Текст книги "Плененная во тьме (ЛП)"
Автор книги: Дженнифер Робертс
Соавторы: Дженнифер Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
– Тебе нужно успокоиться, зверушка. Я не хочу, чтобы ты была напугана.
В ответ, она лишь хныкнула. Рассмеявшись, Калеб погладил ее по волосам.
– Обещаю тебе, зверушка, если ты будешь вести себя хорошо, я всегда буду к тебе добрее, чем ты думаешь.
Джаир вернулся, держа в руках то, о чем просил его Калеб. Пленница задрожала еще сильнее.
Когда он бросил Калебу аспирин, стало очевидно, что Джаир все еще злился.
– Что-нибудь еще? – язвительно спросил он.
Поймав пузырек одной рукой, Калеб покачал головой и цокнул. Он достал таблетку аспирина, и добавил к ней еще одну, похожую на вид таблетку, из своего кармана. Жестом он подозвал Джаира и передал ему таблетки.
– Не будь таким чувствительным, Джаир. Это делает тебя менее привлекательным.
Джаир заворчал.
– Уверен, наша гостья думает, что ты очень милый. И она согласна быть паинькой, если ты не тронешь ее.
Под одеялом, словно по команде, девушка перестала дрожать, и внезапно напряглась, словно натянутая струна. Калеб встал с кровати.
– Давай, покажи нам свои хорошие манеры. Предложи ей то, что ты принес.
Взглянув на Калеба с подозрением, Джаир подошел к кровати и протянул ей стакан с водой.
В ее широко распахнутых глазах явственно отображалась боль, непонятная Калебу.
– Давай, зверушка.
Он подчеркнул ее прозвище, не удивившись тому, что она стрельнула в него взглядом, но в выражении ее лица больше не было гнева, там остался лишь страх.
После того, как он воздержался от последующих комментариев, ее дрожащая рука, наконец, потянулась к таблеткам и стакану. Она очень старалась не касаться Джаира. Весьма умно с ее стороны. Клацнув зубами по стакану, она проглотила таблетки, ухитрившись при этом не пролить ни капли.
Когда стакан опустел, она протянула его обратно, осторожничая, дабы случайно не коснуться Джаира пальцами, при этом глядя несчастными глазами прямо сквозь него, на Калеба.
– Скажи спасибо, шлюха, – выплюнул Джаир, когда она просто свернулась калачиком. Калеб нахмурился, но оставил это замечание без ответа.
Ее глаза снова искали руководства Калеба, затем, слабым голосом она произнесла «Спасибо» и сильнее закуталась в свой плед.
Под пренебрежительным взглядом Калеба, Джаир покинул комнату. И снова он остался наедине со своей загадочной добычей. Аккуратно приблизившись к холмику из пледа на кровати, он присел, и наклонился к ее лицу.
– Ты очень гордая, – прошептал он.
– Я был к тебе добрым, а ты проказничала. Но перед тем, кто был готов тебя изнасиловать, ты проявила покорность… это о многом говорит.
– Пошел ты на хрен, – был ее тихий, хриплый ответ.
Он захохотал.
– Знаешь, ты очень интересная.
И это было правдой. По какой-то причине, он с самого начала знал, что она будет полна неожиданностей.
Когда его смех медленно сошел на нет, Калеб заговорил, при этом, голос его был холодным и бархатистым, одновременно.
– Но, знаешь, я бы предпочел, чтобы именно тыпошла на хрен... на мой.
Холмик из пледа дернулся, и резко скрутился, когда она повернулась и поспешно попятилась назад, прижимая плед к груди так, как будто это могло остановить его. Не сдержавшись, Калеб рассмеялся. Ее глаза вонзились в него, словно кинжалы, но он успел заметить, что зрачки в них расширились.
Ее желудок был пустым, а таблетка действовала быстро. Учитывая дозу, которую он ей дал, действия таблеток уже должно было дать о себе знать.
Ее голова упала, но она быстро приподняла ее. Калеб улыбнулся.
– Что… что со мной происходит? – заплетаясь, произнесла она.
Ее тело расслаблялось помимо ее воли. И она всячески старалась бороться с действием препарата.
