Текст книги "Письмена на теле"

Автор книги: Джанет Винтерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

"Банный день в Йоркшире" – говорю я и ставлю кошку тремя лапами в старый эмалированный таз. Ее четвертая лапа остается покоится на томике библии. "Камень веков расколот во имя меня. Позволь мне спрятаться в тебя". (церковный гимн The rock of ages прим. переводчика) Серией воплей, уговоров, коробков спичек и жидкости для заправки зажигалок, мне удалось вернуть к жизни древний кипятильник. В конце концов он громыхнул и зашипел, вздымая клубы зловонного пара в обшарпанной ванной. Я вижу глаза кошки, они смотрят на меня, пораженные ужасом.

И вот мы сидим отмытые, мы оба:она, закутанная в полотенце, и я в своем единственном роскошном наряде – махровой банной простыне. Ее голова сделалась крохотной от прилизанной к черепу шерсти. На одном ухе у нее вызубрина, а над глазом большой шрам. Она дрожит у меня на руках, несмотря на то, что я ласково рассказываю ей о чашке молока. Позже, в разваливающейся кровати, зарывшись под пухованное стеганное одеяло (такое завалявшееся, что пух перекатывается комками, когда пытаешься взбить его), накачанная молоком кошка научилась урчать. Она всю ночь проспала на моей груди. Мне же не пришлось много спать.

Я стараюсь бодрствовать по ночам, доводя себя до крайней усталости, что помогает избежать полудремотных кошмаров обычных для дневного сна тех, кто многое скрывает в себе. Есть люди, которые заставляют себя голодать весь день только для того, чтобы обнаружить, что ночью их отвергнутые тела разграбили холодильник, сожрали сырое мясо, съели кошачью еду, туалетную бумагу, что угодно еще, чтобы удовлетворить свою потребность.

Спать рядом с Луизой было удовольствием, которое часто заканчивалось сексом, но было независимым от него. Приятное умеренное тепло ее тела, идеальная для меня температура ее кожи. Отвернуться от нее только для того, чтобы часом позже повернуться снова и влиться в изгиб ее спины. Ее запах. Специфический запах Луизы. Ее волосы. Красное одеяло укрывающее нас обоих. Ее ноги. Она никогда не брила их до полной гладкости. Мне нравилась эта легкая шершавость, когда волосы только начинают прорастать. Им не разрешалось появляться, поэтому я не знаю их цвета, но мне удавалось чувствовать их своими ногами, продвигаясь своей ступней по переднему краю ее большеберцовой кости; удлиненные кости ее ног, обогащенные костным мозгом. Костный мозг, где формируются кровяные тельца – красные и белые. Красный и белый – цвета Луизы.

В книгах по реабилитации после стрессов советуют засыпать в обнимку с подушкой. Это не совсем то, что называется "голландская женушка", то есть валик, зажатый между ног, когда спишь в тропиках, для того, чтобы он впитывал пот, нет, это не совсем как "голландская женушка". "Подушка успокоит вас во время долгих часов, кажущихся вам бесконечными. Во время сна вы бессознательно чувствуете ее присутствие. Если вы проснетесь, кровать не покажется вам такой огромной и одинокой". Кто пишет эти книги? Неужели они на самом деле думают, эти спокойные, заботливые советники, что два фунта чем-то набитой ткани успокоят разбитое сердце? Мне не нужна подушка, мне нужна твоя живая, дышащая плоть. Я хочу, чтобы ты держала мою руку в темноте, я хочу придвигаться к тебе во сне и вливаться своим телом в твое тело.

Когда среди ночи я поворачиваюсь в кровати, она кажется мне огромной как континент. Бесконечное белое пространство, где больше не будет тебя. Я продвигаюсь по ней, дюйм за дюймом, но тебя здесь нет. Это не игра, ты не выпрыгнешь внезапно, чтобы в шутку испугать меня. Кровать пуста. Я лежу на ней, но она пуста.

