Текст книги "СурроСестры «Сигма» (ЛП)"

Автор книги: Дж. Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Кто-то звонит в дверь.

– Ар-р-р, – произносит Джеймс.

– Просто не обращай внимания, – говорит Кирстен, отбрасывая ногой свои джинсы. Она хочет воспользоваться преимуществами необычной для Джеймса спонтанности. – Наверное, это уборщик.

– На третьем этаже?

– Кто бы это ни был, он может вернуться позже.

Они снова целуются. Джеймс поддевает ее трусики большими пальцами и начинает спускать их вниз по покрывшимся мурашками бедрам Кирстен. Он собирается трахнуть ее прямо здесь, думает Кирстен, и по ее телу волнами распространяется тепло (Озеро Похоть).

Звонок звенит снова, и Джеймс со вздохом отстраняется.

Кирстен поворачивается к входной двери.

– Уходите! – полушепчет, полукричит она и трясет кулаком. – У меня овуляция!

Джеймс смеется.

Кирстен не стоило шутить, когда они одновременно понимают, что момент ушел. Они неловко улыбаются друг другу и возвращают одежду на место.

Мармелад идет открывать дверь, а Кирстен застегивает джинсы, ощущая пульсацию между ног.

Боже, не дают девушке расслабиться.

На ее снейквоч поступает звонок, и Кирстен испытывает соблазн проигнорировать его – почему люди просто не могут оставить ее в покое? – но затем она вспоминает, что прошлой ночью ее мать в панике позвонила ей и сказала, что им срочно нужно поговорить, но не по телефону.

Глава 18

Вампирские подтяжки

Кеке взбудоражена после того, как отдала свою историю Эко. Спускаясь по эскалатору, она убеждает себя, что приняла верное решение, но вина тянется к ней своими липкими пальцами. Ее мысли в полном сумбуре, мечутся от воспоминаний о незнакомце с накрашенными тенями глазами в баре виртуальной реальности к мысли о группе Воскресителей в капюшонах с их фирменными блестящими пластиковыми масками с изображением Иисуса Христа и к воспоминании о белом шаре в ее квартире. Ей нужно унять тревогу, или ей станет дурно.

Девушка подумывает совершить на Нине долгую прогулку. Превысить отметку в 140 километров в час под «The King», играющий в шлеме. Объехать весь Йобург, или, быть может, вообще на время покинуть город: она может оказаться в Магалисбурге через пару часов.

«Кого я пытаюсь обмануть? Какого хрена я буду делать в Магалисбурге?»

Так что Кеке оставляет Нину на подземной парковке здания «Эко» и отправляется гулять. Поблизости есть парк ― проект по городскому озеленению. «Городской лист». Он нужен просто, чтобы распихать деньги по карманам: Йоханнесбург уже считается самым зеленым городом в мире.

Это лишь способ для Нэнси выиграть переоцененные тендеры для своих друзей, жаловалась она Кирстен.

«Ну и пусть выигрывают свои тендеры, ― ответила Кирстен. ― Лучше деревья, чем оружие».

«Ты считаешь, что деревья нам нужны больше оружия? Ты что не следишь за гонкой вооружения в северном полушарии?»

Кирстен пожала плечами. Пусть строят свои ракеты. У нас есть воздух. Мы хотя бы сможем дышать.

Слова Кирстен преследуют Кеке, когда она находит парк и садится на парящую скамейку. У нее колотится сердце. Небо кажется ей слишком синим, а трава кричаще зеленой. Нервы будто бы усиливают яркость окружающих ее предметов и заставляют ее дрожать внутри. Таким Кирстен видит мир день изо дня? Кеке сошла бы с ума. Она глубоко дышит, ощущая нарастающую паническую атаку, пытается удержать ее хотя бы на секунду. Та отступает, и девушке снова удается мыслить ясно. Солнце сильно греет ее кожаные леггинсы.

Мысль о том, что она погналась за своими амбициями, не взирая на безопасность СурроСестер, тревожит Кеке. Она бросает взгляд на поляну ирисов и приходит к мысли, что ей нужно отправить Джони цветы. Даже если это не смягчит вину, может поднять Джони настроение, ведь в той палате ее окружает лишь один белый цвет, вокруг постели нет ни друзей, ни семьи, ей некого подержать за руку. Не стоит ни букета, ни корзинки с чем-нибудь вкусным.

Жасмин берет трубку с третьего гудка.

– Привет, моя FlowerGrrl, – говорит Кеке, вставая.

Жасмин отвечает приглушенным голосом.

– Ты приедешь сегодня вечером?

– Боюсь, что я звоню по делу.

– А. В таком случае, оденусь обратно.

– Дразнишься.

Секундная тишина, момент, когда они ощущают привязанность к друг другу. Затем Кеке слышит шум какого-то аппарата, работающего на заднем фоне, что-то крутится и щелкает.

– Так что за дело? – спрашивает Жасмин.

– Так ерунда. Ты можешь отправить вместо меня цветы в Клинику лечения бесплодия? Анонимно? Я отправлю тебе детали и переведу деньги, просто дай знать, во сколько это обойдется.

– Ах, прости, вообще-то не могу. Сегодня я не в «Пыльце». Кейл присматривает за магазином, а она понятия не имеет, как собрать нормальную композицию.

Кеке пинает траву и прислоняется спиной к дереву.

– Нет проблем. Забудь. Это неважно.

– Можешь обратиться в «FloristDrone».

– Так и сделаю. Спасибо. Почему ты не в «Пыльце»? Работаешь над новым изобретением?

Жасмин молчит, а затем тихим голосом отвечает.

– На самом деле, я под прикрытием.

– О. Мне нравится, как это звучит. Что-то интересное?

– Я пытаюсь понять, как разогнать кровь, чтобы отделить стволовые клетки.

– Теперь жалею, что спросила.

– На самом деле, это очень интересно.

– Не сомневаюсь.

– Дай мне парочку дней, и у меня может появиться очень… любопытный материал для тебя.

– Если ты поделишься со мной историей, – говорит Кеке, – тогда позволь мне хотя бы помочь тебе. Тебе нужна помощь?

– Ты уже выполнила свою часть сделки. Твоя последняя наводка и есть причина, по которой я играюсь с кровью.

– Даже не стану спрашивать, чьей кровью.

– Невинной девственницы, которую я зарезала специально для этого.

Кеке усмехается.

– С тебя станется.

– Кстати, говоря о невинных девственницах… как продвигаются дела с СурроСестрами?

– Твои поделки были безупречны. Спасибо.

Пауза в разговоре, пока Жасмин ждет, что Кеке продолжит, но, когда та не углубляется в тему, Жасмин решает не давить. Будучи всегда любезной, она ловко меняет тему разговора.

– Пока мы говорим об этих скучных девственницах… я подумала, что тебя это заинтересует.

Кеке снова слышит шум аппарата.

– То, чем я занимаюсь… или учусь заниматься… называется вампирской подтяжкой лица.

– Чего-чего?

– Потому что ты берешь кровь клиента, вращаешь ее в центрифуге, чтобы отделить тромбоциты, а затем вкалываешь им в лицо.

– Срань господня.

– И это только начало. Удивительно, что только люди не готовы вколоть себе в лицо. И они практически швыряются в тебя деньгами, чтобы ты это сделала. Может, я действительно займусь этой работой.

– Ну, если кто и может сделать из кого секси вампирш, так это ты.

Глава 19

Снимок шока

– Алло?

На линии тишина. Кирстен видит номер звонящего.

Мама.

Она слышит, как Джеймс закрывает входную дверь и идет к ней. Шелест его носков по сосновому полу едва слышен, но Кирстен все равно замечает этот звук, похожий на момент, когда лампочка только тухнет. Она моргает, чтобы прояснить зрение.

– Какая ирония, – говорит он, нахально улыбаясь.

– Ты о чем?

Он передает ей посылку, которую только что получил. Увесистую коробку с полосками тестов на беременность.

– Ха-ха, – произносит Кирстен, сопротивляясь желанию сделать «покерфейс»

– Мне не смешно, – говорит Джеймс и игриво тискает ее за попу.

Поверь, мне тоже.

– Кто звонил?

– Моя мама.

Кирстен пытается ей перезвонить, но никто не берет трубку.

У нее появляется дурное предчувствие. В животе образуется штормовая туча.

– Что-то не так. Я это чувствую. Я поеду к ней.

– Я поеду с тобой.

– Нет, не надо. Тебе нужно заняться делами.

Сеть знает, как ей хочется, чтобы он составил компанию: ей всегда сложно видеться с родителями, особенно теперь, когда у мамы начался ранний Альцгеймер, но впервые она решает не быть эгоисткой. Деткам с проблемами с сердцем Мармелад нужен больше, чем ей.

***

Когда Кирстен прибывает на место, серая туча в ее животе становится все темнее и начинает полыхать молниями. Что-то определенно не так. Она идет по подъездной дороге, и цвет стен напоминает ей о долгих, тяжелых днях (Старая Печаль), которые на вкус как пепел. Она никогда не была близка с родителями. Или, скорее, они никогда не были близки с ней. Она пыталась сформировать между ними эмоциональную связь, но, казалось, что они живут своими жизнями за холодной стеклянной стеной.

– Мама? – зовет она, когда они не открывают дверь после звонка в дверь. Замок сломан? Его выломали? Она не может понять.

Она подталкивает входную дверь снизу носком кроссовки, и та со скрипом отворяется.

– Мама? Папа?

Кирстен открывает дверь достаточно, чтобы скользнуть внутрь, она готовится отправиться на кухню, но останавливается на ходу, когда попадает в гостиную.

Она чувствует, как земля уходит из-под ног. Все цвета пузырятся и взрываются перед глазами, смешиваются вместе, пока все, что она знает, не заливает ужасной огненной цветастой лавой.

– Нет, – говорит она. – Нет, нет, нет.

Ее тело превращается в снимок шока.

Комнату перевернули вверх-дном. Опрокинули мебель, вырвали ящики и бросили на пол. Сервировочный столик стоит с распахнутыми дверцами, похожими на широко открытый рот, словно он тоже в шоке. На ковре перед ней лежат ее мать и отец, бледные, словно восковые.

Кадмиевый желтый курсирует по телу Кирстен. Она слышит, что у нее гипервентиляция легких, но чувствует себя слишком отделенной от тела, чтобы хоть как-то ее контролировать. Это действительно происходит? Она не спит, потому как сны ощущаются другими на вкус.

Она делает шаг назад и вскрикивает, чуть не упав. Резко выбрасывает руки и цепляется за стул, чтобы не упасть. Ноги немеют. В пересохшем рту ощущается кислый вкус.

Ее мать, никогда не бывшая набожной, сложила руки, перевязанные черной кабельной стяжкой, в жесте молитвы. На ее лбу виднеется небольшая дыра, а на месте сердца отца большое красное пятно.

Бах, бах. Пуля в голову, другая в сердце. Одна, чтобы остановить мысли, вторая, чтобы прекратить чувства.

Они оба лежат на боку, уткнувшись мертвыми лицами в ковер, бежевый и полинявший за исключением пятен от крови (Малиновые кометы).

Пузырящаяся лава поднимается изнутри Кирстен, она больше не может ее сдерживать. Она выбегает из дома и блюет в засохшем саду.

Глава 20

Призрачный ребенок

Присутствие на похоронах ее родителей кажется ей сюрреалистичным до невозможности. Кеке держит Кирстен за правую руку, а Джеймс за левую. Неуклюжая толпа из тридцати или около того людей собирается вокруг двух гробов. Супербиоразлагаемых, заверил ее директор похоронного бюро, как будто ей есть до этого дело. Как будто ей хоть до чего-то теперь есть дело, когда ее жизнь стала такой же пустой, как опорожненный мочевой пузырь. Что в ней есть такого, что никак не сочетается с жизнью? Она будто бездонная яма, размагнитившийся магнит, темный вакуум.

Словно ее Черная дыра ожила и поглотила ее целиком, и поглотила людей, которых она любит тоже. Есть лишь ничто, и Кирстен не уверена, что сможет это вынести. Сегодня, ее цвета исчезли.

Ее родители не хотели бы консервативную церемонию, в конце концов, они оба были учеными. Кроме того, никто больше не проводит религиозные церемонии, за исключением нищих и евангелических культистов. Джеймс нашел это место и организовал похороны в рекордные сроки. Он все сделал, пока Кирстен лежала в прострации на постели, не желая разговоров и прикосновений.

Это называется погребением «Биокупол или капсула с деревом», хоть Кирстен и не заметила никаких куполов или капсул. Наверное, просто вымогательство денег, думает она, и горечь проникает в ее мысли, как загрязнение в воздух. Они, скорее всего, просто выкинут тела на какую-нибудь помойку или продадут их на запчасти, все это время прячась за яркими суперзелеными 4D-HD анимациями. А доверчивые люди уйдут, веря, что их любимых положили рядом с деревом в каком-нибудь гигантском биокуполе с удобрением, когда на самом деле они лежат в кладовой мясника, дожидаясь очереди на расчленение.

– Ты должна поплакать, ― сказал ей Джеймс. ― Лучше не держать это в себе.

«Пошел ты», ― хотелось сказать ей, но она промолчала.

– Это отравит тебя», ― сказал он.

«Он не понимает, что меня не отравить. Он не понимает, что я и есть яд».

Круглый постамент, на котором стоят гробы, начинает опускаться, под ним открывается большая круглая дыра, и земля поглощает то, что ей дарят. И вот так просто, ее родители исчезают из комнаты. Как будто их никогда и не было. Мужчина в гавайской рубашке промокает глаза.

– Ты должна поплакать, ― сказал Мармелад.

Он не понимает, что одна из причин, почему ее это так бесит, это то, что она даже не чувствует горя. Едва и не так, как полагается. Не такое горе, которое ты должна испытывать, когда твоих родителей хладнокровно убили в собственной гостиной.

Да, ей грустно, за себя и за них, ей грустно, что они не смогут насладиться пенсией после того, как были трудоголиками всю жизнь. Ей грустно, что она никогда не ощущала с ними прочных семейных уз, о которых мечтала, пока росла. Ее всегда это угнетало, а теперь будет угнетать еще больше. Горе, к которому у нее нет сил прикоснуться, маячит на окраине ее периферического зрения. Как призрачный ребенок, выдувающий фантомные пузыри, которые исчезают, когда ты на них посмотришь. Дымная струйка страха. Серое сердце, растворяющееся в пустоте.

Глава 21

Отскакивают от сердца

Кеке сидит рядом со своей лучшей подругой, держа ее за руку. Взгляд Кирстен странный и пустой, будто ее на самом деле здесь нет. Директор «ТриПод» самодовольно улыбается. Он невысокий, бездушный мужчина, у которого под бледной кожей змеями вьются зеленые вены. Все в этом здании холодное и стерильное. Кеке ежится.

– Мы сообщим вам, как только деревья посадят, – говорит он. – Вы сможете приходить так часто, как пожелаете.

Джеймс выбрал фруктовые деревья, Кеке не помнит какие.

– Я скоро вернусь, – говорит Джеймс и отводит директора в сторонку, чтобы тихо поговорить. Они покидают комнату. Кеке переводит внимание на Кирстен.

– Знаю, что на этот вопрос сложно ответить, но… как ты?

Кирстен лишь смотрит прямо перед собой.

– Котенок, – говорит Кеке, поворачивая лицо Кирстен к себе. – Земля вызывает Котенка.

Она моргает, и ее взгляд становится осмысленным.

– Прости, я…

– Не извиняйся. Проклятье, женщина. Я так за тебя переживаю!

– Я в порядке.

– Ты не в порядке.

– В порядке. Правда.

В комнату залетает прохладный, очищенный воздух.

Кеке хочет сказать: «Твою мать, я не могу поверить, что это ты нашла еб*ные тела!», но передумывает. Пытается быть более чуткой.

– От тебя ничем не пахнет, – говорит Кирстен.

– Что?

Кирстен делает глубокий вдох и тяжело вздыхает.

– Обычно тебя окружает облако кожи и мускатного ореха. Меня успокаивает этот запах. Одна из тех вещей, которые я в тебе люблю. Сейчас запах ушел. Все ощущается монохромным.

– Ты под… чем-то?

Кирстен смотрит на нее, хлопая ресницами.

– Да.

– Под чем?

– Не знаю. Джеймс дал мне что-то этим утром.

– Еще одно преимущество быть замужем за врачом.

– Мы не женаты.

– А кто вообще теперь женится?

– Мои родители были женаты.

– Это всегда казалось странным, тебе не кажется?

– Что? Быть женатыми? Вообще-то нет. Это нормально для их поколения.

– Нет, я имею в виду… они никогда не казались влюбленными друг в друга, я права?

Вопрос может показаться неподобающим, учитывая время, но Кеке догадывается, что честность вытащит Кирстен из этого состояния. Все ожидаемые банальности, сочувственные улыбки, клише, искренние соболезнования, они не могут коснуться души. Они отскакивают от сердца и падают, выбрасываются, как использованные носовые платки. Но настоящий вопрос пробьет эту броню, от искренности спасения нет.

Кирстен снова смотрит на нее и хлопает ресницами, словно вспоминает, кто она.

– Они были эмоционально закрытыми. Как по отношению ко мне, так и друг к другу.

Кеке кивает.

– И они не то чтобы отдалились, понимаешь? Я не помню, чтобы они когда-либо были близки.

– Мне очень жаль.

Кирстен сжимает челюсти и крутит кольцо на пальце.

– Мне нужна твоя помощь.

Кеке, не колеблясь, отзывается.

– Только прикажи.

– Они ничего мне не говорят. Копы. Каждый раз, как я им звоню, они повторяют одно и то же. Что идет расследование, и они сообщат мне, когда что-либо выяснят. Но я знаю, это неправда. Они словно сомкнули ряды и никогда не подпустят меня к правде.

– Ублюдки.

– Но я должна знать. Я должна знать, что произошло. Почему это произошло.

– Конечно. Я посмотрю, что можно сделать.

К щекам Кирстен приливает краска. Кеке ожидает, что подруга заплачет, но Кирстен не плачет.

Глава 22

Список

Бетти издалека наблюдает за тем, как толпа, пришедшая на похороны, покидает здание. Она потеет, потеет, всегда потеет, несмотря на защиту от раскаленного солнца, которую предоставляет ей сень дерева. Ее крем с SPF100 стекает вниз по щекам. Однажды они решат поиграть с погодой, и солнце просто взорвется и убьет их всех.

– Что вы здесь делаете?

Голос мужчины пугает ее, ускоряя и без того бешеный пульс.

– Боже!

Она кашляет от испуга и стучит по груди кулаком с побелевшими костяшками.

– Вы меня напугали.

Джеймс не извиняется.

– Вам сюда нельзя.

Он одет в темный костюм и носит элегантную стрижку.

Бетти пытается избавиться от сухости во рту. От тревожного кома в горле.

– Я пыталась отправить Кейт письма. Мне кажется, она их не получила.

– Ее зовут Кирстен.

– Она должна знать.

– Нет. Ее нужно защитить от ваших параноидальных заблуждений.

– Вы не видите? Вы не видите, что происходит?

Джеймс сжимает челюсти.

– Пожалуйста, уходите.

– Они закрывают ячейку!

Джеймс озирается вокруг, возможно, надеясь, что никто не увидит их за разговором.

– Я уже просил вас оставить нас в покое…

– Иисусе. Вы не слышите, что я говорю? Мы в списке. Они убьют нас всех!

– Нет. Родителей Кирстен убили во время ограбления.

У Бетти перехватывает дыхание.

– Я знаю, вы в это не верите.

Она вытирает пот, выступивший на висках.

– Послушайте, – говорит Джеймс. – Я знаю, что у вас есть кое-какие… проблемы со здоровьем.

Бетти шипит на него сквозь сжатые зубы.

– Вы следили за мной. Я знала, что кто-то следит за мной.

– Нет. «Пропаг8» сделало заявление в научном журнале, вот и все. Они сообщили, что предоставили вам перерыв по болезни. Ваши работы известны, нравится вам это или нет.

– Не пытайтесь выкрутиться.

– Я и не пытаюсь. Я… предлагаю помощь.

– Вы пытаетесь подкупить меня. Заставить молчать.

Джеймс качает головой и ерошит свои мягкие светлые волосы. Он впивается в нее взглядом.

– Пожалуйста, Бетти.

– Бетти ― Барбара, – говорит она. – Кирстен ― Кейт.

– Кирстен многое пережила. Пожалуйста, не усложняйте ее жизнь еще больше.

Он поворачивается к ней спиной и идет обратно к зданию «ТриПод».

– Скольким, Джеймс? – бросает она ему вслед.

Он останавливается и оборачивается. На его лице раздражение.

– Что?

– Скольким людям придется умереть, прежде чем вы обратите на это внимание?

Глава 23

Молния посреди бела дня

Кеке спешит в центральный деловой район. Она начнет с того, что поищет полицейские отчеты в деле об убийстве родителей Кирстен. Описание сцены преступления, результаты вскрытия, возможные зацепки. Она уже отправила «бамп» Марко и спросила его, сможет ли он помочь. К счастью, он ответил да. К счастью, они скоро встретятся, чтобы проверить также ли хороша реальная химия между ними, как и их киберфлирт. Она нервничает.

Ее мысли прерывает телефон – который она спрятала в лифчике – он вибрирует от полученного сообщения. Ее шлем читает сообщение для нее.

Sigma> Привет, Кеке. Ты все еще хочешь то интервью?

Кеке диктует ответ.

КК> Это Джони?

Sigma> Буду рада с тобой пообщаться. Мне есть, что рассказать. Ты заедешь?

Кеке проверяет время на дисплее. 14:23. Клиника в десяти минутах езды.

КК> 14:30?

Sigma> Тогда увидимся.

Обмен сообщениями напоминает Кеке о цветочной композиции, которую она заказала для Джони. Кеке просит свой телефон проверить статус доставки.

Ваш подарок в пути! Отвечает страница со статусами доставки сайта «FloristDrone».

«Отлично, ― думает Кеке. ― Мне нравится жить в будущем».

***

Кеке приезжает к клинике лечения бесплодия под рев горячих шин по асфальту. В этот раз, так как ее пригласили, она входит через главный вход. Девушка паркуется и бежит к широким ступеням у подножия здания. Телефон вибрирует в кармане куртки, и она останавливается, чтобы узнать, кто звонит. «FloristDrone».

«Ваш подарок был доставлен!» ― гласит сообщение. 14:32.

Кеке поднимает взгляд, пытается отгадать, за каким окном находится Джони, и, как только она это делает, раздается взрыв и яркая бело-желтая вспышка. Здания трясется. Кеке ахает и инстинктивно пригибается, готовится упасть на землю и перекатиться, но взрывов больше нет. Дым идет из разбитой оконной рамы. Наблюдая за серым шлейфом дыма, поднимающимся в небо, Кеке инстинктивно понимает, что Джони мертва, а статья, которую она отправила, тому причина.

Это знание бьет ее под дых. Воздух покидает ее легкие. Пожарная сигнализация в клинике кричит на нее, люди покидают исходящее дымом здание. Им нет нужды беспокоиться. Больше взрывов не будет. Воскресители устранили свою цель.

Кеке понимает, что «бамп» об интервью, который она получила, был не от Джони, они пытались завлечь ее сюда. Должно быть, взломали телефон Джони. Они хотели, чтобы Кеке тоже умерла? Или лишь стала свидетелем?

Журналистка думает о том, какой юной была Джони, какой невинной, и боль в груди на секунду заставляет ее пожелать оказаться в той комнате, когда цветы детонировали.

Сирены экстренных служб жужжат как сердитые пчелы в ее голове. Полицейская машина с визгом залетает на парковку, а Кеке, все еще дрожа, бежит к своему байку и запрыгивает на него, преследуемая мигающими синими огнями. Кеке надувает шлем, находит просвет между машинами и с ревом уносится прочь.

Полицейская машина с кричащей сиреной резко прибавляет скорость, следуя в ее направлении.

Кеке выезжает на мотоцикле с парковки перед клиникой на служебную дорогу.

– Остановите транспортное средство, – произносит роботизированный голос из динамика полицейской машины. – Остановите ваше транспортное средство.

«Ага, бл*ть».

Кеке чувствует, что ее подставили, и она ни за что не станет размахивать огромным белым флагом, если это значит, что ее посадят за то, чего она не совершала.

– Тормозите немедленно, – говорит машина, набирая скорость за ее спиной.

Кеке жмет на газ и летит вперед. Еще одна полицейская машина присоединяется к погоне. Они пытаются взять ее в тиски, но когда оказываются близко, девушка выезжает со служебной дороги на обычную, ныряя между общественными такси, тук-туктами и лоточниками, продающими истекающие конденсатом бутылки с «Синнаколой». Кеке выезжает на центральный остров, заставляя пешеходов и нелегальных торгашей разбегаться с ее пути, когда она молнией проносится по тротуару. Ярко-оранжевые мандарины рассыпаются по дороге, солнечные очки валятся на встречку. Машины сигналят и мигают. Кеке возвращает Нину обратно на дорогу, проложив между ней и свиньями сотню метров, а затем две. Испытав облегчение, она слегка замедляется и по-быстрому оглядывается назад, а когда возвращает внимание на дорогу впереди, видит появившуюся из ниоткуда полицейскую машину, выехавшую прямо перед ее байком.

Все мысли в голове Кеке исчезают, когда верх берут инстинкты и мышечная память. Она быстро дышит, в кровь выстреливает холодный адреналин. Девушка усиливает хватку на ручках и огибает препятствие, едва с ним разминувшись.

Но нет времени на триумф, так как, объехав полицейскую машину, она поворачивает, чтобы вернуться на дорогу, но от нервов ее руки слегка немеют, она поворачивает слишком сильно, и ее байк виляет. Кеке пытается удержать контроль, прижимаются к мотоциклу всем телом и пытается выровнять управление, успокоить Нину, как напуганную лошадь, и, когда она уже думает, что это сработало, в воздухе слышится треск, как молния посреди бела дня, и Нина вылетает из-под нее, с грохотом сбросив Кеке на расплавленный асфальт.

Глава 24

Медные умные наручники

Кеке встает, готовясь бежать несмотря на шок и боль, поющую в костях, но Соларис встает перед ней, как плохой супергерой с широкой грудью и с огромным электрошокером.

– Даже не думайте об этом, – говорит детектив.

Кеке, прищурившись, смотрит на него. Солнечный свет слишком ярок для ее глаз. Затем она смотрит на Нину, лежащую на боку с взорвавшейся задней шиной.

– Вот ублюдок.

– Вы пытались сбежать с места преступления. И чего вы ожидали?

– Я не думала, что вы попытаетесь убить меня нахер.

Соларис бросает взгляд на Нину.

– Что? Вы о мотоцикле?

Кеке так зла на него, что ей хочется плюнуть ему в рожу и выцарапать глаза.

Соларис пожимает плечами.

– Стрелял не я. Один из наших чрезмерно усердных ребятушек с тазерами это сделал.

Офицер, проводящий арест, груб с ней. Он обыскивает ее на предмет оружия, но, когда его руки уже поднимаются к ее груди, Кеке бросает на него взгляд, говорящий «Не смей».

У нее болят запястья в том месте, куда вонзаются медные смарт наручники.

– Полегче, – говорит Кеке.

– Полегче? – спрашивает он, усмехаясь. – Ты думаешь, охрана в исправительной колонии будет с тобой нежнее? Ты хоть знаешь, что это за место?

Запрещенные фотографии мелькают в ее голове. Она ни за что не хочет отправиться в Крим-колонию. Ни за что. Она скорее станет еще одной единицей в статистике смертей от суицидальной болезни, чем будет так жить.

– Кому-то придется забрать мой байк.

– Мы с этим разберемся.

– Пожалуйста, будьте аккуратнее.

Он невесело смеется.

– Тебе повезет, если он не отправится на свалку.

– Только попробуйте, – предупреждает Кеке, ощущая гнев. Она проводит саднящими руками по своему телу, ощупывая уязвимые места, и пытается оценить степень повреждений. Конечно же, больнее всего то, что Джони мертва, и это ее вина.

– Вы пострадали? – спрашивает Соларис.

– А вы как думаете?

– Прекратите себя так вести. Я пытаюсь вам помочь.

– Ну конечно.

– Я серьезно.

– Вам нужно пройти со мной, – говорит он.

– Нет, спасибо.

– Это не приглашение. Вы под арестом.

– Чушь какая-то. Покажите мне ордер.

– Он скоро будет.

Кеке вздрагивает.

Это действительно происходит?

– Вы же знаете, что я не сделала ничего дурного.

– Я знаю лишь, что мне приказали привезти вас.

– Кто приказал?

– Друг.

Кеке фыркает.

– У вас нет друзей.

– Я имею в виду не своего друга, а вашего.

У Кеке в голове не укладывается. Что происходит?

– Пошлите, – говорит он. – Пойдемте со мной, я удостоверюсь, что о вашем байке позаботятся.

Он подталкивает ее к заднему сидению своего внедорожника и застегивает на ней ремень безопасности. Его большое лицо всего в паре дюймов от ее, и она ощущает запах мяты и кофе в его дыхании.

– Я этого не делала, – говорит Кеке.

– Как оригинально, – отвечает детектив Соларис, и Кеке хочется ударить его по огромной роже. Он захлопывает дверь и садится на водительское сидение, заводит двигатель.

– Зачем мне убивать ту, кто помог бы мне расследовать это дело? – спрашивает Кеке.

– Вот это я и попытаюсь выяснить.

– Брехня, и вы это знаете.

