Текст книги "Карт-бланш"

Автор книги: Джеффри Дивер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Глава 48

Бонд был готов, развернувшись в прыжке, принять боевую стойку и прицелиться в противника, представляющего наибольшую опасность. Однако инстинкт подсказал ему не спешить.

И очень своевременно подсказал. Охранники на него вообще не смотрели – они вернулись к телевизору.

Бонд бросил мимолетный взгляд через плечо. Сигнализация сработала потому, что Джессика, на которую меры безопасности не распространялись, прошла через рамку металлодетектора с сумочкой и не снимая украшений. Один из охранников лениво щелкнул выключателем сброса тревоги.

Пульс постепенно вернулся в норму.

Бонд с Джессикой вышли наружу, миновали второй пост охраны и оказались на стоянке, где легкий ветерок играл сухими бурыми листьями. Бонд открыл даме пассажирскую дверь, сел за руль и повел машину к шоссе по пыльной дороге, лавируя между вездесущими мусоровозами.

Он начал с безобидных вопросов, призванных завязать разговор. Нравится ли ей путешествовать? В какие рестораны она любит ходить? Чем занимается в «Грин уэй»?

Наконец он поинтересовался:

– Скажите, а как вы познакомились?

– Вам правда интересно?

– Да.

– Когда-то я участвовала в конкурсах красоты. И неплохо получалось. Однажды я даже попала на «Мисс Америку». Вот только… – Она покраснела. – Да нет, чепуха.

– Прошу, расскажите.

– В общем, один конкурс проходил в нью-йоркской «Уолдорф-Астории», и перед началом все девчонки собрались в холле. Ко мне подошла Джеки Кеннеди и сказала, что я ужасно красивая. – Джессика прямо сияла от гордости. Такой он ее никогда прежде не видел. – Это один из ярчайших моментов моей жизни. Джеки была моим кумиром. – Ее улыбка угасла. – Вам вовсе не интересно…

– Я же сам спросил.

– В мире красоты, как известно, каждому отмерен срок. Я покинула подиум, снималась в рекламе, потом в «телемагазинах», потом и этой работы не стало. Еще через пару лет умерла мать, с которой мы были очень близки. Я устроилась официанткой в нью-йоркском ресторане, а контора Северана была по соседству, и он водил к нам своих клиентов. Как-то мы разговорились. Он удивительный человек: обожает историю, везде побывал… Мы болтали обо всем понемногу и, можно сказать, породнились. Это было как… как глоток свежего воздуха. Говорят, глубина наших знаний о жизни равна толщине человеческой кожи, а я со сцены шутила: не кожи, а макияжа. Одежда и косметика – больше мы ничего не видим. Северан понял меня лучше других. Мы сблизились. Он попросил мой номер и стал звонить. Ну, я-то была не дура: пятьдесят семь, семьи нет, денег в обрез. А тут мужчина, такой симпатичный, полный жизни…

Навигатор предупредил Бонда, что пора съезжать с шоссе. Он осторожно вел машину по запруженной транспортом улице. Кругом сновали маршрутные такси, эвакуаторы толпились у перекрестков, словно готовясь первыми рвануть к месту аварии. У дороги лоточники торговали напитками прямо из грузовиков и фургонов. Особенно хорошо дела шли у тех, кто ремонтировал генераторы и продавал аккумуляторы. Отчего-то именно электрика в южноафриканских автомобилях страдала больше всего.

Чуточку растопив лед, Бонд небрежно заговорил о завтрашней встрече, но Джессика сказала, что ничего о ней не знает. Хайдт, похоже, держал ее в неведении о «Геенне» и прочих незаконных делах, которыми занимался он сам, Данн и компания «Грин уэй».

Навигатор сообщил, что до конечного пункта осталось пять минут пути.

– Должен признаться, выглядит это странно…

– Что именно?

– Всё, чем он себя окружает.

– Что «всё»? – спросила Джессика, пристально глядя на Бонда.

– Ну, разрушение, распад…

– Это его работа.

– Нет, я не про «Грин уэй» – тут все понятно. Я о том, что он сам любит все старое, потрепанное… Отбросы.

Джессика указала на большой дом за внушительной каменной стеной:

– Вот, приехали. Здесь…

Она вдруг сдавленно охнула и зарыдала. Бонд прижался к обочине.

– Джессика, что с вами?

– Я… – Она тяжело дышала.

– Как вы себя чувствуете?

– Все в порядке, не беспокойтесь. Ну что я за недоразумение ходячее!

Бонд порылся в ее сумочке и протянул бумажный платок.

– Спасибо. – Она попыталась что-то сказать, но снова ударилась в слезы.

Наконец Джессика успокоилась и повернула к себе зеркало.

– Он не разрешает мне краситься, так что хоть тушь не потекла. Была бы сейчас вообще как пугало.

– Не позволяет?..

– Пустяки.

– Простите, я совершенно не хотел вас расстроить. Думал просто поддержать разговор.

– Нет-нет, Джин, вы не виноваты.

– Объясните, в чем дело.

Их глаза встретились. Джессика чуть помедлила.

– Я была с вами не до конца откровенна. Разыграла целое шоу… Нет никакого понимания, и никогда не было! – Она махнула рукой. – Вам незачем об этом знать.

Бонд погладил ее по плечу:

– Я сам виноват. Задавал бестактные вопросы и теперь чувствую себя настоящим ослом. Расскажите.

– Да. Он любит все старое, все потрепанное. Отбросы… Он любит меня!

– Господи, я говорил совсем о другом…

– Знаю. Но Северану я нужна именно потому, что тоже качусь по наклонной плоскости. Лабораторная крыса. Тускнею, старею, разлагаюсь у него на глазах. Больше я ничего для него не значу. Он почти не разговаривает со мной, я понятия не имею, что у него в голове, а ему совсем не интересно, кто я. Он дает мне кредитные карточки, возит по свету, всем обеспечивает, а взамен… взамен наблюдает, как я старею. Я вижу, как жадно он подмечает: тут новая морщинка, там пятнышко. Поэтому мне нельзя краситься. И он не выключает свет, когда… Представляете, как унизительно? И он это понимает. Ведь унижение – еще одна форма распада.

Она горько рассмеялась и промокнула глаза платком.

– Знаете, что самое смешное, Джин? Самое, черт побери, смешное? В молодости я жила ради конкурсов красоты. Всем было наплевать на то, что́ у меня в душе: судьям, подружкам-соперницам, даже матери. И вот я старая, и Северану тоже наплевать, что у меня в душе. Временами с ним становится невыносимо. Но что делать? Я совершенно беспомощна.

Бонд сжал плечо Джессики чуть сильнее.

– Неправда. Вы вовсе не беспомощны. Возраст – это сила. Это опыт, это мудрость, это проницательность. Юность – это ошибки и порывы. Поверьте, уж я-то знаю.

– Как мне без него жить? Куда податься?

– Куда угодно. Вы, несомненно, женщина умная и скопили немного денег.

– Немного скопила, но дело не в деньгах. Кого я себе найду в таком возрасте?

– А зачем кого-то искать?

– Вы говорите так, потому что молоды.

– А вы – потому что верите в то, что вам внушили, а не думаете самостоятельно.

Джессика вяло улыбнулась:

– Туше́. – Она похлопала его по руке. – Вы вели себя очень благородно, Джин. Поверить не могу, что я так расклеилась перед человеком, которого едва знаю… Простите, мне пора. – Она махнула рукой в сторону дома. – Он будет звонить. Захочет убедиться, что я на месте.

Бонд включил первую передачу и отъехал, все свое внимание сосредоточив на следующей точке маршрута. Кто ждет его там? Друг или враг?

Впрочем, Бонд отлично знал, что в их ремесле одно не исключает другого.

Глава 49

В четверг с утра и весь день говорили об угрозах.

