Текст книги "Советская агентура: очерки истории СССР в послевоенные годы (1944-1948)"

Автор книги: Джеффри Бурдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Женщины на Западной Украине

“Во время войны женщинам приходится совершать такое, что они и представить не могли в мирное время. Нам всем нужно было выжить”.

– Беженка с Западной Украины, июнь 1945[186]186
  Цит. по: W. Lotnik, Nine Lives: Ethnic Conflict in the Polish-Ukrainian Borderlands (London: Serif, 1999), 191.


[Закрыть]

Оперативные сводки НКВД, донесения осведомителей, захваченные документы украинского подполья за военные и послевоенные годы показывают, что роль женщин в украинском антисоветском повстанческом движении резко возросла в 1944–1945 гг. По зрелому размышлению, это наблюдение кажется обоснованным. Для этнических украинцев на Западной Украине вероятность погибнуть между 1939 и 1950 гг. составляла один шанс из трех – в ожесточенных конфликтах с этническими поляками, в ходе массовых арестов и казней, которыми отмечена советская оккупация региона в 1939–1941 гг., или же в период нацистской оккупации, сменившей советскую с июня 1941 г. и продолжавшейся до июля – августа 1944 г. Трудоспособная молодежь при Советах рисковала быть высланной в Сибирь, в исправительно-трудовые лагеря, а позднее, при немцах, – быть направленной на работу в Германию в качестве “остарбайтеров”. С возвращением советских войск в регион осенью 1944 г. любой украинский мужчина старше тринадцати лет рисковал тем, что его могли арестовать, расстрелять, призвать в Красную Армию или в органы НКВД/НКГБ. В итоге большинство западно-украинских мужчин в возрасте от четырнадцати до сорока пяти лет скрывались в лесах или в подземных укрытиях-”схронах”, где и дожидались окончания войны. Кем бы они ни были – друзьями или врагами, советская власть была уверена в одном – ее противник, безусловно, мужского пола[187]187
  Сходное поведение описано в весьма познавательной статье: L. Viola, “We Let the Women Do the Talking”: Bab’i Bunty and the Anatomy of Peasant Revolt // Peasant Rebels Under Stalin: Collectivization and the Culture of Peasant Resistance. New York: Oxford, 1996. P. 181–204. Как объясняет Виола, сравнительно мягкое обращение советской власти с женщинами приводило к тому, что в крестьянской среде развивались отчетливо женские формы сопротивления. Часто именно женщины выражали общее недовольство, в то время как мужчины держались в задних рядах.


[Закрыть].

В разгар советского наступления на Западной Украине, за которым последовало изгнание немецких войск, командир одного из отрядов украинских повстанцев, базировавшегося в районе Равы-Русской на юго-восточной границе Польши, писал в обширном рапорте, датированном 21 августа 1944 г.: “Евреи-коммунисты-большевики считают нас [украинцев – Дж. Б.] врагами. Ни один молодой мужчина [украинец] не может остаться незамеченным большевиками [без того чтобы быть задержанным, избитым, расстрелянным, или высланным]. НКВД проводит аресты с помощью секретных агентов (сиксотов) [так!] и террора. Таким образом, на 13.VIII.44 в селе Лаврикив 9 человек были арестованы с помощью двух осведомителей – один из них белорус, который находился здесь начиная с 1941 г., а другой дурак из нашей собственной штаб-квартиры, который сдал и разрушил всю нашу сеть”. Советы – продолжал он – “окружают села, затем хватают любого, кого они могут найти. Они так грубо высмеивают [сельских жителей], что в конце концов удается выяснять все, что они знают: кто был ответственный офицер местной группы, где он скрывается, где все люди. Большевики использовали этот метод в Билка Масовицка. На 16.VIII.44 они окружили почти 200 людей в селе, но арестовали только 50 людей и били их очень сильно. Они отделили от остальных 10 человек, и оставили двух очень сильно избитых. Некоторые были освобождены в тот же самый день, но оставшиеся 25 человек были задержаны до 21.VIII.44. Таким же образом на 18.VIII.44 [большевики] окружили село Лыпна, схватили всех мужчин в деревне и отделили их от остальных, сожгли три дома, одного человека застрелили и затем уехали в Раву-Русскую”. С того времени, писал он, “всякий раз, когда [люди] видят даже одного [советского]солдата, они убегают из дома. Ночью они [местные жители] не спят”[188]188
  Рапорт командира роты УПА ЕРЕМЫ, датированный 21 августа 1944 г., найденный на трупе повстанца роты ОРЛИКА, убитого в ходе перестрелки с советскими войсками 24 августа. После перевода на русский язык документ был направлен заместителю командира 5-ого Отдела НКВД Украины подполковнику Тарасенко. ДАЛО. Ф. 3 (Львовский обком партии). Оп. 1. Д. 70. Л.56–56 oб.


[Закрыть]. Ниже читаем: “В селе Лисец [в Станиславской области в начале августа 1944 г. – Дж. Б.] появился вербовщик, который забрал много людей. Старики были освобождены”, в то время как остальные мобилизованы в Красную Армию[189]189
  См. рапорт командира отряда повстанцев КОЧЕВИКА из Лисецкого района в штаб-квартиру ОУН, датированный 15 августа 1944. Впоследствии документ был захвачен НКВД. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17 (ЦК ВКП(б)). Оп. 125. Д. 336. Л. 181.


[Закрыть].

Повторное вступление советской войск в западные пограничные области привело к массовому бегству местных жителей из деревень. Это наблюдение подтверждается многочисленными сообщениями очевидца. Врач Зигмунт Клуковский из Щебжешина в Восточной Польше в дневниковой записи от 10 октября 1944 г. оставил описание той же самой модели поведения советских оккупационных сил, имевшей совершенно отчетливую гендерную направленность: “Поздно вечером в воскресенье советские войска окружили село Mазов. Передвигаясь от дома к дому, они арестовали приблизительно трехсот мужчин – все призывного возраста – и отправили их воинские казармы в Замостье. Кажется, что это новый способ мобилизации”[190]190
  Z. Klukowski. Red Shadow: A Physician’s Memoir of the Soviet Occupation of Eastern Poland, 1944–1956. Jefferson: McFarland & Co., 1997. P. 24.


[Закрыть]. В марте 1945 г. в письме к родственникам этническая украинка З. Ф. Шевчук писала из села в Дрогобычской области: “Весна здесь будет трудная. Немцы забрали всех наших лошадей и телеги, а советы – мужчин до сорока пяти лет в армию. Только несколько [мужчин – Дж. Б.] остались, [кто] работали в лесу”[191]191
  Письмо украинской женщины З. Ф. Шевчук из села Долгое Меденицкого района Дрогобычской области родственникам в Кировоградскую область, датированное 20 марта 1945 г. Задержано и скопировано военной цензурой. ДАЛО. Ф. 5001 (Дрогобычский обком партии). Оп. 6. Д. 46. Л.96–96 oб.


[Закрыть]. В таком же духе другая крестьянка из Дрогобыча, М. С. Васюрко, писала мужу 4 апреля 1945 г.: “Здесь очень тепло, погода весенняя. Но это ничего не значит, так как у нас нет лошадей в селе и нет мужчин. В селе остались только женщины и несколько стариков”[192]192
  Письмо украинской женщины М. С. Васюрко из деревни Лышняя Дрогобычского района той же области своему мужу, датированное 4 апреля 1945 г. Задержано и скопировано военной цензурой. ДAЛO. Ф. 5001. Оп. 6. Д. 46. Л. 97.


[Закрыть].

Когда советские войска только вошли на Западную Украину в 1944 г., применение насилий и репрессий имело гендерный характер. Сначала от вторжения советских сил пострадали в первую очередь мужчины-украинцы. Женщины, хотя и становились прямо или косвенно его жертвами, все же были в известной мере значительно свободнее в своих передвижениях. В таких обстоятельствах, украинское националистическое подполье, не имея другого выбора, все больше и больше полагалось на женщин и девушек, поручая им выполнение жизненно важных для повстанческого движения задач.

Так было не всегда. В своем исследовании Дж. Армстронг поддерживает сложившееся о том, что до 1944 г. украинское подполье не уделяло особого внимания женщинам в своих рядах: “В целом, наблюдатели, принадлежащие к украинскому националистическому движению, согласны в том, что женщины были менее политически активны чем мужчины. Поскольку имеется слишком мало доказательств, чтобы категорически утверждать подобное, можно только предположить, что [украинское – Дж. Б.] националистическое движение пренебрегло полезным источником поддержки, которым, конечно же, воспользовалось коммунистическое подполье”[193]193
  J. A. Armstrong. UkrainianNationalism, 1939–1945. Englewood: Ukrainian Academic Press. 1990. P. 187–188; K. D. Slepyan. ‘The People’s Avengers’: Soviet Partisans, Stalinist Society and the Politics of Resistance, 1941–1944. Ph. D. Diss. University of Michigan, 1994. P. 250–265.


[Закрыть].

Но нужда – мать изобретений. На Западной Украине это привело к тому, что в украинском националистическом подполье стало возрастать число женщин и девушек, целенаправленно вступавших в ряды повстанцев и выполнявших насущные задачи этого движения. Разработчиком принципиально новой тактики ОУН-УПА, связанной с переходом к вербовке женщин-агентов, был Григорий Прышляк (оперативный псевдоним МИКУШКА), возглавлявший весной 1944 г. Службу безпеки (СБ), или службу безопасности западно-украинского подполья[194]194
  Одним из этих новых членов была Mария Савчин (оперативный псевдоним МАРИЧКА), оставившая пространные воспоминания о вступлении в ряды подпольщиков и о последующей работе. См.: M. Savchyn. Op.cit.


[Закрыть]. В расшифровке стенограммы допроса НКВД начальника СБ города Львова Иосифа Панькова, захваченного Советами 28 октября 1944 г., совершенно определено говорится о новой, основанной на гендерном принципе, тактике украинского подполья накануне возвращения советский войск на Западную Украину: “«МИКУШКА», исходя из той же оценки положения, что для мужщин [так!], в частности участников СБ с приходом Красной Армии в гор. Львов будет затруднено легальное нахождение в Львове, решил переориентироваться [т. е. переориентировать тактику повстанцев – Дж. Б.] на использование женщин для работы в СБ”[195]195
  ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 135. Л. 193.


[Закрыть]. Впоследствии Паньков приказал ликвидировать существующие контакты, которые поддерживали агенты-мужчины. Этих людей реорганизовали в боевые отряды, мобилизовав для партизанской войны против Советов. На их место Паньков завербовал и обучил исключительно агентов женщин. Поскольку он сам готовился покинуть Львов, его родная сестра Юлия Панькова (оперативный псевдоним УЛЬЯНА) была назначена руководителем СБ по городу Львову. В это время ей было двадцать три года[196]196
  Очевидно, в июне 1945 г. УЛЬЯНА была перевербована и стала советским агентом Хотя ее агентурные данные были переданы в центральный архив Комитета Государственной Безопасности (КГБ), сохранилось личное дело агента вместе с информационным сообщением о ее вербовке. Доклад Народного комиссара внутренних дел Украины. Т. A. Строкача показывает, что УЛЬЯНА была самым важным агентом, которым он руководил непосредственно. См. личное дело и доклад Строкача, датированный 13 июня 1945, в: ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 487. Л.75–76 (“Дубликат личного дела агента УЛЬЯНА”).


[Закрыть].

Вскоре, по приказу руководства украинского националистического повстанческого движения, начался массовый призыв женщин в ряды подпольщиков. Первоначально массовая вербовка привлекла большее число женщин на вспомогательные роли. Например, в июле 1944 г. появились указания об увеличении числа женщин на экономической работе[197]197
  Секретные повстанческие “временные инструкции”, как следует действовать в случае вступления Красной Армии на Западную Украину, датированы 7 июля 1944. ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 126. Л. 234


[Закрыть]. Директивы повстанцев, датированные 14 августа 1944 г., раскрывали роль женщин в поддержании связи между отрядами: “Как можно скорее организуйте систему коммуникаций с подрайонными отрядами ОУН. Каждая линия связи должна быть составлена из четырех девушек: одна из района и три из подрайонов”[198]198
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 336. Л. 48.


[Закрыть]. 11 августа 1944 г. и повторно в начале октября 1944 г. были даны точные инструкции о расширении “жiночоi сiтки” – повстанческой “женской сети”[199]199
  ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 126. Л.226–228 oб.; Л.315–315 oб.


[Закрыть]. Для создания этих расширенных сетей требовалось привлечь надежных женщин, которым можно было бы поручить тайные задания – передавать сообщения, доставлять секретные грузы по указанным маршрутам, следить за объектами, работать санитарками в отрядах, снабжать бойцов продовольствием, и даже участвовать в диверсионных операциях. В инструкции, датированной октябрем 1944 г., женщинам отводился более широкий спектр ролей: “Под различными предлогами послать часть кадров [повстанцев – Дж. Б.] (особенно женщин) в города и рабочую среду.”[200]200
  Инструкции из центральной штаб-квартиры ОУН-УПА, датированные 10 октября 1944 г., сохранены в МВД в «Особых папках» Сталина. Совершенно секретный доклад Берии Сталину датирован 6 января 1945. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 92. Л. 55. Есть основания полагать, что “феминизация подполья” происходила во всех регионах, попавших под советский контроль. См. многочисленные упоминания о женщинах в: Klukowski. Op.cit. См., например, его высказывания на с. 41: “Это возможно [главный] контакт… только через женщин-связных”.


[Закрыть]. Другие директивы, появившиеся в том же месяце, требовали привлекать украинских женщин к работе в УКК – Украинском Красном Кресте[201]201
  ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 126. Л.316–317 oб.


[Закрыть]. С конца 1944 г. женщины-агенты украинского националистического подолья, прошедшие курс элементарной подготовки, регулярно направлялись на Восточную Украину для проведения тайных операций[202]202
  ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 292. Л. 15.


[Закрыть]. Скоро в практику оперативной работы повстанцев вошло положение о том, что украинские “женщины точно также обязаны служить подполью, как и мужчины… Все женщины в подполье должны носить пистолеты и, в зависимости от наличия, другое оружие”[203]203
  ДАЛО. Ф. 5001. Оп. 7. Д. 220. Л. 143.


[Закрыть]. К июлю 1945 г. органы НКВД регулярно сообщали данные о вооруженных отрядах повстанцев, состоящих преимущественно или исключительно из молодых украинских женщин[204]204
  См., например, написанное от руки донесение офицера Яковлева, руководившего операциями НКВД в Шумском районе, на имя начальника Шумского районного отдела НКВД капитана Треско. Яковлев описывал диверсионную группу УПА из десяти женщин, вооруженных автоматами и одетых в военную форму, которые иногда выдавали себя за советский партизанский отряд. ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 487. Л.203–203 oб.


[Закрыть].

Феминизация украинского подполья

“Женщина, когда стремиться к подлости, способна опуститься намного ниже, чем самая гнусная мужская особь”.

– Хамиль Грант. “Шпионаж и разведка” (1915)[205]205
  Цит. по: J. Wheelwright. The Fatal Lover: Mata Hari and the Myth of Women in Espionage. London: Collins & Brown, 1992. P. 1. Об образах женщин-шпионок см. новаторскую работу: Ch. Bold. Under the Very Skirts of Britannia: Re-Reading Women in the James Bond Novels // Queen’s Quarterly. 1993. Summer. P. 311–328; а также: J. Wheelwright. Poisoned Honey: The Myth of Women in Espionage // Queen’s Quarterly. 1993. Summer. P. 291–310. О смене ролей в разведке и появлении вместо традиционной коварной соблазнительницы, заманивающей потенциального информатора в свои сети, “шпионов-Ромео”, вербующих женщин, см. автобиографию руководителя внешней разведки ГДР Маркуса Вольфа: M. Wolf. Spying for Love // Man Without a Face: The Autobiography of Communism’s Greatest Spymaster. New York: Random House, 1997. P. 123–150.


[Закрыть]

Еще накануне “освобождения” Советами Западной Украины, в конце июля-августа 1944 г., донесения немецкой военной разведки с удовлетворением отмечали явный сдвиг в повстанческой тактике в пользу привлечения женщин к работе в подполье. Так в середине 1944 г. в совершенно секретном меморандуме имя обер-группенфюрера СС Ханса Пруцмана бригаденфюрер Бреннер писал о том, что “УПА приостановила все атаки на части немецкой армии. УПА систематически посылает разведчиков, в основном молодых женщин, на занятую противником территорию, и полученные разведданные передаются в Отдел 1С группы армии” вермахта на Южном фронте[206]206
  ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 1. Д. 4152. Л. 340. Об ‘отделах Пруцмана’ см.: P. Biddiscombe. Werewolf! The History of the National Socialist Guerrilla Movement, 1944–1946. Toronto: University of Toronto Press, 1998.
  Сами немцы, напротив, по всей видимости избегали использовать агентов-женщин на Востоке: “Агенты женщины. Существовали опасения, что женщина – хотя она и скорее может пойти навстречу немецким предложениям – столь же легко поддается и воздействиям других сил. Кроме того, использование женщин наносило вред дисциплине в группе. Поэтому в отделе F[ront] А[uf] K[laerung] III агенты-женщины использовались только в особых случаях, когда не удавалось найти никакого другого способа”. Отдел FAK отвечал за фронтовую разведку и контрразведку абвера. См.: German Methods of Combating the Soviet Intelligence Services. 3 May 1946. NARA RG 319 Records of the Army Staff. Records of the Office of the Assistant Chief of Staff. G-2, Intelligence. Records of the Investigative Records Repository. Security Classified Intelligence and Investigative Dossiers, 1939-76. NND921046 Heinrich Schmalschlaeger. IRR Box 11. Folders 1–2, 5–6. [“Немецкие методы борьбы с советской разведкой”. 3 мая 1946 г. NARA RG 319. Документы Главного штаба вооруженных сил. Документы канцелярии заместителя начальника штаба. G-2. Разведка. Документы архива следственных дел. Секретные досье разведки и следствия, 1936–1976 гг. NND921046. Генрих Шмальшлегер. IRR. Ящик 11. Папки 1–2, 5–6].
  Немецкая тактика изменилась к концу войны. “Среди стажеров [отрядов “вервольфов” – Дж. Б.] были женщины и большое число членов гитлерюгенда”. NARA. RG319. Records of the Army Staff, Records of the Office of the Assistant Chief of Staff, G-2, Intelligence, Records of the Investigative Records Repository. Security Classified Intelligence and Investigative Dossiers, 1939-76. U.S. Army Interrogation of Josef L. Roosen, 29 May 1945. Extract, 3. [NARA. RG319. Документы Главного штаба вооруженных сил. Документы канцелярии заместителя начальника штаба. G-2. Разведка. Документы архива следственных дел. Секретные досье разведки и следствия, 1936–1976 гг. Материалы допроса Йозефа Л. Роозена военной разведкой, 29 мая 1945 г. Отрывок, с. 3.].


[Закрыть]. (Ханс Пруцман был главой СС на Украине – им были созданы так называемые отделы Пруцмана, т. е. оставляемая в тылу противника диверсионная сеть или отряды “вервольфов”). Доклад Бреннера попал в руки Советов и постоянно входил в состав “особой папки” НКВД за военный период и послевоенные годы, когда проводились разведывательные операции на Западной Украине[207]207
  О разведывательных операциях западных спецслужб на Западной Украине во время и после Второй мировой войны см.: J. Burds. The Early Cold War in Soviet West Ukraine, 1944–1948 / The Carl Beck Papers in Russian and East European Studies. No. 1505. Pittsburgh: University of Pittsburgh, 2001.


[Закрыть].

Явный гендерный сдвиг в тактике украинского повстанческого движения почти сразу же был замечен боевыми частями НКВД, действовавшими на Западной Украине. В совершенно секретном докладе в НКВД, датированном 11 ноября 1944 г., майор государственной безопасности В. А. Чугунов обобщал данные, полученные во время допросов ключевых фигур украинского подполья. Благодаря его докладу Советам стали понятнее изменения в тактике повстанцев, которые шире, чем прежде, привлекали в свои ряды украинских женщин и девушек:

После изгнания немецких оккупантов из западных областей Украины и проведения мобилизации мужского населения в Красную Армию, по приказу местного командования ОУН были созданы сельские, подрайонные, районные, окружные и областные руководства ОУН из числа [местных – Дж. Б.] женщин, которые имеют следующие референтуры: хозяйственную, связи и разведки.

В настоящее время женская хозяйственная референтура играет основную роль в сборе продовольствия и других вещей, необходимых УПА, так как они в своей хозяйственной деятельности находятся вне всяких подозрений. Все собранное продовольствие и вещи затем передаются в распоряжение бандитов.

Основная задача женской разведки – это сбор информации о передвижении частей Красной Армии, и о выездах из районных центров сотрудников НКВД на операции. Станичная [т. е. назначенная из числа местных жителей – Дж. Б.] женщина каждый день назначает в порядке очередности по несколько разведчиц. Каждая разведчица обязана три раза в день являться в назначенный ей населенный пункт (утром, в обед и вечером) узнать, что там нового, нет ли там [советских] войск и проинформировать станичную [женщину] соседнего села о положении в селе, из которого она пришла. Эта информация проверяется [каждый день непосредственно станичной] на встрече с каждой разведчицей. Ежедневно информация концентрируется у станичной, которая принимает решение в части предупреждения бандитов, скрывающихся [в окрестностях] нелегалов.

Связные из числа женщин являются постоянными и должны сохранять полную секретность. Связная одного населенного пункта знает только одну связную, с которой ей поручено поддерживать связь. По этой эстафетной связи из села в село передается корреспонденция [повстанцев]: различные распоряжения, листовки, и националистическая литература. Эти же связные являются руководителями различных посыльных, которые следуют по делам организации и следят за передвижением членов ОУН[208]208
  Совершенно секретное донесение заместителя начальника Шестого отдела OBB НКВД СССР майора МГБ Чугунова 11 ноября 1944 г. ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 381. Л.164–168. Доклад основан на материалах допросов членов ОУН-УПА Петра Дьячишина и Михайло Гачкевича, проведенных в октябре 1944 г. Биографические данные см.: Содоль. Op.cit. Т. II. С. 21. Копия допроса Дьячишина хранится в: ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 487. Л.79–96.


[Закрыть].

Местные женщины и дети обычно подавали сигнал тревоги, предупреждая повстанцев, скрывающихся от новых властей в их или ближнем селе. Так как традиционный крик “Хлопцы, ворог близко!” все чаще приводил к репрессиям, к концу 1944 г. были появились новые способы привлечь внимание и при этом защититься от возмездия со стороны советов: “Бандиты!”, “Грабят!” или “Убивают!”

Конечно, собрать информацию еще не означает выработать успешные методы борьбы с противником. В конце 1944 – начале 1945 г. советская разведка все чаще отмечала, что повстанцы все больше полагаются на женщин и детей. Советы пытались найти решение этой проблемы. В совершенно секретном докладе, датированном 6 октября 1944 г., командир пограничного отряда НКВД на Украинском фронте подчеркивал трудности, создаваемые украинскими женщинами и детьми, которые своей шпионской деятельностью серьезно подрывали эффективность советских операций: “Многие дети в возрасте 12–15 лет и женщины работали и продолжают работать как активные осведомители и посыльные между бандами и подпольными организациями ОУН и УПА. Они также организовывают доставку продовольствия для банд и предупреждают их относительно появления [советских – Дж. Б.] пограничных дозоров в их областях и о возможных военных действий последних против них. Это соответствует инструкциям центра ОУН, который приказал [местным командирам], использовать [больше] женщин для подпольной работы – главным образом для связи периферии и центра”[209]209
  Из совершенно секретного доклада командира пограничного дозора НКВД на Украинском фронте Грушецкому, 6 октября 1944. ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 70. Л. 5 oб.


[Закрыть].

Мер, принимаемых советскими войсками, было явно недостаточно для решения специфической проблемы, вызванной участием женщин и детей в повстанческом движении. Подобная мысль стала настойчиво повторяться в докладах, поступавших в центр из самых разных районов Западной Украины. В январе 1945 г. в докладе, обращенном непосредственно к Первому секретарю ЦК КПУ(б) Никите Хрущеву, секретарь Жолкевского райкома Бычков писал: украинское подполье “имеет большую женскую организацию – так называемую женскую сеть (жiноча сiтка)… [Женщины Дж. Б.] – их главная сила – в сигнализации, продовольствии, и так далее. Я встречал их. Однако мы арестовали очень немного женщин”. Обращаясь прямо к Хрущеву, Бычков мрачно замечал: “Мы должны сделать что-нибудь больше относительно этих женщин!”[210]210
  Из стенографического отчета о встрече Хрущева с руководством советской кампании по умиротворению Западной Украины, 10 января 1945. ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 191. Л. 51.


[Закрыть].

В регулярных докладах МВД Сталину о борьбе с движением сопротивления на Западной Украине мы не встречаем ни одного упоминания о женщинах среди убитых или захваченных повстанцах вплоть до февраля 1945 г.[211]211
  Этот вывод основан на обзоре периодических докладов НКВД Сталину, хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации в Москве, составленном В. А. Козловым и СВ. Мироненко. См.: “Особая папка” КВ. Сталина. Москва: Благовест, 1994. Первой украинской женщиной-шпионкой, упомянутой в донесениях Сталину, была доктор Мария Коцуба (оперативный псевдоним “Марта”), задержанная в Станиславове в феврале 1945 г. “Марта” была дочерью известного украинско-галицийского генерала Первой мировой войны М. Тарновского. См.: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 93. Л.54–62. Л.55–56 (совершенно секретный доклад, датированный 12 февраля).


[Закрыть] С этого времени женщины появляются в этих сводках все чаще. Это соответствует свидетельствам с мест, отмечающим рост числа убитых советскими войсками женщин, подозреваемых в принадлежности к подполью[212]212
  О “героическом” участии женщин в украинском антисоветском подполье, см.: Марта Н. [Галина Савіцька-Голояд]. Жінка в Украіньскому визвольному Русі. Р. 88–102, С. Ф. Хмель. Украiнська партизанка з крайових матерiалiв Лондон, 1959.
  Марта Н. также приводит множество примеров гибели украинок, замученных Советами, но так и не выдавших сведений о повстанцах. См. также двадцать пять автобиографических очерков об украинских женщинах-подпольщицах: Лimonuc нiскореной Украини. Т. I. С. 424–640; а также пятнадцать биографий женщин-повстанцев в: Содоль. Op. Cit. Т. I. С. 70–73, 79, 83–84, 104-5, 116–117; Т. П. С. 10, 20, 26–27, 35–36, 44–45, 81.


