Текст книги "Месть"

Автор книги: Джастин Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Книга четвертая

Глава 30

Маленькая яхта Ажарату полетела по волнам, пересекая бухту. Ажарату ухватилась за румпель и откинулась назад, накренив яхту. Ее напрягшееся тело застыло над водой. Румпель рвался из рук, как поводья лошади. На танцующей зыби сверкал ослепительный свет солнца, греющего ее голые плечи.

Ажарату плавала на яхте весь день, пересекая из конца в конец Лагосскую гавань от рейда к тихим лагунам. Наконец она направила яхту назад. Она чересчур припозднилась, и, когда она проходила мимо мола, ограждающего обширную стоянку для яхт, уже стемнело.

Неожиданно дыхание замерло у нее в груди. У конца каменного причала в сотне ярдов от нее стоял коренастый человек, и на мгновение ей показалось, что это Харден. Она напряженно щурила глаза, моля небо, чтобы произошло чудо. Но мужчина повернулся и направился к стоявшему поодаль «лендроверу». Он выглядел худощавее, чем Харден, и был одет в армейскую форму защитного цвета.

Такое случалось с ней очень часто. То и дело сердце в груди начинало биться быстрее, когда она видела на улице белого мужчину. Ее разум никак не мог примириться с новостями, которые Майлс Доннер сообщил полгода назад, и она молилась, чтобы интуиция, подсказывающая ей, что он не прав, не подвела ее.

Израильтянин лично рассказал ей о судьбе Хардена, тем самым доказав, что в нем еще теплится искра гуманности, о существовании которой Ажарату не подозревала. Доннер утверждал, что до конца находился с иранскими поисковыми командами, надеясь убедить их передать Хардена под его опеку. Но им удалось найти только остатки надувного ялика – полосы резины, разодранной гигантскими винтами «Левиафана».

Ажарату была слишком потрясена горем, чтобы подвергать сомнению его слова. Харден заполнял все ее мысли; остальное, включая обстоятельства его смерти, казалось несущественным. Конечно, он бросил ее, оставив в ее душе опустошение, и она безумно тосковала без него. Но у нее остались и воспоминания о тех немногих мгновениях, когда они были вместе, и она знала, что никогда больше не сможет никого полюбить так же сильно.

Майлс Доннер иногда бывал проездом в Лагосе, возвращаясь домой из командировок, и, так как агентом Моссада он больше не был, его всегда ожидал радушный прием в доме отца Ажарату. Она уже давно съехала оттуда, к большой радости любовницы отца, но, когда Доннер наносил им визит, всегда выполняла роль хозяйки дома. Однажды Доннер выпил слишком много, и они вышли в сад подышать воздухом. Ажарату уже усвоила, что, даже находясь в отставке, израильтянин мог говорить откровенно только на улице.

– Почему вы предали его? – спросила Ажарату. Она была уверена, что такой вопрос снова и снова задавал себе Харден.

– Он больше не был нам нужен, – ответил Доннер. – Мы не филантропическая организация.

– Но вы могли просто оставить его в покое, – сказала Ажарату, чувствуя, как в ней закипает гнев.

Доннер возразил:

– Как любил говорить Харден, «так не выйдет». В любой ситуации можно найти свои плюсы. Помогая поймать его, мы завязали дружеские связи с государствами Персидского залива, точно так же, как подружились с вашим отцом после того, как спасли вас. – Он продолжил, невнятно произнося слова: – Ажарату... Я пытался его спасти, если это может вас утешить.

Она ненавидела Доннера и все же терпела его. Она даже поощряла его визиты. Иногда на нее накатывала необъяснимая уверенность, что Харден жив. Если она права, то Доннер будет знать об этом и сообщит ей. Но всякий раз, когда она затрагивала тему поисков Хардена в Персидском заливе, ответы Доннера были вежливо-уклончивыми: он утверждал, что ничего не знает. Но проходили недели, месяцы, и Ажарату с досадой вынуждена была признать, что интуиция ее подвела, и наконец уверенность, что Харден жив, сменилась на не имеющую никаких оснований надежду.