Северокорейская угроза, «Талибан», угроза «Аль-Каиды», чеченцы, «Исламский джихад», Восточная Малайзия, Судан, Индонезия… Немного порассуждали об иранцах, которых, несмотря на льющуюся из президентского дворца сумасшедшую риторику, никто не принимал всерьез. Эм даже немного жалел непутевый тегеранский режим. А ведь когда-то у персов была великая империя…

Угрозы.

Между прочим, нападение, сухо подумал он, начнется прямо сейчас, пока на конференции по безопасности пьют чай. Эм закончил разговор с Манипенни, убрал трубку и откинулся на спинку потертого дивана в гостиной здания на Ричмонд-Террас, между улицей Уайтхолл и набережной. Именно в таких малоприметных постройках и вершатся государственные дела.

В нападении участвовали два министра из Объединенного комитета разведслужб. Их головы торчали из двери друг подле друга, а очкастые глаза обшаривали помещение, пока не обнаружили цель. Ему сразу вспомнились «Два Ронни», [27]27
  Юмористическое шоу, шедшее на канале «Би-би-си-1» с 1971 по 1978 г. Авторы и ведущие шоу Ронни Баркер и Ронни Корбетт появлялись в кадре в карикатурных очках.


[Закрыть]и картинка ни в какую не шла из головы. Впрочем, в выражениях лиц надвигающейся парочки не было ничего комичного.

– Майлз, – заговорил старший из двух. Звали его сэр Эндрю, и это обращение идеально подходило к тонким чертам лица и гриве серебристых волос.

Второй, Брикстон, наклонил голову, и на безупречной лысине заиграли блики от запылившейся лампы. Он тяжело дышал, как, впрочем, и его спутник. Эм не приглашал гостей садиться, однако оба опустились на диван времен короля Эдуарда по другую сторону чайного столика. Страсть как хотелось достать из портфеля сигару и закурить.

– Перейдем сразу к делу, – предложил сэр Эндрю.

– Мы в курсе, что вам нужно вернуться на конференцию, – сказал Брикстон.

– Мы только что говорили с министром иностранных дел. Он сейчас в парламенте.

Теперь ясно, почему они запыхались. Из Вестминстерского дворца сюда не проехать, поскольку Уайтхолл от Хорс-Гардс-авеню до Кинг-Чарлз-стрит перекрыли и буквально закупорили, как подлодку перед погружением, – лишь бы конференция по безопасности была, так сказать, в безопасности.

– «Инцидент-20»? – поинтересовался Эм.

– Именно, – подтвердил Брикстон. – Мы ищем и шефа «Шестерки», но треклятая конференция… – В Объединенный комитет он попал недавно и только сейчас вдруг понял, что не стоит очень уж активно ругать работодателей.

– …чертовски не к месту, – ворчливо подхватил Эм, никогда не стеснявшийся обрушиться на виновного.

В разговор вступил сэр Эндрю:

– Военная разведка и ЦПС сообщают, что в последние шесть часов в Афганистане замечен резкий всплеск радиоэлектронных сигналов. По общему мнению, это как-то связано с «Инцидентом-20».

Эм поинтересовался:

– Есть что-то по Хайдту, Ною, по тысячам смертей? Найл Данн упоминается? А военные базы в Марче? Самодельные взрывные устройства? Инженеры из Дубая? Кейптаунский завод по переработке отходов?

Он прочитывал каждое сообщение, попадавшее на стол или в мобильный телефон.

– А что мы сейчас выясним? – ответил Брикстон. – В «Бублике» код еще не взломали. – Штаб-квартира ЦПС в Челтнеме напоминала кольцо с дыркой посередине. – Алгоритмы шифрования – новее не бывает. Все в тупике.

– Всплески радиоэлектронной активности в Афганистане циклические, – небрежно пробормотал Эм. Когда-то он занимал очень высокий пост в МИ-6 и прославился непревзойденным мастерством в области добычи информации и, главное, построения на ее основе осмысленных выводов.

– Согласен, – кивнул сэр Эндрю, – но странное совпадение: звонки и сообщения посыпались именно сейчас, за день до «Инцидента-20».

Это еще ничего не значит.

Сэр Эндрю продолжил:

– Тем более никто пока не обнаружил конкретной связи между Хайдтом и «Инцидентом-20».

«Никто» – это 007.

Эм взглянул на часы, когда-то принадлежавшие его сыну, солдату Полка королевских фузилеров. Заседание возобновится через полчаса. Он смертельно устал, а завтра, в пятницу, предстоит еще одна длиннющая сессия, потом тоскливый ужин и речь министра внутренних дел.

Сэр Эндрю заметил красноречивый взгляд, брошенный собеседником на видавший виды хронометр.

– Короче говоря, Майлз, в ОКР пришли к выводу, что Северан Хайдт и вся история с Южной Африкой – просто ложный след. Возможно, он как-то и связан с «Инцидентом-20», но ключевой роли не играет. В «Пятерке» и «Шестерке» полагают, что настоящая игра ведется в Афганистане и именно там последует нападение на военную базу, какую-то из гуманитарных миссий или гражданский объект.

Еще бы. Кабульская авантюра унесла слишком много жизней, ее стоимость исчисляется уже миллиардами фунтов. Чем больше жути удастся раскопать, тем легче оправдать войну. Эм отдавал себе в этом отчет с самого начала расследования по «Инциденту-20».

– Итак, Бонд…

– Да, Бонд великолепен, – перебил Брикстон, разглядывая шоколадное печенье, которое Эм безрезультатно просил не приносить к чаю.

Сэр Эндрю нахмурился.

– Но он, в сущности, ничего не добился, – продолжал Брикстон. – Разумеется, если не появилось новых, ранее неизвестных фактов…

Эм молчал, не сводя с собеседников холодного взгляда.

– Бонд – непревзойденный мастер, не спорю, – вступил сэр Эндрю. – Поэтому есть мысль перебросить его в Кабул. Срочно. Направить в горячую зону и выделить с полдюжины лучших ребят из «Шестерки». С ЦРУ тоже поделимся информацией. Нам одним все лавры и не нужны.

«И отвечать одним, если что, тоже не хочется», – подумал Эм.

– Это логично. Бонд ведь бывал в Афганистане, – добавил Брикстон.

Эм возразил:

– «Инцидент-20» ожидается завтра. Перелет в Афганистан займет всю ночь. Как он успеет там что-то предотвратить?

– Есть мысль… – Сэр Эндрю осекся – видимо, понял, что употребляет эту бессмысленную словесную конструкцию второй раз подряд. – Мы не уверены, что нападение вообще можно предотвратить.

Повисла неприятная пауза.

– Мы предлагаем вашему агенту возглавить команду, которая займется анализом последствий. Пусть точно установят, кто за этим стоит. Предложат ответные меры. Бонд может даже возглавить оперативную группу.

Эм, разумеется, понимал, что происходит: «Два Ронни» предлагают ГМП «сохранить лицо». Пусть ты безупречен в девяноста пяти процентах случаев – стоит один раз крупно проколоться, и в понедельник с утра объявят, что твою организацию распустили или, того хуже, перепрофилировали в отдел проверки данных.

ГМП и так балансировала над пропастью, поскольку очень многие возражали против существования «Группы 00». Неудача с «Инцидентом-20» поставит под вопрос само ее существование. Незамедлительно перебросив Бонда в Афганистан, ГМП хотя бы получит своего представителя в центре событий, даже если тот прибудет слишком поздно.

– Ваша позиция ясна, джентльмены, – спокойно произнес Эм. – Мне надо сделать несколько звонков.

Брикстон просиял улыбкой, однако его спутник еще не закончил. Очевидно, следующий разговор состоится уже на Даунинг-стрит, 10, [28]28
  На Даунинг-стрит, 10, находится резиденция премьер-министра Великобритании.


[Закрыть]– на это, среди прочего, указывала и необыкновенная настойчивость сэра Эндрю.

– Бонд будет работать в команде?

Скрытый смысл вопроса был очевиден: если агент 007, в нарушение приказа Эм, останется в Южной Африке, то на покровительство сэра Эндрю сам Бонд, Эм и ГМП могут больше не рассчитывать.

Хитрость в том, что когда агенту вроде 007 дается карт-бланш, он обязан действовать независимо, а значит, в определенных случаях, не работать ни в какой команде. Тут уж одно из двух, подумал Эм.

– Повторяю, мне нужно позвонить.

– Хорошо. Тогда нам пора.

Оба вышли, а Эм поднялся на балкон, где стоял вооруженный автоматом боец из подразделения охраны полиции Лондона. Разглядев проникшего на вверенную ему территорию, полицейский кивнул и продолжил изучать улицу.

– Все спокойно?

– Да, сэр.

Эм отошел на другой край балкона, раскурил сигару и глубоко затянулся. В тридцати футах под его ногами царило зловещее спокойствие. Улицу перекрыли не обычными металлическими барьерами вроде тех, что у здания парламента, а четырехфутовыми бетонными блоками – через такие и машина на полном ходу не прорвется. По тротуарам прохаживались вооруженные патрули, а кое-где на крышах соседних домов виднелись снайперы.

Эм бросил рассеянный взгляд на Ричмонд-Террас в сторону набережной, затем достал телефон и вызвал Манипенни. Та ответила после первого гудка:

– Да, сэр?

– Мне нужно поговорить с начальником штаба.

– Он спустился в столовую. Сейчас соединю.

Приглядевшись, Эм хрипло усмехнулся. На перекрестке, у заграждения, стоял большой грузовик, и несколько человек в комбинезонах «Грин уэй энтерпрайзис» таскали туда-сюда контейнеры. Он вдруг понял, что уже несколько минут смотрит прямо на мусорщиков, не замечая их. Настоящие невидимки.

– Таннер на связи, сэр.

Эм тут же забыл о мусорщиках, вынул изо рта сигару и спокойно произнес:

– Билл, поговорим об агенте ноль-ноль-семь.

Глава 50

Повинуясь указаниям навигатора, Бонд миновал деловые и жилые кварталы в центре Кейптауна и оказался у подножия Сигнальной горы, где на узких булыжных улочках теснились ярко-синие, розовые, красные и желтые домики. Район немного напоминал карибские деревушки, правда, здесь часто можно было заметить аккуратные арабские орнаменты. Мимо проплыла уютная мечеть.

На часах было шесть тридцать, за окном – прохладный вечер четверга. Бонд ехал домой к Бхеке Йордан.

«Друг или враг…»

Он еще попетлял по горбатым переулкам и остановился у нужного дома. Йордан ждала в дверях и приветствовала его сухим кивком. Вместо формы на ней были синие джинсы и обтягивающий бордовый кардиган. От свежевымытых смоляных волос шел густой аромат сирени.

– Какой интересный район, – заговорил Бонд. – Здесь очень мило.

– Называется Бо-Каап. Раньше тут селились нищие эмигранты из Малайзии – в основном мусульмане. Мы… ну, я и еще кое-кто переехали сюда довольно давно. Тогда здесь жили бедно, а теперь – престижный район. Раньше везде стояли велосипеды, теперь – «тойоты», а скоро появятся «мерседесы»… Уж лучше бы было по-старому. Впрочем, здесь мой дом. К тому же сестры неподалеку – ведь угого живет у нас по очереди.

– Угого?

– Бабушка. Мама нашей мамы. Мои родители живут на востоке – в Питермарицбурге, в провинции Квазулу-Наталь.

Бонд вспомнил старую карту на стене ее кабинета.

– Мы ухаживаем за угого. Такой у зулусов обычай.

В дом она Бонда не пригласила, так что он рассказал о поездке на завод «Грин уэй» прямо на крыльце. Он протянул Йордан ингалятор:

– Эту пленку нужно проявить. Восьмимиллиметровая, светочувствительность тысяча двести. Справитесь?

– Почему вы не попросите своего дружка из МИ-6? – язвительно поинтересовалась она.

Бонд не собирался защищать Лэмба.

– Он опустошил мой мини-бар на две сотни рандов, а тут нужен человек с ясной головой. Проявка пленки – хитрое дело.

– Хорошо, займусь.

– Сегодня вечером прилетают какие-то партнеры Хайдта. Завтра утром они встречаются в офисе «Грин уэй». – Бонд припомнил точные слова Данна. – Прибывают около семи. Сможете выяснить, кто такие?

– Вы знаете рейсы?

– Нет, но их будет встречать Данн.

– Организуем наблюдение. Квалене справится. Он хоть и шутник, но отличный полицейский.

Да, отличный полицейский. Умеет держать язык за зубами.

Из дома донесся женский голос.

– Ize balulekile, – ответила Йордан.

Последовал короткий обмен репликами на зулу. На лице капитана не дрогнул ни один мускул.

– Вы не откажетесь зайти? Угого хочет убедиться, что вы не бандит. Я уже объяснила, но она все равно беспокоится.

Бонд проследовал за ней в чистенькую, мило обставленную квартирку с плакатами, коврами и фотографиями на стенах. Пожилая женщина, к которой обращалась Йордан, сидела за большим столом, накрытым на двоих, – Бонд оторвал их от ужина. Старушка выглядела очень хрупкой, и Бонд сразу узнал это лицо: оно смотрело с фотографий в кабинете Йордан. На угого было просторное оранжево-коричневое платье, седые волосы коротко пострижены. Она попыталась встать.

– Нет-нет, не нужно, – торопливо сказал Бонд.

Она все равно поднялась и, горбясь, прошаркала вперед, чтобы пожать гостю руку. Ладонь у нее оказалась крепкая и сухая.

– А, англичанин, про которого рассказывала Бхека… Не такой уж вы и ужасный.

Йордан бросила на бабушку испепеляющий взгляд.

– Меня зовут Мбали, – представилась старушка.

– Джеймс.

– Пойду прилягу. Бхека, покорми гостя. Он такой тощий.

– Нет-нет, мне пора.

– Ты голодный. Я видела, как ты смотрел на боботи.

Бонд улыбнулся. Он и правда разглядывал стоящий на печи горшок.

– Моя внучка прекрасно готовит. Тебе понравится. А еще выпьешь зулусского пива. Не пробовал?

– Только «Биркенхед» и «Гилрой».

– Зулусское лучше. – Мбали повернулась к внучке. – Дай ему пива и собери поесть. Принеси боботи и соус самбал. – Она с сомнением посмотрела на Бонда. – Острое любишь?

– Люблю.

– Это хорошо.

– Угого, он же сказал, что ему пора, – возразила Йордан.

– Сказал только из-за тебя. Дай ему пива и поесть. Смотри, какой тощий!

– Угого, послушай…

– Что за внучка! Вечно мне перечит.

Старушка проследовала в спальню, прихватив керамический горшочек с пивом. Дверь за ней закрылась.

– Как она себя чувствует? – спросил Бонд.

– Рак.

– Соболезную.

– Все не так плохо. Ей девяносто семь лет.

– А я думал, за семьдесят, – поразился Бонд.

Словно опасаясь, что повисшая тишина вынудит поддерживать беседу, Йордан шагнула к старенькому плейеру и запустила какой-то диск. Из колонок хлынул низкий женский голос с ритмами хип-хопа на заднем плане. Бонд взглянул на обложку: Тандисва Мазваи.

– Садитесь, – пригласила Бонда к столу Йордан.

– Не стоит.

– О чем вы?

– Не надо меня кормить.

– Если угого узнает, что я отпустила вас без пива и боботи, то очень расстроится.

Она выставила на стол глиняный горшок с ротанговой крышкой и наполнила стакан пенистой розоватой жидкостью.

– Это и есть зулусское пиво?

– Да.

– Домашнее?

– Другого не бывает. Бродит три дня. Его пьют еще в процессе ферментации.

Бонд отхлебнул из стакана. Пиво оказалось кисловато-сладким, почти безалкогольным.

Йордан поставила перед ним тарелку боботи и зачерпнула красноватого соуса. Блюдо напоминало английский «пастуший пирог», только сверху не картошка, а яйцо; такой вкуснятины ему еще пробовать не доводилось. Ароматный густой соус был довольно острым.

– Не составите мне компанию? – Бонд кивнул на пустой стул.

Йордан стояла, облокотившись о раковину и скрестив руки на роскошной груди.

– Я уже поужинала, – бросила она, не двигаясь с места.

«Друг или враг…»

Бонд доел.

– А вы незаурядный человек. Прекрасный полицейский, великолепно готовите пиво и, – он кивнул на горшок, – боботи. Если я, конечно, ничего не напутал в произношении…

Нет ответа. Сколько можно злиться?

Подавив раздражение, Бонд перевел разговор на семейные фотографии, что висели по стенам и красовались на каминной полке.

– Похоже, вся история творилась на глазах вашей бабушки.

Йордан бросила нежный взгляд на дверь спальни.

– Угого и есть Южная Африка. Ее дядю ранили англичане в битве при Камбуле, через несколько месяцев после сражения при Исандлване, – я вам о нем рассказывала. Она родилась всего через пару лет после того, как Капская область и Наталь объединились в Южноафриканский союз. В пятидесятые годы ее переселили по принятому при апартеиде Закону о регионах группового проживания, а в пятьдесят восьмом ранили во время акции протеста.

– Что случилось?

– Шарпевильский расстрел. Протестовали против «дампасов» – по-английски их называли «дамб-пассы» – «пропуска для дебилов». При апартеиде людей вполне официально делили на белых, черных и цветных.

Бонду вспомнились разглагольствования Лэмба.

– Черным нельзя было появляться в белых районах без пропуска, подписанного работодателем. Унизительно – просто кошмар. Люди вышли на мирную демонстрацию протеста, а полиция открыла огонь. Почти семьдесят человек погибли, угого ранили в ногу. Теперь она хромает. – Йордан налила себе немного пива и отхлебнула. – Имя мне выбирала угого. Просто сказала родителям, как меня назвать, и те послушались. Обычно с угого не спорят.

– Бхека…

– На зулу это означает «тот, кто следит за людьми».

– Защитник. Выходит, вам на роду написано идти в полицию.

Бонду определенно нравилась музыка.

– Угого – это старая Южная Африка. А я – новая. Дочь зулусов и африканеров. Да, нас называют «страной радуги», но посмотрите на радугу: там ведь разные цвета, и каждый по отдельности. Нам нужно смешивать гены – и я тому пример. Пройдет много времени, но рано или поздно мы своего добьемся. – Йордан холодно посмотрела на гостя. – Вот тогда мы сможем ненавидеть других за дело, а не за цвет кожи.

Бонд невозмутимо выдержал ее взгляд и сказал:

– Спасибо за ужин и за пиво. Мне надо идти.

Йордан проводила его до двери. Бонд шагнул на крыльцо.

И тут увидел человека, который преследовал его с самого Дубая. Синяя куртка, золотая сережка – именно он убил Юсуфа Насада и чуть не прикончил Феликса Лейтера.

Человек стоял на другой стороне дороги, в тени старого здания, украшенного арабской мозаикой со свитками.

– Что случилось?

– Враг.

Мужчина держал в руке мобильный телефон, но не звонил – фотографировал их с Йордан, чтобы доказать: Бонд работает на полицию.

– Хватайте оружие и не выходите из дома. Охраняйте бабушку.

Он метнулся через дорогу. Преследователь бросился вверх по склону Сигнальной горы. На узкой улочке быстро сгущались сумерки.