355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дуглас Хьюлик » Свой среди воров » Текст книги (страница 7)
Свой среди воров
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 22:48

Текст книги "Свой среди воров"


Автор книги: Дуглас Хьюлик



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

11

Балдезар прибыл в мастерскую, когда восток окрасился в пурпурно-розовые тона. Иные подмастерья уже час как пришли и суетились, растирая краски, раскладывая бумаги и собирая процеженный накануне яичный белок. Я караулил в тени переплетной лавки. Дважды клевал носом и разлепил глаза лишь после пригоршни зерен. Впрочем, едва я увидел писца, мое сердце удвоило частоту.

Я перешел улицу и подкрался к Балдезару сзади, когда тот открывал дверь.

– Доброутро, Фальшак, – сказал я и с силой толкнул его внутрь.

Он перелетел через порог и рухнул на колени. Я вошел следом и захлопнул за собой дверь. Подмастерья замерли и в ужасе вытаращились на меня.

Балдезар успел перевернуться на спину. Лицо его уже багровело от ярости и стыда. Рот зазиял черным оскалом.

– Как ты смеешь! – произнес он, подбирая ноги. – Что ты себе…

Я шагнул и дал ему пинка аккурат под левую мышку. Пока не сильно, чтобы ничего не сломать. Я еще только задавал тон беседе.

Балдезар опрокинулся на спину, с глухим стуком ударился головой об пол и остался лежать. Он обмяк, но не вырубился. Оглушен, но в сознании – это хорошо.

Я потянулся назад и запер дверь.

– Мастерская закрыта, – объявил я подмастерьям. – Никому не открывать, пока я тут не закончу. Понятно?

Те дружно кивнули. Я указал на угол:

– Сядьте там. Не двигайтесь.

Они чуть не попадали на бегу.

Я наклонился и вздернул Балдезара на ноги.

– Нам надо поговорить, – сообщил я писцу, пока тот тряс головой, пытаясь прийти в себя. – Наверх.

Балдезар развернулся и шатко направился к лестнице. Я шел сзади, придерживая его за спину, чтобы не упал – и чтобы не забывал.

Он повозился с засовом, отпирая кабинет. Тяжело рухнул за стол и принялся растирать затылок. Я стоял перед ним, взявшись за спинку кресла. Кто-то из подмастерьев успел к приходу хозяина распахнуть ставни, и утренний свет странно смешался с потемками.

– Должны быть серьезные основания, – изрек Балдезар, ухитрившийся вернуть себе толику царственного тона.

– Да, – откликнулся я, вынул из рукава поддельное письмо, расправил и выложил на стол. – Они и были.

Он долго смотрел на письмо. Наконец взял его – осторожно, большими и указательными пальцами.

– Понятно, – горько уронил он. – Ты думаешь, что это моих рук дело.

– Была такая мысль, не скрою.

– В таком случае она оказалась ошибочной.

Я навалился на кресло, и оно заскрипело.

– Не финти, Фальшак. Я не в том настроении.

Балдезар осторожно потрогал затылок.

– Уже понял.

Он облизнул губы и положил письмо обратно на стол.

– Поскольку я не знаю, кто и зачем это подделал, могу лишь догадываться, что цель была куда-то тебя заманить. Все это понятно из текста. Но ты пришел ко мне потому, что автор воспользовался именем, почерком и печатью некой благородной дамы, с которой ты, как нам обоим известно, ведешь дела.

– Что весьма ограничивает круг подозреваемых.

Балдезар согласно кивнул.

– Да. И то, что я работал с вами; и то, что знаком через тебя с ее почерком. – Тут он покачал головой. – Цепочка безупречная, признаю.

– Но? – подстегнул я.

– Но я не дурак. Вот в чем загвоздка. – Балдезар осторожно откинулся на спинку кресла. – Я много лет подделываю документы, Дрот. Накладные, имперские отказные, подорожные, контракты, налоговые декларации, дипломатические протоколы… Всех не упомнить, и каждый опаснее, чем простое приглашение. Если я уберегся от ноблей, послов, налоговиков и министров, то неужели ты думаешь, что я позволю тебе так легко меня вычислить? Тот, кто позволяет себе наследить, на этом свете не задерживается.

– Обычно так и бывает, – сказал я. – Но есть исключение. Так поступают, когда думают, что адресат поддельного письма умрет.

– Ах, это убийство? – Балдезар покачал головой. – Странно, что ты удовлетворился битьем. Традиционнее было бы замочить.

– Мочить легко, – ответил я. – Добиться правды немного труднее. От трупа – и вовсе тяжело.

– Очень прагматично, – одобрил Балдезар. – Но я тоже прагматик. Тебя, Дрот, не так-то просто убить. Сколько уже было покушений – два, три?

– Больше.

– Вот именно, – кивнул Балдезар. – С чего мне думать, что я стану исключением? Ты мог уцелеть, добраться до письма и выйти на меня.

– А вдруг ты спешил? Спешка чревата ошибками.

– Да, но зачем? И вообще, с какой стати мне понадобилось убивать тебя?

– Я и не говорил, что это ты меня заказал, – возразил я и показал на подделанную подпись сестры. – Ты кормишься такими вещами.

– Да. И хочу пользоваться вырученными деньгами, то есть жить. К тому же, – заметил он, щелкая по бумаге, – это халтура. Я не дошел бы до такого убожества даже под угрозой смерти.

Я вспомнил слова Йосефа.

– Огрехов мало, и заметить их нелегко.

– Но ты же заметил, – отозвался Балдезар. – Хорошая подделка тем и хороша, что дилетант не увидит в ней ничего подозрительного. А это письмо не выдержало даже такого испытания. – И он ткнул пальцем. – Вот здесь, здесь и здесь неправильно отрисованы буквы. В третьей и пятой строчке почерк поплыл. И как минимум две затертые и исправленные стилистические ошибки. Подделка документов – это искусство в той же мере, в какой и копирование. А тут поработал не художник, а переписчик.

– Кто бы он ни был, он владел образцами почерка баронессы Сефады, – напомнил я. – И знал, что мы с ней деловые партнеры. Это по-прежнему указывает на тебя.

– Да, и это меня беспокоит, – кивнул Балдезар. – Это значит, что либо кто-то забрался в мой кабинет, либо замешан мой работник. Так или иначе, это плохо. Но у меня нет причин желать тебе смерти.

Балдезар еще раз изучил письмо и протянул его мне.

– Я объяснил, почему это не моя работа, Дрот, но доказать не могу. Это подделка, а я подделываю. Но я отличный мастер, а этот – нет.

Не будь передо мной Балдезар, я рассмеялся бы в лицо после такого объяснения. Но я знал его давно и понимал, что он не запорол бы документ, даже если бы захотел. Самолюбие не позволит.

Я забрал у него письмо и придвинулся.

– Ладно, – сказал я. – Положим, ты этого не делал. Но я все равно считаю, что сведения о баронессе просочились отсюда. Найди виновника, иначе в следующий раз я могу повести себя менее «прагматично».

– Не волнуйся, – сказал Балдезар. – Мы оба пострадали. Я заинтересован в этом не меньше тебя.

Я мрачно усмехнулся:

– Сомневаюсь, Фальшак. Очень сильно сомневаюсь.




Солнце уже поднялось на две ладони над горизонтом, когда я добрался до дома и рухнул на кровать. Мне бы поспать часов десять, но толком сон не шел. Всплывали дремотные картины поединков, падений, сточных коллекторов и гигантских Ангелов с писчими перьями. К полудню я отчаялся и выполз обратно на улицу.

Наспех перекусив у Проспо, я проверил три тайника, где мне обычно оставляли записки, и пошел по улицам – заниматься делом. Не приходилось удивляться, что добрая половина слухов, собранных за пару часов, касалась меня – вернее, покушения Тамаса. Когда под окнами орут и дерутся, на это обращают внимание. Правды звучало мало, кое-что было чистым враньем, а несколько человек даже удивились при виде меня живого.

Я приписывал последнее раздутым отчетам о поединке, пока не натолкнулся на Бетриз. Она тоже была Носом, только Широким, а не Острым, как я, и сообщила мне, по обыкновению Носов, кое-что неприятное.

– Говорят, что ты утаиваешь от Никко сведения.

Она сказала это буднично и бросила в рот оливку. На пальцы были нанизаны еще шесть – так проще носить съестное, купленное минуту назад.

– Что? – опешил я. – Какие еще сведения?

Бетриз была высока и стройна, с темно-карими глазами и знающей улыбочкой, подобающей Носу. Ею и улыбнулась, едва проглотила оливку.

– Звонят, что ты обнаружил Шпика в доме Никко и не сказал, – сообщила она, слизывая рассол. – Это правда?

Я смотрел на нее бесстрастно, хотя соображал лихорадочно. Слух о Шпике должен был умереть и не подхватываться другими сборщиками информации. Я велел Мендроссу положить ему конец. Какого черта им занималась Бетриз?

– Дурак ты, – сказала она, по-своему оценив мое молчание. – Ты лучше других знаешь, что нельзя ничего утаивать от Никко.

– Я не… – заговорил я, осекся, сделал глубокий вдох и начал заново: – Я делаю, черт побери, свою работу, о которой тебе прекрасно известно: беру хренотень и отделяю хрень от тени. Я не даю Никко угробить организацию из-за пустых подозрений. Все это чушь. Мне совершенно незачем, чтобы он наломал дров по ходу пустых разборок.

Бетриз подняла выгоревшую бровь:

– Это незачем тебе?

– Мне, организации – всем.

– Угу, – отозвалась она, не слишком убежденная.

– Где ты это услышала?

– Да где-то на улице. – Бетриз неопределенно показала пальцем с оливкой.

– Ну да, понятно, – сказал я. – Сколько с меня?

Бетриз просияла:

– За что я люблю тебя, Дрот, так это за умение разбираться с херней.

Я заплатил ей, она назвала мне несколько имен, и остаток дня я собирал слухи. К счастью, их оказалось мало. Треп обо мне и Никко еще был в зародыше, а про Шпика едва говорили. Я побеседовал кое с кем, кое-кому заплатил, а еще пару припугнул. Проблемы это не решит, но дышать будет легче.

Если мне нужно пресечь болтовню – удержать Никко от разгрома организации, не говоря уже о том, чтобы он не поджарил меня самого за сокрытие сплетен, – я должен был предложить что-то существенное и предъявить имена, ответы, а то и пару трупов: мол, не за слухами гонялся, а дело делал.

Успех – вот мой лучший довод, но, чтобы его добиться, мне придется вернуться в Десять Путей.




Про мой предыдущий визит уже раззвонили. Местные признали во мне человека Никко, а кто-то даже повесил на меня смерть Федима. Ирония последнего слуха от меня не укрылась.

Говорить со мной не хотели. Нос Никко считался в этом кордоне чуть не самим Никко во плоти, а большинство Путевых скорее бы померло с выпущенными кишками, чем помогло чужому Тузу.

Но соколики помогли. А также, как выяснилось, упоминание Шатуна.

Тот, похоже, достал уже всех. По мнению улицы, он прибыл на кордон, окопался и повел себя так, словно скромные владения Никко были оплотом преступного мира. Конечно, он должен был приобрести некий вес и восстановить авторитет Никко, но это не означало, что можно топтать местные обычаи, выживать деловых людей и свистать к ноге окрестные банды, как нашкодивших щенков. Уровень Никко и его представителя не позволяли проделывать такие фортели в Десяти Путях.

Мне предстояло потолковать с Шатуном и выяснить, что за дьявольщина тут творилась. Никко не хотел нас сводить, но если Шатун намеревался затруднить мою деятельность, то я желал знать, почему он занимался этим с таким упоением и толком.

Люди Шатуна, как ни прискорбно, нашлись очень быстро. Немногим труднее было найти и место, где они кучковались. Шатун устроил себе штаб-квартиру в задней комнате игорного притона, этажом выше модистки. В притоне, как я понял по бурной деятельности, особо не таились. Я прошел мимо столов в заднюю часть помещения, где здоровенный Резун был занят тем, что умалял собой дверь, которую охранял.

– Шатун у себя? – спросил я.

И потянулся к ручке двери. Ладонь мгновенно угодила в мясные клещи.

– Его нет.

Я многозначительно посмотрел на полоску света под дверью. Вскоре она нарушилась прошедшей тенью.

– Понятно, – сказал я и потянул руку, но без толку. – Хорошо. Но передай на всякий случай, что пришел Дрот. Ради меня он вернется.

– Его нет, и он не вернется. Не для тебя.

Кое-что прояснилось. Шатун знал, что я в Десяти Путях, и приказал не пускать. Интересно.

Я запрокинул голову и заглянул Резуну в глаза. Тот улыбнулся, оскалив желтые зубы. «Давай», – прочел я в его глазах.

– У тебя есть имя? – спросил я.

Он осклабился сильнее.

– Знаешь, когда он вернется?

Та же картина.

– Мне что, говорить помедленнее?

Он насупился и стиснул мою ладонь. Я поморщился, ощутив, как сошлись кости, но глаз не отвел. После долгой паузы он отпустил руку. Я подавил желание спрятать ее за спину и небрежно опустил.

– Проваливай, – велел Резун.

Я постоял перед ним ровно столько, чтобы ему хватило прикинуть, не вышвырнуть ли меня, после чего развернулся и пошел прочь.

Небо из темно-синего становилось черным. Позади меня вышел человек Шатуна и прислонился к стене. Следом нарисовался еще один. Этот улыбнулся и помахал рукой – давай, до свидания. Я принял к сведению.

На четвертом перекрестке я убедился, что за мной не следят, вернулся по крышам. Ночь выдалась ясная, ущербная луна взойдет еще не скоро, и я с моим ночным зрением не беспокоился о часовых наверху. Их и не оказалось, крыши были безлюдны до самого ателье модистки.

Я призадумался. Шатун либо невероятно уверен в себе, либо дурак. А поскольку он не был глуп, то оставалось одно. Шатун не сомневался, что в Десяти Путях ему ничего не грозит. Что он настолько в безопасности, что не поставил ни единого человека на Танц-Пути. Это противоречило уличным разговорам.

Или это, или ловушка. Так или иначе, я ничего не узнаю, если буду глазеть на крытый гонтом конек крыши.

На крышу выходили шесть слуховых окон – три с одной стороны, три с другой. Быстрый осмотр показал, что пять из шести были забраны ставнями. Но шестое оставалось распахнутым. Внутри было темно, но ночное зрение четко показало, что там когда-то побывали скваттеры. Судя по слою пыли и нетронутым птичьим гнездам, туда какое-то время никто не наведывался.

Я забрался внутрь и двинулся крадучись, стараясь не наступить на гнилую половицу. В носу щекотало от запаха плесени и птичьего помета. Снизу глухо доносились крики, проклятия и стук игральных костей. Чуть дальше голоса стихли, потом пропали. Я опустился на колени и приник ухом к полу. До меня долетели отзвуки приглушенной беседы двух человек.

До меня, пока я прислушивался, дошло, что я не знал, Шатун там или нет. Я действовал исходя из чутья, тени под дверью и приема, оказанного Резуном. И даже если это Шатун, он с тем же успехом может развлекаться со шлюхой, с каким говорить о чем-то важном. Первый вариант вероятнее, черт побери.

Я улыбнулся во мраке. Что ж, Носу не впервой ложиться мордой в пыль и помет. Ползать и рисковать – издержки ремесла.

Мне не было слышно сквозь пол чердака – точнее, слышно, но мало. Беседа текла на грани внятности. Я вытащил из мешочка с травами слуховую плошку – короткую оловянную трубку, с которой не расставался еще в бытность Широким Носом, – и огляделся зорче. Заметив проблеск света в щели, я подполз, лег плашмя, наставил раструб и приник ухом.

Так-то лучше.

– …Проклятый кордон! – говорил Шатун. – Меня послали наводить порядок, а не устраивать бардак!

– Забавно, – откликнулся его собеседник. – Мне показалось, что как раз наоборот.

Я невольно хапнул воздуха и вовремя остановился, пока не наглотался пыли. Знакомый голос: низкий, глубокий, чуть глумливый. В прошлый раз он доносился не через щель в потолке, а сквозь канализационную решетку. Я не знал, кто этот человек и как его зовут, но вспомнил беседу, которую мы с Деганом подслушали из-под земли неподалеку от лавки Федима.

Какого черта ему понадобилось от Шатуна?

Шатун не то кашлянул, не то издал смешок.

– Можно подумать, твои ребята тут ни при чем!

– Ее люди никому не мешают, – возразил тот. – Только твои. Наводнили улицы и всех прессуют. Было ясно, что Никко отреагирует, но такого беспредела никто не ждал. Кенты из Десяти Путей плюются, дружок, когда слышат его имя, или сплевывают на сталь, пока полируют. Твои действия слишком…

– …Слишком похожи на его? – подхватил Шатун.

– Ты наседаешь и спешишь.

– Именно этого он и хочет, – сказал Шатун. – Никко нужны результаты, и я не собираюсь подставляться ради твоего расписания. Вы сами заварили кашу – и я не виноват, что местные вам не подыгрывают. Что касается моего босса, то он будет счастлив, если я не начну войну.

Наступила пауза.

– Значит, ты понимаешь, что этим может кончиться?

– В смысле? Войной? Или тем, что ее начну я?

– Разницы никакой.

На сей раз я втянул в себя воздух и чуть не задохнулся. Клановая война в Десяти Путях? Кровь хлынет рекой. В других кордонах Кенты разбирались между собой сами и не трогали Светляков. Власти видели, но не вмешивались, пока мы резались только между собой.

Другое дело – Десять Путей. Это серьезный зверь. Если начнется полномасштабная война, то местные банды примутся сводить старые счеты и в драку полезут все подряд. Никто не станет смотреть, Светляк перед ним или Кент; для мщения хватит любого повода, мнимого или подлинного. А дальше спираль закрутится, и все будет только нарастать.

В Десяти Путях зародилось слишком много восстаний, чтобы имперские власти проигнорировали клановую войну. При малейшем признаке того, что речь идет о чем-то большем, нежели местная потасовка, сюда введут легионы – сплошь Черные Кушаки с клинками наголо. А если они не справятся – ну что же, тогда в кордон введут Белых, как было сделано против Исидора, Короля-Тени.

Я содрогнулся. О Белых лучше не думать.

И медленно выдохнул, стараясь не закашляться. Во рту остался привкус пыли и помета – сухой, дерущий и кислый, как уксус. Я скорчил мину, попробовал сплюнуть, но не хватило слюны. Полмира за воду и возможность откашляться, но мне их было не видать, пока Шатун беседовал со своим дружком.

А тот говорил:

– Я думал, что война не планируется…

Я отметил, что Шатун не сильно удивился словам собеседника.

– Ах да… ну, что же… возникли новые соображения. Теперь речь не только о местных разборках.

– Значит, не вам одним хочется помыкать Кругом, – самодовольно ответил Шатун. – Нашлись и еще игроки.

– Полегче, дружок. Это не то, что ты думаешь, – возразил другой. – Мы и хотели привлечь внимание Тузов и Бандюков. Никко – серьезный человек, но даже ему не по зубам в одиночку разгоношить такой кордон, как Десять Путей. Нам было нужно, чтобы Кенты ощутили общую угрозу и выступили скопом, а не разрозненными враждующими шайками. Но ты заходишь слишком далеко. Кенты на границе территории Никко зашевелились. Они ищут поддержки у других Тузов, а мы хотели, чтобы они шли к тебе.

– Как я могу их защитить без надежных тылов? – вспылил Шатун. – Никко должен заработать на кордоне авторитет, чтобы в нем видели опору. Я этим и занимаюсь. А вы интригуете и стравливаете местных. Не доведи вы их до ручки своими играми, я не боялся бы высунуть на улицу нос!

Я чуть усмехнулся, оценив аналогию намного лучше Шатуна. Это была ошибка. В горле запершило, грудь заходила ходуном, и я сделал глубокий, медленный вдох, задержав воздух и унимая кашель.

– Если они так завелись, можно подкинуть им другую тему для размышлений, – изрек собеседник Шатуна.

– Например?

Повисло молчание. Моя грудь еще сотрясалась. Я выдыхал коротко, понемногу, чтобы снять напряжение.

– Быть может, пора проверить, как далеко пойдут Тузы, – произнес тот.

– До войны?

– Если мы…

Тут кашель победил. Я зажал рот и стиснул зубы. Лучше не стало. Все, чего я достиг, – превратил перханье в фырканье. Я быстро прикрыл лицо. Слуховая плошка качнулась и опрокинулась. Я снова фыркнул, подхватил ее и прижал к щели.

Тишина.

Потом второй человек спросил:

– Это крысы?

– Крысы не чихают.

Снова молчание. Затем что-то упало, и кто-то глухо выругался.

– Твою мать! – взвился Шатун. – Хватит к нему подкрадываться! Вперед! Взять его!

Я вскочил и побежал, подныривая под балки и огибая кучи мусора. Внизу послышались голоса и гулкий топот. Я не знал, где находилась лестница со второго этажа, но не сомневался в том, что скоро они будут здесь. Я обежал ненадежный участок пола и бросился к окну.

Я уже занес ногу, чтобы выбраться, как в помещении за моей спиной стало светлеть. По лестнице топотали, Шатун орал, кто-то нес свет – лампу или фонарь. Я перелез через подоконник, выбрался из слухового окна и осмотрел крышу. Никого – ни сверху, ни снизу.

Умнее было сделать ноги, но я взобрался по черепице, съехал к мансарде, дошел до края. Затем оседлал навес слухового окна и глянул вниз, откуда только что выбрался. И вытащил рапиру.

Теперь из окна бил свет, очень яркий в темноте раннего вечера. Я несколько раз моргнул, успокаивая ночное зрение.

Подо мной снова выругался Шатун, нашедший следы моего присутствия. Там собралось четверо – возможно, больше.

В окне мелькнула тень, и я вскинул клинок. Я хотел не столько убить, сколько убедить не гнаться за мной. Если мне повезет, то высунется Шатун, к которому у меня имелись вопросы.

Из окна высунулась голова в сером берете, за которой последовали широкие плечи, упрятанные в дублет золотисто-бурой расцветки. Голова повертелась, осматривая крышу. Я различил короткие седые волосы.

– Ну? – окликнул изнутри Шатун.

Человек помотал головой и вдруг замер. Он начал медленно изгибать шею, пока не увидел меня. Волевой подбородок, широкий нос. Шрамов не было, но сразу видно – боец. Такой удара не побоится. Он узрел над собой рапиру и медленно улыбнулся, показав мелкие, ровные зубы.

– Сегодня нам его не поймать, – скрежетнул он низким голосом, который я знал по канализации. Теперь добавилось и лицо. – Во всяком случае, безболезненно.

– Проклятье! – отозвался Шатун. – Надо выяснить, что он успел подслушать! И на кого работал!

Человек поднял бровь. Я сделал вид, что внимательно оглядываю рапиру, потом отрицательно помотал головой. Он пожал плечами, заглянул внутрь чердака и вопросительно посмотрел на меня. Можно ли ему вернуться?

Я задумался. На моей стороне преимущество, мне нужны ответы, а случай получше мог и не представиться. Но я не знал, не лезут ли уже на крышу люди Шатуна. Вряд ли он меня пощадит на том основании, что мы служили Никко. Понятно, что мы не терпели друг друга, но дело даже не в этом. Шатун мутил что-то на стороне с хмырем, который смотрел на меня из окна, а то и вовсе с ним спелся. Если Никко об этом не знал, то Шатун мог быть не расположен меня отпускать.

Нет уж, надо валить отсюда. Каким бы ни было искушение, задержка могла ввергнуть меня в намного худшую беду, чем я искал.

– Имя? – коротко спросил я.

Тот на мгновение задумался.

– Ирониус[2]2
   Игра слов: iron и irony – железо и ирония.


[Закрыть]
, – ответил он. – А твое?

Я ухмыльнулся и сказал:

– Скажи Шатуну, что его любимый Нос желает ему доброночи!

Затем я откинулся назад, исчезнув из поля его зрения, и помчался по крышам. Я не спускался, пока не достиг сравнительно безопасного кордона Каменной Арки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю