Текст книги "Советская агентура: очерки истории СССР в послевоенные годы (1944-1948)"
Автор книги: Джеффри Бурдс
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
II. От Второй Мировой к Гражданской войне
Хотя сегодня нам трудно вообразить, что борьба за независимость Галиции могла бы увенчаться успехом, в 1944–1945 гг. ОУН надеялась на победу, уповая на три фактора. Первым из них считалась полная поддержка со стороны населения Галиции. Руководство ОУН было убеждено, что никакой оккупационный режим не сможет покорить Галицию, если сами галичане откажутся признать законность этой власти. Вторым фактором была вера в успех, основанная на многочисленности населения. ОУН рассчитывала на то, что послевоенная реконструкция Западной Украины и утверждение советской власти в регионе окажутся не по силам даже Сталину – если все недавно оккупированные Советами области станут очагами упорного сопротивления режиму. Третьим было упование на то, что западные союзники будут настаивать на демократическом решении задач послевоенной реконструкции Восточной Европы. Многочисленные статьи в подпольной националистической печати, а также перехваченные данные разведки повстанцев показывают: ОУН возлагала большие надежды на Третью мировую войну между “Россией” и Америкой. После августа 1945 г. украинские националисты особенно рассчитывали на угрозу применения США атомного оружия[82]82
См., например, отчет в: ДАЛО. Ф. 3. ОП.2. Д. 458. Л. 69.
[Закрыть].
Тем не менее боевой дух украинского националистического подполья был значительно подорван уже одним размахом действий советской власти по установлению своего контроля на Западной Украине в первые шесть месяцев с начала повторной оккупации региона советскими войсками. Стремясь к тому, чтобы народ не прекратил сопротивляться укреплению советской власти на местах, руководство повстанцев было вынуждено вести борьбу сразу на нескольких фронтах.
1. Подпольная война
До тех пор пока украинские националисты открыто противостояли советской власти, задача советских вооруженных сил и органов безопасности была относительно очевидной. Прямой отказ подчиняться советскому режиму означал неповиновение и давал достаточные основания для ареста, тюремного заключения, депортации или смертной казни. Однако националистическое подполье достаточно умело приспособилось к политике железной руки, проводимой Советами. Уже осенью 1944 г. аналитики из советской контрразведки отмечали соответствующее изменение тактики ОУН-УПА:
…активная часть банд “УПА” и силы ОУН до сих пор не проявляли никаких признаков разложения и продолжали действовать. Исходя из складывающихся обстоятельств, они меняют тактику борьбы против советской власти.
В настоящее время бандгруппы “УПА” стали избегать открытой борьбы с [советскими – Дж. Б.] погранвойсками. Подполье ОУН рекомендует всем бандеровцам вступать в Красную Армию, где они должны получить оружие, военную подготовку, завоевать доверие своих офицеров и незаконно проводить широкую пропаганду среди нерусских солдат [в Красной Армии], в особенности среди украинцев, массово дезертировать и присоединяться к отрядам “УПА”[83]83
Совершенно секретный доклад зам. начальника пограничными войсками НКВД Украинского фронта на имя Грушецкого, 6 октября 1944 г. ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1с. Д. 70. Л. 5-6об.
[Закрыть].
С февраля 1944 г. на протяжении многих месяцев и даже лет украинское националистическое подполье показало себя вполне способным адаптироваться к репрессиям со стороны советской власти. Тяжелые потери, понесенные в самом начале, заставили повстанцев изменить тактику и отказаться от прямых военных действий, которые они вели в первые шесть месяцев войны за освобождение Западной Украины от Советов. Подполье сумело эффективно отступить, выдвинув новую задачу – сохранить ряды борцов сопротивления и затаиться до тех пор, пока не представится возможность к наступлению. Новая тактика состояла прежде всего в переходе от открытой к тайной войне. Крупные тяжеловооруженные соединения распускались – вместо них создавались небольшие группы из трех-четырех человек для проведения небольших операций и нападений из засады. В особых случаях действовали более многочисленные отряды, но и их численность не превышала сорока – шестидесяти бойцов. Инструкции УПА начала 1945 г. указывали на резкую перемену тактики: “Мы будем продолжать нашу организационную, политическую и военную работу в полную силу, но более конспиративно, в глубоком подполье”[84]84
Из инструкций УПА всем отрядам и этническим украинским селам, расположенным на границе Западной Украины и Польши. Инструкции были захвачены пограничными войсками НКВД в районе Равы-Русской в июле 1945 г. ДАЛО. Ф. 3. Оп.1. Д. 213. Л. 162–164.
[Закрыть].
2. Укрепление кадровой дисциплины
С осени 1944 г. националистическое подполье постоянно боролось с пораженческими настроениями, угрожавшими уничтожить массовую поддержку украинским повстанцам. На всей территории, ранее оккупированной Германией, новые и новые победы над немецкими войсками создали вокруг советской армии ореол непобедимости. Большинство жителей Галиции устали от войны и не желали воевать против непобедимой, как тогда казалось, Красной Армии. Секретное донесение агента БУРЬЯНА из Буска руководству ОУН, датированное 4 ноября 1944 г., отражает общую атмосферу, в которой приходилось действовать украинским националистам: “Отношение организованного населения к нашему движению сочувственное. Отношение неорганизованного населения отрицательное, поскольку большинство из этих людей не верит в нашу победу над сильным врагом”[85]85
ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1с. Д. 70. Л. 1.
[Закрыть]. Две недели спустя, 13 ноября, БУРЬЯН вернулся к этой теме: “Все население теряет боевой дух… Отношение населения значительно изменилось по сравнению с прошлым месяцем. Люди сильно запуганы арестами и высылкой в Сибирь. Сейчас в целом они не хотят пускать к себе в дом потому, что боятся доноса. В прошлом месяце мы не вели никакой пропаганды, большевики же свою пропаганду ведут”[86]86
ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1с. Д. 70. Л. 2.
[Закрыть]. На общий упадок духа заметно повлияли введенные советской властью военно-полевые суды, а также быстро ухудшающееся материальное положение людей. “В нашем районе много мужиков [в рядах подпольщиков – Дж. Б.], но все сидят без работы, нет никаких сношений по ночам”[87]87
ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1с. Д. 70. Л. 2.
[Закрыть]. Другой повстанец сетовал на то, что советские власти так “запугивают нас, что многие уходят” из рядов сопротивления[88]88
ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1с. Д. 194. Л. 59–60.
[Закрыть]. Поддержка ОУН-УПА со стороны населения таяла на глазах и это становилось главной угрозой подполью. Как показывает совершенно секретный доклад НКВД октября 1944 г., местное украинское “население также начинает проявлять неверие в пропаганду ОУН и постепенно уходит от них. Часть населения оказывает поддержку [советским – Дж. Б.] погранвойскам в борьбе с бандами [повстанцев]”[89]89
ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1с. Д. 70. Л. 6.
[Закрыть].
Главную опасность для подполья – и успех в глазах советских агентов – представляли пессимистические настроения. Они все больше распространялись среди повстанцев, по мере того как широкие слои украинского населения, которые раньше им сочувствовали, теперь от них отрекались, чувствуя неизбежность поражения. Эта перемена обрекала движение на гибель.
Население смотрит на нас (членов [украинского – Дж. Б.] подполья), как на приговоренных к смерти. Они сочувствуют нам, но не верят в наш успех и не хотят связывать с нами свою судьбу. Большинство населения, особенно старики, хотели бы жить так, как мы сейчас, но только чтоб никто им не мешал и не беспокоил[90]90
Доклад районного командира повстанцев, Львовская область, март 1947 г. ДАЛО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 121. Л. 108–113.
[Закрыть].
Чтобы побороть предчувствие неизбежного поражения, подрывавшее моральный дух повстанцев, украинская СБ повсеместно прибегала к акциям устрашения. Эти акции были направлены против двух категорий людей, отколовшихся от движения, – против своих же бойцов и против населения в целом. Действуя в атмосфере фатализма, неся постоянные потери в столкновениях с превосходящими силами советской армии, руководство украинского националистического подполья принимало жесткие меры, чтобы предотвратить дезертирство. Так один из лидеров повстанцев БУРЬЯН предупреждал своего непослушного подчиненного в письме от 10 ноября 1944 г.:
Друг Ульян! Приказываю тебе явиться на собрание оперативных сотрудников разведки [подпольщиков – Дж. Б.], которое состоится 11.12.44 в 16.00 часов. Ты должен взять с собой все донесения разведки за период с 11.1 по 11.12.
Я спрашиваю: Почему ты не подчиняешься приказам? Тебя дважды вызывали на собрания, но ты даже не представил никаких объяснений причин неявки.
Почему ты не явился, как тебе было приказано? Или ты думаешь, что можешь и дальше обманывать нас? Предупреждаю заранее, что мы этого больше не потерпим.
Твои ссылки на то, что слишком занят, не годятся. Солдат на фронте так никогда не скажет. Иначе его ждет расстрел. Выполняй свой долг. Хорошенько прочитай общую инструкцию и узнаешь, в чем состоит твоя работа.
Предупреждаю тебя в последний раз: если ты не подчинишься руководству и не станешь выполнять полученных приказов, мы будем считать тебя предателем Украинского государства и с тобой будут разговаривать по-другому. Догадываешься, каким образом.
Собрание состоится в селе Подушаны. Напиши отчет по образцу.
Прямые обвинения или угрозы были эффективны только в случае неповиновения. Приравнивая неподчинение или неисполнение приказов – признаки упадка боевого духа повстанцев – к предательству Украины, руководство украинского националистического подполья пыталось поддерживать дисциплину среди повстанцев. Однако с течением времени эта тактика слишком часто приводила к тому, что лидеры повстанцев превращались в экстремистов, а рядовые бойцы все больше отрывались от своего руководства.
Когда руководители подполья подозревали своих людей в молчаливом соглашательстве с Советами или в действительном сотрудничестве с врагом, вместо выговоров они сразу прибегали к гораздо более жестким мерам – к тайному составлению и распространению “черных списков”. В начале сентября 1944 г. начальник службы безопасности украинских националистов в Камен-Коширском районе ВЛАС направил неизвестному командиру повстанцев следующее сообщение, указывая на необходимость изучить и ликвидировать двух советских осведомителей в своем отряде:
Настоящим сообщаю вам, что в вашем отряде есть сексоты. Проверьте следующих лиц:
1. БАХНЮК Павел Васильевич, род. в 1923 г. в селе Фаринок Камен-Коширского района.
