую минуту, сюда мог войти мужчина, источающий стиль того времени – с широким галстуком и, может, даже с тростью – и предложит мне чай.
Но стоило мне взглянуть на арочный свод над входом в прихожую, прямо напротив моей комнаты, как я тут же поняла, что этот мужчина вряд ли был бы англичанином. В этом месте было много испанских мотивов. Где, мать его, я находилась?
Слева от себя я увидела что-то вроде кухонной зоны. Ну, по крайней мере, там стоял стол. А прямо напротив него, справа от меня, я, наконец-то, увидела... окно.Думаю, я даже издала восторженный писк.
Я бросилась к окну, вырываясь из хватки Калеба, на что он, хоть и попытался меня остановить, но преследовать не стал. Схватившись за решетку, я выглянула из окна. Там была ночь! А я так надеялась увидеть дневной свет; ведь я не видела солнца так... долго... очень долго... как долго?
Мой разум отказывался думать о чем-то другом, кроме мира, находящегося вне этого дома. Я все еще была в ловушке. Это было тюрьмой в тюрьме. Но, тем не менее, это было большей свободой, чем та, в которой я пребывала длительное время, и мне было достаточно сделать всего лишь маленький глоток, чтобы и дальше поддерживать свое существование.
Переполненная эмоциями, я вглядывалась в ночь. Просунув руку через решетку, желая, чтобы ее там не оказалось, я прикоснулась к теплому стеклу окна.
Открывающийся вид был пустынным, и было сложно что-либо разглядеть; луны видно не было. Я подумала, что Калеб специально выпустил меня ночью, зная, что здесь можно было любоваться только черным, ничем не примечательным ландшафтом, по которому ни хрена не понятно, где же, черт возьми, меня все-таки держали.
Я могла быть в трех кварталах от дома, или в совершенно другой стране. Не знаю почему, но я подумала о Мексике. Это терзало меня; Мексика была слишком близко к Калифорнии, и все же слишком далеко, чтобы ожидать какого-либо спасения.
Голос Калеба прервал поток моих мыслей:
– Ты голодна? – спросил он, стоя позади меня... далеко позади меня. Даже не посмотрев на него, поглощенная темнотой улицы и отвлеченная тем, что творилось в моей голове, я едва произнесла:
– Типа того.
– Знаешь, на этот 'типа того' вопрос требуется ответить ДА или НЕТ. Я был бы очень признателен, если бы ты обращалась ко мне как подобает, и поворачивалась лицом, когда я с тобой разговариваю.
Оторвав свой взгляд от окна, я посмотрела на него. На его лице снова заиграла широкая улыбка. Такой же улыбкой он вооружался для порождения во мне внутреннего смятения. В темноте, связывая меня в узлы, а при свете – лишая дара речи.
– Прошу прощения, Хозяин, – сказала я, возвращая себе крупицы самообладания.
– Да... я голодна.
Снова отвернувшись к окну, я сжала прутья решетки. Его слова эхом отдавались в моей голове. «В тебе так приятно. Мне нравится твоя маленькая, тугая попка».
– Тут есть цыпленок с рисом или тамале. С чем будешь?
– Эм, с рисом, – ответила я, снова поворачиваясь к нему.
Даже это, казалось, было игрой, некой проверкой. Мне не очень хотелось кушать, но я боялась, что если я откажусь от еды, Калеб снова поместит меня в темную комнату.
Вытащив из холодильника контейнеры с едой, он разложил содержимое по тарелкам. Какой хозяйственный похититель.
– Я как раз собирался поесть, когда ты решила разыграть этот свой маленький... спектакль.
Он произнес это так небрежно, как будто мы обсуждали с ним цветовую гамму комнаты. Тихо и осторожно закрыв дверцу микроволновки, и установив на ней таймер, он занялся другими приготовлениями к нашему ужину.
Мой спектакль. Он был во мне. Глубоко.
От его слов я одновременно почувствовала укол боли и всплеск желания. Мой желудок скрутило. Спектакль. То, что он назвал спектаклем, для меня было событием, которое полностью изменило всю мою жизнь. После этого, я уже никогда не стану прежней, а ему, кажется, было до лампочки. Я быстро заморгала.
Не плакать, Ливви.
Должно быть, у меня не совсем получилось спрятать свои эмоции, потому как он быстро добавил:
– Больше никаких слез, Котенок. Нет тьмы, нет слез.
Сунув в рот ложку, которой он выкладывал еду, он снова открыл холодильник.
Я стояла и пялилась на него, как идиотка, не зная, что мне делать. Я, просто кивнула. Это все, на что я была способна.
Вытащив из холодильника две бутылки пива, он поставил их на столешницу, после чего достал тарелку из микроволновки.
– Вот, возьми, – он протянул мне тарелку, – только осторожно, она горячая. И садись за стол.
Держа тарелку в руках, я по-прежнему продолжала стоять и смотреть на него, и лишь спустя несколько секунд почувствовала, как у меня пылают руки.
– Твою мать! – воскликнула я и поспешила поставить горячую тарелку на стол.
Он рассмеялся, и поставил в микроволновку вторую тарелку с едой. Посасывая свой средний и безымянный палец левой руки, я чувствовала себя настоящей тупицей.
Достав тарелку из микроволновки, и поставив ее на стол, он, прихватил с собой одну бутылку пива, и подошел ко мне.
Калеб взял мою левую руку, и обернул ее вокруг длинной твердой длины бутылки... моя рука оказалась под его. Было просто потрясающе ощущать под нашими горячими пальцами прохладную влажность бутылки. Подняв на него глаза, мне вдруг стало нечем дышать.
– Так лучше? – спросил он, только я услышала что-то еще, отчего внутри меня все встрепенулось.
Я сжала ноги.
Резко убрав свою руку с моей, он вырвал меня из состояния транса.
Выдвинув стул, я села, угнетенная тем фактом, что была ночь, и что я упустила возможность увидеть солнце. Ни один человек не задумывается о том, насколько ему повезло от того, что он каждый день может видеть солнце. Раньше, я об этом точно не думала... до этого момента.
По мне прошла волна разочарования, и я снова поникла. Калеб это заметил. Было ли хоть что-нибудь, чего он незамечал?
– Что? Что сейчас не так?
Я посмотрела на него глазами, в которых огромными буквами мигало – ТЫ ИЗДЕВАЕШЬСЯ НАДО МНОЙ?!
Он пожал плечами.
– Я всегда могу вернуть тебя в твою комнату.
От этого предложения я вздрогнула.
– Нет. Я... благодарна. Просто, думаю, я расстроена тем, что не увидела солнца. Я давно его не видела.
– Хммм, – единственное, что он ответил.
Я всячески старалась не смотреть на него, потому что каждый раз, когда я это делала, все, о чем я могла думать, это о том, что он был во мне. Каким он был ласковым и нежным, заставляя мое тело петь, несмотря на мое сопротивление, и каким он был жестоким после...
Гоняя еду по тарелке, я думала о том, что находилось за пределами моей старой жизни. Я задавалась вопросом, удастся ли мне когда-нибудь сбежать. Ведь чем дольше я оставалась здесь с Калебом, тем менее вероятной становилась эта возможность. Однако, я знала, что я никогда не откажусь от этой надежды.
Неожиданно я задумалась о том, что случится с Калебом, если мне удастся улизнуть. Привлекут ли его к ответственности? Эта мысль оставила во мне смешанные чувства. Блять, наверное, все-таки, у меня был тот самый Стокгольмский синдром.
– Я вывел тебя из той комнаты, чтобы ты поела со мной, а не для того, чтобы ты смотрела только на свою тарелку.
Я подняла свой взгляд. Он снова улыбнулся.
Или, может быть, он просто слишком красивый для тюрьмы.Мысль о тюрьме снова вернула меня к недавнему анальному происшествию.
– Расскажи мне о своем доме, Котенок: у тебя есть братья, сестры?
Я почувствовала, как слезы стали пощипывать мои глаза, грозя хлынуть из них целым водопадом.
Положив свою вилку и закрыв лицо руками, я молилась, чтобы они отступили. Мне не хотелось говорить об этом, не с ним – мне было слишком больно. При этом, логическая часть моего мозга подсказывала, что, возможно, если я откроюсь ему, он увидит во мне человека и станет иначе ко мне относиться. Навсегда выпустит меня из этой тьмы. А быть может, вообще отпустит.
Это было возможностью. Джек-потом.
Слезы были прогнаны прочь. Я могу это сделать. Я должна это сделать.
– У меня пять братьев, – ответила я, не желая рассказывать ему о своих сестрах.
Он долго смотрел на меня, а затем снова заговорил.
– А ты...?
– Самая старшая.
Откинувшись на спинку стула, он начал сверлить меня своим темным пристальным взглядом, как будто знал что-то, чего не знала я, и забавлялся этим.
– А твои родители?
С чего это вдруг ему стало интересно?
– У меня только мама. Отца с нами уже давно нет.
– Он умер? – спросил он почти задумчиво.
– Нет, – сказала я резко, – просто ... ушел.
– Значит у твоих братьев другой отец?
– Эм... отцы.
Снова опустив свой взгляд в тарелку, я продолжала гонять еду по кругу, и старалась не думать о том, что он пялится на меня.
– У твоей матери дети от нескольких мужчин? – его голос звучал... неодобрительно.
Слегка покачав головой, он пробубнил себе под нос, – Запад.
Его глаза снова впились в меня, – И как ты к этому относишься?
Ты кто такой? Мой персональный мозгоправ?
– Не знаю. Думаю, мне все равно.
– А что по этому поводу думает твой старший брат? – спросил он, подаваясь вперед.
Ему, действительно, было это интересно. Я уже начала немного волноваться.
– Мой брат? – переспросила я.
Я не понимала; для чего ему это нужно? Моему брату было четырнадцать и все, чем он занимался – это бегал по улице со своими друзьями. Мама и остальные были на моей ответственности.
– Бремя заботы о тебе и о твоей матери по обыкновению ложится на старшего из братьев, – сказал Калеб, любопытствующим тоном, отчего-то пронизанным нотками недоумения.
Я усмехнулась, – Едва ли.
Казалось, что, в какой-то степени, мой ответ вызвал у него недовольство, но он медленно кивнул в знак понимания.
В каких дебрях он вырос?
– Да, конечно. Как же я мог забыть.
Его взгляд стал почти жалостливым. Мое лицо вспыхнуло, а ком, появившийся в горле, становилось все труднее глотать и держать под контролем. Прикусив губу, я посмотрела вниз на свою тарелку с остывающей едой.
– Как же это получается, что на твои плечи взвалено так много ответственности, а ты до сих пор остаешься такой невинной и дрожащей маленькой девочкой, которой нужно говорить, что делать?
– Я не ребенок, – твердо сказала я, но в моем голосе не хватало уверенности.
– Точно, – сказал он, и растянулся в широкой улыбке.
Но она быстро поникла.
– Ты винишь свою мать?
Застигнутая врасплох, я моргнула и просто кивнула в ответ. Как он мог так хорошо знать и видеть меня? Я быстро вытерла слезы, прежде чем они успели сбежать вниз по щекам.
– Да! – выкрикнула я, и, расплакавшись, спрятала свое лицо в руках.
– Я не хотел, чтобы ты плакала, Котенок.
Наклонившись, он положил свою руку на мою.
Еще как хотел.Я пыталась вытащить свою руку, но его хватка была настойчивой. Я осмелилась взглянуть на него. Неужели в океане ЕГО глаз отражалась МОЯ боль? Он сглотнул, и это было так, как если бы он прятал какие-то сильные эмоции.
Он прочистил горло и когда заговорил, снова был похож на прежнего себя:
– Как думаешь, она скучает по тебе?
Он спрашивал это таким будничным тоном, словно мысль об этом не разрывала мое сердце на куски; но ведь это было так, это, действительно, было так. Я плакала так сильно, что мое лицо было залито слезами, а руки мне приходилось вытирать о сорочку.
– Пожалуйста, прекрати. Почему ты такой жестокий?
Он выглядел весьма нетерпеливым.
– Просто ответь на мой вопрос. Он очень простой – думаешь, она скучает по тебе? Или, возможно, она забыла о своей дочери и просто живет дальше?
Я вырвала руку из его хватки и ударила ею по столу.
– Ты не знаешь меня! Ты не знаешь моей семьи. Ты вообще обо мне ничего не знаешь. Ты просто какой-то двинутый извращенец, который похищает женщин и от этого чувствует себя супергероем! Ты думаешь, мне вообще, на хрен, интересно, о чем ты там болтаешь? Нет!Я тебя ненавижу!
В ту секунду, как я закончила свою эмоциональную тираду, меня охватил черный, тяжелый, ледяной страх. Калеб выглядел злым. Он спокойно стучал вилкой по столу, но один только взгляд на его пальцы, костяшки которых побелели от силы, с которой он сжимал эту бедную вилку, и я поняла, что спокойствием тут и не пахло.
Я смотрела ему прямо в глаза, не отпуская его взгляд ни на секунду, и надеясь, что каким-то чудом его гнев отступит. Если я отведу взгляд – надежды для меня нет.
Внезапно, он разразился смехом, настолько громким и сильным, что я подпрыгнула и закрыла ладонями уши. Мне захотелось закричать, только чтобы он перестал смеяться.
Вскочив со стула, он бросился ко мне с распростертыми объятиями. На что, я тут же вскинула руки, защищая свое лицо. Но к моему удивлению, он взял мое лицо в свои ладони и начал целовать меня в губы – с таким жаром, что мне стало даже немного больно.
Прервав поцелуй, его лицо ненадолго задержалось рядом с моим, обдавая мои губы теплым дыханием.
– Это я тебе спущу, Котенок. Спущу, потому что этим, ты многое рассказала о себе. И ты мне нравишься, Котенок, мне нравится твой маленький дерзкий ротик. Я не хочу делать ему больно. Я лучше буду целовать его, вот так.
И его губы снова накрыли мои, на этот раз мягко и нежно, лаская их языком, и проникая им в мой рот. Положив свои руки ему на запястья, я осторожно отстранилась от него. Убирая его руки со своего лица, я отвернулась, и вытерла рот тыльной стороной ладони.
Выпрямившись, он схватил меня за подбородок, и запрокинул мне голову. Мы снова смотрели друг на друга.
– Но если ты продолжишь в том же духе, – добавил он, – мне придется преподать твоему дерзкому ротику жестокий урок. Ты поняла?
Я медленно кивнула, его рука все еще держала мой подбородок.
Он улыбнулся, – Хорошо.
Сев обратно на стул, он, казалось, был доволен собой. Вот вам и все его сострадание.
– Моя мама действительно скучаетпо мне, – я была непреклонна.
– Она никогда не перестанет меня искать; ни одна мать не перестанет искать своего ребенка.
Но мой тон был не особо убедительным, даже для моих собственных ушей.
На мгновение, он показался мне таким же сломленным, как и я, но только на мгновение. Хотела бы я знать почему? Неужели ему пришлось вынести больше страданий, чем мне?
– Ну, если ты так говоришь, – прошептал он, теперь уже с более равнодушным выражением лица.
Отведя от него взгляд, я сделала большой глоток пива, и, взяв вилкой побольше еды, направила ее себе в рот. Когда мой рот был набит, я не могла говорить.
В течение нескольких минут мы сидели, молча, окруженные только звуками поглощаемой нами пищей. Я уставилась на свою вилку – свою металлическуювилку, и видимо смотрела на нее так долго, что, почувствовав на себе его взгляд, я подняла глаза. Калеб улыбался мне. Он брал меня на слабо – воспользуюсь ли я ею в качестве оружия? Было странным обнаружить, что я научилась распознавать множество его улыбок.
Кажется, я немного захмелела, потому, как мир стал немного, не знаю... качаться? По неизвестным мне, на тот момент причинам, я чувствовала необходимость повторить свой вопрос... осторожно. Однажды, он сказал мне, что сделает со мной все, что захочет, но он ни разу не сказал мне, что именно это будет. Может, то, что произошло между нами – было из его планов самым страшным? Как ни странно, я на это очень надеялась.