– Ты будешь спать, зверушка, – с легкостью произнес он.
– Что? Почему?
Ее глаза были широко раскрыты от шока, и она подергала себя за губу.
– Мое лицо немеет.
Из нее вырвалось забавное хихиканье, вскоре сменившееся глубоким дыханием.
Невольно расплывшись в улыбке, Калеб направился к двери.
Глава 3
Мне было семь, когда я впервые услышала слово шлюха. Это случилось в один из тех немногих дней, которые я проводила со своим родным отцом, день, который я, до сих пор, отчетливо помню, потому, как тогда он здорово меня напугал.
Мы смотрели фильм «Возвращение в Голубую Лагуну»,нам попался как раз тот эпизод, когда героиня Лилли впадает в панику, обнаружив у себя кровь между ног. Я была слишком маленькой, чтобы понять что произошло, поэтому спросила у своего отца. На что, он ответил, – Женщины – грязные шлюхи, наполненные грязной кровью, поэтому каждый месяц они должны от нее избавляться.
Я была ошеломлена, представив, как из меня выливается кровь, а кожа прилипает к костям.
– Папочка, а я женщина?
Сделав большой глоток виски с колой, отец ответил, – Когда-нибудь, ты ею станешь.
Мои глаза наполнились слезами, когда я представила, насколько это ужасно остаться без капли крови, – А откуда мне взять так много крови?
Улыбнувшись, отец обнял меня. Запах алкоголя в его дыхании, всегда действовал на меня успокаивающе, – Найдешь, малышка... просто не будь шлюхой. Сильнее прижавшись к отцу, и произнеся, – Не буду! – я откинулась в кресле, и, заглянув в его нетрезвые глаза, задала свой главный вопрос – Но, что такое шлюха?
Грубо усмехнувшись, отец ответил – Спроси об этом у своей матери.
Однако я не спрашивала. Я никогда не рассказывала своей матери, о чем мы разговаривали с отцом, хотя каждый раз, когда он приводил меня домой, она старалась расспросить меня об этом. Наверное, инстинктивно, я понимала, что расскажи я ей, это однозначно привело бы к ссоре.
Два года спустя, на мой девятый день рождения, у меня начались месячные, и я стала жалобно просить маму вызвать врача. Но вместо этого, она затащила меня в ванную комнату и потребовала объяснить, что происходит. Подняв на нее глаза, и излучая всем своим телом стыд, я прошептала, – Я – шлюха.
В следующий раз, когда я увидела своего отца, мне было уже тринадцать. И к тому моменту, у меня уже имелось точное представление о том, что же такое "шлюха".
Моя мама была шлюхой, потому, что в слишком раннем возрасте влюбилась в моего отца и забеременела мной... затем моим братом.... а после, моей сестрой.... и еще одной моей сестрой... а после и еще одним братом... ну, и... всеми остальными. Из-за нее, меня ожидала подобная участь. Казалось, что блуд уже присутствовал в моей крови, точнее, в моей грязной крови. Мои дедушка и бабушка верили в это, так же, как и мои тети, и их мужья, и даже их дети.
Моя мама была самой младшей в семье, и мнение ее старших сестер ложилось на нее тяжким грузом. Но самое важное было то, что она самаверила в это. И, более того, она заставила поверить в это меня.
Мама одевала меня в длинные платья, запрещала пользоваться косметикой, носить сережки, и все остальное, что было оригинальнее простой заколки для волос. Мне было запрещено играть со своими родными или двоюродными братьями, и даже сидеть на коленях у собственного отца. И все это делалось для того, чтобы ненароком не выпустить мою внутреннюю сущность настоящей шлюхи. К тринадцати годам, я была сыта по горло своей семейкой, обвиняющей меня в демонстрации своей puta,поэтому бунтовала при любой возможности.
Я одалживала у своих друзей шорты, юбки и футболки. Экономила деньги с поздравительных карточек на дни рождения и случайных заработков, которые мне давала мама за то, что я следила за своими младшими братьями и сестрами, в то время, как она отправлялась на поиски очередного мужика. На эти деньги я потом покупала неяркий блеск для губ и лак для ногтей. Всякий раз, когда мама находила эти предметы в моей комнате, она набрасывалась на меня с кулаками.