[Закрыть]. Хотя в советских источниках общая численность потерь повстанцев указывается без разделения погибших по половому признаку, можно попытаться оценить долю женщин среди жертв советского насилия, используя данные сообщений об отдельных операциях.

К марту 1945 г. ОУН-УПА, ранее полагавшиеся на женщин лишь в отдельных случаях, стали полностью зависеть от них во всех областях нелегальной деятельности. Вот лишь один пример: с 20 февраля по 24 марта 1945 г. местные органы НКВД и НКГБ арестовали сто пятнадцать членов подполья ОУН в Лопатинском районе (в окрестностях Львова). Из них двадцать пять вели подпольную работу для ОУН в районном центре, передавая информацию военным отрядам. Большинство этих секретных агентов повстанцев были женщины[213]213
  Из доклада секретаря Лопатинского райкома Костенко. ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 195. Л. 115.


[Закрыть].

Возрастающее участие женщин не осталось незамеченным местными советскими кадрами, ответственными за подавление повстанческой деятельности. Например, первый секретарь Струмиловского райкома партии Боргунов (также из окрестностей Львова) определял женщин как главного врага советской власти за пределами непосредственных боевых столкновений: “Мы имеем огромное число женских сетей (жiноча сiтка) [украинских повстанцев – Дж. Б.]. Из данных явствует, что в селах, скажем, с 1000 жителей имеются 50–60 членов ОУН, и значительная доля их – женщины. В некоторых селах они руководят [подпольной] работой. Женские сети [как правило] не военные части, а скорее формируют организационную, вспомогательную силу из бандитов [т. е. повстанцев], с которыми, – угрожающе заключает Боргунов, – мы должны рассчитаться, если не теперь, то позже”[214]214
  ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 195. Л. 125. Подробные данные см.: ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 126. Л. 201–202. В числе названных здесь 300 членов “банд” ОУН-УПА 80 – женщины.


[Закрыть].

“Грехи их отцов”: борьба советской власти с семьями повстанцев

Беспрецедентный рост числа украинских женщин в подпольном движении в 1944–1945 гг. превышал потребности подполья. Возрастание доли украинских женщин в рядах повстанцев вызывалось общим пробуждением политического самосознания западно-украинских женщин в жестоких условиях советской оккупации. Женщины начинали поддерживать повстанческое движение по ряду причин. Однако политика новых властей, не проводившая различий между повстанцами и гражданским населением в целом, здесь – как и в других регионах – в значительной мере способствовала вовлечению многих женщин в борьбу с Советами. Главная проблема состояла в том, что к ответственности за действия повстанцев привлекались и наказывались их жены и другие близкие родственники. Как заметил один из офицеров УПА в августе 1944 г.: “Большевики, сами не понимают, что они делают: или заставляют людей прятаться, или арестовывают их. Мы должны принять это во внимание, так как в этом [в злоупотреблениях советской власти – Дж. Б.] заключаются и наша сила, и наша надежда”[215]215
  Рапорт командира роты УПА ЕРЕМЫ, датированный 21 августа 1944 г. найден на трупе повстанца роты ОРЛИКА, погибшего во время перестрелки с советскими войсками 24 августа. ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 70. Л. 56.


[Закрыть].

Репрессии против членов семей подпольщиков являлись насущной частью методов проведения советской политики в областях, охваченных повстанческим движением. Уже в январе 1945 г. Советы ясно осознали некоторую противоречивость своих методов. На совещании руководителей районов и сотрудников НКВД-НКГБ Львовской области непосредственные проводники этой политики усмирения региона подверглись острой критике за недостатки в работе с семьями повстанцев. “В нашей работе имеется одна ошибка, – доказывал командир 88-ого пограничного отряда НКВД, – Мы убиваем повстанцев, мы видим мертвого повстанца, но за каждым [мертвым] повстанцем остается жена, брат, сестра и так далее”. Членов семей погибших объединяет чувство преследования со стороны властей – в будущем оно порождает бесчисленные очаги сопротивления. Когда же, спрашивал командир отряда, советские войска начнут наказывать семьи повстанцев?[216]216
  ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 191. Л. 46. Как следует из донесения из Дрогобыча, датированного 27 декабря 1945 г., многие жители поддерживали эту точку зрения. ДАЛО. Ф. 5001. Оп. 6. Д. 53. Л. 233–234.


[Закрыть]

Советские должностные лица на Западной Украине пришли к выводу, что недостаточно ликвидировать одних лишь активных участников повстанческого движения: зараза должна быть вырвана с корнем – нужно всячески преследовать, арестовывать, сажать в тюрьмы, подвергать пыткам и депортировать членов их семей. В феврале 1946 г., на встрече Н. С. Хрущева с районными и областными партийными руководителями, начальниками областных управлений НКГБ и НКВД и командующими военными округами на Западной Украине, первый секретарь Дрогобычского обкома Олексенко обратился прямо к Хрущеву: “Я прошу Вас, Никита Сергеевич. Дайте нам эшелоны, чтобы мы могли выслать семейства повстанцев. Это имеет большое значение и поможет нам достигнуть [нашей цели – Дж. Б.]. Мы готовы провести массовые высылки…”[217]217
  Фрагмент “Стенограммы совещания секретарей обкомов КПУ(б), нач[альников] облуправлений НКВД, НКГБ, командующих военных округов, от 14 февраля 1946 г.” Центральный Государственный Архив Общественных Организаций Украины (Центральний державний архiв громадьских об’єднань України – далее ЦДАГОУ). Ф. 1 (ЦК Компартии Украины. Особый сектор. Секретная часть). Оп. 23. Д. 2884. Л. 39.


[Закрыть].

В течение недели Хрущев дал свое официальное согласие на расширение акций против националистического подполья, после чего резко возросло число членов семей повстанцев, депортированных с Западной Украины. Начиная с июня 1945 г. 10 139 украинских семей (26 093 человек), заподозренных в антисоветской деятельности, уже были высланы в Сибирь[218]218
  Данные для семи областей Западной Украины составлены на основе отчетов в: ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 349. Л. 1; Д. 352. Л.69–77.


[Закрыть]. Первоначально “многие полагали, что мы [советские должностные лица] фактически не будем высылать их, а только попугаем”[219]219
  Настроения населения обобщались в регулярных докладах. См., например, доклад секретаря Дрогобычского обкома Олексенко Хрущеву, датированной 27 декабря 1945 г. “О реагировании населения и бандитов на выселение семей бандитов”. ДАЛО. Ф. 5001. Оп. 6. Д. 53. Л.233–234.


[Закрыть]. Понимание пришло, как только увеличились темпы высылок. К концу 1947 г. из семи областей Западной Украины на Дальний Восток было выслано 26 644 семей повстанцев, что поставляло 76 192 человека —18 866 мужчин; 35 152 женщины и 22 174 ребенка. Таким образом, число женщин и детей превосходило число взрослых мужчин больше чем в три раза. По распоряжению от 10 сентября 1947 г. 21 380 семьи (61 814 человек) из западно-украинских областей направлялись на работы на шахты Дальнего Востока[220]220
  Совершенно секретное донесение начальника МВД Круглова Сталину и Берии, датированное 7 февраля 1948 г. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 199. Л.205–209. Западно-украинские семьи депортировались по резолюции Совнаркома № 35, датированной 8 января 1945 г. о политической высылке или спецпереселенцах. Только в октябре 1947 г. 13592 сотрудников органов государственной безопасности и войск МВД приняли участие в массовых высылках членов семей лиц, подозреваемых в активном участии в повстанческом движении. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 199. Л.288–298; Ф. Р-9479 (Отдел спецпереселенцев НКВД СССР). Оп. 1. Д. 257 (“Сводные статистические данные”). См. также: “Докладная записка о проведенных мероприятиях по обеспечению выселения семей активных националистов бандитов”, составленная наркомом МГБ Украины Савченко на имя Л. Кагановича и датированная 14 октября 1947 г. РГАСПИ. Ф. 81. (Фонд Лазаря Моисеевича Кагановича (1920–1957 гг.) [1893–1957]). Оп. 3. Д. 129. Л. 226–232.


[Закрыть]. На практике депортации означали, что советское законодательство карало не только предполагаемых повстанцев, но также и членов их семей[221]221
  Наиболее полное исследование, посвященное советской политике массовых депортаций, см: В. Алферова. Государственная политика в отношении депортированных народов (конец 30-х – 50-e гг.). Дисс… канд. ист. наук. М., МГУ, 1998. Cр.: T. Martin. The Origins of Soviet Ethnic Cleansing // The Journal of Modern History. 1998. Vol. 70. № 4. P. 813–861.


[Закрыть]. Схваченные этой “ловушкой-22”, в результате жестокой советской оккупационной политики, женщины и девушки все больше и больше вставали в ряды украинского антисоветского повстанческого подполья.