Мне захотелось назвать кошку Надежда, потому что в первый же день она принесла мне кролика и мы съели его с чечевицей. В этот день мне удалось сделать несколько переводов, а после моего возвращения из винного бара, Надежда сидела у двери с оттопыренным ухом и с таким ожиданием, что на какую-то долю секунды, на какую-то благословенную долю секунды, мне удалось забыться. На следующий день, добравшись до библиотеки на велосипеде, я, вместо того, чтобы зайти в отдел Русской литературы, как предполагалось сначала, сворачиваю в отдел Медицинской литературы. У меня появилась одержимость анатомией. Если мне нельзя выбросить Луизу из своей головы, то я могу утопить себя в ней. В рамках медицинской терминологии, сквозь бесстрастный взгляд на всасывание, потение, обжорство, испражнения, я сочиняю любовную поэму для Луизы. Я буду продолжать познавать ее, гораздо ближе, чем только через кожу, волосы и голос, которые были предметом моего вожделения. У меня будет ее плазма, селезенка, ее синовиальная жидкость. Я буду узнавать ее еще долго после того, как ее тело истлеет.

ГЛАВА 2

КЛЕТКИ, ТКАНИ, СИСТЕМЫ И ВПАДИНЫ ТЕЛА

Размножение клеток путем митоза происходит на протяжении всей жизни человека. Оно происходит в более ускоренном темпе до тех пор, пока не прекратится рост. После этого создаются новые клетки, на смену умершим.

Нервные клетки представляют собой существенное исключение. Когда они умирают, они не восстанавливаются.

_____________________________________________________________

В потаенных уголках своих миндалевидных желез, Луиза очень много делает для своего организма. Точный биологический процесс в ее теле зависит от соблюдения установленного порядка, но ее белые кровяные тельца превратились в бандитов. Они не соблюдают правил. Они переполнили кровоток, ниспровергнув мирный порядок жизни селезенки и кишечника. В ее лимфатических узлах они раздуваются от гордости – когда– то они охраняли ее тело от внешних врагов. Они были ее иммунитетом, ее гарантией против инфекции. Теперь они внутренние враги. Органы безопасности взбунтовались. Луиза оказалась жертвой переворота.

Позволишь ли ты мне вползти в тебя, охранять тебя, отлавливать их, когда они придут за тобой? Почему я не могу перекрыть их слепой поток, который загрязняет твою кровь? Почему нет замка в воротной вене?

Изнутри твое тело невинно, ничто не научило его страху. Твои артериальные каналы доверчиво пропускают все грузы, проходящие через них, они не проверяют документов при погрузке. Ты уже переполнена до краев, но охранник уснул и убийцы входят вовнутрь. Кто здесь? Дайте мне посветить фонариком. Это всего лишь кровь: красные кровяные тельца несут кислород к сердцу, а тромбоциты убеждены в точном сгущении крови.

Белые кровяные тельца, всего лишь немногие из них, типа В и Т заходят как всегда, беззаботно посвистывая, Преданное тебе тело совершило ошибку. И нет времени ставить печати в паспорта и смотреть на небо. За ними в очереди сотня таких. Сотня это слишком много – вооруженные до зубов, идущие на дело, которое не нужно делать. Не нужно? При таком вооружении?

Вот они идут, проносятся по кровотоку, пытаясь найти повод для сражения. И нет никого, кто мог бы сразиться, кроме тебя, Луиза. Теперь ты это инородное тело.

Ткани, такие как слизистая оболочка полости рта, можно увидеть невооруженным глазом, но миллионы клеток, образующих ткани, так малы, что их можно рассмотреть только под микроскопом.

Невооруженный глаз. Сколько раз мне посчастливилось наслаждаться тобой, своим сладострастным невооруженным глазом. Мне нравилось видеть тебя раздетой, склоненной, когда ты умывалась; изгиб твоей спины, округлость твоего живота. Мне нравилось исследовать тебя под собой, рассматривать шрамы на внутренней части твоих бедер, в тех местах, где ты упала на колючую проволоку. Это выглядело так, как если бы какой-то зверь оцарапал тебя, пробежал своими стальными когтями по твоей коже, оставив грубую отметину в знак своего права на собственность.

Мои глаза карие, они порхают по твоему телу как бабочки. Я пролетаю от края до края твоих берегов слоновой кости. Я знаю леса, где я могу отдохнуть и насытиться. У меня есть карта тебя, нарисованная моим невооруженным глазом и я храню ее вдали от любопытных глаз. Миллионы клеток, которые образуют твои ткани начертаны на сетчатке моего глаза.

В ночном полете я точно знаю где я нахожусь. Твое тело – моя посадочная полоса.

Полость твоего рта я изучаю своим языком и слюной. Ее борозды, долины, рифленую крышу, крепость из зубов. Глянцевая гладкость изнанки твоей верхней губы, прерывающаяся шершавой воронкой в том месте, где ты поранилась когда-то. Ткани рта и ануса заживают быстрее других, но все же остаются знаки для тех, кому интересно. Мне интересно.

Твой рот хранит историю. Разбитый автомобиль и раздавленное лобовое стекло.

Единственный свидетель – шрам, рваный, как шрам от дуэли, где на коже еще видны швы.

Мой невооруженный глаз считает твои зубы, включая пломбы.

Резцы, клыки, моляры и премоляры. Всего тридцать два. Тридцать один в твоем случае. После секса ты хищно вгрызаешься в еду, позволяя жиру стекать по твоим губам. Иногда я – это то, что ты кусаешь, оставляя вдавленные отметины на моих плечах. Ты хочешь поранить меня, чтобы мы стали равными? Я ношу эти отметины, как символ чести. Очертания твоих зубов не трудно увидеть под моей рубашкой, но букву Л, вытатуированную внутри меня нельзя увидеть невооруженным глазом.

В целях наглядности, человеческое тело поделено на полости. В черепной полости находится мозг. Его очертания формируются костями черепа.

Позволь мне проникнуть в тебя. Я буду археологом, исследующим захоронения. Я посвящу свою жизнь поиску и размечиванию твоих коридоров, входов и выходов этого впечатляющего мавзолея – твоего тела. Как тесны и потаенны воронки и колодцы юного и здрового тела.Пробирающийся палец с трудом может нащупать начало прихожей, и еще больше усилий требуется, чтобы протолкнуться к потаенным водным залам матки, внутренностей и мозга.

В старом или больном теле ноздри расширены, глазные розетки образуют глубокие озера просьб. Рот расслаблен, зубы покидают свою первую линию защиты. Даже уши увеличиваются как трубы. Тело готовит дорогу для червей. Ты забальзамирована в моей памяти, и первое, что я сделаю – это вытащу крючком твой мозг, через твои податливые отверстия. Теперь, когда ты потеряна для меня, я не могу позволить тебе проявиться – ты должна быть фотографией, а не поэмой. Ты должна избавиться от жизни, как и я. Мы будем погружаться вместе – ты и я, все ниже и ниже, в темные пустоты, где когда-то были живые органы.

Меня всегда восхищала твоя голова. Округлая поверхность твоего лба и продолговатая макушка; твой череп – слегка выдающийся сзади, переходящий в крутую впадину на затылке. Мне не было страшно совершать спуск.Твоя голова покоится на моих руках и я сдерживаю желание нащупать под кожей то место, где притаилась ты. В этой ложбине находится твое существо. Там есть мир созданный и опознаваемый через твою всепожирающую таксономию. Странное сочетание смертности и бахвальства, всевидящий, всезнающий мозг, как владычица неохватного, способная на разные трюки и подвиги. Лечение через телевизор и высшая математика. Строго ограниченное пространство скрывает уязвимое эго.

Я не могу войти в тебя в одежде, на которой не остается пятен, с руками, полными инструментов для записей и анализа. Если я приду к тебе с фонариком и записной книжкой, медицинской диаграммой и тряпкой, чтобы навести порядок, то я тщательно и педантично расставлю тебя по местам. Я рассортирую тебя в пластиковые упаковки, как куриную печень. Матка, внутренности, мозг – все с аккуратными этикетками, разложенное по полкам. И вот так узнают другое человеческое существо?

Я знаю как твои волосы выходят из макушки и, рассыпаясь по плечам омывают их светом. Мне знаком кальций твоих скул. Я знаю оружие твоих челюстей. (ссылка на Самсона, прим. переводчика) Мне доводилось держать твою голову в своих руках, но никогда тебя. Тебя с твоими пространствами, душой, электронами жизни.

