Текст книги "Ямани: Взгляд из-за кулис"

Автор книги: Джеффри (Джефри) Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

В лучах мировой славы

Первым ребенком Заки и Таммам Ямани был мальчик, родившийся в 1976 г. По вполне понятным причинам они назвали сына Фейсалом.

В 1977 г. у них родился сын Шараф, а в 1980 г. первая дочь, Сара. Вторая их дочь, Арва, появилась на свет в 1981 г., третий сын, Ахмед, – в 1983 г.

Поскольку король жил то в Эр-Рияде, то в Джидде, Заки и Таммам с детьми часто переезжали из отеля «Ямама» в свой джиддский дом – большой особняк на берегу Красного моря, с огромной гостиной, непосредственно примыкавшей к крытому плавательному бассейну.

Каждое лето, когда король отправлялся в свою горную резиденцию, семья Ямани переселялась на принадлежавшую ей ферму в Таифе, в холмистой местности примерно в 35 милях к юго-востоку от Мекки.

Старшие дочери Ямани, Май и Маха, к этому времени кончали школу в Швейцарии. Позже Май начала изучать антропологию в Филадельфии, а Маха – юриспруденцию в Кембридже. Хани, старший сын Ямани, поступил на юридический факультет Оксфордского университета, но впоследствии перевелся в университет Пенсильвании, где стал изучать менеджмент.

До женитьбы на Таммам Ямани жил один в отеле «Ямама». Впрочем, это одиночество не было полным: у Ямани был слуга и какое-то время повар; кроме того, он держал двух визгливых шпицев и двух африканских серых попугаев.

Держать маленьких собачек в то время было не принято. Любители собак (главным образом члены королевской семьи) отдавали предпочтение крупным охотничьим псам, которые были как бы атрибутом мужественности. Со шпицами и другими комнатными собачками устойчиво связывалось представление о европейской гостиной, где пьют чай старые леди викторианской эпохи. Они еще не стали частью саудовской культуры.

Ямани положил начало новой моде. Он был одним из первых, если не самым первым человеком в Саудовской Аравии, который стал держать маленьких собак и сделал их неотъемлемой частью домашнего обихода высших слоев общества.

Редкостью были и его африканские попугаи. У этих птиц была весьма опасная привычка: они с поразительной четкостью повторяли все, что слышали. Особенно неприятным было то, что попугаи дожидались ухода человека и начинали делать свое черное дело тогда, когда приходил следующий гость.

Посетители Ямани быстро усвоили, что в присутствии его птичек ни о ком нельзя отзываться плохо.

* * *

Эпоха бума сделала многих саудовцев необыкновенно богатыми. Что касается Ямани, то он в это время сделался самым знаменитым министром нефти в мире, «суперзвездой» средств массовой информации.

– Это ничуть не удивительно, говорит сэр Джон Уилтон. – Дело, которым занимался Ямани, было главным предметом внимания всей мировой прессы. Не было человека, который не хотел бы с ним познакомиться. Западных людей особенно привлекало к Ямани то, что он был одним из немногих саудовцев, принимавших гостей в неофициальной обстановке. Его дом был открыт едва ли не для всех. Гостей там встречали очень приветливо. К ним всегда выходили его жена и дети. Это было неотъемлемым элементом любого приема.

По наблюдениям Уилтона, в Саудовской Аравии гораздо труднее справляться с ролью хозяина, чем на Западе.

– Всегда нужно знать, кого с кем вы можете соединять. Если вы хотите устроить прием и пригласить на него саудовцев с женами, вы должны точно знать, чья жена выезжает в свет и чья нет. Но это не все: вам не только следует помнить, кто из саудовцев ездит в гости с женами, но и знать, чье присутствие в обществе их жен они считают допустимым. Совершенно особым периодом, – добавляет Уилтон, – считается рамадан. Во время рамадана гости в доме Ямани появлялись после захода солнца. Молитвы к этому часу уже оканчивались, гостям подавали финики, воду, кофе. Позже начинался обед, который проходил в весьма непринужденной обстановке, напоминавшей наш а‑ля фуршет. Ямани чрезвычайно гордился своим умением готовить, хотя, по правде сказать, я ни разу не видел его колдующим над сковородками. Атмосфера этих приемов разительно отличалась от официальных обедов, которые давал в честь глав иностранных государств король или кронпринц. Там были одни мужчины и все чинно сидели на строго указанных местах. На обедах у Ямани было гораздо веселее.

Бывший спикер британской палаты общин виконт Тонипенди, валлиец по происхождению, однажды побывал во время рамадана в доме Ямани и был поражен увиденной там сказочной картиной.

– На обед явились король Халед и все семь принцев. Заки поставил огромный навес в саду своего таифского дома. И созвал к себе всех окрестных бедняков: ведь когда на обеде присутствует король, нужно приглашать весь народ. Нет, этого я никогда не забуду. Это пиршество, эту роскошь, эту торжественность, с которой Заки принимал своего короля… Все было как в «Тысяче и одной ночи».

Сколь ни велика была известность, которой Ямани пользовался среди западных людей у себя на родине, еще более он был знаменит на самом Западе.

Дважды его портрет украшал обложку «Ньюсуик», однажды – «Таймс», а как-то раз появился в рекламном объявлении английской автомобильной компании, которая обещала, что даст своим покупателям возможность «удрать от Ямани». (Ямани, к слову сказать, настоял чтобы компания больше не печатала этого объявления.)

Позже другая автомобильная компания попыталась назвать одну из своих моделей «Ямани», но и эта шутка пришлась ему не по вкусу.

Дважды он получал предложение из Голливуда. Кинопродюсер, намеревавшийся снять фильм о налете израильтян на Энтеббе, предложил Ямани сыграть роль пилота пассажирского самолета. Ямани вежливо отказался. Еще один продюсер прислал Ямани письмо, в котором говорилось, что если в будущем он уйдет из правительства и решит стать кинозвездой, то сможет получить любые роли по собственному выбору. Это письмо осталось без ответа – во всяком случае, до настоящего времени.

Будучи объектом столь пристального внимания, Ямани всегда заботился, чтобы это не мешало осуществлению его деловых планов.

В течение 70‑х гг., особенно во второй их половине, он многократно посещал Вашингтон. Иногда о визитах объявлялось заранее, но часто этого не происходило. Чтобы избежать назойливого внимания журналистов, Ямани не сообщал о своем прилете даже в саудовское посольство, прятался в отеле или дома у кого-нибудь из американских коллег и прибегал к конспирации во вкусе детективных романов.

– Я часто встречался с Генри Киссинджером, но мы не всегда объявляли о наших встречах, поскольку оба считали, что их успех бывает обратно пропорционален шумихе, которую они вызывают.

Телохранители Ямани, снабженные портативными рациями, выводили его из гостиничного номера и, окружив плотной стеной, провожали незамеченным к лифту, а затем в гостиничный гараж, где уже ожидал лимузин с дымчатыми стеклами. Шофер вез Ямани прямиком в гараж государственного департамента, и там он мгновенно проскакивал в кабину персонального лифта, который без остановок поднимал его в кабинет государственного секретаря.

– Никто не видел, как я приезжаю и уезжаю, если не считать людей, которые должны были об этом знать.

В Лондоне он прибегал к несколько иному методу.

– Я не раз приезжал и Лондон и встречался там с министром энергетики Найджелом Лоусоном или с Питером Уокером, занявшим этот пост позже, а пресса ничего об этом не знала. Встречи происходили дома (у Уокера) или в рабочем кабинете поздно вечером (у Лоусона).

Однажды Ямани тайно встретился с Маргарет Тэтчер.

Встреча состоялась в доме Питера Уокера. Это был завтрак в исключительно узком кругу: присутствовали только сама премьер-министр, ее муж, Ямани и Уокер.

О встрече не было известно ни одной живой душе.

– Мы могли говорить с полной откровенностью, зная, что поблизости нет журналистов. Не то чтобы нам нужно было что-то скрывать, но, когда за тобой не охотится пресса, чувствуешь себя не столь скованно и беседа протекает намного спокойнее.

Для некоторых партнеров Ямани, особенно американцев, был привычен более закрытый стиль.

– У Заки особый склад характера, – говорит один из членов правительства Соединенных Штатов, остававшийся в кабинете и при Никсоне, и при Форде. – Он никогда не подчинялся общепринятым представлениям. С президентом Никсоном ему нравилось встречаться в обстановке полной секретности. Правда, Никсон и сам предпочитал видеться с Ямани тайно, если только позволяли обстоятельства. Такие люди, как Дик Никсон, не любят лишнего шума.

Заметим, однако, что опыт общения с журналистами достался Ямани дорогой ценой.

Когда было введено нефтяное эмбарго, пресса перемыла ему все косточки.

В январе 1974 г. репортеры пронюхали, что две дочери Ямани направляются в частный пансион в Швейцарии.

– Обе они решили не носить дома покрывал, предпочитая западный стиль одежды, – сообщил какой-то газетчик.

– Что тут интересного для читателя? – пожимает плечами Ямани.

Как только стало известно, что Ямани обзавелся временной квартирой в Лондоне, Флит-стрит набросилась на эту новость. Газеты писали, что за самую обычную квартиру с двумя спальнями, правда в районе Белгрейв-сквер, он выложил сумасшедшие деньги – 70 тысяч фунтов стерлингов. В то время средняя рыночная цена на такие квартиры (хотя не в столь фешенебельных районах) не поднималась выше 10 тысяч фунтов.

«Дейли экспресс» писала, что Ямани заново отделал квартиру, застеклив двери или заменив их занавесками-жалюзи, а также приказав выкрасить стены в белый цвет. Правдой здесь было только последнее – белые стены.

«Это было бы крайне эксцентричным, если б речь шла об англичанине», – заключала газета, не забывавшая привести и мнение соседа, который считал, что Ямани «хотел, быть может, усовершенствовать центральное отопление».

В июне 1975 г. была опубликована первая история из серии «Ямани и «Хэрродс».

«Дирекция «Хэрродс» несколько дней назад согласилась продлить работу магазина, чтобы две несовершеннолетние дочери Ямани могли совершить покупки, – сообщал какой-то пронырливый журналист. – Магазин закрылся для остальных посетителей, но в нескольких отделах персонал остался на своих местах, обслуживая Ямани и его дочерей, которые, по некоторым сведениям, истратили за час с четвертью, проведенные в магазине, более 35 тысяч фунтов. Правом подобного «вечернего» обслуживания обычно пользовались в прошлом только члены британской королевской семьи».

Следующая сплетня явилась на свет в декабре. Английские газеты оповестили читателей, что вечером 19 декабря, в пятницу, Ямани вновь побывал в «Хэрродс» со своими дочерьми и вновь оставил там 35 тысяч фунтов.

«Несколькими днями позже, – добавляли репортеры драматическим тоном, – он был захвачен террористами в Вене».

Отметим маленькую неувязку: самой близкой к магазину «Хэрродс» точкой, где побывал Ямани в декабре 1975 г., был Париж.

Годом позже тот же сюжет подала под новым соусом «Пресс ассошиэйшн». На сей раз сообщалось о полуторачасовом визите в «Хэрродс» Таммам («жены шейха Ямани, одного из самых богатых людей в мире» – характеристика, выглядевшая весьма странной). Она делала рождественские покупки. На вопрос, почему Таммам покидает магазин с пустыми руками, сопровождавший ее менеджер «Хэрродс» сказал: «Мы отправим пакеты с покупками позже.

Пакетов будто бы было так много, что они не поместились в «роллс-ройс» Ямани и пришлось направлять в аэропорт Хитроу грузовик, чтобы доставить их к самолету.

Все это никак не вязалось с другими эпизодами, описанными в той же статье, и выглядело абсолютной чепухой.

Версия, излагаемая Ямани, гораздо более прозаична.

– Мы совершали покупки в продуктовых залах «Хэрродс». Я с удовольствием хожу в этот магазин, потому что там можно найти все виды экологически чистых продуктов. Перед самым закрытием мы решили присмотреть кое-какую мебель для нашего сада. Мы поднялись на другой этаж и нашли то, что нам было нужно, но было уже полшестого, и магазин закрывался. Продавец успокоил нас, сказав, что в полшестого они лишь закрывают входную дверь и не пускают новых посетителей. Нам нет нужды уходить, заверил продавец. Мы купили мебель, заплатили за нее, оформили доставку и после этого ушли из магазина. Было шесть часов с небольшим.

В сентябре 1975 г., во время совещания ОПЕК в Вене, газеты начали разрабатывать тему «Ямани – могучий герой». Не жалея красок, они описывали его мужественное поведение в схватке с другими членами ОПЕК, позволившее отклонить их требования.

Цена на нефть составляла в то время 10,46 доллара за баррель, и некоторые из участников картеля хотели добиться ее повышения на 20 процентов. Но Ямани перед совещанием получил директиву не соглашаться более чем на пятипроцентное повышение. Для более решительных шагов ему нужно было заручиться согласием принца Фахда.

Дискуссия становилась все жарче, и Ямани, в которого летело множество стрел, был вынужден отвечать своим оппонентам криком на крик. Пытаясь предотвратить конфликт, министр Венесуэлы предложил компромисс: повышение цен на 7—8 процентов вместо 20 процентов, на которых настаивали остальные члены. Все ожидали, согласится ли на это Ямани.

Если Ямани находился в смятении, не располагая возможностью выйти за предписанный ему пятипроцентный уровень, то не меньшее смятение испытывали и остальные делегации, понимавшие, что решающая роль в определении цен и нефтяной политики принадлежит в конечном счете Саудовской Аравии. Даже если остальные члены решат повысить цены, осуществить это без согласия саудовцев будет крайне трудно.

В самом разгаре спора Ямани вышел позвонить домой, в Саудовскую Аравию. Это ему не удалось, и он перешел в другую комнату, где попытался дозвониться с другого аппарата, но с тем же успехом.

После этого, писали и газетах, разгневанный и обескураженный, он бросился вон и покинул заседание.

Ямани поспешил к своему автомобилю, но обнаружил, что шофера нет на месте. Он уселся на заднее сиденье и тут же был окружен журналистами, которые стали бомбардировать его вопросами через окошко. Какой-то находчивый телерепортер просунул в машину микрофон, и Ямани сказал:

– У нас полное расхождение во взглядах. Ситуация накалена до предела.

Когда наконец появился шофер, Ямани приказал ему немедленно ехать в аэропорт; там он поднялся в свой частный самолет и улетел «туда, где есть исправные телефонные аппараты».

Этим местом был Лондон!

Хамед Захри, бывший пресс-секретарь ОПЕК, очень хорошо помнит это происшествие.

– Я готов допустить, что связь в Вене была в тот момент не идеальной. Но не думаю, что самым близким пунктом, откуда Ямани мог позвонить по телефону, был Лондон. Для его посольства в Вене не составило бы труда послать в Саудовскую Аравию шифрограмму. Нет-нет, это все было частью задуманного им представления. Может быть, вы не обращали внимания, но Ямани действительно первоклассный актер. Много раз, когда ему нужно было оказать давление на своих коллег, он прибегал к такому же приему: рассыпался в извинениях и покидал совещание.

Ямани, весьма удивленный всеми этими кривотолками, говорит, что пресса описывает лишь внешний ход событий. Но всей истины это не исчерпывает.

– Во-первых, – говорит Ямани, – я никогда не кричу и не повышаю голос. Я умею держать себя в руках. Во-вторых, я не «бросался вон». Я покидал заседание ОПЕК лишь два раза в жизни. Первый раз это было в 1963 г., когда министр Ирака заявил, что Саудовская Аравия – агент нефтяных компаний. Я потребовал, чтобы он извинился, а его слова были изъяты из протокола. Он отказался, и тогда я вышел из зала. После этого мы решили не присутствовать на совещаниях ОПЕК на министерском уровне. Мы посылали своих представителей, которые сидели и слушали, что говорилось, но сам я на встречи не ездил. В конце концов иракцы были вынуждены пойти на попятный и принести нам извинения. А их реплики были изъяты из протоколов.

Второй раз нечто подобное случилось, по его словам, в 1976 г. в Бали.

– Иракский министр нефти вновь обрушился на Саудовскую Аравию, назвав ее агентом империалистов. И я, как в прошлый раз, встал и удалился из зала. Я потребовал извинений и изъятия этой фразы из протокола. Конфликт был улажен лично президентом Сухарто. На следующем заседании иракцы принесли нам извинения. Это все случаи, когда я покидал совещания ОПЕК. И делал я это только потому, что было затронуто достоинство моей страны.

Ямани, однако, не отрицает, что улетел из Вены в Лондон для того, чтобы позвонить оттуда по телефону.

– Это верно. Из Австрии в Саудовскую Аравию дозвониться очень тяжело. Конечно, я мог бы отправить шифрограмму из посольства, но это не идет в сравнение с личной беседой. К несчастью, произошла утечка информации, и стало известно, что я улетел в Лондон. В противном случае никто об этом бы не узнал.

А интервью, которое он будто бы дал, сидя на заднем сиденье своего автомобиля (сказав репортерам о «полном расхождении во взглядах» и о «ситуации, накаленной до предела»), по словам Ямани, просто не было.

– О моем отъезде из Вены не знала ни одна душа. Я ни с кем не разговаривал через окошко автомобиля. Действительно, большинство совещаний ОПЕК проходит в крайне напряженной обстановке. Но в этом нет ничего нового…

Еще одна излюбленная тема мировой прессы – интерес Ямани к гороскопам.

«Шейх – страстный астролог, он не расстается со справочником по астрологии», – писала одна из газет.

Этот материал был озаглавлен: «Двадцать одна вещь, которую вы не знаете о шейхе Ямани», – как если бы речь шла о рок-звезде.

Кроме интереса Ямани к гороскопам, обсуждались истории о том, что летом он любит жить в шатре, и о том, как в 1973—1974 гг., а потом в 1979 г. Ямани в одиночку вчетверо взвинтил цены на нефть, вызвав тем самым грандиозные мировые кризисы.

Наиболее интересной, однако, была астрологическая тема: почему, спрашивала газета, такой искушенный астролог, как Ямани, не предвидел, что Фейсал будет убит, что сам он попадет в руки Карлосу, а еще позже – будет отправлен в отставку Фахдом?

– Астрология, – отвечает Ямани, – играет в моей жизни важную роль. Но эта астрология не имеет ничего общего с газетными гороскопами.

Меня интересует влияние планет на людей, рыб, животных и растения; интересует, как воздействуют на нашу жизнь лунные циклы. А к астрологическим прогнозам, к тому, что случится завтра, к советам, как следует и как не следует поступать, я абсолютно равнодушен. Я никогда не интересуюсь газетными гороскопами, ибо не верю, что кто-нибудь способен заглянуть в будущее.

У многих общественных деятелей складываются весьма своеобразные отношения с прессой, что-то вроде любви-ненависти. Особенно это относится к политикам. Они с радостью рассуждают о своих успехах, относя их на счет собственного политического искусства; если же речь заходит о провалах, обрушиваются с нападками на прессу, которая-де полностью исказила их мнение и создала неверное впечатление об их истинных устремлениях. «Правая пресса», «левая пресса», «заговор мировой прессы»… Словом, пресса виновата всегда и во всем.

В то же время слишком многие политики, когда им задают неприятные вопросы, отделываются полуправдой, туманными недомолвками – то есть прибегают к тем же самым приемам, в которых обвиняют потом газетчиков.

Примером может служить Ричард Никсон. Первый в истории президент, вынужденный досрочно уйти из Белого дома, он возложил основную ответственность за уотергейтское дело на «Вашингтон пост». Одному небу известно, верит ли он в это и по сей день.

Естественно было бы ожидать, что большинство политиков, привыкнув жить под пристальным взором общественности, приобретает навыки, позволяющие избегать конфликтов со средствами информации. На деле, однако, это удается лишь немногим. Исключения очень редки.

К их числу принадлежит Генри Киссинджер.

Рассказывают, что однажды, когда Киссинджер находился у себя в кабинете, перед парадным входом началась паника: выяснилось, что прибыл министр иностранных дел какой-то никому не известной африканской страны. В программе Киссинджера на этот день он не числился, и все растерялись. Киссинджер, оставаясь верным долгу государственного деятеля, направился к парадному входу, чтобы приветствовать гостя. По дороге он зашел в комнату прессы и увел с собой всех репортеров, каких смог найти. Он выстроил их длинной вереницей, так что у приезжего министра могло создаться впечатление, будто его вышли встречать по меньшей мере две дюжины высокопоставленных чиновников государственного департамента. Это была весьма внушительная картина. Но что действительно поразило собравшихся у входа репортеров, так это то, что Киссинджер, шествуя вместе с министром вдоль их ряда, представлял каждого репортера по имени.

Ямани ему не уступит.

– Трудно найти журналиста, сколь-либо долго пишущего о проблемах нефтяного рынка, которому не случалось делить с Заки хлеб-соль или бывать у него дома, – говорит один из ветеранов мировой прессы. – Даже если Ямани видел человека лишь раз в жизни, при следующей встрече он приветствует его как старого приятеля.

– Да, Ямани и в самом деле умеет вести дела с журналистами, – соглашается Захри. – Он всегда извлекает из этих контактов максимальный эффект. Ямани знает, где, когда и как обращаться к средствам информации. Не уступал ему и Амузегар. На самом деле в начале 70‑х гг. Амузегар был более заметной фигурой. Тогда, похоже, к нему прислушивались внимательнее, чем к Ямани. Особенно в вопросах техники – тут он был большим знатоком. После Амузегара единственным лидером остался Ямани. У него для этого были все данные. Ямани прекрасно говорит по-английски, имеет юридическое образование. Он очень умен. Не будем забывать и о том, что он много лет занимался нефтяным бизнесом. Но не только Ямани искал сближения с репортерами – они сами за ним гонялись, потому что он представлял страну, которая была ключевым производителем нефти.

– Искусство обращения Ямани с прессой следует признать идеальным, – говорит Джо Фитчетт из «Интернэшнл геральд трибюн». – Он, как и Генри Киссинджер, точно угадывает момент, когда нужно приблизить журналиста к себе и сообщить ему стратегически важную информацию. Ямани всегда помнил об интересах Запада и западных потребителей и заблаговременно предупреждал их о любых шагах, которые намеревалась предпринять Саудовская Аравия. Он никогда не лгал, был точен в прогнозах, вежлив, умел без лишних слов привлечь внимание к тому, о чем говорил. И, что особенно важно, прекрасно использовал общий контекст. Он обращался к подлинным знатокам, которых можно сосчитать по пальцам, и с их помощью искусно доводил свои анализ ситуации до остальных.

Эта стратегия полностью основывалась на взаимном доверии, установившемся между Ямани и узким кругом профессиональных журналистов, которые были столь же компетентны в мировом нефтяном бизнесе, как он сам.

В нужный момент Ямани сообщал одному из своих конфидентов недоступную для других информацию, которая позволяла этой группе верно ориентироваться в событиях. Благодаря таким подсказкам журналисты, близкие к Ямани, всегда обходили конкурентов, излагая от собственного лица его взгляды. Это давало им огромное преимущество над остальными.

Удобство этого механизма заключалось и в том, что прямая ответственность за освещение фактов ложилась не на Ямани, а на журналистов. Это защищало Ямани как от недовольных потребителей на Западе, так и от любого представителя арабского мира, который пожелал бы обвинить его в излишней откровенности.

– Придумано было очень ловко, – продолжает Фитчетт. – Но не забывайте, что Ямани находился в крайне сложном положении. Он пытался защищать интересы Саудовской Аравии и при этом не раздражать Запад. Однако в западных странах существовали группировки, которые стремились доказать, что саудовцы хотят подорвать могущество Запада, хотя Ямани неизменно подчеркивал, что Запад и большинство стран – членов ОПЕК имеют общие интересы как в экономике, так и в вопросах безопасности и политики.

– Вместе с тем Ямани несколько раз становился жертвой дезинформации, которая намеренно распространялась антисаудовскими группами, – говорит Фитчетт. Помню, однажды я услышал, как по израильскому радио рассказывали, что имя Ямани происходит от слова «Йемен» и что в Израиле удалось найти какого-то йеменского еврея, который называет себя его родственником.

Одним из доверенных лиц Ямани длительное время был Иан Сеймур, корреспондент «Мидл ист экономик сервей».

– Я всегда очень высоко ставил его искусство обхождения с представителями прессы. Особенно хорош он был на брифингах, носивших неофициальный характер. Но и на официальных пресс-конференциях держался не хуже. Я несколько раз встречался с Ямани в первый год после его назначения на пост министра. Поначалу он казался немного скованным, но довольно быстро освоился. У него сложились хорошие отношения со многими репортерами. Но, если кто-то – случайно или умышленно – осмеливался его задеть, Ямани не давал спуску.

Еще одна журналистка, долгое время пользовавшаяся доверием Ямани, – Ванда Яблонски, основательница «Петролеум интеллидженс уикли». Она была одной из двух журналистов, присутствовавших на первом совещании ОПЕК в 1960 г., и спустя два года, когда на сцене появился Ямани, по праву считалась ветераном этой организации.

Как рассказывает Ванда Яблонски, после первой встречи с Ямани она хотела взять у него эксклюзивное интервью. Вместо этого он пригласил ее на пресс-конференцию. Ванда сказала, что не ходит на пресс-конференции. Ямани пожал плечами, как бы говоря: «Тем хуже для вас». Тогда она вышла в гостиничный коридор, нашла удобное кресло, села, уткнувшись в какой-то женский журнал, и стала ждать, когда Ямани пройдет мимо.

После окончания пресс-конференции Ямани вышел из зала и направился к лифту. И, естественно, не мог не заметить Ванду.

Заметил Ямани и то, что она обижена, но ничего не сказал и поднялся к себе.

Спустя несколько минут вниз спустился посыльный – его превосходительство приглашал Ванду подняться к нему в номер. Она спросила, намерен ли он дать ей интервью. Нет, сказал посыльный, его превосходительство играет в карты и предлагает составить ему компанию… Карты ее не интересуют, ответила Ванда.

Посыльный ушел. Ванда осталась сидеть на прежнем месте.

Прошло еще несколько минут, и посыльный вновь спустился вниз.

– Его превосходительство готов с вами побеседовать.

Ямани сдался. Ванде удалось получить вожделенное интервью.

Прошло двадцать пять лет, а их дружба остается такой же крепкой, как и раньше.

Ямани старается не порывать со старыми приятелями и делает все, чтобы упрочить дружеские отношения с людьми, которые ему симпатичны, особенно с представителями прессы. К их числу принадлежит и Ванда Яблонски.

Во время переговоров об участии Саудовской Аравии в капитале нефтяных компаний Ванда напечатала в «Петролеум интеллидженс уикли» статью о секретных условиях, которые Ямани собирался предъявить экспортерам на совещании в Кувейте. Статья вышла в свет буквально через несколько часов после завершения переговоров.

Прибыв в отель в Кувейте, чтобы подготовить следующий репортаж, Ванда Яблонски получила телекс из своего офиса в Нью-Йорке, в котором говорилось, что Джордж Пирси, разгневанный ее статьей, аннулировал многочисленные подписки фирмы «Экссон» на «Петролеум интеллидженс уикли». При этом он потребовал полностью вернуть деньги за подписку – около тридцати шести тысяч долларов. «Что нам делать?» – спрашивал сотрудник, пославший телекс.

Яблонски связалась с Нью-Йорком.

– Верните «Экссон» ее паршивые тридцать шесть тысяч, но скажите, что до истечения срока подписки мы будем посылать ей все выпуски, потому что «уважаем наши обязательства». (Это, объясняет Ванда, была излюбленная фраза самого Пирси, которую тот часто пускал в ход во время переговоров.)

Спустя несколько минут после того, как был отправлен ответ, она столкнулась с Ямани. Он заметил, что Ванда, еще не вполне пришедшая в себя, держит в руках телекс из Нью-Йорка.

– Что это? – поинтересовался Ямани.

Она протянула ему телекс, буркнув:

– Что происходит?

Ямани прочитал бумагу.

– Мне понравилось, как вы им ответили, – сказал он ободряющим тоном.

Ванда была потрясена.

– Откуда вы знаете, что именно я ответила?

– Ну, у меня свои каналы, – усмехнулся Ямани. И сказал, что, если после совещания Ванда пожелает вернуться в Саудовскую Аравию, для нее найдется место в его самолете.

Ванда приняла приглашение.

Когда самолет совершил посадку в Эр-Рияде, Ямани, готовясь сойти по трапу, заметил внизу Джорджа Пирси. Мгновенно сообразив, что делать, он подхватил под руку Ванду, а в другую руку взял ее чемоданчик.

Поздоровавшись с Пирси, Ямани передал ему чемоданчик и вежливо попросил:

– Вы ведь не откажетесь отвезти вещи Ванды в отель, правда, Джордж?

У Пирси отвалилась челюсть, а Ямани и Ванда прошествовали дальше.

Ямани славится также умением находить среди представителей прессы новых друзей.

В кругу журналистов, связанных с ОПЕК, широко известна история о молодом, не искушенном в нефтяной тематике репортере, который решил получить у Ямани эксклюзивное интервью.

Задумать это было куда проще, чем сделать. Юноша потратил несколько дней, пытаясь улучить подходящий момент, но все его усилия были напрасны. Наконец, набравшись смелости, он решил дождаться окончания длительного совещания, в котором принимал участие Ямани, и подкараулить его возле лифта.

Как ни был утомлен Ямани, он правильно оценил ситуацию и предложил молодому журналисту подняться к нему в номер.

Эксклюзивное интервью было недолгим – репортер выпил чашку кофе и выслушал несколько астрологических рассуждений. Ему не удалось выведать что-нибудь сенсационное относительно цен на нефть, но все же он удостоился какой-никакой беседы со звездой и получил возможность оповестить об этом свет.

А у Ямани появился еще один друг, который – кто знает! – может сослужить ему службу в черный день.

Искусство, которое практикует Ямани в отношениях со средствами информации, вызывает восхищение и у Оника Марашьяна из «Плэтс ойлгрэм ньюс», освещающего деятельность ОПЕК с 1962 г.

– К моменту, когда Ямани стал министром нефти, он возможно, еще не видел ни одной нефтяной скважины и не имел представления о том, как добывают нефть. Но Ямани был исключительно прилежным учеником. С самого начала было видно, что это очень умный молодой человек. Тогда шевелюра у него была погуще, борода потемнее. Конечно, он не сразу набрался опыта. Да и с прессой управлялся не так ловко… Но потом приобрел подлинный блеск и научился собирать вокруг себя целые толпы журналистов. Ямани довел механизм обращения с прессой до настоящего совершенства, и та жадно ловила каждое его слово. Он всегда очень мил и приветлив, чрезвычайно приятен в обхождении. Иногда по лицу Ямани заметно, что собеседник искушает его терпение, но он никогда не позволяет себе грубости.