Вступил в УПА в сентябре 1943 г. До прихода Красной Армии был в отряде МАЗЕПЫ. Добровольно был завербован НКВД, собственноручно составил и подписал свою автобиографию. Кроме того, подписал обязательство сотрудничать с контрразведкой СМЕРШ 70-й армии, выбрав себе псевдоним МИРНЫЙ.
Его обязательство засвидетельствовано начальником Пятого отдела СМЕРШ 70-й армии майором Даронкиным.
Завербованный 24 июня 1944 г., он сообщил [Советам – Дж. Б.] местонахождение вооруженной группы “Дуба” [из состава УПА]. Все донесения направлял под псевдонимом МИРНЫЙ…[92]92
Сообщение датировано 4 сентября 1944 г. ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 126. Л. 355. Похожие случаи см.: ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп.1. Д. 126. Л. 327–329. В документе указано отчество Бахнюка – Васильевич. Такая форма обращения обычно отождествлялась с русскими обычаями и не была характерна для Галиции. Зато она достаточно часто встречается в составленных повстанцами списках лиц, предназначенных к уничтожению.
[Закрыть]
Такого рода документы, достаточно часто встречающиеся в бумагах СБ, наглядно показывают поразительную осведомленность украинского националистического подполья относительно внутренней переписки НКВД и других советских структур, не подлежащей разглашению. Допрошенный сотрудником СБ повстанцев, Бахнюк признался в сотрудничестве со СМЕРШ, под пыткой выдал много другой полезной информации, а затем был казнен вместе с другим бойцом из своего отряда, односельчанином по имени Михайло Фарина[93]93
См. протоколы допросов их обоих в: ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп.1. Д. 126. Л. 356–359.
[Закрыть].
Поскольку такие “черные списки” в основном составлялись на основе слухов и подозрений, повстанцы часто становились жертвами операции, которую советские органы безопасности называли “дезорганизацией” или “разворотом”. Дезорганизация была сознательно направлена на подрыв деятельности подпольщиков. Обычно такого рода операции состояли в том, чтобы сфабриковать доказательства сотрудничества повстанцев с советской властью[94]94
Три примера советских операций, специально направленных на то, чтобы представить подпольщиков-националистов работающими на советские органы, см.: ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 1742. Л. 310–311; Д. 2884. Л. 53–54.
[Закрыть]. Другой распространенной формой дезорганизации стали частые облавы, во время которых “подозреваемых” забирали на допрос в НКВД – одних задерживали на какое-то время, других сразу же отпускали. Такие облавы настолько вошли в обычную практику, что у них появилась двойная цель: таким образом одновременно скрывалась настоящая советская агентурная сеть и в то же самое время сеялись страх и подозрения в рядах подпольщиков. Бесконечные аресты и допросы заметно разрушали объективные критерии, по которым можно было бы судить о преданности украинских повстанцев своему делу. В итоге подозревать начинали почти каждого. Подрывая доверие людей друг к другу, систематическая дезорганизация наносила сокрушительный удар по движению сопротивления. В донесении из Буска, датированном 13 ноября 1944 г., отмечалось: “Отношение к нам большевиков отрицательное (враждебное). НКВД старается изо всех сил нас запугать: ежедневно они проводят облавы и аресты местных жителей – как правых, так и виноватых. Их задерживают в НКВД и допрашивают”[95]95
ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1с. Д. 70. Л. 1.
[Закрыть].
3. Террор повстанцев: борьба с массовым дезертирством
“Предупреждаем украинских граждан: все, кто связан с органами НКВД-НКГБ, все, кто каким бы то ни было образом сотрудничает с НКВД… все будут считаться предателями и мы расправимся с ними как с нашими самыми злейшими врагами.”
Как правило, акции устрашения, проводившиеся украинским подпольем, следовали строгому порядку, определенному письменными инструкциями ОУН-УПА. Уже в августе 1944 г., в ответ на попытки НКВД проникнуть в ряды подпольщиков, ОУН ввела в действие “наши контрмеры… ликвидация [советских – Дж. Б.] сексотов всеми доступными средствами (расстрел, повешение и даже четвертование, с надписью на груди: “За сотрудничество с НКВД”)”[97]97
Из совершенно секретной инструкции командира ОУН БАТИ 11 августа 1944 г. ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 70. Л. 37.
[Закрыть]. Согласно другой инструкции акции возмездия были направлены и против людей, которые сами не сотрудничали с НКВД: “В ходе ликвидации указанных лиц, не жалеть ни взрослых членов их семей, ни детей…”[98]98
Из протокола допроса командующего СБ повстанцев во Млиновском районе Ровенской области Ивана Яворского 14 апреля 1944 г. (ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп.1. Д. 381. Л. 54). Приводится в совершенно секретном докладе о терроре ОУН-УПА, подготовленном начальником Первого отдела ГУББ НКВД генерал-майором Горшковым, 26 декабря 1944 г. (Там же. Л. 53–61). Копия оригинальной инструкции, составленной от имени ОЛЕКСЫ, находится в материалах, захваченных советскими войсками. См.: ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 126. Л. 326.