– Несчастная!– кричала она, кидая в меня, купленную втайне от нее, косметику.
В ее глазах я была позором.
– Так вот чем ты занимаешься за моей спиной? Носишь это... это... все напоказ! Выставляешь свои сиськи и ноги, как какая-то уличная шлюха!
Я всегда плачу, когда злюсь, и когда меня распирает от эмоций, и мне мало когда удается, контролировать свои слезы и количество бранных слов, вылетаемых из моего рта, – Да, пошла ты, мам. Пошла ты, к черту! Это ты шлюха, а не я, – рыдала я, – Я просто хочу одеваться, как все девочки моего возраста. Я устала расплачиваться за твои ошибки. Я не сделала ничего плохого.
Глаза моей матери наливались слезами и злостью, – Знаешь, Ливви, тебе просто кажется, что ты лучше меня, – сглотнув, она продолжила, – но это не так. Мы похожи намного больше, чем тебе того хотелось бы... и я тебя предупреждаю... будешь вести себя как шлюха, и относиться к тебе будут, как к шлюхе.
Я громко плакала, пока она собирала всю одежду в мусорную корзину.
– Эта одежда моих друзей!
– Значит, они тебе больше не друзья. Тебе не нужны такие друзья.
– Я тебя ненавижу!
– Хмм... знаешь, сейчас, я тоже тебя ненавижу. Я многим пожертвовала ради такой неблагодарной дочери, как ты.
***
Когда я проснулась, мне было тяжело дышать, и я была полностью дезориентирована, мой сон стал исчезать, но только никуда не девалось чувство страха, сжимающее все мои внутренности. Окружающая темнота была настолько непроглядной, что мне казалось, будто я все еще пребывала в своем кошмарном сне. Затем, медленно, кадр за кадром, ко мне стало возвращаться понимание происходящего. И как только каждый кадр был просмотрен и направлен на хранение в мою мысленную библиотеку памяти, на меня стало снисходить призрачное, но упрямо разрастающееся осознание того, что этот кошмарный сон был реальностью, моейреальностью.
Внезапно, я стала испытывать непреодолимое желание вернуться в свой сон. Ведь я понимала, что любой, даже самый страшный ночной кошмар, был лучше этой реальности.
Мое сердце стало тонуть в неизведанных глубинах, а глаза прожигать окружающую тьму. Я спокойно огляделась по сторонам, отмечая незнакомые мне предметы. И как только в моем сознании окончательно рассеялась дымка, и я вернулась в холодную и суровую реальность, вот тогда, я и поняла, что меня, действительно, похитили.Эта мысль больно стукнула меня по голове, начав мигать в ней неоновыми лампочками.
Окруженная непривычной обстановкой, я снова огляделась. Незнакомое место. Я, на самом деле, находилась в странном месте.
Мне захотелось плакать. Мне захотелось плакать от того, что я этого не предвидела. Мне захотелось плакать, от неизвестности моего будущего, да и просто из-за желания плакать. Мне захотелось плакать от того, что я, скорее всего умру в таком молодом возрасте, не испытав всей прелести жизни. Но больше всего, мне захотелось плакать от того, что я была девушкой с такой ужасной, трагичной и глупой судьбой.
А ведь у меня, было так много фантазий о том дне, когда он помог мне на той остановке. Тогда, я чувствовала себя принцессой, которую спас рыцарь в сияющих доспехах. Господи, Боже, я даже попросила его подвезти меня по школы! И так расстроилась, когда он отказал мне, а упомянув о встрече с другой женщиной, мое сердце и вовсе провалилось в желудок.
В тот день, я проклинала себя за то, что не была одета во что-то более симпатичное. И стыдно признаться, но с того раза, я почти каждую ночь думала о его прекрасных волосах, таинственной улыбке, и о цвете его глаз.
Я закрыла глаза.
Какой же идиоткой я была. Ужасной, безрассудной, маленькой девочкой. Неужели ошибки моей матери, так ничему меня и не научили? Очевидно, нет.
Каким-то образом, я умудрилась отключить все свои мозги при виде красивого придурка с милой улыбкой. И так же, как и маму, заманить меня в свои сети было проще простого. Я позволила мужчине разрушить свою жизнь.
По какой-то неведомой мне причине, в эту секунду я возненавидела свою мать. И это разбивало мое сердце еще больше.
Со злостью, я вытерла слезы, которые грозились брызнуть из моих глаз. Я должна была сосредоточиться на том, как выбраться отсюда, а не лелеять чувство жалости к самой себе.
Единственным источником света в комнате был маленький прикроватный ночник, от которого исходило тусклое сияние.
Болезненность во всем теле исчезла, но дикая головная боль все не унималась. Я не была привязана, и лежала под толстым пледом, с головы до ног покрытая тонким слоем пота. Скинув с себя плед, я ожидала увидеть свое тело обнаженным, но на удивление, обнаружила, что на мне была шелковая ночная рубашка и трусики.
Лихорадочно ощупывая ткань, я поняла, что меня кто-то одел. Но кто? Ведь одевание означает прикосновение, а прикосновение может означать очень и очень многое.
Калеб? Он это сделал? Эта мысль наполнила меня страхом. Но где-то там, под ним, пряталось еще более опасное чувство – нежелательное любопытство.
Оттолкнув противоречивые эмоции, я сосредоточилась на ощущениях в своем теле. Болело все, даже волосы, но между ног я не испытывала никакого дискомфорта. Отсутствие боли внутри, предполагало, что, худшего, со мной все же не произошло. На секунду, я испытала облегчение, но, еще один взгляд вокруг моей новой темницы – и эта мимолетная радость, быстро испарилась. Мне нужно выбираться отсюда.
Я сползла с кровати.
Комната выглядела убого, с желтыми обоями на стенах, и запятнанным ковром на полу. Огромная кровать с пологом на четырех железных столбах, была единственным относительно новым предметом мебели. Поэтому казалось, что она совершенно не вписывалась в обстановку этого места. Не то, чтобы я много знала о таких местах, но все же.
Постельные принадлежности пахли кондиционером для белья. Точно таким же, каким я стирала вещи своих родных. Мой желудок сжался.
Я не ненавидела свою мать, я любила ее. И даже, несмотря на то, что от нее я этих слов, почти никогда не слышала, мне следовало говорить ей об этом почаще. От слез стало щипать в глазах, но я не могла сейчас расклеиваться. Мне нужно было срочно найти пути для спасения.
Моим первым инстинктом было попытаться открыть дверь, но я тут же отбросила эту идею, посчитав ее глупой. Во-первых, я помню, что она была заперта, а во-вторых, выбежав из этой комнаты, я запросто могла попасть в лапы своих похитителей. Одно воспоминание о взгляде этого Джаира, и мое тело начало бить нервной дрожью.
Между тем, я подползла к занавескам, и отодвинула их. Увидев, что окно было заколочено досками, мне с трудом удалось сдержать крик отчаяния. Просунув пальцы в щели между досками, я попыталась дернуть их, но это оказалось бесполезным. Черт.
Внезапно, за моей спиной, открылась дверь. Резко обернувшись, я прислонилась спиной к стене, желая слиться с ней, и спряталась за занавесками так, чтобы меня никто не нашел.
Дверь была не заперта. Он что, ждал меня?
Сквозь приоткрытую дверь, в комнату стал проникать мягкий и тусклый свет, оставляя на полу многочисленные тени. Калеб. Мои ноги задрожали от страха, когда закрыв за собой дверь, он направился ко мне. Шагая медленно и осторожно, он выглядел словно Дьявол, одетый в черные штаны и рубашку такого же цвета, застегнутую на все пуговицы. Он был таким красивым, что мои внутренности свело, а сердце стало работать с перебоями. Боже, ведь это ненормально.
От света, падающего из-за двери, его тень казалась темной и длинной. Непроизвольно, в моей памяти всплыли жутковатые слова Эдгара По, четко описывающие мужчину, который сейчас приближался ко мне: «Будто кто-то постучался – постучался в дверь ко мне. Это, верно, – прошептал я, – гость в полночной тишине, Гость стучится в дверь ко мне».
Черт, черт. Черт.Так, ладно, гостьей в данном случае, была я.
Подойдя ко мне, Калеб поднял свою руку, словно собирался ударить меня, и я вскинула обе руки, желая защитить лицо. Но вместо этого, он ударил кулаком в стену. Я вся сжалась, а этот подонок расхохотался.
Медленно опустив руки, я положила их себе на грудь, прикрываясь. Но Калеб, схватил оба моих запястья одной левой и завел их над моей головой. Зажатая между ним и стеной, я могла сопротивляться ему не эффективнее маленького напуганного хомячка. Поэтому, застыла на месте, словно моя неподвижность могла обескуражить его натуру хищника. Он был словно змея, которая только и делала, что питалась живыми грызунами.
– Ты голодна? – спросил он, мягким, низким голосом.
Я слышала вопрос, но его слова не доходили до моего сознания. Потому как мой мозг, прекратил свою работу. Единственное, на чем сейчас мог сконцентрироваться мой разум – это на его физической близости. На тепле его пальцев, сжимающих мои запястья. На чистом, влажном запахе его тела, витающем вокруг меня в воздухе. На невидимом, но осязаемом давлении его пристального взгляда на меня. Что это?
Когда я не ответила, пальцы его правой руки стали пробираться к моей правой груди, отчего ткань атласной сорочки нагрелась, и стала излучать тепло моей плоти. В мое сознание непрошено ворвались недавно сказанные друг другу слова.
– Пошел ты на хрен.
– ... я бы предпочел, чтобы именно ты пошла на хрен... на мой.
Мои колени слегка подогнулись, а соски затвердели. Сделав резкий вздох, я отпрянула от его прикосновения, и крепко закрыв глаза, заставила себя сосредоточиться на своих поднятых руках.
Его губы ласкали раковину моего уха, – Ты собираешься отвечать? Или мне снова тебя заставить?
Еда? Внезапно, при мысли о еде, мой желудок болезненно скрутило. Это было первобытным инстинктом. Когда он напомнил о еде, мне на самом деле захотелось есть. Я была очень голодна.
Сделав глубокий вдох, я попыталась найти в себе силы.
– Да.
Сначала, я почувствовала у своего уха улыбку Калеба, а затем его пальцы приподняли мой подбородок. Боковым зрением я увидела, как он нагнулся ко мне, обдавая мою разгоряченную кожу своим прохладным дыханием.
– Да, – повторил он мой ответ, – ты голодна? Да, ты собираешься отвечать? Или да, мне снова тебя заставить?
Мое сердце понеслось вскачь, когда я почувствовала его дыхание на своей щеке. Мне вдруг стало не хватать воздуха, как будто его близость полностью высосала его из моих легких.
– Или это было просто, ДА?
Я приоткрыла губы, мои легкие пытались втянуть как можно больше воздуха. Что получилось весьма паршиво. Но, несмотря на охватившую меня панику, я заставила себя ответить.
– Да, – произнесла я, заикаясь, – я голодна.
Я знала, что он улыбнулся, хоть и не могла видеть этого. Дрожь, была настолько сильной, что мое тело почти дернулось к нему, а по коже побежали мурашки. Он мягко поцеловал меня в щеку, от чего, я, кажется, даже захныкала. Потом, он вышел из комнаты. И даже после того, как услышала, как за ним закрылась дверь, я так и осталась стоять, словно парализованная.
Вскоре, Калеб вернулся с тележкой, полностью загруженной едой. И как только, я учуяла запах мяса и хлеба, у меня тут же, засосало под ложечкой, и было сложно побороть непреодолимое желание подбежать к еде.
Следом за ним, держа в руках стул, зашел Джаир. Увидев его, мне отчаянно захотелось, чтобы земля подо мной разверзлась, и поглотила в свои глубины.
Ранее, когда Джаир пытался меня изнасиловать, я (снова) попыталась найти защиту в руках Калеба. Полагаю, что где-то, очень глубоко в моем сознании, до сих пор, теплилась надежда, что он защитит меня. Потому как, в глазах араба, я видела лишь ужасающий, дикий блеск, говорящий о желании, причинить мне боль.