Она думала о том, ощущал ли Харден свою потерю так, как она ощущала свою? Обвинял ли он свою жену в том, что она умерла и покинула его? Но Кэролайн не была ни в чем виновата, а Харден сам шел навстречу смерти. Иногда по ночам она не могла удержаться и гневно упрекала Хардена за его неумолимую жажду мести, умоляла Бога все отменить и начать сначала.

Но скоро она поняла, что Харден не мог справиться со своими страстями. Если бы он пытался бороться с ними, то они бы погубили его душу так же, как «Левиафан» погубил его тело.

Всего несколько ниточек связывало Ажарату с жизнью Хардена – часы, которые он подарил ей в Кейптауне, визиты Доннера и чувство безвозвратной потери. Но, храня память о нем, она плавала под парусом, практикуясь в навыках, которым Харден обучал ее, мысленно разделяя с ним удовольствие управлять яхтой.

Сейчас, в сумерках, она подходила к причалу так, как когда-то делал он. С еле освещенной автомобильной стоянки за ней наблюдали двое людей – такие же молодые яхтсмены, как и она. У их ног лежали парусные чехлы и корзины с провизией. Стоя рядом со своими блестящими машинами, они болтали и смеялись, пытаясь еще немного продлить выходной день. Ажарату делала вид, что не замечает их жестов, надеясь, что они не станут помогать ей причалить и не нарушат ее мыслей.

Ажарату аккуратно подвела яхту к причалу. Закрепив кормовой конец, она поспешила на бак, потянулась к причалу с веревочной петлей в руке и услышала знакомый голос:

– Точная работа.

В полном ошеломлении она подняла глаза, и их взгляды встретились. Ветер наполнил парус, отталкивая нос яхты от причала, и расстояние между ними увеличилось. Ажарату застыла на месте, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди.

– Бросай конец, – усмехнулся Харден.

Ажарату машинально исполнила приказание. Харден поймал швартов, и Ажарату ухватилась за мачту – для того, чтобы удержаться на ногах, и для того, чтобы выдержать рывок, когда Харден потянул за канат, подтаскивая яхту к причалу. Ее бы нисколько не удивило, если бы он внезапно исчез, растворившись в сумерках.

– Если ты заложишь конец за утку, то сможешь выйти и поцеловать меня.

В ее разуме, который никак не мог поверить в происходящее, промелькнула мысль, что она никогда не видела, чтобы на его лице так долго держалась улыбка.

– Питер! – справившись со своей немотой, воскликнула она.

– Как видишь, я жив и здоров, и мне бы не хотелось слишком долго торчать на виду у этих людей, – сказал Харден, все еще улыбаясь, но добавил: – В том месте, где я пересек границу, не спрашивают виз.

Он отрастил бороду и длинные волосы. На его голове была широкополая шляпа, а на худых плечах болталась потрепанная куртка цвета хаки.

– Я достану тебе визу, – пробормотала она.

– Я так и думал. Ну, может, ты вылезешь из своего корыта и поцелуешь меня?

– Питер! Как ты сюда попал?!

Харден кивнул в сторону потрепанного «лендровера», припаркованного рядом с белым «2000», который Ажарату доставили из Англии.

– Часть пути проехал. Так что, мне самому надо спуститься в лодку, чтобы поцеловать тебя?

Она все еще не могла справиться с шоком и произнесла, слыша свой голос как бы со стороны:

– Мне нужно выгрузить вещи.

Харден удивленно посмотрел на нее, затем сел на краю причала, свесив ноги над водой, и стал смотреть, как она свертывает паруса, канаты, собирает одежду, термос и сумку из-под провизии и выгружает их на причал. Ажарату работала медленно, постепенно приходя в себя, украдкой бросая на него взгляды и желая, чтобы он ничего не делал – просто сидел и смотрел на нее, пытаясь представить, как она жила без него.

Пока она вымыла палубу и вычерпала воду из трюма, совсем стемнело. Люди на автомобильной стоянке бросали в их сторону любопытные взгляды. Наконец они уехали, и Харден заметно расслабился; с этого мгновения он больше не отводил от нее взгляда.

Ажарату огляделась в поисках забытых мелочей, затем стала подниматься на причал. Неожиданно Харден потянулся к ней, схватил за руку, рывком вытащил наверх и обнял. Их губы встретились, и она радостно разрыдалась.

* * *

Ее квартира выглядела по-спартански, и Ажарату впервые пожалела, что не пыталась создать здесь никакого уюта.

– Я видел кофейные столики, похожие на трубу парохода, – пошутил Харден, и в его голосе прозвучала та же нервозность, какую чувствовала она, – но похожие на чемодан – впервые!

– Я переезжаю в Ибадан.

– Снова учиться?

– Да. Но это тайна.

– От кого?

– От отца. Он хочет, чтобы я вышла замуж.

– А яхта?

– Я буду плавать по выходным, – сказала Ажарату, рассеянно включая свет. Двигаясь по комнате, она чувствовала на себе его взгляд.

– Ажарату...

Она повернулась и посмотрела ему в глаза. Сейчас он выглядел более усталым, чем при встрече. Не дождавшись ответа, Харден снова назвал ее по имени. Он неуверенно стоял около двери, как будто не зная, какую часть их странной совместной жизни будет разрешено вспомнить.

Не отводя глаз, Ажарату потянулась к нему. Ей ужасно понравилось, как он неуклюже снял шляпу.

– У тебя такие длинные волосы, – восхищенно произнесла она и прикоснулась к ним. Ее рука прикоснулась к его лицу. – И борода. Ты лохматый, как лев.

– Забавно, что ты заговорила о львах, – улыбнулся Харден, поглаживая бороду. Его ногти по-прежнему были очень ухожены. – В Эфиопии я познакомился с одним типом, который обещал задушить для меня льва голыми руками.

– Твоя борода такая седая... Она мне очень нравится.

Он прикоснулся губами к ее пальцам, облизывая ее кожу шершавым языком. Ажарату взглянула ему в глаза, увидела в них смущение и обняла его.

– Я так счастлива, что ты приехал ко мне. Не надо ничего говорить!

Она поцеловала его в губы и прижалась к его мускулистому телу. Харден все равно пытался что-то сказать, но она зажала ему рот ладонью. Он ласкал ее точно так же, как тогда, пока она не начала дрожать и сгорать от желания. Ажарату чувствовала, как им овладевает возбуждение. Руки Хардена были слишком медленными, и Ажарату сама сорвала с него одежду.

Она была потрясена, увидев, как похудело его тело, изувеченное шрамами.

– Ты ничего не забыла? – пробормотал Харден, гладя ее грудь, лаская ягодицы; в его голосе слышалась нежная шутливость. Казалось, он не подозревает, что она заметила его раны. – Вот я и пришел. А где мои часы?

Крепко обнимая его, Ажарату подвела его к своей кровати и застенчиво подняла подушку.

– Сперва я носила их на руке – до тех пор, пока Майлс не сказал мне, что ты... умер.

Харден усмехнулся.

– Ты же знаешь, что Майлс любит преувеличивать. Но Ажарату хотела все объяснить.

– Часы были слишком тяжелыми, чтобы носить их в больнице, и поэтому я хранила их здесь – проснувшись ночью, я легко могу разглядеть циферблат.

Она закрыла глаза, и Харден нежно погладил ее лицо. Она как будто издалека услышала его слова:

– У тебя очень узкая кровать.

– Мне не нужна была широкая.

* * *

Потом она лежала на боку, подняв колено и положив голову ему на грудь, слушая, как бьется его сердце. Ее взгляд лениво скользил по его телу. Коренастая фигура Хардена казалась не такой большой и очень жилистой. Правое предплечье пересекал ярко-красный рубец, а загорелые ноги избороздили тонкие белые рубцы.

Ажарату произнесла:

– Как странно – заниматься любовью не на яхте.

– Да.

– Здесь нет качки. Это тебя смущает?

– Нет.

– И меня тоже нет... Но как чудесно она скользила по воде... Тебе очень жаль, что она погибла?