Народное возмущение, вызванное расправами с целыми семьями, заставило руководство ОУН-УПА к 1945 г. отказаться от подобных акций. В “Инструкции командирам отрядов”, датированной 21 ноября 1944 г., их мягко упрекали: “Не следует впредь отрезать головы [советских – Дж. Б.] сексотов”. (ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 126. Л. 306). Через пять месяцев последовали более четкие указания, выдержанные в гораздо более жестком тоне. Так, в мае 1945 г. инструкцией Верховного Командования УПА предписывалось: “Проводите массовое уничтожение сексотов, но не взваливайте вину на членов их семей. Допускается конфискация или уничтожение их имущества”. ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 292. Л. 14.
[Закрыть]. Эта угроза со стороны украинского националистического подполья распространялась с помощью отпечатанных типографским способом листовок, таких как воззвание 1945 г. “К сексотам, доносчикам, истребителям и т. д.”[99]99
В совершенно секретных директивах ОУН, датированных февралем 1946 г. и сохранившихся в архивных фондах КГБ во Львове, командующий ОУН ЮЛИАН жестко критикует командиров отрядов за то, что они плохо распространяют эту листовку. ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 436. Л. 44.
[Закрыть].
Чтобы предотвратить утечку информации и не допустить сотрудничества населения с советскими властями, украинские подпольщики регулярно составляли списки подозреваемых в коллаборационизме. В обстановке тех лет эти списки служили сигналом для расправы, обычно осуществляемой во время ночных вылазок. Вот пример подобной акции возмездия – события произошли в окрестностях Буска, документ датирован 17 ноября 1944 г.:
Друг Д-Р!
В районе 2Д творятся неслыханные вещи, которые мы должны предотвратить! В селе Волица-Деревянска два человека согласились работать на КГБ: КОНЦ Илья – сочувствующий [ОУН – Дж. Б.] и КОНЮХ Степан – член. Их согласие работать на НКВД потрясло население, так что это может подействовать и на других. В селе Марощанка САХАРЕЛИЧ Микола первым дал согласие работать на НКВД. Чтобы скрыть это от нас, он велел большевикам его арестовать. Кроме того, он выдал двух соседей Хорька и Чайковского. Мы избавимся от этих трех предателей сегодня или завтра.
В селе Спас 6 человек дали согласие работать на НКВД:
1. Ковалик Володимир – член
2. Терпий Иван – член
3. Дьяковский Василь – член
4. Буйциницкий Семен – член
5. Наконечный Иван – сочувствующий
6. Точно не знаю кто.
Друг К-Р
Приходи сегодня в Побужаны, Супрун (КУТАС) и я тоже там будем. Поговорим там более откровенно.
В многочисленных инструкциях УПА прямо описывается, как следует вершить расправу. Цель террора состоит не только в том, чтобы уничтожить заподозренных предателей, но и в том, чтобы запугать остальных и тем самым не допустить возможной измены в будущем. Поэтому ритуальное осквернение тел являлось важной частью террористических методов, применявшихся украинским националистическим подпольем. “Бандиты [повстанцы – Дж. Б.] надругались над трупами [заподозренных в сотрудничестве с Советами]. Со всех тел сняли обувь и одежду, руки и ноги связали как скотину, а лица раскромсали на части”[101]101
Из совершенно секретного доклада руководителя Лопатинского района Маланчука 25 декабря 1944 г. ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 66. Л. 47. О социальном и культурном значении некоторых форм насилия см.: N. Davis. Rites of Violence // Society and Culture in Early Modern France. Stanford: Stanford University Press, 1975. Р. 152–188.
[Закрыть]. В Ровенской области в июне 1944 г. отряды украинских повстанцев казнили местного крестьянина, заподозренного в сотрудничестве с Советами, повесив его посреди села. Затем повстанцы публично осквернили тело – “порубили труп повешенного бандита топором”[102]102
ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 381. Л. 58.
[Закрыть]. Во Львовской области в августе 1944 г. у двух семей по очереди выкололи глаза – будто бы за то, что их близкие сообщили о передвижениях повстанцев советским властям. Трупы затем изрубили в куски на виду у испуганных односельчан[103]103
ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 381. Л. 58.
[Закрыть].
Ритуальное насилие в самых страшных формах применялось украинским подпольем по отношению к приезжим, направленным советской властью на Западную Украину для послевоенного восстановления хозяйства. 13 сентября 1944 г. в Ровенской области повстанцы напали на пятнадцать сотрудников советского районного аппарата. Одному из них удалось сбежать, а четырнадцать остальных увели в лес и расстреляли. Затем повстанцы надругались над трупами, отрезав голову у одного убитого мужчины и ноги и лицо у женщины[104]104
ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 381. Л. 60.
[Закрыть]. Подобные зверства слишком часто встречались повсюду в Галиции в послевоенную эпоху террора и контртеррора. Они дают достаточный материал для обвинений против обоих противоборствующих сторон[105]105
Уделяя здесь внимание террору и зверствам, совершенным украинскими повстанцами с целью запугать людей, сотрудничавших с советской властью, автор отнюдь не утверждает, что украинцы отличались особой склонностью к насилию по сравнению с другими этническими группами (поляками или русскими). Речь идет не о вине той или другой стороны, а об изучении тактической роли насилия и террора.
[Закрыть].
Очевидно, конкретные формы надругательства над телами убитых соответствовали различным степеням предательства[106]106
Ср. воспоминания Чарльза Симича о своем детстве, проведенном в Югославии в годы Второй мировой войны. (Ch. Simic. Anatomy of a Murderer // The New York Review of Books. Vol. XLVII. No. 1 (20 января 2000). P. 26). “Поразительно осознавать, что большинство из 700–800 тыс. югославов, погибших во время Второй мировой войны, были убиты не нацистами, а своими же. В 1944 г. в селе неподалеку от Белграда, где мы матерью гостили у деда, каждое утро мы просыпались и узнавали, что еще кого-то нашли убитым. У каждой из противоборствующих сторон были свои излюбленные способы устранения врагов – и мы пытались догадаться, кто совершил убийство, судя по тому, как оно произошло”.
[Закрыть]. Когда осквернения трупов оказывалось недостаточно для передачи соответствующего символического смысла, подпольщики-националисты высказывались яснее. 21 ноября 1944, в два часа ночи, вооруженный отряд из сорока украинских повстанцев вошел в село Дубечно на Волыни. Обыскав дома председателя и секретаря сельсовета, повстанцы застрелили председателя на глазах односельчан. На спину убитому прицепили записку: “Расстрелянный – глава сельсовета. Если кто-нибудь займет это место – его ждет та же судьба”. Затем вооруженные люди ворвались в забаррикадированное помещение сельсовета, где убили сторожа – украинца по имени Ткачук. На спину ему штыком прикрепили другую записку: “Это труп предателя украинского народа, защищавшего Советы. Если кто-нибудь придет работать на его место, он погибнет точно также”. После этого повстанцы осквернили помещение сельсовета – расклеили антисоветские лозунги и призывы, сорвав со стен и разорвав на куски портреты партийных и советских руководителей. Лица на портретах замазали кровью убитого сторожа-украинца[107]107
ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 381. Л. 60.
[Закрыть].
К ритуальному насилию можно также отнести принуждение членов советского актива выкрикивать бранные слова в адрес Сталина перед тем, как предать их страшной публичной казни, а также надругательство над телами убитых. Зачастую ритуальный террор состоял в осквернении тех или иных предметов – обычно это были символы советской власти. Когда отряд УПА в селе Добряны не смог отыскать комсомолку Теклю Балиас, спрятавшуюся на крыше своего дома, вместо нее повстанцы захватили ее комсомольскую форму. Эту форму они бросили на землю, совершив над ней символический акт осквернения[108]108
Из отчета Первого секретаря Львовского горкома партии Шиптяка 27 августа 1944 г. ДАЛО. Ф. 3 Оп. 1. Д. 66. Л. 12.
[Закрыть]. Приказ № 1 командования дивизии “СХИД” УПА от 14 ноября 1944 г. содержал подробные указания командирам отрядов: писать на стенах красящими средствами разных цветов – кровью людей и животных, сажей, разведенной в молоке и т. п. – такие антибольшевистские лозунги, которые могут особенно сильно воздействовать на местное население[109]109
Из совершенно секретного доклада о терроре ОУН-УПА, подготовленного начальником Первого отдела ГУББ НКВД генерал-майором Горшковым 26 декабря 1944 г. ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 381. Л. 54.
[Закрыть]. Целью подобных действий всегда было наглядно подчеркнуть присутствие украинских повстанцев в том или ином районе. Как отмечалось в инструкциях УПА февраля 1944 г.: “Наши удары против врага [т. е. против Советов – Дж. Б.], против вражеской системы, против сексотов и сочувствующих им должны быть заметны на каждом шагу”[110]110
ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 2968. Л. 201–203.
[Закрыть].
Конечно, у конкретных актов возмездия часто был свой собственный символический смысл. Так А. В. Грицук – повстанец из 10-го Ровенского областного отряда СБ, украинец по своей этнической принадлежности – позднее признался на допросе советским следователям: в январе 1944 г. в селе Грушвица он удавил молодую женщину-украинку той же веревкой, какой советские спецгруппы казнили двух членов областной СБ – НЕЧАЯ и КРЮКА. Женщину подозревали в том, что она выдала двух контрразведчиков повстанцев Советам[111]111
ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 381. Л. 57.
[Закрыть].
Какими бы чудовищными ни были эти акции, ритуальный характер этих казней наглядно показывает, что украинские повстанцы применяли насилие против отдельных лиц в показательных целях. Запугивая этим все население, они пытались предотвратить его сотрудничество с врагом. Инструкции УПА начала 1945 г. требовали: “Не проводить широкого террора против масс. Уничтожать злодеев поодиночке”[112]112
Из инструкции ОУН 1945 г. ГАРФ. Ф.Р-9478. Оп. 1. Д. 292. Л. 29.
[Закрыть]. Лидеры украинских националистов хорошо осознавали, что политика массового террора против всех подряд, проводимая силами недисциплинированных местных отрядов, может лишить подполье массовой поддержки. Поэтому они стремились совершенно однозначно внушить местному населению: следуйте нашим правилам и вас не тронут. Террора против отдельных лиц, как метод, особенно эффективно применялся для запугивания повстанцев, арестованных советскими органами и начавших сотрудничать с властями[113]113
Директива Министра Государственной Безопасности УССР Савченко областному руководству МГБ 15 июня 1948 г. ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 5465. Л. 307–313.
[Закрыть].
Однако постоянная угроза мести повстанцев, направленная против отдельных лиц, оказалась также и наиболее результативной формой психологического террора по отношению ко всему населению в целом. Например, осенью 1946 г., во время советской кампании по хлебозаготовкам, украинское подполье распространяло такие листовки: “Скоро большевики будут проводить хлебозаготовки. Каждый из вас, кто сдаст зерно на заготовительный пункт, будет убит как собака, а вся его семья забита насмерть”[114]114
ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 1741. Л. 48.
[Закрыть]. “Не выполняйте приказов Советов, потому что всякий, кто их выполнит, будет повешен как предатель украинской земли… Если кто из вас сдаст зерно, мы убьем вас как собак, а всю вашу семью повесим или порежем на куски”[115]115
Реконструкция следователей НКВД по рассказам лиц, присутствовавших на сельском сходе, насильно созванном в конце июня 1945 г. в селе Лишневичи Бродского района Львовской области, на котором выступал полковник ОУН-УПА. ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 212. Л. 166.
[Закрыть]. Такого же рода угрозы были обращены к тем, кто занимал должности в сельских советах. Результаты запугивания отмечались в советском докладе осени 1946 г.: “Никто не хочет быть руководителем на селе, потому что днем его выбрали, а на следующее утро он повешен”[116]116
Шестистраничное совершенно секретное сообщение генерал-лейтенанта МГБ Воронина из Львова в Дрогобычский обком партии (сентябрь 1946 г.). ДАЛО. Ф. 5001. Оп. 7. Д. 279. Л. 119-121об.
[Закрыть]. В многочисленных интервью с жителями Западной Украины, записанными в последние годы, присутствует одна и та же деталь: на выборах в сельсоветы крестьяне по возможности старались сделать так, чтобы руководителями оказались холостые мужчины, у которых не было родственников на иждивении. До самого конца 1940-х гг. большинство сельсоветов существовали лишь на бумаге, поскольку местные жители обычно отказывались занимать должности, освобождавшиеся после убийства предыдущих руководителей повстанцами.
Жесткие террористические методы применялись националистическим подпольем по большей части против самих же украинцев и членов их семей, подозреваемых в сотрудничестве с советской властью. Из 11725 зарегистрированных убийств, совершенных украинскими националистами за 24 из первых 35 месяцев после ухода немецких войск (февраль 1944 – декабрь 1946 гг.), в больше чем в половине случаев (6250) жертвами были местные жители– украинцы. Если же сюда отнести и погибших бойцов истребительных батальонов, то доля украинцев среди жертв возрастет почти до 2/3 всех случаев (6980)[117]117
Сведения с февраля 1944 по апрель 1945 г. заимствованы из совершенно секретного доклада Леонтьева, датированного 17 мая 1945 г. ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 352. Л. 43–45. Данные за 1946 г. почерпнуты из совершенно секретных ежемесячных докладов Министра Внутренних Дел СССР С. Круглова Сталину, Молотову, Берии, Жданову и Кузнецову (12 мая 1946 г. -28 января 1947 г.). ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 136. Л. 5; Д. 137. Л. 176; Д. 138. Л. 133–134; Д. 139. Л. 48–49, 143, 267–268, 105; Д. 168. Л. 94. Всего за период до апреля 1947 г. было совершено свыше 18 тыс. убийств. Однако только 11725 жертв классифицировано по категориям.
[Закрыть]. На основе менее точных данных, не разделяя убитых на местных жителей и приехавших советских сотрудников, один киевский историк недавно привел такую оценку: украинские подпольщики-националисты совершили 14500 диверсионных и террористических операций против советских органов власти и лиц, сотрудничавших с ними, убив к концу 1945 г. более 30 тыс. коммунистов, военнослужащих Красной армии и местных жителей, сотрудничавших с Советами[118]118
70 М. В. Коваль. Україна у другій світовій і Великій Вітчизняній війні (1939–1945). Київ, 1994.
[Закрыть].
Напротив, советская власть использовала другие методы – массовый террор путем публичной демонстрации военного превосходства. В первые послевоенные месяцы советская власть не наносила точечных ударов по повстанцам – вместо этого установление контроля над обществом достигалось запугиванием всего населения. В то же самое время особые отряды, маскировавшиеся под бандитов-повстанцев, совершили множество диверсий, операций по дезорганизации и актов саботажа. Целью этих преступлений Советов было сбить с толку местное население, стремившееся к тому, чтобы справедливость была восстановлена иными методами.
Советские органы также практиковали свою особую форму ритуального насилия и надругательства над трупами. Хотя в документах украинского националистического подполья мы не находим на это прямых указаний, рассказы литовских повстанцев, боровшихся с советской властью, отражают стандартную практику руководства НКВД-НКГБ, применявшуюся в кампаниях по усмирению всех западных при-граничных областях СССР после войны:
… недавно отряды НКВД стали надругаться над телами погибших партизан, пытаясь таким образом предотвратить постоянный рост рядов вооруженного сопротивления [Советам – Дж. Б.]. Такое решение было принято 15 февраля 1946 г. С тех пор тела всех партизан стали забирать и свозить на ближайшую площадь, где их выставляли всем напоказ.
Один из первых случаев такого рода произошел с семью бойцами из отряда Виесуласа, убитыми в бою с НКВД. Их тела быстро доставили в село Гарлява, где их сначала бросили на площади на поругание энкаведистам, с грубой бранью пинавшим трупы и плевавшим на них. Затем тело командира отряда привязали стоймя так, чтобы казалось, будто командир обращается к остальным. Наконец, внесли последний штрих – в рот ему засунули трубу, после чего сцену можно было показать всем жителям поселка[119]119
См. захватывающий и в целом достоверный рассказ одного из лидеров литовских повстанцев Юозаса Даумантаса: Juozas Daumantas. Fighters for Freedom: Lithuanian Partisans versus the U.S.S.R (1944–1947). 2nd ed. Toronto, 1975. Р. 125. Подобные методы использовались во всех западных приграничных областях СССР, поскольку офицеры НКВД/НКГБ часто переводились из одной республики в другую, в зависимости от того, насколько сильно было там сопротивление советской власти.
[Закрыть].
В другом случае тела пятерых партизан, которые, прежде чем погибнуть, убили тринадцать советских сотрудников, “подверглись тем жутким надругательствам, на которые коммунисты были такие мастера. Одним продели в ноздри четки, другим засунули в рот молитвенники, а на телах у всех у них вырезали… литовские [национальные – Дж. Б.] символы”[120]120
Ibid. Р. 138.
[Закрыть]. Советская практика выставлять на показ трупы убитых повстанцев не сводилась к одной лишь символической демонстрации террора и жестокости с очевидной целью запугать потенциальную оппозицию. Эта практика была также частью советских методов оперативной работы: сотрудники НКВД-НКГБ “с легкостью распознавали выражения лиц зрителей, проходивших мимо один за другим. Поскольку им нужно было установить личность погибших партизан, то они [тайно – Дж. Б.] установили наблюдение и стали забирать на допрос всех людей, кто выглядел потрясенным или опечаленным этим зрелищем”[121]121
Ibid. Р. 125.
[Закрыть]. Сотрудники советских органов также устанавливали наблюдение за захоронениями партизан, стараясь не допустить, чтобы убитые “бандиты” превратились в мучеников антисоветского повстанческого движения[122]122
Ibid. Р. 125–126. Сегодня по всей Западной Украине в глухих горных районах и в лесах можно встретить кресты или другие памятники павшим в те годы повстанцам.
[Закрыть].
Со стороны Советов террор не был делом рук отдельных офицеров-садистов или не подчинявшихся приказам командования отрядов оккупационных сил, склонным к крайним проявлениям насилия. Советский террор был следствием недвусмысленных указаний сверху – на это указывают учебные руководства для советских групп специального назначения. Иначе никак нельзя объяснить омерзительные фотографии, попадающиеся в архивных фондах советских частей особого назначения, – “трофеи” спецгрупп, на которых запечатлено систематическое надругательство над трупами повстанцев, осуществляемое с очевидной целью внушить страх и запугать население[123]123
Основное учебное руководство по подготовке спецгрупп, в котором описывались методы “дезорганизации” сопротивления повстанцев, было написано в 1944 г. майором НКВД А. М. Соколовым, служившим в то время в Тернопольской области. См. 74-страничный машинописный текст “Наставление по использованию войск НКВД при проведении чекистско-войсковых операций”. Архив СБ, Украина.
[Закрыть].
4. Операции контрразведки украинских повстанцев
Несмотря на неограниченное использование массового террора с целью подавления сопротивления на местах, советская власть на Западной Украине с самого начала постоянно страдала от череды крупных провалов своей разведки и от общей неспособности выследить и окончательно уничтожить украинское националистическое подполье. Очень низкое качество советской агентуры на Западной Украине в первые послевоенные годы было обусловлено несколькими различными причинами, совокупность которых в корне подрывала усилия советских властей. В первую очередь сюда можно отнести уже сам масштаб проблемы управления этим регионом, с которой столкнулась советская власть. Вся ограниченность первых шагов советской власти по установлению своего контроля на Западной Украине становится очевидной на фоне множества попыток коренного переустройства оккупированных районов, которые предпринимали как советские, так и немецкие власти, прибегавшими для этого к тактике выжженной земли[124]124
Последствия опустошения западных окраин СССР рассмотрены в нескольких работах: A. Nove. An Economic History of the USSR. New York: Penguin Books, 1989–1991; J. R. Millar. Conclusion: Impact and Aftermath of World War II // S. J. Linz (ed.). The Impact of World War II on the Soviet Union. Rowman & Allanheld, 1985. Р. 283–291; W. Moskoff. The Bread of Affliction: The Food Supply in the USSR During World War II. New York: Cambridge University Press, 1990. Р. 47.
[Закрыть]. Следует также напомнить о том, что большая часть территории СССР была окончательно освобождена Красной Армией к началу весны 1944 г. – больше чем за год до окончательной победы над Германией.
Задачи, стоявшие перед советскими органами безопасности, намного превосходили их возможности, а потому самое незначительное сопротивление на местах становилось для них серьезной угрозой. На Западной Украине почти все население отказывалось повиноваться советской власти. Патологическая ненависть к русским служила питательной средой для массовой оппозиции. Этот регион был отвоеван у немцев и повторно присоединен к СССР, но не был усмирен и поставлен под советский контроль. К тому же, Западная Украина не была одна.
На всей ранее оккупированной немецкими войсками территории, советская власть столкнулась с трудно разрешимыми проблемами: нужно было ликвидировать уголовные банды (борьба с ними достигла апогея в 1947 г.), найти и уничтожить коллаборационистов (до мая 1945 г. продолжавших диверсионную работу в тылу советских войск), восстановить гражданский правопорядок и дисциплину в районах, уставших от войны, где население хорошо научилось сопротивляться мероприятиям государственной власти. Когда Советы пытались призвать в армию местное население, мужчины уходили в леса, присоединяясь к партизанским группам, или дезертировали в массовом порядке, скрываясь от властей. Когда после войны Советы пытались добиться более высокой явки на выборах, большинство жителей края на время исчезало в неизвестном направлении.
Существовала также проблема кадров. Наиболее опытные специалисты до конца 1945 г. были на фронте. Позднее на всей занятой советскими войсками территории Центральной и Восточной Европы Советы столкнулись с большими проблемами формирования оккупационных правительств и подавления протестов со стороны местного населения. Работать на местах направлялись партийные работники и руководители районного звена, не имевшие почти никакого боевого опыта и практически не получавшие поддержки со стороны местных жителей. И от этих людей ожидали, что они смогут выследить и уничтожить испытанных в боях подпольщиков-повстанцев. Немногие настоящие специалисты поначалу оказывали лишь самое незначительное влияние на положение в регионе[125]125
В архивных материалах встречаются неоднократные жалобы командиров частей НКВД по поводу недостатка квалифицированных кадров для проведения агентурных операций против местных этнических групп. См., например, совершенно секретный доклад Министра Общественной Безопасности Польши И. А. Серова на имя Л. П. Берии от 16 октября 1944 г., воспроизведенный в: НКВД и польское подполье, 1944–1945. (По “особым папкам” И. В. Сталина). М., 1994. С. 37–42. См. также жалобы начальников районных отделов НКВД на различных совещаниях во Львове 1944–1945 гг.: ДАЛО. Ф. 3. Оп.1. Д. 191, 192, 193, 194, 195, 196, 198, 201.
[Закрыть].
Сильно страдая от нехватки кадров, относительно слабые органы советской власти излишне полагались на принудительные меры воздействия, прибегая к насилию и террору для усмирения отвоеванных областей. Поэтому в течение первых двух-трех послевоенных лет советская власть была не в состоянии использовать методы поощрения, культурную инициативу и пропаганду, чтобы создать на западных окраинах страны себе опору среди измученного войной населения, которое первоначально было готово встретить советские войска как своих освободителей.
Подробные списки состава оперативных сотрудников спецгрупп шести из семи областей Западной Украины показывают, что на регион площадью 79 тыс. кв. км. (что приблизительно соответствует площади штата Южная Каролина) с населением, составлявшим в 1946 г. свыше 5 300 000 человек приходилось только 101 офицеров в звании лейтенанта и выше, командовавших всего лишь несколькими тысячами солдат из особых частей МВД[126]126
Совершенно секретный доклад Рясного и Леонтьева Министру Внутренних Дел СССР Круглову, датированный маем 1946 г. ГАРФ. Ф. Р– 9478. Оп. 1с. Д. 527. Л. 109–117.
[Закрыть]. Руководители украинского подполья понимали, что советский контроль в регионе держался на относительно немногочисленных сотрудниках, призванных организовать остальное население. Это подсказывало повстанцам характерную тактику борьбы: сосредоточить усилия своей контрразведки на убийствах ключевых кадров советского аппарата. В инструкции ОУН/УПА января 1945 г. эта логика была сформулирована предельно четко: “Вылазки следует проводить против руководителей, против [советского – Дж. Б.] режима и его самых слабых мест. Подобные нападения приводят ряды противника и его строй в замешательство. У большевиков ведь нет людей, которые могли бы заменить руководящие кадры, – они должны посылать за ними в другие регионы [Советского Союза]. Такие новички должны долго учиться [чтобы хорошо узнать местные условия], за ними нужен присмотр и [постоянное] руководство в делах”[127]127
ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 92. Л. 68. Материалы и инструкции УПА. Копии этих документов под грифом совершенно секретно были направлены 6 января 1945 г. Рясным Берии, а затем Сталину. Из свыше семидесяти документов в “Особой папке” Сталина за 1944–1948 гг., относящихся к Западной Украине, это единственный случай дословного перевода инструкций ОУН для личного ознакомления Сталина. Очевидно, такое внимание вызывалось тем, что подобные карательные отряды повстанцев представляли серьезную угрозу безопасности советского присутствия на Западной Украине. См. также: Yu.Tys-Krokhmaliuk. UPA Warfare in Ukraine: Strategical, Tactical and Organizational Problems of Ukrainian Resistance in World War II. New York, 1972. О тактике подпольщиков глазами Советов см.: А. П. Козлов. Тревожная служба. 2-е изД. М., 1975. С. 159–228.
[Закрыть].