355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джеки Коллинз » Леди Босс » Текст книги (страница 10)
Леди Босс
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 01:21

Текст книги "Леди Босс"


Автор книги: Джеки Коллинз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

21

Виргиния Венера Мария Сьерра уставилась на свое отражение в зеркальной стене целиком белого гимнастического зала, расположенного рядом с белой спальней в ее доме на Голливуд-Хиллз. Она упражнялась на «Стейрмастере», жутком тренажере, имитирующем восхождение по ступенькам. Венера Мария, одетая в бледно-голубой спортивный костюм, прилежно работала ногами. Ее волосы платинового цвета были перехвачены широкой лентой.

Стереоколонки, спрятанные в потолке, развлекали ее с помощью последних европейских новинок. Хотя ей и очень нравилась Анни Леннокс, она почти не слушала. Ей было о чем подумать.

Например, о Роне.

Или об Эмилио, одном из ее братьев.

Или о Купере.

И об этом идиотском приеме у Столли, на который она сдуру согласилась прийти.

О Господи! До чего же она ненавидела эти голливудские приемы! Такая тоска зеленая! И еще надо мило улыбаться чете Столли, особенно Микки, самому мистеру Императору.

Они с Роном сразу же окрестили Микки Столли Императором, стоило только его увидеть. Он был типичным главой голливудской студии. Те, кто там, наверху, распределяет роли, здесь попали в десятку. Он выглядел как император. Голос имел императорский. И соответствующий шарм.

Она сильно подозревала, что шарм этот предназначался только для тех, кто сегодня в моде.

Венера Мария не дура. Напротив, она сообразительная и сметливая. Она даже умела считать собственные деньги. Ее нельзя взять всей этой трескотней насчет «я возьму только двадцать процентов твоих доходов», которой ей пытались задурить голову всякие импресарио. Венера Мария точно знала, куда ушел каждый доллар, и сама, вместе с Роном, подписывала свои чеки. Еще раньше они с Роном организовали компанию, в которой оба стали равноправными партнерами. Они называли ее «МАРО продакшнз», и тогда это казалось им блестящей идеей. Двое добрых друзей, навеки вместе. Теперь же у Рона появился новый близкий дружок, которого звали Кеном, и этот дружок всячески старался вбить между ними клин.

Да нет, она не ревновала. Бог свидетель, Рон за их три года в Голливуде сменил достаточно дружков. Но этот определенно как заноза в заднице. Красивый, если вам нравятся взвинченные типы, всезнайки, работающий в доме моделей. Она за глаза называла его «Кукленок Кен». В двадцать восемь лет Кен ведет себя как пятидесятилетний.

Рон определенно влюбился. Он покупал Кукленку Кену костюмы и куртки, скульптуры и картины, драгоценности и, наконец, «мерседес». «Мерседес», мать твою! Даже у нее не было «мерседеса».

Венера Мария со злостью нажимала педали «Стейрмастера». Она уже решила уйти из компании. Хотя она и понимала, что это – самое разумное, что можно сделать, ей все равно становилось больно. Рон – ее семья, ее духовный брат, она любила его. Но не могла же Венера Мария сидеть молча и разрешать ему тратить ее деньги на какого-то неудачника, которого ему захотелось затащить в постель. Она обратилась за советом к Куперу Тернеру.

– Правильно решила, – поддержал он ее. – Да и вообще, все это глупость. Он прилично зарабатывает, так что без тебя не пропадет.

То было правдой. Прекрасный хореограф, Рон пользовался огромным спросом, после того как поставил танцевальную часть «Быстрого танца», фильма, имевшего потрясающий успех. И он работал на съемках всех видеоклипов, включая ее собственные. Денег у него куча, и если ему хочется потратить их на Кукленка Кена, то это его личное дело. До тех пор пока он покупал все подарки на свои деньги, у нее не было оснований для возражений.

Теперь оставалось поставить Рона в известность. Следующая проблема. Неожиданно, без всякого предупреждения, на ее пороге возник брат Эмилио, которого она никогда не приглашала.

– Я приехал в Голливуд, чтобы стать звездой, как и ты, сестренка.

Сестренка! И это тот самый Эмилио, который вечно орал на нее. Брат, который давал ей по физиономии каждый раз, когда он собирался на свидание, а его выходная рубашка оказывалась, по его мнению, недостаточно тщательно выглаженной. Тот самый Эмилио, который обзывал ее крысой в присутствии друзей и не уставал повторять, что уродливее и дерьмовее шлюхи ему видеть не приходилось.

Да, это был тот самый Эмилио. В тридцать лет слишком толстый, чтобы стать кем-либо, кроме бездельника.

– Убирайся с глаз долой, – приказала она ему. – Поезжай домой. Я ничем не могу тебе помочь.

Но он все равно протиснулся в дом, обошел его сверху донизу и устроился перед большим телеэкраном, заявив:

– Я поживу у тебя всего несколько дней, пока не найду работу, сестренка.

Как же, как же! Прошло пять недель, а он все так же с удобствами смотрел телевизор и не собирался двигаться с места.

Рано или поздно ей придется что-то предпринять.

Дело в том, что Венера Мария до смерти не любила ссориться. И не умела. Еще маленькой девочкой она предпочитала спрятаться, а не вступать в пререкания, считала это недостатком, с которым пыталась бороться.

К счастью, фильм с Купером получался удачным. Венера Мария просматривала черновой материал и нравилась себе, поскольку выглядела лучше, чем в предыдущих двух фильмах. Помогли школа актерского мастерства и усиленные физические тренировки.

Ей интересно видеть себя на экране рядом с Купером Тернером. Она отчетливо помнила, хоть и не говорила об этом Куперу, относящемуся болезненно к вопросам возраста, как впервые увидела его в кино. Тогда еще была жива ее мать, а самой ей было одиннадцать. Мать обожала Купера и как-то взяла дочь на один из его ранних фильмов.

Уже тогда Венера Мария сочла его ужасно сексапильным. Придя домой, она под одеялом мечтала о встрече с героем, созданным Купером на экране.

Куперу бы это понравилось, расскажи она ему, но она не собиралась доставлять ему это удовольствие.

Сейчас у Купера появились диктаторские замашки. Он полагал, что знает все, но с профессиональной точки зрения Венера Мария обладала большим чутьем, точно зная, что надо делать в следующий момент, и никто не мог этому помешать, даже Купер Тернер.

– Смягчи немного, – советовал он ей во время съемок. – Ты чересчур стилизована. Меньше красься. Сделай волосы потемнее. Не дави так на публику.

У нее хватало сообразительности не слушаться его. Она чувствовала, что правильно играет эту роль. И если все пойдет no-задуманному, то она станет центральной фигурой в фильме.

Купер был недоволен. Они часто ссорились. Для своего возраста Венера Мария отлично соображала. Она прекрасно его понимала. Женщины обожали Купера, но он старел, это его раздражало. В свои сорок пять он на двадцать лет старше Венеры Марии, что на экране становилось заметно. Сознательно или бессознательно, но он старался уменьшить производимый ею эффект.

Тем хуже для него. Она знала, чего ожидали от Венеры Марии ее поклонники, и не собиралась подводить их. Во всяком случае, не на этой стадии своей карьеры.

Закончив упражнение, она соскочила с тренажера, сбросила пропотевший тренировочный костюм и встала под ледяной душ на добрые десять минут. Холодная вода укрепляет кожу. После душа она смазала драгоценное тело лосьоном «Кларинз», стараясь не пропустить ни миллиметра.

Как раз в этот момент дверь ее личной ванной комнаты распахнулась, и появился Эмилио. Она, совершенно голая, аккуратно растирала лосьоном ногу, поставленную на табуретку.

– Вот это да! Извиняй, сестренка! – воскликнул Эмилио, пожирая ее глазами.

Венера Мария не пошевелилась. Не доставит она ему удовольствие, не схватит полотенце и не попытается прикрыться. Вместо этого она уничтожающе посмотрела на брата и с угрозой в голосе холодно проговорила:

– Убирайся отсюда к едрене фене!

Он хотел было сказать что-нибудь остроумное, потом передумал и, как следует разглядев ее всю, от груди до пят, медленно вышел.

Она была вне себя от гнева. Тут он перегнул палку.

Решено, она выставит Эмилио.

Однажды, много лет назад, другой ее брат, пьяный в стельку, забрался среди ночи к ней в постель с амурными притязаниями. Венера Мария дала ему ногой в пах с такой силой, что он несколько дней после этого хромал. А еще через неделю она сбежала из дома с Роном, своим спасителем. Без Рона у нее бы недостало мужества проехать всю страну и добраться до Голливуда автостопом. Она многим обязана Рону. Но половину своих денег она ему не должна.

Когда Эмилио ушел, Венера Мария подошла к двери, захлопнула ее и закрыла на задвижку. Вся пылая гневом, она решила, что пяти недель более чем достаточно. Пусть Эмилио катится прочь, больше она со всем этим дерьмом мириться не желает.

Зазвонил телефон. Венера Мария быстро схватила трубку. У Эмилио появилась привычка брать трубку первым и беседовать с друзьями сестры. Как-то она слышала его разговор с ее импресарио.

– Привет, я – Эмилио, брат Венеры. – Пауза, наверное, импресарио говорит что-то вежливое. Потом снова голос Эмилио. – Да, я красивый. Конечно, талантливый. Послушай, приятель, да у меня больше таланта, чем у нее в…

Она вырвала телефон из его жирной руки.

– Не смей подходить к телефону!

Но это его не остановило.

– Кто говорит? – спросила Венера Мария, постаравшись изменить голос.

– Привет, детка. Это Джонни. Откуда такой забавный акцент?

Ха! Оказывается, он умеет говорить!

И почему она вечно попадает в такое положение? Джонни Романо просто одноклеточный. И почему он не хочет смириться с тем, что у нее нет желания иметь с ним дело?

– Джонни, я тебе перезвоню. Я тут говорю по другому телефону, – соврала она.

– Не надо со мной так, детка. Повесь другую трубку. Это же я, лично.

Она постаралась, чтобы голос звучал почтительно.

– Я говорю с Майклом Джексоном.

В голосе Романо появилась уважительная нотка.

– С Майклом? Как там наш затворник?

– Вот узнаю и перезвоню тебе.

– Когда?

– Скоро.

– Как скоро?

– Скорее, чем ты думаешь.

– Эй, детка. Нам с тобой… пора двигаться дальше.

– И двинемся.

– Когда?

– Пока, Джонни.

Его бесит, что она не мчится по первому призыву, она это знала. А ей-то он зачем? Жеребец, которому все равно кто, абы шевелилась.

Венера Мария надеялась, что Джонни сообразит и оставит ее в покое. Таких, как он, в Голливуде пруд пруди, просто Джонни был звездой покрупнее, чем другие.

Пора собираться на прием к Столли. Наложив на лицо белый как алебастр тон, она подвела глаза и накрасила губы ярко-красной помадой. Затем заколола наверх свои платиновые волосы и прошла к гардеробу посмотреть, что можно надеть. Как сказала секретарша Столли, мужчины должны быть при галстуках, а женщины – очаровательны. Блин, и что это может значить?

Венера Мария выбрала черный в узкую полоску костюм мужского покроя с жилеткой, которая едва прикрывала ей грудь. Довершали туалет белые чулки и высокие сапоги со шнуровкой в бабушкином стиле.

Она аккуратно выбрала украшения, остановившись на серебряных кольцах в добавление к трем маленьким бриллиантикам в каждое ухо и восьми тонким серебряным с золотом браслетам на каждое запястье. Так должна выглядеть Венера Мария.

Звезда готова встретиться с миром.

22

Дорога у подъезда дома Эйба Пантера не освещалась. Как-то неуютно. Лаки темноты не боялась, но, наверное, старик может позволить себе зажечь несколько фонарей?

Она решила не брать с собой Боджи, иначе бы ему пришлось весь вечер сидеть в машине и ждать.

Из студии Лаки поехала прямо к дому, который сняла для себя, мимо тоскливой квартиры Шейлы, где Боджи установил автоответчик с дистанционным управлением, так что если кто позвонит ей туда, Олив или Гарри Браунинг, она будет знать.

Приехав домой, Лаки тут же сбросила ненавистный парик, тяжелые очки и отвратительное одеяние и с наслаждением нырнула в бассейн, чтобы немного поплавать и взбодриться.

Проплыв двадцать раз бассейн вдоль, она побежала собираться на ужин к старине Эйбу. У нее даже не нашлось времени, чтобы позвонить Джино.

Дверь дома Эйба на Миллер-драйв открыла Инга. Костлявая Инга с коротко стриженными волосами и кислым выражением лица.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась Лаки.

Инга ограничилась коротким кивком и пошла в глубь дома, по всей видимости ожидая, что Лаки последует за ней, – та так и сделала.

Они пришли в столовую, где во главе резного дубового стола восседал Эйб.

– Ты опоздала, – резко бросил он, жестом указывая на стул рядом с собой.

– Я и не знала, что мы живем по строгому расписанию, – заметила Лаки.

Постучав скрюченными пальцами по столу, он сказал:

– Я всегда ем в шесть часов.

Она взглянула на часы.

– Сейчас только двадцать минут седьмого.

– Это означает, что я торчу здесь уже двадцать минут, – сердито проворчал он.

– Да ладно, Эйб, бросьте хмуриться, – Лаки попыталась развеять его плохое настроение. – Это же не катастрофа, поужинать на несколько минут позже. И честно говоря, я бы ничего не имела против, если бы мне предложили выпить.

– А что ты пьешь, девонька?

– Виски «Джек Дэниелс». А вы что предпочитаете? – спросила она с вызовом.

Ему нравилось, как она себя ведет.

– То, что мне в данный момент хочется, черт побери.

– А чего вам в данный момент хочется?

– Я присоединюсь к тебе. Два виски со льдом. Быстро, быстро! – Последние слова были обращены к суровой Инге, которая молча выскочила из комнаты.

– Раньше дом был полон слуг, – объяснил Эйб. – Ненавижу! И не посрешь, чтобы кто-нибудь не унюхал.

Лаки рассмеялась. Как это приятно – смеяться. Ей пришло в голову, что слишком уж серьезно она относится к этой сделке насчет студии «Пантер». Самое время расслабиться. Не слишком, просто забыть все на один вечер.

– Вы ведь Джино, моего отца, знаете? Так он в городе. Мне бы очень хотелось когда-нибудь привести его сюда. – Лаки подумала о том, как бы хорошо старики поладили.

– Почему? – огрызнулся Эйб. – Мы с ним знакомы, или что?

– Возможно. Он строил одну из первых гостиниц в Лос-Анджелесе, «Мираж».

– Да помню я «Мираж», – проворчал Эйб. – Как-то спустил там десять кусков в карты. Давно это было, тогда десять тысяч были большие деньги. Сегодня за десять тысяч ни хрена не купишь.

– Ну вы и не собираетесь ничего покупать. Вы ведь не выходите из дому.

– А чего я там не видел? – спросил он задиристо. – Ты думаешь, я рехнулся? Я вполне в курсе, что сейчас происходит на улице. Ты думаешь, я хочу, чтобы мне дали по башке или пристрелили? Нет уж, спасибо, девонька. Большое тебе спасибо.

Появилась Инга с бокалами и с недовольным видом поставила их на стол.

Эйб хрипло хихикнул.

– Не любит, когда я пью, – сказал он, делая большой глоток. – Думает, я слишком стар. Считает, моей старой машинке это вредно. Я верно говорю, Инга?

– Делай что хочешь, – мрачно ответила та. – Все равно мне тебя не остановить.

– И даже не пытайся, – предупредил он, грозя ей костлявым пальцем.

– Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует, – бодро заметила Лаки. – Так мой отец говорит. Сам он решил остановиться на сорока пяти, а на самом деле емусемьдесят девять, но вы этого никогда не скажете. Он просто потрясающе хорошо выглядит.

– Семьдесят девять еще не старость, – проворчал Эйб. – Я в эти годы заправлял студией. – Сообразив, что Инга все еще стоит рядом, он отослал ее, махнув тощей рукой. – Кыш! Кыш! Иди и принеси еду. Я голодный старый динозавр, и я хочу есть немедленно! Шевелись, женщина.

Инга еще раз вышла, чтобы выполнить его указание.

– Гм… А как она относится к нашей сделке? – полюбопытствовала Лани.

Эйб пожал плечами.

– А какая разница?

– Должна быть разница, – настаивала Лаки. – Ведь Инга с вами давно ухаживает за вами. Вы же от нее зависите, правда? Я здесь никого не видела, кто бы мог овас позаботиться.

– У меня работают два садовника, две горничные и два раза в неделю приходит человек присмотреть за бассейном, – с гордостью пояснил Эйб. – Так что Инга весь деньсидит на своей шведской заднице и ничего не делает. Да она мне жопу должна лизать за такую жизнь.

Лаки решила больше не ходить кругами.

– Понятно. Но вы ей доверяете? Мы же не хотим, чтобы она меня разоблачила. Похоже, я ей не очень нравлюсь.

Эйб засмеялся.

– Инга делает то, что приносит ей пользу, – с трудом выговорил он сквозь смех. – Она соображает хорошо. Инга все продумала и решила, что для нее будет лучше, если япродам студию, прежде чем умру, и она сможет наложить лапу на деньги. Если я не продам студию, ей придется зубами и когтями вырывать все у моих внучек. Эта парочказатаскает ее по судам.

– Почему?

– А от жадности. Наша фамильная черта. Хотят заполучить все, что у меня есть. Никакой дележки.

– Но ведь они и так унаследуют все ваши деньги.

Он склонил голову набок – эдакий старый хитрец, что-то задумавший.

– Возможно. А может, и нет. Я ведь могу уехать к чертовой матери и завещать все кошачьему приюту.

– Вот тогда вам действительно придется с ними сражаться.

– Ничего подобного, девонька. Надо мной уже будетдесять футов земли. И плевать я на все хотел. – Он постучал пальцами по столу. – Теперь давай к делу. Хочу услышать все, до малейшей подробности, черт побери.

Микки Столли собирался уйти со студии пораньше.

– Если позвонит жена, скажите, у меня важное совещание и меня нельзя беспокоить, – проинструктировал он Олив. – В любом случае не говорите ей, что я ушел.

– Слушаюсь, мистер Столли.

Настроение у Микки было скверное, и у него хватало ума сообразить, что надо с этим что-то поделать до идеального приема Абигейль. Черт! До чего же он ненавидел эти приемы. Насквозь фальшивые разговоры. Чересчур обильная еда. И в глубине души всем так же скучно, как и ему.

Зачем ей все это надо? Только чтобы прочитать свое имя в статье Джорджа Кристи? Ну и что? Он всю неделю пашет на студии, как вол. Не лучше ли было бы, если, придя домой, он мог бы отдохнуть и расслабиться?

Вечером Купер Тернер начнет приставать к нему насчет фильма. И Венера Мария тоже. Они оба постоянно на что-то жалуются.

Откуда он это знает?

Кинозвезды. Все одинаковые. Роль вечно недостаточно хороша. Платят мало. И слишком мало кадров с крупным планом.

Зеппо Уайт тоже захочет поговорить о деле. Чтоб он провалился, этот карабкающийся наверх по общественной лестнице бывший импресарио. Зеппо воображал, что управляет студией «Орфей». Да он годится только в курьеры. Микки с сожалением вспоминал о том времени, когда на студии заправлял Говард Соломон. Человек сложный, с ним было трудно, особенно после того, как он пристрастился к кокаину, но настоящий киношник. Он знал все и обо всем. И самое главное – как делать деньги, а не терять время на идиотские приемы.

Он уже собирался уходить, но его перехватил Эдди Кейн.

– Должен поговорить с тобой, Микки, – Эдди настойчиво схватил его за руку. – Дело важное.

– Не сейчас, – ответил Микки, высвобождаясь. Ему не нравилось, когда до него дотрагивались, если сам он не проявлял инициативы.

– Когда? – продолжал настаивать Эдди – привлекательный мужчина лет сорока с небольшим, с волосами песочного цвета, прозрачными голубыми глазами и склонностью к мятой спортивной одежде. Ребенком он удачно снимался в кино и славился своим невинным видом, от которого с возрастом не осталось и следа.

Эдди и Микки знакомы давно, почти четверть века. Когда-то Микки работал его агентом и свел так удачно начавшуюся карьеру на нет. Когда Эдди бросил сниматься, или, вернее, когда его бросили снимать, Микки нашел ему работу у себя в агентстве. Слишком мелко для Эдди. Через некоторое время он все оставил и подался на Гавайи, где устроился администратором в телевизионную серию о частных сыщиках. Хороших наркотиков там оказалось навалом, но в конце концов он попал из-за них в беду и пришлось уносить ноги. В Лос-Анджелесе ему опять помог Микки. Используя свои связи, он пристроил Эдди на студию «Пантер».

По мере того как Микки поднимался наверх, он тащил за собой и Эдди. Микки понимал, как важно окружить себя благодарными людьми.

Теперь у Эдди Кейна есть многое – красавица-жена, простенький домик в два миллиона долларов ценой в Малибу-Бич и устойчивая тяга к наркотикам.

– Поговори с Олив. Она назначит время, – Микки двинулся к выходу.

– Завтра? – с беспокойством спросил Эдди. – Нам надо поскорее переговорить, приятель. Мы по уши в дерьме.

– Договорись с Олив.

Микки выскочил из здания и поспешил к машине. Если бы он захотел, то имел бы круглосуточно лимузин с шофером. Но бывали случаи, когда ему не требовались свидетели. Как, например, сегодня. Уж чего ему не нужно, так это чтобы Эдди довел его до ручки. Эдди был капиталовложением, которое в любой момент могло превратиться в задолженность. С наркоманами лучше не связываться. Микки уже давно подумывал, как бы избавиться от Эдди.

Пустые мечты. Эдди знал слишком много.

Микки решил, что позвонит Лесли, жене Эдди, и поговорит с ней о том, чтобы отправить Эдди лечиться. В последнее время он постоянно выглядел наколотым, и это мешало делу.

За рулем своего «порше» Микки чувствовал себя уверенно. В нем есть все, от стереоаппаратуры, проигрывателя компакт-дисков и телефона до запаса продуктов и других вещей в багажнике на случай землетрясения.

Микки часто думал о землетрясениях. В его голове проносились самые разнообразные картины. Любимой была следующая: Абигейль в магазине у Сакса выбирает себе очередную маленькую сумочку за пять тысяч долларов, и вдруг землетрясение, и какое! Бедняжка Абигейль погребена под ворохом модной одежды и задыхается под собольим манто за две сотни тысяч долларов.

К счастью, в его воображении землетрясение не затрагивало его дом и студию. И Табита, и его возлюбленные машины оставались в целости и сохранности. Страдает только Абби.

А какие похороны он устроит! Эйб Пантер тоже хотел бы присутствовать, но не перенес потрясения, вызванного смертью внучки, и наконец откинулся, чтоб он пропал, сукин сын!

И наконец Микки Столли свободен. Студия принадлежит ему по закону. Когда Примроз и Бен Гаррисоны приезжают, чтобы востребовать свою долю, над ними рушится переходной мостик и навсегда выпроваживает их из его жизни.

Вот это фантазия! Лучше не придумаешь!

Вылетая из ворот, Микки махнул рукой охраннику.

Тот отсалютовал ему. На студии все обожают его. Он их царь и бог. Он – Микки Столли, и они все охотно поменялись бы с ним местами.

Все было на месте – фарфор, хрусталь, великолепные скатерти и салфетки, серебро.

Абигейль в развевающемся шелковом халате бродила по своим владениям, в последний раз проверяя все детали.

Будет целая куча слуг. Ее постоянный персонал – Джеффри, ее дворецкий-англичанин, толстушка миссис Джеффри, его жена, выполняющая обязанности экономки, Джэко, молодой австралиец, присматривающий за машинами и выполняющий функции шофера для Табиты, – сегодня он будет помогать Джеффри, и Консуэла с Фиреллой, ее две горничные-испанки.

Специально на вечер наняты трое дежурных для парковки машин, два бармена, повар с двумя помощниками и специалист по десерту.

Получалось, что четырнадцать человек будут обслуживать двенадцать гостей. Абигейль привыкла все делать с размахом. В конце концов она голливудская принцесса, внучка Эйба Пантера, так что для нее – только высочайший уровень. Ее собственная мать, погибшая вместе с отцом в результате катастрофы с яхтой, была прекрасной хозяйкой и устраивала роскошные приемы. Когда Абигейль и Примроз были маленькими, им разрешалось подглядывать во время самых экстравагантных вечеринок. Дедушка Эйб всегда присутствовал в окружении великих кинозвезд, а зачастую в компании парочки сногсшибательных красоток.

Абигейль всегда трепетала перед дедом. Только после его инфаркта она смогла с ним нормально разговаривать. Сейчас она навещала его как можно реже и втайне надеялась, что он тихо приберется и она окажется в центре событий.

Ингу она ненавидела. Та платила ей тем же. Они почти не разговаривали во время визитов Абигейль в дом Эйба вместе с Табитой, его правнучкой, рано развившейся тринадцатилетней девицей. Абигейль всегда с трудом уговаривала Табиту поехать с ней, приходилось что-нибудь пообещать, но одна Абигейль туда ни за что бы не поехала.

– И зачем мне каждый раз с тобой таскаться? – ныла Табита.

– Потому что в один прекрасный день ты станешь очень даже богатой маленькой девочкой. И не мешает тебе помнить, откуда эти деньги.

– У папы есть деньги. Возьму у него.

«Да твой папа сейчас бы по дворам собак гонял, если быне дедушка», – хотелось сказать Абигейль, но она всегда вовремя сдерживалась.

– У вас нет замечаний, миссис Столпи?

Джеффри, старый болван, ходил за ней по пятам. Его положительной чертой было то, что он англичанин. Но он вечно все вынюхивал, как и его жена. Абигейль вполне допускала, что, подвернись случай, и они продадут все ее тайны какой-нибудь паршивой газетенке без всяких угрызений совести.

Хотя нельзя сказать, чтобы они уж так много знали.

Да и какие у нее тайны?

Разве одна… или две…

– Нет, Джеффри, – ответила Абигейль строго, обнаружив сухую веточку в изысканном букете из орхидей. Она выдернула не понравившийся ей цветок, одновременно рассыпав землю по дорогому китайскому ковру. – А что это такое? – спросила она с угрозой.

У Джеффри ответ был наготове.

– Если вы припомните, миссис Столпи, вы всем нам запретили трогать домашние цветы и букеты.

– Это с чего бы? – поинтересовалась она недоверчиво.

Маленький триумф.

– Потому что, как вы сказали, миссис Столли, этим должен заниматься только специалист.

– В самом деле? – недоверчиво спросила Абигейль.

– Да, миссис Столли.

– А где же специалист?

– Он приходит только по пятницам.

Боже милостивый! Уж эти слуги. Особенно англичане.

– Благодарю вас, Джеффри. А теперь, пока не пришел мистер Столли, пусть кто-нибудь уберет здесь мусор.

«Когда он вообще придет домой», – добавила она про себя. Потому что Микки в последнее время заимел скверную привычку опаздывать на свои собственные приемы.

Абигейль просто готова была его убить.

На Микки Столли были бледно-серые шелковые итальянские носки, и ничего больше. Насчет ног у него имелся пунктик. Он считал их безобразными и никогда никому не показывал.

Несмотря на то, что на голове у него почти не осталось волос, тело покрывала на удивление густая черная шерсть. Поросль эта располагалась кустиками – кустик здесь, кустик там, этакие всплески волосатости.

– Ты просто бесподобен, – уверяла его Уорнер, его чернокожая любовница, высокая и тощая, с пышной грудью, огромными сосками и коротко стриженными черными волосами.

Она сидела на нем верхом, как на лошади во время дневной прогулки.

– Ты просто бесподобен, – повторила она, входя в раж.

Никто раньше никогда не говорил Микки Столли, что он бесподобен. Только Уорнер, которая вот уже полтора года, как стала его любовницей. Она работала в полиции и однажды задержала его за превышение скорости, ну а дальше все пошло как по маслу.

Больше всего у Уорнер ему нравилась ее непохожесть на других. Когда она в первый раз легла с ним в постель, она и понятия не имела, кто он такой. Ей это было безразлично.

Микки ощутил, что вот-вот наступит самый кульминационный момент. Он испустил долгий полуприглушенный вздох.

Уорнер напрягла те мускулы, которые стоило напрячь, и прибавила темпа.

Он почувствовал оргазм, охвативший его от кончиков пальцев до головы, которая вполне может в один прекрасный день лопнуть, если Уорнер будет продолжать в этом же духе. А она любила трахаться. С ним. И только с ним. Микки Столли оказался единственным мужчиной в личной жизни Уорнер Франклин. Она ему это постоянно повторяла, и он ей верил.

– Что это было, путешествие в рай или что? – спросила Уорнер, слезая с него. – Ты с каждым разом все лучше, Микки. Ты самый великолепный любовник в мире.

Никто никогда не говорил Микки, что он самый великолепный любовник в мире. Только Уорнер. Она умела заставить его почувствовать, что он может взобраться на Эмпайр стейт билдинг по наружной стене и спрыгнуть оттуда, не сломав ни единой косточки.

Тридцатипятилетнюю Уорнер Франклин вряд ли кто назвал бы хорошенькой. Она жила одна в небольшой квартирке в Западном Голливуде вместе с тощей дворняжкой и, к вящей радости Микки, не собиралась податься в актрисы.

Ей не нужны и его деньги. Ей не нужны его благодеяния. Она отказалась от домика в Уилшире и белого «мерседеса». Ему удалось уговорить ее принять в качестве подарка только телевизор с огромным экраном и видеомагнитофон.

– Надо же мне чем-нибудь заняться, когда тебя нет, – объяснила она.

Ему казалось, он ее любит. Но эта мысль, блуждающая в потемках его сознания, была настолько пугающей, что Микки никогда не вытаскивал ее на свет Божий, чтобы разглядеть получше.

– Абби сегодня устраивает один из своих приемов, – сообщил он, подавляя зевоту объевшегося человека.

– Да знаю я, как ты обожаешь эти приемы, – протянула Уорнер, закатывая глаза. – Не волнуйся, дорогой, ты, как всегда, будешь там самым умным.

К тому времени как Микки покинул квартиру Уорнер Франклин, ему казалось, что он стал вдвое выше ростом. Он был бесподобен, великолепный любовник и самый умный во всем этом хреновом мире!

Чтоб ты повесилась, Абби.

От тебя самой дерьмовой похвалы не дождешься.

Лаки, будто завороженная, смотрела, как Эйб ест. Он набросился на пищу подобно оголодавшей мартышке, редко прибегая к помощи ножа или вилки, если можно было обойтись руками. Для восьмидесятивосьмилетнего старика аппетит у него оказался просто потрясающим.

Инга не ела. Даже не присела. Но она постоянно находилась поблизости, чтобы подслушивать все, о чем говорилось.

Любопытно, подумала Лаки, а после ее ухода Инга с Эйбом все обсудят? И вообще, какие у них сейчас отношения? Кинозвезда-неудачница и бывший глава студии. О чем им между собой разговаривать?

Когда Лаки занималась сбором сведений об Эйбе, ей попались многочисленные фотографии Инги. В деле нашлось много студийных фото и несколько случайных фотографий Инги и Эйба вместе.

Двадцать пять лет назад, когда Эйбу было всего шестьдесят три, а Инге двадцать с чем-то, она выглядела потрясающе. Великолепная кожа, широко расставленные серые глаза, стройная фигура и чарующая улыбка.

«Что происходит с людьми? – подумала Лаки. – Почему некоторые, вроде Джино и Эйба, рождены победителями? А другие, вроде Инги, обречены высыхать в своей скорлупе?»

«Видать, тут уж как карты лягут», – решила она.

Лаки рассказала Эйбу все, что смогла за это время узнать. Он казался разочарованным. Ему хотелось большего. Ей тоже.

Из-за мелких проделок и заводиться не стоило. Ну платит студия за шампанское для Микки. Большое дело. Ну пристрастился Эдди Кейн к кокаину. И что из того?

Единственная достойная внимания информация – проделка Микки со сценарием вместе с агентом Лайонелом Фрике.

Интересно, и часто ли такое случалось? Надо будет разобраться.

– Получаешь удовольствие, девонька? – спросил Эйб, склонив голову набок. – Нравится в киношном бизнесе?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю