Текст книги "Собрание сочинений в одной книге"

Автор книги: Джек Лондон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 79 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

Глава XXIX

– Дурак! – дал я выход своей досаде.

Я разгрузил лодку и перенес ее содержимое повыше на берег, где и принялся устраивать стоянку. На берегу мы нашли много щепок, принесенных волнами, и вид кофейника, захваченного мною с «Призрака», подал мне мысль о костре.

– Настоящий идиот! – продолжал я.

Но Мод мягко остановила меня, осведомившись, почему я настоящий идиот.

– Нет спичек! – простонал я. – Я не захватил с собой ни одной спички, и теперь у нас не будет ни горячего кофе, ни супа, ни чаю, ничего!

– Разве Робинзон Крузо не добывал огня трением одной палки о другую?

– Но мне много раз случалось читать рассказы потерпевших кораблекрушение, которым это не удавалось, несмотря на все усилия, – ответил я. – Я припоминаю Винтерса, газетного репортера, много путешествовавшего по Аляске и Сибири. Однажды он рассказывал нам о своих попытках добыть огонь с помощью двух палок. Забавно было слушать его. Он неподражаемо рассказывал об этой своей неудаче. Я помню его заключительные слова, когда он, сверкнув своими черными глазами, сказал: «Джентльмены, быть может, островитяне Тихого океана или малайцы и делают это, но даю вам слово, что это недоступно белому человеку».

– Ну что же, до сих пор мы ведь обходились без огня, – весело отозвалась Мод, – можем обойтись и впредь.

– Но вы подумайте о кофе! – воскликнул я. – А кофе у нас прекрасный, я взял его из личных запасов Ларсена. Посмотрите на эти великолепные дрова!

Признаюсь, мне ужасно хотелось кофе. Вскоре я узнал, что и Мод питает слабость к этому напитку. Кроме того, мы так долго сидели на холодной пище, что застыли внутри так же, как снаружи. Горячая пища была бы как нельзя более кстати. Но я больше не жаловался и начал устраивать из паруса палатку для Мод.

Это казалось мне простой задачей, так как у нас были весла, мачта, парус и большой запас веревок. Но я не имел опыта в этом деле. Каждую подробность приходилось изобретать во время работы, и палатка была готова лишь к концу дня. А потом, ночью, пошел дождь, палатка промокла, и Мод пришлось перейти назад в лодку.

На следующее утро я окопал палатку неглубокой канавой, но часом позже внезапный порыв ветра подхватил мою постройку и швырнул ее на песок на расстояние в тридцать ярдов.

Мод рассмеялась над моим унылым видом, и я сказал:

– Как только утихнет ветер, я выйду в лодке обследовать остров. Где-нибудь тут должна быть стоянка и люди. И корабли не могут не заходить сюда. Какое-нибудь правительство защищает этих котиков. Но прежде чем я тронусь в путь, я должен устроить вас поудобнее.

– Я хотела бы сопровождать вас, – сказала она.

– Вам лучше было бы остаться. Вы и так натерпелись довольно лишений. Чудо, что вы вообще пережили их. Не так уж уютно плыть в лодке в такую дождливую погоду. Вам необходим отдых, и я был бы рад, если бы вы остались и отдохнули.

Что-то подозрительно похожее на влагу заблестело в ее прекрасных глазах. Потупившись, она отвернулась.

– Я предпочла бы поехать с вами, – произнесла она тихим умоляющим голосом. – Я могла бы немного по… – ее голос прервался, – помочь вам. Если что-нибудь случится с вами, подумайте, каково будет мне здесь одной.

– О, я буду очень осторожен, – ответил я. – И я не поеду так далеко, чтобы не успеть вернуться к ночи. Итак, я думаю, что вам лучше всего остаться здесь, спать, отдыхать и ничего не делать.

Она повернулась и посмотрела мне в глаза пристальным, но нежным взглядом.

– Пожалуйста, пожалуйста, – чуть слышно прошептала она.

Собравшись с духом, я отрицательно покачал головой. Она все еще ждала и смотрела на меня. Я заколебался. Тогда радость засияла в ее глазах, и я понял, что проиграл. Теперь я уже ничего не мог возразить.

После полудня ветер улегся, и мы решили двинуться в путь на следующее утро. Мы не могли проникнуть в глубь острова из нашей бухты через отвесные береговые скалы.

Настало тусклое, серое, но спокойное утро, и я, рано проснувшись, снарядил лодку.

– Дурак! Болван! Идиот! – закричал я, когда пришло время будить Мод. Но на этот раз я кричал весело и метался по берегу без шапки, в притворном отчаянии.

Ее голова показалась из-под складок паруса.

– Что случилось? – заспанным голосом, но все же с любопытством спросила она.

– Кофе! – крикнул я. – Что сказали бы вы о чашке кофе? Горячего кофе?

– Ах господи! – пробормотала она. – Вы напугали меня. И вообще, это жестокая шутка. Я только что примирилась с мыслью, что кофе не будет, а вы снова дразните меня!

– Смотрите, – ответил я.

В расселинах скал я подобрал несколько сухих щепок и настругал из них мелких стружек. Затем я вырвал страницу из записной книжки, а из ящика с огнестрельными припасами достал ружейный патрон. Удалив ножом пыж, я высыпал порох на плоский камень, затем вынул из патрона пистон и положил его на камень, посреди кучки пороха. Теперь все было готово. Мод из палатки следила за приготовлениями. Держа бумагу в левой руке, я ударил по пистону небольшим камнем. Показался белый дымок, вспыхнул небольшой огонь и охватил неровный край бумаги.

Мод в восторге захлопала в ладоши.

– Прометей! – вскричала она.

Но я был слишком занят, чтобы отвечать ей. Слабый огонек требовал бережного ухода. Я подкладывал все новые стружки, пока наконец он не затрещал и не запрыгал в сухом дереве. В мои расчеты не входило очутиться на пустынном острове, и я не взял с собой никаких кухонных принадлежностей. Но я воспользовался ковшом, служившим для вычерпывания воды из лодки, а впоследствии, когда мы съели часть наших консервов, у нас накопился порядочный запас кухонной посуды.

Я вскипятил воду, но кофе Мод сварила сама. О, как он был вкусен! Я со своей стороны приготовил консервированное тушеное мясо с крошеными сухарями и водой. Завтрак удался на славу, и мы сидели у костра гораздо дольше, чем полагается предприимчивым путешественникам; прихлебывая горячий кофе, мы обсуждали наше положение.

Я был уверен, что в какой-нибудь бухте мы найдем стоянку, так как знал, что лежбища Берингова моря охраняются. Но Мод, по-видимому желая приготовить меня к возможному разочарованию, высказала предположение, что мы открыли никому не известное лежбище. Тем не менее она была прекрасно настроена и легко относилась к нашему трудному положению.

– Если вы правы, – сказал я, – то нам придется здесь перезимовать. Провизии не хватит, но зато есть котики. Осенью они уплывут, и поэтому нам следует поскорее запастись мясом. Затем нам придется построить хижину и собрать дрова. Кроме того, надо испробовать жир котиков для освещения. Словом, если остров окажется необитаемым, у нас будет много работы. Впрочем, я надеюсь, что мы встретим людей.

Но она оказалась права. Воспользовавшись легким ветром, мы направились вдоль берега, осматривая в бинокль бухты и кое-где высаживаясь, но нигде не заметили ни следа человеческого пребывания. Однако оказалось, что мы не первые приставшие к острову Усилий. Высоко на берегу, через бухту от нас, мы нашли разбитый остов лодки. Это была промысловая лодка с уключинами, подвязанными ремешками, и с белой, почти стертой надписью вдоль борта: «Газель, № 2». Лодка, вероятно, давно уже лежала здесь, так как ее наполовину занесло песком. На корме я нашел заржавленный дробовик и матросский кинжал, сломанный и тоже весь изъеденный ржавчиной.

– Они уехали отсюда! – бодро сказал я, но сердце мое упало, когда я вспомнил о побелевших костях на берегу.

Я не хотел, чтобы настроение Мод было омрачено подобной находкой, и, направив нашу лодку в море, обогнул северо-восточную оконечность острова. На южном берегу не было бухт, и вскоре после полудня за высоким черным мысом мы закончили объезд нашего острова. Он имел около двадцати пяти миль в окружности при ширине от двух до пяти миль. По самым скромным подсчетам, на берегу насчитывалось не меньше двухсот тысяч котиков. Выше всего остров был в своей крайней юго-западной точке и плавно понижался отсюда к северо-востоку, где почва лишь на несколько футов выдавалась над уровнем моря. Берега остальных бухт, кроме нашей, поднимались отлого, на расстоянии полумили переходя в холмы и образуя то, что я назвал бы скалистыми лугами, местами поросшими мхом и тундровой травой. Сюда выходили котики, и старые самцы охраняли свои гаремы, а молодые держались особняком.

Вот краткое описание, какого только и заслуживает остров Усилий. Сырой и скалистый, открытый морю и ветрам, потрясаемый ревом двухсот тысяч морских животных, он представлял собой жалкое и унылое место для пребывания. Мод, которая сама подготовила меня к разочарованию и весь день не теряла веселости, теперь упала духом. Она храбро старалась скрыть это от меня, но, раздувая костер, я слышал, как она всхлипывала, завернувшись в одеяла в своей палатке. Настал мой черед быть веселым. Я по мере сил разыгрывал свою роль, и так успешно, что даже заставил ее смеяться и спеть мне перед сном. Я в первый раз слышал ее пение и, лежа у огня, восхищенно прислушивался к нему. Во всем, что бы она ни делала, сказывалась ее художественная натура. И голос ее, хотя и не сильный, был удивительно нежен и выразителен.

Я все еще спал в лодке, и в эту ночь долго лежал, глядя на первые звезды, которые видел с тех пор, как мы покинули «Призрак». Я думал о создавшемся положении. Ответственность подобного рода была для меня совершенно нова. Вольф Ларсен был прав: я не умел стоять на своих ногах. Мои поверенные или агенты управляли за меня моим состоянием, я же не знал никакой ответственности. Позже, на «Призраке», я научился нести ответственность за самого себя. А теперь, впервые в жизни, я оказался ответственным еще за кого-то другого. И это была самая тяжкая ответственность, так как со мной была единственная для меня в мире женщина – моя единственная маленькая женщина, как я любил думать о ней.

Глава ХХХ

Не напрасно мы назвали наш остров островом Усилий. Целых две недели мы трудились над постройкой хижины. Мод непременно хотела помогать, и мне до слез было жаль ее исцарапанных в кровь рук. Но я гордился ею. Эта утонченно-воспитанная женщина, не отличающаяся физической силой, проявляла, несомненно, героизм, безропотно перенося все лишения и исполняя самую грубую работу. Многие из камней, использованные мною для возведения стен хижины, были принесены ею. Она и слышать не хотела, когда я просил ее меньше утруждать себя. В конце концов она согласилась взять на себя более легкую работу и ограничилась стряпней и собиранием щепок и мха в запас на зиму.

Стены хижины росли без затруднений, и все шло гладко, пока я не дошел до сооружения крыши. Чего стоят стены без крыши! Но из чего ее сделать? Правда, у нас были запасные весла, которые могли послужить стропилами. Но чем прикрыть их? Мох не годился. Тундровая трава тоже непригодна. Парус был нам нужен для лодки, а брезент начал протекать.

– Винтерс для своей хижины пользовался моржовыми шкурами, – сказал я.

– А у нас есть котики, – подсказала Мод.

И вот на следующий день началась охота. Я не умел стрелять, но начал учиться. Затратив на трех котиков около тридцати патронов, я убедился, что наши огнестрельные запасы иссякнут скорее, чем я приобрету необходимый навык. Восемь патронов ушло на разжигание костров, пока я не догадался прикрывать жар сырым мохом, – таким образом, в ящике оставалось не больше ста штук.

– Придется бить котиков дубинками, – заявил я, окончательно убедившись в том, что я плохой стрелок. – Охотники говорили и о таком способе убоя.

– Но эти животные такие славные, – протестовала она. – Я и думать не могу об этом. Это прямо зверство. Стрелять – другое дело…

– Но нам нужна крыша! – твердо заявил я. – Зима на носу. Или мы, или они должны погибнуть. Жаль, что у нас мало патронов, но мне кажется, от дубинок они будут страдать не больше, чем от пуль. Кроме того, ведь бить их буду я.

– Вот в том-то и дело, – с живостью начала она и вдруг смешалась.

– Конечно, – начал я, – если вы предпочитаете…

– Но что же буду делать я? – прервала она меня с мягкостью, за которой, как я знал, крылась большая настойчивость.

– Собирать дрова и варить обед, – не задумываясь, ответил я.

Она покачала головой.

– Идти вам одному слишком опасно… Я знаю, знаю, – предупредила она мой протест. – Я только слабая женщина, но и моя маленькая помощь может спасти вас от беды.

– А кто будет работать дубинкой?

– Конечно вы. Я, вероятно, буду визжать. Я буду смотреть в сторону, когда…

– Когда будет самый опасный момент! – рассмеялся я.

– Я сама решу, когда мне смотреть, а когда нет, – с важным видом ответила она.

В результате нашего разговора она на следующее утро отправилась вместе со мной. Я направил лодку в соседнюю бухту. Всюду вокруг нас в воде резвились котики, тысячи их сидели на берегу; они ревели так оглушительно, что нам приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.

– Я знаю, что их бьют дубинками, – сказал я, стараясь подбодрить себя и с сомнением поглядывая на огромного самца, футах в тридцати, поднявшегося на передние ласты и внимательно разглядывавшего меня. – Весь вопрос в том, как это делается.

– Соберем лучше травы для крыши, – предложила Мод.

Она не меньше моего испугалась при виде сверкающих зубов и собачьих морд котиков.

– Я всегда думал, что они боятся людей, – сказал я.

– Но почему я решил, что они не боятся? – спросил я минутой позже, проплыв немного вдоль берега. – Быть может, если я смело пойду на них, они обратятся в бегство и я ни одного не поймаю.

И все же я медлил.

– Я слыхала про человека, который напал на гнездо диких гусей, – сказала Мод, – и они заклевали его.

– Гуси?

– Да, гуси. Мой брат рассказывал мне об этом, когда я была еще маленькой девочкой.

– Но я знаю, что котиков бьют дубинками, – настаивал я.

– А я думаю, что для крыши отлично подойдет и трава, – ответила Мод.

Ее слова только подзадоривали меня, хотя она к этому не стремилась. Не мог же я в ее глазах показать себя трусом!

– Вперед! – вскричал я, гребя одним веслом и направляя лодку носом к берегу.

Выйдя на песок, я храбро пошел на долгогривого секача, окруженного своими женами. Я был вооружен дубинкой, какой пользуются матросы, чтобы добивать раненных охотниками котиков. Она имела всего полтора фута в длину, и в своем невежестве я не знал, что на берегу применяют совсем другие дубинки, длиной в четыре или пять футов. Самки уползали с моего пути, и расстояние между мной и самцом все уменьшалось. Он сердито привстал на своих ластах. Между нами оставалось всего двенадцать футов. Я продолжал идти вперед, ожидая, что вот-вот он повернется и обратится в бегство.

И вдруг у меня мелькнула ужасная мысль: «Что, если он не побежит?» «Ну что же, тогда я хвачу его дубинкой», – последовал ответ. В своем страхе я забыл, что моя цель – убить зверя, а не спугнуть его. Но в эту минуту он фыркнул, заворчал и бросился ко мне. Глаза его сверкали, пасть была широко разинута, зубы угрожающе блестели. Откровенно признаюсь, что в бегство обратился не он, а я. Он бежал за мной неуклюже, но быстро. Зверь был в двух шагах за мной, когда я вскочил в лодку и впился зубами в весло, которым я отталкивался от берега. Крепкое дерево раскололось, как яичная скорлупа. Мы были изумлены. Секундой позже он нырнул, ухватился зубами за киль лодки и сильно потряс ее.

– Ай! – вскрикнула Мод. – Лучше вернемся.

Я покачал головой.

– То, что делали другие, могу сделать и я. А я знаю, что охотники бьют котиков дубинками. Но только секачей я думаю оставить в покое.

– Я тоже думаю, что это будет лучше, – сказала она.

– Только не говорите «пожалуйста, пожалуйста!», – с некоторой досадой в голосе произнес я.

Она ничего не ответила, и я понял, что она обиделась.

– Простите меня, – сказал или, вернее, прокричал я, стараясь не быть заглушенным ревом лежбища. – Если вы будете настаивать, мы можем вернуться, но, по правде говоря, я хотел бы остаться.

– Но только не говорите: «Вот что значит брать с собой женщину», – сказала она.

Она кокетливо улыбнулась мне, и я понял, что она меня простила.

Проплыв несколько сот футов, чтобы привести в порядок свои нервы, я снова вышел на берег.

– Будьте осторожны, – бросила мне вслед Мод.

Я кивнул ей и предпринял фланговую атаку на ближайший гарем. Все шло хорошо, пока я не ранил одну самку. Она зафыркала и попыталась уползти. Я погнался и нанес ей второй удар, но попал не в голову, а в плечо.

– Берегитесь! – услышал я возглас Мод.

Увлеченный охотой, я не замечал, что делается вокруг, но теперь увидел, что ко мне приближается разгневанный владыка гарема. Преследуемый им, я опять спасся в лодке. Но на этот раз Мод уже не говорила о возвращении.

– Пожалуй, будет лучше, если вы не станете трогать гаремов и сосредоточите свое внимание на одиноких смирных котиках, – сказала она. – Помнится, я что-то читала о них. У Джордана, кажется. Это молодые самцы, еще не имеющие своих гаремов. Он их называет «холостяками». Если бы нам удалось найти их…

– Кажется, и у вас разгорелся охотничий инстинкт? – пошутил я.

Она мило вспыхнула.

– Я, как и вы, не люблю поражений. Но все же мне противна мысль об убийстве этих милых, безобидных созданий.

– Милых? – усмехнулся я. – Я не заметил ничего милого в этих чудовищах, с пеной у рта гнавшихся за мной.

– Это ваша точка зрения, – засмеялась она. – Вам не хватало перспективы. Если бы вы не были так близко к ним…

– Вот именно! – вскричал я. – Мне нужна более длинная палка. Кстати, у нас есть сломанное весло.

– Я припоминаю, – сказала она, – рассказ капитана Ларсена об охоте на лежбища. Котиков небольшими стадами отгоняют от берега и потом уже убивают их.

– Я не расположен загонять ни один из этих гаремов, – возразил я.

– Но остаются еще «холостяки», – подхватила она. – «Холостяки» держатся особняком. Джордан говорит, что между гаремами остаются дорожки и, пока «холостяки» придерживаются их, секачи их не трогают.

– Вот как раз один из них, – сказал я, указывая на плескавшегося в воде молодого самца. – Проследим за ним и посмотрим, где он выйдет на сушу.

Он подплыл прямо к берегу и вышел в свободном промежутке между двумя гаремами, повелители которых предостерегающе заворчали, но не тронули его. Он медленно удалялся от берега, пробираясь между гаремами по отведенной ему дорожке.

– Вперед! – крикнул я, выскакивая из лодки; но признаюсь, сердце упало у меня при мысли о том, что мне придется пробираться сквозь это огромное стадо.

– Надо, пожалуй, закрепить лодку, – предложила Мод.

Она вышла на берег вслед за мной, и я с изумлением смотрел на нее.

Она решительно кивнула головой.

– Да, я пойду с вами. Поэтому закрепите лодку и вооружите меня дубинкой.

– Вернемся, – попробовал я отговорить ее. – В конце концов, мы обойдемся и травой.

– Вы сами знаете, что она не годится, – был ответ. – Может быть, мне идти вперед?

Я пожал плечами, но в душе был восхищен смелостью этой женщины. Вооружив ее сломанным веслом, я взял себе другое. С нервной дрожью прошли мы первые шаги по берегу. Раз Мод в испуге вскрикнула, когда любопытная самка ткнулась носом ей в ноги. По той же причине я несколько раз ускорял шаги. Но, кроме предостерегающего покашливания справа и слева, никаких признаков вражды мы не замечали. Это лежбище, по-видимому, никогда не посещалось охотниками, благодаря чему котики не боялись и были настроены мирно.

В середине стада стоял неописуемый шум. От него действительно можно было почти оглохнуть. Я остановился и ободряюще улыбнулся Мод, так как первый успел овладеть собой. Она подошла ко мне и прокричала:

– Я ужасно боюсь!

– Ничего, ничего, – успокаивал я ее и мгновенно покровительственно обнял ее за талию.

Я никогда не забуду, какой прилив мужества ощутил я в эту минуту. Глубочайшие недра моего существа пришли в движение, я почувствовал себя мужчиной, защитником слабых, борющимся самцом. Но, что самое главное, я почувствовал себя защитником моей возлюбленной. Она оперлась на меня, хрупкая, нежная, как лилия. Когда дрожь ее понемногу утихла, я почувствовал в себе новые силы. Я готов был сразиться с самым свирепым самцом стада и знаю, что, если бы такой бросился на меня, я не отступил бы и, наверное, убил бы его.

– Теперь я оправилась, – сказала Мод, с благодарностью глядя на меня. – Пойдем дальше.

И сознание, что моя сила успокоила ее и что она доверяет мне, наполнило радостью мое сердце.

На четверть мили от берега мы нашли «холостяков», еще не окрепших молодых самцов, живущих в одиночку и набирающихся сил для того дня, когда они смогут с боем проложить себе путь в ряды счастливцев.

Теперь все пошло как по маслу. Можно было подумать, что я уже давно знал, что и как делать. Крича, угрожающе размахивая своей дубинкой, даже подталкивая отставших, я быстро отрезал десятка два холостяков от их товарищей. Когда кто-нибудь из них пытался пробраться к воде, я тотчас преграждал ему путь. Мод принимала активное участие в работе, кричала, махала своим сломанным веслом и оказывала мне существенную помощь. Я заметил, что, если какой-нибудь котик казался ей утомленным или больным, она щадила его. Но я видел также, что, когда какой-нибудь холостяк, оскалив зубы, пытался прорваться мимо нее, глаза ее разгорались и она энергично ударяла зверя своей дубинкой.

– Как это увлекает! – воскликнула она, останавливаясь в изнеможении. – Я должна присесть.

Я отогнал маленькое стадо, в котором теперь оставалось около двенадцати голов, ярдов на сто дальше. К тому времени, как Мод присоединилась ко мне, я перебил всех котиков и уже начал сдирать с них шкуры. Час спустя мы гордо возвращались по дорожке между гаремами. И дважды еще мы проходили по этой дорожке, нагруженные шкурами, пока я не решил, что нам достаточно для крыши. Я поднял парус и вывел лодку из бухты.

– Мы словно домой приехали, – сказала Мод, когда лодка врезалась в берег.

Ее слова взволновали меня своей милой интимностью, и я сказал:

– Мне кажется, что я всегда жил такой жизнью. Мир книг и книжных людей представляется мне смутно, скорее как сон, чем как действительность. Как будто я всю жизнь только охотился и дрался. И вы тоже представляетесь мне частью этой жизни. Вы… – я чуть не сказал «моя жена, моя подруга», но быстро изменил конец фразы: – вы отлично переносите все трудности.

Но ее тонкий слух уловил фальшь в моем голосе. Она догадалась, что я не то хотел сказать, и быстро взглянула на меня.

– Вы хотели сказать что-то другое?

– Что вы ведете жизнь дикарки и отлично приспособились к ней, – непринужденно произнес я.

– О! – ответила она, и я мог бы поклясться, что в ее голосе звучало разочарование.

Слова «моя жена, моя подруга» весь этот день и еще много дней не выходили у меня из головы. Но никогда они не звучали громче, чем в этот вечер, когда я наблюдал, как она снимала мох с углей, раздувала огонь и готовила ужин.