355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джек Лондон » Собрание сочинений в одной книге » Текст книги (страница 15)
Собрание сочинений в одной книге
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 05:20

Текст книги "Собрание сочинений в одной книге"


Автор книги: Джек Лондон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 79 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

Глава XXIV

Самыми яркими событиями моей жизни я считаю происшедшие на «Призраке» в ближайшие сорок часов с того момента, когда я понял, что люблю Мод Брюстер. Я, всегда проводивший свою жизнь в тиши и теперь, в возрасте тридцати пяти лет, попавший в полосу самых нелепых приключений, никогда не мог себе представить, чтобы за сорок часов можно было пережить столько волнений. Отбросив ложную скромность, я могу сознаться, что мое поведение за это время достойно некоторой похвалы.

Началось с того, что за обедом Вольф Ларсен объявил охотникам, что впредь они будут есть на кубрике. Это было неслыханно для промысловой шхуны, где охотники согласно обычаю неофициально приравниваются к офицерам. Капитан ничем не пояснил своего распоряжения, но причина была очевидна. Горнер и Смок позволили себе ухаживать за Мод Брюстер. Это было только смешно и нисколько не обидно для нее, но капитану, по-видимому, пришлось не по вкусу.

Приказ был встречен гробовым молчанием, но остальные четверо охотников многозначительно покосились на виновников изгнания. Джок Горнер, человек спокойный, ничем не проявил своего недовольства, но Смок побагровел и уже собрался раскрыть рот, чтобы что-то сказать. Вольф Ларсен наблюдал за ним и со стальным блеском в глазах ждал его слов. Но Смок промолчал.

– Вы хотели что-то сказать? – грозно спросил Вольф Ларсен.

Это был вызов, но Смок отказался принять его.

– По поводу чего? – спросил он с таким невинным видом, что Вольф Ларсен был озадачен. Остальные улыбались.

– Так, пустяки, – протянул Вольф Ларсен. – Мне казалось, что вы хотите пинка.

– За что? – невозмутимо осведомился Смок.

Товарищи Смока теперь уже открыто смеялись. Капитан был способен убить его, и я не сомневаюсь, что, если бы не присутствие мисс Брюстер, в каюте пролилась бы кровь. Не будь мисс Брюстер, Смок тоже не сдержал бы свою злобу. Я боялся, что начнется драка, но возглас рулевого отвел грозу:

– Дым на горизонте!

– В каком направлении? – крикнул Вольф Ларсен.

– С кормы, сэр.

– Не русское ли судно? – предположил Лэтимер.

Его слова вызвали тревогу на лицах остальных охотников. Русское судно могло быть только крейсером, а они хорошо знали, что находятся близко от запретной полосы; Вольф Ларсен был известным браконьером. Все устремили глаза на него.

– Нам ничего не грозит, – смеясь, успокоил он их. – На этот раз, Смок, вам не придется попасть на соляные копи. Но вот что я вам скажу: я ставлю пять против одного, что это «Македония».

Никто не принял пари, и он продолжал:

– Если это так, то ставлю десять против одного, что нам не обобраться хлопот.

– Нет, благодарю вас, – ответил Лэтимер. – Я готов рискнуть своими деньгами, но не согласен проигрывать их наверняка. Не было еще случая, чтобы при вашей встрече с вашим почтенным братцем все обошлось благополучно. Со своей стороны ставлю двадцать против одного, что не обойдется мирно и теперь.

Раздался общий смех, к которому присоединился и Вольф Ларсен, и обед закончился гладко, особенно благодаря моему терпению, так как капитан возмутительно обращался со мной, то вышучивая меня, то принимая снисходительный тон, заставлявший меня задыхаться от сдерживаемого гнева. Но я знал, что ради Мод Брюстер должен владеть собой, и был вознагражден, когда ее глаза на миг встретились с моими и яснее всяких слов сказали мне: «Будьте мужественны! Не падайте духом!»

Встав из-за стола, мы вышли на палубу, так как каждый пароход был развлечением в монотонной морской жизни, а уверенность, что это Смерть-Ларсен на «Македонии», увеличивала наше возбуждение.

Море, бурное накануне, теперь затихло, и можно было спустить лодки для охоты, которая обещала быть особенно удачной. Утром котиков нигде не было видно, теперь же мы нагнали стадо.

Дым все еще виднелся в нескольких милях за кормой и начал быстро приближаться к нам, пока мы спускали лодки. Они рассеялись в северном направлении. Мы видели, как они то и дело спускали паруса, затем следовали отголоски ружейных выстрелов, и паруса снова взвивались. Котики шли большим стадом. Ветер постепенно замирал, все благоприятствовало охоте. Местами море, как ковром, было покрыто спящими котиками. Они лежали группами, по двое и по трое, вытянувшись на волнах, и напоминали ленивых щенков.

Приближавшийся пароход был теперь уже ясно виден. Это была «Македония». Я прочел ее имя в бинокль, когда она проходила в какой-нибудь миле справа от нас. Вольф Ларсен смотрел на пароход со злобой, в то время как мисс Брюстер разглядывала его с любопытством.

– Где же та беда, которую вы предсказывали, капитан Ларсен? – весело спросила она.

Он взглянул на нее, и черты его на миг смягчились.

– Чего же вы ожидали? Что они возьмут нас на абордаж и перережут нам глотки?

– Чего-нибудь в этом роде, – призналась она. – Обычаи охотников на котиков так новы и странны для меня, что я готова ожидать чего угодно.

Он кивнул.

– Вы правы, вы совершенно правы. Ваша ошибка лишь в том, что вы не ожидали самого худшего.

– Как? Что могло бы быть хуже, чем если бы нам перерезали глотки? – с наивным и забавным удивлением спросила она.

– Опустошение наших кошельков, – ответил он. – В наше время человек устроен так, что его жизнеспособность определяется его деньгами.

– Кто отнимет мой кошелек, отнимет у меня немного, – сказала она.

– Кто отнимет мой, отнимет у меня право на жизнь, – ответил Вольф Ларсен. – Он отнимет мой хлеб, и мясо, и постель и тем самым подвергнет опасности мою жизнь. Когда у людей пуст кошелек, они обычно умирают, и притом самым жалким образом, если только им не удается достаточно быстро наполнить его вновь.

– Но я не вижу, чтобы этот пароход покушался на ваш кошелек.

– Подождите и увидите, – мрачно ответил он.

Долго нам ждать не пришлось. Обогнав на несколько миль наши лодки, «Македония» начала спускать на воду свои. Мы знали, что на ней четырнадцать лодок, тогда как у нас было всего пять – одной мы лишились благодаря бегству Уэйнрайта. Маневр «Македонии» испортил нам охоту. За нами котиков не было, а впереди линия из четырнадцати лодок, словно огромная метла, сметала находившееся там стадо.

Наши лодки вскоре вернулись ни с чем. Ветер упал, море становилось все спокойнее. Такая погода, при наличии крупного стада, могла бы обеспечить прекрасную охоту. Подобных дней бывает не больше двух или трех даже в удачный сезон. Охотники, гребцы и рулевые, поднимаясь на борт, кипели злобой. Каждый чувствовал себя ограбленным. Со всех сторон сыпалась ругань, и если бы проклятия имели силу, то Смерть-Ларсен был бы обречен на вечную гибель.

– Чтоб он сдох и был проклят на десять вечностей, – злился Луи, и глаза его сверкали, в то время как он привязывал свою лодку.

– Прислушайтесь, и вы сразу же узнаете, что больше всего волнует их души, – сказал Вольф Ларсен. – Вера? Любовь? Высокие идеалы? Добро? Красота? Правда?

– В них оскорблено врожденное сознание права, – заметила Мод Брюстер, присоединяясь к разговору.

Она стояла немного в стороне, одной рукой придерживаясь за ванты и мягко покачиваясь в такт качке шхуны. Она не повысила голоса, и все же я был поражен его ясным и звонким тоном. О, как он ласкал мой слух! Я едва осмелился взглянуть на нее, боясь выдать себя. На голове у нее была мальчишеская шапочка, светло-каштановые пушистые волосы сверкали на солнце и окружали, словно ореолом, нежный овал ее лица. Она была обворожительна и казалась каким-то высшим существом. Все мое прежнее преклонение перед жизнью вернулось ко мне при виде этого дивного ее воплощения, и холодные рассуждения Ларсена показались мне смешными и бледными.

– Вы сентиментальны, как мистер ван Вейден, – усмехнулся он. – Этих людей приводит в бешенство лишь то, что кто-то помешал исполнению их желаний. Вот и все. Но чего они желали? Вкусной пищи и мягких постелей на берегу после удачного заработка. Женщин и пьянства, то есть разгула и животных удовольствий, которые так хорошо их определяют. Вот лучшее, что в них есть, их высшие надежды, их идеал, если хотите. Проявление их чувств – картина малопривлекательная, но она показывает, как глубоко задеты их души, или, что то же самое, как глубоко задеты их кошельки.

– По вашему поведению не видно, чтобы ваш кошелек был задет, – сказала она смеясь.

– И все же, уверяю вас, у меня задеты и кошелек, и душа. Принимая во внимание последние цены шкур на лондонском рынке и учитывая приблизительный улов, который сегодня испортила нам «Македония», мы должны оценить убытки «Призрака» в полторы тысячи долларов.

– Вы говорите об этом так спокойно… – начала она.

– Но в душе я совсем не спокоен. Я мог бы убить ограбившего меня человека, – перебил ее капитан. – Да, да, это так, а то, что этот человек мой брат, – пустые сантименты.

Его лицо вдруг изменилось. Голос стал менее резок, и он с полной искренностью сказал:

– Вы, сентиментальные люди, должны быть счастливы, искренно и глубоко счастливы, считая, что все на свете прекрасно. Поэтому вы и себя считаете хорошими людьми. Скажите мне оба, считаете ли вы и меня хорошим человеком?

– На вас, пожалуй, приятно смотреть, – определил я.

– В вас есть хорошие задатки, – был ответ Мод Брюстер.

– Ну конечно! – почти рассердился он. – Ваши слова для меня пустой звук, они не содержат ясной и отчетливой мысли. Вообще это не мысль, а что-то расплывчатое, основанное на иллюзиях, а не на деятельности мыслительного аппарата.

По мере того как он продолжал говорить, голос его снова смягчился и зазвучал более интимно.

– Знаете, я тоже иногда ловлю себя на желании быть слепым к фактам жизни и только упиваться ее иллюзиями. Они лгут, они противны рассудку, но они дают наслаждения, а в конце концов наслаждение – единственная награда в жизни. Без него она была бы пустой. Взять на себя труд жить и ничего за это не получать – это хуже, чем умереть.

Он задумчиво покачал головой.

– Как часто я сомневаюсь в ценности нашего разума! Мечты гораздо ценнее и дают больше удовлетворения. И я завидую вам. Но только умом, а не сердцем. Зависть – продукт мозга. Я подобен трезвому человеку, который очень устал и смотрит на пьяного, жалея, что сам не пьян.

– Или подобны умному, который смотрит на дураков, жалея, что сам не дурак, – улыбнулся я.

– Вот именно, – ответил он. – Вы пара милых, обанкротившихся дураков. В вашем бумажнике нет фактов.

– Но мы тратим не меньше вас, – вставила Мод Брюстер.

– Вы можете тратить и больше, раз это вам ничего не стоит.

– Но мы рассчитываем на вечность и потому берем из нее.

– Поступая так, вы получаете больше, чем я, затрачивающий добытое мною в поте лица.

– Почему же вы не измените вашу монетную систему? – спросила она.

Он быстро взглянул на нее и огорченно ответил:

– Слишком поздно. Я бы и рад, пожалуй, но не могу. Мой бумажник набит старыми бумажками, и я ничего не могу поделать. И я не могу заставить себя признать ценность в чем-нибудь другом.

Он умолк, и его взгляд скользнул мимо нее в морскую даль. Его первобытная меланхолия снова ожила в нем; своими рассуждениями он довел себя до припадка хандры, и можно было ожидать, что теперь следовало опасаться пробуждения в нем дьявола. Я вспомнил Чарли Фэрасета и понял, что грусть капитана есть кара, которую каждый материалист несет за свое миросозерцание.

Глава XXV

– Вы были на палубе, мистер ван Вейден, – сказал на следующее утро за завтраком Вольф Ларсен. – Как погода?

– Довольно ясно, – ответил я, глядя на полосу солнечного света, проникавшую через открытый трап. – Свежий вест, который еще усилится, если верить предсказаниям Луи.

Капитан с довольным видом кивнул головой.

– Есть ли туман?

– Густая пелена на севере и на северо-западе.

Он снова кивнул, с еще более довольным видом.

– А как «Македония»?

– Не видно, – ответил я.

При этом сообщении лицо у него вытянулось, но я не мог понять, что именно могло так разочаровать его.

Но вскоре я узнал это. «Дым на горизонте!» – раздалось с палубы, и лицо его просветлело.

– Отлично! – воскликнул он и тотчас же встал из-за стола. Он поднялся на палубу и прошел на кубрик. Охотники первый раз завтракали в своей новой столовой.

Ни Мод Брюстер, ни я почти не дотронулись до еды и только тревожно переглядывались и прислушивались к голосу Вольфа Ларсена, проникавшему в каюту, через переборку. Говорил он долго, и конец его речи был встречен диким одобрительным ревом. Слов мы не могли разобрать, но было очевидно, что они произвели на охотников огромное впечатление.

По звукам с палубы я догадывался, что матросы были вызваны наверх и готовились спускать лодки. Мод Брюстер вышла вместе со мной на палубу, но я оставил ее на юте, откуда она могла видеть всю сцену, не участвуя в ней. По-видимому, и матросам сообщили, в чем дело, так как они работали с необыкновенным подъемом. Охотники гурьбой вывалились на палубу с дробовиками, патронташами и, что было уж совсем необычайно, с винтовками. Последние редко брались в лодки, так как котики, убитые с дальнего расстояния, всегда успевали потонуть, прежде чем лодка добиралась до них. Но в этот день при каждом охотнике была его винтовка и большой запас патронов. Я заметил, как они довольно ухмылялись, посматривая на дымок «Македонии», который поднимался все выше и выше, приближаясь к нам с западной стороны.

Все пять лодок были живо спущены за борт и так же, как накануне, веером рассеялись в северном направлении. Некоторое время я с любопытством наблюдал за ними, но не заметил в их поведении ничего особенного. Они спускали паруса, стреляли котиков, потом снова ставили паруса и продолжали свой путь. «Македония» повторила свой вчерашний маневр, спустив свои лодки впереди, поперек нашему курсу. Четырнадцать лодок требуют для охоты довольно обширного пространства, и пароход, обогнав нас и удаляясь к северо-востоку, спускал все новые лодки.

– Что вы затеваете? – спросил я Вольфа Ларсена, не в силах долее сдерживать свое любопытство.

– Вас это не касается, – грубо ответил он. – Вам этого и за тысячу лет не отгадать. Лучше помолитесь о попутном ветре для нас. Впрочем, я могу сказать и вам, – через минуту добавил он. – Я хочу угостить моего брата по его же рецепту. Короче, я сам хочу подложить ему свинью и испортить ему не один день, а весь конец сезона, если нам повезет.

– А если не повезет?

– Этого не может быть, – рассмеялся он, – нам должно повезти, а не то мы пропали.

Он стал на руль, а я пошел на бак, в свой лазарет, проведать обоих калек, Нильсона и Томаса Мэгриджа. Нильсон был в прекрасном настроении, так как его сломанная нога отлично срасталась. Но кок находился в черной меланхолии, и я искренно пожалел беднягу. Меня поражало, что он все еще жив и цепляется за жизнь. Тяжелые годы иссушили его тощее тело, но искорка жизни все еще ярко горела в нем.

– С искусственной ногой – теперь их делают хорошо – вы до конца своих дней сможете ковылять по палубам, – весело заверил я его.

Но он ответил мне серьезным и даже торжественным тоном:

– Я не знаю, о чем вы говорите, мистер ван Вейден. Я знаю только одно: я буду счастлив лишь тогда, когда увижу этого изверга мертвым. Ему не пережить меня. Он не имеет права жить. И он, как говорит Писание, умрет позорной смертью. А я добавлю: аминь и проклятие его душе!

Вернувшись на палубу, я увидел, что Вольф Ларсен правит одной рукой, а в другой держит морской бинокль, изучая расположение лодок и особенно следя за курсом «Македонии». Единственной переменой, которую я заметил, было то, что наши лодки повернули круто к ветру и уклонились немного к западу. Они шли не только на парусах, но и на веслах. Даже охотники гребли, и наша флотилия быстро приближалась к лодкам «Македонии». Дым парохода виднелся лишь смутным пятном на северо-восточном горизонте. Самого же судна не было видно. До сих пор мы подвигались вперед не спеша и даже два раза ложились в дрейф. Но теперь этому настал конец. Были поставлены все паруса, и Вольф Ларсен пустил «Призрак» полным ходом. Мы промчались мимо наших лодок и направились к ближайшей лодке неприятельской линии.

– Отдайте бом-кливер, мистер ван Вейден, – скомандовал Вольф Ларсен, – и приготовьтесь переменить кливер!

Я бросился исполнять распоряжение, и вскоре мы промчались в ста футах мимо намеченной нами лодки. Трое сидевших в ней людей подозрительно посмотрели на нас. Они прекрасно знали свою вину и, уж конечно, хоть понаслышке знали Вольфа Ларсена. Охотник, огромный скандинав, сидел на носу и держал на коленях ружье, место которому было бы на скамье. Когда они поравнялись с нашей кормой, Вольф Ларсен приветливо помахал им рукой и крикнул:

– Идите на борт поболтать!

Между охотниками существует обычай навещать друг друга, что приятно нарушает однообразие морской жизни.

«Призрак» повернул к ветру.

– Пожалуйста, останьтесь на палубе, мисс Брюстер, – сказал Вольф Ларсен, направляясь встречать своего гостя. – И вы тоже, мистер ван Вейден.

Лодка спустила парус и пошла рядом с нами. Золотобородый, как викинг, охотник перескочил через перила. Несмотря на свой богатырский рост, он держался несколько тревожно. Недоверие ясно выражалось на его лице. Несмотря на густую растительность, это было открытое лицо, и на нем сразу же отразилось облегчение, когда он взглянул на Вольфа Ларсена и на меня и понял, что нас только двое, а потом поглядел на своих двух матросов, присоединившихся к нему. Конечно, у него не должно было быть оснований для страха: он, как Голиаф, возвышался над Вольфом Ларсеном. В нем было не меньше шести футов девяти дюймов, и, как я впоследствии узнал, он весил двести сорок фунтов. При этом ни следа жира, одни только кости и мускулы.

Когда Вольф Ларсен пригласил его спуститься в каюту, он снова забеспокоился. Но видя, что хозяин, хоть и крупный мужчина, все же карлик по сравнению с ним, он решительно начал спускаться по трапу. Оба они исчезли с палубы. Тем временем оба его матроса направились согласно обычаю на бак, в гости к нашим матросам.

Вдруг из каюты донесся полузаглушенный рев, сопровождаемый звуками яростной борьбы. Схватились леопард и лев. Ревел лев. Вольф Ларсен был леопардом.

– Вы видите, как свято наше гостеприимство? – с горечью обратился я к Мод Брюстер.

Она кивнула головой, и я заметил на ее лице признаки той же дурноты, которая охватывала меня при виде физического насилия в первые недели моего пребывания на «Призраке».

– Не лучше ли вам пройти на нос, пока все не кончится? – предложил я.

Но она только покачала головой и с грустью взглянула на меня. Она не боялась, но была поражена этими зверскими нравами.

– Вы должны понять, – поспешил я предупредить ее, – что, какую бы роль я ни стал играть в том, что сейчас произойдет, я не могу поступать иначе, если только мы с вами хотим спастись. Мне это очень тяжело, – добавил я.

– Я понимаю вас, – слабым и каким-то далеким голосом отозвалась она, и в глазах ее я прочел, что она действительно понимает меня.

Звуки внизу вскоре затихли. Затем Вольф Ларсен один показался на палубе. Легкая краска выступила под его бронзовым загаром, других следов борьбы не было заметно.

– Пришлите сюда этих двух людей, мистер ван Вейден, – сказал он.

Я повиновался, и через минуту они стояли перед ним.

– Поднимите вашу лодку, – обратился он к ним. – Ваш охотник решил остаться некоторое время на борту и не хочет, чтобы лодка болталась на воде. Поднять лодку, говорю я! – повторил он более резко, так как они еще медлили исполнить его приказание.

Когда же они двинулись к борту, он добавил мягким голосом, в котором, однако, звучала скрытая угроза:

– Кто знает? Быть может, вам придется некоторое время поплавать со мной, и нам следует сразу же наладить дружеские отношения. А теперь живо! Смерть-Ларсен заставляет вас поворачиваться еще проворнее, вы это знаете!

Его окрик заставил их поторопиться, и, как только лодка была поднята на борт, я был послан отдать кливера. Вольф Ларсен, стоя на руле, направил «Призрак» ко второй лодке «Македонии».

Пользуясь свободной минутой, я посмотрел, что делается на море. Третья от нас лодка «Македонии» была атакована двумя нашими, а остальные три наши лодки набросились на четвертую неприятельскую лодку; пятая лодка «Македонии», сделав поворот, шла на выручку к своим. Сражение завязалось с далекого расстояния, и слышалась несмолкаемая ружейная трескотня. Порывистый ветер поднял крупную зыбь, мешавшую точному прицелу: мы видели, как пули со свистом прыгали с волны на волну.

Преследуемая шхуной лодка бросилась в сторону и на бегу старалась принять участие в отражении атаки наших лодок.

Вольф Ларсен послал обоих чужих матросов на бак, и они угрюмо подчинились. Затем он приказал мисс Брюстер уйти вниз и улыбнулся при виде ужаса, вспыхнувшего в ее глазах.

– Вы не найдете там ничего страшного, – сказал он, – кроме целого и невредимого человека, накрепко привязанного к рымам. Сюда могут залететь пули, а я, знаете ли, не хотел бы, чтобы вы были убиты.

Не успел он выговорить эти слова, как пуля ударила в медную ручку штурвала между его руками и отскочила в воздух.

– Вы видите? – сказал капитан и, обратившись ко мне, добавил: – Мистер ван Вейден, не станете ли вы на руль?

Мод Брюстер спустилась по трапу настолько, что видна была лишь ее голова. Вольф Ларсен принес ружье и стал его заряжать. Я глазами просил ее уйти, но она ответила с улыбкой:

– Быть может, мы, слабые обитатели суши, действительно не умеем сами стоять на ногах, но мы покажем капитану Ларсену, что в храбрости ему не уступим.

Он бросил на нее быстрый восхищенный взгляд.

– Я вас люблю за это вдвое больше, – сказал он. – Знание, ум и храбрость! Хотя вы и синий чулок, но вы достойны быть женой вождя пиратов. Гм… об этом мы поговорим потом, – улыбнулся он, когда новая пуля шлепнулась о стенку каюты.

Опять я увидел золотистый блеск в его глазах и ужас в глазах Мод Брюстер.

Вольф Ларсен спустился на палубу и положил свое ружье на перила. Мы теперь находились на расстоянии полумили от стрелявших в нас лодок. Тщательно прицеливаясь, капитан выстрелил три раза. Первая пуля пролетела в пятидесяти футах от лодки, вторая – мимо самого борта, а после третьей рулевой выпустил из рук кормовое весло и скорчился на дне лодки.

– Я думаю, этого хватит с них, – сказал Вольф Ларсен, поднимаясь на ноги. – Я не мог пожертвовать охотником и надеюсь, что гребец не умеет править. Охотнику придется взяться за руль, и он не сможет отстреливаться.

Предположения капитана оправдались. Лодку завертело ветром, и охотник бросился на корму сменить рулевого. Стрельба с этой лодки прекратилась, но на остальных ружья продолжали весело трещать.

Охотнику удалось снова привести лодку в фордевинд, но мы все-таки быстро нагоняли ее. Вскоре я увидел, как гребец передал охотнику ружье. После этого охотник дважды отрывал руку от кормового весла и протягивал ее за ружьем, но не решался поднять его.

– Эй, вы! – вдруг крикнул Вольф Ларсен людям в лодке. – Примите конец!

В то же время он бросил им свернутую веревку. Она попала в цель, чуть не сбросив матроса за борт, но он, тем не менее, не исполнил приказа и вопросительно посмотрел на охотника. Но тот сам пребывал в нерешительности. Ружье лежало у него на коленях, но для выстрела ему пришлось бы оставить руль, и лодка, повернувшись, столкнулась бы со шхуной. Кроме того, он видел направленное на него ружье Вольфа Ларсена и знал, что тот во всяком случае успеет выстрелить раньше его.

– Прими! – тихо сказал он матросу.

Тот послушался и привязал конец веревки к передней скамье.

– Теперь спускайте парус и подходите к борту, – скомандовал Вольф Ларсен.

Он не выпускал из рук ружья, даже передавая вниз тали. Когда лодка очутилась у борта шхуны и оба непострадавших моряка готовились уже подняться на борт, охотник поднял ружье, как будто желая положить его в надежное место.

– Бросьте! – крикнул Вольф Ларсен, и охотник уронил ружье, как будто оно было горячее и жгло ему руки. Выбравшись на палубу, оба пленника подняли лодку и по указанию Вольфа Ларсена перенесли раненого рулевого на бак.

– Если наши пять лодок поработают не хуже нас с вами, то у нас будет достаточно народу, – сказал мне Вольф Ларсен.

– Надеюсь, что человек, которого вы ранили… – с дрожью в голосе заговорила Мод Брюстер.

– Он ранен в плечо, – ответил капитан. – Ничего серьезного. Мистер ван Вейден поставит его на ноги в какие-нибудь три-четыре недели. Но едва ли он поставит на ноги вон тех парней, – добавил он, указывая на третью лодку «Македонии», к которой я в это время направлял шхуну. – Это работа Горнера и Смока. Я говорил им, что нам нужны живые люди, а не трупы. Но стрельба в цель слишком увлекательное занятие для хорошего стрелка. Испытывали вы это когда-нибудь на себе, мистер ван Вейден?

Я покачал головой и посмотрел на «работу» наших охотников. Лодка, как пьяная, покачивалась на волнах, ее сбитый парус торчал в сторону и хлопал по ветру. Охотник и гребец лежали на дне, а рулевой – поперек лодки, наполовину высунувшись и опустив руки в воду. Голова его моталась из стороны в сторону.

– Пожалуйста, не смотрите туда, мисс Брюстер, – просил я ее, и, к моей радости, она послушалась меня и отвернулась.

– Держите прямо на них, мистер ван Вейден, – приказал Вольф Ларсен.

К тому времени, когда мы приблизились, огонь прекратился, и мы увидели, что сражение окончено. Остававшиеся две лодки были взяты в плен нашими пятью, и теперь все семь ждали, чтобы мы подняли их на борт.

– Посмотрите! – невольно вскричал я, указывая на северо-восток.

На горизонте снова появился дымок «Македонии».

– Да, я слежу за ней, – спокойно ответил Вольф Ларсен. Он измерил глазом расстояние до полосы тумана. – Думаю, что мы успеем, но не сомневаюсь, что мой милейший брат разгадал нашу игру и теперь спешит к нам. Ага, взгляните-ка!

Пятно дыма вдруг выросло и стало густо-черным.

– Но все-таки я перехитрю тебя, братец! – усмехнулся Вольф Ларсен. – Я перехитрю тебя и заставлю твою старую машину развалиться на части.

Мы легли в дрейф, и началась суетня. Лодки поднимались на борт одновременно с обеих сторон. Как только пленники оказывались на палубе, наши охотники отводили их на бак, а матросы кое-как устанавливали лодки на палубе, не теряя времени на привязывание их. Мы двинулись в путь и вскоре мчались на всех парусах.

И торопиться следовало. Извергая из трубы густой черный дым, «Македония» на всех парах неслась к нам. Не обращая внимания на свои оставшиеся лодки, она изменила курс, чтобы пересечь наш путь. Наши курсы сходились, как стороны угла, вершина которого лежала на краю тумана. Только там, но не дальше «Македония» могла надеяться догнать нас. Для «Призрака» же вся надежда была в том, чтобы раньше «Македонии» достигнуть этой точки.

Вольф Ларсен правил, сверкающими глазами следя за всеми обстоятельствами, которые могли повлиять на исход состязания. Он то осматривал море, улавливая признаки усиления или ослабления ветра, то следил за парусами и, поминутно отдавая приказания, довел «Призрак» до его предельной скорости. Все ссоры и недовольство были забыты, и я с изумлением увидел, что люди, столько терпевшие от него, с необычайным усердием исполняли его распоряжения. Странно, но в эту минуту мне вспомнился злополучный Джонсон, и я пожалел, что он не может полюбоваться этой картиной. Он так любил «Призрак» и всегда восхищался его мореходными качествами.

– Приготовьте ружья, ребята, – обратился Вольф Ларсен к охотникам; и все пятеро, с ружьями в руках, расположились вдоль подветренного борта.

«Македония» была теперь всего в миле от нас и мчалась с такой быстротой, что дым под прямым углом стлался из ее трубы. Но стена тумана была уже недалеко.

Вдруг с палубы «Македонии» вырвался клуб дыма, мы услыхали тяжелый гул, и посреди нашего грота образовалась круглая дыра. Они стреляли в нас из маленькой пушки, которая, как мы уже раньше слышали, имелась у них на борту. Наши матросы, столпившись на шканцах, замахали шапками и насмешливо закричали «ура». Новый клуб дыма, снова гул, и на этот раз ядро упало всего в двадцати футах за кормой и дважды перепрыгнуло с волны на волну, прежде чем пошло ко дну.

Ружейной стрельбы не было, так как часть охотников «Македонии» были в далеко отставших лодках, часть – у нас в плену. Когда оба судна еще больше сблизились, третий выстрел пробил новую дыру в нашем гроте. Но тут мы вошли в туман. Он окружил нас, окутал и скрыл своей густой влажной пеленой.

Внезапность перехода была поразительна. За секунду до того мы мчались в ярких солнечных лучах, над головой было ясное небо, море катило свои волны до самого горизонта, и корабль, изрыгавший дым, пламя и чугунные снаряды, бешено преследовал нас. И вдруг, в мгновение ока, солнце скрылось, небо исчезло, даже верхушки мачт пропали из виду. Горизонта не стало, только густые волокна тумана скользили мимо нас. Каждая ворсинка на шерстяной одежде, каждый волос на наших головах украсились хрустальными шариками. Ванты и реи покрылись влагой, капавшей с них на палубу. Мною овладело странное чувство какой-то стесненности. Шум корабля, разрезавшего волны, отбрасывался туманом назад, и так же отбрасывались назад наши мысли. Ум отказывался признать существование другого мира за этой окутывавшей нас пеленой. Весь мир, вся вселенная сосредоточилась здесь, вокруг нас, и пределы ее были так близки, что, казалось, их можно было раздвинуть руками. Все за этой серой стеной было сном, воспоминанием сна.

Это было волшебство. Я взглянул на Мод Брюстер и понял, что она переживает то же, что и я. Потом перевел взор на Вольфа Ларсена, но тот всецело был поглощен сиюминутной задачей. Он твердо держал колесо, и я чувствовал, что он считает минуты.

– Ступайте и возьмите круто под ветер, но без малейшего шума, – понизив голос, сказал он мне. – Но прежде возьмите марселя на гитовы. Поставьте людей на все шкоты и смотрите, чтобы не скрипели блоки и не было слышно голосов. Ни звука, понимаете, ни звука!

Приказ был выполнен в точности. Едва мы успели повернуть, как туман вдруг поредел. Мы снова вышли на солнечный свет, безбрежное море опять развернулось перед нами до самого горизонта. Но океан был пуст. Разъяренная «Македония» не бороздила его поверхности и не чернила небо своим дымом.

Вольф Ларсен направил шхуну по самому краю полосы тумана. Его план был очевиден. Он вошел в туман с наветренной стороны парохода и, в то время как последний вслепую пробирался сквозь туман, вывел шхуну обратно и теперь намеревался войти в туман с подветренной стороны. Если бы это ему удалось, то его брату было бы найти нас труднее, чем иголку в стоге сена.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю