Текст книги "Год багульника. Весенняя луна"

Автор книги: Джен Коруна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Хэур подошел к ней, положил руки на хрупкие плечи.

– Послушай, наши сердца могут биться одним ударом, но есть вещи, в которых мы никогда не поймем друг друга. Я – рысь, а рыси рождены для боя. Они идут к смерти быстро и прямо, как нож, пущенный в цель, и этого не сможет изменить даже твоя богиня.

Его суровое лицо осветилось улыбкой, серые глаза просветлели, точно небо после грозы.

– Но я все равно готов восхвалять ее, – улыбаясь, сказал он, – ведь она подарила мне тебя, мой хорошенький Кузнечик! Не думай о смерти, пока она не пришла, иначе ты проглядишь жизнь.

Он осторожно погладил Моав по струящимся волосам. Эльфа взглянула на него с испугом.

– Ты так просто говоришь о смерти…

Сигарт равнодушно пожал плечами.

– Хэуров учат жить так, как будто они уже умерли – какой смысл бояться смерти, если ты и так уже мертв? Это помогает в бою, правда! А больше ведь рыси ни к чему и не пригодны.

– И тебе совсем-совсем не страшно? – тихо спросила эльфа. – Ведь после смерти тебя не ждет ничего!

– Может быть, это и к лучшему, – как-то удивительно легко рассмеялся он. – Ведь если ты знаешь, что твоя жизнь не бесконечна, ты воспринимаешь ее намного ярче. Вот я, например – я буду помнить каждое мгновение, проведенную с тобой, запах твоих волос, твоей кожи! А теперь, давай спать – я готов даже обойтись без ужина.

Эльфа с улыбкой кивнула. Сигарт расстелил жилет и лег на спину, заложив руки за голову. Его взгляд был устремлен в черно-синее небо. Рядом с ним устроилась Моав. Тонким серпиком над лесом несмело плыл месяц. Спать вдруг расхотелось. Хэур стал размышлять вслух:

– Интересно, а почему луна все время меняется – то большая и круглая, то совсем тоненькая, а солнце, наоборот, всегда одинаковое?

Моав пошевелилась в темноте.

– А ты разве не знаешь?! Это очень печальная и красивая история – ее знают все в Рас-Сильване. Если хочешь, могу рассказать…

Не отрывая глаз от месяца, Сигарт кивнул. Эльфа села на подстилке, обхватила колени руками и, подняв к небу бледное лицо, начала:

– Давным-давно, когда еще не было ни эльфов, ни гномов, жили на свете брат и сестра – Краан и Эллар. С самого детства они были неразлучны – вместе гуляли, вместе играли, и ни с кем им не было так хорошо, как друг с другом. Когда же они стали юношей и девушкой, Краану пришлось пойти жить в шатер, где жили другие мужчины, а Эллар поселилась в женском шатре. Как-то раз девушки решили устроить танцы. Краан сидел у костра и смотрел, как они танцуют – и понял он, что ни одна среди них не сравнится по своей красоте с его сестрой! Той же ночью он тайно проник в шатер, где спала Эллар, и стал ее кейнаром; она же так и не узнала его, ведь в шатре было темно.

Много ночей подряд они нежно любили друг друга, пока Эллар не решила, наконец, вызнать, кто же ее любимый. В одну из ночей она вымазала руки сажей и прикоснулась ими к лицу Краана, а рано утром подошла к мужскому шатру и заглянула в окно. Каков же был ее ужас, когда она поняла, что тайный ночной возлюбленный оказался ее родным братом. Вскрикнув, она схватила факел и кинулась прочь. Разбуженный криком, Краан бросился ее догонять. Они бежали много дней, по дороге Эллар упала и уронила факел, так что он притух, оставив лишь тусклое мерцание, но она не останавливалась. Достигнув края земли, они продолжили бежать по небу – он с ярким факелом, она – с чуть светящимся. Видя, что ему не догнать сестру, Краан, чтобы быстрее бежать, отбросил свой любимый расписной лук, и тот стал в небе радугой, но ничто не помогало! С тех пор убитый горем брат так и гоняется за сестрой, не в силах ее покинуть… А прекрасная Эллар все убегает, даже забыв о еде – поэтому и худеет день ото дня. Ну а чтобы совсем не ослабеть, она раз в месяц скрывается на три дня, чтобы подкрепиться – у меня дома в новолуние в храме Луны оставляют тарелки с кушаньями, чтобы она не осталась голодной. Наутро еда исчезает – все верят, что ее забрала Эллар! Ну а бедный Краан в это время все ищет ее и никак не может найти. Разлука повергает его в большую грусть – оттого и погода в новолунье неспокойная, как и его душа… Правда, иногда они все-таки встречаются – сердце Эллар не выносит разлуки, ведь она тоже не может жить без брата. И тогда наступает солнечное затмение – говорят, что в этом время Краан и Эллар снова любят друг друга, а потом опять расстаются. Вот такая история!

Лицо Сигарта приняло сочувственное выражение.

– Вот так весь век бегать-бегать, чтобы лишь изредка увидеться! Какие грустные сказки придумывают у вас в Рас-Сильване!

– Это вовсе не сказки! – возмутилась Моав. – Я, например, верю, что все так и было. Ну, по крайней мере, мне хотелось бы в это верить – это ведь такая красивая история.

– А ты, оказывается, совсем еще маленькая – в сказки веришь. Хотя это, может быть, даже и хорошо – не всем же махать мечом. Ладно, спи давай, лунная веллара.

Он приподнялся на локте и заботливо обернул край подстилки вокруг Моав. Та умиротворенно вздохнула и, умостившись в изгибе теплого тела хэура, уснула.

Глава 3. Новости из Цитадели

Эльфа придавала настолько большое значение луне, что вскоре Сигарт и сам стал относиться к этому белому пятну если не с уважением, то как минимум с интересом. Тем более что лунная магия теперь была для него не чем-то отвлеченным, а реальностью, существующей бок о бок с ним. Однажды ночью Сигарта разбудил яркий свет – он дразнил его, холодком пробиваясь под веки. Хэур открыл глаза, сел на подстилке и замер – светилось не что иное, как руки спящей рядом Моав. Однажды Сигарт уже видел подобное, однако на сей раз сияние было в десятки раз более сильным. Тонкие пальцы просто сгорали в голубом огне, на ладони четким, точно проведенным резцом силуэтом сияло изображение птицы. Сигарту хотелось прикоснуться к мерцающим рукам эльфы, но он помнил, чем закончилось это в прошлый раз, и решил не повторять прежних ошибок.

Моав пошевелилась – вероятно, пристальный взгляд разбудил ее. Приоткрыв глаза, она посмотрела на хэура.

– Ты снова думаешь, как бы сбежать? – нежно спросила она, улыбнувшись уголками губ.

Она поднесла руку к лицу, чтобы протереть глаза, и тут же рывком села. Ее личико стало счастливым, как будто ей подарили то, о чем она мечтала всю жизнь. В радостном удивлении она рассматривала собственные руки, затем, ничего не объясняя, бросилась Сигарту на шею.

– Э-э, в чем дело?!

– Наконец-то богиня приняла меня в свой круг! – с детским восторгом завизжала она. – Теперь я настоящая веллара!

– А до этого ты кем была? – удивленно спросил он, отрывая сияющие руки от своей шеи.

– Ну, я, конечно, и до этого была велларой, но теперь мое виденье станет намного сильнее! Это все благодаря тебе!

– Мне?!

– Ну я же тебе говорила…

Сигарт потер лоб.

– Ах да, про кейну…

– Ну вот!

Он помрачнел.

– Лучше б твои способности до сих пор оставались нераскрытыми.

Моав обиженно взглянула на него. Хэур почувствовал, что испортил ей праздник.

– Я имел в виду, что ты бы могла найти себе друга и получше, – тут же исправился он.

– Это воля Эллар – решать, кому быть вместе, а кому нет…

Сигарту показалось, что маленькая эльфа погрустнела.

– Ну, не обижайся! Я рад за тебя, да и за себя тоже – мало кто из Цитадели может похвастаться тем, что на его жилете спит настоящая веллара.

Моав прислонилась к нему и свернулась, спрятав голову у него на груди. До чего же все-таки удобно прижимать ее к себе – такую маленькую и легкую! – подумалось Сигарту. Он ласково гладил ее прохладные белые волосы, а она то и дело подносила руки к лицу, точно не могла на них налюбоваться.

В ту ночь Сигарт и представить себе не мог, насколько сильным может быть влияние луны. После того, как Моав обрела полную силу, она стала очень зависима от ее фаз. В новолуние она становилась вялой, теряла всякий интерес к окружающему миру, не могла подолгу идти. Когда же луна начинала расти, в нее словно вливались новые силы. Новые и странные. Сигарту иногда казалось, что они не столько служат маленькой эльфе, сколько подчиняют ее себе, как будто Эллар, даровав ей свой свет, требовала взамен ее тело и душу.

Тело Моав заранее чувствовало приближение полнолуния – ее движения становились тягучими, кожа начинала искриться, словно впитывая лунный свет. Она становилась страстной особенной, не знающей удержу страстью: каждую ночь она требовала, чтобы хэур был с ней. Ей было это как будто необходимо для того, чтобы пробудить тайные, одной лишь ей известные силы, что в иное время дремали, разлитые в природе. В это время близость превращалась для нее в почти священный ритуал – она словно замыкала круг бытия, сплетая воедино мужское и женское начала, составляющие основу самой жизни. Инстинктивно чувствуя важность происходящего, Сигарт в такие ночи никогда не спорил с Моав. С невольным трепетом он наблюдал, как ее синие глаза застывают, становясь похожими на два куска льда, а от ее страстных поцелуев у него пробегал мороз по коже. В такие мгновения она сама, со своей призрачной красотой, казалась ему похожей на звенящую лунную полночь – час, когда разум засыпает, выпуская на волю демонов с?ердца. Наутро она не помнила почти ничего из того, что с ней было, а вскоре луна шла на ущерб, и эльфа снова становилась тихой и ласковой, как прежде.

Апрель пробежал незаметно. Они продолжали идти то через лес, то по полям, устеленным ярким ковром одуванчиков – ну точно цыплята разбежались. Моав радостно порхала среди желтых цветов, плела из них венки и украшала себя, отчего сама становилась похожа на большой ходячий одуванчик. Она часто пела – просто принималась петь ни с того, ни с сего, как поют птицы, словно даже сама не замечая этого. Ее сильный чувственный голос раскатывался по лесу, отдаваясь звонким эхом; на первых порах это заставляло Сигарта постоянно быть настороже – у хэуров не принято заявлять о своем присутствии в лесу – но скоро он успокоился и стал сам просить ее спеть что-нибудь.

Весенние грозы теперь случались чуть ли не каждый день. С утра – солнце, к обеду – тучи, к вечеру – гроза с молниями. Других событий не было – по крайней мере, до одной встречи. Была ли она случайной – этого Сигарт так и не узнал…

Они как раз подыскивали место для ночлега. В поисках воды вышли к лесному озерцу. Наверное, летом оно было совсем крошечным, теперь же вода разлилась, затопив берег на пятнадцать шагов в каждую сторону, так что стволы деревьев торчали прямо из воды, как иглы у ежа. Путники направились было к единственному сухому месту на берегу, как вдруг замерли. У самой воды, прислонившись к толстому дереву, дремал некто, завернутый в длинный плащ. Сигарт хотел было развернуться, чтобы уйти – стычки с незнакомцами не входили в его планы – как фигура пошевелилась.

– Да это, как-никак, снова ты, Окунек! – раздался знакомый кошачий голос.

У Сигарта отлегло от сердца. Поднявшись на ноги, Барет – а это был именно он – оправил жилет и упругим шагом направился к путникам. Широкое лицо сияло ленивой улыбкой – казалось, он вот-вот замурчит.

– Я же говорил, мы теперь будем часто видеться! – еще издалека закричал он. – Ну, привет, старина!

Подойдя к Сигарту, он энергично потряс друга за плечо, его взгляд упал на Моав.

– Ах, наше маленькое-беленькое тоже здесь!

С подчеркнутой галантностью, граничащей с насмешкой, Барет поклонился в сторону эльфы. Та чуть заметно кивнула; все те же учтиво-сдержанные манеры, настороженный взгляд синих глаз… Росх-хэур смерил ее внимательным взором, затем проделал то же самое с Сигартом, после чего вдруг подскочил к последнему, не говоря ни слова, ухватил за локоть и силком оттащил в сторону.

– Тебе что, женщин вокруг мало, что ты на эльфу позарился! Совсем что ли спятил?! – зашипел он вполголоса.

– Не твое дело! – огрызнулся Сигарт, косясь в сторону Моав.

– Ах не мое?! По-хорошему, я должен был бы сегодня же доложить об этом ближайшему фринну, уж он-то придумает, что сделать с заблудившейся эльфой. Глядишь, и авлахар ей найдется…

Сигарт напрягся – вот ведь как ситуация обернулась!

– Слушай, Барет, я знаю, что я делаю, правда… – заверил он, его голос теперь был куда менее дерзким.

Барет испытывающее посмотрел на него – слова не убедили его.

– Ты в этом уверен?

– Так же как и в том, что я – воин Сиэлл-Ахэль, а ты – мой лучший друг!

Со все еще недовольным лицом Барет отпустил друга и похлопал его по плечу.

– Ладно, поступай как знаешь – чай, не котенок уже…

Сигарт облегченно вздохнул, словно камень с плеч.

– Вот это правильно! – поддержал он. – Давай лучше рассказывай, какие новости в мире, а то Синв-Ириль успеет высохнуть, пока я дойду до него, а я об этом даже не узнаю.

В это время Моав наскучило играть роль декорации – краем глаза Сигарт заметил, как она принялась разжигать костер. Барет махнул рукой, отвечая на предыдущий вопрос:

– Не переживай, ты дойдешь как раз вовремя – сейчас там, наверное, вообще не пропихнуться; говорят, сам Гастар собрался к Озеру. Представляешь, столько прожил на свете, и только сейчас засобирался! И что он себе раньше думал?

– Да ничего, наверное, не думал, – пожал плечами Сигарт, – видать, и так сил хватает.

– Ага, а Моррога он, интересно, как думал шлепнуть без виденья-то?

– А что, без него никак?

Барет трагически вздохнул.

– Я и забыл, ты ж тут совсем одичал – не знаешь ничего. Все арфу под луной слушаешь…

– Давай по сути, – оборвал его Сигарт.

– Если по сути, то Моррог – один из самых сильных магов по обе стороны гор, одолеть его не имея виденья – то же самое, что с голыми руками на сулунга переть!

Сигарт бросил на него подозрительный взгляд.

– И ты хочешь, чтобы я поверил, будто Гастар не знал об этом? Да будь это так, он бы давно засуетился.

– Представь себе, не знал! Это Турид раскололся – смотрел в свое озеро, да и высмотрел. Мол, беги искать своего авлахара – без виденья никуда… Хорошо, хоть сказал, а то ведь мог и промолчать.

Он принял важный вид.

– Только ж смотри – это только для росх-хэуров, обычным рысям такие новости сообщать не положено. Сам только что узнал от начальства, ну а тебе сказал по дружбе. Чтобы никому – понял?

– Да, понял я, понял; идем лучше к костру – чай пить…

При этих словах Барет неожиданно замялся, Сигарт еще не видел его таким. Все еще не сводя глаз с эльфы, он наклонился к Сигарту и хриплым шепотом заявил:

– Думай, что хочешь, а мне как-то не по себе в компании этой белобрысой. Шкурой чую – не простая она!

– Брось ты, Ночка – она безобидна как заяц!

– Я бы не стал охотиться на таких зайцев.

– Да я на нее и не охочусь…

– А вот это ты зря!

Он, смеясь, выставил вперед ладони, будто отгораживаясь.

– Ладно, ладно, я ведь обещал не вмешиваться. Делай, как хочешь, а я не останусь. Да и некогда мне – дел невпроворот! Будь здоров!

– И тебе того же, – вздохнул Сигарт. – Жаль, что ты не останешься, посидели б, чаю выпили.

– Как ты там говоришь – «это по твоей части»…

***

Чай сели пить уже вдвоем. Моав ловко сняла чайничек с огня, поискала глазами мешочек с травами.

– Ну что рассказывает твой товарищ? Какие новости из Цитадели? – рассеянно поинтересовалась она.

– Да особенно ничего, разве что про Гастара…

Он вдруг осекся, но умалчивать было поздно. Эльфа замерла, не донеся щепотку цветов до чайника.

– Что про Гастара?..

Сигарт с досадой вздохнул.

– Говорят, он серьезно настроен найти своего авлахара – даже к Озеру не поленился выдвинуться. Вроде бы без этого не выйдет победить Моррога – какое-то новое пророчество или гур его знает что…

Звяк! – серебряный чайничек выпал из пальцев эльфы, вода расплескалась по земле, над ней облачком повис пар. Моав лихорадочно бросилась подбирать его, нашла крышку, снова уронила и то и другое, снова подняла. Сигарт подошел к ней и взял чайник у нее из рук. «Что-то раньше за ней такого не водилось», – подозрительно подумал он. Он заглянул в лицо эльфы – оно было белым, как простыня, сухие губы смыкались и размыкались, будто силясь что-то сказать. Поймав удивленный взгляд хэура, она быстро опустила глаза, судорожно сглотнула.

– Это точно? Ну, про Моррога и авлахара? – спросила она упавшим голосом.

Сигарт пожал плечами, как делал всегда, когда речь заходила о вещах, до которых ему особо не было дела.

– Вроде да, Барет вечно крутится возле начальства, всегда в курсе последних новостей. Да чего ты так разволновалась? Все будет хорошо, найдет Гастар своего авлахара, и тогда Моррогу – вороны… Или ты за остроухих переживаешь – боишься, как бы Озеро не показало кого из твоих друзей?

Эльфа резко вздрогнула и, отвернувшись, отошла от костра. Хэур наполнил чайник водой из протекавшего рядом ручья и снова привесил над огнем.

– Ты ведь сама знаешь, что это необходимо, – примирительно продолжал он. – Эльфы и хэуры испокон веков охотились друг на друга, и не нам с тобой менять эти законы. Хотя, поверь, я был бы вовсе и не прочь их поменять, особенно, после того, как познакомился с тобой…

Он вдруг обратил внимание, что Моав совсем не слушает его. Словно забыв о его присутствии, она стояла в стороне, нервно ломая руки. Сообщение Сигарта разволновало ее. Он нахмурился, бросил исподлобья внимательный взгляд.

– Эй, ты чего?

Она встрепенулась, сцепила пальцы за спиной.

– Я? Нет, ничего…

– Ну, ничего так ничего, тогда садись рядом, теперь чай буду делать я.

Однако чем дальше, тем больше Сигарт убеждался в том, что известие о намерениях Гастара все-таки произвело на Моав впечатление. Весь оставшийся день она ходила, как привидение, отвечала невпопад, у нее все валилось из рук. К вечеру она успокоилась – точно так же, как и растревожилась – резко и безо всякой видимой причины. По-особенному ласковая, она забралась на колени к хэуру, свернулась калачиком, словно ребенок, глубоко вздохнула.

– Скажи, ты будешь вспоминать обо мне? – неожиданно спросила она.

– А что, уже пора? Мы ведь еще не расстаемся, до Синв-Ириля дорога длинная.

– Ну да, ты прав, я это и имела в виду – мы еще будем идти долго-долго!

Она засмеялась странным смехом – звонким и слегка натянутым. Сигарту показалось – ее голос вот-вот лопнет, оборвется плачем…

Этой ночью она была непривычно смирной – все смотрела на хэура, гладила жесткие серые волосы, проводила пальчиками по лицу, шее, плечам, словно пытаясь запомнить его на ощупь, а потом уткнулась лицом ему в грудь и замерла.

– Что с тобой, Кузнечик? – удивленно спросил Сигарт, но она ничего не отвечала, лишь опять вздыхала и сильнее прижималась к нему.

Хэур некоторое время гладил ее тонкую белую спину, а потом заснул, все еще обнимая ее. Чуть заметное прикосновение разбудило его. Он открыл глаза – было раннее утро, рассвет лишь начинал брезжить, все вокруг – окутано серой дымкой, прямо над ним – склоненное лицо Моав. Она выглядела печальной, Сигарту показалось, что она недавно плакала. Уж не сон ли это?.. Еще не совсем проснувшись, он потянулся, ласково потрепал эльфу по щеке. Она вдруг схватила его руку и быстро поцеловала ее.

– Прощай… – прошептала она.

– Что?

Ничего не ответив, она поднялась и в следующее мгновение растворилась в предрассветных сумерках. Давно привыкший к странному поведению подруги, Сигарт не стал преследовать ее. Моав часто исчезала куда-то, но всегда возвращалась; к тому же, он слишком хотел спать – перевернувшись на другой бок, он мигом снова погрузился в сон.

Когда он проснулся утром, эльфы все еще не было, не появилась она и днем. Удивительно было то, что она ушла, забрав с собой свои вещи – обычно она оставляла их в лагере. Сигарт встревожился. Оставив сумку на поляне на случай, если Моав вернется в его отсутствие, он несколько часов бродил по лесу, надеясь напасть хотя бы на какой-то след эльфы, но она словно сквозь землю провалилась. Ни следа, ни волоска, ни одной сломанной веточки! Ничего, за что можно было бы зацепиться!

Уставший, Сигарт вернулся в лагерь, но Моав сюда не приходила. Сев на землю, он стал восстанавливать в памяти события последних суток. В памяти всплыла минувшая ночь – какой странной была Моав, как грустно звучали ее слова… Сигарт закрыл лицо руками. Он понял – это было прощание! Маленькая эльфа покинула его, как он того так часто хотел. Оглушенный этим открытием, он некоторое время сидел неподвижно. Мысли не слушались его, сердце бешено колотилось в груди. Чем он обидел ее?! Почему она оставила его?! Он ждал до глубокой ночи; когда же понял, что ждать больше нечего, лег спать – удрученный, растерянный, точно потерявший что-то.

Наутро ничего не изменилось, Моав не появлялась. Смирившись с утратой, Сигарт двинулся в путь один – больше сидеть на одном месте не было смысла. Дорога оказалась куда менее радостной, чем он ожидал – он и не думал, что так сильно привык к эльфе. Ему стало как-то скучно и неинтересно шагать сквозь весенний лес, не радовали ни проклюнувшиеся стебельки ландыша, ни нежно-фиолетовые фиалки – что за польза в них, если они не радуют Моав? Теперь он проходил за день больше – во-первых, длинные переходы не оставляли времени на глупые мысли, а во-вторых, путешествуя с эльфой, он невольно подстраивался под нее – сам же он мог проходить намного большие расстояния.

За последующие два дня он прошагал столько, сколько раньше они раньше преодолевали за четыре. Он выходил с первым лучом солнца и начинал искать место для ночлега уже в темноте. Такие длинные переходы давали о себе знать – к вечеру он просто падал с ног от усталости. В один из вечеров у него даже не хватило сил, чтобы поужинать – сон сморил сразу с наступлением темноты; Сигарт провалился в него, как в яму. Но поспать до утра так и не удалось.

Незадолго до рассвета его разбудил шорох. Он упруго вскочил с земли, сон как рукой сняло. Звук раздался еще раз – как будто ветка хрустнула под неосторожной ногой. Хэур замер. Он был уверен, за ним кто-то следит, и этот кто-то ходит на двух ногах. Хищник – а заинтересоваться хэуром мог лишь крупный хищник – едва ли стал выдавать свое присутствие, так мог вести себя только человек или ему подобные. Сигарт рысью скользнул в чащу, пятнистая шкура мелькнула среди деревьев. Уж он-то не оплошает, никто и звука не услышит!.. Сделав круг, он на мягких лапах подкрался к месту, где слышал хруст. Дыхание замерло у него в груди – прямо в десяти шагах от него темнела чья-то фигура. Ночной гость был закутан в плащ до самых пят, так что нельзя было даже предположить, насколько он опасен. Хэур подобрался чуть ближе, тихо залез на нависшую над землей толстую ветку и застыл там; кошачьи глаза вспыхнули блестящими зелеными точками. Теперь сомнений не оставалось – некто в плаще пришел за ним: затаившись, незнакомец наблюдал из засады за местом, где только что спал Сигарт. Необычайное хладнокровие вмиг овладело Сигартом – с непрошеными гостями у хэуров разговор короткий: один прыжок – одна жертва. Не зря учителя в Цитадели любили повторять молодым рысям: «Чтобы принять решение, настоящему воину достаточно лишь одного вдоха и выдоха»…

Хэур прицелился, прыгнул вниз. Раздался пронзительный крик, рысь и ее противник повалились на землю, просторный капюшон сбился набок. Отпрянув, Сигарт обернулся собой.

– Моав! Ты?! Что ты здесь делаешь?

– Лежу, приваленная большим и тяжелым хэуром, – недовольным тоном произнесла эльфа, пытаясь вылезти из-под него, но лицо ее сияло улыбкой.

Сердце Сигарта бешено запрыгало в груди, он вдруг почувствовал, что и сам улыбается.

– Ну, если это твоя единственная проблема, то ее легко решить, – сказал он, и глаза его радостно блеснули в темноте.

Глава 4. Бойся львицы и птиц, когда их много

Они снова были вместе. Днем, ночью, под дождем и солнцем – они больше не расставались. Сигарт не знал, почему Моав вернулась – неужели только из-за кейны? – но в любом случае, был рад ее возвращению.

Вторя их чувствам, весна в этом году превзошла саму себя. Сигарт смотрел на нее глазами маленькой веллары и каждый день замечал что-нибудь удивительное – то редкий цветок, то бабочку, то птицу, поющую особенную песню. Да и сама Моав стала другой: Сигарт ясно видел, что-то в ней изменилось. Он не мог сказать, что именно – она словно резко повзрослела. В глубоких синих глазах уже не было лихого задора, вместо этого появилось нечто тайное и, как казалось Сигарту, немного печальное. Изменилось и ее отношение к нему: она стала уступчивой, почти кроткой, в ее речах и взглядах скользила непривычная доброта – она словно гладила Сигарта каждым словом.

Впрочем, он и сам теперь вел себя иначе. В его душе поселилось некое новое чувство, еще лишенное гибкости и звонкости, как незакаленный клинок, но удивительно упрямое. Раз ощутив боль утраты, он теперь заботился об эльфе, точно о детеныше – конечно, в меру походных условий и собственных скромных умений. Он ни о чем не спрашивал ее, ни почему она покинула его, ни зачем пришла обратно. В его душе установился необычайный покой; ссоры, прежде разыгрывавшиеся едва ли не каждый день, почти прекратились…

Вода в ручьях и озерах теплела с каждым днем. Они теперь часто купались вместе – оказалось, Моав так же любит воду, как и он сам. Она подолгу плавала, а потом прижималась к нему, чтобы согреться, а он целовал ее холодные плечи, спину, груди и чувствовал себя почти счастливым.

Однако радость была недолгой – Сигарт и сам не мог понять, что было не так, но с тех пор, как он познал Моав, в его теле поселились непривычная тупая боль. Ему постоянно казалось, что он ранен, тяжело ранен, и эта рана изматывает его, то затягиваясь, то открываясь вновь. У него часто менялось настроение, время от времени на него накатывала какая-то звериная тоска: он по нескольку дней ничего не ел, не говорил ни слова, а апатичное безразличие вдруг сменялось безотчетной яростью. К собственному ужасу, он иногда ни с того ни с сего начинал дико ненавидеть Моав – ему невыносимо хотелось сделать ей больно, но каждый раз, когда он ранил эльфу словом или взглядом, ее страдания как будто возвращались к нему самому.

Чтобы хоть как-то изгнать эту боль, он оборачивался рысью и подолгу пропадал в лесных дебрях. Когда же он возвращался, на когтистых лапах виднелась запекшаяся кровь. Он видел, что его поведение пугает Моав, чувствовал, как при виде грозных огней, вспыхивавших в его взгляде, начинает дрожать ее сердце, но ничего не мог с собой поделать. Разве что страдал вместе с ней и становился еще нежнее к ней, когда приступ проходил. А потом все начиналось заново.

Обычно спокойный, он маялся, словно больное животное, и чем ласковей была к нему Моав, тем тяжелее ему становилось. Иногда в минуты любви Сигарту казалось, что он просто исчезает, растворяясь в ее синих глазах, в прохладных свежих губах, которые хотелось целовать снова и снова, и ему становилось по-настоящему страшно. Сколько раз он обещал себе избавиться от этого плена, но когда Моав, в дурмане белых волос, наклонялась к его лицу и так сладко и жарко целовала его, он забывал обо всем на свете. В такие моменты он уже не понимал, где кончается он сам и где начинается эльфа. Не понимал, и не хотел понимать. Слишком уж нежной была ее кожа, слишком сладко пахли ее тонкие волосы… Кроме того, она была такой искренней в ласках, а синие глаза смотрели на Сигарта с таким доверием, что он просто не решался причинить ей боль отказом.

Но однажды разлад дал о себе знать. В один из весенних дней между эльфой и хэуром состоялся странный разговор, едва не стоивший жизни одному из них, а может быть, даже обоим. Ничто не предвещало беды, день был свежим и ясным, прошедший с утра пахучий дождь еще искрился на листьях крупными каплями. Сигарт шел за Моав, лениво перебирая в мыслях события, произошедшие с ним с момента их встречи. В них было очень уж много странного: одно ночное посещение в Имране чего стоит. При воспоминании о нем хэур помрачнел. Эта история никак не шла у него из головы. Кому могло понадобиться это хлипкое создание? И для какой цели?.. Вряд ли это могло быть проделками Моррога – все знали, что он похищал людских женщин, чтобы растить новых воинов для своей армии, но чтобы воровать эльфов – о таком не слыхивали. Он решил спросить у Моав напрямую. Они как раз пробирались через густую рощу из кленовой поросли, когда он задал интересующий его вопрос:

– Слушай, как ты думаешь, кому было бы выгодно тебя похищать?

– Меня? С чего бы это я кому-то понадобилась? – рассмеялась Моав, но ее смех показался Сигарту натянутым.

– Да тут просто кое-кто тобой интересовался, пока ты болела в Имране…

И он рассказал ей все, что произошло той ночью – про гербы, про короля, про записку. Эльфа слушала молча и внимательно, чуть склонив набок красивую головку. Несмотря на то, что она старалась казаться спокойной, было заметно, что известие сильно взволновало ее. Она остановилась, затем стала нервно шагать взад-вперед, покусывая белую кожу на костяшке указательного пальца. Остановился и хэур.

– Если ты знаешь, кто были эти люди, лучше скажи. Мне будет проще, если я буду знать, с каким врагом я имею дело, – предупредил он.

Моав вдруг взорвалась.

– Я так и знала! Это все ваш Гастар! Он готов уничтожить всех на своем пути!

– Что? Да ты спятила!

– А кто же еще! Все ясно, как день! К. Р. – Князь Рысей. А чтобы не выдавать себя, он использовал людей, которые по привычке назвали его королем.

Глаза хэура округлились от удивления.

– Да ты посмотри на себя! Зачем ему такая мелочь – да если бы он охотился, так уж на добычу покрупнее.

– У каждого свои вкусы! У вашего князя могут быть свои причины для выбора добычи, вряд ли он станет сообщать о них тебе лично, – с издевкой бросила эльфа и тут же осеклась.

Сигарту показалось, что она проговорилась о чем-то, чего говорить не хотела, однако, это лишь еще больше запутало ситуацию. И что это еще за причины? Зачем она Гастару?!

– Нет, это не может быть Гастар, – твердо заявил Сигарт.

– Это почему же?!

– Да потому что, захоти он изловить эльфа, он бы послал стаю черных рысей, а не горстку людей.

Эльфа презрительно сощурилась.

– Что-то ты не слишком хитер, как для рыси. Толпа таких здоровяков, как ты, слишком заметна – по крайней мере, для эльфа. А на людей-то как раз никто бы и не обратил внимания.

Сигарт нахмурился, послушать Моав, так вроде все логично… Однако оставался еще один неясный момент.

– Ну хорошо, хорошо, – согласился он, – предположим, что эти люди пришли по приказу Гастара. Почему же тогда в записке было приказано не подпускать тебя к Цитадели? Почему он не хочет встретиться с тобой лично, если уж ты ему так нужна?!

Она задумалась.

– Боится, наверное – другого ответа я придумать не могу…

Сигарт разразился громким смехом.

– Гастар? Боится?! Тебя?!!