"Исследуй меня" – сказала ты, и я беру с собой свои канаты, фляжки и карты, рассчитывая скоро вернуться домой. Я спускаюсь в твои бездны и не могу найти выхода. Иногда мне кажется, что я на свободе, чрево кита выплюнуло меня, как Иону, но потом я сворачиваю за угол и осознаю себя заново. Я прячусь в твоей коже, я таюсь в твоих костях, я плыву по тем полостям, которые украшают стену любого хирурга. Вот как я знаю тебя. Ты это то, что я знаю.

КОЖА

Кожа состоит из двух основных компонентов: дермиса и эпидермиса.

Странно думать, что та часть тебя, которую я знаю лучше всего уже мертвая. Клетки на поверхности твоей кожи, лишенные, кровеносных сосудов и нервных окончаний – тонки и плоски. Это мертвые клетки, которых больше всего на твоих ладонях и на подошве твоих стоп. Твоя погребальная кожа, предложенная мне в прошедшем времени. защищает твою нежную сердцевину от вторжений внешнего мира. Я и есть одно из этих вторжений, Я ласкаю тебя с некрофилической одержимостью, вожделею мертвую оболочку, лежащую передо мной.

Твоя мертвая кожа постоянно стирается моей мертвой кожей. Твои клетки опадают и осыпаются пищей для пылевых клещей и постельных клопов. Все частицы, покидающие твое тело, поддерживают колонии живых организмов, которые питаются твоими, не нужными тебе больше, кожей и волосами. Ты ничего не чувствуешь. А как ты можешь это чувствовать? Все чувства приходят из самых глубин, из живых пространств, оттуда, где дермис начинает свое самовосстановление, создавая новый роговой слой. Ты – рыцарь в сверкающих доспехах.

Спаси меня. Повесь меня за своей спиной, позволь мне держаться за тебя, обхватить тебя за талию, упереться головой в твою спину. Твой запах убаюкивает меня, я могу зарыться в теплом гусином пушке твоего тела.

Твоя кожа солоновата на вкус и немного отдает цитрусом. Когда я пробегаю по ней языком, оставляя длинную влажную линию между твоих грудей, я ощущаю крохотные волоски и складки вокруг соска, его заостренную форму. Твои груди это ульи, источающие мед.

Я существо, которое кормится из твоих рук. Я могу быть безупречной прислугой. Отдохни теперь, позволь мне развязать шнурки на твоих ботинках, помассировать ступни, в тех местах, где кожа загрубела и воспалилась. Все в тебе приятно для меня: и пот, и грязь, и болезнь с ее мрачными отметинами. Положи свою ступню мне на колени – я подстригу твои ногти и сниму с них усталость долгого дня. Прошел очень долгий день, прежде чем ты нашла меня. Ты вся в синяках. Лопнувшие винные ягоды – багровый пурпур твоей кожи.

Телу, страдающему лейкемией, легко причинить боль. Теперь я не могу совершать грубых движений с тобой, заставляя тебя кричать от удовольствия, которое сродни боли.Мы оставили синяки друг на друге, разбив капилляры, выстрелившие кровью. Трубки, тонкие как волосок, проходящие между артериями и венами, эти разветвленные кровеносные сосуды, которые записывают желания тела. Ты бывало горела желанием. Это было тогда, когда мы контролировали свои действия – наши тела были заговорщиками в достижении удовольствия.

Мои нервные окончания стали чувствительными к минутным изменениям температуры твоего тела. Не нужно больше резких перепадов горячего-холодного; я пытаюсь поймать секунду, когда твоя кожа становится более плотной. Начало страсти, жар, пронизывающий насквозь, учащенное сердцебиение, ускорение. Я знаю, что в такие моменты твои кровеносные сосуды увеличиваются, поры расширяются. Психологические эффекты вожделения легко прочитать. Иногда ты потягиваешься четыре– пять раз как кошка. Это такая обычная вещь, происходящая миллионы раз везде во всем мире. Обыкновенное чудо – твое тело меняется в моих руках.

И все-таки, как поверить в очевидную неожиданность? Невозможно, невероятно, чтобы ты хотела меня.

Я продолжаю жить со своими воспоминаниями как отставная знаменитость. Я сижу в этом кресле у печки, моя рука гладит кошку, я громко разговариваю дурацкая болтовня. Медицинский справочник падает открытым на пол. Эта книга – моя азбука. Кожа, написано в ней, Кожа.

Ты была бела как молоко и свежа для питья. Утратит ли цвет твоя кожа, поблекнет ли ее яркость? Увеличатся ли твои шея и селезенка?

Изменятся ли четкие очертания твоего живота от непереваиваемого содержимого? Возможно так оно и будет, и тогда, твой мысленный образ, который я храню, станет плохой репродукцией. Возможно так оно и будет, но если разрушаешься ты, значит разрушаюсь и я.

СКЕЛЕТ

Ключица (clavicle по-английски): ключица это длинная парная кость плечевого пояса. Стержень кости искажается прилегающими мышцами. Ключица обеспечивает связь лопатки с грудиной.

Я не могу думать об этой парной кости, гибкой и подвижной, как о костяном ребре; я думаю о ней, как о музыкальном инструменте, который содержит тот же самый корень. Clavis. Ключ. Clavicord. Первый струнный инструмент с клавиатурой. Твоя ключица одновременно и клавиатура и ключ. Если я просуну пальцы в выемку за костью я обнаружу твое сходство с крабом, сидящим в мягкой ракушке. Я нахожу расщелины в струнах твоих мышц, где я могу вдавить себя в связки твоей шеи. Кость простирается в точном диапазоне от грудины к лопатке. На ощупь кажется, что ее выточили на токарном станке. К чему такая грация обычной кости?

У тебя есть платье с декольте, которое подчеркивает твою грудь. Я полагаю, что вырез декольте должен быть центром внимания, но что мне по-настоящему всегда хотелось сделать, это сложить вместе указательный и большой пальцы у основания твоей ключицы, потом раскрыться как зонт расставив паутину своей ладони, пока она не зафиксируется на твоем горле.

Ты спрашиваешь меня не собираюсь ли я тебя задушить? Нет, я просто хочу вплотную прижаться к тебе, не только вполне очевидными способами, а вписаться в тебя всеми другими впадинами и выпуклостями.

Была такая игра пригонять косточку к косточке. Мне казалось, что различие между людьми считается важным фактором сексуальной притягательности, но в нас так много одинакового.

Кость от кости моей. Плоть от плоти моей. Мне достаточно дотронуться до своего собственного тела чтобы вспомнить тебя. Такой она была вот здесь и здесь. Физическая память ощупью пробирается сквозь двери, которые разум пытался запечатать. Ключ в форме скелета от комнаты Синей Бороды. Кровавый ключ, открывающий боль. Разум говорит забудь, а тело стонет. Засовы твоей ключицы открыли меня. Такой она была вот здесь и здесь.

Лопатка или плечевая кость (англ.: shoulder blade – плечевое лезвие): лопатка это плоская треугольная кость, прилегающая к задней поверхности грудной клетки и отделенная от нее мышцами.

Никто не подозревает, что твои, веером сложенные лопатки – это крылья. Ты лежишь на животе и я разминаю твердые края твоего полета.

Ты падший ангел, но все еще ангелоподобный; тело легкое как у стрекозы, огромные золотые крылья расскают солнце.

Если я буду неосторожно обращаться с тобой ты разрежешь меня, если я слишком неосторожно проведу рукой по твоим лопаткам, то отняв ладонь, обнаружу на ней кровь. Мне известно о стигматах самонадеянности.

Это будет незаживающая рана если я приму тебя как данность.

Пригвозди меня к себе. Я оседлаю тебя как ночную кобылу сновидения. Ты крылатый конь Пегас, которого нельзя укротить. Я чувствую напряжение под собой. Я хочу видеть как твои мышцы сжимаются и растягиваются. Такие невинные треугольники таящие скрытую силу. Не возносись передо мной во всей своей силе и мощи. Я боюсь тебя, когда мы лежим в кровати и я протягиваю руку, чтобы дотронуться до тебя, я ощущаю двойное лезвие, повернутое ко мне. Ты спишь спиной ко мне, чтобы мне можно было познать тебя в полной мере. Этого достаточно.

Лицо: Тринадцать костей образуют лицевую часть черепа. Для полноты нужно добавить фронтальную кость.

Самое настойчивое видение, являющееся мне во время бодрствования или сна С твое лицо. Твое лицо, зеркально-гладкое и зеркально-чистое. Твое лицо под луной, посеребренное холодной рефлексией, твое лицо в своей загадочности, в котором я вижу себя. Я вырезаю твое лицо из ледяного озера, поймавшего его отражение; твое лицо больше моего тела, твой рот заполнила вода. Я прижимаю тебя к своей груди в этот снежный день: контуры твоего тела рвут мою куртку. Твоя замерзшая щека обжигает меня, когда я касаюсь ее своими губами. На уголке моего рта треснула кожа, и мой рот заполнился кровью. Чем ближе я прижимаю тебя к себе, тем быстрее ты таешь. Я держу тебя так, как будет держать тебя смерть.

Смерть, которая медленно стащит тяжелую завесу из кожи, чтобы обнажить костный остов, скрывающийся за ней.

Кожа становится дряблой, желтеет как известняк, и как известняк осыпается от старости, вырисовывая мраморные прожилки. Бледная полупрозрачность усиливается и становится все холодней. И сами кости приобретают желтизну как бивней.

Твое лицо пронзает меня. Прокалывает насквозь. Я затыкаю дыры осколками надежды, но надежда не излечивает меня. Прикрыть свои, от бдения уставшие глаза подушечками забвения? Лобная кость, затылочная кость, носовые кости, слезные кости, скуловые кости, верхняя челюсть, сошник, внутреннее ухо, нижняя челюсть.

Вот они мои щиты, моя попона: эти слова, которые не напоминают мне твоего лица.

ОРГАНЫ ЧУВСТВ

Слух и ухо: ухо (лат.: auris) – это периферическая часть слуховой системы, располагающаяся на боковой стороне головы. Образована эластичным хрящом, покрытым кожей и пушком. Он имеет глубокий паз и рельефную поверхность. Самый рельефный внешний край известен как ушная раковина. Мочка – это мягкая податливая часть на нижнем крае ушной раковины.

Звуковые волны двигаются со скоростью 335 метров в секунду. Это приблизительно 5 миль, а Луиза возможно в двухстах милях отсюда. Если я сейчас закричу, она услышит меня примерно через семнадцать минут. Мне нужно оставить погрешность на всякие непредвиденные случаи. Может быть она плывет под водой.

Я зову Луизу с порога, потому что я знаю, что она не может услышать меня. Я вою на луну в поле. Животные в зоопарке делают то же самое, надеясь что кто-то из сородичей ответит им. Зоопарк ночью являет собой печальнейшее зрелище. За решетками, вдали от вивисекции глаз, животные жалобно воют особи разлученные друг с другом, инстинктивно знающие свою родовую принадлежность. Они бы предпочли когти хищника этой чужеземной безопасности. Их слух, более мощный чем у их стражей, улавливает звуки машин и бродячих полуночников. Они слышат все звуки отчаянья, издаваемые людьми. Не слышат они только жужжанье подлесья и треск поленьев в огне. Звуки убийства. Гул ревущей реки, перекрывающий короткие вопли. Они напрягают слух до тех пор, пока их уши не превращаются в острые наконечники; но те звуки, которые они пытаются уловить находятся слишком далеко.

Мне бы хотелось снова услышать твой голос.

Нос: Обоняние у человека как правило намного слабее, чем у других животных.

Запахи тела моей возлюбленной все еще сильно ощущаются в моих ноздрях. Дрожжевой запах ее секса. Сдобный, бродящий аромат поднимающегося теста. Моя возлюбленная это печь, где готовится куропатка. Я зайду в ее пропахшую дичью, низенькую коморку и получу пищу от нее. Три дня без купания, и ее тело приобретает нужный душок и терпкость. Отбрось подол ее юбки и ее запах превратится в обруч вокруг ее бедер.

Уже у входной двери мой нос начинает подергиваться, я чувствую, как она спускается в холл, идет по направлению ко мне. Она – аромат хмеля и сандалового дерева. Я хочу откупорить ее. Я хочу уткнуться головой в открытую стену ее чресл. Она упругая и спелая, таинственная смесь сладкого кормового сена и Мадонны фимиама. Она – ладан и мирр, скорбные родственники запахов смерти и веры.

Когда она кровоточит, запахи, которые я знаю, меняют свою окраску.

В такие дни в ее душе присутствует металл. Она пахнет оружием. Моя возлюбленная на взводе: готова открыть огонь в любой момент.

Она учуяла запах своей жертвы. Она испепеляет меня, когда входит; тонкий белый дымок с запахом селитры. Лежа подле нее, с простреленным телом, я жажду одного: ощутить венец ее желания, который тянется от ее основания к той части меня, которую врачи любят называть органами обоняния.

Вкус: есть четыре основных чувства вкуса: сладкий, кислый, горький и соленый.

Моя возлюбленная – оливковое дерево, чьи корни уходят в море. Ее плод зеленый и терпкий. Мне доставляет радость добираться до ее сердцевины. Ее маленькая сердцевина, твердая под моим языком. Запеленатая сердцевина солено-венной плотной плоти.

Кто ест оливки не прокусывая оболочку? Долгожданный момент, когда плод разрывается под зубами изливая сильную струю чистого сока, который вобрал в себя и бремя земли, и превратности погоды, и даже имя первого хранителя оливкового сада.

Солнце во рту. Выплеск оливки как взорванные ясное небо. Как дождь в жаркие дни. Ешь этот день, где песок прожигает подошвы твоих стоп до тех пор, пока гроза не охладит твою кожу пузырьками дождя.

Наша собственная роща полна плодов, Я вползу в тебя: к самой твоей сердцевине, шероховатой, запеленатой сердцевине.

Глаз: Глаз расположен в глазной впадине. Он почти сферический по форме и около дюйма в диаметре.

Свет двигается со скоростью 186 000 миль в секунду. Свет отражается ото всего, что попадает в поле зрения глаза. Когда световая волна определенной длины отражается от предмета, я вижу соответствующий цвет, а все остальные световые волны поглощаются.

Каждый цвет имеет свою длину световой волны. У красного она самая длинная.

Вот почему мне кажется, что я вижу его повсюду? Я живу в красном пузыре, созданном волосами Луизы. Это закатное время года, но это не тот падающий круг света, который удерживает меня в тени двора. Это тот цвет, который я жажду, изливающийся из тебя, сбегающий с края неба на коричневую землю, на серый камень. На меня.

Иногда я вбегаю в закат, с разверстыми как у пугала руками, думая, что смогу спрыгнуть с края мира в волшебную печь и сгореть в тебе. Мне бы хотелось закутать свое тело в яркие всполохи налитого кровью неба.

Все другие цвета поглощены. Унылые звоны дня никогда не проникнут в мой почерневший череп. Я живу в четырех пустых стенах, как отшельник. Ты была ярко освещенной комнатой, но мне пришлось закрыть дверь. Ты была разноцветной одеждой (см. Иосиф Библия бытие гл.37), брошенной в грязь.

Ты видишь меня в моем пропитанном кровью мире? Зеленоглазая девушка, с широко раскрытыми миндальными глазами; зайди языками пламени и верни мне зрение.

Март. Элгин обещал позвонить мне в марте.

Я считаю дни, как-будто сижу под домашним арестом. Стоит сильный холод, а в лесах полным-полно диких белых нарциссов. Я пытаюсь утешиться цветами, равномерным цветением деревьев. Это уже новая жизнь, может быть что-то хорошее от нее перепадет и мне?

Винный бар, также известный под названием "Прикосновение южного комфорта", устраивает весенний фестиваль с целью привлечь назад клиентов, чьи непокрытые долги по кредитным карточкам так и не были возвращены во время рождественских праздников. Для нас, работающих здесь, это означает переодевание в обтягивающие комбинезоны цвета лайма, с простенькими венками из искусственных крокусов на головах.

Названия всех напитков продолжают весеннюю тему: "Пунш Мартовского Зайца", "Злачный слинг", "Голубой Дрозд".

Независимо от вашего заказа, ингредиенты остаются одинаковыми, меняется только спиртовая основа. В мои обязанности входит готовить смесь из дешевого столового бренди, японского виски, чего-то, что называлось джином и, иногда, отвратительного шерри с апельсиновым соком с мякотью, жидких сливок, кусочков сахара и различных пищевых красителей. Все это дополнялось содовой и продавалось по цене 5 фунтов за пару напитков, – достаточно дешево, по той же цене, что и в "Счастливые часы".

Администрация кафе заказала мартовского пианиста и разрешила ему проигрывать весь репертуар из песен Саймона и Гарфункела, чередуя их по своему собственному выбору. По какой-то причине он страдал навязчивой привязанностью к одной единственной песне "Мост над мутными водами".

Каждый мой приход на работу к 5 часам начинался с серебряной девушки, плывущей по волнам голосов подпевающей, рыдающей уже подвыпившей толпы посетителей. На фоне этих пьяных и болезненно дребезжащих голосов, мы, "Весенняя зелень", прыгаем от стола к столу, разбрасывая пакеты с пиццей и утешительные кружки. Я начинаю не выносить своего напарника.

Все еще ни слова от Элгина. Работаю все усерднее, смешиваю больше коктейлей, остаюсь допоздна, не сплю, не думаю.

Возможно меня ожидала бы перспектива спиться, если бы здесь было что-либо потребное для питья.

"Мне бы хотелось посмотреть где ты живешь."

Я стою за стойкой бара, угрюмо потягивая уже которую подряд пинту "Смертельной Экстры", когда Геил Райт дает мне понять, что собирается пойти ко мне домой. В два часа ночи, когда наши последние ночные птички выпали из своих промокших гнезд, она заперла дверь и положила мой складной велосипед в багажник своего автомобиля. У нее была кассета с записью Тэмми Уайнет.

"Мне нравится твоя сдержанность" – говорит она. "Мне не хватает этого на работе".

"Почему же ты держишь это место?"

"Мне нужно чем-то заниматься, чтобы зарабатывать на жизнь. Я не могу рассчитывать на прекрасного принца в моем возрасте." – засмеялась она – Или с моими вкусами."

Встань рядом со своим мужчиной, говорила Тэмми, и покажи миру, что ты его любишь.

"Летом я хочу устроить фестиваль Кантри и Вестерна, что ты об этом думаешь?" – она слишком резко срезает угол.

"Во что мы будем одеты?"

Она опять засмеялась, более пронзительно на сей раз. "Тебе не нравится твой комбинезончик? Я думаю, ты выглядишь в нем Обворожительно. Она сделала ударение на "О" так, что это прозвучало скорей как прыжок через пропасть, чем как комплимент. "Очень мило с твоей стороны подвезти меня" – говорю я. "Я могу предложить тебе что-нибудь выпить, если ты не против."

"О-о да, – говорит она, – "О-о да".

Мы выходим из ее машины, я открываю дверь своей квартиры холодными пальцами и с холодным сердцем приглашаю ее войти.

"Здесь мило и тепло" – говорит она и прижимается к печке. У нее огромная задница. Она напомнила мне шорты, в которых ходил мой бойфренд. На них была надпись: "Осторожно задница" (Игра слов в английском (GL)ASS. HANDLE WITH CARE – "ОСТОРОЖНО. СТЕКЛО", где в слове "стекло" стерты первые 2 буквы, прим. переводчика). Она поворачивает свой зад и роняет керамическую кружку.

"Не беспокойся" – говорю я, она была слишком громоздкой для этой печки".

Она осторожно погружает себя в качающееся кресло и принимает мое предложение выпить горячий шоколад, недвусмысленно намекнув на Казанову. Мне этот факт всегда казался малоизвестным.

"Это не правда" – говорю я "Шоколад это прекрасное снотворное". Что тоже неправда, но я думаю, что Гейл Райт возможно проглотит это, клюнув на то что я говорю это очень уверенным тоном. Я многозначительно зеваю.