Текст книги "Проклятие Деш-Тира"

Автор книги: Дженни Вурц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 51 страниц)

Никакая магия не в состоянии предусмотреть и предотвратить все возможные неудачи. А после того как солдаты Итарры вступят в пределы Страккского леса, гарантировать что-либо может только безумец.

Аритон выбил из трубки пепел. Малейшее движение сразу же пронзало голову острой болью. Верный признак того, что ему необходима вода. Аритону захотелось скинуть с себя измятую и насквозь пропотевшую одежду. Но сначала он должен напиться. Если этого не сделать, яд тинеллы, проникший внутрь, его погубит.

Аритон нагнулся и зачерпнул воды из ручья. Первый же глоток ударил по желудку, спровоцировав рвотный позыв. Аритон зачерпнул еще и поднес сложенные чашечкой ладони к губам. Пить, он должен пить. Проталкивая воду в горло, Аритон в очередной раз осознал всю легкомысленность своих действий. Ему ни в коем случае нельзя было выкуривать такое количество тинеллы да еще в одиночестве! По-настоящему сейчас ему нужны настой целебных трав, постель и присутствие другого мага, который оберегал бы его разум, все еще остававшийся уязвимым. Лишенному такой помощи Аритону оставалось только одно: ждать. Со временем действие тинеллы ослабеет и беспорядочное мелькание картин перед его мысленным взором прекратится. Вода не в состоянии вымыть из организма всю отраву. Для этого понадобится помощь разума. А пока нужно терпеливо ждать и даже радоваться тому, что он один. Сейчас он бы не вынес общества других людей.

Лес окутали сумерки, потом совсем стемнело. Затихли птичьи трели. Сквозь черное кружево ветвей проглядывали ранние звезды. Прислонившись спиной к дубу и слегка запрокинув голову, Аритон по-прежнему сражался с последействием тинеллы. Черная одежда делала его неотличимым от лесных теней. Последним всплеском действия яда была картина гибели младшего брата Дэнии, которому принадлежала эта одежда. Сам того не желая, Аритон узнал, что в пятнадцать лет ее брат участвовал в одном из налетов и был ранен. «Удар милосердия», нанесенный Каолом, оборвал его страдания, обеспечив несчастному так называемую чистую смерть. Аритон замотал головой, силясь прогнать видение: капли крови, падающие на зеленые листья папоротника. В ноздри ударяли пронзительные запахи, но не окружающего леса, а того места, где пал брат Дэнии. Чтобы потушить видение и хоть как-то упорядочить мысли, Аритон заставил себя вспоминать слова длинных баллад.

Лучше всего для этой цели подходила любимая застольная баллада Дакара. Длинная и весьма непристойная по содержанию, она вызывала смех только тогда, когда и певец, и слушатели были изрядно пьяны. Аритон прошептал несколько первых строк. Язык заплетался, однако он не прекращал усилий, рассчитывая, что дальше дело пойдет лучше. Где-то на шестом куплете он сбился, умолк и вдруг обнаружил, что его уединение нарушено.

Он почувствовал, как зазвенело в ушах, как напряглись все мышцы, отзываясь на чужое присутствие. В отличие от почти мистического спокойствия, исходящего от птиц и зверей, такую взбудораженность мог вызвать только человек. В еще не до конца оправившееся сознание Аритона ворвались чужие ощущения: возбуждение, неуверенность и целый поток сбивчивых мыслей.

– Выходи, чтобы я мог тебя видеть, – хриплым голосом потребовал Аритон.

Хорошо, что в темноте не видно, в каком жалком состоянии он находится. Произнеся эти слова, он стал ждать.

Послышался хруст веток. Потом из зарослей орешника вынырнул Джирет. Вид у мальчишки был довольно испуганный.

– Как вы узнали, что я здесь? – обиженно спросил Джирет.

Он-то думал, что действует как заправский дозорный и уже научился подкрадываться бесшумно. Джирет подошел ближе, нагнулся и поднял валявшуюся на берегу ручья пустую коробочку. Втянув ноздрями сохранившийся там незнакомый терпкий запах, мальчишка выпятил губу и искоса поглядел на Аритона.

Сын Стейвена ожидал, что ему сейчас попадет, и Аритон знал об этом. Одновременно Джирета подмывало спросить, а не страдает ли принц пагубным пристрастием к какому-нибудь зелью. Обрадованный тем, что Аритон не стал его отчитывать, Джирет тактично пожал плечами и отбросил коробочку. Потом он уставился на принца, все еще недовольный, что его разоблачили. Зря, что ли, он густо покрыл свою рубаху мокрыми листьями, скрадывающими звуки?

– Я не шумел, – угрюмо сказал Джирет. Аритон усмехнулся.

– Тебя выдали комары, – беззастенчиво соврал он.

– Но я ведь не прихлопнул ни одного! – возразил Джирет.

– В следующий раз постарайся не чесаться, – посоветовал Повелитель Теней.

Он невольно вздрогнул, когда мальчишка громко расхохотался.

– А вы почти все подмечаете, ваше высочество.

Аритон уловил невысказанный смысл этих слов: ведь зелье и выпивка должны притуплять чувства.

– Обращайся ко мне без титула, – сказал он Джирету. – Ты же не приносил мне вчера клятвы верности, а потому не обязан оказывать никакого почтения.

– Просто взрослые думают, что я еще слишком маленький! – Джирет опустился на колени. – Вот. – Он вытащил из-за пояса нож, которым мастерил игрушки для младших сестер. – Возьмите этот нож. Через год я стану взрослым.

У Аритона кружилась голова, но он заставил себя улыбнуться. Сознание, еще не до конца освободившееся от пут тинеллы, подсказало ему: просьба Джирета продиктована не мальчишеским желанием поклоняться герою. Джирету нельзя было отказать в уме и наблюдательности. Он нашел свой способ проверить отвагу принца, которого взрослые осуждали чуть ли не в открытую.

Пробиваясь через вереницу совершенно посторонних мыслей, Аритон подыскивал слова, чтобы ответить мальчику как молено мягче.

– Джирет, пройдет еще не менее десяти лет, прежде чем ты сможешь перечить отцовской воле. Если Стейвен не позволил тебе принести клятву верности, я должен считаться с его решением. Поставить под сомнение волю твоего отца значило бы оскорбить его. Если хочешь, мы будем друзьями. Иных обещаний я дать тебе не могу.

Слова эти все же обидели Джирета. Он убрал нож обратно и только потом сказал:

– Через каких-то восемь лет мне будет двадцать. Таэшка говорит, что и сейчас я очень рослый для своего возраста. Правда, она хоть и моя сестра, но все равно девчонка. А что девчонки в этом понимают?

Джирет заносчиво задрал подбородок. «Наверное, если бы Дэния сейчас увидела своего сына, она бы заволновалась», – почему-то подумалось Аритону.

– Когда итарранская армия вторгнется в наш лес, я буду сражаться рядом с вами, ваше высочество.

Кровавые видения все еще прорывались в сознание Аритона. Силясь оттеснить их, он сказал:

– Я тебе запрещаю.

– Но у нас такой обычай! – Джирет вскочил на ноги. – Друзья всегда сражаются рядом. Недавно Халирон побился об заклад с Эльведом, что вы владеете мечом лучше Каола.

– Тогда почтенному менестрелю придется раскошелиться, – резко ответил Аритон и тут же пожалел о своей вспышке. Это все из-за головной боли. Он попытался вновь нацепить на себя прежнюю маску скучающего принца. – А ты не забыл про младших сестер? Кто защитит их, как не ты?

Джирет досадливо усмехнулся.

– Каол прав: вы рассуждаете как горожанин. Наши девчонки не нуждаются в защите, а дочери предводителя клана – тем более. Конечно, Идаль и Меара еще малы, но две другие мои сестры обязательно будут на поле боя. Дела им хватит: собирать оружие убитых, вражеских лошадей ловить, которые остались без всадника.

Аритон тихо застонал. Ему показалось: если бы не дерево, он сейчас провалился бы в пучину захлестнувших его кровавых видений. И вдруг все они померкли. Их заслонила картина, заставившая оцепенеть сердце и разум. Аритон даже прекратил дышать. Он увидел тела зверски убитых женщин, девушек и даже девочек. Тишину лесного вечера взорвали крики и стоны будущих жертв. Из глаз Аритона хлынули слезы, его охватила бессильная ярость. Он силился вырваться из этого кошмара. Пальцы лихорадочно зарывались в мох, а он видел их погруженными в лужи еще теплой крови. Расправа итарранцев над женщинами клана произошла совсем недавно.

Никакие волевые усилия не помогали: сознание ускользало. Аритон хватал ртом воздух, и оттуда вырывались сдавленные крики. Потом что-то помогло его разуму вернуться из будущего в настоящее. Аритон обнаружил, что Джирет трясет его за руку.

– Ваше высочество, вам плохо? – с тревогой спрашивал мальчик.

– Нет, – ответил Аритон и вздрогнул.

У него хватило выдержки, чтобы под напором видений осторожно высвободиться из пальцев Джирета.

– Если я и настаиваю на защите твоих сестер, то лишь потому, что беспокоюсь и о них, и обо всех других детях ваших кланов. А сейчас, Джирет, отведи меня к отцу. У меня для него есть очень важная информация.

С настороженностью, свойственной любому дозорному, Джирет смотрел, как Аритон склонился над ручьем и судорожными глотками стал пить воду. Принц выглядел совсем больным и весь дрожал, словно от страха. Джирет не стал спорить. Как-никак, он самовольно вторгся туда, куда его никто не приглашал. Вздохнув, он мысленно согласился с тем, что проспоренная Халироном монета действительно осядет в кошельке Эльведа.

Вода и ходьба благотворно подействовали на Аритона. Дыхание его стало свободнее; кровь быстрее заструилась по жилам, что помогло ему преодолеть наиболее тяжкие последствия дурмана. За час пути до лагеря ему удалось восстановить хотя бы видимость привычного состояния.

Это было как нельзя кстати. Оказалось, Джирет удрал в лес, никого не предупредив, и мать ожидала его отнюдь не в благодушном настроении. Дэния стояла у полога семейного шатра. Она сменила повседневный наряд на сиренево-голубое платье с облегающими рукавами. Волосы цвета красной меди, которые Аритон привык видеть заплетенными в тугую косу, были распущены и ниспадали с плеч. Столь откровенная женственность Дэнии так поразила Повелителя Теней, что он остановился, не зная, о чем говорить.

Но его скованность моментально улетучилась, когда он услышал сердитый голос Дэнии:

– Джирет! Где тебя носило? Мне стыдно, что мой двенадцатилетний сын ведет себя как несмышленый ползунок!

– Мальчик был со мной, и с ним ничего не случилось, – вмешался Аритон, которого Дэния не сразу заметила в темноте.

Она бросила на принца гневный взгляд.

Пораженный внезапной переменой в настроении матери, которая вдруг прекратила его отчитывать и велела немедленно отправляться спать, Джирет понял, что материнский гнев изольется на Аритона. Похоже, Дэния забыла, кто стоит перед ней. Предпочитая не искушать судьбу, Джирет ретировался за занавеску, отгораживающую детскую часть шатра.

Дэния отпустила полог, продолжая сердито поглядывать в сторону виновника, застывшего в темноте. Ладно Джирет, тот еще мал, но наследный принц! Что ж, она получила лишнее подтверждение словам о тяжелом и непредсказуемом характере Аритона. Вспомнила она и слова Каола, утверждавшего, что его высочеству после клятвы верности потребовалось успокоить взбудораженные чувства выпивкой или иной прихотью. Вот он и сбежал в укромное местечко. Дэния молча принялась зажигать свечи.

Пламя осветило лиф ее платья, украшенный по краям затейливой вышивкой, и заиграло на ее волосах, придав их цвету приятную теплоту. Дэния спрятала недовольство за приторной улыбкой.

– Стейвен скоро придет, – сообщила она, стараясь говорить любезным тоном.

Аритон по-прежнему молчал и не входил в шатер.

– Входите же, – уже настойчивее предложила Дэния. – Садитесь поудобнее, чтоб приятнее было ждать.

Аритон чувствовал, скольких усилий стоит ей удержаться от недовольного ворчания. Наблюдательная Дэния конечно же заметила, в каком состоянии его одежда и он сам, и сделала определенные выводы. Не желая испытывать терпение хозяйки, Аритон прошел внутрь шатра. Обычно Дэния стремилась сделать все, чтобы принц чувствовал себя как можно удобнее. Аритон улыбнулся: на этот раз жена Стейвена избрала другую тактику. В шатре не осталось ни одного неосвещенного угла, где можно было бы укрыться. Аритон в отместку не стал никуда садиться. Когда Дэния удалилась на детскую половину, чтобы взглянуть, лег ли Джирет, а если еще нет, то насильно загнать сына в постель, наследный принц дал выход своему беспокойству и стал расхаживать взад-вперед.

Внутреннее убранство шатра было по-походному скромным; шпалеры, яркие ковры и мебель остались в хранилище. И все же язык не поворачивался назвать это жилище варварским. В одном углу громоздились куски дерева и коры – там Джирет мастерил игрушки для сестер. На камышовой подстилке лежала открытая книга. Рядом стояла наполовину сгоревшая свеча в простом подсвечнике. Подойдя ближе, Аритон увидел на странице красочный рисунок, вспыхнувший позолотой. Стена шатра была искусно расписана красками и изображала сцену охоты на оленя. В углу, на другой подстилке поверх елового лапника лежала драгоценная лиранта Халирона.

Серебряные струны отражали пламя свечей множеством крошечных переливающихся огоньков. Аритон стиснул зубы, но так и не смог отойти от лиранты. Инструмент завораживал его невероятным изяществом линий. Маленькими лунами мерцали топазы на грифе лиранты, зелеными солнцами вспыхивали изумруды. Вся лиранта – от богато инкрустированной деки до строгих черных колков – была воплощением гармонии иного мира, столь же далекого теперь от него, как и Дасен Элюр.

И Аритон не удержался. Прежде чем в нем заговорил разум, он уже сидел на подстилке. Рука сама собой потянулась к лиранте, и он слегка тронул струны.

Лиранта ответила, и этот звук ранил ему сердце, в точности напомнив голос другой лиранты, оставшейся в Итарре. Аритон не стал переворачивать инструмент, чтобы посмотреть знак мастера; звук был лучшим доказательством того, что перед ним – еще одно творение рук Эльшаны. Искушение оказалось слишком велико. Прислонившись к расписной стенке шатра, Аритон взял лиранту в руки и тихо заиграл.

Ожоги, оставленные рукотворным светом Лизаэра на ладони и запястье правой руки, только-только начали заживать. Раны сразу же заныли, отчего первые аккорды получились нестройными. Закусив губу, Аритон взял несколько громких и резких нот. Раздраженный и еще не вполне преодолевший головокружение, он чувствовал, что больше всего на свете ему сейчас хочется музыки. Аритон согнул одеревеневшую руку, тихо выругался по поводу треснувшей коросты на ране и взял первые аккорды одной из любимых мелодий. Музыка стремительно понеслась, сметая заднюю стену шатра, как ветер сметает с небес облака.

Трели уносились в вечернюю темноту. Красотой музыки Аритон стремился заглушить свою боль и неуверенность в ближайшем будущем.

Дэния, вернувшаяся от постели Джирета, была застигнута врасплох этим водопадом звуков. Возможно, Аритон вообще забыл о ее существовании. Чуткая женщина сразу догадалась: музыкальная исповедь принца – не для публики. Оказавшись невольной слушательницей, она застыла, комкая в руках край занавески.

Череда звуков, окончившихся самым высоким, какой только позволяла извлечь лиранта, была предвестницей смены настроя. Мажорный тон уступил место минорному. Теперь лиранта рассказывала о том, о чем Аритон никогда бы не решился поведать словами. Он скрывал боль за самоиронией, и переливы струн чем-то напоминали взлеты меча во время поединка. Дэния, взволнованная музыкой, дрожала от удовольствия. Этот принц мог бы околдовывать людей своей музыкой. Ее чары придали Дэнии смелость, и женщина шагнула вперед, выпустив из рук край занавески.

Занавеска с шумом упала, но Аритон даже не обратил внимания. Он был поглощен сотворением звуков. Он смешивал их и выпускал в пространство, приникнув щекой к поющему дереву деки. Глаза наследного принца были закрыты; он купался в звуках, вбирая их всем своим существом.

Внезапно соскользнувший палец разрушил чары. Лиранта умолкла, потом раздалось несколько тяжеловесных аккордов, как будто инструмент оказался в руках совсем другого человека, лишенного музыкального слуха.

Аритон торопливо заглушил лиранту и тут увидел, что потревоженная рана вскрылась и оттуда капает кровь.

Дэния не понимала, что заставляет ее сдерживать дыхание, но от этого у нее начала кружиться голова. Она сделала еще один шаг, и в тот момент принц поднял голову.

Чувства, что отражались в его глазах, ударили по Дэнии с силой морской бури, соединившейся с летней грозой. Она поспешно села напротив Аритона.

– Я ненароком услышала, как вы играете. Должна сказать, что у вас такой дар, которому и Халирон позавидовал бы.

Услышав имя менестреля, Аритон раздраженно сощурился. Не будь лиранта драгоценным творением Эльшаны, он наверняка отшвырнул бы инструмент прочь, будто тот жег ему кожу.

– Любезная, ты слишком щедра в своих похвалах.

Увидев знакомую прореху на куртке, Дэния вздрогнула. Может быть, он каким-то образом узнал, что эта одежда принадлежала ее погибшему брату? Аритон вновь поднял на нее глаза, и Дэния поняла: своей интуицией она способна проникать в его замыслы.

Она попыталась сгладить неловкость момента, принявшись поправлять платье на коленях. Сиренево-голубая ткань заструилась, потом опала, и руки Дэнии, словно две птицы, одновременно опустились на колени. Аритон поспешно склонил голову, надеясь, что упавшие волосы скроют его лицо. Скрыть прерывистое дыхание было труднее. Невзирая на тяготы лесной жизни и располневшее тело, даже выносив пятерых детей, жена Стейвена оставалась удивительно красивой и притягательной. Мысль о том, что ей удалось беспрепятственно проникнуть в его разум, вызвала хаос в чувствах Аритона, все еще обостренных после тинеллы. Его потянуло пуститься в откровенность.

Ощутив на себе ее быстрый робкий взгляд, Аритон отвернулся.

– Вас что-то тревожит, – не вопросительно, а утвердительно сказала Дэния. – Вы из-за этого хотите видеть моего мужа?

В ее голосе был тот бархатистый оттенок, какой бывает у ветра, колышущего высокую траву. Аритона охватила мелкая дрожь. Он быстро закрыл глаза, ощущая жар последних волн, вызванных тинеллой.

– Кое-что лучше не будоражить, – ответил он уклончиво.

Аритон рассчитывал погасить видение, но опоздал. Он увидел то, чего совсем не хотел видеть, особенно сейчас, и едва не задохнулся... Дэния лежала на черных листьях, кожаная одежда, которую она надевала для повседневных работ, была располосована в клочья, перепачканные землей бедра – обнажены. В горле женщины зияла кровавая дыра – след от удара мечом.

Откуда-то издалека до него донесся голос Дэнии:

– Будь у меня власть, я бы утопила все итарранское оружие в болотах Англифена, а вас сделала бы главным менестрелем Дешира.

Аритон открыл глаза и бросил на нее взгляд, горячий, как медь, кипящая в плавильном тигле. Он молча схватился за лиранту как за единственное средство спасения.

Но Дэнию было не обмануть. Она понимала, что сегодня Аритону почему-то не удается скрыть свою истинную, мягкую и ранимую натуру. И музыка была для него лучшим избавлением от необходимости говорить.

Аритон с благодарностью принял молчание Дэнии. Как и в первый раз, он начал с мажорной мелодии, затем незаметно перешел на минорный тон, заиграв что-то, умиротворяющее своей певучей безмятежностью. Лиранта помогала ему успокаиваться и коротать время. Страдающий от физического недомогания и ужасающих видений, все еще мелькавших перед внутренним взором, Аритон больше всего жаждал появления Стейвена. Тогда, переговорив с предводителем, он смог бы остаться один. Аритону хотелось уйти в ночной лес, где в темноте шумят ручьи и кричат козодои. Там никто не помешал бы ему сосредоточиться и окончательно освободиться от последствий тинеллы. Уйти... и унести с собой страшную картину расправы над женщинами клана? Почему она вспыхнула перед ним только здесь, в шатре?

Чтобы не изводить себя мыслями, Аритон вновь погрузился в музыку, но шаги за пологом шатра заставили его прерваться.

– Неужели это нужно было делать за моей спиной?

Сердитый вопрос Халирона разрушил все чары музыки, не дав отзвенеть последним аккордам.

Дэния встрепенулась, освобождая место для менестреля.

– И давно ты развлекаешься здесь музыкой и услаждаешь слух хозяйки?

Аритон заглушил струны и подал инструмент Халирону. Тот с негодованием едва ли не вырвал лиранту у него из рук.

– Я все слышал. Все, с самого начала.

Лицо менестреля было бледным, глаза неприязненно буравили принца.

– Голос своей лиранты я знаю лучше, чем голос собственного ребенка. Тебе бы стоило догадаться, что лиранта позовет меня. Неужто у тебя не хватило смелости загодя рассказать мне об этом?

– Прости меня.

Аритон позабыл про вскрывшуюся рану и про то, что от напряжения у него из-под ногтя сочится кровь.

– Я поступил необдуманно. Обещаю тебе, что больше не дотронусь до твоей лиранты.

– Не дотронешься? – Дэния еще не слышала, чтобы мелодичный голос Халирона становился хриплым от ярости. – Высокомерный молодой глупец! Не считай и меня таким же идиотом, поймавшимся на твою ложь. У тебя же талант от Эта, и преступно его скрывать.

Аритон выпрямился. На его лице отражалось все, что творилось у него внутри. Старый менестрель нанес ему удар, которого он еще никогда и ни от кого не получал. Сил на учтивый разговор у Аритона не было.

– Говорю тебе, я сам не рад, что дотронулся сегодня до лиранты. Я польщен твоей похвалой, но мне было неловко раздражать твое ухо несовершенной игрой.

Сарказм в очередной раз послужил ему ширмой для сокрытия душевных мучений.

– Вчера, если помнишь, я принял клятвы верности от бойцов клана и принес свои. Для защиты интересов королевства в моих руках должен быть меч, а не лиранта.

Халирон, казалось, не слышал его возражений.

– Недостатки твоей игры легко можно выправить упражнениями.

Менестрель прижал лиранту к плечу и повторил отрывок из мелодии, сыгранной Аритоном. В его мастерском исполнении музыка заставила сердце сжаться от сладостной боли.

Дэния поднесла пальцы к губам, чтобы не вскрикнуть, а наследный принц Ратанский весь побелел.

Халирон резко заглушил лиранту, и ее дека отозвалась чем-то похожим на крик.

– При достаточном усердии ты сумеешь превзойти меня. Учись, не ленясь постоянно упражняться, и тогда никто не сравнится с тобой.

Менестрель передал инструмент Аритону.

– Эт милосердный, сколько условий! – Аритон резко отстранил от себя лиранту, которая жалобно застонала. – Где Стейвен? – спросил он.

– Перестань увиливать, – не сдавался разгневанный Халирон. – Я всю жизнь ищу себе настоящих учеников и не встретил ни одного с таким природным даром, как у тебя.

Аритон, сам натянутый как струна, порывисто вскочил, забыв про личину лени и праздности.

– Если Каол ничем не занят, я буду говорить с ним, – хрипло объявил он Дэнии.

Дэния инстинктивно попыталась его удержать.

– Вы же еще не ели, ваше высочество. Сейчас я принесу вино и свежий хлеб.

Аритон упрямо замотал головой, хотя прежде редко прибегал к жестам, предпочитая изъясняться словами. Обеспокоенная Дэния вгляделась в его лицо.

– Вы неважно себя чувствуете.

– А это уже не ваша забота, любезная хозяйка.

Он схватил ее руки и поцеловал пальцы. Аритоном двигал безжалостный расчет: его липкие и слегка дрожащие руки приведут ее в замешательство и она прекратит дальнейшие попытки удержать его в шатре.

– Мне все равно, с кем говорить – с Каолом или твоим мужем. Но с кем-то из них я должен поговорить, и немедленно.

Установилось напряженное молчание. Наконец Халирон не выдержал. Добрая Дэния явно не заслуживала быть мишенью непредсказуемых скачков настроения, свойственных Фалениту.

– Стейвен и Каол в арсенале. Они что-то там проверяют и, скорее всего, не будут против твоего появления.

Аритон одарил менестреля ослепительной улыбкой. Потом еще раз поцеловал пальцы Дэнии.

– Спасибо, любезная хозяйка, за все твои хлопоты.

Отпустив ее руку, принц поспешно ушел. Хлопнул полог шатра, наполняя пространство ароматом росистых ночных сосен. Дэния оцепенело глядела на залитый светом шатер, ставший вдруг пустым.

– Он из кожи вон лезет, пытаясь нас убедить, что мы всегда и во всем будем ему подчиняться.

Сочувствуя Дэнии, Халирон осторожно взял ее за плечи, развернул к себе, усадил на подстилку и подал чашу с вином. На этот раз ему не хотелось прибегать к испытанному средству – музыке, чтобы успокоиться. Вторую чашу он налил себе.

– Враги ему не мы, главный его враг – сама судьба, – печально проговорил Халирон.

Он осушил чашу почти залпом, чтобы хоть немного приглушить собственную печаль. Многие мечтали стать его преемниками, но он им отказывал. А только что перед ним был достойный преемник, но судьба избрала ему другую жизненную стезю.

При свете единственной свечи Каол, склонившись над корзинами, подсчитывал неоперенные стрелы, а Стейвен записывал результаты подсчета в реестре. Каол первым поднял голову, когда полог шатра отодвинулся и пахнуло влажным ночным воздухом.

– Ну и ну, – ухмыльнулся он. – Гляди-ка, кто к нам пожаловал.

Аритон вошел в шатер, нагруженный пергаментными свитками. По-настоящему ему бы сейчас нужно было заняться собой, но он так ничего и не предпринял, если не считать короткой остановки у реки, где он пил воду. Вода помогла, но не слишком. Аритон ясно сознавал: времени у него совсем немного и он должен изложить все, что намеревался, прежде чем свалится от усталости. Пытаясь скрыть возобновившиеся судороги, он быстро подошел к столу, заваленному мечами, которыми поутру предстояло заняться оружейнику. Он смахнул мечи на пол, и грохот заставил Стейвена встрепенуться.

– Ваше высочество? – удивился Стейвен.

Позабыв про Каола и про свой реестр, предводитель кланов поспешил навстречу принцу. Каол, отбросив стрелу, взял подсвечник и двинулся следом. Его неприязнь только усилилась, когда Аритон бесцеремонно развернул на столе принесенные свитки. То были военные карты, содержащие схемы всех тактических операций грядущей войны с итарранской армией. И Стейвен, и Каол помнили, сколько времени они провели в ожесточенных спорах, сколько трудов положили на то, чтобы поход итарранцев на Страккский лес оказался первым и последним.

Нарочито резкие движения Каола выдавали его раздражение, которое, впрочем, он и не собирался скрывать.

– Если ваши прогулки по лесу закончились, не потрудитесь ли вы теперь назвать нам имя нынешнего командира запасного полка итарранских лучников?

Ухватившись за стол, чтобы унять головокружение, Аритон попытался ответить, но в горле у него совсем пересохло. Воды, выпитой из реки, было недостаточно для окончательного избавления от последействия тинеллы. Он в который раз мысленно проклинал себя за беспечность. Еще немного – и он просто свалится здесь без сознания. Хотя бы сесть на что-нибудь. Но в шатре ни стульев, ни скамеек не было.

– Или дурное настроение подействовало на вашу память? – не унимался Каол. – Но можете не волноваться. Мы уже все обсудили и знаем, как нам действовать.

Аритон нетерпеливо тряхнул головой.

– Командира зовут Хэдиг. А тактику вам придется менять.

Каол хмыкнул и сразу же накинулся на Стейвена:

– Этот изнеженный мечтатель утверждает, что все наши военные советы, где мы спорили до хрипоты, были напрасной тратой времени. Не бросить ли нам пересчет стрел и не поучиться ли у его высочества военному искусству?

Аритон проигнорировал оскорбительный выпад Каола и не стал дожидаться, пока удивленный Стейвен заметит его более чем странное состояние. Усилием воли уняв дрожь в руке, он ткнул в цепь нанесенных чернилами значков, за которыми ему виделись истерзанные, застывшие в лужах крови тела.

– Вот здесь, – хватая ртом воздух, сказал Аритон. – И здесь тоже. Я не допущу, чтобы женщины и дети оказались на пути итарранских частей.

Каол презрительно скривил губу.

– Вы, видно, перепутали нас с горожанами. Робкие здесь не выживают.

– Я поклялся вас защищать, – ответил Аритон, встретившись с ним взглядом. – Меня заботит безопасность женщин и детей.

Каол опустил подсвечник и склонился над картой.

– Послушать вас – ни дать ни взять, городской управитель.

– А тебе придется меня слушать, – возразил Аритон, и в его голосе зазвучали повелительные ноты. – Неужели из-за неумеренной гордости ты согласишься погубить соплеменников? Я возражаю отнюдь не из-за сентиментальности.

– Сентиментальность? Даркарон вас побери, у вас что, глаз нет?

Каол со всей силой грохнул по столу. Пламя свечи заметалось, горячий воск разлился прямо на пергамент.

– У нас на северо-востоке девятьсот шестьдесят крепких бойцов, в том числе и те, кто даже с помощью Эта не сумеет вовремя поспеть нам на подмогу, потому что их кланы слишком далеко от нас. Каждому нашему бойцу будут противостоять десять итарранских, и хоть сам Даркарон вмешайся, ему ничего не изменить. И после такого расклада сил вы еще лезете с возражениями?

– Каол! Не забывай, что ты говоришь с наследным принцем!

Стейвен вынырнул из темноты, неся с собой три складных стула. Он расставил их вокруг стола и обратился к Аритону хотя и вежливо, но не менее резко:

– Ваше высочество, если вы настаиваете на переменах, изложите ваши доводы. Спорами мы ничего не добьемся.

Предводитель кланов сел, устремив все внимание на карты. Если ночь, проведенная в лесу, вывела Аритона из апатии, Стейвен не будет насмехаться над такой переменой. Он помнил, что этот принц сражался против Деш-Тира, и, если силы, помогавшие Аритону тогда, способны поддержать его и сейчас, надо внимательно выслушать его предложения. Однако видя, с какими усилиями принц пододвигал к себе стул и усаживался, Стейвен начинал думать, что Каол оказался прав. Похоже, его высочество действительно исчез из рощи, чтобы основательно напиться в одиночку.

Аритон упер подбородок в кулаки.

– Я получил предостережение, – начал он. – Если женщины и дети окажутся на пути армии Лизаэра, они все погибнут. Это будет настоящая бойня – более точного слова здесь не подберешь. Иного развития событий я не увидел.

Хорошо, что Каол молчал. Стейвен воспринял предвидение с осторожностью, словно перед ним был не принц, а раненый олень, поведение которого неожиданно и не всегда можно предсказать.

– А поподробнее нельзя? – спросил он.

– К сожалению, нет, – ответил Аритон. У него опять зазвенело в ушах. – Твой сын нарушил мое уединение. Мы заговорили о его сестрах, и после этого я увидел страшные картины. Присутствие мальчика мешало просмотреть их подробнее. Но и увиденного мне хватило, чтобы ужаснуться. Я настаиваю, чтобы вы со всей серьезностью отнеслись к моим словам и уберегли ваших женщин и детей.

Стейвен слушал принца, отчаянно пытаясь отделаться от терзающей его мысли: достаточно того, что он связал клятвой верности себя. Но почему тейр-Фаленит должен распоряжаться судьбой его жены и пятерых детей?

– Вы настаиваете, чтобы я удалил женщин и малолетних детей с места сражений?

– Это самое малое, на чем я настаиваю, – ответил Аритон, которому становилось трудно говорить.