Текст книги "Акулья хватка (сборник)"

Автор книги: Джек Хиггинс

Соавторы: Джеймс Мэйо,Эндрю Шугар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Джейсон оставался в этом положении, хватая привидение, несколько долгих и мучительных секунд, вытаращившись на пустое место на диване, где сидел Флэк. Когда он нагнулся, чтобы сгрести лацканы пиджака, усатый Будда просто растворился. Исчез, не оставив даже вмятины на подушке, где располагался его толстый зад. Пожевывая нижнюю губу, Джейсон неохотно опустил руку на это место, и ему отчетливо представилась светящая ему смирительная рубашка. Голубая с серебром смирительная рубашка с его именем. Подушка даже не была теплой.

Выпрямившись, Джейсон огляделся в отчаянной надежде, что Флэк как-то выскользнул и был где-то здесь. Не тут то было. И Джейсон понял, что окончательно сошел с ума. Когда он дотронулся до Флэка, толстяк исчез. Толстая туша, кейс – все исчезло без следа. Сердце Джейсона колотилось о ребра, но на этот раз не от гнева. От страха. Страха, что он обезумел от властной мечты быть спасенным в последний момент кем-то или чем-то. Как все, ожидающие смерти, он надеялся на чудесное лекарство или человека, который даст ему побольше времени, а сейчас, должно быть, жажда спасения была настолько велика, что рассудок помутился.

Не в силах сдержать слезы, Джейсон облокотился о бар и, судорожно всхлипывая, вновь уступил страху.

Его пугала смерть, но страх безумия был сильнее. Мозг всегда был его единственным оружием, а сейчас угасал, порабощенный раком или страхом. Он впервые почувствовал себя побежденным. Рак действительно победил. Даже смертный приговор не так ошеломил его, как страх безумия. Он надеялся умереть человеком, смирившись и сохраняя достоинство, и вот – поражение и картина бьющегося и визжащего в каком-то припадке умирающего, которая убила в нем все.

Неуверенно, как ребенок, учащийся ходить, он обошел бар, порылся внизу в поисках бутылки брэнди. Открыл и сделал несколько больших глотков, задыхаясь от обжигающего пищевод коньяка. В голове стучала ясная мысль, что, может, это конец. И галлюцинация – предвестник смерти. Может, он все-таки не безумен. Возможно, только возможно, мозг на минуты опередил тело. Возможно, он на краю жизни и безумия, а потом – смерть.

По каким-то причинам мысль о смерти в здравом уме немного его успокоила, и он прокричал в пустоту:

– Значит, так умирают? Мозг погибает раньше тела?

К его удовлетворению, пустота не ответила, и он, сев на пол и хихикая от щекочущей прохлады в ягодицах, опрокинул бутылку для другого глотка. Пустота не ответила на вопрос Джейсона. Это сделал Флэк.

– Нет, мистер Джейсон, ваш ум в полном порядке. Вы не сходите с ума. Если вы встанете и пообещаете не бросаться на меня, я объясню.

Джейсон не хотел, но не смог противиться и встал, опершись дрожащими руками на бар. Флэк был в том же положении, как в момент исчезновения. Удобно сидел в кресле по-прежнему с кейсом и папкой на коленях, улыбался Джейсону и вел себя так, будто и не трогался с места.

– Позвольте заверить вас, мистер Джейсон, ваш мозг так же здоров, как и был.

Усы заколыхались, но Джейсона это уже не очаровывало. И не забавляло. Мурашки бегали от чувства, захватившего его снова и скребущегося в глубине сознания сильнее, чем раньше. Флэк казался ненастоящим, как телеперсонаж. Облегчение испарилось в одно мгновение. Флэк был каким-то телеперсонажем. Джейсон захихикал, но внезапно подавился смехом, когда прошел несколько футов и увидел Флэка сбоку.

– Я голограмма, мистер Джейсон, – сказал Флэк, видимо, угадывая разрывающие того сомнения. – Чуть более сложная, чем игрушки, изготовляемые в большинстве американских лабораторий, но все же я лишь своего рода фотография.

Джейсон уставился на него, мысли мгновенно застыли, а руки обняли бутылку брэнди, как спасательный круг.

– Если посмотрите наверх, мистер Джейсон, то увидите крошечную, но заметную черную дырку на потолке над раковиной. Так я появился здесь.

Джейсон нашел её. Еще он увидел нечто похожее на линзу, выглядывающую оттуда, и хотя не видел излучаемого света, понял, что это проекционная установка.

– На самом деле я сижу в офисе далеко отсюда, – добавил Флэк. – Это мое пространственное изображение.

Он помолчал, прежде чем продолжить:

– Там есть другой аппарат. Это передатчик, и ваше изображение шагает передо мной в моем офисе.

Джейсона вдруг смутила его нагота, он без единого слова бросился в спальню и влез в джинсы. Когда он вернулся, Флэк ещё сидел, или его показывали таким, на диване, терпеливо поджидая Джейсона.

Тот стоял за баром, сохраняя между собой и изображением три фута дерева, нащупывая стакан. Отыскав один, он сдул пыль и налил порцию спиртного, не предлагая выпить похожему на живого гостю. Он осушил стакан и налил ещё янтарной жидкости, на этот раз медленно её потягивая и чувствуя себя достаточно успокоившимся, чтобы спросить:

– Ладно, зачем вам все это нужно?

– Ну, – начал Флэк, ерзая на диване или на чем там он сидел в своем офисе, – вообще-то я коммерсант. Я продаю что-то вроде страховки. Но то, в чем вы нуждаетесь куда отчаянней, чем в деньгах. Мистер Джейсон, я продаю время.

– Время? – Джейсон удивился, каким по-детски и слабо звучит его голос.

– Да, время. Месяцы и годы. Институт Джона Анрина продает экстра-время людям вроде вас. Приговоренным к ранней смерти от болезни или несчастья. Институт Джона Анрина за разумную плату продает время, которого у этих людей нет. Дополнительные годы жизни.

Джейсон улыбнулся и расслабился. Он не спятил и не умирает. По крайней мере в эти несколько часов. Он был в своей стихии. Он не поверил болтовне, но она ему не мешала. Джейсон был счастлив, он был втянут а аферу, игру, но это совершенно его не раздражало. Он имел дело с мошенниками всю жизнь, они больше забавляли его, чем злили. Флэк был крайне умным игроком с ораторским даром, но и все. Просто хищник, желающий заполучить доллары Джейсона, пока тот не умер.

Джейcон усмехнулся. Он был более доволен, чем обычно, потому что Флэк сильно просчитался. У Джейсона не было столько денег, чтобы им интересоваться. От 100. 000 долларов, полученных за последнюю книгу, осталось около 10. 000. Не имея родственников и друзей, которых он хотел бы обогатить, он пытался потратить все, прежде чем умереть. И ему отлично удавалось проделывать прорехи в банковских счетах. Его 10 тысяч не могли удовлетворить продуманного плана Флэка. После вычета стоимости голограммы из полученных денег толстяку останется не более 5. 000, что вряд ли можно разделить между сообщниками. Джейсон рассмеялся.

– Ну, вы потратили на это бешеные деньги, – заметил он, посмеиваясь. Я действительно восхищаюсь мастерами красивых авантюр.

Это было правдой. В юности героями Джейсона были знаменитые мошенники, ворующие с умом, а не сотни тысяч вооруженных накачанных бандитов, вместе взятых. Даже сейчас ему нравились профессионально орудующие мошенники. Он восхищался, но не попадался.

– Нет, Флэк Мортимер Дж. У меня нет денег, стоящих вашего времени и хлопот.

– Мистер Джейсон, плата – не деньги.

Джейсон усмехнулся. Так всегда. По крайней мере в начале аферы.

Флэк возвратил ухмылку, охладившую излучаемый Джейсоном сарказм, и продолжил.

– Вы писатель, отлично манипулирующий словами как в беллетристике, так и в документальном материале. Ваша последняя книга попала в бестселлеры, и вполне возможно, следующая будет ещё лучше.

Однако так же, как мы восхищаемся вашей художественным даром, мы интересуемся вашим репортерским мастерством. Вам удалось разоблачить немало пороков общества, вы знаете, как и где раскопать необходимую для статьи или книги информацию. А когда вас загнали в угол люди, которыми вы интересовались, вы проявили немалую изобретательность, чтобы обойти обстоятельства и добыть, что хотели.

Мне не нужно вам напоминать, мистер Джейсон, о экс – конгрессмене, угодившем в Федеральную тюрьму из-за серии ваших статей о нем. Уверен, вы помните, как буквально потрясли большой город на западе другой серией заметок о его политиках, жиреющих и богатеющих на взятках. Есть много других примеров вашего особенного таланта, который и станет вашей платой.

– Вы хотите, чтобы я работал на вас?

– Да. Институт нуждается в вашем таланте и заплатит за него временем.

– Сколько?

Флэк улыбнулся, погладил усы и ответил:

– Два года как минимум. Максимум пока те же два года, но потенциально не ограниченно. Может, даже вечность. Но по крайней мере два года, чтобы писать, у вас будет.

Глаза Джейсона не отрывались от Флэка, он пытался разгадать интригу. В предложении должен был быть какой-то подвох, который оставит его на улице голым и увечным, а Флэк будет радоваться добыче. Должна быть уловка, и пока он искал её, боль в желудке резко усилилась. Приступ собирал энергию. Сопротивляясь порыву согнуться, подчинившись боли, он глубоко вдохнул, задержал воздух на минуту и медленно выдохнул, спрашивая:

– Итак, моим вкладом будут книги?

– Не совсем, мистер Джейсон. Не совсем. В чем мы действительно заинтересованы – в вашем исследовательском таланте, способности добыть правду и изобретательности в моделировании ситуации и уточнении деталей. То, что нам нужно, похоже на книги, но без слов.

Боль не затихала. Она била о ребра, распространялась по телу, как масло по воде. Он бы мог освободиться от нее, но по какой-то глупой причине не хотел, чтобы Флэк видел, насколько он плох. Вместо этого он запер боль внутри и с бесстрастным лицом спросил:

– Вы хотите, чтобы я расследовал преступления и находил виновных? Неразгаданные случаи, затрагивающие власти?

– Близко, но не совсем. Не совсем точно.

Боль звенела в ушах, и Джейсон задержал дыхание, чтобы не застонать. Но каждая пульсация легких только усиливала боль. Весь покрытый потом, но с твердым взглядом, он спросил напряженным голосом:

– Так какого черта вам от меня нужно?

– Мы хотим, чтобы вы планировали терракты.

Слова достигли ушей Джейсона, и тут более сильный приступ боли прошел по кишкам, угрожая захватить его целиком. Он сосредоточился на круглом рте Флэка, слушая сквозь нарастающую боль.

– В обмен на жизнь, мистер Джейсон, вы будете планировать терракты – и будете исполнителем...

Боль победила, и Джейсон сморщился и согнулся пополам, тщетно схватившись за пылающий желудок. Когда он снова взглянул на Флэка, того не было. Комната опустела, но склоняясь к коленям, он слышал эхо голоса:

– ... планировать терракты ... быть исполнителем...

А потом впервые Джейсон провалился в тьму обморока без сопротивления.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Джейсон стоял на углу 54 Стрит и Лексингтон-авеню и смотрел на штаб Института Джона Анрина, высокую прямоугольную башню из пластика, стекла и металла на той стороне улицы. Здание словно гипнотизировало его, и он не мог отвести взгляд. Но он так свирепо смотрел на башню, будто пытался растопить все балки, чтобы весь памятник современной архитектуры ушел в землю и не нужно было бы в него заходить. Но здание стояло непоколебимо, а необходимость войти билась болью внутри, набирая силу для приступа.

Но он не двигался; он все смотрел на башню и гадал, почему в последний момент ослаб. Где-то в этой массе кварца и черного металла скрывалась организация, предназначенная для убийств. Штаб, скрывающийся за именем одного из наиболее колоритных героев Америки, заставлял Джейсона планировать эти убийства. За это Джейсон получит два дополнительных года. Дополнительных 730 дней без постоянной боли и мучительных приступов.

Но стоило ли это чужих жизней? Настолько ли это важно, что Джейсон откажется от почитаемых всю жизнь ценностей – и украдет у другого?

А убийство это и означает. Джейсон украдет годы у другого, кто, по всей вероятности, никогда ничем ему не вредил. У невинной жертвы чужой жадности или ненависти. Джейсон походил на убежденного атеиста, уверовавшего в Господа на смертном одре, он попытался стряхнуть захватившую его депрессию, рассуждая, что его решение встретиться в Флэком ничем на отличается от убийства на войне. Так сравнил Флэк. Солдат. Убить, чтобы выжить. Просто. Брать жизни тут и там и наслаждаться ещё двумя годами.

Так почему ему этого не принять? Зачем сопротивляться Флэку и Институту Джона Анрина?

Когда Флэк позвонил через пару часов после исчезновения, Джейсон послал толстяка в самый дальний угол ближайшего ада – он не будет убивать в любом случае. Но Флэк был настойчив и позвонил четыре раза в тот день и несколько – на следующий, каждый раз повторяя адрес и телефон Института и предполагая, что Джейсон в конце концов придет обсудить сделку. У него был прекрасный довод, и он не раз его использовал: от встречи Джейсон ничего не потеряет.

Хотя каждый раз он Флэка посылал, но адрес забыть не мог. Тот остался, затертый мыслями, угнездился в уголке сознания, цифры завораживали его, как песни сирен моряков древней Греции. Два дня он старался стереть адрес из памяти, и два дня только об этом мог думать более двух минут. Дни переходили в ночи, приступы сливались в сплошную боль, один хуже другого, разделенные только парой минут обморока, и адрес стал для Джейсона самым важным.

Обмороки заставили его всерьез задуматься о предложении. Раньше он сохранял контроль над мозгом во время приступов. Но теперь каждый раз отключался и знал, что однажды не встанет. Все же он бы дождался конца, если бы прошлая ночь была просто кошмаром. Если бы вчерашняя встреча с Марси была дурным сном, Джейсон не стоял бы напротив Института, заставляя себя войти.

Марси была из того типа женщин, который Джейсон запихивал в романы для своего развлечения и остроты сюжета. Типа, которому другие посвящают целые книги. Просто сладострастным животным, живущим для одного: заполучить мужчину, извергающего в неё семя. Ее не заботило и не касалось все происходящее вокруг, кроме дюймов плоти, которые ей могли предложить. Короче, глубины в Марси было, как в грязной луже, и она была превосходной партнершей для Джейсона, предпочитавшего женщин, которые обеспечивали расслабление оргазма без всяких проблем типа верности или лживого шепота о любви.

Когда Джейсон год назад впервые встретил её на литературном вечере, он был сразу заинтригован стройным телом с огромными грудями, очаровательно неприкрытыми лифчиком. Ее соски двигались вверх-вниз под красным платьем, и когда их знакомили, Джейсон почти чувствовал запах влажной вагины. Его ожидания окрепли, когда Марси, узнав, что он писатель, схватила его за руку и прошептала:

– Меня никогда не трахал писатель.

Рассмеявшись, Джейсон ответил:

– Мы не слишком отличаемся от других, если не считать, что восхищаемся сильнее, потому что переживаем каждый раз дважды. Один в действительности, а второй – когда пишем.

– Значит, вы сделаете меня персонажем следующей книги?

Ей понравилась идея.

– Если ваши действия будут соответствовать обещаниям, сказал он и ущипнул сосок, проверяя, настоящий он, или это только пуговица на платье.

По её взгляду он понял, что сосок настоящий, и через несколько минут они ушли, через полчаса оказались в постели, а к рассвету совершенно обессилели.

С тех пор вечера с Марси были похожи только тем, что заканчивались, когда оба были слишком обессилены сексом, чтобы продолжать. И когда Марси позвонила прошлой ночью, Джейсон рад был её пригласить. Он надеялся, что оргазм позволит ему забыть про рак, смерть и адрес. Это ему почти удалось.

Марси появилась в красном плаще, и, когда Джейсон открыл, сбросила и осталась без всего.

Они рассмеялись её наготе, она, шагнув в квартиру, упала на колени, стряхивая плащ и возясь с молнией, пока он закрывал дверь. Она расстегнула её в тот момент, как он задвинул последний засов и сполз по двери, потому что Марси вынула взбухший член из штанов, потирая чувствительную головку, прежде чем поцеловать её мягкими губами.

Он тихо застонал, и Марси атаковала его, пока Джейсон собирал силы, чтобы пройти в спальню. Но как только он выпрямился, её губы сомкнулись вокруг его хозяйства, пальцы сжали ягодицы, и тот совсем исчез во рту. Его колени задрожали, и он прислонился обратно, пока Марси сосала, лизала и ласкала его с присущим ей мастерством. Наконец, ему удалось начать двигаться в спальню, Марси следовала за ним на коленях, её язык лизал головку, как змея пробует воздух в поисках добычи, её пальцы прочно окольцевали раздутую пульсирующую плоть.

Джейсон ударился о кровать и остановился. Марси велела ему не двигаться, и прежде чем он ответил, её губы снова сомкнулись вокруг члена, она весь втянула его в себя. Джейсон задрожал, и Марси покосилась на него, щеки раздуты, глаза блестели от удовольствия.

Ее пальцы скользнули по паху, и Джейсон в тысячный раз восхитился эластичностью и упругостью её рта. Инструмент у него был не из маленьких, но Марси всегда умудрялась всосать его так, что её губы касались волос на лобке. Она уже успела это сделать, и казалось, сотни мягких языков двигались вверх и вниз по нему. Вверх и вниз и вокруг.

Посасывая, она расстегнула штаны и стянула их, провела ногтями по голым ягодицам. Джейсон выбирался из штанов, когда Марси толкнула его на кровать и сама последовала за ним, продолжая держать член во рту, а когда он поднял ноги, стряхивая джинсы, ткнулась носом в промежность и застонала.

В сотую долю секунды она переместила член изо рта во влагалище, одновременно вскакивая на него, и это произошло так быстро, что воздух не успел высушить слюну, смазавшую его для быстрого проникновения.

Устроившись на Джейсоне, Марси сжала мускулы и втолкнула член глубже, вызвав обоюдный тихий стон удовольствия. Положив голову ему на плечо, она кусала, лизала и целовала его шею, уши и лицо все время, пока скакала на нем. Потом, стиснув его ногами, сказала задыхаясь:

– Перевернись, Джейсон, так ты войдешь глубже.

Месяцами отработанным движением он перевернулся в унисон с Марси, и она оказалась внизу, не потеряв ни дюйма его инструмента.

Он извлек его почти по головку и вонзил со всей силы. Она взвизгнула от удовольствия и вцепилась ногтями ему в плечо, прося еще. Он так и сделал, и Марси выгнулась в экстазе, задыхаясь:

– Черт! Почему у тебя нет ещё одного, чтобы я сосала его, пока ты меня трахаешь!

Еще удар, и Марси забыла про слова. Другой, ещё мощнее, и она забыла про все, кроме стонов, вздохов и всхлипов, в переводе означавших: "– Еще!" Постепенно усилия Джейсона и Марси подвели обоих к оргазму, и каждый готов был излиться по-своему, когда спазм боли пронизал Джейсона. Будто желудок проткнули тупым серпом, и он застыл, пока Марси извивалась в ожидании потоков животворной спермы.

Потока не было.

Боль напала настолько быстро, что Джейсон не смог её остановить. Он глотнул воздуха и свалился с кровати и с Марси, мгновенно провалившись во тьму.

Уже светало, когда он очнулся, голова лежала в луже засохшей крови. Крови из желудка и носа – он ударился лицом при падении. Естественно, Марси ушла. Не оставив даже записки.

Но Джейсона больше беспокоила тишина вокруг него. Тихое смирение с неизбежным, испугавшее его, так что затрясло от близко подошедшей смерти.

Обретя контроль над собой, он принял душ, оделся и ровно в девять позвонил Флэку договориться о встрече. Уходя из квартиры, он надеялся, что дойдет до штаба Института раньше следующего приступа. Следующего, могущего быть последним. Следующего...

Приступ тошноты, сопровождаемый бульканьем крови, настиг его. Он сглотнул кровь, но ничего не мог сделать с болью, и напряг волю, чтобы не упасть, пробираясь сквозь транспорт к зданию.

Помня инструкции Флэка, Джейсон вступил в лифт, который толстяк ему описывал, рухнул на стену и нажал кнопку 45-го этажа. Он отшвырнул собирающуюся в уголках глаз темноту и пытался удержать сознание КИ и стоять. Дальше он помнил, что сидел на диване напротив регистатуры, и над ним склонился Флэк.

– Снова приступ? – прошептал толстяк, но для Джейсона голос громыхал, он кивнул и задержал дыхание.

– У вас есть лекарство?

– Да, – выдавил сквозь стиснутые зубы Джейсон. – Но не с собой.

Восхищение промелькнуло в глазах Флэка, он положил руку на плечо Джейсону и спросил:

– Вы можете дойти до моего офиса? Это рядом.

Снова только кивок.

– Может, вызвать каталку?

Это немного привело Джейсона в себя и он обрел голос:

– Нет, я сам.

Флэк улыбнулся.

– Тогда следуйте за мной.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Опять все действия и движения были монтажом нечетких фото в памяти Джейсона, и когда он вырвался из туманных теней и шепчущих звуков, то сидел на кожаном диване, схватившись за живот, и смотрел, как толстяк шарил в столе ручной работы. Джейсон попытался вспомнить путь из регистратуры, но помнил только мелькание секретарей, столов, стрекот пишущих машинок и шум, звеневший в ушах. Он понял, что отключился, но мозг продолжал его двигать. Боль чуть отпустила, будто отдыхая и собирая силы для удара, и Джейсон мог оглядеться.

Он увидел роскошно меблированную комнату, и подумал, что скорее в офисе должны быть мужчины в тогах, ласкающие обнаженных женщин, а не шкафы, стулья, предметы искусства, кожаный диван, большой аккуратный стол и два человека, сговаривающиеся об убийстве. Кресло Флэка протестующе скрипнуло под тушей – толстяк вынул бутылку и стакан из ящика. Только когда он поставил их перед собой и взглянул на Джейсона, кресло замолчало.

Но Джейсон не мог молчать и застонал, сгибаясь от проснувшейся с новой силой боли, и почти провалился в темноту. Попытка самовнушения была прервана Флэком:

– Возьмите.

Джейсон открыл глаза и увидел стакан коричневой жидкости у локтя.

– Это поможет, – мягко добавил Флэк, и Джейсон не возражал. Он не мог говорить. Он взял то, что принял за брэнди, и дрожащими руками поднес к губам, стараясь донести побольше до рта. Большая часть стекла по бороде.

Это было не брэнди. Жидкость оказалась практически безвкусной и не обжигающей. Поставив стакан, он опять схватился за живот, считая, что Флэк не будет против, если он применит КИ. Если КИ сработает. Он никогда не думал, что он потеряет уверенность в КИ. Но потом он утрачивал необходимую веру, когда оно требовало все больше времени, и однажды эта защита...

Боль ушла!

Как гигантский ластик, жидкость стерла пульсацию крови и боль спазмов, и когда странное тепло разлилось по телу, проникая всюду и сметая малейшую боль, Джейсон сел и осторожно вдохнул. Боли нет. Другой вдох. Наконец, глубокий, полной грудью. Ничего. Впервые за месяцы не было боли нигде. Даже постоянной тупой боли. Даже воспоминания. Ничего.

– Что за черт? – спросил он, поглаживая живот и не веря.

Флэк откинулся на спинку кресла и сказал:

– Анестезия. Химическая защита, называемая Эй-Си-Ес-39, достигающая мозга за секунду и снимающая всю боль. Не наркотик. Не затуманивает мозг. Нет побочных эффектов. И безопасна, как аспирин.

Гордость сверкала в темных глазах Флэка, и Джейсон мог только кивнуть. Средством можно было гордиться.

– Почему вы не взяли пилюли? – спросил Флэк, убирая бутылку со стаканом в ящик и вынимая из другого ящика папку. Он взял ручку и ждал ответа.

– Я в самом деле не знаю, – наконец сказал Джейсон. – Не считая, что я не люблю одурманивать себя наркотиками. Чувствую боль – значит, ещё живой. Кроме того, мне удавалось контролировать её без химии. До недавнего времени.

Флэк за ним записывал. Закончив, он поднял голову.

– Скажите, мистер Джейсон, почему вы пришли после решительного утверждения, что не нуждаетесь в нашем предложении? Как я помню, вы грозились являться мне после смерти.

Джейсон посмотрел в глаза Флэку и приятно удивился, что толстяк смотрел без обычной самоуверенности. Напротив, взгляд был твердым, и Джейсону Флэк нравился все больше и больше. И он решил говорить правду.

– Я не хочу умирать.

– Хорошо. – Флэк продолжал записывать. – Насколько не хотите?

Вопрос был задан, и Джейсон удивился, что не выпалил, что сделает все для сохранения жизни – включая убийство. Нет, он сказал, глядя на Флэка:

– Я не знаю, но я – здесь.

– Да, но это не обязательство. Насколько сильно вы желаете отсрочки?

Сначала Джейсон улыбнулся от облегчения. На самом деле он не был готов изменить стиль жизни, но он уже не боялся сказать:

– Я не знаю, насколько далеко я зайду.

– Вы убьете?

– Если жертва будет того заслуживать, возможно.

– А если вы не будете так считать?

– Тогда нет.

Джейсон не жалел, что сказал это. Ему было хорошо. Как тому атеисту, позвавшему священника и в последний момент пославшему слугу божьего к черту. Но восторг был недолгим и быстро сменился страхом, когда Флэк вернулся к записям, что-то мыча в густые усы, проверяя и спешно добавляя в записанное комментарии от себя. Затем он откинулся на спинку скрипучего кресла, скрестил руки на широкой груди и сказал:

– Прежде чем продолжить, позвольте рассказать вам об Институте Джона Анрина.

Для начала, Институт – исследовательский центр в конгломерате фирм, основанных гением Джона Анрина. Как вы помните, его талант и изобретательность подчинили молекулы его воле, а на его химических процессах и формулах базируются многие многомиллиардные отрасли. Джон Анрин создал сотни профессий, и целые города выросли вокруг его заводов. И все же он наиболее оклеветанный человек в современной истории.

Мало найдется учителей истории, права или экономики, которые не порицали бы его в то или иное время за философию созидательного эгоизма, которую он сделал антитезисом альтруизму. Он жил для себя, не предполагал и не требовал, чтобы другие жили для Джона Анрина. Он не был ни эксплуатируемым, ни эксплуататором. Джон Анрин жил ради одного: продолжать создавать продукты индустрии. Он только хотел, чтобы его оставили в покое и он мог бы изобретать, заодно улучшая этим положение человечества.

Но некоторые слои общества не оставили его. Во-первых, промышленники. Становясь богаче и могущественнее, они скупали местные правительства и целые части федеральной системы, а взамен финансовой поддержки сенаторы и конгрессмены, члены правительства и всякие разные бюрократы мчались им на помощь с деньгами всякий раз, как их дрянные делишки проваливались. Эти люди настаивали, чтобы Джон Анрин присоединился к ним, и когда он отказался, пытались любыми расследованиями государственных агентств устроить саботаж и свалить его.

Потом были общественные реформаторы, которые требовали от Джона Анрина отдать заработанное людям, имеющим меньше, и когда он отказался даже слушать их идиотские планы раздела богатства, они тоже прокляли его, и пытались вытянуть, что хотели, угрожая властями и социальными действиями.

Наконец, были бандиты, пытающиеся влезть в его дела путем угроз, шантажа и даже убийств.

Но хотя Джон Анрин и жил в мире молекул, химии и промышленной продукции, он осознавал, что на каждый заработанный им доллар приходилось десять человек, желающих забрать его любым путем. Он видел бедняков, убивающих для заработка, и богачей, подрывающих устои, чтобы выстроенный годами бизнес неожиданно перешел в другие руки. Новые хозяева никогда не работали, а только плели интриги.

И он понял, что нужно создать организацию, борющуюся с этими угрозами, этими кучками, которые требовали его деньги, его ум, его талант и время, как свою собственность. Эта организация – Институт Джона Анрина.

Наша организация не освобождена от налогов, что на самом деле лазейка для сверхбогатых. Институт был и остается деловой фирмой, а прибыль идет от продажи открытых нашими учеными научных секретов.

Но главная цель – защищать свободу индивида, сделать так, чтобы любой мог делать то, что хочет. Хочет ли индивид делать столько денег, сколько может, или презреть богатство и жить в пещере, питаясь ягодами, Институт поможет ему в борьбе за право делать то, что нравится. А это значит бороться с теориями коллективизма, поощряющими рабство обязательным самопожертвованием для "общего блага", пресечь попытки преступников контролировать рынки и людей.

Джейсон улыбнулся и спросил:

– Вы имеете в виду мафию?

– Больше, чем мафию, – ответил Флэк. – Это международное объединение, мистер Джейсон. Ассоциация преступников из Америки, Европы, Азии и любой точки на глобусе, где один человек может вымогать, красть или убивать, чтобы получить заработанное другим.

Видите, неважно, будет ли он страстным коллективистом, провозглашающим, что порабощенные, живя для других, в конце концов сделают всех свободными, или панком, вытрясающие из соседского уборщика десять долларов в неделю, здесь играет власть. Такая тактика основана на стремлении контролировать людей – заставить жить по своим правилам. И остановить любую критику, прежде чем она начнется, имея силу заглушить любые вздохи протеста.

Маклеры власти, мистер Джейсон. Это настоящие враги любого человека и свободы. Продавцы власти, живущие только чтобы контролировать других. И их мы хотим убрать. Убить.

Сморщившись, Джейсон покачал головой и сказал:

– Глупая идея. Убейте одного – появятся десять.

– Правда, – согласился Флэк. – Но пока они будут бороться за власть, у жаждущих свободы появится шанс занять пустое место и установить свои правила. Может, они не будут сразу распоряжаться собой, но если будет убрано достаточно маклеров силы, каждый просвет даст им ещё чуть могущества.

Не забывайте, мистер Джейсон, слабость власти в индивидуальном мнении. В человеке с мозгами, решающем для себя, чего он хочет в жизни. В презирающем лозунги и пропаганду, имеющем свое мнение. И пока сильные не позволяют этим индивидуумам возражать, их уничтожение даст свободно мыслящим чуть большую власть над событиями. В конце концов, они должны иметь право совершить неизбежные ошибки. И как только рабовладельцы упустят достаточно времени, мыслители поднимутся.

Флэк развалился в кресле и улыбнулся, когда гримаса Джейсона стала кислее. Казалось, он знал, что хотел сказать Джейсон, но не перебивал.

– И все таки это глупо, – снова проворчал Джейсон, добавив, – нельзя обвинять рабовладельца. Надо обвинять раба – без его согласия тот бы не существовал.

Флэк вцепился в это, как новичок на дискуссии старших.

– Но что, если рабы пытались бороться, но всегда были побеждены лучшим оружием? Если революции не удавались из-за недостатка подходящего оружия, чтобы стать серьезным противником, и недостатка союзников? Будете вы их обвинять? Или поможете?

Джейсон обдумал и, чувствуя себя попавшимся на аргумент второкурсника, ответил:

– Возможно, помогу – до определенного предела.

– Какого?

– Я помогу им добраться до колючей проволоки, отделяющей их от желаемой свободы. Затем я удалюсь и дам рабам решить самим. Если им суждено разорвать проволоку, то мне не нужно показывать, как.

Но если они решат, что рабство не было настолько плохим и жестоким, чтобы рвать пальцы о колючую проволоку, я ничем не смогу убедить их в обратном. Свобода ничего не стоит для раба, пока он сам её не завоюет.