Текст книги "Клуб серийных убийц"

Автор книги: Джефф Пови

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Берт Ланкастер

Восстановление голов

Мы долго и горячо спорим с агентом Вэйдом, поскольку я считал, что нам следует двигаться по алфавиту, но он в конце концов все же убедил меня, что это с его стороны была просто уловка. Если кто-нибудь поймет, что происходит, а потом увидит, что я действую по алфавиту, самое время разочаровать его и выбросить джокера. Несмотря на растущее раздражение, я продолжаю испытывать глубочайшее восхищение к тем навыкам, которые агент Вэйд приобрел в ФБР. Я был в восторге от того, что наша «алфавитная уловка», как он это называл, должна помочь мне как можно дольше пробыть живым и здоровым. Это так обнадеживающе…

На следующем спешно созванном заседании клуба мы с Бетти притворились, что никогда не беседовали по душам, лишь формально покивав вместо приветствия. Оглядев бар, я увидел, что в команде ботаников осталось всего двое участников. Они выглядели грустными и потерянными, и я уже подумал, не послать ли тайное послание двум уцелевшим с советом обедать где-нибудь в другом месте. Рука у меня была в повязке, и врач строго предписал мне не делать ею резких движений – на мой взгляд, это и к убийствам относится.

Немного раньше этим же вечером дело чуть не дошло до драки, когда владельцы бара попросили клуб занять столик поменьше. Это означало бы, что мы не сможем смотреть телевизор, а всего через час должно было начаться выступление телевизионного психиатра. Пока я смотрел, как менеджер и метрдотель спорят с Тони и Шер, я чувствовал, как во всех моих товарищах закипает кровожадность и убийственная ярость. Хищники, все до одного. Не считая Бетти, конечно, которая в это время как раз ушла в дамскую комнату.

Тони наконец выиграл сражение, помахав перед носом у менеджера своим полицейским жетоном и пообещав наводнить заведение копами, если «ты не сунешь нос в задницу и не заткнешься, на хрен». Думаю, это свидетельствует о том, в каком напряжении находился клуб – сам председатель практически пригласил всю полицию Чикаго в бар, занимаемый самыми известными в стране серийными убийцами.

* * *

Берт смотрит на часы и наконец озвучивает очевидное:

– А Ричарда нет, что ли?

– Это констатация факта? – ворчит Тони, тайком обменявшись озабоченными взглядами с Бетти.

– По-моему, это всем ясно.

– Куда он, к чертовой матери, задевался? Кто-нибудь что-нибудь знает? – Чак чрезвычайно нервничает, и меня это очень удивляет – обычно он является образцом невозмутимости.

– Что именно? – Шер отрывается от своей бараньей отбивной, которая, как я заметил, уже залила кровью все ее грибное пюре.

– Какой-нибудь подходящий предлог, из-за которого Ричард сегодня не явился… – Чак зажигает сигарету, глубоко затягивается, и проходит довольно много времени, прежде чем он наконец выдыхает дым.

Потом Чак переводит взгляд на меня и задерживается на моей повязке. Несколько секунд он изучает ее, потом поднимает глаза.

– Ты обычно находишь какие-то объяснения, Винус…

– Я? – Винус?

– Да-а.

– Правда? – Что еще за Винус [4]4
  Очевидно, Чак имеет в виду теннисистку Винус Уильяме.


[Закрыть]?

– Практически каждый раз.

Глаза Берта сужаются, когда он смотрит на меня.

– Давай, однорукий, мы тебя слушаем.

– Да, какой предлог вы придумаете на этот раз, мистер Фэрбенкс?-Теперь и Шер смотрит на меня, и мне начинает казаться, что я сижу в стае голодных животных.

– Мы бы очень хотели послушать… – Когда раздается спокойный голос Джеймса, я понимаю, что только что прикусил язык.

– Может быть… Может, это Ричард подал объявление с приглашением Киллера из Кентукки и теперь ему стыдно тут появляться. – Я смотрю на Бетти. Спасительница моя! Она еле заметно улыбается мне, а я готов от всей души поцеловать ее прямо в тонкие губы.

Все остальные немедленно поворачиваются к ней. Она опять элегантно пожимает плечами.

– По-моему, такое вполне возможно, разве нет?

– Ричард и читать-то не умел, не говоря уже о том, чтобы подать объявление. —Тут, конечно, влезает Берт, и я опять смотрю на Бетти. Она растерянно замолкает.

– Не нужно уметь читать, чтобы продиктовать что-то по телефону. – Неплохо, Чак. Очень неплохо.

– Вот, значит, как ты его подал? – встревает Шер.

Чак парирует удар.

– Ты что это хочешь сказать?

– Как-то ты слишком хорошо разбираешься в объявлениях, Чак. – Это говорю я, причем слова вылетают у меня раньше, чем я успеваю сообразить, что нападаю на члена клуба, который с самого начала был мне наиболее симпатичен.

– Разбираюсь? Ты о чем, коротышка? Все знают, как подать объявление, – Чак вопросительно смотрит на остальных членов группы. – Разве нет?

Я скорбно качаю головой. Потом очень неуклюже пожимаю плечами.

– Как насчет тебя, Джеймс? Джеймс этого не ждет.

– Ну… я всегда могу спросить мамочку. Тони рыгает.

– Да забудьте про это хреново объявление. И вообще всю эту дрянь.

– Так что же с Ричардом? – Берт отставляет тарелку с жареной рыбой и тянется к чашке по виду очень крепкого кофе. – Мы что, просто спишем его со счетов? Как и остальных?

Тони надолго задумывается, трет лицо и зевает, обнажая устрашающие зубы.

– Я займусь этим, ясно?

– Боюсь, этого недостаточно, мистер Кертис. У нас есть право знать, что здесь происходит.

– И когда я что-то узнаю, я тебе сразу скажу, блин. Ясно?

Я вопросительно смотрю на Бетти. Я не понимаю, почему Тони не рассказал им все.

Бетти пытается что-то объяснить мне знаками, но я уже и сам все понял.

Тони задумал подстроить ловушку.

У него есть какой-то план, и, как только ему подвернется случай, он приведет этот план в исполнение.

И приговор Киллеру, думаю, тоже.

Я поворачиваюсь к Тони, который задумчиво сморкается в уголок скатерти. Он заканчивает, выпускает из рук скатерть и смотрит на взволнованные лица членов клуба. Он ведет себя очень спокойно, никому не показывает, какой хитрый план у него в голове.

– И хватит жать на газ, ясно? А то все нервные какие-то стали…

– А чего ты ждал? – И снова Чак демонстрирует прежде неизвестные нам стороны своей натуры. – Куда они все подевались, а? Я имею в виду, кто-то же должен что-то знать?

Я уже начинаю задумываться, не трусит ли наш храбрый Чак.

Тони мрачно смотрит на него.

– Слушай, паникер, я же сказал, что занимаюсь этим.

Чак бросает на Тони кислый взгляд и снова глубоко затягивается сигаретой.

– Кто еще знает о клубе? Я лично думаю, кто-то кому-то что-то сказал – может, другу, – вот что я думаю. И кто-то прослышал о наших встречах и решил, что они ему не нравятся. Ни капельки. Кто-то проболтался – вот что могло случиться.

– Может, хватит психовать, Чак?-Тони протирает глаза, вытаскивает грязь из уголка одного из них и изучает ее несколько секунд.

А я не психую. – Паника Чака видна невооруженным глазом. – Я предлагаю свою теорию. Ясно? Это что, противозаконно? У меня есть теория, и я ее высказываю. И я требую, чтобы к моей теории отнеслись с уважением и вниманием, которых она заслуживает.

– Если не заткнешься, я тебе по губам надаю, – Тони рыгает, потом зевает и закрывает рот, предварительно сунув туда пригоршню салата с тарелки Бетти.

Чак отворачивается, он совершенно выведен из себя.

– А что случилось со свободой слова? Я думал, мы живем в демократическом обществе.

– Давайте оставим пока эту тему, мистер Норрис. Нам всем нужно немного успокоиться.

– Да-а… не стоит делать поспешных заключений. По крайней мере, пока. – Берт встревожен, но хорошо это скрывает, поэтому он медленно и успокаивающе кивает. Бетти тоже кивает, великодушно соглашаясь с ним, а я повторяю ее кивок, так что, когда Тони снова поднимает глаза, все собравшиеся за столом кивают. Он втягивает носом воздух, отхаркивает несъедобный кусочек салата и сплевывает его в платок, который сворачивает и кидает в ближайшую урну. Потом он коротко улыбается нам и склоняется к столу.

– Может, кто-нибудь хочет рассказать историю? Пора нам сменить тему.

Я замечаю, как глаза Берта вспыхивают и он начинает поднимать руку.

А я-то думал, что самое плохое сегодня уже позади.

– Берт… Судя по твоему виду, ты хочешь чем-то с нами поделиться.

– Будем надеяться, что не герпесом, – я смеюсь, хоть это и моя собственная шутка, и продолжаю смеяться, несмотря на угрюмые взгляды остальных членов. Я перестаю смеяться, только когда Берт повышает голос и перекрывает мой смех.

– Я всегда мечтал обрубить целое генеалогическое древо. Нечто вроде весенней обрезки веток… Я хотел обезглавить всех до одного представителей всех поколений… И потому взял телефонную книгу и стал искать по-настоящему редкую фамилию. Такую, какой вы никогда даже не слышали. И нашел я фамилию Гринфингер. Да, Гринфингер. Вы можете в это поверить? И я подумал, что будет не так уж трудно найти всех членов этой семьи, и плевать, где они живут, я отправлюсь даже на Марс, если понадобится.

Берт не забыл о своем триумфе в прошлый раз, но сегодня, хоть он и улыбается всем многозначительно, ему никто не отвечает. Сегодня он умрет лютой смертью комедианта, и я буду наслаждаться этим от всей души.

– Я нашел мистера и миссис Гринфингер в Майами – они держали что-то вроде рыбной лавки…

Сейчас уже никто не слушает – нависшее над нами облако напряжения заглушает все. Голос Берта замирает где-то вдали, и я смотрю на профиль Бетти. Очевидно, она видит, что я смотрю на нее, потому что она поворачивается, и наши глаза встречаются. В таком положении – молча глядя друг на друга – мы остаемся, кажется, целую вечность. Я тону в ее серо-голубых глазах, и ни на секунду у меня не возникает желания всплыть и подышать.

Позже в мужском туалете я не успеваю начать мочиться – появляется рыгающий Тони Кертис и становится рядом со мной. Выглядит он довольно уныло. Мой поток мочи немедленно замирает.

– Берт сегодня ничуть не смешнее, чем судорога мышцы сфинктера.

В соответствии с моим планом я вынужден соглашаться с любыми словами Тони.

– Точно… Если ты спросишь меня, я скажу, что он попросту надорвался в прошлый раз.

Тони заканчивает продолжительное и бурное мочеиспускание. Надеюсь, он не станет смотреть на меня и не увидит, что я попросту игриво держусь за собственный член. Я пытаюсь отвлечь Тони.

– Но ты-то уж, конечно, знаешь, почему он такой скучный сегодня, да? – Тони смотрит на меня и вопросительно поднимает брови. Я сказал это специально, потому что собираюсь остаться в живых, что бы там ни задумывал агент Вэйд.

– И чего это?

– Ну… вообще-то я не хочу ничего сказать…

– Нет, хочешь. – Тони крушит перед собой все преграды в исключительно бестактной и грубой манере. Меня всегда это в нем восхищало.

– Ну… только это между нами, хорошо? Но я думаю, что у нас в клубе появилась крыса.

В туалете становится смертельно тихо. Тони очень долго молчит, потом отряхивается и застегивает молнию. Вытирает руки о свою рубашку. Смотрит на меня и проводит рукой по рту, переваривая услышанные от меня собственные слова.

– Крыса, да?

– Да. Крыса.

Тони подозрительно оглядывается. Он все взвешивает, и я понимаю, что контакт состоялся.

– Ты закончил? – он машет рукой на писсуар.

– Ну… да, да… – Мой мочевой пузырь готов убить меня, когда я застегиваюсь. Я поворачиваюсь и иду мимо Тони к раковинам. Я начинаю мыть руки, чувствуя, что его взгляд сверлит мой затылок.

– И ты думаешь, эта… эта крыса испортила Берту представление? – Я поднимаю глаза и вижу в зеркале, что Тони внимательно смотрит на меня. Я моргаю, чувствуя, как накатывает волна тревоги. Но я никак это не показываю и киваю, медленно и очень значительно.

– Должно быть, так.

– С чего бы это?

Я делаю паузу и снова моргаю.

– Берт и есть крыса.

Сказав это, я чувствую, что напряжение слабеет. Пять секунд спустя я готов сам себя удавить. То, что я сейчас сказал, вполне может стать для меня смертным приговором. У меня нет доказательств, нет фотографий из ФБР, ничего нет. Только мое слово против слова Берта. Тони сохраняет спокойствие. Потом он делает два шага к кабинкам, открывает одну из дверей. Смотрит на меня, рыгает…

– Зайди ко мне в кабинет на минутку.

Не могу поверить, что в состоянии пошевелить хоть одним мускулом. Мне кажется, что за дверью кабинки – полная темнота, бесконечная ночь. Тони отходит в сторону, пропуская меня.

Как бы мне хотелось, чтобы все это было видеофильмом и я мог нажать на перемотку кассеты.

Каким-то образом мне удается заставить свои ноги двигаться. Но я словно окостенел, и пол, кажется, залит клеем. Дверь кабинки ждет меня, тьма зовет, и я знаю, что пути назад нет. Возможно, в первый раз в жизни мне удается пописать в чьем-то присутствии. Но это только от страха.

– Присаживайся, —Тони захлопывает за нами дверь кабинки и поворачивается ко мне. Кабинка, по-моему, в два раза меньше, чем я ее помню, его огромное тело нависает надо мной, гигантская голова наклоняется ко мне, темные, безжизненные глаза смотрят мне в самую душу.

Давай, садись, – Тони поднимает гигантскую ногу и опускает стульчак. Крышка громко хлопает, и я понимаю, что он хочет, чтобы я на нее сел. Я так и делаю, и, несмотря на то что на самом деле я уже почти покойник, я чувствую себя всего лишь чуточку глупо.

– Ты что, гомик, Джуниор? – не знаю, почему он спрашивает, каждому же ясно, что никакой я не гомик. – Заходишь в сортир с чужим человеком… – он сжимает огромный кулак, поднимает его и больно бьет меня по плечу. – Шутка.

Я смеюсь, как гиена. И это блестящий ход. Смех получается такой громкий, радостный и фальшивый, что даже мне самому делается противно, так я пресмыкаюсь перед ним. Но Тони тоже весело смеется и так наслаждается своей шуткой, что пукает. Я притворяюсь, что ничего не слышал, но на всякий случай закрываю рот, чтобы туда ничего не попало.

Тони прислоняется к двери кабинки.

– Итак… —Тони позволяет смеху смолкнуть.

– Итак… – эхом откликаюсь я, хоть и в половину меньшим резонансом.

– Берт крыса.

– Настоящий паразит.

Тони начинает задумчиво кивать. Он уже не улыбается, и всей его веселости пришел конец.

– Откуда ты знаешь?

Действительно, откуда? Я собираюсь с мыслями, пытаясь выдумать хоть что-нибудь.

– Я… Ну… Это, знаешь, длинная история. – Или это будет длинная история, если я вспомню, что собирался сказать.

– А я никуда не тороплюсь… Давай, Дуги, думай.

– Тут вот в чем дело. Тони… Берт… ну… Берт пытался обезглавить меня.

Глаза Тони расширяются от изумления, на мгновение он захвачен врасплох. Не совсем то, на что я рассчитывал, но и так сойдет.

– Что?!

– Он пытался отрезать мне голову. К моему удивлению. Тони смеется.

– Правда, что ли? Твою мать. Это что-то личное?

Я хмурю брови.

– Чего-то я не понял… Тони прям. Как всегда.

– Ну, просто я ведь знаю, как ты раздражаешь всех ребят. – Этих ублюдков. До чего же вульгарный у него смех. – Я даже не думал, что один и тот же парень может подходить стольким убийцам в качестве жертвы.

Красный туман застилает мне глаза, и я в состоянии думать только о том, чтобы убить этих…

– Не думаю, что это личное. Уж очень кровожадное у него было настроение. В смысле, я просыпаюсь, а он стоит у меня на груди со здоровенным топором в руках.

Тони изучает меня. Он что-то подозревает. Но, пожалуй, если я буду сохранять спокойствие и хладнокровие, то смогу пройти через это.

Может быть.

– У него была пена на губах… И он говорил всякие вещи, очень злые вещи. Я сроду не видел такой ненависти… Я все спрашивал его: «Почему? Почему ты решил отрезать мне голову?»

– И поэтому ты решил, что Берт – крыса?

– Ну, это вроде бы серьезный признак – разве нет?

Тони пожимает своими жирными, трясущимися плечами.

– А откуда он узнал, где ты живешь?

– Наверное, следил за мной… Как за… Как он следил за… другими… – Я облизываю пот с верхней губы. Я кладу ладони на бедра и прижимаю их изо всех сил, чтобы заставить ноги перестать дрожать.

– А что еще за другие?

– Ну, д-другие. Ты знаешь. Десяток членов клуба, которые… Ну, которые больше не появляются.

Тони изучающе смотрит на меня, поджав губы. Я чувствую, что должен продолжить и договорить до конца.

– Знаешь… Это ведь… Это Берт… Ну, ты понимаешь… Убивал. – Мне удается выговорить все это, хотя очень трудно разговаривать, когда язык все время норовит облизнуть верхнюю губу.

Лицо Тони становится властным.

– Позволь-ка мне прояснить все до конца. Ты говоришь, что Берт убивал членов клуба? Моего клуба?

Тони выпучивает глаза, в нем начинает закипать ярость. Он позволяет своему вопросу повиснуть в воздухе. И вопрос висит в воздухе достаточно долго, чтобы я понял: то, что я запланировал, не будет приятной прогулкой.

– Почему, Джун? Почему ты думаешь, что Берт делает это?

Тони назвал меня Джун? Джун – от Джуниора?

– А, Джун? Вот черт.

Я действительно думал, что Тони сразу купится на мою историю. Я не могу думать. Я не могу дышать. Я не могу делать ничего, я только тупо смотрю на Тони.

Защитник-строитель, Защитник-строитель.

– Давай, Джун. Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

Я слышу собственный тоненький, жалкий голосок.

– Он мне сам сказал, открытым текстом. «Это я убил всех остальных. Дуги, я, лохматый старик Берт, я их всех прикончил». Он как будто хвастался. Ты знаешь, каким Берт бывает…

– Он прямо так тебе и сказал, этими самыми словами?

– Да, сэр. Так и сказала эта крыса… – я киваю, может быть слишком усердно и слишком долго, но Тони, кажется, этого не замечает.

Так ты говоришь, Берт Ланкастер сидел у тебя на груди, бахвалился, что всех перебил, а потом чуть не сделал тебе южную прическу? – Я лихорадочно киваю. – Это не похоже на манеру убийцы. Правда? – Я немедленно начинаю качать головой, причем так же быстро и сильно, как до того кивал. Если я не буду осторожнее, моя голова отвалится без всякого Берта. Потом я останавливаюсь.

– Разве нет?

– Видишь ли, Джун, я тут провел небольшое расследование, и кое-что не сходится.

Где шляется агент Вэйд, когда он действительно нужен? Почему он чешется на моем диване, когда он нужен мне здесь, чтобы убить Тони?

– Э-э… с чем не сходится?

Тони не отвечает, предпочитая вернуться к сцене допроса.

– Как получилось, что он тебя не убил?

– Я… э-э… я защищался.

– А сегодня он явился сюда? И ты тоже? И никто не сказал ни слова? Ни единого звука. Это почему? – Тони говорит очень агрессивно, играет со мной в доброго и злого полицейского. Постоянно держит меня на взводе, ни на секунду не дает расслабиться.

Я погиб, я знаю. Защитника уже забили до смерти, а строитель падает прямо на тротуар.

– Он угрожал мне. Угрожал, что вырежет мне сердце, если я кому-нибудь скажу, – заикаясь, лепечу я.

Тони на это не покупается. Он хмурит брови.

– Так он теперь перекинулся на сердца?

– Да-а… похоже на то…

Тони смотрит на меня, прямо мне в глаза, и в голове у меня складываются дурацкие стишки: «Дуги, Дуги, дурачок, каждый глаз как пятачок».

– Наконец-то… Кажется, мы к чему-то пришли.

Стишки куда-то исчезают.

– Это же очевидно… Правда?

– Берт запутался. – Неужели я спасен? – Между своей обычной манерой и этой, поддельной. Потому и проиграл.

Я сижу молча, во рту у меня пересохло, но краска начала возвращаться.

Я хочу кивнуть, но шея дико болит.

– Знаешь… Может, где-то ты и прав. Тони.

– Он к тебе еще вернется.

– Ну, я же принял меры… Замки новые поставил. Все инструменты свои спрятал.

– Надо было сразу рассказать, Джун…

Он теперь всегда будет так меня называть?

– Он меня ужасно напугал, знаешь, просто как черную метку прислал…

Тони гогочет, рыгает, пукает, бьет меня по плечу своим здоровенным кулаком. Неужели не понимает, что рука у меня не просто так в повязке?

– Ах ты малек… —Тони, кажется, наслаждается моей притворной слабостью! Все его тело колышется, и он сочувствующе смеется надо мной. Он снова бьет меня по плечу – надеюсь, он прекратит. Мне же больно.

– Так-так. Я знал, что это кто-то из клуба…

– Знал?

– Не думал, что это Берт, но ведь не может же человек никогда не ошибаться, правда?

– Так… Что же… Что мы теперь будем делать?

Тони раздумывает несколько секунд, но у меня складывается впечатление, что он уже принял решение.

– Я оторву ему голову для тебя.

– Это… Это очень мило с твоей стороны, Тони…

– Мне не нравится, когда люди пакостят клубу, Джун. Я прямо бешеный делаюсь, если люди в моем клубе поганят. Столько времени угрохал, чтобы сделать из клуба такой уютный уголок, – он опять бьет меня по плечу и смеется. – Черт, малек… – Тони поворачивается и отпирает дверцу кабинки. – Это будет наш маленький секрет.

Я бешено киваю, хотя это и очень болезненно. Тони останавливается у открытой двери кабинки и поворачивается ко мне – выражение его лица можно назвать философским.

– Я всегда знал, что это случится. Собери несколько киллеров в одном месте, и рано или поздно кому-нибудь придет в голову дурная мысль. С копами то же самое. —Тони выплывает из кабинки. Я сижу там довольно долго, собираюсь с силами, глубоко дышу и убеждаю себя, что я – один из самых искушенных актеров современности. Я чувствую, как радость заполняет мое сердце, на меня накатывает теплая волна эйфории, я встаю и понимаю, что написал в штаны.

У меня уходит двадцать минут на то, чтобы высушить штаны под сушилкой для рук, и, возвратившись на собрание, я обнаруживаю, что клуб уже расходится. Я вижу, что Берт болтает с Бетти и она смеется над анекдотом, который он уже сто раз рассказывал, а потом я вижу, что Тони натягивает свой дождевик, не сводя глаз с Берта. Чак Норрис с видом обольстителя делает какие-то знаки глухой официантке, и она смущенно краснеет. Шер брызгает ароматическим спреем в свой широко открытый рот, а Джеймс Мейсон, допивая последнюю чашку крепкого кофе, бормочет что-то своей умершей матери, выслушивает ответ и начинает дико хихикать. Я пробираюсь к Тони, и он замечает меня краем глаза. Он незаметно кивает мне, пытаясь соблюдать осторожность.

– Если все это окажется правдой, я пришлю тебе голову Берта.

– Спасибо тебе, Тони. Спасибо.

– Я все еще думаю, что это, возможно, что-то личное… Может, ты что-то не расслышал, потому что от страха в штаны наделал.

Я должен точно знать, как обстоят дела.

– А, э-э, что, если так?

Тони смотрит на меня и со всей силы бьет по почти парализованному плечу.

– Тогда я приду к тебе и убью тебя для него. Клуб оплатит мне проезд. – Он хохочет, рыгает и уходит, задерживаясь только для того, чтобы очень злобно посмотреть на менеджера и метрдотеля и столкнуться с одним из посетителей, двигаясь на крейсерской скорости в мокрую и холодную ночь.

От моих мыслей меня отвлекает смех Бетти, и я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Берт наклоняется, чтобы поцеловать ей руку, а потом выворачивает запястье, как Фрэнсис Дрейк, говоря: «До встречи, моя принцесса». От этого зрелища меня так тошнит, что я убеждаюсь окончательно: без Берта этот мир станет гораздо лучше.

– Застегивайтесь как следует, мистер Мейсон, ночь просто кошмарная. – Шер гасит сигарету и передает Джеймсу его плащ, а потом берет свой.

Джеймс выглядит совершенно потерянным и очень уязвимым.

– Это конец, Шер?

– Ты имеешь в виду клуб?

– Это Армагеддон?

Шер безнадежно смотрит на Джеймса, помогая ему надеть анорак.

– Не знаю. Я правда не знаю.

– Мне больше некуда идти.

– Как и всем нам.

Джеймс уходит, еле передвигая ноги и повесив голову. Шер идет к бару, чтобы разменять мелочь на сигареты, и я делаю свой ход с Бертом. Я широко улыбаюсь ему и помогаю надеть пальто, хотя у меня работает только одна рука.

– Классная была история, Берт. Смехота. До колик меня довела. Семья Гринфингеров – ой, дружище, я думал, что рожу, так я смеялся.

– О… спасибо. Значит, она тебе понравилась?

– Она меня убила, просто убила. – Я легкомысленно хихикаю в подтверждение своих слов.

Берт довольно кивает.

– Знаешь, мне и самому казалось, что это отличный материал.

Теперь, когда мне удалось завязать этот великолепный суперприятельский разговор, я обнимаю Берта за плечи. Я вижу, что Берт странно поглядывает на мою руку, сжимающую его бицепс, но решаю этим пренебречь.

– Слушай, Берт, вообще-то я давно хотел с тобой поговорить…

Берт несколько подозрительно смотрит на меня.

– Да-а?

Я оглядываюсь и понижаю голос:

– Это насчет Тони.

– Ты имеешь в виду Тони Кертиса?

– Мне кажется, тебе кое о чем нужно знать. Только я не могу рассказать тебе здесь.

– Почему?

– Ну, просто не могу. У меня… У меня пока нет доказательств.

– Каких доказательств? Ты о чем, Дуглас? – От тихого голоса Берта у меня чуть не лопаются барабанные перепонки.

– Подожди, пока у меня будут улики. Дашь мне свой телефон?

Берт немедленно стряхивает мою руку.

– Не дам я тебе своего номера, малявка.

Я серьезно смотрю на него.

– Это вопрос жизни и смерти, – Я выдерживаю взгляд Берта. —Твоей смерти.

Лицо у Берта застывает. Он становится похожим на плохо обработанную статую, начинает что-то говорить, но останавливается. Он совершенно выбит из колеи.

Я наклоняюсь еще ближе к Берту, все время глядя прямо ему в глаза.

– Все это между нами, как ты понимаешь. Но Тони сказал мне, что ты ему не нравишься, Берт. Очень не нравишься.