– Да, это была лодка что надо!

– Да... – Ажарату улыбнулась. – Правда, я не капельки не жалею, что не надо то и дело вскакивать и менять паруса.

– Вот именно.

Она почувствовала, что Харден удаляется от нее, и окликнула:

– Питер!

– Да?

– Что случилось с твоими ногами?

– Это зазубрины. Я висел на руле доу.

Она поглядела в лицо Хардена, но он смотрел в потолок.

– А твоя рука? – спросила Ажарату.

Про зазубрины он рассказывал без всяких эмоций – просто как о свершившемся факте, – но сейчас в его голосе послышалась горечь.

– Пуля разбила прицел. Я не мог управлять ракетой...

Сердце Ажарату дрогнуло. Она слышала, как учащается его дыхание, и чувствовала, как напряглись его мускулы. Она ласкала его, пытаясь утешить, но его тело только сильнее напрягалось.

– Ты не отказался от своей затеи. Верно?

– Верно.

– А зачем ты пришел ко мне?

– Ты нужна мне.

– Зачем?

– Затем.

– И для этого?

– И для этого.

Ажарату вся сжалась. «Он должен это сделать, – безнадежно подумала она. – Кэролайн никак не покинет его. Им по-прежнему управляет страсть, она по-прежнему встает между мной и им, и так будет продолжаться, пока он не уничтожит призрак».

Глава 31

В пятницу стоянка около яхтенного причала была забита блестящими автомобилями. Большинство слипов пустовало, но яхта Ажарату Аканке, частично наполненная дождевой водой, по-прежнему находилась в доке.

Майлс Доннер побывал у нее на квартире; швейцары уже несколько дней не видели Ажарату. Вся мебель была на месте, но шкафы и книжные полки пусты.

В больнице Доннеру сказали, что Ажарату неожиданно взяла отпуск. Отец не видел ее несколько недель, но в этом ничего необычного не было.

Доннер глядел на дождевую воду, скопившуюся на дне яхты. Его охватила тревога. Доннер направился в лагосский аэропорт «Муртала Мухаммед». Нет смысла пытаться установить контакт с Моссадом в Лагосе. Нужно вернуться домой и постараться, чтобы его выслушали.

Глава 32

Капитан Огилви стоял в правом крыле мостика «Левиафана» – между Майлсом Доннером и Джеймсом Брюсом. Гигантский корабль плыл вдоль западного побережья Африки, начиная очередной рейс – уже третий с тех пор, как Харден несколько месяцев назад атаковал его в Персидском заливе. Кроме танкера, в море больше никого не было, если не считать старое грузовое судно, тащившееся вдоль Сенегальского берега в нескольких милях к востоку.

Огилви злился. Доннер был озабочен. Они спорили, не обращая внимания на попытки Брюса примирить их. На шее у мужчин висели бинокли. Доннер каждые несколько минут осматривал горизонт.

– Черт возьми! – прорычал Огилви. – Вы хорошо знаете, что Харден уже несколько месяцев мертв.

– Тогда где же его тело? – спокойно спросил Доннер.

– Спросите у винтов «Левиафана».

– Но мы нашли только куски резиновой лодки.

– Иранцы на ушах стояли, обшаривая залив, – возразил Огилви. – Служба на Королевском флоте может научить кое-чему даже черномазых, верно, Брюс?

Брюс кисло улыбнулся.

– Седрик, давайте вызовем вертолет. Он прибудет через два часа, и с вооруженной охраной все мы будем чувствовать себя немного увереннее. Почему бы не...

Огилви оборвал его:

– Или они нашли Хардена живым и так зверски с ним обошлись, что не могут показать его тело. У иранцев в ходу пытки, это ни для кого не секрет. Или вы этого не заметили, когда торчали на их корабле? Может быть, они просто утопили его без лишних слов.

– Я не слышал ничего подобного, – заявил Брюс.

– Вряд ли они бы прислали вам меморандум. Суть в том, что он мертв.

Доннер спросил:

– Как вы можете быть уверены, что он не остался в живых и не начал охоту снова?

– Потому что он мертв.

– Но я же говорил вам, что его женщина пропала.

– Люди нередко пропадают. Даже в цивилизованных странах.

– Цивилизованных? – недоверчиво спросил Доннер. – Ажарату Аканке – известный врач, живущая в столице самой передовой черной нации в мире.

– Да мне-то что! Пусть будет хоть костоправом у короля зулусов! Харден мертв!

– И вы по-прежнему игнорируете факт, что в Гвинейском заливе около берегов Нигерии украдена яхта типа «Морской лебедь»?

– Да, вместе с двумя десятками других дорогих яхт. В дельте Нигера прячется больше пиратов, чем когда-либо было в китайских морях.

– Но это яхта такого же типа, как была у него.

– Зачем ему точно такая же яхта?

– Вы что, хотите, чтобы он потопил вас?

– Не вижу угрозы «Левиафану» в каких-то дурацких совпадениях.

– Этих совпадений слишком много, – заявил Доннер. – И они вовсе не дурацкие. Украдена яхта такого же типа. Тело Хардена не найдено. Исчезла его женщина.

– Политическая интрига, – пожал плечами Огилви.

– Ажарату Аканке не занимается политикой.

– Ее отец важная шишка. Может, ее похитили, чтобы повлиять на него? Или убили?

– У генерала Аканке нет серьезных врагов. И он не получал никаких требований о выкупе.

– Значит, сбежала с любовником.

– Она жила одна. У нее не было любовников.

– Молодая женщина вроде нее – и живет одна? Чушь!

– Ажарату Аканке любила Хардена так сильно, что ни вам, ни мне никогда этого не понять. Она так же страстно мечтала о нем, как он мечтал утопить этот корабль.

– "Любила" – очень точное слово. Харден мертв.

– А вдруг нет? Мы обязаны допустить вероятность, что им удалось достать новое оружие и...

– Чушь собачья!

– Капитан, я не единственный человек, который считает, что «Левиафан» нуждается в защите. Точно так же думают ваша компания и лондонский «Ллойд», застраховавший корабль.

– Вы нагромождаете одну невозможность на другую!

– Вероятно, что Харден добрался до какой-нибудь нефтяной вышки, – неуверенно предположил Брюс.

– Едва ли!

– А вдруг Брюс прав? – спросил Доннер. – Добрался до вышки, а потом сумел попасть на доу. Их в заливе очень много. Муссон как раз шел на убыль. Доу могла доставить его в Восточную Африку.

– Невозможно! – воскликнул Огилви. Его рот сжался, как клюв, а пальцы начали бегать по кожаному ремню бинокля. – Харден мертв! Вы видели, сколько змей водится в заливе?

– Ваш конвой взбаламутил воду и распугал их.

– Ему бы хватило и одной. – Огилви злобно повернулся к представителю компании. – Пусть я буду проклят, если на «Левиафане» окажется вооруженный вертолет, чтобы ублажить вас, компанию и даже «Ллойд», только потому, что какая-то чернокожая девчонка не вернулась вовремя домой!

Он уставился на смущенного Брюса.

Доннер оглядывал горизонт в бинокль.

От аккуратного красного солнечного шара, низко висящего в безоблачном небе, через темнеющее море протянулась отчетливая красная полоса. Теплый тропический бриз взъерошил густые седые волосы Огилви.

Затрещал звонок телефона. Огилви поднял трубку и протянул ее Доннеру. Тому уже несколько раз звонили по радиотелефону с тех пор, как он оказался на борту судна. Израильтянин отодвинулся подальше, насколько позволял провод, и стал слушать, глядя на морские просторы.

Огилви подождал мгновение, затем повернулся к Джеймсу Брюсу.

– Никак не могу вспомнить, – произнес он небрежно. – Вы были в ту ночь на борту одного из конвойных кораблей?

– Нет. Я ждал на «Уэллхед-Один».

– Ах да... И как я забыл... Должен вам сказать, что вы многое пропустили. Конечно, я стоял на этом самом месте, в правом крыле, и любовался эскортом. Брюс, это было потрясающее зрелище. Человек вашего возраста, не бывавший на войне, никогда не видел ничего подобного. Вы знаете, что иранцы послали фрегат для прикрытия «Левиафана»?

Брюс кивнул. Он уже много раз слышал рассказ Огилви.

– А воздушному прикрытию могли бы позавидовать даже Королевские военно-воздушные силы. Нужно отдать должное иранцам. Они создали достойную армию.

– Да, ночка была что надо, – согласился Брюс.

– Вам действительно лучше бы сойти на берег в Монровии.

– Я понимаю, Седрик. Все это звучит очень натянуто, но Доннер...

– Не беспокойтесь, – тихо прервал его Огилви. – Я отошью вашего мистера Доннера, не теряя времени.

Наконец Доннер положил трубку. На его губах играла озабоченная улыбка. Сейчас он казался старше, чем во время операции в Персидском заливе, и его поведение было уже не столь непринужденным.

– Капитан, – сказал он умоляющим тоном. – Мне передали, что Ажарату Аканке все еще не найдена. И я снова прошу вас принять во внимание небольшую, но катастрофическую вероятность того, что Харден жив и охотится за «Левиафаном».

– Я согласен, – сказал Джеймс Брюс, собравшись с духом. Дело зашло слишком далеко. Он нес ответственность перед компанией и командой корабля. Огилви играл их жизнями.

– Седрик, боюсь, в этот раз мне придется настаивать. Пожалуйста, пусть ваш радист вызовет вертолет.

К его облегчению, Огилви ответил совершенно спокойно, и Брюс на секунду пожалел о том, что он обращается не к нему, а к Доннеру.

– Как я понимаю, вы работаете на правительство Израиля?

– Да, – согласился Доннер, неуверенно отвечая на взгляд капитана.

– И именно израильская разведка прошлым летом проникла в планы Хардена.

– Да.

– И вас попросили передать эту информацию владельцам «Левиафана».

– Совершенно верно, сэр.

– А также саудовцам и иранцам?

– Всем, кого это касается.

– Вы лично знакомы с Харденом?

Доннер ответил не мигнув глазом:

– Нет.

– А что произошло с тех пор?

– То, что я говорил вам. Мы полагали, что Харден мертв, до тех пор, пока недавно не узнали, что доктор Аканке исчезла...

– Нет. Я имею в виду – что делали лично вы? Доннер взглянул на него с беспокойством.

– Занимался разными делами...

– Вы ушли в отставку, – заявил Огилви.

– Неужели это заметно?

– Заметно, – улыбнулся Огилви. – В моем возрасте такие вещи не заметить невозможно. У вас есть хобби?

– Я фотограф.

Брюс терпеливо ждал. Он понимал, куда клонит Огилви. Ладно, пусть даст выход своему гневу.

– Но вам бы хотелось вернуться на правительственную работу? – настаивал Огилви.

Доннер ответил, почти незаметно кивнув:

– Это от меня не зависит.

Огилви снова улыбнулся.

– Не зависело до недавнего времени.

– Что вы имеете в виду? – спросил Доннер.

– Вы поднимаете шумиху вокруг Хардена – и снова оказываетесь на своей старой работе. – Он усмехнулся. – Но что это за «правительственная работа»? Ведь вы просто шпион. Брюс, разве вы не понимаете, чем он занимается?

Брюс смущенно отвернулся. План Огилви был обречен на провал. Факт есть факт, и разоблачение Доннера не отвратит нависшей над кораблем опасности. Компания приняла решение, и Брюс выполнит его.

– По неизвестным мне причинам его уволили, – продолжал Огилви. – Но пока он кричит «Волк!» – то есть «Харден!» – у него есть работа. Не хочу сказать, что в чем-то обвиняю вас, приятель, но я не собираюсь ради вас прыгать через горящий обруч.

Доннер, казалось, отреагировал спокойно на слова Огилви, но на виске его пульсировала вена.

Огилви снова злорадно усмехнулся.

– Конечно, я очень благодарен вам за оказанные услуги, мистер Доннер. Мне очень помогла ваша информация о том, что Харден подстерегает «Левиафан».

Джеймс Брюс поспешил взять инициативу в свои руки.

– Седрик, личные проблемы мистера Доннера к делу не относятся. У меня есть приказ. Компания требует от вас обеспечить охрану судна. Немедленно вызовите вертолет!

Лицо капитана побагровело. Он поднял телефонную трубку.

– Радиорубка, – вызвал он, глядя Брюсу в глаза, и подтолкнул телефон к нему.

– Если вы настаиваете, капитан Брюс, то тогда уж вызовите два вертолета! И желаю вам приятного плавания вокруг мыса Доброй Надежды, капитан Брюс!

Брюс услышал в трубке голос радиста:

– Седрик, говорите.

– Да! – Голос капитана прогремел, как пистолетный выстрел.

Брюс смотрел на далекий нос танкера, шевеля губами. Кто, кроме Бога или Огилви, может знать, что там творится? Проклятая калоша!

– Ну хорошо, Седрик... Вы выиграли.

Огилви повесил трубку, разгладил галун у себя на плече и неожиданно пустился в откровения:

– Должен вам признаться, Харден был близок к успеху. Бог свидетель, его ракета пролетела в десяти ярдах от меня.

Он подвел Брюса к поручню, откуда были видны волны, пенящиеся далеко внизу, около корпуса судна. Доннер с застывшим лицом последовал за ними.

– Видите – свежая краска, – сказал Огилви и показал, где гладкую поверхность металлических перил пересекал шов, разделявший старый и новый слои краски. Пока он рассказывал, Доннер смотрел, как его большие пальцы поглаживают шов.

– Взрыв швырнул меня на палубу. Я гасил огонь огнетушителями, пока не прибыл боцман с пожарной командой. Мне опалило брови. Видите, они до сих пор чересчур короткие.

– Офицеры Огилви утверждали, что он неоднократно рассказывал эту историю. Капитан сделал паузу точно так же, как сотню раз до того, и добавил с торжественностью, над которой подшучивали у него за спиной в кают-компании:

– Видно, кто-то на небесах очень любит хороших ребят с «Левиафана».

«Десять ярдов, – думал Доннер, – и как сильно Огилви недооценивает Хардена!»

Вслух он сказал:

– Харден стрелял, находясь в резиновой лодке. Он по меньшей мере чрезвычайно талантливый человек.

– Скорее, ему дьявольски везет, Доннер, – отпарировал Огилви. – Дьявольски везет.

– Но он весьма целеустремлен, не правда ли?

Рука Огилви схватилась за перила, закрыв слой свежей краски. Он долго глядел в пространство, и Доннеру хотелось, чтобы он промолчал; дразнить капитана не имело смысла. Глаза старика метали молнии. Он создал миф о Хардене и раз и навсегда для себя решил: Харден был сумасшедшим. Хардену повезло. Харден мертв.

Доннер смотрел, как обветренная рука капитана закрывает пятно свежей краски, как будто пытается спрятать его. Он подумал: может быть, Огилви так часто повторяет свой рассказ, потому что испуган. Он быстро отвернулся, чтобы капитан не заметил улыбки на его лице.

Неужели Хардену удалось отомстить – посмертно? Неужели Огилви со страхом ждет, что однажды ночью из моря появится призрак Хардена с ножом в зубах? Может быть, именно поэтому он отказывается обсуждать новую информацию? Улыбка исчезла с лица Доннера. Или Огилви прав? Может быть, он сам цепляется за ничтожный шанс в надежде вернуться на службу?

– Ему везло, и все! – наконец ответил Огилви. – Я предсказал каждый его ход. Только дуракам может везти так, как ему.

– Он замолчал и оглядел затуманенным взглядом обширную зеленую палубу.

Доннер посмотрел туда, где на палубе лежал запасной гребной винт. Хотя прошло уже три дня с тех пор, как он поднялся на борт танкера, размеры «Левиафана» по-прежнему внушали ему благоговение. Вместе со своими близнецами, мчавшими корабль к Аравии, это был самый большой гребной винт в мире. Что его лопасти могут оставить от человека?

Он поднял бинокль и осмотрел темнеющий горизонт. Неожиданно он заметил парус, который до того прятался за грузовым кораблем, и его руки на мгновение крепче вцепились за бинокль. У них уже было несколько ложных тревог.

– Яхта!

Огилви неслышно пробормотал что-то, продолжая смотреть на палубу. Пальцы его правой руки схватились за ремешок бинокля, но капитан оставил бинокль висеть на шее. Он повернул голову, осматривая ремешок, и у Доннера появилась мысль, что перед ним – беглец, спасающийся от преследователя.

Джеймс Брюс уже рассматривал яхту в свой бинокль.

– Это не «Морской лебедь».

– Вы уверены? – спросил Доннер, снова поднимая бинокль и крутя колесико настройки на резкость.

– Тримаран с парусной оснасткой кеча, – медленно произнес Брюс.

Доннер навел на резкость и увидел две мачты над широким плоским корпусом. Бриз, дующий с суши, гнал яхту на запад. Узнав прошлым летом о планах Хардена, он прочел дневники некоторых людей, плававших на маленьких яхтах, чтобы изучить характер этого человека. Тримаран, вероятно, направлялся на Антильские острова. Затем, возможно, через Панамский канал он выйдет в Тихий океан. Год назад Доннер не мог бы понять чувства человека, добровольно изолирующего себя от общества. Сейчас – мог.

– Вы видите команду? – спросил он.

– Еще нет, – ответил Брюс.

Тримаран шел курсом, пересекающим путь «Левиафана». Он плыл быстро и должен был разминуться с танкером с большим запасом.

Огилви произнес:

– Мне казалось, вы пришли к выводу, будто Харден украл яхту типа «Лебедь».

Доннер опустил бинокль и стал смотреть, как лучи заходящего солнца пронзают гребни волн.

* * *

Как врач, слушающий пульс пациента, Огилви сжимал вибрирующий поручень. В течение дня гудение все усиливалось и усиливалось. Капитан поднял трубку телефона и приказал уменьшить обороты винта.

Постепенно вибрация снизилась до приемлемого уровня, но должен был пройти целый час, прежде чем «Левиафан» снизит скорость с шестнадцати до пятнадцати с половиной узлов. Капитан продолжал держаться за поручень. Толстый шов между слоями старой и новой краски раздражал его ладонь.

Он снова позвонил в рубку, и первый офицер, разговаривая с ним, высунул голову в крыло.

– Слушаю, сэр!

– Первый, здесь на поручне зазубрина. Позаботьтесь, чтобы плотник удалил ее не позже завтрашнего дня.

– Есть, сэр.

– Иначе после каждой окраски она будет становиться толще и толще.

– Да, сэр.

Огилви отпустил поручень и оглядел свои обширные владения. Корабль был великолепен, но все же не такой титан, каким был когда-то. Море нашло в нем слабые места. Хуже того, на нем оставил рубцы Харден.

Сначала это опечалило его, но потом он изменил свое мнение. Он провел в море почти пятьдесят лет и наконец смирился с мыслью, что океан позволяет одержать над собой одну-единственную победу – остаться в живых.

«Левиафан» остался в живых. И он по-прежнему был величайшим кораблем.

Что-то нарушило самодовольство Огилви. Он лениво посмотрел на воду. Тримаран приблизился к танкеру на тысячу ярдов и держал курс прямо на нос «Левиафана».

Капитан снова поднял трубку телефона.

– Первый, отпугните этого болвана гудком.

Оглушительно загудела сирена.

Тримаран повернулся бортом к танкеру. Из кокпита яхты появилась фигурка и наклонилась над треножником, установленным на корме.

Доннер произнес:

– Капитан...

Озадаченный Огилви поднял бинокль.

– Что это у него на корме?

Паруса тримарана отразили ослепительную белую вспышку.

– Сигнальная лампа? – удивился Брюс.

Но Огилви уже мчался к рубке, прекрасно понимая, что таких ярких сигнальных ламп не бывает.