Дверь закрылась, и я подняла взгляд, пытаясь найти Калеба, который расположился возле еды. Мы снова остались с ним наедине.
Мои внутренности разрывало от страха и голода.
– Подойди сюда, – сказал он.
Несмотря на то, что его голос пугал меня, я начала двигаться в его направлении.
– Подожди. Я хочу, чтобы ты приползла сюда.
Мои ноги задрожали. Приползти? Он, наверное, шутит? Нужно бежать. Бежать прямо сейчас.
Он встал, смотря прямо на меня.
Но куда бежать? Помнишь, как быстро он повалил тебя на пол и оттащил от двери?
Мои колени опустились на пол.
Да и разве у меня был выбор?
Опустив голову, я все еще чувствовала на себе его взгляд, который сулил его руку в качестве наказания мне за непослушание.
На четвереньках, я проползла через комнату, пока не наткнулась на его обувь. Я в ловушке. Почти обнаженная. Слабая. Запуганная. Его.
Наклонившись ко мне, и собрав обеими руками мои волосы, Калеб медленно поднял мою голову, пока наши глаза не встретились. Внимательно посмотрев на меня, его брови нахмурились, а губы сложились в тонкую линию.
– Мне жаль, что он ударил тебя, – сказал он, поглаживая уголок моего левого глаза.
– Ты очень красивая девушка; очень жаль.
Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Воспоминание, тяжкоевоспоминание стало рваться на поверхность моего сознания, разрушая мою защиту. Мой отчим тоже говорил, что я была красивой. Я была красивой вещью, а у красивых вещей в этой жизни сложная судьба, особенно если они попадают в руки таких, как он.
Инстинктивно, я схватила его за запястья, пытаясь убрать его руки из моих волос, но он крепко держал меня. Именно крепко, не грубо. Таким образом, он давал понять без слов; что еще не насмотрелся на меня.
Неспособная выдержать его взгляд, я отвела глаза в сторону. Казалось, даже воздух вокруг меня сменился, только чтобы угодить ему.
Он скользил по моей щеке своим дыханием, в то время, как его предплечья, накрытые моими дрожащими, вспотевшими ладонями, намекали на таившуюся в нем недюжинную силу. Закрыв глаза, я сделала глубокий вдох, тем самым, пытаясь успокоиться.
Его запах смешался с запахом еды и затуманил мое сознание. Странно, но это сочетание, будило во мне первобытные эмоции. Внезапно, почувствовав себя хищницей, мне захотелось оторвать зубами кусок его плоти от костей и запить все это его кровью. Не в силах сдержаться, я прошептала, – Это твоя вина, что он так сделал. Все, что случилась – твоя вина. Ты ничем не лучше его.
Мне было приятно произносить это. Мне даже следовало озвучить эти слова раньше.
Вниз, по моей шее, потекла капля пота, медленно сползая по ключице на грудь, и плавно стекая в ложбинку между грудями, напоминая мне о моем теле. О моем мягком, хрупком теле.
Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Я вздрогнула, не зная, как определить, что именно означал его вздох; был ли это признак успокоения, или же наоборот: он станет наказывать меня, избивая до бесчувствия.
Его голос, такой нежный с нотками любезности, заполнил мой разум, – На твоем месте, я бы сто раз подумал, прежде чем что-то говорить мне, зверушка. Мы с нимразные, как небо и земля. И я думаю, что вопреки себе, ты вскоре научишься это ценить. Но смотри, не ошибись; я способен на такие вещи, которых ты и представить себе не можешь. Еще раз спровоцируешь меня – и я с радостью тебе это продемонстрирую.
Когда он отпустил меня, я снова бездумно опустилась на четвереньки, уставившись на его ботинки. Я была уверена в том, что если бы начала думать о тех вещах, "которых я и представить себе не могла", то полностью сломалась бы, потому как мой разум, уже начал красочно вырисовывать их в моей голове. Фактически, я уже стала мысленно проигрывать в голове жуткие сценарии, когда его голос прервал мои мысли.
– Вся твоя жизнь изменится. Тебе следует попытаться это принять, потому что у тебя нет ни единого шанса этого избежать. Нравится тебе это или нет, будешь ли ты бороться или нет, но твоя старая жизнь уже закончена. И закончилась она задолго до того, как ты очнулась в этой комнате.
Не было этих слов, не было меня, всего этого не было. Это было безумием.
Я проснулась вся взмокшая от пота, испытывая страх ко всему этому, к этой тьме. Меня съедали страх, боль, голод, и этот мужчина. Мне хотелось положить свою голову ему на ботинок, лишь бы прекратить все это. Слова повисли в воздухе, словно облачко с текстом, все еще не покинувшее его губы.
Задолго... но насколько? До встречи на остановке?
Мои мысли снова вернули меня к маме. Она была далека от совершенства, но я любила ее больше всех на свете. И сейчас, Калеб говорил мне о том, что я больше никогда не увижу ее, что я никогда не увижу никого из тех, кого когда-то любила.
Мне следовало ожидать таких слов. Каждый злодей произносил подобную речь "Даже не пытайся этого избежать, это невозможно", но до сих пор я не задумывалась над тем, какими, на самом деле, ужасающими были эти слова.
Затем он встал, возвышаясь надо мной, словно Бог, который забрал у меня солнце, и которого никак не заботило мое уничтожение.
– Обращайся ко мне не иначе, как Хозяин. Каждый раз, когда ты будешь об этом забывать, я буду жестоко напоминать тебе. Так что, выбирай, что тебе больше по душе – подчинение или наказание. Выбор полностью за тобой.
Как только я вскинула голову, мои шокированные, испуганные и непримиримые глаза встретились с его глазами. Я не собиралась называть его Хозяином. Хрена. Тебе. Лысого. И была полностью уверена в том, что он смог прочесть эту решимость в моем взгляде. Потому как, невысказанный вызов за ними, так и кричал «Только попробуй, хоть одним пальцем тронуть меня, придурок. Только попробуй».На что, подняв одну бровь, его глаза словно ответили, «С превеликим удовольствием, зверушка. Просто дай мне повод».
Пытаясь избежать войны, в которой я, вероятно, не смогла бы одержать победу, я снова опустила свой взгляд в пол. Я все равно собиралась валить отсюда. Поэтому, нужно было действовать разумно.
– Ты поняла? – самодовольно спросил он.
Да, Хозяин.Я не ответила вслух, чего Калеб никак не мог упустить.
– Ты. Меня, – он наклонился вперед, – Поняла?
Он выговаривал каждое слово так, словно говорил с ребенком или с тем, кто не понимал английского. Мой язык прижался к зубам. А взглядом, я уставилась на его ноги, не имея сил ни отвечать, ни воевать с ним. В горле стал формироваться ком, и чтобы избавиться от него, мне пришлось с трудом сглотнуть, но слезы все-таки хлынули из моих глаз. Это были слезы не боли или страха, это были слезы отчаяния.
– Ну и отлично, думаю, ты не особо голодна. А вот я, голоден.
При упоминании о еде, мой рот снова наполнился слюной, а желудок стянуло в тугой узел.
Когда Калеб стал отрывать кусочек хлеба, мои ногти впились в ковер, на котором я сидела, и на который капали мои слезы. Что ему было нужно от меня, чего он еще пока не мог взять?
Я всхлипнула, стараясь не разрыдаться. А он, снова прикоснувшись ко мне, погладил меня по затылку.
– Посмотри на меня.
Стерев слезы с лица, я подняла на него глаза. Калеб сидел, откинувшись на стуле, и наклонив голову набок, выглядел при этом так, словно что-то обдумывал. Мне оставалось лишь надеяться на то, что он не думал о том, чтобы унизить меня еще больше, хотя, в этом я очень сильно сомневалась.
Не отрывая своих глаз от моего лица, он взял кусочек отрезанного мяса со своей тарелки и медленно положил его себе в рот.
Каждую слезинку, катившуюся из моих глаз, я быстро смахивала тыльной стороной ладони.
Затем, он взял кусочек рубленной говядины. Я с трудом сглотнула. Подавшись вперед, он поднес это восхитительно пахнущее лакомство к моим губам. С нескрываемым облегчением я открыла свой рот, но он быстро убрал еду от меня.
Он проделывал это снова. И снова. И каждый раз, я подползала все ближе и ближе, пока мое тело не оказалось зажатым между его ногами, а мои руки не легли по обеим сторонам от его туловища.
Внезапно, схватив обеими руками его руку, я быстро сунула ее себе в рот, чтобы забрать кусочек мяса из его пальцев. О, Боже, как же это было вкусно.Его пальцы на моем языке, были жирными и солеными, но я умудрилась вырвать мясо, которое он ими держал.
Дальше, все произошло довольно быстро: одной рукой он сжал мой язык, а второй впился в мою шею, сжимая ее, тем самым, заставляя меня сильнее открыть рот. Боль каскадом спустилась вниз по моему горлу. От чего еда выпала у меня изо рта на пол, и я, буквально взвыла от чувства потери.
Отпустив мой язык, он так развернул мое лицо так, что мы буквально впились друг в друга взглядами.
– Я был чересчур добрым к тебе, так что теперь, ты узнаешь, каким я являюсь на самом деле. Ты очень гордая и избалованная, поэтому я собираюсь выбить это из тебя.
После этих слов он резко поднялся, и меня отбросило спиной на пол.
Выйдя из комнаты, он закрыл за собой дверь. Однако на этот раз, я услышала щелчок закрывающегося замка.
… рядом со мной, стояла и манила своим присутствием оставленная им еда.
Глава 4
Мой голод был подобен разгневанному существу, которое с ревом разрывало своими когтями мои внутренности. Накинувшись на еду, словно изголодавшееся животное, я запихивала ее себе в рот и, не пережевывая, глотала. Я даже не обращала внимания на то, что заталкивала: был ли то цыпленок или жареные бобы. Главное, это была пища, которой мне нужно было заполнить свой пустой желудок, поэтому я ела, до тех пор, пока не набила его под завязку, и не насытилась.
В момент, когда я проталкивала в свою глотку последний кусок, а все мое лицо и руки были вымазаны в жиру, соли и крупе, переведя свой взгляд на стол, среди пустых бумажных тарелок, я увидела одну единственную пластиковую вилку.
Лихорадочно вцепившись в нее, я побежала к заколоченному окну, начав без толку колотить ею по доскам. И пока моя еда продолжала свой недолгий путь к желудку, я неустанно царапала вилкой по преграде, отделяющей меня от внешнего мира, до тех пор, пока та не начала разламываться в щепки в моих руках. Дыша быстро и поверхностно, из-за несусветного количества съеденного, я от досады бросила обломки вилки на пол, позволяя кусочкам пластика разлететься по комнате.
На меня обрушился новый поток страха и уныния, слезы снова застилали глаза. Ты не выберешься отсюда. Тебе конец. Он вернется и сделает с тобой нечто ужасное. Нечто действительно, по-настоящему плохое, и ты ничего не сможешь сделать, чтобы остановить его.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Боже, пожалуйста, прошу тебя, умоляю, избавь меня от этого.
Бросившись в слабо освещенную ванную комнату, я подняла крышку унитаза и выблевала все, что съела. Каждый раз, когда на меня вновь накатывал приступ рвоты, вместе с выходом горькой желчи, из моей груди вырывался крик. Мой голос, напоминал собой сдавленное бульканье, эхом отдаваясь от керамической плитки, пока, наконец, не сменился на плачущие стоны и тяжелое дыхание.
Я быстро нажала на смыв, пока вид моей рвоты не вызвал у меня очередной приступ тошноты. После этого, я и правда, почувствовала себя чуточку лучше. Пусть снова голодной, но на этот раз спокойнее.
Поднявшись, я попыталась включить свет, но, не нащупав переключателя, поняла, что здесь его тоже не было. Источником света, так же, как и в комнате, служил еще один ночник.
Ванная комната была в процессе ремонта, и новое здесь сочеталось со старым. Я пыталась старательно игнорировать джакузи, в которой меня раздевали и трогали. Но всего один взгляд на нее, и я снова ощутила его руки на своем теле.
Резко отвернувшись, я сосредоточила свое внимание на умывании и полоскании рта. Мне нужно было вытравить из своей памяти вкус и запах моей рвоты.