Соларис поворачивается, чтобы посмотреть на нее.

– Есть много тяжелых улик.

– Да ладно, Соларис. Вы же не глупый коп.

Они оба знают, что это неправда, но от отчаяния чего только не скажешь.

– Вы же знаете, что это сделали Воскресители, так?

В его взгляде мелькает шок, но он почти сразу восстанавливает самообладание.

– Я лишь знаю, мисс Мсиби, что взрывное устройство находилось в подарке, который вы отправили жертве.

– Это была доставка дроном!

– Заказ ваш. Доставка ваша. ДНК ваша.

Что?

В жилах Кеке стынет кровь.

– Что?

– Вы думали, что взрыв уничтожит доказательства? Ваша ДНК в той комнате повсюду.

Глава 25

Кружки и вздохи

Холодный воздух комнаты допроса вызывает волну мурашек на коже Кеке. По приказу Солариса, ее с силой швыряют на холодный металлический стул. Она упирается взглядом в четвертую стену, представляющую собой матовое затонированное суперстекло от пола до потолка, и гадает, кто за ним скрывается.

Кеке ощущает дурноту. Вина и ужас образуют водоворот внутри нее, а пальцы покалывает иголками. Кеке дрожит, покрытая холодным потом.

– Вы плохо выглядите, – замечает Соларис. – Я договорился, чтобы в вашу камеру принесли инсулин.

Кеке поднимает на него взгляд. Ее враждебность слегка утихает. Почему он добр к ней? Что-то в его тоне заставляет девушку обратить на него внимание. Он пытается ей что-то сказать?

Соларис привычным движением разворачивает свой «Тайл» к ней.

– У нас есть запись с уличной камеры, на которой миниатюрная женщина, одетая в черную кожу с помощью пульта дистанционного управления опускает на землю дрон «FloristDrone» и подкладывает туда зажигательное устройство, прежде чем позволить ему лететь дальше.

– Это была не я.

– На ней был шлем с кошачьими ушками.

– Это была не я.

– Боюсь, что вы в скверном положении.

– Ну, еще бы, – отвечает Кеке. – Кто бы ни подставил меня, он проделал великолепную работу.

– Вам будет интересно знать, что ордер уже готов. Судья Мбете только что подписал его и поставил печать. Это значит, что теперь вы официально под арестом за предумышленное убийство.

– Бред какой-то, и вы это знаете.

– Дело тут ясное. Только если вам нечего нам рассказать?

Она не может прочитать его. Словно он говорит одно, а его глаза другое. Его лицо, когда оно

не обращено к стеклянной стене, говорит ей «молчи, бл*ть».

Кеке скрещивает руки.

– Мне нечего сказать.

Лицо Солариса едва заметно меняется. Он обращается к затонированной стене.

– Зафиксируйте на записи, что обвиняемая отказывается сотрудничать.

Соларис чешет грудь и жестом показывает Кеке, чтобы она встала.

– Давайте я провожу вас в камеру.

Они идут по коридору, переполненному резким эхо и ярким светом. Стуком жестяных кружек и вздохами. Соларис ждет, когда они дойдут до последней микрокамеры, прежде чем затолкнуть Кеке в камеру и прижать ее к стене. Кеке думает, что он решил испытать удачу, и готовится ударить его по яйцам, но он отстраняется, освобождая ее личное пространство.

– Мы знаем, что ты этого не делала.

Глава 26

Тюремный рок

Мысли Кеке лихорадочно мечутся.

– Кто это «мы»?

Соларис брал так много взяток от стольких разных фракций, что невозможно сказать, в какой момент, на какой он стороне. Он закрывает дверь камеры, которая автоматически запирается, и исчезает по коридору. Она ощущает в равной мере облегчение и растерянность, но сильнее всего горе.

Кеке садится на грязный бетонный пол и начинает плакать. Она не хочет плакать, ей нужна ясная голова, но тяжесть на душе после смерти родителей Кирстен, взрыв в клинике, авария и память о том, что случилось с Джони, вгрызаются в ее измученное сердце. Все начало рушиться так быстро. Теперь суррогатная мать и ребенок мертвы, и кто знает, сколько еще людей вместе с ними? Медсестры, врачи, чайные леди. Матушка Блейк, вероятно, тоже мертва. Кеке рыдает, уткнувшись в ладони, пока глаза не опухают, а тушь не растекается по щекам. Она делает несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться.