Текст книги "Советская агентура: очерки истории СССР в послевоенные годы (1944-1948)"

Автор книги: Джеффри Бурдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Вступив в “борьбу с бандитизмом”, советское государство не только реагировало на призыв общества к восстановлению нормальной жизни после войны, но также и получило возможность расширить свои полицейские прерогативы за счет граждан. Используя послевоенный кризис, связанный с ростом бандитизма и насилия, в последние годы сталинизма карательный аппарат быстро разрастался. Возникала ситуация, описанная историком Жаком Берке: “разбойничество не только обнажало болезни общества, но и давало повод для [государственного] вмешательства и узурпации прав граждан”[46]46
  J. Berque. Egypt: Imperialism and Revolution. L., 1972. См. также на этот счет интересную статью Д. Ширера: D. Shearer. Op.cit. О традиционном русском бандитизме и вооруженных ограблениях в дореволюционной России, о преступлениях в СССР см. также книги: S. P. Frank. Crime, Cultural Conflict, and Justice in Rural Russia, 1856–1914. Berkeley, 1999. P. 124–132; В. Чалидзе. Уголовная Россия. М. 1990.
  О подавлении польского послевоенного диссидентского движения в духе советской «борьбы с бандитизмом» см.: J. Micgiel. «Bandits and Reactionаries»: The Suppression of the Opposition in Poland, 1944–1946 // The Establishment of the Communist Regimes in Eastern Europe, 1944–1949. Ed. by N. M. Naimark, L. Ia. Gibianskii. Boulder, Colorado, 1977. P. 93–109.
  Сравнительно-исторические исследования о том, как государство использует преступность, чтобы консолидировать полицейскую власть см.: Th. W. Gallant. Brigandage, Piracy, Capitalism and State-Formation: Transnational Crime in an Historical World-System Respective // States and Illegal Networks. Ed. by: J. Heyman, A. Smart, London, 1998; N. Brown. Brigands and State-Building – The Invention of Banditry in Modern Europe // Comparative Studies in Society and History. 1990. Vol. 32. № 2. P. 258–281.


[Закрыть].

Масштаб трансформации советских органов внутренних дел в ходе “борьбы с бандитизмом” показан в табл. 1. Численность агентуры и осведомителей в системе уголовного розыска МВД за первые два года Второй мировой войны выросла вдвое и снова удвоилась между 1943 и 1950 гг. В борьбе с преступностью советское государство все больше полагалось на агентуру – сеть осведомителей. Статистика показывает, что неоправданно большое значение, придававшееся осведомителям из уголовной среды, стало неотъемлемой чертой работы органов. И хотя после смерти Сталина в марте 1953 г. очень скоро произошло осуждение самых репрессивных сторон его политики, можно проследить интересный феномен: после 1953 г. сеть агентов советской милиции в уголовной среде действительно подверглась проверке и была значительно сокращена, но даже после всех сокращений численность осведомителей на протяжении последующих трех десятилетий превышала довоенный уровень в три раза. Со сталинских времен советские органы внутренних дел унаследовали привычку полагаться в своей работе на агентуру.

В то же время война стала подлинным водоразделом в умонастроениях советских властей. Внешне гордые победой, они тем не менее трезво смотрели на ту огромную цену, которая была за нее уплачена. Приведу в качестве иллюстрации слова одного офицера, пережившего Вторую мировую, который во время войны в Чечне наотрез отказался преследовать бандитов в своем секторе: “Я не для того пережил Великую Отечественную войну, чтобы погибнуть от рук чеченских бандитов”[47]47
  ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 527. Л. 33.


[Закрыть]. Поэтому, более пятидесяти лет спустя, нам еще предстоит понять, какого рода ограничения война накладывала на возможности советской государственной власти[48]48
  Дискуссию на эту тему см.: N. Tumarkin. The Living and the Dead: the Rise and Fall of the Cult of the World War II in Russia. N.Y., 1994.


[Закрыть].

Таблица 1. Численность агентурно-осведомительной сети Уголовного Розыска МВД СССР, 1942–1951 гг.

С 1943 до 1950-го года количество осведомителей увеличилось на 215,16 %.

*В том числе платных – 2293 (1948); 2121 (1949); 1962 (1950); 1761 (1951).

**Включается в категории «Агентов».

Источник: ГАРФ, Ф. Р-9415. Оп. 5. Д. 208. Л. 2об.-3 (1942 г.); Д. 210. (1943 г.); Д. 211. Л. 26–31 (1944 г.); Д. 214. Л. 27–30 (1945 г.); Д. 217. Л. 5–9 (1946 г.); Д. 221. Л. 7-10, 30–31 (1947 г.); Д. 225. Л.52–55 (1948 г.); Д. 229. Л. 27–30 (1949 г.); Д. 235. Л. 27–31 (1950 г.); Д. 289. Л. 16–18 (1954 г.).

Глава 2. Агентура

“Нам страшны не откровенные враги, а те, кто с родным словом на устах идут к нам, чтобы разорвать нам душу, сея зерна розни в сердцах”.

Юрий Клен. Проклятые годы. Цит. по брошюре Организации Украинских Националистов (ОУН) “Больше революционной внимательности” (февраль 1946 г.)[49]49
  ГАРФ. Ф. Р-9478 (ГУББ МВД/НКВД СССР,1938–1950 гг.). Оп.1с. Д. 643. Л. 181–199. Данный экземпляр этого документа был направлен Наркомом Внутренних Дел УССР Т. А. Строкачем Наркому Внутренних Дел СССР В. С. Рясному 8 февраля 1946 г. Брошюра подпольщиков была одной из нескольких “антисоветских листовок”, распространенных во Львове в ночь на 3 февраля 1946 г. Юрий Клен – псевдоним украинского писателя из местных этнических немцев (Volksdeutsche) Освальда Бургхардта, автора “Проклятi роки” (“Проклятые годы”).
  Здесь и далее ОУН – аббревиатура Организации Украинских Националистов, а УПА – Украинская Повстанческая Армия, возникшая на базе ОУН после июля 1941 г. Вопреки впечатлению, возникающему при знакомстве с советскими архивами, украинское подпольное движение сопротивления не было единым – оно представляло собой пестрое сочетание множества соперничающих группировок, методы и программы которых значительно отличались друг от друга. См.: J. A. Armstrong. Ukrainian Nationalism. 3d edition. Englewood: Ukrainian Academic Press, 1990.


[Закрыть]

29 октября 1945 г., Станиславовская область в Карпатах на Западной Украине.

Сеть советских осведомителей и украинское националистическое подполье в Галиции в 1944–1948 гг

Действуя по наводке местных источников, вооруженный отряд НКВД произвел в Коломыйском районе нападение на местный штаб СБ – “Службы безпеки” (службы безопасности), или контрразведки украинского националистического подполья. В перестрелке сотрудники спецгруппы НКВД убили начальника районного штаба контрразведки повстанцев, известного под оперативным псевдонимом ЯРОСЛАВ[50]50
  Двумя основными структурами советской тайной полиции были Народный Комиссариат Внутренних Дел (НКВД) и Народный Комиссариат Государственной Безопасности (НКГБ). В марте 1946 г. они были переименованы, соответственно, в Министерство Внутренних Дел (МВД) и Министерство Государственной Безопасности (МГБ). Спецгруппы подчинялись Главному Управлению по Борьбе с Бандитизмом (ГУББ) в составе НКВД. Обычно они возглавлялись тройками, состоящими из представителей НКВД и СМЕРШ (советская военная контрразведка) в звании не ниже младшего лейтенанта. Подробные списки сотрудников ГУББ по Западной Украине по состоянию на май месяц 1946 г. см.: ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп.1. Д. 527. Л. 109–117.


[Закрыть].

Обыскав штаб-квартиру, сотрудники НКВД обнаружили большое количество материалов из архива украинского националистического подполья. Их внимание особенно привлек один такой документ – подробный 20-страничный анализ методов работы советской тайной полиции на Западной Украине, озаглавленный “Агентура НКВД-НКГБ в действии”. Этот редкий источник был напечатан ограниченным тиражом специально для руководства СБ. Брошюра представляла собою своего рода “Молот ведьм” – это было учебное руководство по охоте на советских шпионов.

Данный документ был настолько точен, что его незамедлительно передали наверх по инстанциям, так что в итоге он лег на стол генерал-лейтенанта Т. А. Строкача, в то время заместителя Наркома Внутренних Дел Украины. От него он попал к генерал-лейтенанту А. М. Леонтьеву – начальнику Главного Управления по Борьбе с Бандитизмом (ГУББ), секретного подразделения Наркомата Внутренних Дел СССР, отвечавшего за так называемые спецгруппы, или тайную агентуру, и за диверсионные операции против бандитов и подпольных националистических групп[51]51
  Главной задачей агентов ГУББ было проникновение в ряды повстанцев, саботаж и уничтожение антисоветской оппозиции. Советский Военный Энциклопедический Словарь (М., 1983) определяет “диверсию” как “действия отдельных лиц или групп (отрядов, частей или партизанских соединений) в тылу противника с целью вывести из строя военное производство или другие объекты, вмешаться в командование и контроль, перерезать коммуникации и уничтожить личный состав и вооружение”. Цит. по: I. G. Starinov Over the Abyss: My Life in Soviet Special Operations. New York: Ivy Books, 1995. P. viii.


[Закрыть]. Возможно, самым лучшим доказательством достоверности этого источника служит сопроводительное письмо к нему, подписанное самим Строкачем и содержащее пометки, сделанные синим карандашом рукой Леонтьева. Вот что писал Строкач: “Автор инструкции не установлен, но ее содержание удостоверяет тот факт, что в СБ есть бандиты [т. е. повстанцы – Дж. Б.], которые хорошо знают методы работы органов НКВД-НКГБ, и даже возможно, что они когда-то работали в наших органах”[52]52
  ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1с. Д. 643. Л. 13. Письмо с грифом “совершенно секретно” Т. Строкача (в то время занимавшего должность заместителя Наркома Внутренних Дел Украины) А. В. Леонтьеву, возглавлявшему ГУББ НКВД СССР в Москве, датированное 30 декабря 1945 г. В английском издании автор последовательно переводит термин “бандит”, употребляемый в советском источнике, как “повстанец” (rebel), “бандгруппы” – как “банды повстанцев” (rebel bands), а “бандпроявления” – как “акции повстанцев” (rebel actions). Тем самым автор проводит различие между антисоветскими операциями повстанцев и активностью настоящих уголовных банд, которые советскими официальными документами объединяются в одну категорию.
  На первой странице документа имеется запись Леонтьева, сделанная жирным синим карандашом: “Константинову: Ознакомиться с этим документом, [передать] руководителям в Вашем отделе. (3.12.1946)”. Рукой Константинова ниже приписано: “Тов. Горошенко, Старочук, Шаранов: Тщательно изучить и выдвинуть предложения. Константинов. (4.1.1946)”.
  Доклад “Агентура НКВД-НКГБ в действии” представляет собой русский перевод оригинального документа на украинском языке. См.: Там же. Л. 14–34. Его положения поразительно совпадают со стандартным советским руководством по подготовке сотрудников НКВД для организации “информационно-осведомительных сетей”. См.: Государственное Политическое Управление Украинской ССР. Секретно-оперативное Управление. Отдел информации и политконтроля. Инструкция о постановке информационно-осведомительной работы окружных отделов ГПУ УССР. Харьков, 1930. [Нумерованные экземпляры]. Цит. по экземпляру, сохранившемуся в Архиве СБ Украины (Киев).


[Закрыть].

Подобное открытие потрясло советские органы безопасности, которые немедленно приступили к поиску автора документа – поиску, который, как мы увидим, увенчался успехом лишь три с лишним года спустя, 10 ноября 1948 г.

Этот отчет и целая кипа других материалов из архива Главного Управления по Борьбе с Бандитизмом, запечатлевших историю тайных операций Советов против украинского националистического подполья на Западной Украине с 1944 по 1953 гг., и послужили источниками настоящего исследования[53]53
  Данная глава написана на материалах шести архивных фондов, хранящихся в Москве, Киеве и Львове. Помимо засекреченных фондов Главного Управления по Борьбе с Бандитизмом (1938–1950) в Москве, я также использовал материалы из архива Украинской СБ, а также архива ЦК Компартии Украины в Киеве и областного архива во Львове – командного центра советского режима на Западной Украине. Архивные фонды местных органов власти оказались особенно полезными, поскольку они позволяют воссоздать положение дел на местах – так, как оно отражено в оперативных отчетах и материалах, конфискованных у повстанцев. Копии с этих документов были сделаны для Первого секретаря исполкома Львовского обкома партии Грушецкого.
  Без сомнения, самые страшные документальные доказательства операций советских спецгрупп содержатся в материалах, найденных на теле убитых украинских повстанцев. Как правило, после вооруженного столкновения трупы повстанцев фотографировались и обыскивались, а все найденные при них документы немедленно направлялись в НКВД для изучения. При обнаружении особо ценных сведений эти документы переводились на русский язык, анализировались и передавались соответствующим сотрудникам в Киеве или Москве.


[Закрыть]. Значение этих документов трудно переоценить – они убедительно показывают, что советская власть, стремясь упрочить свое положение в только что завоеванных или повторно присоединенных к СССР регионах, опиралась преимущественно на сеть осведомителей, или агентуру. Как совершенно откровенно высказался автор инструкции, составленной украинскими повстанцами:

Несколько десятков штатных работников НКВД-НКГБ, которые находятся в районном аппарате, в результате своего незначительного количества и недостатка непосредственного контакта с населением района не в состоянии справиться с этой работой. В помощь себе, в каждом селе они тайно организуют специальную агентурную информационную сетку из гражданского населения. Только после создания такой сетки в каждом населенном пункте, органы НКВД-НКГБ начинают свою деятельность. При помощи этой сетки они имеют возможность контролировать внутреннюю жизнь каждого населенного пункта, выявлять и “разрабатывать” объекты, которые для них будут представлять определенный оперативный интерес[54]54
  ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп.1с. Д. 643. Л. 16. Ключевая роль, отводимая агентуре в советском оперативном планировании, также хорошо отражена в печатных инструкциях всем руководителям областных управлений НКВД. Эти инструкции содержатся в календарных планах советской экспансии в Восточной Европе, составленных в сентябре 1939 г. См. полный текст в: ГАРФ. Р-9401 (Министерство Внутренних Дел СССР, 1934–1960). Оп. 12. Д. 51. Л. 34–40. Циркуляр МВД № 199сс “О разработке оперативного мобплана по агентурно-оперативным мероприятиям на военное время”, подписанный Наркомом Внутренних Дел Масленниковым и генералом Шередегой. Так, например, к концу первого месяца оккупации (25 октября 1939 г.) Первое особое управление НКВД должно было “подготовить список агентуры, следственных и других архивных материалов”. (Там же. Л. 35об.). И в конце войны, после того как у Германии были отвоеваны оккупированные ею территории, первым шагом Советов всегда был захват и изучение архивов германских оккупационных сил. См., например, подробные совершенно секретные обзоры материалов, подготовленные аналитиками НКВД, которые хранятся в: Государственный архив Львовской области (Державний архiв Львiвськоп областi – ДАЛО). Ф. 3. Оп.2. Д.127. Л. 132–149. Многочисленные примеры того, как НКВД использовало немецкие архивы для выявления врагов, см. также: ДАЛО. Ф.3. Д.67. Л. 78-104.


[Закрыть].

Опираясь на фонды Главного Управления по Борьбе с Бандитизмом, доступ к которым в Государственном архиве Российской Федерации в Москве до сих пор чрезвычайно затруднен, и дополнив их материалами из архивов Киева и Львова, автор воссоздает историю войны, которую вела советская власть за установление своего контроля на Западной Украине. Размах этой войны значительно превосходил представления о ней даже многих из ее непосредственных участников. В итоге Советы одержали победу не на поле боя – советской власти удалось одолеть противника благодаря тому, что она смогла создать сложную систему внутреннего шпионажа или агентуры.

I. Глубоко окопавшаяся оппозиция

Украинское националистическое подполье готовилось к возвращению Советской армии на Западную Украину по трем направлениям. Во-первых, к марту 1944 г. украинские партизаны-националисты почти перестали совершать нападения на немецкие оккупационные войска. В некоторых областях, вопреки категорическим запретам со стороны руководства Украинской Повстанческой Армии (УПА), перелом в войне нацистской Германии с СССР привел к открытому сближению и даже стратегическому союзу с немцами, что позволило проводить совместные украинско-немецкие операции против советских или просоветских партизан. Тактика украинских повстанцев поменялась: на смену объединенным усилиям по изгнанию немцев пришли операции, направленные на то, чтобы не допустить продвижения советских войск[55]55
  “О совместной деятельности ОУН-УПА с охранной полицией и СД” – 27-страничный совершенно секретный доклад полковника НКГБ Волошенко Грушецкому, датированный 7 октября 1944 г. ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 67. Л. 78-104.


[Закрыть]. В конце декабря 1944 г. многочисленные источники подтверждали существование “украинско-немецких банд в большинстве сел… Они бродят [по сельским районам – Дж. Б.] большими группами, терроризируя местный советский актив. Они не дают районным [партийным] работникам никакой возможности выезжать в села”[56]56
  Из совершенно секретного доклада руководителя Лопатинского района Маланчука, 25 декабря 1944 г. ДАЛО. Ф. 3. Оп.1. Д. 66. Л. 46.


[Закрыть].

Во-вторых, приближающееся “освобождение” Советской армией оккупированных немцами областей встречалось массовым “окапыванием” – так националисты готовились к борьбе за независимость. К тому времени как весной 1944 г. советские войска вступили на Западную Украину, практически в каждом крестьянском дворе были вырыты “схроны”, “убежища” или “укрытия”, где хранились тайные запасы оружия и боеприпасов, продовольствия и одежды, где семья могла спрятаться в случае прихода в село немцев, румын, поляков, советских войск или просто одной из настоящих банд мародеров, каковых было множество в областях, опустошенных войной. Такие убежища стали насущной потребностью на Западной Украине, где война оставила глубокий след. Значительная часть населения региона была убита или угнана на принудительные работы в Германию, а другой – тоже достаточно многочисленной – еще предстоит умереть или быть депортированной в Сибирь и на Дальний Восток (в основном в Воркуту) с приходом советской власти.

Эти потайные укрытия всегда находились неподалеку от крестьянского жилища, поскольку весть о скором приходе врагов не оставляла времени для бегства. В ходе первых операций в 1944 г. советские части обнаружили 700 тайных убежищ в Пониковецком районе Львовской области, 339 “схрона” в селах Олеского и Кравченского районов, 305 – в Золочевском районе и 368 – в Перемышлянском районе[57]57
  Совершенно секретный доклад “Справка о “схронах” ОУН-УПА”, подготовленный начальником Второго отдела Первого отдела ГУББ НКВД майором Волченко 5 июля 1945. ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп.1с. Д. 381. Л. 136–141.


[Закрыть]. Следует подчеркнуть, что эти данные отражают лишь число убежищ, обнаруженных советскими отрядами, – на самом деле их должно было быть значительно больше.

В среднем, советские части сообщали о находке таких “схронов” в каждом четвертом крестьянском хозяйстве[58]58
  Доклад Грушецкого Хрущеву, май 1945 г. ДАЛО. Ф. 3. Оп.1. Д. 212. Л. 121.


[Закрыть]. Расположение и устройство убежищ повстанцев всецело зависело от изобретательности их строителей. Примеров можно привести множество. В селе Сухожолы Пониковецкого района Львовской области подземное укрытие располагалось под огородом, расположенным рядом с крестьянской хатой. У этого “схрона” было четыре выхода – один в печь в доме, другой вел на сеновал, третий – в дупло старого дуба, а четвертый – в ближний овраг[59]59
  ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1с. Д. 381. Л. 136.


[Закрыть]. В селе Гай-Дубовецкий того же района в потайное помещение в хате можно было проникнуть через дыру в стене, прикрытую портретом[60]60
  ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1с. Д. 381. Л. 136.


[Закрыть]. Вход в другое подпольное убежище закрывала откидная дверь, замаскированная землей и небольшой сосенкой, опускавшейся и поднимавшейся вместе с крышкой люка[61]61
  ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1с. Д. 381. Л. 136. Ср.: ДАЛО. Ф. 3. Оп.1. Д. 212. Л.121–122.


[Закрыть]. Внутренняя планировка “схрона” определялась прагматическими соображениями и стремлением к удобству на случай длительного пребывания. Небольшие укрытия представляли собой настоящую могилу площадью два квадратных метра – они годились лишь для того, чтобы там можно было спрятаться, но и только. Большие убежища состояли из нескольких помещений – в них было достаточно места для продовольствия, боеприпасов, особое пространство отводилось для сна, было предусмотрено и отхожее место[62]62
  См. схематические зарисовки повстанческих “схронов” на Западной Украине: ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп.1с. Д. 381. Л. 138–140.


[Закрыть].

Спрятанные за печью, собачьей будкой, коптильней, церковью или алтарем в храме, под колодцем, деревьями, камнями, скалами или другими мыслимыми или немыслимыми прикрытиями, убежища иногда строились с удобствами, рассчитанными на долгое пребывание. Они обустраивались так, чтобы оттуда можно было легко бежать и чтобы их невозможно было обнаружить даже при самом тщательном обыске. Несомненно, такие “схроны” бросали вызов стремлению советской власти взять регион под свой контроль[63]63
  ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп.1с. Д. 381. Л. 136. В 1995 г. автор впервые посетил такой “схрон” близ селения Дора, неподалеку от поселка Яремча Ивано-Франсковской области в Карпатах. Укрытие располагалось на краю речного обрыва, в ста метрах от труднопроходимой горной тропы. В 1954 г. четверо украинских подпольщиков-националистов были преданы пятым членом своей группы. Пробыв в окружении в убежище более месяца, четверо повстанцев – трое мужчин и женщина – решили покончить с собой, но не сдаться Советам. В 1991 г. на месте их гибели был воздвигнут большой белый крест и грубая бетонная мемориальная плита.


[Закрыть]. Укрытия были олицетворением подпольного мира – со своим правительством, своими гражданами, глубоко окопавшимися в ожидании затяжной войны против советского присутствия в регионе. Существовали и особые убежища, предназначенные под госпитали, полицейские управы, типографии, библиотеки и архивы, а также для централизованного хранения предметов первой необходимости[64]64
  Укрытия повстанцев в Галиции объясняют, каким образом в 1944–1945 гг. местное население загадочным образом “растворялось” при приближении советских частей, что явно вызывало раздражение Советов. Однако тайные убежища подпольщиков в Галиции никак нельзя сравнивать с тоннелями, прорытыми повстанцами во Вьетнаме, благодаря которым обычные крестьянские деревни превращались в мощные крепости. Роль западно-украинских “схронов” была гораздо скромнее. Ср.: Т. Mangold, J. Penycate. The Tunnels of Cu Chi. New York: Berkeley Books, 1985.


[Закрыть].

В 1945–1946 гг. советские части обнаружили только на Западной Украине 28 969 таких укрытий[65]65
  Сведения заимствованы из совершенно секретных ежемесячных докладов на имя Зленко, см.: Центральный Государственный Архив Общественных Организаций Украины (Центральний державний архiв громадьских об’єднань України – ЦДАГОУ – бывший Центральный партийный архив Украины). Ф. 1. Оп. 23. Д. 1741. Л. 23–25, 27, 31–36, 40–41. Так же см.: Совершенно секретный доклад Коротченко и др. Хрущеву 2 января 1947 г. ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 4965. Л. 3–4.


[Закрыть]. Появление их в таком количестве во время и сразу после войны было прямым откликом на директивы командования повстанцев. Эти инструкции постоянно призывали местные отряды украинского националистического подполья к строительству новых и новых “схронов” – их должно было быть не менее пяти на каждый отряд[66]66
  См. инструкции ОУН-УПА по строительству тайных укрытий. ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 931. Л. 36–39; ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 2968. Л. 22.


[Закрыть].

В-третьих, украинское националистическое подполье выступило с новой пропагандистской инициативой, направленной на то, чтобы подготовить галичан к борьбе с советской властью. Во множестве широко расходившихся брошюр, листовок и газет повстанцы из ОУН-УПА в самых решительном тоне рисовали страшное будущее, уготованное Советам на Западной Украине. Тактика повстанцев подробно описывалась в инструкциях, оглашенных руководством ОУН-УПА 11 августа 1944 г.: “Вести борьбу против мобилизации [местного населения – Дж. Б.] в Красную Армию: 1) Вывешивая ложные списки. 2) Путем массовой неявки в военкомат. 3) Организуя бегство [от советских властей]. 4) Листовками [с призывом к местному населению бойкотировать службу в Красной Армии – Дж. Б.][67]67
  ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1с. Д. 70. Л. 38.


[Закрыть].

Под влиянием распространившихся слухов о терроре, который начнется вслед за приходом советских войск, подростки и взрослые мужчины по всей Галиции подались в леса. Скрываясь там, они тем самым сопротивлялись Советам. Повсеместно советская власть на местах сталкивалась с тем, что призыв в ряды Красной Армии приводил к исчезновению мужчин и юношей. Вот лишь несколько из множества примеров: 5–6 августа 1944 г. в Яворовском районе было призвано в Красную Армию 341 человек, однако явилось только 42. Остальные скрылись по тайным убежищам или в окрестных лесах. То же самое происходило и в других местах: в Добромильском районе было призвано 258 человек, но явилось только 14[68]68
  ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1с. Д. 70. Л. 5об.


[Закрыть]. Спасаясь от Красной Армии, эти “сознательные уклонисты” стали нарушителями закона и немедленно пополнили ряды бандитов, прятавшихся по лесам в послевоенной Галиции. Здесь, на покрытом горами и заросшим лесом пространстве площадью 24 тыс. кв. км. легко можно было скрыться от советской власти[69]69
  Из доклада секретаря Поморянского райкома Куница, 25 января 1945 г. ДАЛО. Ф. 3. Оп.1. Д. 192. Л. 125.


[Закрыть].

Стремление населения ускользнуть от Советов и уклониться от службы в армии совпадало с призывами УПА. Однако, к большой досаде руководства украинских повстанцев, такое поведение еще не означало, что беглецы непременно вступят в ряды ОУН-УПА. Война порождала не только новых борцов националистического подполья, но и бесчисленные независимые банды мародеров. Эти банды держали в страхе всех, не разбирая между простыми обывателями, повстанцами и представителями советской власти. Даже в своей среде подпольщики-националисты на Западной Украине сетовали на действия настоящих банд, находившихся вне политики. Глава делегации польской Армии Крайовой заявил на встрече с представителями ОУН в июле 1945 г.:

…в польском обществе много безответственных элементов… у кого есть тесные контакты с бандитами, – в основном среди молодого поколения. Они злоупотребляют авторитетом АК [действуя от ее имени], грабят в личных целях и вымогают не только у украинцев, но и у поляков. Мы должны всеми силами их уничтожать[70]70
  Из захваченного протокола УПА, датированного 11 июля 1945 г. ДАЛО. Ф. 3. Оп.1. Д. 213. Л. 170.


[Закрыть].

Неспособность настоящих повстанческих формирований – таких, как украинская ОУН и польская АК, – подчинить эти независимые отряды воинской дисциплине стала серьезным поражением этих структур, поскольку бандитские нападения и разбой были мощным оружием в руках советской пропаганды. В сущности, ОУН обвинялась в том, что она являлась фашистской организацией, терроризировавшей, как во время войны, так и после нее, местное население. Подобные утверждения превратятся в испытанное средство советской власти в борьбе со всякими другими представлениями о настоящем и будущем послевоенной Галиции.

Масштаб советских репрессий

Вступление на территорию Западной Украины Красной Армии, а вслед за ней и пограничных войск НКВД, не избавило население от страха, вызванного ожиданием возвращения советской власти в регион, который в целом был настроен к ней враждебно. За первые 17 месяцев повторной оккупации Западной Украины советскими войсками (с февраля 1944 по июнь 1945 включительно) доклады НКВД с грифом “совершенно секретно” показывают, что советские части провели 15 733 военных и милицейских операций против украинских националистов. Количественные результаты этих операций поражают воображение: 91615 “бандитов” (т. е. украинских повстанцев-националистов) было убито, 96446 захвачено живыми, 41858 сдалось в плен. За первый год после установления советской власти на Западной Украине в ходе жестоких военных операций было депортировано 10139 украинских семей (26093 человек). Десяткам тысяч еще предстояло быть депортированными в течение следующих нескольких лет[71]71
  Данные по семи областям Западной Украины приводятся по отчетам, хранящимся в ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 349. Л. 1; Д. 352. Л. 69–77.


[Закрыть]. В таблице 2 представлены сравнительные данные, отражающие масштаб советских репрессий в повторно завоеванных западных приграничных областях СССР.

Таблица 2 Подчинение западных окраин советской власти, 1944–1945 гг.

* Включая “националистических бандитов”, а также “дезертиров”, уклоняющихся от службы в Красной армии.

Источник: совершенно секретный доклад Л. П. Берии И. В. Сталину, датированный 22 ноября 1945. ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 102. Л. 1–5.

Другие данные показывают, что масштаб репрессий не сократился. В информационном донесении под грифом “совершенно секретно”, адресованном Хрущеву и датированном 28 мая 1946 г., Министр Внутренних Дел Украины Т. А. Строкач подводил первые итоги. Националистическому подполью на Западной Украине был нанесен сокрушительный удар: за 28 месяцев, с февраля 1944 г. по 25 мая 1946 г., партийными и советскими органами и внутренними войсками МВД было проведено 87571 военных и милицейских операций и устроено засад, в результате убито 110825 “националистических бандитов” и других преступников, арестовано 250676 человек[72]72
  Совершенно секретное донесение “Об оперативной обстановке в западных областях Украины” (28 мая 1946 г.). ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 2867. Л. 26.


[Закрыть]. Хотя эти показатели намного меньше тех оценок, которые традиционно приводились украинскими эмигрантами на Западе, они тем не менее подтверждают грандиозный размах той бойни, которая сопутствовала установлению советского режима в Галиции после Второй мировой войны.

Советское руководство было действительно уверено в своем подавляющем военном превосходстве. Как на этом начальном этапе, так и позднее, параллельно с беспощадными военными операциями велась массовая агитация, пропаганда и просветительная работа “с целью окончательно подорвать влияние подполья ОУН на население и в особенности на сельскую молодежь, которая в основном и поддерживает его вылазки”[73]73
  Совершенно секретный доклад зам. командующего пограничными войсками НКВД Украинского фронта Первому секретарю Львовского обкома партии Грушецкому, 6 октября 1944 г. ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1с. Д. 70. Л. 5-6об.


[Закрыть]. Результаты советских репрессий и пропаганды стали сказываться. Как отмечалось в донесении ОУН-УПА: “В настоящее время большевики активизировали кампанию, нацеленную на то, чтобы отколоть от нас массы. Украинское население колеблется под влиянием большевистского террора и пропаганды”[74]74
  Инструкции ОУН-УПА командирам повстанцев в регионах конца весны 1946 г. ЦДАГОУ. Ф. 1. ОП. 23. Д. 2968. Л. 47.


[Закрыть].

На смену первой волне террора, направленной на беспощадную борьбу с украинским националистическом подпольем, пришли согласованные усилия по проведению в жизнь масштабной программы культурного строительства[75]75
  См. отчеты в: ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 212. Л. 168.


[Закрыть]. Под рубрикой “массовая политическая работа” в каждом городе и селе советской властью проводились встречи, устраивались разъяснительные беседы с членами партийно-хозяйственного актива, обходившими местных жителей по домам. В этой работе советские власти подчеркивали три момента. Во-первых, украинские повстанцы были бандитами, “украино-германскими буржуазными националистами”, под фашистскими знаменами совершавшими злодеяния против местного населения. Во-вторых, многие стремления украинских националистов могут воплотиться в жизнь, если они станут сотрудничать с Советами. Нельзя забывать, что только при советской власти у украинских националистов появилась мечта о создании единого украинского государства и об окончательном решении “польского вопроса”, связанном с депортацией этнических поляков. Советская власть добилась того, чего не удавалось достичь украинским повстанцам, – и Советы попытались использовать этот козырь для привлечения убежденных националистов на свою сторону. Советская Украина – утверждали новые власти – сможет достичь большего, нежели независимая украинская нация. В-третьих, такое сотрудничество не останется без награды, в то время как всякое сопротивление будет беспощадно подавлено. Целью этой пропаганды было противопоставить советскую власть предшествующему периоду – эпохе польского владычества. Как заметил крестьянин Иван Пришляк на сельском сходе: “Моего сына за службу в Красной Армии наградили орденом Славы III степени. Разве могло такое случиться при польских панах – чтобы бедный [украинский – Дж. Б.] крестьянин получил бы такую правительственную награду?”[76]76
  ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 212. Л. 160.


[Закрыть] Пришляк считал, что повстанцам следует дать возможность самим сложить оружие. Тех же, кто откажется это сделать, нужно “убивать как собак”[77]77
  После этого выступления Пришляк и его многочисленные родственники стали мишенью для ответных ударов повстанцев. За несколько недель после выступления Пришляка были злодейски убиты девять человек по фамилии Пришляк. Это были две семьи, жившие по соседству с райцентром Ново-Милятино. Совершенно очевидно, что галичанам нельзя было служить примером односельчанам и агитировать за советскую власть на Западной Украине. См.: ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 226. Л. 59–60.


[Закрыть].

Сразу после войны одна из самых действенных стратегий советской пропаганды заключалась в том, чтобы изображать националистическое подполье просто как нацистский сброд, без разбора терроризирующий украинский народ. Акты возмездия со стороны местных жителей провоцировались с помощью тщательно подготовленных мероприятий, превращавшихся в настоящий спектакль. Советская власть заставляла захваченных в плен повстанцев ОУН в подробностях признаваться в содеянном перед местными жителями тех сел, где базировались их отряды. Так, например, когда в середине марта 1946 г. один такой “батько” – лидер украинских повстанцев – “выступал на собрании, крестьяне напали на него и убили. Вслед за тем крестьяне на сходе выдали бандитов и их пособников в этом селе”[78]78
  ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 423. Л. 57–60.


[Закрыть].

В селе Лешневе 24 марта 1946 г. на сход стихийно собралось 600 человек, потребовавших выдать им бандита “КАЗАКА”, чтобы он мог признаться во всех преступлениях, совершенных им вместе с бандой на селе.

Видя, что крестьяне намереваются устроить самосуд против бандитов, был поднят отряд из 30 человек, у которого местное население тоже попыталось отбить бандитов для самосуда. На сходе выступали тринадцать человек из местных крестьян – особенно женщины, чьи мужья и дочери были убиты бандитами.

Такие же собрания прошли в селах Корсуве, Шныреве и других[79]79
  ДАЛО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 423. Л. 57–60. Похожий случай см. также: ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 665. Л. 41–42.


[Закрыть].

Подобные показательные суды, дававшие выход озлобленности и гневу населения, стали на Западной Украине мощным орудием для создания опоры советской власти на селе. Приведем один из многочисленных примеров: в январе 1945 г. двое украинских националистов были публично казнены за военные преступления против советского народа. На центральной площади города Дрогобыча специально соорудили виселицы, затем туда вывели двух заключенных с табличками на груди, на которых было написано “разбойники” и “убийцы”. Когда пленных подвели к виселицам, им связали руки за спиной и надели на шею петлю. Был зачитан приговор советского суда: смерть через повешение. Преступление этих людей состояло, в частности, в том, что они убили девятерых советских партизан из десанта, сброшенного в этом районе в 1944 г. Они также обвинялись в вооруженном бандитизме против местного населения. По рассказам гражданских лиц очевидно, что советская власть сознательно рисовала яркие картины содеянных преступлений для того, чтобы возбудить толпу: “Они [двое осужденных – Дж. Б.] убили несколько советских партизан, жестоко издевались над их телами: выкололи глаза и расчленили тела на куски…” Несколько очевидцев отметили, что оглашение приговора вызвало громкие аплодисменты среди толпы, состоящей из местных жителей, этнических украинцев[80]80
  Совершенно секретное особое сообщение зам. начальника Управления НКГБ по Дрогобычской области майора Мороза Первому секретарю обкома партии Олексенко 23 января 1945 г. ДАЛО. Ф. 5001. Оп. 6. Д. 46. Л. 27–29.


[Закрыть].